CC BY
52
ВЕРТИКАЛЬНАЯ И ГОРИЗОНТАЛЬНАЯ КОМПОНЕНТЫ СТРАТЕГИИ ИНТЕГРАЦИИ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ РЕСПУБЛИКИ СЕВЕРНАЯ ОСЕТИЯ - АЛАНИЯ
А.т. КИРГУЕВ, кандидат экономических наук, доцент, проректор по учебной и воспитательной работе Северо-Кавказский горно-металлургический институт (Государственный технологический университет)
Региональная структура социально-экономической системы современной России развивается во взаимодействии двух противоположных тенденций — интеграции и дезинтеграции. В экономической литературе последних лет создается представление о господстве тенденции к интеграции [1]. Представляется, что указанное господство находит свое отражение и в стратегической ориентации социально-экономической политики региона. Поскольку речь идет о Республике Северная Осетия — Алания, необходимо учитывать действие целого ряда мощных противодействующих факторов, обусловливающих дезинтеграцию пространства, в котором функционирует и развивается данный регион (этносоциальных конфликтов, пограничных конфликтов и др.).
Система региона встроена в вертикаль субординации, существующую в масштабах национальной экономики и социальной сферы, а также охватывающей определенное пространство взаимодействия фирм, общественных организаций и физических лиц по общественно-хозяйственной горизонтали. Данное обстоятельство означает, что в структуре любой стратегии развития системы региона необходимо разграничивать вертикальную и горизонтальную компоненты (проекции на соответствующие оси системы координат общественно-хозяйственного развития).
Вертикальная компонента стратегии интеграции включена в процесс взаимодействия со стратегиями других уровней глобальной хозяйственной системы. Прежде всего, она комбинируется и переплетается: со стратегиями концентрации и диверсификации, противоречиво взаимодействующими в масштабах национальной экономики
России в процессе восстановительного роста, а также со стратегиями ТНК и других участников глобальной хозяйственной системы, применяемыми в пространстве региона.
В этом переплетении складываются конкретные варианты стратегической ориентации региональной социально-экономической политики, которые реализуют глобальные, национальные и региональные императивы развития. Раскроем содержание двух таких вариантов, наиболее характерных для РСО — Алания.
Первый из указанных вариантов относится к использованию в социально-экономической политике республики возможностей, открывающихся в связи с наличием масштабных рентных доходов, получаемых благодаря исключительно благоприятной конъюнктуре мирового рынка.
А. Полиди справедливо отмечает, что ориентация на интеграцию в глобальное экономическое пространство отводит диверсификации роль доминирующей стратегии развития национальной экономики России.
Движущей силой диверсификации становятся потоки капитала между отраслями российской экономики, что формирует ее новую, ориентированную на использование конкурентных преимуществ на внешнем рынке, структуру. При этом крайне благоприятная конъюнктура мировых рынков, с одной стороны, и сохраняющийся низкий уровень жизни основной массы населения, с другой стороны, усилили место и роль в национальном хозяйстве двух секторов — топливно-энергетического и продовольственного [2, с. 45 — 46].
Но стратегия диверсификации сталкивается с традиционной для социально-экономической
системы России стратегией концентрации, обусловленной огромными размерами хозяйственного пространства и слабостью связей между различными частями данного пространства. Концентрация реально осуществляется стягиванием основных налоговых потоков в поле власти федерального центра и дальнейшим многоуровневым перераспределением финансовых ресурсов.
Поскольку хозяйственное пространство страны и уровень развития связей между отдельными регионами относятся к числу параметров, которые невозможно изменить в течение обозримого периода времени, то стратегия концентрации продолжает быть актуальной для России. Альтернативы ей нет, и речь может идти только об изменении способа концентрации или об иной форме взаимодействия стратегии концентрации со стратегией диверсификации.
Представляется, что предложенной выше интеграционной парадигме социально-экономической политики соответствует способ осуществления стратегии концентрации, который:
• создаст условия для активизации воспроизводственного процесса в общественно-хозяйственной системе страны;
• позволит преодолеть асимметрию в организации хозяйственного пространства, и прежде всего избавиться от феномена финансовой несамодостаточности большинства регионов России — нельзя требовать от национальной общественно-хозяйственной системы устойчивости и эффективности развития, если эта система разбалансирована изнутри и сложена из проблемных, кризисных элементов;
• обеспечит снижение огромных трансакци-онных издержек, обусловленных многоуровневым масштабным перераспределением финансовых ресурсов.
Рассмотрим некоторые существенные аспекты реализации стратегии диверсификации в поле социально-экономической политики региона, преодолевающего последствия длительной дезинтеграции хозяйственного пространства.
