CC BY
114
К. Кимура (Токио - Будапешт), А. С. Стыкалин (Москва)
Венгерско-югославские отношения в 1945 - весной 1948 г.: от примирения к началу нового конфликта
Советско-югославский конфликт 1948 г. нанес сильный удар по поступательно развивавшимся венгерско-югославским отношениям. Венгерские коммунисты предпринимают кардинальный поворот в своей политике, подключившись к антиюгославской кампании.
Ключевые слова: Венгрия, Югославия, Сталин, Тито, Ракоши, советско-югославский конфликт 1948 г., дунайское сотрудничество.
По окончании Второй мировой войны страны Центральной и Юго-Восточной Европы вступили в новый этап своего развития. Соседние Венгрия и Югославия находились в разном положении: Югославия - в лагере победителей, с резко возросшим международным престижем и немалыми внешнеполитическими амбициями, тогда как Венгрия - в ряду побежденных государств, ожидавших своей незавидной участи на Парижской мирной конференции. Тяжелое наследие кровопролитной войны сильно сказывалось на взаимоотношениях соседних народов. Издавна присутствовавшие в сознании сербов, исторически сложившиеся антивенгерские настроения не могли не усилиться вследствие действий хортистской армии и администрации в период оккупации Воеводины с апреля 1941 г. Не менее жестокими были акции возмездия, предпринятые партизанами Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ) против мирного венгерского населения при освобождении Воеводины в 1944 г. Душевные травмы, полученные в годы вооруженных столкновений и массовых расправ (зачастую по этническому признаку), трудно было изжить за короткий период, они сохранялись в исторической памяти соседних народов, питая взаимные предубеждения. Вместе с тем амбициозный маршал Тито и его окружение стремились к расширению влияния новой Югославии на соседнюю страну, а в качестве проводников такого влияния (или, во всяком случае, потенциальных партнеров) рассматривали венгерских коммунистов, с которыми у компартии Югославии уже с 1945 г. налаживаются межпартийные связи. Поскольку венгерская компартия играла немалую роль в пра-
вящей коалиции, эти связи сказывались и на развитии межгосударственных контактов. Для Венгрии налаживание взаимопонимания с новой Югославией, завоевавшей немалый авторитет своим смелым и масштабным сопротивлением нацистским оккупантам, имело еще большее значение, способствуя выходу из политико-дипломатической изоляции. В вопросе о необходимости расширения контактов с Югославией фактически не было разногласий внутри правящей антифашистской коалиции.
В первых же декларациях временного национального правительства, сформированного в Дебрецене в декабре 1944 г., много говорилось о необходимости порвать с прежней «манией величия», реакционными химерами, доведшими страну до национальной катастрофы, выражалась готовность к установлению добрососедских отношений и налаживанию искреннего диалога со всеми соседями1. Во время визита венгерской делегации в Москву в январе 1945 г. для подписания соглашения о перемирии было заявлено, что территориальных претензий к Югославии у Венгрии нет, не актуален для нее и вопрос о венгерском нацменьшинстве. Подобные декларации были с удовлетворением восприняты в Белграде. Инициатива в развитии контактов принадлежала, как правило, Югославии, ибо Венгрия как побежденная страна, ожидавшая подписания мирного договора, была не в том положении, чтобы диктовать свои условия; вместе с тем она с готовностью откликалась на предложения о сотрудничестве. И делала это с тем большей охотой, что Югославия первой из стран, в которых проживало венгерское меньшинство, к большому удовлетворению венгерской антифашистской элиты приняла ряд мер в целях обеспечения его демократических прав, в том числе на получение доступа к культуре (создание венгероязычной прессы в Нови-Саде и Суботице, культурного общества, расширение сети венгерских школ в Воеводине)2.
Ситуация осложнялась тем, что Югославией были поначалу заявлены претензии на некоторые территории, принадлежавшие до Второй мировой войны соседним странам, в том числе и Венгрии. 9 января 1945 г. Сталин принял югославскую делегацию во главе с членом руководства Национального комитета освобождения Югославии (НКОЮ) А. Хебрангом. В ходе беседы речь зашла не только о «восстановлении справедливости» в отношении Воеводины, оккупированной венгерской армией в 1941 г., но и о притязаниях Белграда на окрестности городов Печа и Байя. Эти претензии обосновывались как присутствием там южнославянского сельского населения, так
и экономическими соображениями, суть которых сводилась к привлекательности природных ресурсов (залежи угля в районе г. Печ и т. д.). Как явствует из записи, Сталин уклонился от прямой поддержки позиции своих собеседников, заметив лишь, что югославянское население этих районов должно само проявить инициативу, поставив вопрос о присоединении к Югославии3. Только в этом случае вопрос о спорных территориях можно было вынести на рассмотрение будущей мирной конференции.
Истолковав это замечание Сталина как руководство к действию, югославская сторона через своих эмиссаров весной 1945 г. приняла участие в организации в Венгрии (как и в соседней Румынии) «славянских антифашистских фронтов», от которых ждали выступления с инициативой присоединения соответствующих территорий к Югославии. Однако в Москве заботились об укреплении прокоммунистических сил в этих странах; поскольку аннексия новой Югославией некоторых территорий соседних государств, несомненно, подорвала бы в них позиции компартий (а значит, и советское влияние), Сталин и его окружение не были склонны всецело потакать амбициям Тито. Через Союзные контрольные комиссии (СКК) в Венгрии и Румынии югославам дали понять, что славянским общественным движениям в этих странах следовало бы ограничиться культурно-просветительской деятельностью4.
