CC BY
30
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.В. Маркидонов
Василий Васильевич Болотов —
V ♦ ♦ V т/*
православный ученый и человек. К 150-летию со дня рождения
Опубликовано: Христианское чтение. 2004. № 23. С. 44-64
© Сканирование и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2013. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
Издательство СПбПДА Санкт-Петербург 2013
Маркидонов А.В. кандидат богословия, Преподаватель СПбДАиС
Василий Васильевич Болотов - православный учёный и человек.
К 150-летию со дня рождения.
В 2004 году исполнилось 150 лет со дня рождения виднейшего русского церковного историка, профессора Санкт-Петербургской Духовной Академии, Василия Васильевича Болотова. В ретроспективе целого столетия русской истории, исполненной трагизма, а порой и безысходности, в личности В.В. Болотова с особенной выразительностью просматривается ушедший в прошлое, но, в известном смысле, остающийся для истории идеальным тип человека и учёного. Черты того и другого, насколько их можно восстановить из не очень обширных, но тем более ценных свидетельств современников, - и будут предметом нашего почтительного внимания.
Василий Васильевич Болотов родился в с. Кравотынь Тверской губернии Осташковского уезда, на берегу озера Селигер. Сам Болотов уточнял, что хотя записан 1-м января 1854 года,но в действительности "родился во время, когда служат вечерни в Нилсвой пустыни...31 декабря 1853 года". Что касается фамилии своей, то сам же Василий Васильевич в в одном из писем делает интересное, пронизанное толикой свойственной ему ироничности замечание: "Выше я написал дважды свою фамилию с ударением: Болотов. В Осташкове и Твери был я подлинный Болотов. Но здесь /в С.-Петербурге/ почти все мою фамилию произносят по-дворянски, исковеркано: Болотов. Пришлось привыкнуть отзываться на такую кличку".1
1 Бриллиантов А. И. Проф. Василий Васильевич Болотов. Биографический очерк. Христианское чтение, 1910, №4, стр. 421.
Отец Болотова - Василий Тимофеевич, дьячок Троицкого собора, в г.Осташкове, вступивший, после смерти жены, во второй брак с дочерью покойного священника с.Кравотыни Марьей Ивановной Вишняковой, - ещё до рождения Василия Васильевича, 16 ноября 1853 года, 45-ти лет от роду, утонул в о. Селигер, загоняя по слабому осеннему льду домашних гусей. Марья Ивановна по смерти мужа тотчас переселилась из Осташкова в Кравотынь, в дом своей матери Анны Стефановны. Здесь-то родился и вырос В.В.Болотов, находясь на попечении матери и бабушки.
Уже в раннем (4-х - 6-ти лет) возрасте он не был похож на своих однолеток, "Я не запомню случая, - вспоминает один из детских товарищей Болотова, которому случилось около 2-х лет квартировать в их семье, - чтобы он в чём-нибудь капризничал, чем-нибудь мне досадил, что-либо напроказил, и вообще допустил себе такие шалости, которые хотя и свойственны детскому возрасту, но подчас не особенно бывают приятны для окружающих.
Особенно бросалась мне в глаза в семье Болотовых какая-то патриархальная простота и всегдашняя религиозная настроенность. Никогда в их маленьком домике не слышалось каких-либо праздных неуместных разговоров, никаких злословий, сплетен, осуждений и насмешек над другими. Тем менее можно было заметить между ними хСгя малейший разлад во взаимных отношениях среди них постоянно витал дух мира и взаимной любви. В маленьком Васе и мать и бабушка души не чаяли; они оберегали каждый его шаг, заботливо следили за его здоровьем. Но ещё более замечательно их доброе воздействие на душу любимого мальчика. Каждый день, утром и вечером, Марья Ивановна любовно ставила Васю Болотова перед святыми иконами и подолгу молилась с ним вместе, заставляя прочитывать заученные наизусть молитвы или выучивать перед иконами новые. Молитвы перед обедом и ужином точно также исполнялись весьма строго. Опущение церковных служб
считалось большим грехом, и исключение делалось разве только по болезни и другим неожиданным препятствиям. Исполнение постов соблюдалось'в такой степени, что даже маленькому Васе не разрешалось принимать пищу раньше окончания обедни, если была служба. За такую любовь и попечение матери и бабушки Вася Болотов платил им самою горячею детскою привязанностью. Он старался им во всем угодить, оказывал во всём послушание, держался большею частью их общества, не стремясь на улицу для игр со сверстниками и не приходилось видеть, чтобы он в чём-нибудь провинился перед матерью или бабушкой./.../
Марья Ивановна по смерти своего мужа осталась без всяких средств. Но ни когда не заметно было, чтобы она унывала, падала духом, роптала на свою судьбу или прибегала к выпрашиванию. Во всём она полагалась на волю Божию да на свой труд. Оттого ни один день, ни один час не проходил без дела: Марья Ивановна то готовит и печёт просфоры, то кроит и шьёт, то штопает что-нибудь для своего Васи, и всегда без ропота, ровно, спокойно".1 Надо заметить, что эту фамильную черту приверженности неустанному труду унаследовал и Вася Болотов.