Понимание процесса диверсификации включает сегодня аспект, связанный с характеристикой трансформируемых в ходе диверсификации элементов. Этот аспект отражает постепенное расширение включаемых в данное понятие составных элементов: от манипулирования набором товаров, отраслей, сфер деятельности, рынков до манипулирования регионами как пространством для развития капитала.
Стратегические задачи устойчивого развития Алании в свете переплетения стратегий интеграции и диверсификации можно представить следующим образом:
• сохранение контроля за региональным пространством как основы субъектности региона;
• поддержка собственных сильных, то есть обладающих необходимым потенциалом саморазвития, хозяйствующих субъектов;
• модернизация социально-экономической системы, преодоление отсталости ее наиболее инертных секторов с помощью привлечения в пространство региона стратегических инвесторов;
• использование части потенциала стратегических инвесторов в целях диверсификации развития социально-экономической системы региона.
В этом отношении характерен процесс взаимодействия стратегий интеграции и диверсификации, воплощающийся в ходе развития крупного регио-нообразующего ОАО «Электроцинк». На протяжении 1990-х гг. это предприятие было примером проявления феномена «экономики физических лиц». Активы корпорации превращались в активы группы контролировавших фиктивный капитал физических лиц из состава акционеров и менеджмента, а траектория развития бизнеса стала сугубо кризисной. В деятельности корпорации появились признаки близкого банкротства.
Однако каждая задача содержит в себе условия своего решения. Развитие кризисной ситуации шаг за шагом формирует оптимальные условия для внешней экспансии, поскольку подешевевший фиктивный корпоративный капитал становится весьма привлекательной добычей для его приобретателей. Потенциальные инвесторы, даже не преследовавшие стратегических целей в отношении кризисной корпорации, ставят перед собой проблему участия в приобретении контроля за бизнесом, заниженная рыночная оценка которого позволяет рассчитывать на получение достаточно высокой прибыли.
В частности, холдинг УГМК приобрел контрольный пакет акций ОАО «Электроцинк», поставив перед ним новые задачи по обновлению технологии, повышению квалификации персонала, внедрению новых организационно-управленческих схем. В итоге, обозначился рост корпорации — начал сказываться эффект ее интеграции в вертикаль мощного в финансово-инвестиционном отношении холдинга.
Это, в свою очередь, обусловило потребность в дальнейшей диверсификации бизнеса. Одной
только технологической модернизации для корпорации, производящей металл, явно недостаточно. Необходимо защитить бизнес корпорации от резких конъюнктурных колебаний мирового рынка металлов, поскольку за последние годы в области производства цинка и свинца наблюдались значительные колебания цен и объемов продаж, связанные с нестабильностью мирового рынка металлов.
Монокультурный характер развития производителей металлов обусловил накопление крупных запасов соответствующей продукции на складах, а затем и соответствующий спад биржевых цен и, как следствие, корректирующее снижение производства металлов. Для компенсации соответствующих спадов необходим механизм диверсификации, который должен быть заложен в перспективные цели стратегии формирования интегрированной структуры.
Такой механизм был сформирован и воплотился в приобретении холдингом УГМК контроля за другими корпоративными объектами хозяйственного комплекса РСО — Алания. Стратегический инвестор стал системно осваивать пространство развития региона. Отметим, что такое освоение дает двойственные результаты.
С одной стороны, стратегический инвестор предоставляет финансовой системе региона дополнительные доходы и налоги, создает новые рабочие места, выводит из кризиса те предприятия, которые давно были отнесены к безнадежно убыточным и находящимся на грани исчезновения.
С другой стороны, экспансия высококонцентрированного капитала в ограниченное пространство субъекта РФ, население которого не превышает населения среднего российского города (около 800 тыс. чел.), чревата монополизацией всей социально-экономической территории региона. Приобретая элементы капитала, и, тем самым, оплачивая все более широкий круг региональных потребностей, холдинг рано или поздно начнет «заказывать музыку» развития данной пространственной формы.
Ресурсы и элементы функционирующего капитала, население и власти региона, а также имеющиеся в пространстве субъекта РФ формы общности могут стать обычными инструментами достижения узких корпоративных целей. Легитимность установления и реализации данных целей в принципе ничего не меняет, поскольку речь идет о встраивании целостной социально-экономической системы региона в вертикаль холдинга и глубокой трансформации всей региональной политики.
Поэтому переплетение стратегий интеграции и диверсификации обусловливает потребность в укреплении вертикали экономической власти в пространстве региона и налаживании механизма необходимых противовесов господству одного или нескольких стратегических инвесторов.
