CC BY
79
УДК 314.745 .22(47) «1914/1916» ББК 63.3(2)524+60 .7 Б 30
Юрий Бахурин
«Великий Исход»:
тяготы вынужденных переселений из западных окраин России в 1914-1916 гг .
С 1990-х гг. все большее внимание отечественных исследователей Первой мировой войны привлекает такая страница ее истории, как вынужденные переселения российских подданных. Данный интерес не только обусловлен логикой развития самой науки, но и является специфическим способом осмысления в контексте исторического опыта феномена локальных военных и этнических конфликтов и связанных с ними ^ гуманитарных катастроф, поразивших СССР, £ СНГ, Югославию и ряд других стран в конце 7 прошлого столетия. В контексте обозначенной ? темы не раскрытыми до конца остаются про-1 блемы следования беженцев и депортируемых ° из прифронтовой полосы и оккупируемых Л противником западных окраин Российской § империи в ее тыловые губернии — процесса,
1 образно названного в одной из столичных га-| зет военной поры «Великим Исходом»1. Путь,
2 пролегший через большую часть территории Ц страны, был сопряжен для переселенцев со | множеством тягот, в первую очередь социально-бытового характера. Их рассмотрению и
а анализу и посвящена данная статья. I В научной литературе история беженства в годы Первой мировой войны условно £ делится на несколько этапов. В ходе первого 5 из них, завершившегося весной 1915 г., вы" нужденные переселения носили преимущес-5 твенно стихийный характер и географически == локализовались в пределах западного пору-| бежья2. Кризис на фронте и последующее «ВеЛ ликое Отступление» Русской императорской > армии, развивавшееся в течение всего лета и § осени 1915 г., сопровождалось гораздо более массовыми явлениями беженства и депорта-^ ций во внутренние губернии. 2 марта следу-а ющего, 1916 г. были утверждены министром § внутренних дел А.Н. Хвостовым и опублико-^ ваны «Руководящие положения по устройс-£ тву беженцев», закрепившие опыт организа-!3 ции вынужденных переселений и оказания
помощи миллионам их участников. Статья 15 данного документа гласила: «Нуждающимся беженцам оказываются, сообразно местным обстоятельствам и имеющейся потребности, следующие виды помощи: 1) бесплатная, за казенный счет, перевозка по железным дорогам и водным путям...»3. В действительности, уже с осени 1914 г. вопросы транспортировки выдворяемых не слишком заботили местные власти. Например, 14 октября 1914 г. еврейскому населению гмины Гродзиск было приказано покинуть город в течение трех часов, без указания пункта назначения и маршрутов следования. Евреи (всего порядка 4000 человек) брали детей, некоторый запас пищи и выходили на шоссе, по направлению к Варшаве. Эта дорога проходила через соседнюю гмину Блоне, однако тамошний бургомистр пригрозил утопить беженцев и закрыл ее4. Группа была вынуждена двигаться по затопленным лугам. Среди них были 110-летняя старуха и слепой старик, ведомый внучкой.
Дополнительной иллюстрацией к неорганизованности вынужденных переселений может послужить следующий факт: в мае 1915 г. приказ по XVIII армейскому корпусу предписывал «гнать евреев в сторону непри-ятеля»5, а градоначальником Слуцка, правда, уже осенью того же года, было строго воспрещено передвижение евреев по дорогам, ведущим на запад6.
По воспоминаниям вице-губернатора В.А. Друцкого-Соколинского, в Могилеве, где на тот момент находилась Ставка, были выгружены несколько эшелонов беженцев-евреев в количестве до 6000 человек для дальнейшего следования на левый берег Днепра7. Военное командование не допускало их пребывания на правом берегу, то есть в черте города. Для дальнейшей эвакуации беженцев было собрано множество крестьянских подвод, однако они в течение двух следующих дней бесцельно простаивали на улицах и
площадях города. Евреи же, временно разместившись в синагогах и частных квартирах, свободно перемещались по городу и не спешили приступать к погрузке. Вице-губернатор сумел начать ее лишь серьезным ужесточением условий отправки, дав беженцам на сборы не более 3-х часов. По прошествии нескольких часов ряд подвод уже следовал через мост в заднепровскую часть Могилева, Луполово. При этом в городе остались заложники из числа евреев, позднее ходатайствовавшие об освобождении8.
