Научная статья на тему '"вещество жизни" Андрея Платонова и категория "ци" в китайской философской традиции'

"вещество жизни" Андрея Платонова и категория "ци" в китайской философской традиции Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
557
106
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
"ВЕЩЕСТВО СУЩЕСТВОВАНИЯ" А.П. ПЛАТОНОВА / МИРОВАЯ ЭНЕРГИЯ / СОН И СМЕРТЬ / ТЕПЛО / ФИЛОСОФСКАЯ КАТЕГОРИЯ "ЦИ" / ЭФИР / УПРАВЛЕНИЕ ПРИРОДОЙ / ДАОСИЗМ / КОНФУЦИАНСТВО

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Баршт Константин Абрекович

Дан сравнительный анализ философской категории «ци», традиционной для китайской философской культуры, и концепции «вещества существования» («вещества жизни»), определявшей сюжеты произведений Андрея Платонова, мировоззрение его героев-философов, обозначены черты их сходства. Предполагается, что эта тема имеет два аспекта, первый из которых связан с нахождением черт подобия между парадигмой «ци» и структурой художественного мира писателя, второй с обнаружением текстов, описывающих параметры китайской философии в возможном круге чтения писателя. Выдвигается гипотеза о знакомстве А. Платонова с книгой Лао Цзы «Дао дэ цзин» («Тао-те-кинг, или Писание о нравственности»), изданной в русском переводе под редакцией Л.Н. Толстого в 1913 году, а также с монографией С. Георгиевского «Мифические воззрения и мифы китайцев» (СПб., 1892 г.). Рассматривается утверждение Платонова о том, что жизнь это форма движения «сокровенного вещества», в то время как организм человека есть аккумулятор энергии, который способен принимать и передавать ее при контакте с другими телами. Также выдвигается гипотеза о том, что этот феномен обозначается в произведениях Платонова знаком «тепло», в соответствии с традиционной китайской философией, подобным образом ведет себя Ци как специфическое энергетическое состояние. Указывается, что персонажи Платонова развивают тезис о возвращении мертвого тела к жизни и движении по стреле времени в обратном направлении («Котлован», «Чевенгур»), что соответствует представлениям о «возвращении к жизни» в китайской мифологии. Делается предположение, что в рамках этой логики и с использованием приемов, напоминающих китайские обряды оживления умершего, описанные в книге Георгиевского, в романе «Чевенгур» предпринята попытка возвращения к жизни умершего мальчика; в обоих случаях тело умершего трактуется как часть вечно живой мировой материи, перешедшей в новое состояние, принципиально обратимое.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «"вещество жизни" Андрея Платонова и категория "ци" в китайской философской традиции»

10. Frank, S. Religioznost' Pushkina [Religiosity Pushkin], in Pushkin v russkoy filosofskoy kritike: konets XIX - pervaya polovina XX v. [Pushkin in Russian philosophical criticism: end of XIX-XX centuries the first half]. Moscow: Kniga, 1990, pp. 380-396.

11. Bulgakov, S. Zhrebiy Pushkina [The die Pushkin], in Pushkin v russkoy filosofskoy kritike: konets XIX - pervaya polovina XX v. [Pushkin in Russian philosophical criticism: end of XIX-XX centuries the first half]. Moscow: Kniga, 1990, pp. 27-294.

УДК 82:11(47:510) ББК 83.0:87.3(2Рос:5Кит)

«ВЕЩЕСТВО ЖИЗНИ» АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА И КАТЕГОРИЯ «ЦИ» В КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ

К.А. БАРШТ

Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН наб. Макарова, 4, г. Санкт-Петербург, 199034, Российская Федерация E-mail: konstantin_barsht@pushdom.ru

Дан сравнительный анализ философской категории «ци», традиционной для китайской философской культуры, и концепции «вещества существования» («вещества жизни»), определявшей сюжеты произведений Андрея Платонова, мировоззрение его героев-философов, обозначены черты их сходства. Предполагается, что эта тема имеет два аспекта, первый из которых связан с нахождением черт подобия между парадигмой «ци» и структурой художественного мира писателя, второй - с обнаружением текстов, описывающих параметры китайской философии в возможном круге чтения писателя. Выдвигается гипотеза о знакомстве А. Платонова с книгой Лао Цзы «Дао дэ цзин» («Тао-те-кинг, или Писание о нравственности»), изданной в русском переводе под редакцией Л.Н. Толстого в 1913 году, а также с монографией С. Георгиевского «Мифические воззрения и мифы китайцев» (СПб., 1892 г.). Рассматривается утверждение Платонова о том, что жизнь - это форма движения «сокровенного вещества», в то время как организм человека есть аккумулятор энергии, который способен принимать и передавать ее при контакте с другими телами. Также выдвигается гипотеза о том, что этот феномен обозначается в произведениях Платонова знаком «тепло», в соответствии с традиционной китайской философией, подобным образом ведет себя Ци как специфическое энергетическое состояние. Указывается, что персонажи Платонова развивают тезис о возвращении мертвого тела к жизни и движении по стреле времени в обратном направлении («Котлован», «Чевенгур»), что соответствует представлениям о «возвращении к жизни» в китайской мифологии. Делается предположение, что в рамках этой логики и с использованием приемов, напоминающих китайские обряды оживления умершего, описанные в книге Георгиевского, в романе «Чевенгур» предпринята попытка возвращения к жизни умершего мальчика; в обоих случаях тело умершего трактуется как часть вечно живой мировой материи, перешедшей в новое состояние, принципиально обратимое.

Ключевые слова: «вещество существования» А.П. Платонова, мировая энергия, сон и смерть, тепло, философская категория «ци», эфир, управление природой, даосизм, конфуцианство.

ANDREI PLATONOV'S «SUBSTANCE OF LIFE» AND THE CATEGORY «QI» IN THE CHINESE PHILOSOPHICAL TRADITION

K.A. BARSHT

The Institute of Russian Literature(The Pushkin House)Russian Academy of Sciences 4, Makarova emb., Saint-Petersburg, 199034, Russian Federation E-mail: konstantin_barsht@pushdom.ru

In the article there is an analyzes of the similarities between «qi» as a traditional category of Chinese philosophical culture, and the concept of «substance of existence» («substances of life») governing the subjects of Andrei Platonov's works, and the worldview of his characters-philosophers. The theme has two aspects, the first one is associated with the presence of similarity between the paradigm of «qi» and the structure of the world, depicted by the writer in his novels, the second - with the discovery of the texts describing the parameters of Chinese philosophy in the possible writer's circle of readings. The author suggests that Platonov was reading the book by Lao Tzu «Tao te Ching, or writing about morality», published in Russian translation under the editorship of L. N. Tolstoy at 1913,as well as the monograph by S. Georgievsky «The Mythical beliefs and myths of the Chinese» (St. Petersburg, 1892). The article is discusses the idea developed in the works of Platonov's that a life is the motion form of «confidential substances», so the human body is an energy accumulator, which is able to take and pass it in contact with other bodies. It is assumed that this phenomenon is denoted in the works of Platonov with the sign «warmth»; according to traditional Chinese philosophy, Qi behaves in a similar way in the form of «heat», which also is not a simple heating of the body or an object to a certain temperature, but a specific energy state.There is speculation thatPlatonov'scharacters are developing the thesis on the return of a dead body to life and driving along the time arrow in the opposite direction («Pit», «Chevengur»), which is consistent with the concept of a «returning to life» in Chinese mythology. In the novel»»Chevengur» there was an attempt to recreate the life a deceased boy within the logic and using techniques reminiscent of Chinese rites revive the dead, described in the book by S. Georgievsky; it that both events the body of the deceased is treated as part of the ever-living world matter, transformed to a new state, which is fundamentally reversible.

