CC BY
253
УДК 347
Хужин Альфир Мисхатович Khuzhin Alfir M.
доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры гражданского права и процесса Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
doctor of sciences (law), associate professor, professor of the department of civil law and process Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, 603950)
E-mail: [email protected]
Вина в гражданском праве: ХМСП-исследование Guilt in civil law: HMSP-research
В статье предлагается авторский взгляд на возможность использования методологии хроноди-скретного моногеографического сравнительного правоведения (ХМСП) при исследовании актуальных проблем гражданского права. Анализу подвергнут институт вины в гражданском праве посредством методологии ХМСП. Отмечается концептуальность идей и взглядов на проблему вины в современном гражданском праве.
The article offers the author's view on the possibility of using the methodology of chrono-diskrete mono-geography comparative law (HMSP) in the study of actual problems of civil law. Analysis subjected Institute of guilt in civil law by HMSP methodology. Noted conceptual ideas and views on the issue of guilt in modern civil law.
Ключевые слова: хронодискретное моногеографическое сравнительное правоведение, научное направление, вина, гражданское право, поведенческая концепция.
Keywords: chrono-diskrete mono-geography comparative law, scientific direction, guilt, civil law, behavioral concept.
Методология хронодискретного моногеографического сравнительного правоведения (далее — ХМСП) позволяет подвергать анализу не только правовые или государственные институты, закрепленные в законодательстве, но и научные взгляды (представления) о тех или иных юридических явлениях [1 ]. К таковым можно отнести проблему вины в гражданском праве.
Долгое время в правовой доктрине нашего государства существовала единая так называемая психологическая концепция вины. Данная теория психологического понимания вины была весьма обстоятельно исследована в науке уголовного права и нашла свое законодательное закрепление в действующем УК РФ и судебно-следственной практике. В результате использования трансляционной функции произошел перенос научных знаний о вине из уголовного права, выступившего в качестве «материнской» предметной области публичного права, в гражданское, которое, в свою очередь, выступило «дочерней» предметной областью.
Однако специфика частноправовых отношений весьма неоднозначно сказалась на судебно-арбитражной практике, которая была вынуждена опираться на иные сущностные основания при констатации вины в деяниях лица [2; 3].
На наш взгляд, восприятие психологической концепции вины неприемлемо для частноправового оборота и требует иных подходов, а именно — с поведенческих позиций. Рассмотрим данную концепцию, применяя методологию хронодискретного моногеографического исследования.
Необходимо отметить, что поведенческая концепция вины не является каким-то новообразованием в гражданском праве. Еще в первой половине XIX века Сенат в одном из своих разъяснений давал определение вины с позиции поведенческой теории. Указывалось, что «под понятие вины подходит не только положительное действие, но и всякое упущение в исполнении обязанности, то есть отсутствие такой предусмотрительности и заботливости, которые могли
бы предупредить нанесения вреда другим...» [4, с. 154].
Разработчики проекта считали необходимым установить общую меру возможности предвидения, обязательной для всякого должника, независимо от его личных качеств. Определялось:
— при обстоятельствах, которые должник при всей его обязательной мере внимательности мог предвидеть и предотвратить, — подлежит вменению в вину;
— при обстоятельствах непредвидимых и непредотвратимых при применении этой обязательной меры внимательности должник мог предвидеть и предотвратить, если бы отнесся к своему обязательству с большею внимательностью, нежели та, к которой он был обязан, — следует признавать случайным (невиновным).
На основании вышеизложенного постулата, определяющего меру внимательности для должника, была сформулирована норма статьи 1650 проекта Гражданского уложения. В соответствии с ней должник отвечал за убытки, причиненные верителю неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, если не доказал, что исполнение обязательства вполне или в части сделалось невозможным вследствие такого события, которого он, должник, не мог ни предвидеть, ни предотвратить при той осмотрительности, какая требовалась от него исполнением обязательства [4, с. 154].
К сожалению, проект Гражданского уложения 1905 года так и остался проектом столь серьезно проработанного кодифицированного акта, в котором содержались идеи, развивающие в том числе учение о поведенческой концепции вины. Революционная ситуация в стране в период правления Николая II не дала оснований и повода для введения столь необходимых и значимых для развития права положений.