Марья Ивановна была редкой женщиной ещё и в том отношении, что уже в детстве самостоятельно выучилась читать и писать, обладала замечательной памятью и, благодаря этому, смогла в домашних условиях познакомить с начальною грамотой своего сына.
В 1863 году девятилетним мальчиком Вася Болотов поступил в низший класс Осташковского духовного училища.
"Когда нужно было отправлять сына в духовное училище, мать зажигала лампаду и со слезами на глазах усердно молилась с земными поклонами Богу о даровании сыну здоровья, сил и премудрости... Не имея средств нанять лодку, она пускалась в путь пешком на Нилову пустынь, в 6-
1 Лебедев Д.А. Воспоминания о В.В.Болотове. Тверь, 1901, стр. 3-4.
ти верстах от села на запад. В Ниловой пустыне она просила отца архимандрита или казначея довести сына до города на пароходе или в лодке, вместе с богомольцами".1
Во время своего пребывания в училище, В.В.Болотов учился по всем предметам отлично, удивляя наставников своею необыкновенною памятью, знанием Священного Писания и творений святых отцов. Сохранился рассказ, как на вопрос учителя о том, чем же он занимался на пасхальных каникулах Болотов — тогда ещё 10-летний мальчик - отвечал: Книжку читал. - Какую же? - Спор Иустина Философа с Трифоном иудеем. - О чём же они спорили? - удивлённо спросил учитель, - на что Болотов совершенно спокойно и серьезно изложил ему содержание книги.
Пятнадцати лет Василий Васильевич закончил обучение в Осташковском духовном училище и получил "свидетельство", в котором значилось, что он, Болотов, "при способностях отлично хороших, прилежании отлично ревностно и поведении отлично хорошем" по всем предметам, проходимым в училище аттестован "отлично хорошо", кроме церковного пения, по которому обучался "весьма хорошо".
С этим свидетельством в сентябре 1869 года Болотов поступил в Тверскую духовную семинарию и, как сирота, был принят на казённое содержание в тогдашнюю, - как замечает один из биографов, - "не совсем чистую и опрятную бурсу". Помещения для учеников здесь "были ветхи, сыры и недостаточно теплы и без тёплых коридоров; умывальная комната также была холодная. Почти в таком же помещении
л
находилась и семинарская больница". Таким образом, бедность была спутницей Василия Васильевича и в средней школе.
1 Рубцов М.В. Василий Васильевич Болотов. Биографический очерк. Тверь, 1900, стрЛ 5-16.
2 Рубцов М. Б. Указ. соч., стр. 13-14.