Key words:«substance of existence» by A.P. Platonov, world energy, sleeping and death, the heat, the philosophical category of «qi», aether, managing the laws of nature, Taoism, Confucianism.

В философии даосизма универсальная субстанция-энергия «ци» является центральной категорией, формирующей представление об онтологическом статусе Вселенной и месте в ней человека. На европейские языки это понятие принято переводить терминами «дух», «эфир», «жизненная сила»1, в индийской традиции ему соответствует понятие «праны», в греческой - «пневма», к этому термину примыкают рассуждения Аристотеля о сущности и формальном осуществлении («энтелехии») материи2. «Ци» действует как единый механизм формообразования во Вселенной, включая и образование звезд, и наполнение жизненной энергией человеческого тела с формированием личного «я» человека. Наличный набор форм, образующихся из ткани животворной энергии «ци», огра-

1 См.: Кобзев А.И. Категории и основные понятия китайской философии и культуры // Духовная культура Китая. Энциклопедия в 5 т. Т. 1. Философия. М., 2006. С. 15 [1].

2 См.: Аристотель. О душе // Аристотель. Сочинения в 4 т. Т. 1. Сер. Философское наследие. М., 1976. С. 394-399 [2].

ничивается фактором «ли», налагающим условия действия «ци», из субстанции которого возникают тела и вещи. Согласно Чжан Цзаю (1020-1077), «ли» - это чистое пустое пространство без следов и форм, «ци» - субстанция, которая возбуждается, сгущается и формирует вещи. Чжу Си (1130-1200)по этому поводу писал, что «нет ли без ци и нет ци без ли». С другой стороны, согласно утверждению Чжу Си (1130-1200), выдающегося философа и комментатора канонических произведений Конфуция, «ци» первично: «Нет времени, когда бы не было ци. А раз ли вечно, абсурдно говорить, что оно имеет начало» [3, с. 318-319]. Если обратиться к русской философской традиции, то дихотомию «ци»/«ли» можно сравнить с подобного рода противопоставлением «вещь»/«пространство» в философии П.А. Флоренского3. Таким образом, согласно китайской традиции, «ци» есть универсальная мировая энергия, пронизывающая Вселенную, формообразующий источник всех вещей и тел, проявляет себя на уровне органов чувств как тепло (жара), ветер, влага (вода), почва и др.4

Подобного рода категория присутствует и в произведениях Андрея Платонова, где она именуется «веществом существования» или «веществом жизни»5. Существует мнение, что эта специфическая для китайской философии категория отсутствует в западной философской традиции6. Изучение физических характеристик мира, созданного в произведениях Платонова, показывает, однако, что как минимум одно нарушение этого заявленного правила налицо: во множестве произведений Платонова сходная категория оказалась фундаментальной основой строительства их сюжетов. И в «ци», и в платоновском «веществе существования» присутствуют качества, которые позволяют практически отождествить эти концепты: универсальность, тотальность, витальность, абсолютная пластичность и духовно-материальная субстанциональность, способность приносить и пользу и вред (в условиях нарушения гармонии между человеком и Вселенной).

Следует отметить, что традиционная китайская философия Дао в конце XIX - начале XX в. вызывала большой интерес в русском обществе, описывалась во множестве трудов синологов, культурологов и философов, как переводных, так и оригинальных. О природе действия этой «утонченной субстанции», заключающей в себе единство и противоположность «инь и янь, т. е. эфира», Платонов мог прочитать в книге известного русского синолога С. Георгиевского, вышедшей в конце XIX века7. В книге детально освещается особенность структуры и внутренней сущности «ци», которая описывается словами «воздух», «ды-

3 См.: Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993. С. 137-140 [4].

4 См.: Кобзев А.И. Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002. С. 307-315 [5]; Бу Цзинь-чжи. Обзор древнекитайских наивно-материалистических учений о ци // Чжунго чжэсюэ ши яньцзю цзикань (Сборник исследований по истории китайской философии). Вып. 2. Шанхай, 1982. С. 108-135 [6]; Гэ Жун-цзинь. Чжунго чжэсюэ фаньчоу ши (История категорий китайской философии). Харбин, 1987. С. 7-38 [7].

5 См. об этом: Баршт К.А. Поэтика прозы Андрея Платонова. Изд. 2-е. СПб., 2005. С. 13-35 [8].

6 См.: Кобзев А.И. Категории и основные понятия китайской философии и культуры. С. 76.

7 См.: Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб., 1892. С. 5-6 [9].

хание», «жизненная сила»; ее действие поясняется автором следующим образом: «Человек настолько живой (не умерший, не спящий, не усталый), насколько пронизан этой энергией "ци"», возникает ряд промежуточных состояний и лишь полное исчезновение в теле человека «ци» ведет к смерти: «жизнедеятельность прекращается, он принимает вид недвижимого трупа»8.

Согласно представлениям, господствующим в традиционной китайской философии, с которыми согласны герои-философы А. Платонова, мир есть единое живое целое, смерти как таковой нет, но есть лишь переходы частей вечно живой субстанции из одного состояния в другое, из одной формы в другую. Вера в круговорот материи в природе, в то, что все происходит из земли и уходит в землю, присущая религии даосизма, отменяет смерть: то, что было в мире вчера, становится материалом для строительства нового - это касается и всех живых существ, и минерального мира. Соглашаясь с такой постановкой вопроса, крестьяне в повести «Котлован» не боятся смерти и спокойно готовятся к ней, заготавливая гробы и планируя свой переход в иное состояние: «Не устерег двух гробов, - высказался Елисей. - Во что теперь сам ляжешь? - А я, Елисей Саввич, под кленом дубравным у себя на дворе, под могучее дерево лягу. Я уж там и ямку под корнем себе уготовил, умру - пойдет моя кровь соком по стволу, высоко взойдет! Иль, скажешь, моя кровь жидка стала, дереву не вкусна?» [10, с. 464].

На русский язык, как уже указывалось, «ци» переводилось, как правило, словом «эфир»; категория пронизывающего мироздание «эфира» имеет фундаментальное значение в философии Платонова, описанию попыток сознательного с ней взаимодействия со стороны человека посвящена его повесть «Эфирный тракт» (1928 г.)9 и ряд других произведений писателя. В статье «Свет и социализм» (1922 г.), написанной им еще в юности, Платонов утверждал, что Вселенная наполнена энергией жизни, это и есть «база мира», и что спасение человечества от всех бед заключается в правильном использовании этой энергии, разлитой в веществе Вселенной10. Онтология смыкается в этой статье с этикой, возникает требование отдать свою жизнь на энергетическое преобразование мира. Продолжая эту тему в «Чевенгуре» (1929 г.), Платонов описывает, как его герои формируют «плановую комиссию, чтобы она составила цифру и число всего прихода = расхода жизни = имущества до самого конца... <...> "Для сего организовать уплан, в коем сосредоточить всю предпосылочную, согласовательную и регуляционно-сознательную работу, дабы из стихии какофонии капиталистического хозяйства получить гармонию симфонии объединенного высшего начала и рационального признака"» [13, с. 290]. Отголосок этой идеи мы встречаем также в романе «Счастливая Москва» (1936 г.): «На входной двери помещалась железная вывеска: Республиканский трест весов, гирь и мер длины - "Мерило труда"» [14, с. 54]. На пути к «высшей сфере» преображения мира Платонов обязывает общество воздержаться от «неэквивалентной затраты энергии»,

8 См.: Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. С. 75.

9 См.: Платонов А.П. Эфирный тракт // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 8-94 [11].

10 См.: Платонов А. Сочинения. Т. 1. 1918-1927. Кн. 2. Статьи. М., 2004. С. 218-220 [12].

которую он считает преступлением против Космоса, законы которого отныне должны управлять каждым движением человека.

