CC BY
13
Научная статья УДК 130.2(61), 82.0
DOI 10.52070/2542-2197_2022_12_867_137
Вдохновение как жанр. Трактат ибн Шухейда о поэтическом творчестве
М. В. Николаева1,2
1Московский государственный лингвистический университет, Москва, Россия 2Институт Востоковедения Российской академии наук, Москва, Россия losmarinik@mail.ru
Аннотация. Статья посвящена проблеме эволюции традиционного восприятия феномена поэтического
вдохновения на материале «Послания о двойниках и злых духах» андалузского поэта рубежа Х-Х1 вв. Ибн Щухейда в контексте основных тенденций развития самобытной арабской литературы средневекового Андалуса периода активного творческого становления, когда в арабском Магрибе утверждается самоцельное стремление к формулированию собственной традиции и своего взгляда на окружающий мир (ад-дирая - постижение, знание, понимание).
Ключевые слова: поэзия, вдохновение, арабская классическая литература, Андалус, самобытность, трактат, образная система, двойники, злые духи
Для цитирования: Николаева М. В. Вдохновение как жанр. Трактат ибн Шухейда о поэтическом творчестве // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2022. Вып. 12 (867). С. 137-142. DOI 10.52070/2542-2197_2022_12_867_40
Original article
Inspiration as a Genre. Tractate on Poetry by Ibn Shuhayd
Maria V. Nikolaeva12
1 Moscow State Linguistic University, Moscow, Russia
2 Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia losmarinik@mail.ru
Abstract.
Keywords: For citation:
The paper studies the problem of the evolution of the traditional perception of the phenomenon of poetic inspiration on the material of the "Message about genies and evil spirits" by the Andalusian poet of the turn of 10th -11th centuries Ibn Shuhayd which reflected the main trends in the development of original Arabic literature of medieval Andalus during the period of active creative development when in the Arabic Maghreb affirms an end-to-end desire to formulate their own view of the world around (ad-diraya - recognition, knowledge, understanding).
poetry, inspiration, Arabic classical literature, Andalus, originality, treatise, figurative system, genies, evil spirits
Nikolaeva, M. V. (2022). Inspiration as a Genre. Tractate on Poetry by Ibn Shuhayd. Vestnik of Moscow State Linguistic University. Humanities, 12(867), 137-142. 10.52070/2542-2197_2022_12_867_137
введение
Традиционные представления о природе поэтического творчества у разных народов мира, так или иначе, связаны с вмешательством в жизнь обычного человека таинственных и загадочных сверхъестественных сил, которые придают ему уникальные способности, не присущие обычным людям. Несомненно, природа подобных представлений заслуживает специального внимания ученых - антропологов, культурологов и литературоведов.
В этом смысле можно по праву считать уникальным литературным памятником, отразившим в себе существенные компоненты средневековой поэтической традиции региона стран Арабского Запада в контексте представлений о сущности поэтического творчества, «Послание о двойниках и злых духах» (Рисалат ат-таваби ва-з-заваби) Абу Амира ибн Аби Мервана ибн Шухейда (992-1034). Этот незаурядный андалузский поэт, прозаик, литературный критик, представляет особый интерес для исследователей даже своей судьбой. В ней отразились драматические события истории страны аль-Андалус - арабо-мусульманской Испании XI—XII веков. Ведь Ибн Шухейд пережил и расцвет, и крах Коровского халифата Амиридов, который стал началом многочисленных войн так называемой «берберской смуты» (фитны) 1010-1030-х гг. Эти события оказали огромное влияние на исторические процессы во всем Средиземноморском регионе, с далекой древности являвшемся местом рождения, встречи и слияния различных этносов и культур, одной из которых стала уникальная цивилизация аль-Андалуса.