При этом неимущим беженцам действительно полагался бесплатный проезд по железной дороге по проходным свидетельствам, но сами они порой стоили денег выдворяемым — в Новой Александрии Люблинской губернии за получение документа взимали по 30-50 копеек9.
Весной 1915 г. ряд военных неудач Действующей Армии на Юго-Западном фронте вынудил ее к отходу из западных губерний. Вкупе с эвакуацией их населения, «Великое отступление» резко затруднило деятельность транспортной сети. Уже в декабре 1915 г. начальник штаба Ставки генерал М.В. Алексеев признавал: «Производившееся в августе и сентябре выселение мирного населения и последовавшая затем перевозка его вглубь империи совершенно расстроила железнодорожный транспорт...»10.
Сеть коммуникаций действительно функционировала на пределе возможностей. В ней возникали тромбы из составов с беженцами, порой приобретавшие очертания локальной гуманитарной катастрофы. Например, в сентябре 1915 г. на протяжении железной дороги от станции Василевичи до Речицы и в районе последней скопилось порядка 58 поездов с 64 тысячами пассажиров-беженцев. Для их пропитания в экстренном порядке требовалось выпечь не менее 3150 пудов хлеба11. У властей Речицы, едва обеспечивающих проживание нескольких тысяч переселенцев, не было даже теоретической возможности для этого.
Бытописатель беженства в годы Первой мировой войны Е. Шведер передавал в своих рассказах чувство безнадежности пассажиров одного из сотен подобных эшелонов: «Длинный ряд товарных вагонов отвезли на запасный путь и, казалось, забыли о них. Паровоз уехал, сопровождающие поезд кондуктора ушли, а люди из вагонов разбрелись по откосу, <...> и с тоскливою покорностью ждут, когда, наконец, о них вспомнят»12.
Тяжелым испытанием для переселенцев оказывались потери в пути родственников, близких людей. Конечно же, наиб олее незащищенной категорией вынужденных переселенцев оказывались дети. Отстав в дороге от своих семей либо лишившись умерших родных, они оказывались в специально учреждаемых приютах. В заполняемых их сотрудниками анкетах на подопечных малоправдоподобные сведения о родителях (например, «отец в Америке») соседствуют с куда более распространенными «отец на войне, мать умер-ла»13. Порой дети оказывались там и при живых родных. Восьмилетняя дочь гродненских крестьян-беженцев Савчук Вера трагически пострадала в пути, лишившись правой руки. Ее мать 14 февраля 1916 г. ходатайствовала в Центральный обывательский комитет губерний Царства Польского о приеме девочки в приют, решившись на расставание навсегда ради шанса выжить для дочери. О родных девятилетнего беженца из Риги Игнатия Ди-каса, умершего от менингита в больнице св. с Владимира с. Богородское Московского уезда » узнать ничего не успели14. £
В конце 1915 г. Всероссийское Попечи- ?
и
тельство об охране материнства выступило |
с предложением Татьянинского комитету °
распределять детей-беженцев при помощи |
земств в крестьянские патронаты. Эта ини- ё
циатива не встретила одобрения — руко- 1
водство комитета отмечало, что не имеет ни |
малейшего права на раздачу детей, не имеет Щ
возможности надзирать за воспитанием де- Ц
тей в чужих семьях и не намерено затруднять 5
для их родителей поиски по «необъятной Ц
Руси». «Насильственная раздача детей явля- а
ется унижением их человеческого достоинс- |
тва»15 — подчеркивалось в постановлении, I,
принятом на заседании 27 ноября 1915 г. 1
В мае 1915 г. при Татьянинском комитете £
было создано Центральное Всероссийское "
бюро по регистрации и розыску беженцев16. §
Весьма острой в беженской среде была == проблема здравоохранения. Волна пересе- | ленцев охватила 25 губерний, их число уже £ в 1915 г. достигло 3-4 миллионов. Количество > военнопленных составляло 2 млн. Вместе с § беженцами и военнопленными по стране распространились эпидемические заболевания. ^ В середине 1915 года они были зарегистрированы в 39 губерниях: брюшной тиф в 107 мес- § тах, сыпной — в 43 и возвратный — в 2517. ^
По свидетельству очевидца событий — невероятно, жителя Поневежа Ковенской гу- Ь
бернии: «При выселении начальство проявило крайний формализм. Ни тени сочувствия к больным, старикам, женщинам и детям. Выселяли приюты и богадельни. Слепые, калеки, старики с трясущимися руками, старухи с котомками, все вталкивались в вагоны, битком набитые людьми и вещами. Больных уложили на открытые товарные платформы.