Товарищ Болотова по Тверской семинарии, М.Рубцов, пишет: "Уже с первого знакомства все мы увидели в нём ученика "всезнающего" и сразу почувствовали в нем товарища, соперничать с которым было бы очень трудно, а через короткое время убедились, что и совсем невозможно./.../Без споров и разговоров мы все единодушно признали в нём своего первенца, а вскоре и полюбили его. В отношении нас, своих товарищей, Василий Васильевич был незаменимым и неоценимым помощником и руководителем во всех трудных ученических обстоятельствах. Не было вопроса, не было задачи, не было такого трудного перевода с языков, которых бы он с непостижимою для нас лёгкостью не объяснил, не разрешил и не растолковал нам, часто нуждавшийся в его помощи".1
Уже в эти семинарские годы обнаруживается цельный, твёрдый и глубокий характер В.Б.Болотова, который при всей его серьёзности и внутренней отрешённости от более или менее обыкновенных (особенно для молодых людей) интересов и увлечений, - не только сохранял со всеми ровно-дружеские отношения, но иногда и способствовал разрешению чужих для него житейских вопросов. Почти курьёзным выглядит рассказ о том, как юный Болотов, -вероятно уже тогда избравший путь своеобразной аскезы в миру, - берётся, однако, по просьбе друга выбрать ему невесту из трёх совершенно незнакомых ему девушек. Поражённый весомостью и трезвостью болотовских рекомендаций, товарищ спрашивает его: "Откуда ты, Вася, научился мудрости изъясняться с барышнями? - Из психологии, отвечает Василий Васильевич, из психологических книг". И, надо заметить, жених, поступивший по совету Болотова, не имел никаких причин жаловаться на выбор друга.
1 Рубцов М. Б. Указ. соч., стр. 21.
"Всегда ровный, всегда приветливый, всегда готовый побеседовать и рассказать что-либо, никогда не куривший и не пивший ни вина ни водки, и в то же время всегда находившийся среди товарищей, позволявших себе "иногда слова и действия неодобрительные, обдававших его струями табачного дыма, Болотов невольно всех располагал в свою пользу. Ни от кого он не сторонился, никому не сказал слово порицания или осуждения./.../ Сам будучи примером строгой исполнительности в отношении к тогдашней семинарской дисциплине, выполняя, как никто другой, обязанности религиозные, не опуская ни одной из служб, Болотов был в высшей степени снисходителен к слабостям и увлечениям товарищей. Многие, однако, в его присутствии стеснялись делать и говорить то, что в его отсутствие считали вполне позволительным".1
Надо сказать, что со многими из своих школьных товарищей В.В.Болотов, уже будучи именитым учёным, сохранял живую дружескую связь и, несмотря на огромную занятость и утончённость своих научных интересов, - вёл с некоторыми давними знакомыми более или менее регулярную переписку. При внятном сознании серьёзности своего труда и весомости его результатов, - Василий Васильевич был абсолютно свободен от тщеславия и какой бы то ни было формы снобизма.
Изучение предметов семинарского курса Василию Васильевичу, очевидно, давалось чрезвычайно легко. Он как будто и не учил уроков, хотя всегда и везде был с книгой, но не учебной. Читал он всё, что только можно было достать в Твери. Латинские и греческие книги он уже свободно читал в семинарии. Немецкий язык стал первым из новых, который Болотов в семинарии основательно изучил. В семинарии же начал он изучение и английского языка. Французский язык он сдал экстерном, не получив по нему никаких специальных
1 Рубцов М. В., стр. 25-26.
уроков. Тогда же Василий Васильевич начал изучение и некоторых восточных языков, например, сирского и арабского. В знании же еврейекого он так продвинулся вперёд, что на четвёртом году обучения уже пользовался им в написании семестрового сочинения по Библейской истории.
М.В.Рубцов находил необходимым заметить, что обширный круг чтения не сказался негативно на духовно-нравственных ориентирах будущего учёного: "Ничто дурное не коснулось его чистой и светлой души. Разнообразное чтение только будило мысль, окрыляло её, изощряло талант, возбуждало дух анализа и здоровой критики, в которых, как это впоследствии скажется, Болотов почти не имел себе равных в русской богословской мысли. Из него вышел, однако, не какой-либо односторонний отрицатель, а гигант мысли, остающийся глубоко верующим человеком, самою личностью своей оставивший нам завет внутреннего сочетания знания и веры, завет свободного научного исследования в области церковно-исторической науки при полном внимании и послушании вселенскому православному Преданию".1
Один из преподавателей семинарии, имея в виду неординарные способности Болотова, говаривал, что его следовало бы записать первым, а потом, пропустив примерно номеров семьдесят, - поставить уже второго ученика. Другой, прекрасно знавший свой предмет преподаватель, рассказывал, что при объяснениях урока, в классе "нет-нет да и посмотришь, не морщится ли Болотов".