Тем не менее вопрос о югославских территориальных притязаниях не был в 1945 г. окончательно снят с повестки дня. 13 апреля 1946 г., в период работы Парижской мирной конференции, где обсуждались будущие границы Венгрии, посол ФНРЮ в СССР В. Попович сообщил в Наркоминделе о том, что югославское правительство в скором времени официально предъявит территориальные претензии северному соседу, а также потребует права на использование в течение ряда лет нефтяных полей, находящихся на венгерской территории. 22 апреля 1946 г. Й. Б. Тито в Белграде в присутствии советского посла А. И. Лаврентьева изложил дипломатам Венгрии суть претензий ФНРЮ на некоторые приграничные территории. Он понимал, что в силу незначительности югославянского населения в границах Венгрии, установленных по Трианонскому мирному договору 1920 г., при обосновании югославских притязаний имеет смысл сделать акцент на соображениях экономической целесообразности5. В конце апреля 1946 г. территориальные проблемы, возникшие между Югославией и Венгрией, стали предметом двустороннего обсуждения в Белграде. Венгерскую делегацию возглавлял влиятельней-
ший лидер коммунистов М. Ракоши, выступавший в роли вице-премьера коалиционного правительства. По итогам переговоров Тито, знавший о том, что едва ли заручится поддержкой Москвы в данном конкретном деле, согласился не поднимать на мирной конференции вопроса о пересмотре границ при условии, что Венгрия передаст Югославии право на использование нефтедобывающих полей близ границы. Поскольку венгерская сторона не возражала, 27 апреля 1946 г. Тито официально информировал Москву о том, что у ФНРЮ нет территориальных претензий к Венгрии6. В конце мая югославский лидер побывал в Москве, где состоялась его, как оказалось, последняя встреча со Сталиным. Рассказав о состоянии отношений с Венгрией, он заявил, что правительство ФНРЮ не намеревается ставить в Совете министров иностранных дел держав-победительниц вопрос о территориальных требованиях7. Отказ Югославии (если не под прямым давлением Москвы, то, во всяком случае, с учетом ее позиции) от притязаний на территории Венгрии избавил отношения двух стран от существенного груза.
Другая не сразу урегулированная проблема, осложнявшая двусторонние отношения, была связана с выплатой репараций. Вопрос об объеме репараций, налагаемых на Венгрию, как и на другие побежденные страны, относился к компетенции больших держав-победительниц - США, Великобритании и СССР, предварительно установивших для Венгрии общую сумму в 300 млн долларов США. В Белграде эту сумму считали заниженной8, что, впрочем, не привело к ее изменению. 16 марта 1945 г. югославская делегация при СКК в Венгрии была принята председателем СКК маршалом К. Е. Ворошиловым9, который подтвердил, что из намеченной суммы в 300 млн долларов США Венгрии 200 млн долларов предстояло выплатить СССР, оставшиеся же 100 млн - разделить поровну между Югославией и Чехословакией.
В Белграде осознавали, что вследствие венгерской оккупации Югославии был нанесен куда больший материальный ущерб, чем при оккупации венгерской армией части чехословацкой территории (в частности, Южной Словакии), ведь масштабы сопротивления и боевых действий были в случае с Югославией совсем иными. Поэтому было решено прозондировать почву в Москве относительно возможности увеличить сумму репараций для Югославии хотя бы до 65 млн долларов10. Эта инициатива, однако, не получила поддержки, в мирном договоре нашел отражение вышеуказанный расклад в выплате Венгрией репараций в пользу СССР, Югославии и Чехос-
ловакии11. Но еще до подписания договора, в ноябре 1945 г., югославское правительство напрямую договорилось с чехословацким о том, что из суммы в 100 млн долларов, причитающейся этим двум государствам, Югославия «по справедливости» как более пострадавшая от Венгрии сторона получит львиную долю в 70 млн12. Что же касается порядка выплаты репараций, то он оказался довольно благоприятным, щадящим для Венгрии, поскольку в Белграде не хотели создавать лишних трудностей приемлемому для Югославии коалиционному левоцентристскому правительству, с самых первых своих деклараций отмежевавшемуся от ирредентистской политики режима Хорти. Стороны договорились о том, что срок выплаты репараций продлится 8 лет начиная с 20 января 1946 г.13 Важное место в структуре выплаты репараций должны были составить поставки в Югославию венгерского угля, добываемого в районе г. Печ.