К Роменской больнице прибыл один из поездов 8 мая: Левитан Зельман 11 л. — скарлатина в самой тяжелой форме, Мельник Фейга 7 л. — тиф, Фрейман Кися 17 л. — брюшной тиф, Шлиоз Иуда 78 л. — эмфизема легких, Дускин Сара 35 л. — родильница, родила в пути». Причем следует отметить, что в Ромнах до прибытия беженцев не было очагов эпидемий, но уже в первый день их приезда болезни стали распространяться среди местного населения18. В других случаях, как, например, в Курске полицейские чины запретили снять с беженского эшелона из Ков-но 95-летнего старика и нескольких детей, ^ больных воспалением легких19. £ Смертность среди выселяемых в столь 7 суровых условиях следования оказывалась ? неизбежной. Скончавшихся беженцев с лета
еа
1 1915 г. было разрешено хоронить в братских ° могилах в соответствии с правилами, уста! новленными для войск. Однако и эта необ-ё ходимая с точки зрения этики и санитарии
1 мера соблюдалась не всегда. На подъездах к | Гомелю с делавших остановку составов тру-
2 пы умерших от холеры выбрасывались по Ц ночам на полосу отчуждения. На следующий | день же власти вновь размещали эти тела по | вагонам с беженцами — тем самым выпол-а нялся приказ хоронить скончавшихся в пути I только в местечке Новобелица за Гомелем. Руководству Всероссийских Земского и Городс-
£ кого союзов поступали сообщения о необхо-
5 димости устройства погребальных костров,
" организации новых кладбищ и помещений
5 для карантина в окрестностях Гомеля20.
== Еще одной острой проблемой было рас-
| пространение венерических заболеваний
Л в войсковой среде в том числе и из-за беспо-
> рядочных связей нижних чинов с беженками.
§ Зачастую последних на это толкала нехватка средств к существованию и продовольствия.
^ Как писал земский врач-ветеран Дмитрий
а Жбанков: «Голодные беженки вынуждены за-
§ ниматься развратом за кусок хлеба». И этим
ж пользовались не только солдаты русской ар-
£ мии, приобретавшие на передовой свой сек-
!3 суальный опыт. В тылу владельцы публичных
домов зачастую превращали беззащитных беженок в проституток. Как следствие, в одной лишь Киевской губернии за 1915 г. количество случаев заражения венерическими инфекциями, которые лечили в госпиталях, выросло более чем в десять раз21. Проблема требовала скорейшего разрешения, однако армейское командование, напротив, использовало ее в качестве одного из оправданий депортаций евреев. Начиная с августа 1914 г. в распространении сифилиса обвинялись как врачи-евреи, так и беженки. В представлении начальника штаба Верховного главнокомандования генерал Н.Н. Янушкевича Германия посредством них вела ни много ни мало биологическую войну, нанося урон русскому офицерскому корпусу22. Аналогичная проблема стояла перед главнокомандующим армией и флотом королевства Нидерланды К. Снейдерсом после размещения на его территории сотен тысяч бельгийских беженцев. Офицерам голландской армии было приказано пресекать контакты подчиненных с проститутками из числа беженок, а министр внутренних дел даже пошел на их изоляцию в специально отведенных бараках беженского лагеря в г. Нунспит23.
Российское общество защиты женщин под председательством принцессы Евгении Максимиллиановны Ольденбургской призывало общественность защитить беженок от вовлечения в разврат. «На вокзалах, питательных пунктах, биржах труда и даже в поездах <...> стали появляться подозрительные женщины и молодые люди в целях уловления неопытных жертв в свои сети. Часто даже под видом службы молодые девушки завлекаются и продаются, как товар, в дома разврата, откуда так трудно возвращение к честной жизни»24 — отмечалось в обращении общества.