Не противореча пафосу героев-философов Платонова, даосская религия несет в себе дух науки, заключающийся в требовании сознательного управления природой11, применимость энергии «ци» основана на активном волевом творческом начале. «Самодельные люди», герои-философы Платонова, пытаются преобразовывать Вселенную, начиная с Земли, конкретно - земли, осознавая саму свою активность как проявленную в них универсальную энергию Мироздания. Сформировав еще в юности идею о «ремонте Земли»12, писатель на протяжении всей соей жизни не оставлял эту тему. Идея об энергетической подпитке Земли отразилась во многих его статьях и художественных произведениях, в частности в повестях «Первый Иван» (1930 г.) и «Родина электричества» (1926 г.), романах «Чевенгур» и «Ювенильное море» (1932 г.). Он писал: «Пока мы можем переводить только некоторые немногие формы энергии, до тех пор для нас энергия на земле - где есть, а где нет. Но люди живут по всей земле, и энергию нужно распределять почти равномерно тоже по всей земле» [12, с. 135].Он считал задачей всего человечества освоить «универсальную и самую мощную энергию все-ленной»13. 1ёрой Платонова требует гармонического отношения жизненной энергии человека и энергии Космоса: «Нам надо слить труд с жизнью, а производственный процесс с физиологическими, нормальными функциями организма человека. Чтобы все это было одно» [12, с. 132].

Высшей добродетелью человека в этих условиях оказывается жертвенная, добровольная отдача своей личной энергии страдающему от нехватки энергии «веществу» Мироздания. В таком ракурсе Платонов рассматривал происходящие вокруг него социальные свершения, и Октябрьская революция была для него, в первую очередь, революцией нравственно-энергетической, направленной на установление гармоничных отношений между «веществом жизни» и телом человека: «Упоев... был неудержим в своей активности и ежедневно тратил свое тело для революции»14. Праведная задача, согласно этой логике, «прожить жизнь без остатка», вложив максимум накопленной и выработанной энергии в «вещество мироздания», которое и есть «вечный дом» человечества. Крои Платонова вырабатывают мистические ритуалы, помогающие получить возможность обладания энергией мироздания. Работа строителей «Котлована» лишь внешне представляет собой землеройные работы, а по сути -это сознательная попытка вложения личного бытийного капитала в будущий «девятый день» Истории человечества: «Пусть сейчас жизнь уходит ... ее можно организовать впрок»15. Как это можно сделать, иллюстрирует работа философов-землекопов: «истомленный Козлов сел на землю и рубил топором

11 См.: Фэн Ю-лань. Краткая история китайской философии. СПб., 1998. С. 23 [3].

12 См.: Платонов А. Сочинения. Т. 1. 1918-1927. Кн. 2. Статьи. С. 25-26.

13 Там же. С. 217.

14 См.: Платонов А.П. Счастливая Москва // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. М., 2011. С. 323 [14].

15 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Чевенгур. Котлован. М., 2011. С. 430-531 [10].

обнажившийся известняк ... спуская остатки своей теплой силы в камень, который он рассекал - камень нагревался, а Козлов постепенно холодел»16. Трактовка жертвенного перевода своей жизненной энергии в окружающее человека вещество заставляет признать соответствие этой конструкции этическим нормам даосизма.

Употребление слова «тепло» в роли обозначения самого очевидного явления универсальной мировой энергии - одна из характерных черт поэтического языка Платонова. В повести «Котлован» (1930 г.), рассказе «Мусорный ветер» (1934 г.), повести «Джан» (1934 г.) и многих других произведениях спасительное «тепло» связывается с положительной оценкой жизненной энергии человека и мира, в то время как на другом полюсе системы находятся равноудаленные от «тепла» «жар» и «холод», обозначающие гибельное и энергетически бесперспективное состояние того или иного существа или тела. Подобно тому, как в парадигме «ци» основной вид его проявления, тепло, может оказаться и спасительным и гибельным фактором, в произведениях Платонова гибельным может оказаться и переизбыток тепла, обращаясь в убивающую все живое «жару». В повести «Родина электричества» героя Чухняева «мучила задача борьбы с разрухой, и он, боясь за весь народ, тяжело переживал мутную жару того сухого лета»; «мутная жара» вступает здесь в синонимические отношения с «тленом и прахом»17. В рассказе «Мусорный ветер» подчеркнуты «потоки жары», «удушающий дух жары», идущий от больной Земли и обволакивающий главного героя18. Мотив жары «губительного июля» в «Чевенгуре» обозначает противоестественное состояние энергетического наполнения мира, чреватое катастрофой: «От зноя не только растения, но даже хаты и колья в плетнях быстро приходили в старость. Это заметил Саша еще в прошлое лето» [13, с. 37]. Жара как признак приближающейся гибели планеты встречает Чегатаев в «царстве смерти», на которое он набредает по дороге в Чимгай19. Характерный болезненный перегрев указывает на гибель живого существа, в таком ключе описывается смерть Копенкина («Чевенгур»), который «прогремел боевым голосом: - Нас ведь ожидают, товарищ Дванов! - И лег мертвым лицом вниз, а сам стал весь горячий»20. Смерть связана с высвобождением из тела умирающего большого количества энергии «тепла», в «Счастливой Москве» об этом сказано в описании умирающего на операционном столе мальчика: «Жизнь сошла еще ниже, она тлела простой, темной теплотой в своем терпеливом ожидании. Самбикин чувствовал своими руками, как греется все более тело ребенка, и спешил» [14, с. 33]. Перегрев Земли в связи с гибелью живого в произведениях Платонова отмечен им также

16 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Чевенгур. Котлован. С. 427

17 См.: Платонов А.П. Родина электричества // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 526 [15].

18 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 273, 277 [16].

19 См.: Платонов А.П. Джан // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 157-158 [17].

20 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Чевенгур. Котлован. М., 2011. С. 407 [13].

и в личных записях 1931-1932 гг.: наступление сталинской эпохи охарактеризовано им как «великая жара мира»21.

Как и в доктрине «ци», в платоновской парадигме невозможно полностью уничтожить «тепло» жизни в силу того, что оно свойственно не биологическому, но онтологическому статусу «вещества». Поскольку жизненная энергия маркирована специфическим живым теплом, телесные соприкосновения героев произведений Платонова имеют смысл «обмена энергией». Вощев приходит в барак, где спят рабочие, и наблюдает «бессознательные человеческие лица», характерные для мертвых неестественные позы («спящий лежал замертво»), признаки не сна, но смерти («охладелые ноги беспомощно вытянулись», «никто не видел снов»), рабочие были «худы как умершие» и выглядели как скелеты, обтянутые «костями и кожей». От всей этой картины «Вощев почувствовал холод усталости»22. Строители Котлована стремятся ложиться как можно ближе и лицом друг к другу, люди укладываются в лоно «матери-сырой земли», располагаясь друг относительно друга особым, значимым образом, «Вощев почувствовал холод усталости и лег для тепла среди двух тел спящих мастеровых»23. «Тепло» осмыслено у Платонова как атрибут вечности и самой жизни, а холод как проявление жалкой временности и смерти. 1ёрои «Котлована» ищут и ценят тепло, прижимаются к теплым предметам и щедро делятся накопленной энергией друг с другом. Специфическое энергетическое «тепло», внебиологическая энергия его существования, уходит из человека под влиянием процессов, обозначаемых с помощью знаков «пустота» и «ветер». Это происходит и со строителями Котлована, которые борются с «холодом», и «глиной», и с Сашей Двано-вым, который, вернувшись после нищенства в городе, «лег на печку и не мог согреться - всю его теплоту из него выдули дорожные ветры»24. Отвечая на вопрос, есть ли грань между живым и мертвым и если есть, то где она, герои «Котлована» формулируют мысль о том, что человек - живое временное существо, окруженное мертвым и пустынным пространством природы.