Последние десятилетия Х века положили конец блистательной эпохе магрибинской державы - Кордовскому халифату Омейядов. С 976 по 1010 годы. продолжается агония династии Амиридов, после которой наступают десятилетия «смуты», сменившиеся периодом непрерывно соперничавших друг с другом на поле боя и роскошеством дворцов удельных княжеств. Мулук ат-таваиф - «Цари общин» - так называли арабы еще правителей Ирана после разгрома Александром Македонским державы персидского царя Дария. С 1009 года в течение 22 лет в Кордове сменилось 14 халифов, пятеро из которых возвращались к власти вторично, а трое принадлежали не к свергнутой династии Омейядов, а к берберскому клану Хаммудидов.
В 1085 году победоносной высадкой в Испании пассионарной берберской династии Аль-Моравидов была на время остановлен натиск Реконкисты христианских королей Испании.
При этом известно, что время правления удельных правителей мулук ат-таваиф XI—XII веков стало одним из самых цветущих и ярких периодов в истории магрибинской культуры, получившей новый импульс развития в условиях возрождения традиционной доисламской полисной традиции. Это был не столько период политической раздробленности, сколько период нового расцвета великих городов Магриба.
Существует единодушное мнение ученых о том, что в арабо-мусульманском Андалусе вплоть до XII-XШ вв. сохранялась особая атмосфера веротерпимости и этноконфессиональной открытости. Там происходили процессы удивительного синтеза восточных и западных культурных традиций в быту и общественной жизни, в сфере положения женщины и сочетания своеобразных полисных традиций с клановым родоплеменным патриотизмом местных владений. Процветало земледелие и садоводство, ремесла и строительство городов, науки и искусства. Этим объясняются и значительные культурные достижения страны аль-Андалус, прославившие ее как в западном, так и в исламском мире Средиземноморья данной эпохи. Достижения деятелей средневековой андалузской культуры: философов и поэтов, юристов и архитекторов, астрономов и историков (из которых даже сложилось отдельное сословие «ахль ат-таарих» т. е. «люди истории») и сегодня представляют богатейшее уникальное духовное наследие человечества.
Лишь в результате волны нашествий с Африканского континента пуританских династий Аль-мохадов и Альморавидов в XII-XIM веков произошел трагический слом уникальной полисной культуры Андалуса, что во многом способствовало постепенному упадку этого процветающего поликультурного ареала мировой цивилизации.
История средневековой литературы аль-Анда-луса также имеет ряд особенностей, которые отличали ее от восточноарабского инварианта. Так, в раннесредневековом арабском Магрибе, к которому принадлежал и андалузская традиция, не было поэтов доисламской и раннемусульманской формации аль-джахилий, аль-исламий, (отдельные случаи ограничивались узкой средой представителей сирийских племен, пришедших в составе мусульманских завоевателей). В VIII веке не получили также большого распространения поэты типа аль-муваллад, выходцы из среды завоеванных народов халифата, прославившие восточноараб-скую словесность в странах Машрика. В Магрибе в это время уже была собственная литературная традиция, хотя появившиеся к IX в. магрибинские поэты-обновители аль-мухдас не были так популярны, как их современники в Сирии или Ираке.
Западные улемы были одновременно и светскими литераторами, адибами, универсальными личностями, поскольку именно светские знания имели на Западе гораздо большее значение, чем на арабском Востоке. Если восточноарабская культура стремилась создавать культурные, интеллектуальные ценности, во всем подобные и равнозначные древним образцам на основе принципа «передачи традиции» (ар-ривая), то в Магрибе уже к X веку утверждается самоцельное стремление к формулированию собственной традиции и своего взгляда на окружающий мир (ад-дирая - постижение, знание, понимание).
В числе первых поэтов, адибов, улемов, составивших славу страны аль-Андалус: овеянный легендами поэт-обновитель (аль-мухдас) Аль-Газаль (773-864), кордовец Абу аль-Касим Аббас ибн Фарнас (ум. 887-888 г.) - изобретатель способа изготовления стекла из минералов и механических часов, первый адиб в Магрибе, который разобрался в теории стиха и объяснил акустическую природу музыки.