Совершивший в конце 1915 г. поездку по территории внутренних губерний Российской империи американский историк Томас Уитмор в своем отчете Комитету е.и.в. Великой княжны Татьяны Николаевны отмечал почти повсеместные антисанитарные условия жизни беженцев, провоцирующие распространение инфекционных заболева-ний25. Властями на местах предпринимались ограничительные меры к бесконтрольному перемещению беженских масс. В феврале 1916 г. было признано недопустимым отправление беженцев из Минской губернии в Виленскую, Витебскую, Гродненскую, Смо-
ленскую, Волынскую, Подольскую, Херсонскую, Псковскую, Киевскую, Курляндскую и др. ввиду обилия среди них переносчиков холеры26. Тогда же (24 февраля 1916 г.) был издан циркуляр московского губернатора о «недопущении переотправки беженцев» в перечисленные регионы «во избежание заноса заразных болезней»27. Между тем государственного вмешательства в решение этого вопроса на должном уровне не происходило. Так, до 1 января 1916 г. по инициативе Всероссийских земского и городского союзов в городах было открыто всего лишь 2020 коек для больных беженцев28. В губерниях центральноазиатского региона жизнь и здоровье порядка 80 тысяч беженцев зависели от менее чем ста врачей и фельдшеров, и это — в условиях распространения сыпного тифа и натуральной оспы29.
В немалой степени обусловивший депортации еврейского населения накал антисемитизма подчас становился причиной противодействия оказанию медицинской помощи беженцам на местах. Например, новгородский губернатор запретил проживание в городе сестрам милосердия и врачам иудейского вероисповедания, командированным туда Всероссийским союзом городов. Евреев-военврачей, санитаров, фельдшеров увольняли от должностей в действующих армиях Северного и Юго-Западного фронтов, а так же в Киевском и Одесском военных округах. В последнем ничто, однако, не помешало откомандировать 15 студентов-медиков из числа евреев в строевые роты30.
В целом, число инфекционных заболеваний резко возросло на протяжении 19151916 годов, показывая взаимосвязь между периодами наибольшего потока беженцев31. В октябре 1915 г. один из земских врачей подчеркнул в своем докладе и другую зависимость: «Кроме разных инфекционных болезней, вплоть до холеры, жертвами которых падают беженцы, важное место занимают здесь заболевания от недостаточного пита-ния»32. Последнее также заслуживает внимания в череде иных тягот «Исхода».
Единых установленных норм дневного рациона беженцев, выдававшихся на питательных пунктах, не существовало. Однако составить представление о них мы можем по сведениям о беженском пайке на местах, например, в Омске. Прибыв в город, беженец прямо на вокзале регистрировался чиновниками Омского комитета по оказанию помо-
щи беженцам и получал обед, состоявший из горячего (супа, сваренного на У фунта мяса), по одному фунту белого и черного хлеба, 2 куска сахара и У золотника чая. Следует подчеркнуть, что беженцы, следующие далее в Новониколаевск, были лишены возможности питаться в дороге ввиду отсутствия питательных пунктов между двумя городами33. Поэтому омский паек считался усиленным и даже шел впрок.