Специфическая мировая энергия существования, платоновское «тепло», уходит из человека под влиянием процессов, разлаживающих отношения гармонии между человеком и Вселенной; умирая, человек возвращает Мирозданию свою жизненную энергию: «Пуля вошла в глаз Гёршановичу, и он замер; но еще долгое время тело его было теплым, медленно прощаясь с жизнью и отдавая обратно земле свое тепло» [19, с. 57]. В «Котловане» Чиклин отнимает Настю от тела мертвой матери со мотивировкой, «чтобы девочка не тратила свое тепло на остывающую мать»25. В «Чевенгуре»: «Соня дала ему и вторую руку. -Ты так лучше поздоровеешь, - сказала она. - Ты холодный, а я горячая. Ты чувствуешь?» [13, 81]. Категория Даньтянь в даосской энергетической парадигме

21 См.: Платонов А. П. [Записи 1931-1932 гг.] // Записные книжки. Материалы к биографии. М., 2000. С. 94 [18].

22 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 421.

23 Там же.

24 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 33.

25 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 454.

представляет собой обоснование энергетического центра тела, являясь своего рода основным генератором и одновременно основным местом хранения энергии Ци, а также центром осознания; располагается зона в нижней части брюшной полости и имеет статус Второго Мозга. «Нижний Даньтянь» является окном к свободному, непрерывному притоку энергии. Заметим, что именно в этих частях человеческого тела ищет герой «Счастливой Москвы», хирург Самби-кин место расположения энергетического жизненного центра человека26. Обмены живой энергией жизни («теплом»), которые регулярно практикуют герои «Котлована», указывают на такое же решение: «Настя легла в постель Сафро-нова, согрела ее и ушла спать на живот Чиклина»27. Обоснование такому расположению души человека внизу живота, которое мы встречаем у Платонова, обнаруживается и в философии Дао.

Позитивная активность «вещества существования»/«ци» проявляется в создании состояния вещественно-энергетического равновесия, в котором при любых изменениях сохраняется устойчивость и гармония между отдельными частями целого. 1ёрои-философы Платонова ведут себя как преданные слуги этой идеи, пытаясь своими действиями компенсировать диссонансы в вещественно-энергетической конструкции в окружающей их действительности. Ища места для ночлега, они заполняют своим телом ямки и углубления в земной поверхности: Вощев («Котлован») «забрел в пустырь и обнаружил теплую яму для ноч-лега»28, подобным образом ведут себя персонажи «Счастливой Москвы»29 и многих других произведений. Лихтенберг («Мусорный ветер»), ведомый гитлеровцами на казнь, и не думает о своей скорой смерти, тем более - не пытается ее избежать, однако по иным соображениям толкает офицера охраны в глубокую яму - «по детской привычке сунуть что-нибудь в пустое место»30. Как «физик космических пространств», он убежден, что пустоты в окружающем веществе Мироздания требуют заполнения «веществом». В эпилоге рассказа он отрезает часть своей ноги, чтобы сварить суп и накормить им умирающую от голода жен-щину31, подобно подвигу самопожертвования, описанному в известной легенде о Бодхисаттве, который накормил своим телом истощенную от голода тигрицу. Различий между биологической и минеральной сферами для героев Платонова не существует, граница между ними размыта и несущественна.

Согласно одному из столпов неоконфуцианства, Чжу Си, вещество-энергия «ци» пронизывает всё сущее, обеспечивает телесность и способность тел людей и животных к самоорганизации, упадок «ци» приводит к затуханию активности и смерти. Подобного рода представления свойственны многим персонажам Платонова, на основе подобной концепции строятся сюжеты произведений писателя. Сон и явь, жизнь, усталость и смерть сосуществуют у Платонова и

26 См.: Платонов А.П. Счастливая Москва // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. М., 2011. С. 61-62 [14].

27 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 469.

28 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 420.

29 Там же. С. 197.

30 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 285.

31 Там же. С. 288.

не противопоставлены друг другу, линия, отделяющая жизнь от смерти, превращается в широкую полосу, на которой располагается бытийное пространство героев писателя32. Иногда колебания между этими состояниями происходят синхронно и одновременно в экзистенциональном состоянии двух или нескольких героев. Диалог между Настей и умирающей матерью («Котлован») характеризуется тем, что мать Насти и сама Настя находятся в зоне между жизнью и смертью, сном и явью: «Мама, ты жива еще или уже тебя нет? - спрашивала девочка в темноте.. А ты не заснешь и не уйдешь от меня? - спросила она у дочери» [10, с. 452]. Близость обеих к смерти подчеркивается тем, что «до Чик-лина не доходило даже их дыхания»33. В подобное состояние сна-смерти впадают многие герои писателя - Комягин в «Счастливой Москве», герои «Чевенгура», «Котлована», «Джана», других произведений.

Как и в парадигме «ци», у Платонова живой человек отличается от мертвого лишь наличием и качеством животворного «тепла», с которым человек может добровольно расстаться, как вышеупомянутый землекоп Козлов, или которое можно насильно отобрать у человека. Почти все диалоги персонажей «Котлована» сводятся к этой теме: «Она уже мертвая! - удивился Прушевский. - Ну и что же? - сказал Чиклин. - Каждый человек мертвый бывает, если его замучивают» [10, с. 458]. Разрушенное потоком жестокого насилия «колхозное братство» в «Котловане» неудержимо мертвеет, теряя энергию «тепла», и в конце концов люди доходят до состояния потери энергетики внутреннего «я», сохраняя при этом способность к движению. В повести описывается пароксизмаль-ный танец, который исполняют колхозники, этот танец продолжается безостановочно несколько суток: «снег под ними исчез, а сырая земля высохла»34, и остановить танцующих оказывается невозможно, мировая энергия потеряла свои границы применения, дала сбой как заезженная граммофонная пластинка: «Елисей . топтался дальше и не моргал остывшими глазами»; Чиклин с трудом подыскивает способ остановить этот «танец», он обхватывает его руками и валит на землю: «Елисей повалился на него, невольный и обмерший»35. На грани смерти, в полуобморочном состоянии много дней находятся и другие «колхозники»: «мужик лежал в пустом гробу и при любом шуме закрывал глаза, как скончавшийся. Над головой полуусопшего уже несколько недель горела лампада»36.

Согласно представлениям, лежащим в основании философии Дао, человек, проникающий в суть вещей, должен избегать социальных связей и пытаться найти прямой контакт с мирозданием, уравнивая жизнь и смерть, а свое «я» - с чужим «я» в этой новой перспективе: «Это тоже форма "ухода" <.> из "нашего" мира в другой»37. Любое тело, согласно этим представлениям, имеет двоякую природу, являя собой соединение видимого и невидимого, материального и эфирного, от-

32 См.: Баршт К.А. Поэтика прозы Андрея Платонова. С. 254-273.

33 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 453.

34 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 510.

35 Там же. С. 109.

36 Там же. С. 487.

37 См.: Фэн Ю-лань. Краткая история китайской философии. С. 87-88.

сюда сон, смерть и обморок являются разными вариантами взаимодействий этих двух начал. Об этом говорится в имевшей большую популярность в начале XX века книге Вильгельма Грубе «Духовная культура Китая. Литература, религия, культ»38. Согласно Георгиевскому, китайская философия усматривает в смерти человека лишь последнюю из многих других стадий исчезновения в нем жизни: «Глагол "умереть" может в китайском язык описательно выражаться словами дзин-мэй, т.е. "спокойно спать"а понятие "смерть" -словами чап-цип, т. е. "долгий сон"»39. Подобным образом герой-философ платоновских произведений имеет плавный переход от жизни к смерти, «то ли он утомился или же умирал по мелким частям на ходу жизни»40. Платонов подошел к этому вопросу со стороны марксистского материализма, подвергнув его жесткой ревизии и трактуя его в свете научно-технической революции конца XIX - начала XX в. Не сознающее себя «вещество мироздания» в период энергетического апокалипсиса (таково обычное состояние Мироздания в сюжетах Платонова 1920-1930-х гг.) впадает в оцепенение, поддается холоду, пустеет и одновременно наливается тяжестью; сознающее себя «вещество», представленное человечеством, испытывает приступы невероятной, ни с чем не сравнимой «усталости». Таков один из наиболее устойчивых мотивов творчества Платонова («Мусорный ветер», «Котлован», «Джан» и др.).