В первые послевоенные годы на повестке дня двусторонних отношений стояли также вопросы о необходимости возврата имущества, вывезенного в Венгрию с оккупированной югославской территории начиная с апреля 1941 г.14, а также возвращения на родину перемещенных за годы войны в Венгрию югославских граждан (как военных, так и гражданских лиц)15. Процесс репатриации завершился в основном в течение 1945 г., желающие вернуться на родину вернулись, пройдя через фильтрационный лагерь в Суботице. Решение об освобождении военнопленных венгерских солдат и офицеров было принято югославским правительством в начале сентября 1945 г.16 Еще быстрее была решена проблема эвакуации венгерской оккупационной администрации Воеводины, а также аннулирования законодательных и административных положений, относящихся к аннексии Венгрией югославской территории. Вместе с тем югославская сторона пыталась использовать некоторые прописанные в соглашении о перемирии с Венгрией положения для того, чтобы добиться депортации из страны не только бывших хортистских чиновников, приехавших в Воеводину начиная с апреля 1941 г., или местных венгров, находившихся в 1941-1944 гг. на службе оккупационной администрации, но более широкого контингента венгерского населения. Сложности, возникавшие между двумя соседними государствами17, удавалось преодолевать благодаря доброй воле, проявленной с обеих сторон. В знак готовности к уступкам Югославии были переданы хортистские военачальники, отдававшие приказы о расправе над мирным сербским населением, в том числе бывший начальник генерального штаба генерал Я. Сомбатхейи, казненный в 1946 г.18 С
югославской стороны была занята, как известно, жесткая позиция относительно депортации из страны воеводинских немцев, отношение же к венгерскому меньшинству (особенно в сравнении с Чехословакией 1945-1946 гг.) было более толерантным. Проблемы же, связанные с попытками выселения венгров, не несших ответственности за действия хортистского правительства в Воеводине в годы Второй
19
мировой войны, как правило, решались дипломатическим путем19.
Исследователям известно, насколько негативно сказывались на венгерско-чехословацких отношениях планы правительства ЧСР осуществить массовое выселение с территории республики не только немцев, но и венгров, рассматривавшихся на основе пережитого опыта в качестве центробежной силы, угрожающей территориальной целостности государства20. Когда с подачи Сталина официальной Праге было указано решать проблему на основе достижения договоренности с Будапештом об обмене населением, Югославия согласилась взять на себя посредническую роль. Правда, в Белграде в общем не были склонны занимать в венгерско-чехословацком споре равноудаленную, беспристрастную позицию, югославскому руководству в этом вопросе была ближе (пусть это и не афишировалось) точка зрения недавнего союзника по антивенгерской Малой Антанте - Чехословакии. Можно даже предполагать, что в руководстве ФНРЮ сознательно решили взяться (хотя и не очень активно) за посредническую миссию в стремлении поддержать, насколько это было возможно, традиционного союзника, не допустив в то же время обострения отношений с Венгрией. Как бы то ни было, в сентябре 1946 г. при участии Белграда было достигнуто компромиссное че-хословацко-венгерское соглашение о добровольном обмене населением (что должно было затронуть около 40 тыс. человек)21. Хотя до его реализации дело так и не дошло, посреднические усилия Венгрии способствовали некоторому, пусть относительному, снижению остроты в затянувшемся споре.
В 1946-1947 гг. югославско-венгерские отношения находились на подъеме, сотрудничество развивалось в разных областях. При этом в обеих столицах рассматривали национальные меньшинства (венгерское в Воеводине и югославянские в Венгрии) в качестве важного инструмента налаживания взаимоотношений. Это предполагало принятие действенных мер по обеспечению прав нацменьшинств в каждой из стран. В 1945-1947 гг. в Воеводине создается довольно развитая система венгерских культурных институций (включая спонсируемый государством театр), прессы, значительно расширя-
ется сеть школ (не только начальных, но и средних, а также высших педагогических учебных заведений), активизируются культурные связи между Югославией и Венгрией22. Создание в Югославии венгерской культурной инфраструктуры не было жестом, адресованным Будапешту (международное положение побежденной страны не делало это необходимым), оно было направлено на повышение международного имиджа белградского коммунистического режима, но и на то, чтобы заручиться внутриполитической поддержкой венгерского нацменьшинства, составлявшего в Воеводине до четверти населения. Как бы то ни было, политика югославских властей в отношении собственных венгров была позитивно воспринята в Венгрии, и не только на левом фланге политической жизни, - об этом свидетельствуют и отклики прессы, и выступления в парламенте. Деятели разных ориентаций противопоставляли курс Тито менее толерантной политике правительства Румынии в отношении еще более значительного венгерского меньшинства23, но в особенности восторжествовавшей в Чехословакии линии на создание чисто славянского государства 24.
Поскольку отношения двух компартий были стабильными, ти-товские власти в своем стремлении укрепить коммунистическое влияние на венгров Югославии не возражали против поддержания их связей с венгерской компартией. В июне 1947 г. Воеводину посетила делегация ВКП во главе с ее видным деятелем З. Санто. В ее отчете отмечалось, что права венгров в Югославии гарантированы, есть условия для развития культуры, отмечаются национальные праздники25, а кроме того среди венгров в Воеводине были широко распространены коммунистические идеи.