Кордовец Ибн Абд ар-Раббихи (858-940) в своем «Уникальном ожерельи» (аль-акд аль-фарид) сделал первую попытку дать общий обзор классической арабской поэзии, вошедшую в общеарабский классический фонд, так что современники называли это сочинение «восточным товаром в магрибинской упаковке».
Такие образом к Х веку на Западе уже складывается собственная поэзия восточноарабского типа. Одними из первых среди ее представителей были, к примеру, бербер из Зинаты Бакра ибн Хаммада (816-909) и путешествовавший в Багдад странствующий панегирист Муатасым (ум. 833/842). Знаменитого уроженца Севильи поэта Ибн Хани аль-Андалуси (931-973) называли «аль-Мутанабби Запада». Мастера праздничных описаний дворцов, садов, животных, красот природы Али ат-Туниси (ум. 976) сравнивали с аль-Бухтури, а нисба поэта Ибн Дарраджа аль-Касталли (ум. 1030) уже прямо указывает на его кастильское происхождение.
Среди поэтов данного периода больше всего отвечал восточноарабским вкусам Ибн Хани, певец двух крупнейших центров андалузской культуры - столичной ученой Кордовы и праздничной Севильи. «Когда в Кордове умрет музыкант - его инструменты везут подавать в Севилью. Когда в Севилье умрет ученый - его книги везут продавать в Кордову» - говорили магрибинцы.
Диван предшественника великих андалузских поэтов XI века Абу Амра ар-Рамади не обнаружен, хотя его также сравнивали с аль-Мутанабби по склонности к поэтическим размышлениям и рефлексивной лиричности стиха.
Первые авторы-эпигоны восточноарабской культурной традиции в 1Х-Х веков на арабском Западе стали предшественниками собственно самобытных магрибинских литераторов первых десятилетий XI века - периода «обновления», возникновения новых черт, в процессе становления оригинальной андалузской литературы в рамках общеарабской классики.
В числе пионеров-основателей самобытной магрибинской литературной традиции - Ибн Ра-шик аль-Кайруани (999-1064), составивший свод по средневековой арабской поэтике. Аль-Омда фи махасин аш-ши'р ва адабихи ва-н-накд («Основы красот поэзии и литературы и их отбора»); Ибн Шараф аль-Кайруани (1000-1067) из северноаф-риканского Кайруана, автор «Ожерелья голубки» (Таук аль-хамама), литератор-философ из Кордовы Ибн Хазм (994-1063), а также кордовец Ибн Шухейд (992-1035), создатель уникального поэтического трактата «Послание о двойниках и злых духах» (Рисалат ат-таваби ва-з-заваби).
Именно в этом сочинении впервые отчетливо проявляется традиция собственно самобытной магрибинской литературы и культуры, с ее особым вниманием к прозаическим жанрам и собственным авторам, критическим подходом и стремлением к новизне в процессе активного освоения всех классических и новейших образцов восточноарабской поэзии. В этом удивительном и столь характерном для магрибинской культуры произведении Ибн Шухейд дает своем собственное истолкование поэтического творчества, которое не встречалось до него на Арабском Востоке.
Следует отметить, что другим уникальным для истории андалузской и всей арабской средневековой литературы произведением стало «Ожерелье голубки» (Таук аль-хамама) андалузца Ибн Хазма, в котором автор представил свой анализ хрупкого процесса возникновения любовных отношений и различных проявлений любви. Все эти темы были к тому времени досконально разработаны восточноарабской поэзией, начиная с эпохи джахилийи. Однако новым здесь является именно прозаиза-ция восточноарабской традиции любовной лирики. И здесь мы встречаем то же, что и у Ибн Шухейда, стремление к анализу поэтического творчества, попытки самоутверждения как поэта и желание найти эквивалент классических арабских стихов тому, что происходит в реальной жизни современников.