В «Сокровенном человеке» такое состояние отпадения от мировой гармонии испытывает Пухов, прибывая в командировку в Царицын, где он ощущает «свою усталую, сырую кровь»41. Эта усталость, энергетическая опустошенность, заставляет платоновского героя впадать временами в забытье - в нечто вроде летаргического сна. В «Мусорном ветре» это специфическое «утомление» оказывается амбивалентным знаком энергетического кризиса, и звуки колоколов говорят Лихтенбергу об этом же: «Томись-томись-томись»42. Лихтенберг, слушая этот звук, думает о том, что истощение и утомление Земли уже дошло до ощутимого замедления в течение времени и сворачивания пространства: «призыв к томлению, к замедлению, к уничтожению жизни все более усиливался»43. Работы, связанные с грубым насилием над природой в «Епифанских шлюзах», приводят главного героя повести Бертрана Перри к тому, что он «мертвеет», погружаясь в странный сон-обморок: «Перри замер в нечаянном, но глубоком и свежем сне»44. Подобного рода падение энергетического потенциала «вещества жизни» приводит в состояние полужизни-полусмерти Альберта Лихтенберга («Мусорный ветер»). Писатель несколькими деталями маркирует состояние максимально близкого к смерти человека, чудом сохраняющего маленькие ис-

38 См.: Грубе В. Духовная культура Китая. Литература, религия, культ / пер. с нем. П.О. Эф-руссии. СПб., 1912. С. 172 [21].

39 См.: Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб., 1892. С. 73-74 [9].

40 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 463.

41 См.: Платонов А.П. Сокровенный человек // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 207 [22].

42 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 273.

43 Там же.

44 См.: Платонов А.П. Епифанские шлюзы // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 121 [23].

кры жизни: «его глаза остановились - выгоревшие насквозь, глядящие неподвижно, как в слепоте. Он не мог сразу вспомнить, что он существует и что ему надо продолжать жить дальше»45. Выздоравливающий (побывавший на дальнем конце линии "жизнь-смерть") Дванов вступает в очень показательный диалог с соседской девочкой: «- Ты не умер? - спросила она. - Нет, - сказал ей Александр. - А ты тоже жива? - Я тоже жива. Мы с тобой будем вместе жить. Тебе хорошо теперь? - Хорошо. А тебе? - Мне тоже хорошо. А отчего ты такой худой? Это в тебе смерть была, а ты ее не пустил?» [13, с. 80].

Жизнь есть умирание, говорят китайские философы, «Шэнь» (в европейской системе аналогом считается душа человека) - неистребимая духовная энергия, существующая в человеке, которая составляет «стержень» человеческой личности и не исчезает после смерти человека. Подобного рода идею о неуничтожимом духовном «я» можно обнаружить и у Платонова. Его герои многократно выражают уверенность в том, что человека убить «трудно», убитые подолгу не покидают жизнь. Так, в «Чевенгуре» смертельно раненый красноармеец просит Дванова: «Закрой мне зрение! . и сжал зубы, чтобы закрыть глаза. Но глаза не закрывались, а выгорали и выцветали, превращаясь в мутный минерал ... природа возвратилась в человека после мешавшей ей встречной жизни, и красноармеец, чтобы не мучиться, приспособился к ней смертью» [13, с. 76]. Расстреляв «буржуев», чевенгурские большевики тщательно проверяют, удалось ли их убить, одновременно опасаясь, что они все равно живы и притворяются, «чтобы ночью уползти и продолжать жить»46. Умерший человек в произведениях Платонова -это человек катастрофически «уставший», потерявший остатки своей жизненной энергии. Определить, где кончается эта «усталость» и начинается смерть, не всегда оказывается просто. В «Ювенильном море» читаем: «Вермо подошел со стороны и загляделся на покойницу. Смуглая девушка, наверно киргизка, лежала навзничь с постаревшим грустным лицом и открыла рот от последней слабости. Босталоева приподняла покрывало на покойнице и стала ощупывать своей рукой тело Айны, будто разыскивая следы смерти и тайное место гибели человека. Инженер так же близко наклонился над скончавшейся; он увидел опухшее от женственности тело, уже копившее запасы для будущего материнства, и терпеливые рабочие руки, без силы сложенные на животе; Вермо разглядел полотно рубашки, которое повсеместно выдавали ударницам, и почувствовал запах еще сохранившегося пота и прочих отходов уже умолкшей, трудной жизни; но смерти нигде не было заметно» [24, с. 366].

Состояние человека, потерявшего источник энергетической подпитки, многократно подчеркивается повествователем «Джана» в связи с тем же специфическим состоянием «сна-смерти», в которое впало население аула: «он видел, как она шевелится в привычном труде, и ему казалось, что она на самом деле спит и движется не в действительности, а в сновидении»47. Согласно наблюдению Нур-Мухаммеда, другого персонажа «Джана», «здесь живых нет, есть не

45 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 272.

46 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 231.

47 См.: Платонов А.П. Джан // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 148.

умершие, доживающие свое время во сне . и даже своего горя они уже не зна-ют»48. Пространство космического «вещества», из которого состоят душа и тело человека, обладает двумя корневыми свойствами: оно беспредельно и непреодолимо живо, пока существует (существование вне жизни, по Платонову, невозможно). Поэтому в жизни человека, дошедшего до самой крайней точки смертного «утомления», нет окончательной смерти, но есть дальнейший путь «вещества жизни» в нем в одном из двух направлений: в жизнь или в смерть. Смерть в мире Платонова - отодвигающаяся линия горизонта. Десятилетняя девочка Айдым («Джан»), заболев, «худела, молчала и направлялась в смерть»49. Своими действиями человек выбирает одно из двух направлений, зная или не зная о способе выбора правильного пути или не в силах противостоять одному из них. Герои-философы Платонова (Чиклин, Чаготаев, Пухов и др.) имеют волевое и действенное направление «в жизнь», изо всех сил сопротивляясь дисгармонии энтропии; по противоположному пути, вопреки их воле или согласной с ней, идут Настя («Котлован»), Дванов («Чвенгур»), Лихтенберг («Мусорный ветер»).

Впервые этот мотив встречается в рассказе «Маркун», где сон был трактован как временное отключение человека от энергетики Вселенной. Состояние между жизнью и смертью, которое переживает умирающий мальчик в «Чевенгуре» - ни живой, ни мертвый, означает борьбу его сознания с биологией, тождественную борьбе строителей Котлована, переживающих принципиально то же самое состояние: «Это он сейчас у тебя живым был? На этой койке? - Тут. Он лежит у меня на коленях и дышит, а умереть не может.»50. Жеев выдвигает здесь мотивировку гибели мальчика, который, по его мнению, как духовно совершенное существо реализовал свою свободу жить или не жить в рамках полноты беспредельного пространства и бесконечного (остановившегося) времени: «От этого он и умер, как прибыл в Чевенгур ... у нас ему стало свободно: что жизнь, что смерть»51. В «Чевенгуре» еще раз подчеркнут этот тезис о возможности совершения человеком «двухстороннего действия: он может жить и так, и обратно, и в обоих случаях остается цел»52.