Второй конкретный вариантреализации стратегии интеграциирегиональной социально-экономической политики состоит в установлении экономического и отчасти социально-политического контроля со стороны мощных корпоративных структур — ТНК, отечественных гиперкорпораций наподобие РАО «Газпром», ОАО «Роснефть» и др. — над развитием социально-экономической системы региона.
В данном случае вертикальная компонента стратегии интеграции уродливо трансформируется, превращаясь в навязанную «олигархами» форму интеграции. Регион теряет свой самый ценный ресурс развития — свободу. Однако для РСО — Алания, в которой нет ресурсов, интересующих указанные корпоративные структуры, такой вариант нехарактерен. Навязанная вертикаль интеграции присутствует здесь в «теневой» форме.
Характерным примером такой вертикали интеграции может служить формирование и развитие в пространстве двух соседних регионов Северного Кавказа — КБР и РСО — Алания — мощных спир-тово-водочных подсистем, которые сложились в первые годы рыночных преобразований и длительное время рассматривались властями обоих регионов как фактор расширения финансовых и инвестиционных возможностей. Однако данный подход оказался ошибочным.
М. Дзагоева проводит интересную и во многом верную идею о принципиальной финансовой и инвестиционной отчужденности таких подсистем от потребностей развития регионов, в которых они были дислоцированы: «В региональном хозяйстве складывается своеобразный центр экономического влияния и контроля, реально управляющий товарными и денежными потоками, инвестициями, рынком труда. Деформируются и региональные властные структуры, которым приходится брать на себя не свойственные им функции прямой защиты и воплощения монопольных интересов.
Региональные олигархические структуры получают явные и неявные налоговые льготы и тем самым перекладывают свое налоговое бремя на плечи других налогоплательщиков. Разрыв между налоговым бременем и налоговым потенциалом дополняются в этом случае диспропорциями в структуре налогового бремени.
Такая стратегия характерна для малонаселенных и богатых сырьевыми ресурсами регионов, хозяйство ориентировано на добычу полезных ископаемых и их первичную переработку; в ряде случаев региональные олигархические группы зарабатывают не на добыче тех или иных природных ресурсов, а на переработке сырья или производстве готовой продукции (например, выплавке алюминия, производстве водочной продукции)» [3, с. 176].
Олигархический вариант формирования вертикальной компоненты стратегии интеграции социально-экономической политики региона обусловливает полную зависимость развития соответствующего пространства от интересов господствующей «теневой» группы и заводит интеграционный процесс в институциональную ловушку, в которой тактический выигрыш в доходах региона оборачивается стратегическим проигрышем в установлении новой формы экономической зависимости. Социально-экономическая политика региона начинает обслуживать интересы господствующей группы.
Отметим, что в последнем случае вертикальная компонента стратегии интеграции социально-экономической политики региона вырастает снизу, опираясь на те возможности, которые заложены в системе рынков самого региона. Тем самым вертикаль интеграции формируется на основе ресурсов, предоставляемых хозяйственной горизонталью.
Стратегия интеграции региональной социально-экономической политики в своей горизонтальной проекции обеспечивает решение задач, связанных с консолидацией и эффективной реализацией собственного потенциала общественно-хозяйственной системы региона. В данном случае во главу угла ставится не включение ресурсов, элементов капитала и форм общности региона в какую-либо заданную вертикаль экономической власти или контроля, а комбинирование, переплетение указанных ресурсов, элементов и форм общности в рыночном пространстве, а также извлечение соответствующего синергетического эффекта в интересах и под контролем самого региона.
Интеграционный процесс в горизонтальной проекции развивается вширь, соединяя ранее обособленные региональные рынки, в том числе и в пространстве межрегионального взаимодействия. Частным случаем горизонтальной компоненты стратегии интеграции выступает формирование интеграционного взаимодействия в расширенном пространстве федеральных округов современной России, то есть создание социально-экономических систем на уровне макрорегиона.
Дезинтеграция хозяйственного пространства глубоко затронула общественно-хозяйственные связи даже соседних и исторически комплементарных друг к другу регионов России. Характерный пример — отсутствие сколько-нибудь активных связей и совместных проектов между КБР и РСО — Алания, региональные общественно-хозяйственные системы которых объективно тяготеют друг к другу и по многим позициям совместимы как партнеры по интеграционному процессу.
Следует выделить существенный аспект рассматриваемой компоненты стратегии интеграции, связанный с природой интегрированной организации. К. Менар отмечает, что, в отличие от рынков, интегрированная организация, или иерархия, может быть определена как сознательное соглашение, совместно достигаемое субъектами в целях последовательной координации своих действий на постоянной основе. Такое соглашение ориентировано на достижение специфических целей и основано на частичной, выборочной комбинации команд и кооперации [4, с. 202].