общая характеристика памятника
Уникальность и литературная значимость трактата Ибн Шухейда «Послание о двойниках и злых
духах» (1028) заключается в том, что он представляет читателю оригинальные тексты произведений как самого Ибн Шухейда, так и других известных арабских поэтов и прозаиков, начиная от первых доисламских поэтов джахилийи Имр уль-Кай-са, Тарафы, признанных мастеров классического периода Абу Таммама, аль-Мутанабби, и вплоть до его современников Х - начала XI веков.
Таким образом, за фантастической формой вымышленного путешествия в страну джиннов скрывается поэтический трактат в беллетризован-ной эпистолярной форме, где по существу, автор стремится дать свой собственный анализ традиционных взглядов на поэтическое творчество. С этой точки зрения его трактат может быть понят как развернутая метафора,творческая реализация приема, определенного В. Шкловским как «остранение».
Уже в самом начале сочинения, обращаясь к своему другу-адресату Абу Бакру и предполагаемому читателю автор признается, что может создавать хорошие стихи только в определенном состоянии духа, как бы предваряя и актуализируя древнеа-рабское представление о шайтанах, таинственных джиннах-духах поэтов, которые вещают их устами.
Далее следует рассказ о «чуде из чудес», автор повествует о встрече со своим собственным двойником по имени Зухейр ибн Нумейр и путешествии с ним в ту страну, где обитают духи поэтов. При этом он включает в этот сюжет также и джиннов-прозаиков, джиннов-критиков и даже джиннов-животных!
Но следует понимать, что если в этом «Послании ...» судят и оценивают стихи двойники и джинны известных поэтов и филологов, то на самом деле их оценки отражают представления самого автора, который в зависимости от своих предпочтений может выставить своих героев-двойников в самых различных образах - от героических до гротескно-сатирических.
Все эти вымышленные встречи структурируют художественную форму и отражают сознательное смещение акцентов, нетрадиционность отбора и аранжировок различных элементов восточно-арабской культуры, вплоть до определенной де-сакрализации и детрадиционализации восточной традиции.
легенда о джиннах-двойниках поэтов
Ибн Шухейда не случайно обращается к легенде о таинственных джиннах, двойниках арабских поэтов, которая существовала еще во времена доисламского периода-джахилийи. Ведь именно с ней
во многом связаны традиционные представления арабов о сущности поэзии. (Вспомним у Фауста Гете: «Жду от духов слов и сил».)
Однако можно понять, что Ибн Шухейд уже не мог пользоваться термином «шайтан» в том безобидном нейтральном смысле, в котором он бытовал в среде джахилийских арабов, у которых и были распространены представления о «шайтанах поэтов» - шаятын аш-шуара. После того, как пророк Мухаммад, стремясь отмежеваться от бывших в его время вполне обыденными представлений о поэтическом «вдохновении» как наитии джиннов, объявил поэтов приспешниками сатаны и предрекал им место в Аду. Поэтому в трактате Ибн Шухейд использует иные названия этих же сил: «двойники», «спутники поэтов» (таваби, асхаб аш-шуара), и у каждого из них свое появляется свое конкретное физическое воплощение, зримый фантастический образ.
Если вначале можно подумать, что рассказ о путешествии в страну джиннов является своеобразной актуализацией древней легенды, то все последующее повествование постепенно ломает рамки традиции, когда реальный план повествования (обращение к другу, рассказ о детстве, воспоминания о годах учения) постепенно сменяется фантастическим, нереальным. Так фаустианский момент появления джинна-двойника Ибн Шухей-да можно считать одним из наиболее ранних появлений мотива явления к автору нечистой силы в литературе ученой Европы (хотя и принадлежащий восточной традиции).
Анализ этого памятника показывает, как фантастический момент наполняется исторически-конкретным содержанием, а видимая на первый взгляд спонтанность, произвольность, структурных мотивов скрывает вполне определенные закономерности, однако при этом исчезает момент непостижимости, таинства, волшебства...