Между тем был ли подобный рацион сытным на деле? По сравнению с «блокадной» пайкой времен Великой Отечественной войны — безусловно, хотя такое сравнение будет некорректным. Однако размерам провиантского довольствия нижних чинов Действующей Армии заметно уступала даже «усиленная» омская суточная норма продуктов: на человека полагалось 3 фунта хлеба (1230 г) либо 2 фунта сухарей (819 г), 32 золотника крупы (гречневой, овсяной, просяной, рисовой или пшеничной), кроме того 1 фунт мяса или 72 золотника мясных консервов, 60 зо- с лотников свежих или 4 золотника сушеных » овощей, 5 золотников масла или сала и 4 зо- £ лотника муки34. Также для приготовления ? обеда и ужина нижним чинам выдавались | приварочные деньги в размере, достаточном ° для приобретения % фунтов мяса второго | сорта и 2,5 копейки на овощи, масло, сало, § перец, соль и пшеничную муку. Ко всему 1 прочему, на каждого солдата отпускались | чайные деньги на покупку 0,48 золотников Щ чая и 6 золотников сахара. Ц
В течение войны указанные нормы сни- 5 жались (в частности, по мясу — в 2 раза к Ц 1917 г.), солдаты на передовой зачастую го- а лодали из-за проблем со снабжением, однако | их паек оставался более энергоемким. Пита- I, ние беженцев же зачастую оказывалось для 1 них вопросом счастливого случая. В детском £ приюте общества «Помощь жертвам войны» " в с. Богородское в Москве оно было регуляр- § ным, но при этом ежедневная норма молока == оставалась непостоянной «за трудностью | покупки», мяса — «по 1/4 фунта на человека, £ когда есть», черного хлеба — по 3/4 фунта35. > По имеющимся в научной литературе § сведениям, на питательных пунктах Всероссийского союза городов по путям следования ^ войск, раненых и беженцев было накормлено 8,6 млн. беженцев36. Правда, иногда случа- § лись курьезы — например, на Бологовском ^ пункте Управления по устройству беженцев ¡Ц Северо-Западного фронта беженцы из числа Ь
евреев предпочитали голодать, нежели есть трефную пищу37.
Между тем снабжение беженцев пищей и кипятком не являлось прерогативой одних лишь питательных пунктов, но также входило в обязанности жандармских полицейских управлений на железнодорожных станциях. Стихийный характер эвакуационных мероприятий безусловно осложнял несение службы в районах железных дорог и в том числе оказание помощи беженцам. Однако подчас она не оказывалась; более того, любая частная инициатива по снабжению проезжающих провизией оказывалась под запретом. «В Гомеле чины жандармской полиции запретили передачу пищи проезжавшим, изнемогавшим от жажды и голода... На станции Белица... под угрозой выстрелов не подпустили к запертым вагонам лиц, приносивших припасы»38.
Перегруженность железнодорожной сети приводила к скоплениям огромных масс беженцев в привокзальных районах станций — ^ к примеру, всего на трех (Минск, Старые до-£ роги, Бобруйск) в октябре 1915 г. находилось 7 более 75 тысяч человек. Им прекратили вы? давать продовольствие, оказывать медицин-1 скую помощь; беженцы питались полусырым ° картофелем. Как следствие, к концу года Л только на станции Минск было погребено I 1893 беженца39.
1 Наконец, насущной проблемой являлись | проявления межнациональной розни между
2 поляками, латышами и еврейским населени-| ем Польши и Прибалтики. Даже локальные | проявления этого конфликта порой приоб-| ретали сильный резонанс, усугубляя пологу жение беженцев и препятствуя организации I помощи им.
Зачастую дело ограничивалось вспыш-£ ками бытового антисемитизма. Например, 5 когда 14 октября 1914 г. еврейскому населена нию г. Гродзиск Блонского уезда Варшавской 5 губ. было приказано покинуть город в тече-== ние трех часов, поляки, по словам очевид-| цев, провожали их криками: «До Бейлиса», Л «До Вислы», «До Палестины»40. Из г. Скерне-> виц Варшавской губ. В начале мобилизации § пропала разменная монета, которую забрали с собой запасные. Предвидя негодование го-^ рожан-поляков, раввин во избежание стола кновений предписал евреям закрыть тор-§ говые лавки и не покидать жилищ, проводя ж время за молитвой и постом. Среди поляков £ же незамедлительно распространился слух !3 о том, что евреи молятся за немцев. В итоге
одновременно со стычками с противником на подступах к Скерневицам в самом городе начались грабежи и аресты. Солдатами были задержаны даже несколько мальчиков по обвинению в подаче войскам противника в день солнечного затмения сигналов с ветвей грушевых деревьев. Ситуация потребовала вмешательства варшавского губернатора, дети были освобождены41. Неудивительно, что попытка сформировать единый обывательский комитет взаимопомощи в Скерневице провалилась.