Венгерская компартия в деле налаживания отношений с соседними государствами считала особенно важным сближение (наряду с СССР) именно с Югославией, надеясь как на внутриполитическую поддержку с ее стороны (в приемлемых для этого формах), так и на определенное понимание Белградом венгерской позиции в случае дальнейшего обострения противоречий с Чехословакией и Румынией по спорным национально-территориальным проблемам. В эти годы в Венгрии и в левых кругах получают распространение идеи далеко идущего сотрудничества дунайских государств, что нашло отражение в прессе разных партий. В качестве одной из форм рассматривалось создание югославско-венгерско-румынского таможенного союза. Соответствующий тезис был включен осенью 1945 г. и в предвыборную программу ВКП. Здравицы в поддержку дунайского
сотрудничества в устах венгерских политиков разных партий сопровождались заверениями в отказе Венгрии от шовинистической политики, ставшей одним из источников напряженности в регионе, от пропаганды своего особого положения в Дунайском бассейне26.
Планы тесного сотрудничества (особенно экономического) дунайских государств прорабатывались и в Белграде, где хотя и негласно, но отводили Югославии главную роль в любого рода дунайских проектах. Желая укрепления в соседней стране левых сил, создания дружественного прокоммунистического правительства, югославская компартия периодически направляла в Будапешт своих эмиссаров для оказания помощи венгерским коммунистам (впоследствии, после разрыва отношений в 1948-1949 гг., это облегчило задачу поиска компрометирующих югославских связей тех или иных функционеров, оказавшихся в опале). Применительно же к 1945-1947 гг. отчасти и стремлением коммунистической Югославии к усилению своего влияния на Венгрию можно объяснить тот факт, что коммунистические власти этой страны относились к венгерскому меньшинству в Воеводине лучше, нежели левоцентристские власти Чехословакии или Румынии к своему венгерскому населению.
Большой отклик в Венгрии вызвало выступление маршала Тито в апреле 1946 г., в котором он заявил, что питает братские чувства к соседней стране, - оно широко комментировалось в венгерской печати. Заявление Тито вписывалось в стратегию, направленную на укрепление позиций ФНРЮ как региональной державы - не только балканской, но и дунайской. Как бы то ни было, перспектива усиления югославского доминирования в регионе не была воспринята в Будапеште настороженно. Для Венгрии с ее незавидным статусом побежденной страны и репутацией последнего, наиболее верного сателлита нацистской Германии, в силу бесперспективности каких-либо собственных региональных амбиций, важнее была дружба с более влиятельной внешнеполитической силой - титовской Югославией. Венгерская пресса разных ориентаций не уставала заниматься вопросами венгерско-югославского сближения, пропагандировала необходимость расширения связей.
На уровне правительств предпринимались все и новые и новые меры, направленные как на политическое сближение и экономическое сотрудничество в рамках Дунайского региона, так и на активизацию культурных связей. Соглашение о культурном сотрудничестве сроком на 5 лет было подписано в Белграде 15 октября 1947 г. и торжественно ратифицировано венгерским Госсобранием в декабре
в дни пребывания в Будапеште самого маршала Тито. К этому времени уже состоялось совещание компартий в Шклярской-Порембе, был образован Коминформ, в этих условиях культурные соглашения, заключавшиеся между странами советской сферы влияния, уже несли на себе отпечаток доминировавшей идеологии, в них подчеркивалось идейно-политическое единство стран «народной демократии» на антизападной платформе. Венгерско-югославское соглашение, разработанное еще до сентябрьского совещания Коминфома, составляло некоторое исключение. Это было менее идеологизированное, более традиционное соглашение в области культурных связей, писавшееся не под диктовку из единого для всех центра, а основанное на реально достигнутых результатах в деле взаимного сближения соседних стран, чьи культурные элиты проявляли интерес к дальнейшему развитию контактов. Соответственно главное место в нем занимало изложение реальных задач культурного сотрудничества, а не политико-пропагандистская риторика. Не только чиновники, но представители общественных организаций и деятели культуры вошли в образованную смешанную комиссию, призванную разработать поистине грандиозную программу разносторонних культурных кон-
27
тактов27.
В декабре 1947 г. Й. Броз Тито, наконец, посетил с долгожданным визитом Будапешт. Его приезд стал настоящей демонстрацией союзнических отношений двух стран, тем более что в эти дни было подписано большое двустороннее соглашение о дружбе и сотрудничестве. Коммунисты с каждым месяцем укрепляли в Венгрии позиции, оттесняя своих оппонентов на обочину внутриполитической жизни. Если представители компартии делали все больший акцент на идейно-политическом единстве двух стран, приступивших (хотя и в разных условиях) к строительству социализма, то венгерские некоммунистические политики, выступая в парламенте при ратификации подписанных соглашений с Югославией, по-прежнему делали акцент на тесном региональном сотрудничестве дунайских народов.
Таким образом, к 1948 г. югославско-венгерские отношения переживали настоящий подъем, их уже не осложняли ни взаимные территориальные претензии, ни проблемы переселений и национальных меньшинств, тем более что в обеих странах немало делалось для обеспечения прав миноритарных этносов. Обсуждались перспективы дальнейшего экономического сотрудничества в рамках более широкого проекта - союза Дунайских государств. При всем при этом, историческую память народов продолжал отягощать груз
недавнего, еще совсем живого прошлого (вероломство хортистско-го правительства, напавшего на Югославию в апреле 1941 г. вскоре после заключения договора между странами; кровопролитные карательные акции с обеих сторон в годы войны). Активизация неблагоприятных внешних факторов могла возродить старые обиды и привести к заметному откату в двусторонних отношениях. Именно это произошло в апреле 1948 г.