Становится очевидно, что здесь в значительной мере присутствует момент отбора, так как сам подбор персонажей обусловлен тем, что именно эти имена пользовались наибольшим вниманием андалузских ученых-филологов.
Мы видим, что автор, по существу, отрицает мистический, потусторонний характер поэтических сил. Так даже та неведомая таинственная земля, где должны проживать двойники поэтов, оказывается отнюдь не коранической преисподней:
...и я увидел землю, не похожую на нашу, с ветвистыми деревьями и душистыми цветами, и вздохнул воздух, не похожий на наш...1 [Ибн Шухейд, с. 5].
1Ибн Шухейд. Рисалат ат-таваби ва-з-заваби. (Послание о двойниках и злых духах). Бейрут, б. г. [1973?].
Населяющие ее джинны-двойники оказываются вполне обыденными реальными существами: тщеславными, робкими или заносчивыми. При этом они знают обо всем, что происходит в мире людей. Потусторонний мир оказывается довольно правдивым отражением реального, а традиционные представления о необычности поэтического творческого процесса принимают фантастическую форму, переходящую в сферу некоего веселого абсурда: джинн поэта-воина аль-Мутанабби преследует врага, а двойник гуляки Абу Нуваса выходит мертвецки пьяным. Так, сама традиция начинает восприниматься читателем как фантастика, творческий вымысел. Тем самым это произведение дает нам возможность увидеть, как андалузские авторы перестают довольствоваться традиционными подходами и трактовками процесса художественного творчества арабскими филологами-современниками.
Автор словно бы лишает таинственные силы их сакрального характера, придавая духам и демонам человеческие черты. Тем самым он переключает наше внимание на способности, таланты самого человека, и прежде всего, представляет в самом выгодном свете собственное творчество и поэтическое мастерство. Ибн Шухейд в этом произведении стремится, прежде всего, противопоставить свое собственное творчество произведениям классической литературной традиции, скрывая свои литературные оценки за внешней увлекательной фабулой.
Поэтому такую важную роль играют на страницах «Послания...» многочисленные эпизоды поэтических поединков, а традиционный для арабской средневековой поэтической системы мотив состязания становится важнейшим художественным средством для раскрытия эстетических предпочтений автора. (Так, например, приходит в отчаяние двойник аль-Бухтури. Ведь он становится побежденным в поэтическом споре с Ибн Шухейдом и в сердцах восклицает: «Чтоб ты пропал со своим спутником!»)
Остро высмеивает автор на страницах своего трактата представителей традиционной схоластической учености с их традиционными критериями.
Расхождения во взглядах с творческими оппонентами приводят героев этого трактата Ибн Шухейда к взаимному непониманию, и полная невозможность найти общий язык приводит к полной трансформации их человеческой речи в блеяние овец, гогот гусей, мычание коров, ослиное ржание и т. д. Здесь непонимание гиперболизировано до предела, вплоть до полной трансформации самой художественной формы.
Так заявленное в самом названии трактата путешествие в не-мирскую обитель, потустороннюю
сферу джинов и злых духов снижается до формы веселого хождения по этой почти буколической «преисподней», где внематериальное понятие «поэтического вдохновения» как бы персонифицировано в образе духа-двойника, подчиняемого мирским законам социальной иерархии. (Например, джинн Зухейр, двойник Ибн Шухейда, должен спрашивать разрешения у своего шейха.)
жанровые особенности послания
В то же время нельзя не заметить в этом андалузском памятнике прямых аналогий с таким распространенным жанром средневековой словесности, как «видения» в их мусульманском варианте сират исра ва-аль-ми'радж - чудесное путешествие-вознесение пророка Мухадммада.