Таков был интеллектуальный и нравственный облик Василия Васильевича во время его обучения в Тверской семинарии.
Решение по окончании курса поступить в Духовную академию было принято Болотовым вполне самостоятельно и ответственно, - даже вопреки советам некоторых товарищей
1 Рубцов М.В., стр.39.
поступать в какой-либо из университетов. Выбор именно Санкт-Петербургской академии также был неслучаен, хотя для ректора и инспектора семинарии, выпускников академии московской, было бы приятнее, если бы он выбрал Москву.
Сосредоточенность В.В.Болотова на определённых научных интересах в Духовной академии получила ещё более, чем когда-либо, исключительный характер. Газет он почти не читал, толстые светские журналы читал мало, -избирательно и большею частью в каникулярное время.
Записавшись на церковно-историческое отделение из древних языков он избрал для изучения латинский, из новых -английский. Расширены, сравнительно с семинарией, были и его занятия восточными языками. Едва ли не к этому уже времени относится и ознакомление Болотова с языками армянским, грузинским, турецким и мадьярским. Привлекала его внимание и метрология.
Широта эрудиции никогда, однако, не станет поводом к поверхностности, но всегда будет подчинена одной задаче, сосредоточена в одном фокусе. "Достаточно было, - по словам его знаменитого современника В.С.Соловьёва, - два или три раза видеть Болотова и беседовать с ним, чтобы признать в нём человека, вполне отдавшегося одному служению. Церковно-историческая наука - со всеми смежными её областями знания - вне этого для него ничто не имело интереса и значения. Как глубоко религиозный человек строго христианских убеждений, он находил в церковной истории настоящую жизненную среду для всего истинно-важного...".1
Темой кандидатского сочинения, разработанной впоследствии и для магистерской диссертации, становится для Болотова "Учение Оригена о Св.Троице". Выяснение места и особенностей оригеновского субординационизма, -
1 Цит. по книге: Бриллиантов А.И. К характеристике учёной деятельности проф. В.В.Болотова, как церковного историка. СПб., 1901, стр. 8-9.
как в контексте доникейской триадологии, так и в свете православного никейского вероучения - было задачей, одновременно, и чрезвычайно важной и весьма нелёгкою.
В подтверждение того, насколько успешно эта задача была разрешена Василием Васильевичем, достаточно указать на то, что проф. И.Е.Троицкий признавал за его диссертацией значение докторской. А по отклику В.С.Соловьёва, в ней "Болотов превосходно объясняет и справедливо оценивает особенности оригеновского субординационизма".
Следствием изысканий в названной области христианского гнозиса должна была стать та широта и одновременно чуткость богословской интуиции, которые В.В.Болотов обнаруживал позднее и в своих лекциях по истории Вселенских соборов, и в конкретном участии его в обсуждении, а иногда и реальных соглашениях по вопросам православной христологии и триадологии.
На кафедру древней церковной истории, неожиданно открывшуюся со смертью проф. И.В. Чельцова 5 марта 1878г., В.В.Болотов был предназначен Советом академии почти за полтора года до окончания своего академического курса. Сам он вовсе не рассчитывал вообще на занятие какой бы то ни было кафедры в академии и предполагал, что место покойного И.В.Чельцова займёт или А.И. Садов или брат почившего, М.В.Чельцов, писавший уже тогда магистерскую диссертацию.
Но в представлении Совету от 10 июня, доложенном в Совете уже 1 сентября 1878г., церковно-историческое отделение сообщало, что оно "имеет в виду кандидата вполне достойного этой кафедры, но, к сожалению, могущего занять её не раньше как в будущем году" и поэтому просило Совет об отсрочке замещения кафедры, чтобы затем перейти в руки "преподавателя, подающего самые отрадные надежды". Ответ на это ходатайство в положительном смысле последовал в указе Синода 2 октября.