Безусловно, теория психологической концепции вины в гражданском праве возникла в результате попытки экстраполяции данной категории из науки уголовного права в советский период. Под виной понималось психическое отношение вменяемого лица к учиненному им преступному деянию в форме умысла или неосторожности. С этого момента психологическая концепция вины поглощает и сферу частноправовых отношений.
Хотя ни у кого не возникает сомнения, что главным в уголовной вине являются моменты, опасные для общества, а потому осуждаемые государством. И именно для определения степени опасности преступника для общества необходимо уяснение, каково же его психическое
отношение к совершенному преступлению и его последствиям. Какое значение имеет это обстоятельство для двух участников имущественного оборота (субъектов гражданско-правовых отношений), один из которых нарушил субъективные права другого, на что тот требует соответствующего возмещения, остается загадкой.
Конечно же, огромную роль на влияние правовой мысли советской эпохи играла идеология. Так, Г.К. Матвеев указывает, что «психологическое объяснение понятия вины убедительно подтверждает сделанный ранее вывод о том, что вина есть понятие историческое, классовое. Каждый класс имеет свои представления о праве, нравственности, порождаемые определенными производственными отношениями. У каждого класса есть и свое собственное представление о вине как основании ответственности» [5, с. 182].
В соответствии с пунктом 1 статьи 401 ГК РФ «лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства». Ни одного слова о каком-либо психическом отношении и тем более предвидении (непредвидении) своих действий со стороны лица не сказано! Иначе говоря, для гражданского права вина из области субъективных психических ощущений переводится в область объективно возможного поведения участников имущественного оборота, где их реальное поведение сопоставляется с требованиями заботливости и осмотрительности, которые должен проявлять разумный и добросовестный субъект. Данное обстоятельство не означает, что в гражданском праве не выявляются формы вины, более того, та же статья 401 ГК РФ указывает на умысел и неосторожность как общие основания ответственности. Однако необходимо учитывать, что нормы о выделении форм вины, влияющие на размер ответственности, носят в большей степени характер исключения, нежели общеустановленного правила.
Для гражданского права первостепенное значение имеет сам правонарушающий факт деяния (принцип генерального деликта), а вто-ричность составляет наличие или отсутствие вины лица в этом, причем законодательный упор делается на констатации последнего как обстоятельстве, способствующем уменьшению размера ответственности. При этом нельзя недооценивать роль вины в сфере гражданско-правового регулирования на основании нали-
чия лишь отдельных случаев ответственности без вины» [6, с. 90].
Во-первых, юридическая ответственность без наличия вины невозможна, и, во-вторых, вине в гражданском праве всегда придавалось (надеемся, и будет придаваться) «особое» внимание и было соответствующее к ней отношение, которое не умаляет важнейшей роли этого правового явления.
Как справедливо отмечают авторы классического университетского учебника по гражданскому праву, «решать вопрос о вине и невиновности необходимо путем анализа отношения лица к своим делам и обязанностям. Если оно проявляет необходимую заботливость и осмотрительность, которую можно требовать от него с учетом характера обстановки, в которой оно находится и действует, то такого субъекта следует признать невиновным. Однако это относится к случаю, когда речь идет о неосторожности (отграничении неосторожности от невиновного поведения. — А.Х.). Вина в форме умысла заключается в намеренных действиях либо бездействии, направленных на причинение имущественного вреда другому лицу [7, с. 634—635]. В любом случае при констатации невиновного поведения учитывается та степень заботливости и осмотрительности, которая требовалась от лица, нарушившего права и законные интересы других участников частноправовых отношений [8, с. 321]. При этом само соблюдение прав и законных интересов участников частноправовых отношений заключается в исполнении соответствующих обязанностей.
Товарно-денежный характер гражданско-правовых отношений предполагает главенство компенсаторно-восстановительной функции соответствующей ответственности или иных мер защиты, для которых решающую роль играет поведенческий элемент проявления вины нарушителя и иных участников гражданского оборота.