Если можно считать, что с жанровой точки зрения произведение Ибн Шухейда содержит многие признаки подобной литературы «видений», имеющей в своих вариантах такие разные и серьезные образцы, как «Мекканские откровения» (аль-Футу-хат аль Маккийя) Ибн Араби или «Божественная комедия» Данте [Суворова, 2006, с. 51], то нельзя не заметить, что андалузский автор скрыто перефразирует известный сакральный сюжет путешествия мусульманского пророка через семь небесных сфер на неведомом вьючном животном Бураке в сопровождении ангела Джебраила. Ведь вместо пророков от Адама до Ибрагима его герой встречается в неведомой земле с духами-двойниками известных арабских поэтов, лучшим среди которых становится он сам, а вместо постижения божественных истин высших сфер, автор показывает своему читателю, чем отличаются друг от друга эпигонская и истинная поэзия.
Мы видим в этом произведении также одну их первых в классической арабской традиции попыток создания сложной системы образов -персонажей, в которой реальные живые люди, сам автор и его друг-адресат сосуществуют с образами метафизических духов, что заметно уже в самом его названии. Однако эта обращенность к потустороннему миру некоей «обратной реальности» обусловливает и то, что все они остаются лишь ограниченными авторской задачей масками, ярко и достоверно играющими предписанные им роли.
Многочисленные вкрапления поэтических и прозаических отрывков и пародий также играют в этом произведении необычную для традиций арабской средневековой литературы роль. «Послание о двойниках и злых духах» Ибн Шу-хейда является первым в андалузской литературе
прозаическим произведением, где стихи не являются орнаментальными вставками для пояснения или доказательства тех или иных мыслей автора. Они имеют самостоятельное значение и играют главную роль в самой структуре этого «Послания...», именно они, по существу, и являются основной целью и основной причиной его написания.
заключение
Мотив поэтического вдохновения в «Послании о двойниках и злых духах» андалузского поэта рубежа X-XI веков отразил основные тенденции развития самобытной арабской литературы средневекового Андалуса периода ее активного творческого становления. Десакрализо-ванные потусторонние образы таинственных духов и джиннов-двойников арабских поэтов воплотили в себе все представления автора о сущности поэзии, о роли и месте поэта в реальном мире.
На примере трактата Ибн Шухейда раскрываются характерные черты магрибинской культуры как удивительного феномена формирования культурного синтеза, трансплантации, когда одна - восточно-арабская традиция переносится в другую цивилизационную среду и бытует в ней, оставаясь сама собой и при этом становясь чем-то совершенно новым. Если восточноарабская культура стремилась создавать культурные, интеллектуальные ценности, во всем подобные древним образцам, то в Магрибе уже к X веку утверждается самоцельное стремление к формулированию собственной традиции и взгляда на окружающий мир (ад-дирая - постижение, знание, понимание).
Именно такой характерный тип западно-арабского ученого литератора, адиба, универсальной личности, для которого свободное светское знание и творческое вдохновение имеет гораздо большее значение, чем для схоластических улемов Востока, представляет нам в своем трактате о сущности поэзии Ибн Шухейд.
список источников
Суворова А. А. Lanterna magica (Волшебный фонарь). М.: Новости, 2006.
REFERENCES
Suvorova, A. A. (2006). Lanterna magica. Volshebnyj fonar' = Magic Lantern. Moscow: Novosti. (In Russ.)
информация об авторе
Николаева Мария Владимировна
кандидат филологических наук, доцент,
доцент кафедры восточных языков переводческого факультета Московского государственного лингвистического университета,
старший научный сотрудник Отдела литератур Институт Востоковедения Российской академии наук
information about the author Nikolaeva Maria Vladimirovna
PhD (Philology), Associate Professor at the Oriental Languages Department,
Moscow State Linguistic University,
Senior Researcher at the Literature Department,
Institute of Oriental Studies, Russian Academy of Sciences
Статья поступила в редакцию 06.05.2022 The article was submitted 06.05.2022 одобрена после рецензирования 29.05.2022 approved after reviewing 29.05.2022 принята к публикации 09.06.2022 accepted for publication 09.06.2022