Заняв кафедру древней церковной истории, В.В.Болотов явился, по словам А.И.Бриллиантова, "идеальным представителем своей науки и как преподаватель её и как учёный исследователь, объединяя в себе в полной мере те качества, какие только могут быть, желательны в церковной историке". Прежде всего, как пишет сам Болотов, -"когда состоялось моё назначение на кафедру... я дал себе слово, которое держу нерушимо... По церковной истории пишут много до безобразия. Всего написанного физически невозможно прочитать. Некоторые книги и статьи недоступны потому, что они дороги по цене. Но - решил я -не будет того, чтобы в извинение себе я сослался на то, что и важная для науки и мне недоступная (по карману) книга написана на языке, мне непонятном. По этому принципу, я признал обязательным для себя языки первоисточников древней церковной истории...".1 В полном соответствии с названным принципом, на вопрос: "сколько языков он знает", Болотов мог отвечать, что "вообще знает те языки, которые нужны при занятиях древней церковной историей. "Причём изучение языков всегда соединялось для него с широким знанием исторических фактов и культурных связей, и было всегда средством к проникновению во внутреннюю жизнь, культуру и историю народа.
Обширные лингвистические знания В.В.Болотова были сопряжены в нём с замечательной склонностью и способностью к занятиям математикой. Благодаря этому, в частности, он явился несравненным специалистом в трудной области хронологических исследований.
При этом, следуя максимально возможному в исторических изысканиях критерию точности у Болотов обладал и даром живого, в известном смысле художественного воспроизведения реальности исторического прошлого. "Необыкновенная учёность в редком союзе с
1 Там же, стр. 15-16.
красноречием и юмором производили неотразимое впечатление".1
Посвятив себя всецело науке, Болотов хотел быть учёным-исследователем в строжайшем смысле этого слова и совершенно отклонял от себя задачи популяризатора. "Пока был совсем юн, - говорил он, - не смел отказаться от поручений "старших" и написал несколько статеек в "Христианском чтении" и "Церковном вестнике"; но потом решил писать впредь не иначе, как по моему собственному усмотрению, т.е. в каждой статье давать что-нибудь novum, т.е. или новое положение, или новое обоснование старого и для того а) или вовсе не писать о том, что другие писали, или б) писать против этих других, по край ней мере их поправляя и дополняя".2
Надо заметить, что отказ от популяризации был для Болотова именно волевым решением, связанным с высоким требованием к научным публикациям; в то время как выступая в качестве лектора, он неизбежно должен был заботиться о том, чтобы быть понятным для своей аудитории и блестяще умел этого достигнуть.
Востоковедческие изыскания В.В.Болотова, начатые статьями о церковной истории Египта, простирались и вширь и вглубь. Его исследования эфиопского богословия, "хитросплетения которого едва ли кому-либо, кроме Василия Васильевича, были по плечу", высоко оценены Б.А.Тураевым, на одну из работ которого - "Часослов Эфиопской церкви" -Болотов дал свою рецензию. В целом, по словам Тураева, В.В.Болотов оставил "капитальные труды по церковной истории трёх восточно-христианских народов: коптов, абиссин
1 Тураев Б.А. Василий Васильевич Болотов. Журнал Министерства Народного Просвещения, 1900, №8, стр. 83.
2 Бриллиантов А. И. К характеристике учёной деятельности проф. В.В.Болотова., стр. 8.
и сирийцев и, тем самым, поработал в трёх областях востоковедения: хамитской, семитской и иранской".1
Обширные знания, делавшие В.В.Болотова, единственным специалистом по многим вопросам, вызывали его из кабинетного уединения на поприще церковно-общественной деятельности. В частности, как это широко известно, ему пришлось принять деятельное участие в наших сношениях с церковью сиро-халдейской, урмийская епархия которой давно уже искала сближения с Православием, которое и было, наконец, достигнуто в день Благовещения 1898 года. "В.В.Болотов, - отмечает Тураев, - был в этом деле и переводчиком, и экспертом, и учёным секретарём и даже литургистом и регентом певческого хора. Через его руки прошли все официальные сиро-халдейские документы... не без его влияния составлен был и самый чин присоединения".2
В 1898 г. В.В. Болотов выступил в печати и по вопросу отношений восточно-православного богословия к богословию католического Запада. Его работа "Тезисы о РШоцие" была результатом занятий автора в Комиссии для выяснения условий воссоединения старокатоликов с Русскою церковью. Как бы не относиться к выводам этого сочинения, после него уже нельзя не считаться, - как с болотовским различением догмата, теологумена и частного богословского мнения, так и с его убеждением, что истинной причиной разделения христианства было папство, этот, по Болотову, "старый наследственный враг кафолической церкви, который, однако, может быть тогда лишь прекратит своё существование, когда упразднится и последний враг -смерть".