Нередко поведенческую концепцию вины пытаются отождествлять с противоправностью. Ни в коем случае нельзя приравнивать описываемую «поведенческую» концепцию вины к чему-то, лишенному субъективного элемента явления, и воспринимать данную теорию как объективную, что с неизбежностью приводит к смешению понятий «вина» и «противоправность», поскольку для доказывания наличия вины правонарушителя необходимо лишь установление норм права, требования которых были нарушены [9, с. 15].
Смешение вины и противоправности возникает постоянно, когда понятию вины придается объ-
ективное значение факта нарушения нормативно-правовых предписаний. Так, И.С. Самощенко пишет, что «нельзя нарушить закон, когда лицо не могло и не должно было предвидеть наступления общественно вредного результата своего поведения или, предвидя его, было не в состоянии предотвратить его наступление» [10, с. 41].
При указанных обстоятельствах невозможно не только отрицать противоправность, но и судить о том, что лицо не виновно, ибо вредный результат неправомерного поведения не является во всех случаях необходимым. Что касается нарушения закона, то оно вовсе не зависит от сознания нарушителя, а представляет собой объективный факт, констатируемый независимо от такого сознания. Непосредственно судить о противоправности можно только при условии непосредственного поведения лица, то есть такого процесса, который будет иметь определенные временные характеристики юридической обязанности. В связи с этим не столь принципиально, о нарушении чего будет идти речь — самого закона или устанавливаемого им требования, нормы права или предусмотренного ею правила поведения, правового запрета или возникающей в связи с ним обязанности — в любом случае нарушение подразумевает деяние, противоречащее требованиям, правилам поведения, возложенным обязанностям.
Поведенческая концепция основана на выявлении не объективного факта нарушения нормативно-правовых предписаний, а анализа объективно возможного поведения участников гражданского оборота, где их реальное поведение сопоставляется с требованиями заботливости и осмотрительности, которые должен проявлять разумный и добросовестный субъект. Наоборот, такие элементы поведенческой концепции, как «внимательность», «осмотрительность» и заботливость» свидетельствуют о необходимости анализа субъективного отношения лица к сложившимся обстоятельствам частноправового оборота. Именно проявление со стороны лица достаточной степени заботливости и осмотрительности при определенных условиях гражданского оборота указывает на соответствующий уровень невиновного поведения лица.
Само поведение включает в себя психологические механизмы проявления определенных свойств личности, выраженных в осмотрительности, внимательности и осторожности, однако характер частноправовых отношений не может «фиксировать» непосредственный психологизм конкретного лица в этой сфере. Однако про-
цесса выявления и доказывания «психического отношения» лица к деянию и последствиям не требуется ввиду затруднительности и трудоемкости процесса вменения, а самое главное, ввиду отсутствия необходимости в этом в силу действия презумпции виновности нарушителя на основе базового принципа гражданского права о первичной необходимости восстановления нарушенных частных прав. Приоритетным сущностным наполнением вины в частноправовых отношениях выступает объективно возможная составляющая поведения лица, выраженная в непроявлении достаточной осмотрительности и заботливости, которая требовалась именно в непосредственных обстоятельствах гражданского оборота. Иными словами, при установлении пределов вины/невиновности анализу подвергается оценка характера поведения лица, нарушающего нормы гражданского законодательства, условий договорных отношений либо иные частные интересы участников гражданско-правовых отношений.
Нельзя критически заявлять, что вина в гражданском праве лишена всяческих психо-логизмов, наоборот, эти психологизмы присутствуют в поведении любого вменяемого лица в любых правоотношениях. Психические процессы сопровождают постоянную активную деятельность лица и составляют основу его интеллектуально-волевой регуляции. Однако сами пределы вины/невиновности в частноправовых отношениях многогранны и наполнены разнообразностью возникающих ситуаций гражданского оборота, его дозволительной направленностью, регулятивной основой, требующей соответствующего поведения. Поэтому именно нормативные требования к соответствующему поведению лежат в основе сущностного понимания вины в частном праве. Данное обстоятельство ни в коей мере не означает, что структурный анализ вины в частном праве не может подвергаться выявлению психических процессов лица в отношении к совершаемому деянию или последствиям, наоборот, при законодательном требовании выявления умышленных действий лица, при процессуальной необходимости, это важно.