По Платонову, человек может двигаться по линии жизнь/смерть в обоих направлениях, следовательно, возможно возвращение из смерти. В письме к Дванову, трактуя «коммунизм» в русле платоновской энергетической гармонии, фиксирующей победу над смертью, Копенкин пишет: «Дорогой товарищ и друг Саша! Здесь коммунизм, и обратно»53. Движение «обратно» в поэтике Платоно-

48 Там же. С. 156.

49 Там же. С. 154.

50 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 310.

51 Там же. С. 311.

52 Там же. С. 92. Эта особенность главного героя «Чевенгура», человека двустороннего действия, способного переходить в иные состояния, жить одновременно в двух пространствах и возвращаться из смерти в жизнь, зафиксирована в его имени - «Дванов». В фамилии Дванова звучит также тема «второго дня» христианской истории человечества; на седьмой день Бог создал человека, сейчас длится «понедельник» мировой истории, в то время как в постапокалиптическое время, на следующий день мировой истории, будет жить Новый Адам. Таким образом, фамилия Дванова читается как «человек второго дня второй недели Творения».

53 Там же. С. 210.

ва означает путь, противоположный относительно направления природного сползания жизни в смерть. Эту фразу из письма Копенкина к Дванову о «коммунизме и обратно» вспоминает Гопнер, когда пытается воскресить уснувшую рыбу, предписывая ей путь «обратно»: «Гопнер взял у пришедшего рыбу из рук и бросил ее в воду. - Может, отдышится! - объяснил он» [13, с. 234]. Необходимость присутствия Дванова как пророка, знающего дорогу «обратно», Гопнер подчеркивает в разговоре с Луем: «Наши товарищи говорили, что в Чевенгуре он немедленно необходим... - А что там за дело? Там товарищ Копенкин написал, что коммунизм и обратно» [13, с. 234]. Сам же Дванов переживает преодоление времени как событие личной жизни: «Этот огонь позволял иногда Дванову видеть оба пространства»54. В записной книжке Платонова находится запись: «Черева-тов несколько раз умирал, но оживал»55.

Известный китаист конца XIX в. С. Георгиевский пишет, что, согласно представлениям, принятым в китайской философской традиции, и после смерти человека его «можно привести к сознанию разными способами, скорее же всего громким произнесением его имени, ... отсюда такие обычаи китайцев, как "оклик" (лишь только человек умрет, один из его родственников входит в комнату, где лежит усопший, и троекратно, называя его по имени, восклицает: "воротись" ... при некоторых условиях мертвецы могут и оживать» [9, с. 61]. В произведениях Платонова уход в смерть не необратим, и потому герои его произведений также временами пытаются воскресить умерших, опираясь на мысль об обратимости смерти. Мертвые - «люди особенные», подчеркивает Чиклин, и, увидев мертвого Сафронова, он обращается к нему как к живому, вызывая его к жизни по тому же рецепту: «Ты что, Сафронов, совсем улегся иль думаешь встать все-таки?»56, после чего сам присоединяется к Сафронову, ложится рядом с ним, чтобы попытаться поделиться с ним своим теплом, понимаемым им как явление животворной силы бытия. Думая об ушедшем в степь Жееве, чевенгурцы предполагают два варианта его наличного состояния: 1) он «шагает обратно»; 2) «мертвым лежит до утра»57. Свой вариант процедуры возвращения из смерти предлагает Чепурный, герой романа Платонова «Чевенгур»: «Чепурный поднял ребенка на руки, прижал его к себе и поставил между своих коленей, чтобы он находился на ногах, как жил». На вопрос убитой горем матери, зачем же он проделывает столь ужасные манипуляции с умершим ребенком, он с уверенностью отвечает: «Сейчас он вздохнет и глянет на нас»58. Согласно мнению платоновского персонажа, большевикам в «Чевенгуре» удалось настолько удачно восстановить отношение между личной энергией человека и мировым «веществом существования», что смерть оказывается не у дел в этом мире.

Перемещение отдельных фрагментов «сокровенного вещества», входящего в состав тел живых существа, обладают в произведениях Платонова фантасти-

54 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 152.

55 См.: Платонов А.П. [Записи 1931-1932 гг.] // Записные книжки. Материалы к биографии. С. 72.

56 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 474.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

57 Там же. С. 267.

58 См.: Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 305.

ческой степенью свободы: крыса, которая отъела кусок от ноги Лихтенберга, принимает в свое нутро не просто его плоть, но часть его бытия, при этом, даже мертвая, она оказывается хранилищем энергии, которую произвел своим телом Лих-тенберг из содержимого помойной ямы, куда его бросили фашисты. Здесь сказалась уверенность Платонова в том, что мертвое - это начальная точка раскачки той мировой синусоиды, которая сохранит эту энергию неуничтожимой: «теперь сила Лихтенберга хранилась в покойном животном»59. Неслучайно эта сцена появилась в сюжете «Мусорного ветра» одной их первых. Этот же мотив встречаем в записной книжке Платонова: «Стратилат от удара почувствовал хрящ (кусок мяса) во рту и от голода проглотил его - это было его личное, собственное мясо»60.

Сохранение сухих костей умершего в рамках этой концепции также получает прямой смысл, так как, по данным С. Георгиевского, согласно с китайской мифологией, существует трава Бу-сы-чжи-цао, которая «имеет свойство . воскрешать мертвецов», а также трава цюань-у, которая «делает сухие кости способными оживать и облекаться плотью»61. Это заставляет нас вспомнить повесть «Котлован», где Настя в первоначальной версии этого произведения протирает принесенные Чиклиным кости своей умершей матери тряпочкой и складывает, поочередно целуя: «только слышно было, как Настя шевелила мертвыми костями»62. Умерший человек есть лишь перешедшая в новое состояние жизнь. Пухов («Сокровенный человек») критикует законы природы, не дающие ему возможности поговорить с умершей женой, в полной уверенности, что она никуда не делась. Платоновский герой-философ живет без страха за свою жизнь - такого же типа мировоззрение у Лихтенберга, который не боится умереть, и у Ядвиги Вотман, которая «уходила не в смерть, а в перевоплощение», «покидала жизнь, сохранив полностью свои силы»63. Герой «Счастливой Москвы» Самбикин устанавливает, что «в момент смерти в теле человека открывается последний шлюз, не выясненный нами. За этим шлюзом, в каком-то темном ущелье организма, скупо и верно хранится последний заряд жизни. Ничто, кроме смерти, не открывает этого источника, этого резервуара - он запечатан наглухо до самой гибели. Но я найду эту цистерну бессмертия.» [14, с. 60].

Возможно, Андрей Платонов был знаком с книгой Лао Цзы «Дао дэ цзин, или Писание о нравственности»64, которая вышла на русском языке под редакцией Л.Н. Толстого, работавшего над ней вместе с переводчиком, профессором Университета Киото Д.П. Конисси. Примечания написал С.Н. Дурылин. Переводчик вспоминает: «В ноябре 1895 г. Лев Николаевич Толстой услышал, что мною переводится известная книга „Тао-те-кинг» Лао Си с китайского на русский язык и через Н.Я. Грота пригласил меня к себе. "Чтобы Россия имела луч-

59 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 281.

60 См.: Платонов А. П. [Записи 1931-1932 гг.] // Записные книжки. Материалы к биографии. С. 110.

61 См.: Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. С. 61.

62 См.: Фрагменты чернового автографа повести «Котлован». Публикация Т.М. Вахитовой и Г.В. Филиппова // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995. С. 111 [20].

63 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 284.

64 См.: Лао Си. Тао-те-кинг, или Писание о нравственности. М., 1913 [25].