Б.А.Тураев отмечает, что любезностью и отзывчивостью Болотова на всё, касающееся науки и церкви,
прямо злоупотребляли... К нему обращались и богословы, и -
1 Тураев Б.А. Указ. соч., стр. 95.
2 Тураев Б. А. Указ. соч., стр. 94.
историки, и филологи, и ориенталисты, и туристы, и даже популяризаторы. И каждого он принимал, с каждым беседовал, каждому отвечал на Запросы не краткой справкой, а длинными письмами, заключавшими в себе нередко целые исследования.
Наконец, в самое последнее, перед кончиной своей, время В.В.Болотову пришлось участвовать в качестве представителя от Церкви в комиссии по реформе календаря. Взгляды его на календарь григорианский были последовательно негативными. Он называет его "искалеченным" и, в одном месте, датируя провозглашение догмата о папской непогрешимости (или безошибочности), иронически замечает: "конечно, по григорианскому стилю, т.к. этот очаровательный календарь вполне достоин того, чтобы по нему датировать документ такого сорта, как constitutio "Pastor aeternus".
Выступлением Болотова в Комиссии слушатели были ошеломлены. "Едва верилось, - говорил очевидец, - что человеческая память в состоянии сохранить такую массу учёности и выложить ее при первом требовании с кристаллическою ясностью".1
Несмотря на всю свою учёность и свои громадные научные заслуги, Василий Васильевич был весьма скромного о них мнения: хотя и не страдал самоуничижением, кое паче гордости, но и не искал ни славы, ни почестей, ни учёных степеней. "Да и что могла прибавить, - пишет друг Болотова, проф. П.И. Жукович, - докторская степень к его учёной славе? И без этой степени он давно уже был и для академии и для всех учёных кругов, - как бы прирожденный доктор! Но самая докторская степень как бы принижалась тем, что её не имел Болотов...". И по представлению И.Е.Троицкого,
1 Тураев Б.А. Указ. соч., стр. 98., Бриллиантов А.И. Проф. В. В. Болотов. ХЧ, 1910, №5, стр. 587.
"выражавшего общее мнение и желание всех членов Совета" докторская степень была присвоена Болотову в 1896 году.1
Кроме той колоссальной нагрузки, которую нес В.В.Болотов в области научно-преподавательской, -он не отказывался и не от какой другой (часто рутинной) работы, когда она касалась академической жизни или поручалась высшей церковной властью, и необыкновенно добросовестно относился к широкому кругу обязанностей академического наставника. Касалось ли дело стороны административной, юридической, церковно-общественной или учебно-педагогической, - везде Василий Васильевич являлся опытным хозяином. Притом, все труды Болотова, шла ли речь о способах счисления баллов или о собственно-научных изысканиях, - всегда украшались оригинальностью мысли и исполнения, свойственных его незаурядной личности.2
Нельзя не сказать хотя бы несколько слов отдельно и о некоторых проявлениях нравственно-религиозного облика В.В.Болотова. Думается, что одной из примет, существенно определяющей этот облик, является живая органичная -кровная и духовная одновременно - связь великого учёного со своей малой родиной (с.Кравотынь), о которой он написал даже научную статью.
Мы уже имели случай обратить внимание на то, что Василий Васильевич насколько это было возможно, со многими из товарищей своей юности сохранял общение до конца жизни. Встречаясь же с крестьянами, в свои регулярные летние приезды в Кравотынь, он всегда с ними приветливо здоровался, а иногда останавливался и разговаривал, исключая женщин, от общения с которыми вообще уклонялся.
1 Венок на могилу в Возе почившего проф. С. -Петербургской Духовной академии Василия Васильевича Болотова. СПб., 1900, стр. 18.