Не были рады представителям евреев-беженцев и в Центральном обывательском комитете губерний Царства Польского, учрежденном 29 августа 1914 г. Лишь к ноябрю в ходе польско-еврейских переговоров начала формироваться «еврейская секция при ЦОК», в которую при этом вошло лишь 4 еврея. Месяц спустя Центральный обывательский комитет счел дело помощи евреям нерентабельным и принудил их представителей сдать мандаты. Посетившая Варшаву по поручению Вольного экономического общества Е.Д. Кускова свидетельствовала: «...Выполнить условия оказалось невозможным. Пришлось идти не в одно общее учреждение, ведающее попечением о беженцах, а отдельно к полякам, отдельно к евреям. <...>. Центральный обывательский комитет и остальные польские организации бойкотируют евреев»42. Ею же от поляков-беженцев были услышаны истории о еврее на белом коне во главе немецкой армии, а также отказ от любой помощи, кроме финансовой: «Дело помощи Польше должно делаться только польскими руками»43.
Ситуация в Прибалтике обстояла не менее остро: в Митаве толпой латышей был искалечен еврей, шедший на рынок за молоком; при выселении из Тукума Курляндской губ. они обвиняли евреев в шпионаже, подозреваемый из числа последних был задержан и избит. В г. Кандаве латыши в восемь раз (с 3 до 24 рублей) завысили стоимость проезда до железнодорожной станции для евреев. Вынужденные покинуть город в течение суток, те соглашались на эти разорительные условия и терпели насмешки и издевательс-тва44. Наконец, эскалация конфликта достигла пика, пришедшегося на конец весны 1915 г. В ночь на 28 апреля 1915 г. вставший на отдых в деревне Кужи близ Шавлей 151-й пехотный Пятигорский полк был атакован немецкими частями. Они подожгли дом, в котором рас-
положился на ночлег командир полка полковник Данилов. Тот был убит, а так же было утрачено полковое знамя. Виновными в измене объявили проживавших в Кужах евреев, будто бы спрятавших немецких солдат в подвалах собственных домов. Инцидент был растиражирован в прессе и приобрел резонанс. Между тем большинство населения местечка составляли литовцы, еврейских семейств насчитывалось лишь несколько — Каплан, Кибальт, Левин и Шмильтон45. Да и те на момент боя отсутствовали в Кужах, прячась от возможного артиллерийского обстрела в заранее подготовленных земляных укрытиях за деревней. В итоге, стычка местного значения, вызванная ненадлежащим боевым охранением позиций полка, стала поводом к наиболее массовому выселению евреев из Ковенской и Курляндской губерний в апреле-мае 1915 г.46
Евреи со своей стороны также не оставались в долгу — протестуя против «травли евреев поляками», они угрожали перспективой роста сионистских настроений в обществе. Польские организации помощи пострадавшим от войны обвинялись в стремлении решить «польский вопрос» единственно в свою пользу; подчеркивалось, что «исключительно из-за интриг и происков поляков на евреев возведены обвинения в шпионстве» и что поляками «руководит не искренность, а извлечение выгод». Еврейская пресса сообщала о погромах и убийствах, чинимых поляками в регионах «Исхода». Как следствие, рознь между оказавшимися по равной угрозой — военной извне и социально-бытовой внутри страны — лишь разрасталась вширь и вглубь. К примеру, в Вильне было создано и параллельно функционировало несколько самостоятельных комитетов помощи жертвам войны — польский, еврейский, литовский, белорусский и даже старообрядческий47.
Причин проблем, сопровождавших вынужденные переселения до спада их интенсивности к 1916 г., можно перечислить множество. Их обусловила в первую очередь несогласованность действий государственных и общественных организаций — Всероссийского земского и городского союзов, Та-тьянинского комитета, Особого совещания по устройству беженцев и т.д. Уже в 1917 г. это привело к упразднению части учреждений, составлявших конкуренцию Комитетам о беженцах ВЗС. Эпидемическая угроза, нависшая над глубоким тылом, отражала положение дел с медицинской помощью в России.