ший перевод, - сказал он, - я готов помочь Вам в деле проверки точности перевода". С великою радостью, конечно, я принял это любезное предложение Льва Николаевича»65. В процессе редактирования Толстой сравнивал русский перевод с немецким и французским, уточняя понятия, работа шла четыре месяца. Среди идей, которые мог почерпнуть Платонов из этой книги и которые мы обнаруживаем в его произведениях, особое значение имеют следующие: прожить жизнь правильно, значит, прожить ее «для земли»66; вещество, существовавшее раньше, чем земля и небо, самобытно и не знает предела; энергия Дао снабжает все существа силой и ведет их к совершенству; жизнь стремится к смерти и имеет на этом пути много ступеней; «достигший нравственного совершенства похож на младенца. Вредоносные насекомые не укусят его»67. В связи с последним тезисом можно упомянуть повесть Платонова «Джан», в которой описывается такой уровень морально-энергетического состояния, при котором «комары теперь боялись людей и не приближались к ним»68. И в других случаях платоновские герои легко меняют свою органическую природу в зависимости от уровня наличия в их телах мировой энергии.

Состояние слепоты, в которую впадают представители народа «джан», указывает на трагическое отсоединение от света, высшей формы энергии, известной человеку, источник которой ему неподвластен и ассоциируется с прямым действием энергетики Вселенной. Повествователь «Джана» указывает, что слепота Гюльчатай вызвана не каким-либо нарушением функции органов зрения, но именно тем, что в ее глазах «не осталось силы для зрения»69. В силу резкого упадка мировой энергии, по телу Лихтенберга («Мусорный ветер») «пошла сплошная темная зараза, похожая на волчанку, а поверх ее выросла густая шерсть и все покрыла», общее катастрофическое нарастание энтропии привело к тому, что «его тело уже истрачено»70. Мутацией своего тела Лихтенберг указывает направление, которое приняла разрушенная «мусорным ветром» энергетика «вещества жизни». Теряя свою функцию «мыслящего существа Вселенной», человек проделывает путь отрицательной реинкарнации: «Утром собака, как нищенка, испуганно пришла в помойное место. Лихтенберг сразу понял, увидев эту собаку, что она - бывший человек, доведенный горем и нуждою до бессмысленности животного» [16, с. 281].

Под девизом «жизнь ради земли» проходит путь героев-философов Платонова. Земля для них - живой пульсирующий «источник энергии», который еще не понят людьми71. В «Котловане» строители надеются на то, что истину им «земля покажет внизу»72, в «Усомнившемся Макаре» главный герой с той же целью спускается в недра Земли: «Ночью Макар полез в сухой заглохший колодец и

65 См.: Лао Си. Тао-те-кинг, или Писание о нравственности. С. 3 .

66 Там же. С. 8

67 Там же. С. 17, 27, 30, 33.

68 См.: Платонов А.П. Джан // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 142.

69 Там же. С. 148.

70 См.: Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. С. 279-280.

71 См.: Платонов А. Сочинения. Т. 1. 1918-1927. Кн. 2. Статьи. С. 133.

72 См.: Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. С. 425.

прожил в нем сутки, ища железа под сырым песком»73. Герой «Города Градова» выражает мысль о том, что все беды человечества из-за того, что люди «дюже землю назлили»74. Герои Платонова («Котлован», «Джан», «Мусорный ветер» и др.) - анахореты, уединяющиеся от суетного мира, чтобы сосредоточиться на главном в жизни - отношении к Космосу. Так, уходит с «производства» задумавшийся над смыслом своей жизни Вощев. Подобного рода «полная отрешенность» суть основной принцип цигуна, заключающегося в урегулировании духовного состояния человека. Это стабильное, успокоенное состояние духа, при котором человек игнорирует социальную жизнь как нечто второстепенное и находится в состоянии углубленного самосозерцания.

Согласно канону китайской философии, Ци, двигаясь по внутренностям человека, согревает органы, обретая форму «тепла», которое есть не простой нагрев тела или предмета до определенной температуры, но особо ценное энергетическое состояние. Такого рода «теплом», в рамках этико-энергетической конструкции, принятой в художественном мире Платонова, щедро делятся между собой персонажи его произведений. Поскольку жизнь - это форма движения «сокровенного вещества», Платонов трактовал организм как аккумулятор энергии, который способен заряжаться от других источников (других людей, Земли, Солнца), и может подзаряжать других по мере своих этических и энергетических возможностей. Как физик, Платонов объяснял происхождение электричества смещением положения частиц «вещества» в пространстве Континуума: «Изменение положения элементарной частицы материи в пространстве влечет за собой уменьшение или увеличение количества материи или оставляет его неизменным - отсюда и происхождение зарядов электричества и нейтронов». Отсюда вывод о перетекании энергии по принципу сообщающихся сосудов внутри абсолютного «вещества жизни»: «электричество есть отношение "убывающей" материи к "прибывающей" "передача смещения соседу"»75. Энергетический потенциал тела и в философии «ци», и в произведениях Платонова проявляется в «теплоте», «смещение с себя излишка потенциала» связано с превращением его «в другие формы энергии, теплоту и др.»76. Из этих постулатов в сознании Платонова рождается новая космическая энергетика, которая «должна быть самостоятельной огромной наукой, объединяющей всю практику»77.

Для Платонова его энергетическая концепция была не столько религиозно-философской доктриной, сколько проектом, требующим своего осуществления. В юности он требовал «ремонта Земли» для восстановления ее энергетического запаса, в более поздние годы, разочаровавшись в Советской власти, он описывал апокалипсис, в котором дуют «мусорные ветры», а люди проделыва-

73 См.: Платонов А.П. Усомнившийся Макар // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 1. Усомнившийся Макар. Рассказы 1920-х годов. Стихотворения. М., 2011.С. 218 [26].

74 См.: Платонов А.П. Город Градов // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011.С. 157 [27].

75 См.: Платонов А.П. [Записи 1931-1932 гг.] // Записные книжки. Материалы к биографии. С. 236.

76 Там же. С. 18.

77 Там же. С. 21.

ют путь, обратный дарвиновскому, назад к животным. Во всех случаях опорная категория его философии («вещество существования»), концептуально близкая к категории «ци» в древнекитайской философии, была основой, на которой строился сюжет его произведений, в позитивном или негативном отношении к которой развивались судьбы его персонажей. В таких случаях, как наш, было бы слишком неосторожно говорить о «заимствовании» или даже о «прямом влиянии», хотя и отрицать возможность знакомства писателя с древнекитайской философией было бы неправильно. Остановимся на том, что Платонов создал свою концепцию «вещества существования», в которой причудливым образом переплелись, образуя органическое целое, даосская концепция «ци», материализм марксистско-ленинского толка, теория «эфира» и новейшие открытия в области физики (А. Эйнштейн, Г Минковский, Д.К. Максвелл, Ф. Содди и др.). Нашими краткими наблюдениями тема, конечно, не исчерпывается, требуя дальнейшего изучения.

Список литературы

1. Кобзев А.И. Категории и основные понятия китайской философии и культуры // Духовная культура Китая. Энциклопедия в пяти томах. Т. 1. Философия. М., 2006. С. 66-81.

2. Аристотель. О душе // Аристотель. Сочинения в 4 т. Сер. Философское наследие. Т. 1. М., 1976.С. 369-450.

3. Фэн Ю-лань. Краткая история китайской философии. СПб., 1998. 375 с.

4. Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993. 324 с.

5. Кобзев А.И. Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002. 608 с.

6. Бу Цзинь-чжи. Обзор древнекитайских наивно-материалистических учений о ци // Чжунго чжэсюэ ши яньцзю цзикань (Сборник исследований по истории китайской философии). Вып. 2. Шанхай, 1982.С. 108-135.

7. Гэ Жун-цзинь. Чжунго чжэсюэ фаньчоу ши (История категорий китайской философии). Харбин, 1987. 289 с.