Незадолго до этого, 15 марта, в Будапеште в присутствии почетных иностранных гостей (советскую делегацию возглавлял член Политбюро маршал К. Е. Ворошилов28) проходило крупномасштабное празднование 100-летней годовщины начала революции 1848 г. Для подготовки торжеств была создана комиссия с участием политиков разных партий, занимавшаяся, среди прочего, проведением широкой пропагандистской кампании29. Еще 28 ноября 1947 г. на ее заседании президент страны З. Тилди сформулировал программную установку: проводившиеся в стране после 1945 г. демократические реформы следовало представить отечественному и зарубежному общественному мнению (особенно в дунайских странах) как осуществление демократических идеалов революции 1848 г. При этом он ссылался на великого поэта Ш. Петёфи, его призывы к венграм поддержать всех, кто борется за свободу своих народов. Были актуализированы и идеи лидера венгерской революции Л. Кошута о Дунайской конфедерации, развитые им уже в эмиграции после поражения революции. По мнению З. Тилди, именно 100-летний юбилей венгерской революции должен ознаменовать собой начало нового этапа в единении дунай-
30
ских народов30.
Как известно, во время венгерской революции 1848-1849 гг. имели место серьезные противоречия между венгерским и южнославянскими национальными движениями, но об этом в дни юбилейных торжеств старались не вспоминать. Й. Броз Тито был приглашен принять непосредственное участие в праздновании 100-летия венгерской революции, которое (исходя, не в последнюю очередь, именно из перспективы дальнейшего венгерско-югославского сближения) предполагалось провести под лозунгом дальнейшего укрепления взаимосвязей между народами Дунайского бассейна, вступившими на новый путь в своем развитии. Он принял приглашение, предложив в свою очередь разработать совместный план проведения празд-неств31. Это означало, что амбициозный югославский лидер, придавая немалое значение югославско-венгерскому союзу при главенстве Югославии, не прочь был использовать венгерский национальный
праздник в интересах формирования такого союза и укрепления позиций ФНРЮ в Венгрии.
Приезд самого Тито в марте 1948 г. в Будапешт не смог, впрочем, состояться, поскольку в эти самые недели уже назревал конфликт между КПСС и КПЮ, так что югославскому лидеру было не до юбилея венгерской революции. Тем не менее Югославия была представлена внушительной по составу делегацией. Возглавлял ее входивший в то время в узкое руководство партии М. Джилас, за выступлениями и поведением которого (как и всей делегации) в венгерской столице внимательно следили советские эмиссары, отметившие стремление югославов уклониться от каких-либо не предусмотренных протоколом встреч с советской делегацией. Выступая в венгерском парламенте, Джилас назвал революцию 1848 г., потрясшую основы феодальной Европы, красивой страницей в истории освободительной борьбы человечества, и то обстоятельство, что вожди венгерского национального движения во главе с Л. Кошутом не проявили достаточного понимания сербских и хорватских интересов, совсем не давало, по его мнению, оснований пересматривать реакционную роль бана Елачича, подавлявшего венгерскую революцию в угоду венскому двору. Как говорил далее Джилас, венгерский народ, решительно вступивший на новый путь, верен тем же идеалам свободы и прогресса, которые вдохновляли революционеров 1848-1849 гг. В свою очередь, «новая Югославия сделала и сделает все, на что способна, чтобы содействовать развитию демократии в Венгрии, чтобы помочь венгерскому народу подняться из развалин и унижения, стать свободной и независимой»32.
В это время не только в Венгрии и в Югославии придавали значение идее регионального сотрудничества. Так, несмотря на недавние межгосударственные трения, связанные с проблемой венгерского меньшинства, в юбилейных торжествах участвовали, выступив в духе солидарности с новой Венгрией, делегации Румынии и Чехословакии33. Таким образом, несмотря на исторический факт противостояния сербов, хорватов, словаков и румын венгерскому национальному движению во время революции 1848 г., организаторам празднеств удалось использовать столетие великой венгерской революции в интересах налаживания взаимопонимания, утверждения единства народов Дунайского бассейна на основе общих интересов и регионального сотрудничества.
Конфликт между Москвой и Белградом хотя и был за кулисами, но уже разгорался. Ракоши, насколько можно судить по имеющимся
источникам, еще не был информирован о ситуации в советско-югославских отношениях, но как опытный политик он не мог не обратить внимание на возникшую в ходе торжеств напряженность в отношениях делегаций СССР и ФНРЮ. В руководстве венгерской компартии хорошо осознавали, что проекты единения дунайских стран с участием амбициозного маршала Тито могут вызвать подозрения в Москве, где всегда с подозрением смотрели на любого рода горизонтальные связи между странами советской сферы влияния (они, как правило, плохо контролировались из центра мирового коммунистического движения, расширяя для каждой страны поле независимых от Москвы внешнеполитических маневров). Организаторы юбилейных празднеств действовали предельно осторожно, оказав большие почести маршалу Ворошилову и всей советской делегации.