На данный момент необходимо признать, что законодательное определение вины в гражданском праве сформулировать невозможно и не представляется целесообразным. Многогранность этого правового явления, его оценочный субъективно-объективный характер, «каучуко-вость» составляющих его основу характеристик не позволяют выработать единого понятия, от-
вечающего всем требованиям теории и практики. Это обстоятельство не означает, что на законодательном уровне не должно содержаться нормативных условий о вине как основании применения мер юридической (гражданско-правовой) ответственности. Именно указание на наличие определенных форм вины и их содержания в гражданском законодательстве будет достаточным и обоснованным, реципирующим классическое римское право нормативным построением. В связи с этим считаем необходимым предложить ряд мер по конкретизации норм ГК РФ об установлении условий о вине.
Во-первых, уже само наименование статьи 401 ГК РФ «Основания ответственности за нарушение обязательства» не отражает ее содержания, так как речь в данной норме ведется о вине как одном из условий гражданско-правовой ответственности. Основания и условия ответственности не тождественны по своей сути. Считаем, что под основанием гражданско-правовой ответственности необходимо понимать нарушение самих субъективных гражданских прав, тогда как условия подразумевают обязательные общие требования, соблюдение которых необходимо для применения мер ответственности. К их числу, наряду с противоправностью, вредом и причинной связью между ними, относится и вина нарушителя.
Таким образом, предлагается название данной статьи изложить в следующей редакции: «Вина при нарушении обязательства». Полагаем, что данное наименование в полной мере будет отражать содержание статьи 401 ГК РФ.
Во-вторых, предлагаем пункт 1 статьи 401 ГК РФ конкретизировать понятиями умысла и неосторожности в следующей редакции:
«Действия лица признаются умышленными, если с его стороны были проявлены намеренные действия или бездействие с целью неисполнения или ненадлежащего исполнения обязанностей, либо создания невозможности их исполнения».
«Действия лица признаются неосторожными, если с его стороны не была проявлена достаточная степень заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру отношений и условиям оборота, и оно не приняло все возможные меры для надлежащего исполнения обязанностей. Неосторожность может быть легкой (простой) и грубой».
«Легкая (простая) неосторожность выражается в непроявлении лицом повышенной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было ожидать от него, и в непринятии им
всех возможных мер в целях надлежащего исполнения обязанностей».
«Грубая неосторожность выражается в непроявлении лицом той минимальной степени заботливости и осмотрительности, какую можно было ожидать от любого участника гражданского оборота, и в непринятии им очевидных мер в целях надлежащего исполнения обязанностей» [11, с. 333].
В-третьих, предлагаем экстраполировать сформулированное условие о вине не только на договорные, но и внедоговорные обязательства, в частности на деликтные и кондикционные, путем установления бланкетных норм по отношению к статье 401 ГК РФ. Так, пункт 2 статьи 1064 ГК РФ «Общие основания ответственности за причинение вреда» необходимо дополнить:
«Вина сторон в обязательствах вследствие причинения вреда устанавливается по правилам статьи 401 ГК РФ» и далее по тексту.
По этим же соображениям дополнить пункт 2 статьи 1104 ГК РФ:
«До этого момента он отвечает лишь за умысел и грубую неосторожность, определяемые статьей 401 ГК РФ (в предложенной нами выше редакции. — А.Х.)».
Таким образом, сущностное понимание вины в публичном и частном праве различное. Если в публично-правовой сфере используется психологическая теория вины, основанная на психическом отношении субъекта к противоправному деянию и его последствиям, то для частноправовой сферы характерна поведенческая теория. Иначе говоря, для частного права вина из области субъективных психических ощущений переводится в область объективно возможного поведения участников имущественного оборота, где их реальное поведение сопоставляется с требованиями заботливости и осмотрительности, которые должен проявлять разумный и добросовестный субъект.