8. Баршт К.А. Поэтика прозы Андрея Платонова. Изд. 2-е. СПб., 2005. 480 с.

9. Георгиевский С. Мифические воззрения и мифы китайцев. СПб., 1892. 117 с.

10. Платонов А.П. Котлован // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Чевенгур. Котлован. М., 2011. С. 411-534.

11. Платонов А.П. Эфирный тракт // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 8-94.

12. Платонов А. Электрификация // Платонов А. Сочинения. Т. 1. 1918-1927. Кн. 2. Статьи. М., 2004. С. 133-142.

13. Платонов А.П. Чевенгур // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 3. Чевенгур. Котлован. М., 2011. С. 9-410.

14. Платонов А.П. Счастливая Москва // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. М., 2011. С. 9-110.

15. Платонов А.П. Родина электричества // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 525-540.

16. Платонов А.П. Мусорный ветер // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 271-288.

17. Платонов А.П. Джан // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 4. Счастливая Москва. М., 2011. С. 111-236.

18. Платонов А.П. [Записи 1931-1932 гг.] // Записные книжки. Материалы к биографии. М., 2000. С. 94-117.

19. Платонов А.П. Седьмой человек // Платонов А. Собр. соч. в 3 т. Т. 3. М., 1985. C. 49-58.

20. Фрагменты чернового автографа повести «Котлован». Публикация Т.М. Вахитовой и Г.В. Филиппова // Творчество Андрея Платонова. СПб., 1995.C. 91-111.

21. Грубе В. Духовная культура Китая. Литература, религия, культ / пер. с нем. П.О. Эфруссии. СПб., 1912. 238 с.

22. Платонов А.П. Сокровенный человек // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. C. 161-235.

23. Платонов А.П. Епифанские шлюзы // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 95-128.

24. Платонов А.П. Ювенильное море // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011. С. 351-432.

25. Лао Си. Тао-те-кинг, или Писание о нравственности. М., 1913. 72 с.

26. Платонов А.П. Усомнившийся Макар // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 1. Усомнившийся Макар. Рассказы 1920-х годов. Стихотворения. М., 2011.C. 216-234.

27. Платонов А.П. Город Градов // Платонов А.П. Собр. соч. Т. 2. Эфирный тракт. Повести 1920-х - начала 1930-х гг. М., 2011.С. 128-160.

References

1. Kobzev, A.I. Kategorii i osnovnye ponyatiya kitayskoy filosofii i kul'tury [перевод]. Dukhovnaya kul'tura Kitaya. Entsiklopediya v 5 t. T. 1. Filosofiya [перевод]. Moscow, 2006, pp. 66-81.

2. Aristotel'. O dushe [перевод], in Aristotel'. Sochineniya v 4 t., t. 1. Ser. Filosofskoe nasledie [перевод]. Moscow, 1976, pp. 369-450.

3. Fen, Yu-lan. Kratkaya istoriya kitayskoy filosofii [перевод]. Saint-Petersburg, 1998. 375 p.

4. Florenskiy, PA. Analiz prostranstvennosti i vremeni v khudozhestvenno-izobrazitel'nykh proizvedeniyakh [перевод]. Moscow, 1993. 324 p.

5. Kobzev, A.I. Filosofiya kitayskogo neokonfutsianstva [перевод]. Moscow, 2002. 608 p.

6. Bu, Tszin'-chzhi. Obzor drevnekitayskikh naivno-materialisticheskikh ucheniy o tsi [перевод], in Chzhungo chzhesyue shi yan'tszyu tszikan' (Sbornik issledovaniy po istorii kitayskoy filosofii). Vyp. 2[перевод]. Shankhay, 1982, pp. 108-135.

7. Ge, Zhun-tszin. Chzhungo chzhesyue fan'chou shi (Istoriya kategoriy kitayskoy filosofii) [перевод]. Kharbin, 1987. 289 p.

8. Barsht, K.A. Poetika prozy Andreya Platonova [перевод]. Saint-Petersburg, 2005. 480 p.

9. Georgievskiy, S. Mificheskie vozzreniya i mify kitaytsev [перевод]. Saint-Petersburg, 1892. 117 p.

10. Platonov, A.P. Kotlovan [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy. T. 3. Chevengur. Kotlovan [перевод]. Moscow, 2011, pp. 411-534.

11. Platonov, A.P. Efirnyy trakt [перевод], in Platonov, A.P. Sobranie sochineniy. T. 2. Efirnyy trakt. Povesti 1920-kh - nachala 1930-kh gg. [перевод]. Moscow, 2011, pp. 8-94.

12. Platonov, A. Elektrifikatsiya [перевод], in Platonov, A. Sochineniya. T. 1. 1918-1927. Kn. 2. Stat'i [перевод]. Moscow, 2004, pp. 133-142.

13. Platonov, A.P Chevengur [перевод], in Platonov, A.P. Sobranie sochineniy. T. 3. Chevengur. Kotlovan [перевод]. Moscow, 2011, pp. 9-410.

14. Platonov, A.P Schastlivaya Moskva [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy. T. 4 [перевод]. Moscow, 2011, pp. 9-110.

15. Platonov, A.P. Rodina elektrichestva [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy. T. 4. Schastlivaya Moskva[перевод]. Moscow, 2011, pp. 525-540.

16. Platonov, A.P Musornyy veter [перевод], in Platonov, A.P. Sobranie sochineniy. T. 4. Schastlivaya Moskva [перевод]. Moscow, 2011, pp. 271-288.

17. Platonov, A.P. Dzhan [перевод], in Platonov, A.P. Sobranie sochineniy. T. 4. Schastlivaya Moskva [перевод]. Moscow, 2011, pp. 111-236.

18. Platonov, A.P [Zapisi 1931-1932 gg.] [перевод], in Zapisnye knizhki. Materialy k biografii [перевод]. Moscow, 2000, pp. 94-117.

19. Platonov, A.P. Sed'moy chelovek [перевод], in Platonov, A. Sobranie sochineniy. v 3 t. T. 3 [перевод]. Moscow, 1985, pp. 49-58.

20. Fragmenty chernovogo avtografa povesti «Kotlovan» [перевод], in Tvorchestvo Andreya Platonova [перевод]. Saint-Petersburg, 1995, pp. 91-111.

21. Grube, V Dukhovnaya kul'tura Kitaya. Literatura, religiya, kul't [перевод]. Saint-Petersburg, 1912. 238 p.

22. Platonov, A.P Sokrovennyy chelovek [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy. T. 2. Efirnyy trakt. Povesti 1920-kh - nachala 1930-kh gg. [перевод]. Moscow, 2011, pp. 161-235.

23. Platonov, A.P Epifanskie shlyuzy [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy. T. 2. Efirnyy trakt. Povesti 1920-kh - nachala 1930-kh gg. [перевод]. Moscow, 2011, pp. 95-128.

24. Platonov, A.P Yuvenil'noe more [перевод], in Platonov, A.P Sobranie sochineniy.T. 2.Efirnyy trakt. Povesti 1920-kh - nachala 1930-kh gg. [перевод]. Moscow, 2011, pp. 351-432.

25. Lao, Si. Tao-te-king, ili Pisanie o nravstvennosti [перевод]. Moscow, 1913. 72 p.

26. Platonov, A.P Usomnivshiysya Makar [перевод], in Platonov, A.E Sobranie sochineniy. T. 1. Usomnivshiysya Makar. Rasskazy 1920-kh godov. Stikhotvoreniya [перевод]. Moscow, 2011, pp. 216-234.

27. Platonov, A.P. Gorod Gradov [перевод], in Platonov, A.P. Sobranie sochineniy. T. 2. Efirnyy trakt. Povesti 1920-kh - nachala 1930-kh gg. [перевод]. Moscow, 2011, pp. 128-160.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.