Еще в 1908 г. на Высочайшем уровне признавалось: «Каждый русский имеет вдвое более шансов умереть, чем любой англичанин или датчанин»48, однако учреждение Главного управления государственного здравоохранения состоялось лишь 31 августа 1916 г.. Спорадичность мер Татьянинского комитета по учету беженцев была очевидна даже для его председателя А.Б. Нейдгарта: «...Комитет не берет на себя задачи регистрации в широком смысле. <...> Татьянинские комитеты, опирающиеся на местные административные учреждения, совершенно не располагают достаточными силами на местах для производства сколько-нибудь сложных статистических работ»49. Вспышка межнациональной напряженности в беженской среде и обществе в целом явились закономерным следствием многолетнего проведения политики антисемитизма, подогреваемой Ставкой шпиономании и борьбы с «немецким засильем». Отрицать ее определенное катализирующее влияние на события 1917-го и последующих лет не приходится. с Как отмечалось выше, в 1916 г. «Вели- » кий Исход» в основном завершился. Но уже £ с 1914 г. на центральную и местную власть ? ложилась колоссальная ответственность и | за судьбы вынужденных переселенцев, осе- ° дающих во внутренних губерниях. Несколь- | ко миллионов человек, лишившихся едва ли § не всего, нуждались в оказании им помощи 1 в небывалых масштабах, притом в кратчай- | шие сроки. Каждому беженцу и депорти- Щ рованному подданному короны предстояло Ц
начинать новую жизнь на новом месте. 5
01 а 01 С X А
__X
X
01
1 Беженцы и организация помощи им в связи с работами Особого Совещания. М., 1916. С. 1. £
2 Курцев А.Н. Беженство // Россия и Первая мировая 5 война. Материалы международного научного коллок- " виума. СПб., 1999. С. 129. §
3 Цит. по: Руководящие положения по устройству бе- =: женцев. Пг., 1916. С. 9. |
4 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2011. Л. 63. |
5 Фрумкин Я.Г. Из истории русского еврейства (Воспо- * минания, материалы, документы) // Книга о русском § еврействе: от 1860-х годов до революции 1917 г. М., 2002. С. 93. ^
6 ГАРФ. Ф. 9458. Оп. 1. Д. 165. Л. 112. 1
7 г^
' Друцкой-Соколинский В.А. На службе Отечеству: 5 Записки русского губернатора, 1914-1918. М., 2010. ^
С. 60. £
8 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2011. Л. 22. ¡3
=¿ ü
ü
9 Там же. Л. 32об.
10 Цит. по: Нелипович С.Г. Генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич: «Немецкую пакость уволить и без нежностей...» Депортации в России 1914-1918 гг. // Военно-исторический журнал. 1997. № 1. С. 50.
11 Солодков Т. Е. Борьба трудящихся Белоруссии против царизма (1907-1917). Минск, 1967. С. 307; Савицкий Э.М. Революционное движение в Белоруссии (август 1914-февраль 1917 гг.). Минск, 1981. С. 36.
12 Цит. по: Шведер Е. Беженцы. Рассказы из великой войны. М.; Рига, 1915. С. 17.
13 ЦИАМ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 1. Л. 14, 35.
14 Там же. Ф. 1108. Оп. 1. Д. 4. Л. 15; Ф. 168. Оп. 1. Д. 1. Л. 42.
15 Цит. по: ЦИАМ. Ф. 1108. Оп. 1. Д. 1. Л. 15.
16 Щеров И.П. Миграционная политика в России 19141922 гг. Смоленск, 2000. С. 64.
17 Прохоров Б.Б. Общественное здоровье в России за 100 лет (1897-1997) // Россия в окружающем мире: 2000. Аналитический ежегодник. М., 2000. С. 141.
18 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2011. Л. 24-25.
19 Там же. Ф. 9458. Оп. 1. Д. 165. Л. 58.
20 Беженцы и организация помощи им... С. 10, 14.
21 Асташов АБ. Сексуальный опыт солдат русской армии в Первую мировую войну как часть формирования «рабочего войны» // Homo belli — человек войны в микроистории и истории повседневности: Россия и Европа XVIII-XX веков: Материалы Российской научной конференции. Н. Новгород, 2000. С. 225; Гетрелл П. Беженцы и проблемы пола в России во время Первой мировой войны // Россия и Первая мировая война. Материалы международного научного коллоквиума. СПб., 1999. С. 118, 126; Шустер Ф.М. «Дай мне хлеба, и я дам тебе девушку». Бедность, контрабанда, шпионаж и проституция во время Первой мировой войны в еврейском контексте // Мировой кризис 1914-1920 годов и судьба восточноевропейского еврейства. М., 2005. С. 16.