Психологическая теория вины акцентируется на моментах непосредственного личного отношения лица к преступному деянию, тогда как поведенческая теория вины ближе к оценочным критериям должного поведения в частноправовой сфере. В первом случае возникает потребность проникнуть во внутреннюю, глубинную сферу человека для того, чтобы понять его «суть в отношении» к охраняемому публичным законом общественному правопорядку, во втором — познать степень возможного поведения по предотвращению нарушения частных интересов. Полагаем, что данные теории вины можно определить по константам двух начал: «пу-
бличное право — приоритет психологической теории» и «частное право — приоритет поведенческой теории».
Говорить об абсолютизации «поведенческих» начал в понимании вины в частном праве и «психологических» в публичном представляется неверным. Более того, даже в так называемых «материнских» отраслях права (частного — гражданского и публичного — уголовного) речь о сугубо поведенческом или психологическом понимании вины не идет. Достаточно упомянуть нормы гражданского законодательства, предусматривающие умышленные действия лица при исполнении обязательств или причинении вреда, либо нормы уголовного законодательства, требующие разграничения небрежности и невиновности по его объективному критерию, то уже возникают достаточные основания, свидетельствующие о проблематичности однозначного восприятия соответствующей теории вины. Поэтому мы можем лишь констатировать доминирование психологической концепции вины в публичном праве и поведенческой — в частном. Сама же методология ХМСП подтверждает преемственность идей в отечественной юриспруденции.
Примечания
1. Демичев А. А. Хронодискретное моногеографическое сравнительное правоведение как направление современной юридической науки // История государства и права. 2010. № 16.
2. Апелляционное определение Новосибирского областного суда от 3 ноября 2015 г по делу № 338902/2015.
3. Постановление Восьмого арбитражного апелляционного суда от 6 июня 2016 г № 08АП-222/2016 по делу № А70-2002/2011.
4. Гражданское уложение. Проект высочайше учрежденной редакционной комиссии по составлению проекта гражданского уложения. СПб., 1905.
5. Матвеев Г К. Основания гражданско-правовой ответственности. М., 1970.
6. Пашенцев Д.А., Гарамита В.В. Вина в гражданском праве. М., 2010.
7. Гражданское право: учебник: в 4 т. / отв. ред. Е.А. Суханов. М., 2008. Т. 4: Обязательственное право.
8. Гражданское право: учебник: в 2 т. / под общ. ред. М.В. Карпычева, А.М. Хужина. М., 2016. Т. 2.
9. Фоноберов Л.В. Особенности категории вины в обязательствах вследствие причинения вреда: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010.
10. Самощенко И.С. Свобода воли и ее значение для правового регулирования общественных отношений // Советское государство и право. 1963. № 12.
ф з
I (В CD О
<о
Ф
5
о 3
с;
0
1
ф со m а с
0
S
1 (С
I
(В
а
(О
11. Гражданское право: учебник: в 2 т. / под общ. ред. М.В. Карпычева, А.М. Хужина. М., 2016. Т. 1.
Notes
1. Demchev A.A. Chrono-diskrete mono-geography comparative law as the direction of contemporary legal science // History of state and law. 2010. № 16.
2. Appeals definition of the Novosibirsk regional court of 03.11.2015 in the case № 33-8902/2015.
3. Resolution of the Eighth arbitrazh appellate court dated 06.06.2016 № 08AP-222/2016 and the case № A70-2002/2011.
4. Civil code. Project majesty established a drafting commission for drafting the civil code of the project. St. Petersburg, 1905.
5. Matveev G.K. Grounds for civil liability. IVIoscow, 1970.
6. Pashentsev D.A., Garamita V.V. Wines in civil law. Moscow, 2010.
7. Civil law: the textbook: in 4vol. / hole. ed. E.A. Sukhanov. Moscow, 2008. Vol. 4: Liability law.
8. Civil law: the textbook: in 2 vol. / under general. ed. M.V. Karpychev, A.M. Khuzhin. Moscow, 2016. Vol. 2.
9. Fonoberov L.V. Features guilt categories obligations owing to injury: dissertation... candidate of legal sciences. Moscow, 2010.
10. Samoschenko I.S. Freedom of faith and its importance for the legal regulation of social relations // Soviet state and the right. 1963. № 12.
11. Civil law: the textbook: in 2 vol. / under general ed. M.V. Karpychev, A.M. Khuzhin. Moscow, 2016.
w
I 3 0Q
I
I