Если интегрированная организация строится по горизонтали, то есть объединяет участников ранее обособленных региональных рынков в их собственных интересах, не встраивая их в какую-либо внешнюю для них вертикаль экономической или социально-политической власти, то это вовсе не означает, что горизонтальную компоненту стратегии интеграции можно вообще отделить и противопоставить рассмотренной выше вертикальной компоненте.
Более того, обе компоненты переплетены друг с другом благодаря природе интеграционного процесса. Отметим данное обстоятельство в плане воздействия «теневых» спиртово-водочных подсистем на развитие РСО — Алания и КБР. В случае горизонтального комбинирования и переплетения региональных рынков так или иначе складывается и укрепляется некоторая новая иерархия (вертикаль), созданная силами самих участников интеграционного процесса. Другой вопрос, служит ли такая вертикаль их собственным интересам или оборачивается «командной высотой» для подчинения региона интересам развития той или иной господствующей группы.
Характерным примером такой порожденной горизонтальной интеграцией вертикали может быть формирование общих органов координации деятельности, органов реализации совместных проектов в пространстве макрорегиона. Речь идет не об административных структурах, созданных в феде-
ральных округах по решению федерального центра (представительство Президента РФ в федеральном округе), а о результатах объединения усилий самих участников региональных рынков.
К. Менар справедливо разграничивает две вертикальные конструкции, возникающие в ходе интеграции:
1) власть как убеждение, в основе которой лежит осознанное и добровольное делегирование части прав принимать решения по заданному кругу вопросов в пользу координирующей инстанции;
2) власть как навязывание, в основе которой лежит продиктованное сверху, то есть недобровольное, объединение усилий [4, с. 205].
Идея власти как навязывания характеризует иерархические структуры, основанные на командах и принуждении; идея власти как убеждения характеризует так называемые «гибридные» соглашения, порожденные рынком, но обусловливающие формирование внутри себя некоторой иерархии (франчайзинг, сети фирм, долгосрочные контракты на основе реализации стратегических инвестиционных программ и т. п.).
Выделим аспект горизонтальной интеграции, связанный с рентной ориентацией развития. Феномен рентной ориентации раскрыт в работах Д. Львова, А. Бузгалина, В. Самойленко и др. [5]. Известно, что многие сложившиеся в рамках хозяйственной горизонтали интеграционные формы упрочиваются и получают импульс к развитию, поскольку их участники видят в объединении своих действий способ получения ренты. Суть в том, что указанные интеграционные формы снижают конкуренцию и обеспечивают необходимое доверие участников извлечения ренты. В некоторых случаях механизмы координации развиваются до уровня «частного правительства», ответственного за мониторинг партнеров, и контроля за распределением ренты [4, с. 206]. Данный вывод подтверждается результатами «развития» спиртово-водочных подсистем РСО — Алания и КБР.
Рентная ориентация развития всей национальной экономики России создает прочную основу для формирования в регионах олигархических групп, ориентированных на извлечение и распределение рентных доходов. При этом регионы, относящиеся к числу финансово зависимых от федерального центра, и не располагающие ресурсами, добыча и продажа которых обеспечивает рентные потоки (газ, нефть, уголь, лес, руды металлов и т. п.), создают механизмы распределения федеральной финансовой помощи, т. е. механизмы перераспределения ренты.
Финансовая помощь, получаемая из федерального центра, становится материальной базой формирования своеобразной «бюджетной ренты» (или ренты второго рода), которая обусловливает интеграцию части участников региональных рынков в целях создания надежных механизмов монопольного контроля за соответствующими доходами.
В результате формируется еще одна институциональная ловушка — финансовая помощь региону оборачивается усугублением социально-экономического кризиса, формированием механизмов расхищения предоставляемых средств и расширенным воспроизводством зависимости региона от федерального центра. Отметим, что указанная ловушка отражает одну из возможностей искажения горизонтальной компоненты стратегии интеграции в условиях длительного распада единства хозяйственного пространства.
Рассмотрим наиболее важные задачи реорганизации социально-экономической политики региона, относящиеся к горизонтальной компоненте стратегии интеграции.
Установление качественных и количественных характеристик ядра развития, оптимального для общественно-хозяйственной системы региона, то есть позволяющего наиболее эффективно использовать ее потенциал в целях решения проблемы развития в условиях дезинтеграции. Представляется, что ядро развития региона, преодолевающего последствия длительной дезинтеграции хозяйственного пространства, не может быть масштабным и качественно разнообразным.