В Москве хорошо знали не только о многосторонних, с каждым годом активизировавшихся венгерско-югославских межгосударственных связях, но и о близости партийных элит, что проявилось и во время приезда Тито в Будапешт в декабре 1947 г. Как отмечалось в более позднем документе аппарата ЦК ВКП(б), «до резолюции Информбюро34, у венгров с югославами была трогательная дружба, настолько трогательная, что министр внутренних дел Венгрии Л. Райк "ухитрился" утвердить явно в угоду югославам устав Демократического союза южных славян Венгрии, в котором был пункт, что этот союз является объединением по национальному признаку и членство в нем ставится выше партийной принадлежности. По сути говоря, национальные интересы тут были поставлены над интересами партии»35. В Будапеште не питали иллюзий относительно того, насколько были в Москве информированы о тесных венгеро-югос-лавских связях, ведь из этого не делалось никакого секрета. Как и о бытовавших в среде венгерских коммунистов настроениях брать пример с югославов. Так, 29 апреля 1947 г. в беседе с В. М. Молотовым в Москве М. Ракоши не скрывал, что новая Венгрия хотела бы следовать югославскому примеру, особенно там, где дело касается силовых структур. Более того, на вопрос, «популярна ли в Венгрии Югославия», он ответил утвердительно: «Надо сказать, что [она] даже популярнее, чем Советский Союз. [Ведь] венгерский народ не боится югославов, а вот традиционную боязнь к русским не удалось еще изжить»36. В свою очередь Й. Реваи, выступавший от имени венгерской компартии на первом Совещании Коминформа в сентябре 1947 г., подчеркнул, что «венгерская демократия» для решения стоящих перед ней задач нуждается в поддержке соседних стран,
и привел как пример выгодного для своей страны сотрудничества договор об экономических связях с Югославией37. Подобные весьма откровенные высказывания, находившие немало подтверждений в реальной практике югославско-венгерских отношений, в Москве, конечно, не были склонны забывать и в условиях начавшегося конфликта с Югославией.
Проведя под знаком единства дунайских народов и с активным югославским участием юбилей революции 1848 г., венгерские лидеры дали Сталину и его окружению не только новые подтверждения венгеро-югославской близости, но и дополнительный повод для недовольств и подозрений в отношении выбивавшегося из-под советского контроля маршала Тито, стремившегося обеспечить себе нежелательное для Москвы региональное лидерство уже не только на Балканах, но и в дунайском регионе. Равно как и в отношении венгерских коммунистов, склонных потакать югославскому лидеру (и едва ли даже не играть по югославскому сценарию в вопросах дунайского сотрудничества). Как культивирование венгерских патриотических традиций, так и актуализация идей Дунайской федерации (не говоря уже об активном участии в юбилейных торжествах делегации ФНРЮ, открыто дистанцировавшейся при этом от Москвы) дали новый материал советским партаппаратчикам, готовившим как раз в эти дни для руководства ЦК ВКП(б) справку «О националистических ошибках руководства Венгерской компартии и буржуазном влиянии в венгерской коммунистической печати» (датирована 24 марта)38. Похожие справки готовились весной 1948 г. и по другим странам, националистические ошибки и «буржуазное влияние» выискивали во всех компартиях. Однако применительно к Венгрии в условиях начавшегося резкого ухудшения отношений с Югославией у советских лидеров существовали подозрения особого рода - не только в националистическом уклонизме, но и в сознательном соучастии в неприемлемых для СССР федералистских проектах. Рако-ши едва ли мог знать об этом документе, предназначенном для внутреннего пользования, однако первый же поступивший в Будапешт сигнал об ухудшении советско-югославских отношений он воспринял не только как новую директиву, но и как угрозу лично для себя, скомпрометированного в глазах Москвы чрезмерной близостью к Югославии и ее вождю. Он не мог не понимать, что рассерженный на Тито Сталин может нанести удар и по руководству венгерской компартии как слишком «протитовскому». Именно этим и может быть объяснен головокружительный кульбит, предпринятый в апре-
ле 1948 г., когда Ракоши первым (!) из лидеров компартий стран советской сферы влияния выступил (пока еще в негласной переписке) с критикой КПЮ за проявления национализма, полностью солидаризировавшись с позицией Москвы39. Интенсивное многостороннее сотрудничество, наладившееся к весне 1948 г., в течение считанных месяцев уступило место с обеих сторон крупномасштабным идеологическим акциям разоблачительной направленности, осуществлявшимся в соответствии с актуальным политическим заказом.
Венгрия не просто вынужденно подключилась к антиюгославской кампании, инициированной Сталиным, лидер венгерской компартии (позже Венгерской партии трудящихся) Ракоши претендовал на то, чтобы играть роль первой скрипки в оркестре. Организованный под его руководством фальсифицированный судебный процесс антиюгославской направленности по делу Ласло Райка (сентябрь 1949 г.) дал новый толчок этой кампании, способствовав эскалации обвинений против лидеров КПЮ, которых Москва в соответствии с резолюцией нового совещания Коминформа (ноябрь 1949 г.) квалифицировала теперь уже не просто как ревизионистов и националистов, но как шпионов и убийц. Однако это уже предмет другого исследования40.