2 См. об этом: Уберский И. Памяти проф. С.-Петербургской Духовной академии Василия Васильевича Болотова. СПб., 1903.
Приезжал он в родное село к матери, скончавшейся за десять месяцев до его собственной смерти. С нею он регулярно обменивался посланиями, сообщая матери о своих академических делах и проявляя сердечную заботливость о ней самой.
"С "милой" и "дорогой маменькой" - вспоминает один из друзей Болотова, встречавшийся с ним в его летние приезды в Кравотынь, - Василий Васильевич бывал за каждым богослужением, в воскресные и праздничные дни, в своем сельском храме Введения Пресвятыя Богородицы. Болотов сам не любил петь, и в церкви стоял или в алтаре или на левом клиросе, когда не было певчих, или в отдалённом углу храма. Кроме того, он ежегодно участвовал в процессии крестного хода, совершаемого 12 июля из сельского храма в часовню Троеручицы, находившуюся в 3-х верстах от села, на полпути в Нило-Столбенскую пустынь (богомольцев сюда собиралось до 5000)".1
Василий Васильевич имел также давнее обыкновение, перед отправлением в школу, а затем на службу в академию, посещать с материю Нилову пустынь, для поклонения мощам преп. Нила, святого 16 века, который сам происходил из какой-то деревни Жабенского погоста, куда, в число пяти, входила и болотовская Кравотынь.2
"Сюда, - рассказывает М.В.Рубцов, - они отправлялись иэГ села пораньше, чтобы успеть к началу поздней литургии. Несмотря на продолжительность богослужения (утреня - от 4-х до 6-ти часов продолжительности, обедня - 3-й, 4-е часа, вечерня - 2-а, 3-й часа), Василий Васильевич выстаивал всю литургию и выслушивал молебен преп. Нилу, после чего заходил, будучи студентом, а потом профессором Академии, к настоятелю, отцу архимандриту Арсению, для получения
1 Рубцов М.В. Указ. соч., стр. 82-83.
2 См. Успенский В.свящ. Жизнь и подвиги преп. Нила Столобенского чудотворца. Тверь, 1893, стр. 1-2.
благословения и беседы. Духовная жизнь архимандрита Арсения, отличавшаяся трудом, терпением, молитвою, постом и раздаянием милости, - не могла не влиять на душу Василия Васильевича, знавшего его с детства и получавшего от него благословение при каждой встрече".1
Интересно отметить, что архимандрит Арсений в детстве был уволен из 1 -го класса Осташковского училища по малоуспешности. Однако, поступил послушником в Нилову пустынь, прошёл все послушания и чины монашеские, обратил на себя внимание (любовью к уединению, молитве и богослужению) архиепископа Филофея, который и поставил его игуменом Нило-столбенской пустыни с 1871 по 1898 г.
Таким образом, в отношениях В.В.Болотова и архимандрита Арсения мы видим живое свидетельство глубинного сообразия православной учёности и православной духовности, - сообразия, лежащего, конечно, в области живой веры, веры Церкви, собирающей и "простеца" и учёного единым призванием: "Премудрость прости!"
С детских лет органично приобщившись живой церковности, Болотов до конца жизни сохранил приверженность традиционному благочестию, нравственно проявляющемуся в том, что (как говорят о нём близкие ему товарищи) он "всегда был врагом козней, лукавства, обмана, ссор, и всяких неурядиц и великим и сильным проповедником мира, любви, истины, всякого добра и снисхождения к недостаткам других".
Всецелая преданность В.В.Болотова своему служению, которая имела в его сознании глубокое религиозное оправдание, не могла, однако, не сказаться на телесном здоровье великого учёного. Ещё в 1897 году он писал: "Мой организм представляет дырявое решето, если не руину..." С этого времени Василий Васильевич неоднократно высказывал уверенность в том, что "он не жилец 20-го века". После
1 Рубцов М.В. Указ. соч., стр. 83-84.