22 Алексеев А. Россия в 1914-1915 годах. Война на два фронта // Наука и жизнь. 2007. № 9. С. 40; ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2027. Л. 3-4.
23 Abbenhuis M. The Art of Staying Neutral: The Netherlands in the First world war, 1914-1918. P. 98.
24 ЦИАМ. Ф. 1108. Оп. 1. Д. 1. Л. 13.
25 Там же. Л. 21.
26 Лисова Л.М. Источники по Первой мировой войне в фондах Национального исторического архива Беларуси: опыт изучения и систематизации // Последняя война Российской империи: Россия, мир накануне, в ходе и после Первой мировой войны по документам российских и зарубежных архивов. М., 2006. С. 138.
27 ЦИАМ. Ф. 1894. Оп. 1. Д. 1. Л. 41об.
28 Грехов А.В., Грехова Н.Н. Опыт медико-статистического анализа социальных последствий участия России
в Первой мировой войне (По материалам Общества русских врачей) // Homo belli — человек войны в микроистории и истории повседневности. С. 119-120.
29 Gatrell P. А Whole Empire Walking: Refugees in Russia during World War I. Bloomington (IN), 1999. P. 58.
30 Булдаков В.П. Хаос и этнос. Этнические конфликты в России, 1917-1918 гг.: условия возникновения, хроника, комментарий, анализ. М., 2010. С. 104.
31 Уолдрон П. Государство и общество в России в военное время: здравоохранение и больницы во время Первой мировой войны // Первая мировая война. Взгляд спустя столетие. М., 2011. С. 121.
32 Цит. по: Оськин М.В. Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы. М., 2011. С. 399.
33 Чудаков О.В. Деятельность Омского городского самоуправления в организации помощи беженцам в годы Первой мировой войны // Проблемы историографии, источниковедения и исторического краеведения в вузовском курсе. Омск, 2000. С. 185.
34 Марков О.Д. Русская армия 1914-1917 г.г. СПб., 2001. С.62-63.
35 ЦИАМ. Ф. 168. Оп. 1. Д. 1. Л. 2об.
36 Шевырин В.М. Власть и общественные организации в России (1914-1917): Аналитический обзор. М., 2003. С. 71.
37 ГАРФ. Ф. 6458. Оп. 1. Д. 49. Л. 1об.
38 Цит. по: В прифронтовой Литве 1915 года. Рассказы евреев очевидцев (Публ. А.И. Хаеша) // Архив еврейской истории. Т. 2. М., 2005. С. 376.
39 Мурашко А.И. Деятельность подразделений жандармов по обеспечению правопорядка и общественной безопасности на железных дорогах Беларуси во второй половине XIX-начале ХХ вв. // Сацыяльна-эка-намiчныя i прававыя даследаванш. 2008. № 2. С. 116.
40 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2011. Л. 62.
41 Там же. Л. 40-41.
42 Златина М.А. Проблема еврейского беженства в России в период Первой мировой войны (июль 1914-зима 1915/1916 гг.) Дисс. ... канд. ист. наук. СПб., 2010. С. 95.
43 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1. Д. 2007. Л. 17.
44 Там же. Д. 2011. Л. 47-48.
45 Там же. Ф. 9458. Оп. 1. Д. 165. Л. 99.
46 Гольдин С. Депортация русской армией евреев из Курляндской и Ковенской губерний (апрель-май 1915 г.) // Евреи в меняющемся мире: Материалы 5-й Междунар. конф., Рига, 16-17 сент. 2003 г. Рига, 2005. С. 261.
47 Булдаков В.П. Указ. соч. С. 106, 108, 109.
48 Цит. по: Особые журналы Совета министров Российской империи. 1909-1917. / 1914 год. М., 2006. С. 379.
49 Цит. по: Беженцы и организация помощи им в связи с работами Особого Совещания. С. 69.