После суда над Райком дипломатические отношения между Белградом и Будапештом фактически были разорваны. Предельной остроты достигает ситуация на границе двух стран. Нанесенные при этом Югославии психологические травмы оказались настолько сильными, что весьма затруднили новый процесс взаимного сближения, начавшийся в середине 1950-х годов, после смерти Сталина41.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Работа выполнена в рамках проекта «Советско-югославский конфликт и страны «народной демократии». 1948-1953», поддержанного РГНФ. Грант 12-01-00125 (руководитель А. С. Аникеев).
См.: Освобождение Венгрии. 1944-1945. Сборник документов. Будапешт, 1976. С. 56-61, 92-96.
2 См.: Кимура К. Под знаком дунайского содружества. Венгерско-югославские культурные связи в 1945-1948 гг. // Славяноведение. 2010. № 5.
3 Восточная Европа в документах российских архивов. 1944-1953. М.; Новосибирск, 1997. Т. 1. 1944-1948 / Отв. ред. Г. П. Мурашко. С. 126.
4 См.: Гибианский Л. Я. Советский Союз и территориальные проблемы южнославянских государств после Второй мировой войны // Acta contemporánea. K petasedesátunám Viléma Precana. Praha, 1998. С. 38.
5 Gibianski L. The Hungarian-Yugoslav territorial problem in Soviet-Yugoslav political contacts 1945-1946 // History & Politics. III. Bratislava Symposium November 12-15. 1992. Bratislava, 1993. P. 113.
6 Ibid. P. 114. См. также: Архив внешней политики Российской Федерации (АВПРФ). Ф. 0144. Оп. 30. П. 118. Д. 15. Л. 63-65.
7 См.: Последний визит Й. Броза Тито к И. В. Сталину / Подгот. Л. Я. Гибианский и др. // Исторический архив. 1993. № 2. С. 29.
8 Восточная Европа в документах российских архивов. 1944-1953. Т. 1. С. 119.
9 Diplomatski arhiv Ministarstva inostranih poslova Republike Srbije (далее DA MIP RS). fond. рol. Arhiv.1945 godine. fasc. 23. Madarska. l. 338.
10 DA MIP RS. fond. рol. Arhiv. 1945 godine. fasc. 23. Madarska. l. 346.
11 Мирный договор с Венгрией. М., 1947. С. 21-22.
12 В Праге пошли на это, будучи заинтересованными в восстановлении традиционно близких отношений с недавним партнером по межвоенной Малой Антанте.
13 Российский государственный архив социально-политической истории (далее - РГАСПИ). Ф. 82. Оп. 1. Д. 1377. Л. 102.
14 Он был в конечном итоге решен в соответствии с установлениями Парижского мирного договора 1947 г. См.: Мирный договор с Венгрией. С. 13-15.
15 По данным на начало апреля 1945 г., их было не менее 7 тыс. человек.
16 АВП РФ. Ф. 077. Г. 1945. Оп. 19. Папка 12а. Д. 11. Л. 93.
17 О некотором усилении напряженности в двусторонних отношениях можно говорить применительно к концу 1945 - началу 1946 г. Югославские коммунисты, очевидно, с немалым разочарованием восприняли победу на выборах в ноябре 1945 г. партии мелких хозяев, что проявилось и в тональности югославской прессы. Впрочем, неизменность внешнеполитической линии новой Венгрии в отношении Югославии (независимо от партийной принадлежности тех или иных политиков) способствовала улучшению отношений.
18 Участь генерала не смягчило и то обстоятельство, что после оккупации Венгрии вермахтом в марте 1944 г. он был отстранен по настоянию Берлина за содействие попыткам премьер-министра М. Каллаи найти пути разрыва Венгрией союза с Германией, а в октябре 1944 г. арестован пришедшими к власти нилашистами во
главе с Ф. Салаши за саботаж военных действий против Красной Армии. В 1994 г. Сомбатхейи был реабилитирован венгерским (но не югославским) судом.
19 См. фонды МИД Венгрии в Венгерском государственном архиве, например: Magyar Országos Levéltár (MOL) KÜM. Jugoszlavia TÜK 1945-1964. XIX-J-1-j -Jun-29/ h-5/ pol.-1945. 38 doboz.
20 См.: Национальная политика в странах формирующегося советского блока, 1944-1948. М., 2004. С. 211-309.
21 См.: Вида И. Международное положение Венгрии после Второй мировой войны // Восточный блок и советско-венгерские отношения. 1945-1989 годы. СПб., 2010; Foglein G. Magyar-jugoszláv népcsere egyezmény tervezet. 1946 // Századok. Budapest, 1996. 6. Sz. 153-157. o.
22 См. подробно: Кимура К. Под знаком дунайского содружества... См. также.: Szabó J. Magyar-jugoszláv kulturális kapcsolatok a második világháború után (1945-1947) // Világtórténet, Budapest, 1999, tavasz-nyár. В Сегеде местное общество венгерско-югославской дружбы было создано еще в июне 1945 г. В октябре того же года было образовано общество, действовавшее в масштабах всей страны, получавшее серьезную правительственную поддержку.