Перед кризисным регионом стоит задача консолидации в составе ядра развития немногих имеющихся ресурсов и элементов функционирующего капитала. Здесь действует известный принцип: «Лучше меньше, да лучше». Известно, что глубина кризиса обусловливает авантюрные проявления в социально-экономической политике, вынуждая растрачивать ресурсы без ощутимых результатов. Характерными примерами такого авантюризма могут служить:
• попытка КБР начать разработку имеющегося небольшого месторождения нефти без надлежащей геологической разведки, обернувшаяся ущербом для экологии и здоровья людей (2005 г.); указанную попытку следует квалифицировать как типичное проявление рентной ориентации социально-экономической политики региона (стремление обеспечить себе доступ к ресурсам, несущим в себе рентные возможности);
• расходование бюджетных средств РСО — Алания на финансирование футбольного клуба «Алания»; при этом имело место многолетнее масштабное отвлечение целевых средств, полученных по каналам федеральной финансовой помощи. Помощь трансформировалась в специфические социальные услуги, которые можно смело отнести к превратному сектору современной экономики [6, с. 60 — 62]. Принципиально важен потенциал конкурентоспособности формируемого ядра развития. Ограниченные по своим масштабам финансовые и инвестиционные ресурсы должны адресоваться только тем проектам, которые способны сформировать активные точки роста и развития в пространстве региона. Следует согласиться с А. Боловым, обосновывающим необходимость применения эволюционного подхода к формированию социально-экономической политики региона, выходящего из глубокого и затяжного кризиса. Эволюционный подход к процессу формирования и реализации социально-экономической политики региона в условиях выхода из трансформационного кризиса обладает следующими преимуществами:
• позволяет установить предпосылки устойчивого саморазвития общественно-хозяйственной системы региона;
• ориентирован на создание эффективного ядра развития в общественно-хозяйственной системе региона, концентрирующего в своем составе наиболее ценные факторы и ресурсы;
• позволяет обеспечить преемственность, целостность и стратегическую эффективность соответствующего уровня социально-экономической политики» [7, с. 13]. Эволюционный подход к социально-экономической политике обеспечивает ее преемственность и реалистичность.
Оптимизация соотношения между потенциалом региональной социально-экономической политики и ее общим бременем. Потенциал политики РСО — Алания в данном отношении крайне ограничен, что обусловливает хронический и постоянно расширяющийся (с 2000 г.) разрыв между ним и растущим бременем социально-экономической политики.
Попытки использовать для заполнения такого разрыва растущую финансовую помощь из федерального бюджета пагубны для общественно-хозяйственной системы республики, поскольку они ведут к отрицательным последствиям — с одной
стороны, к расширенному воспроизводству финансовой зависимости субъекта РФ от федерального центра, а с другой стороны, к институциональному закреплению рентоориентированного поведения субъектов власти и собственности.
Отмеченный разрыв может быть эффективно преодолен только на основе наращивания собственного потенциала социально-экономической политики республики, что предполагает: утверждение расширенного типа воспроизводства на основе роста инвестиций в общественно-хозяйственную систему региона; наращивание функционирующего в данной системе капитала; повышение эффективности использования функционирующего капитала (наращивание рентабельности).
ЛИТЕРАТУРА
1. Иншаков О. В. О стратегии развития Южного макрорегиона России. — Волгоград: ВолГУ, 2003; КерашевА. А. Функциональное содержание и принципы управления макрорегиональ-ным хозяйственным комплексом как интеграционным образованием. — Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2005.
2. Полиди А. А. Диверсификация как доминирующая базовая стратегия развития российской промышленности в условиях глобализации экономических отношений / Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора экономических наук. — Владикавказ, 2006.
3. Дзагоева М. Р. Институциональные основы формирования налоговой политики субъекта РФ. - Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2004.
4. Менар К. Теория организаций: разнообразие соглашений в развитой рыночной экономике // Институциональная экономика / Под ред. А. Олейника. - М.: ИНФРА-М, 2005.
5. Львов Д. С. Экономика развития. — М.: Экзамен, 2002; Бузгалин А. В., Колганов А. И. Глобальный капитал. — М.: УРСС, 2004; Самойленко В. П. Формирование социальной ответственности субъектов власти и собственности в условиях глобализации экономических отношений. — Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2005.
6. Бузгалин А. В. , Колганов А. И. Глобальный капитал. — М.: УРСС, 2004.
7. Болов А. В. Формирование региональной социально-экономической политики в условиях выхода из трансформационного кризиса. — Краснодар: ЮИМ, 2006.