23 В Румынии всерьез опасались усиления позиций венгров, традиционно доминировавших в Трансильвании в политическом и культурном отношении. Вопрос о послевоенной венгеро-румынской границе обсуждался на Парижской мирной конференции 1946 г. и продолжал оставаться открытым вплоть до подписания мирных договоров, заключенных в 1947 г. Югославия в тех условиях не могла иметь аналогичных опасений в отношении как Венгрии, так и собственных венгров.
24 Сильно ухудшились даже отношения компартий Венгрии и Чехословакии. С трибуны венгерского временного нацсобрания осенью 1945 г. все выступавшие партийные лидеры, включая коммуниста М. Ракоши, касаясь положения венгров в Чехословакии, противопоставляли политике правительства этой страны более терпимое отношение к ним в Югославии.
25 В том числе день начала революции 1848 г., 15 марта (и это несмотря на острые венгерско-югославянские межэтнические столкновения в период той великой революции). Венгерские делегации при посещении Воеводины видели на улицах городов флаги Венгрии на венгерских национальных праздниках, чего нельзя было себе представить в то время ни в Румынии, ни в Чехословакии. См.: Magyar Országos Levéltár (MOL). XIX-1-j-Jugoszlavia-16/ 6-2891/ pol-1947. 25. doboz.
26 Новая культурная политика своей открытостью культурам других народов региона противопоставлялась прежней, хортистской, связанной с именем графа К. Клебельсберга, в течение 10 лет занимавшего пост министра культуры, и исходившей из превосходства венгерской культуры над культурами соседних славянских народов (а также румын), из аксиомы о выполнении венграми своего рода цивилизующей миссии в Дунайском бассейне.
27 См.: Szab6 J. Magyar-jugoszlav кикига^ kapcsolatok а masodik vi-^ЬаЬоги Ш:ап (1945-1947) // Vilagtбrtënet, 1999 tavasz-nyar
28 См. дневник пребывания советской делегации в Венгрии в фонде Ворошилова в РГАСПИ: Ф. 74. Оп. 2. Д. 59.
29 К подготовке юбилея приобщилось и министерство внутренних дел. Министр Л. Райк издал распоряжение, согласно которому органы местного самоуправления городов и сел к 15 марта 1948 г. были обязаны переименовать улицы и площади, названия которых имели какую-либо связь с реакционным режимом прошлого. Кроме того, 15 января 1948 г. был принят закон о всеобщей амнистии, что также было увязано с предстоящим юбилеем. См.: АВП РФ. Ф. 077. Оп. 25. Папка 24. Д. 41.
30 См.: Там же. Л. 2.
31 Там же. Л. 3.
32 РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 59. Л. 39-40. Посол СССР в Венгрии Г. М. Пушкин, передав в МИД СССР текст речи М. Джиласа, обратил внимание на следующие моменты: полное отсутствие упоминаний СССР и его роли в освободительной борьбе с германским фашизмом; тезис о том, что именно «освободительная война югославских народов показала новые пути и новые формы борьбы за свободу и независимость народов, борьбы трудящихся масс за свержение эксплуататоров»; выпячивание роли Югославии также и в послевоенном развитии венгерской демократии» (Там же. Л. 37).
33 Организаторы торжеств установили связи с румынскими городами Шегешвар и Арад, где происходили важные события венгерской революции 1848 г., - в Араде, в частности, австрийскими властями после ее подавления был расстрелян ряд военачальников венгерской революционной армии (так называемые «арадские мученики»). Арадский музей 1948 г. направил свои экспонаты в Будапешт для организации выставки.
34 Речь идет о принятой в конце июня 1948 г. на втором совещании Коминформа резолюции «О положении в компартии Югославии» с резкой критикой в адрес КПЮ.
35 Запись совещания в МИД СССР 11 июня 1949 г. См.: Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953 гг. Документы. М.; Новосибирск, 1999. Т. 2. 1949-1953 гг. С. 150.
36 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1151. Л. 81.
37 Совещания Коминформа. 1947, 1948, 1949. Документы и материалы. М., 1998. С. 150.
38 Восточная Европа в документах российских архивов, 1944-1953 гг. Т. 1. С. 802-806.
39 См.: Кимура К. «Дело Райка» в контексте венгерско-югославских отношений // Славяноведение. 2012. № 1.
40 Там же.
41 См.: Стыкалин А. С. Советско-югославское сближение (1954 - лето 1956 гг.) и внутриполитическая ситуация в Венгрии // Человек на Балканах в эпоху кризисов и этнополитических столкновений XX века. СПб., 2002. С. 323-345.
Kimura K., Stykalin A. S. Hungary-Yugoslavia Relations from 1945 to the Spring of 1948: from Pacification to the Burst of a New Conflict
The conflict of 1948 between the USSR and Yugoslavia interrupted the progressive tendency in the relations between Yugoslavia and Hungary. Hungarian Communist leaders, suspected by Moscow of their closeness to Tito and his team, changed radically their line and joined without reservations to the anti-Yugoslavian campaign initiated by Stalin.
Keywords: Hungary, Yugoslavia, Stalin Tito, Räkosi, Soviet-Yugoslav conflict of1948, Danube cooperation.