кончины матери, в мае 1899 года, никакие человеческие узы уже не связывали его с земной жизнью. "Во время зимы, -писал Болотов в июне 1899 года, - мне не раз приходилось прихварывать, и - с ужасом думать: что если матушка, в её беспомощной старости, да переживёт меня? Теперь снял Господь этот камень с сердца, и когда - через годы или через месяцы - повелит и мне идти "в путь всея земли", Его святая воля...".1
С половины марта 1900 года Болотов стал чувствовать слабость, а 22-го слёг в постель, причём не переставал работать и продолжал читать вновь полученные им труды по церковной истории Египта. 23-го числа он согласился отправиться в больницу Крестовоздвиженской общины, взяв всё-таки с собою несколько книг. Здесь, после временного облегчения, у больного вдруг обнаружились эпилептические припадки, которые страшно ослабили его уже надломленный организм. Врачи констатировали острый характер болезни /нефрит/.
В течение болезни Василий Васильевич трижды причастился Святых Христовым Тайн. Ещё за три часа до смерти он произнёс знаменательные слова: "Как прекрасны предсмертные минуты!" А спустя час сказал: "Умираю". Но усилиями медиков отчасти удалось облегчить физические страдания, на которые, впрочем, больной не жаловался, перенося с замечательным терпением все даже самые тяжёлые приступы болезни. Он продолжал сохранять обычное своё жизнерадостное настроение и не переставал произносить, хотя и с трудом, отдельные слова и выражения, последними из которых были: "Иду ко кресту", "Христос идёт", "Бог идёт".
В.В.Болотов умер 5 апреля /ст.ст./ 1900 года, около 7 часов вечера, во время всенощного бдения на Великий Четверг. Отпевание его совершалось в Великую Субботу,
1 Рубцов М.В. Указ. соч., стр. 99.
когда Церковь молитвенно, богослужебно совершает великую тайну живоносного Гроба Самого Спасителя и Бога нашего.1
В.В.Болотов отнюдь не был, как не навязывается это нам косной инерции внешних фактов его биографии, - вовсе не был так называемым кабинетным учёным, отчуждённым от современности фолиантами древних источников...
Духовная цельность, подвижническая, без преувеличения, последовательность подобных людей в осуществлении своего служения лишает нас морального права навязывать им отвлечённо взятый критерий "современности - несовременности" но, скорее, напротив, понуждает самое понятие современности выверить в соотношении с их способом, с их образом пребывания и участия в истории. Вспоминается, неслучайная в этой связи ассоциация с тем, как В.С.Соловьёв начинает свои лекции о Богочеловечестве, в частности, говоря: "Что такое интересы современной цивилизации? Это те, которых не было вчера и не будет завтра. Позволительно предпочесть то, что одинаково важно во всякое время". "Да, - скажет о Болотове Высокопреосвященный Антоний, тогдашний митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, - это был в полном смысле учёный отшельник, но отшельник свободный от сухого бесплодного книжничества. Не в букве книжной был интерес его жизни, а в духе животворящем. Поэтому сверх области научной, он любил в особенности жить ещё жизнию Церкви, этого единственного на земле учреждения с живыми началами бессмертия и вечной жизни. Жизнь эта и при отшельничестве почившего давала полный расцвет и широкий простор возвышенным качествам души его, которые заставляли не только удивляться ему, уважать его как
1 См. об этом: Венок на могилу в Бозе почившего проф. С.-Петербургской Духовной академии В.В. Болотова., стр. 27-35.
учёного, но и любить его, как человека-христианина, всегда прекрасного и высоко привлекательного".
Думается, что именно 'религиозность, органичная, цельная традиционная религиозность позволяла В.В.Болотову быть в истории, в современности свободным от бесплодной -духовно да и исторически - вовлечённости в неё.
Когда религиозность первична безусловно, тогда, тем самым, положен предел и научной рефлексии над тайной личного как такового; но в виду этого предела и самая наука обретает свою действительную свободу - свободу в пределах самой своей научности. Но и самая религиозность, в этой связи, обнаруживает свободу от того перевеса субъективного над реальным, который так отличает столетие 20-е вообще, и, в частности, некоторых христианских мыслителей "соловьёвского извода".
Сравнительно показательно двоится в этом смысле духовная личность самого B.C. Соловьева, который, как и Болотов, биографически остановившись на пороге 20-го столетия, - во многом, однако, предпослал ему (веку 20-му) в своём творчестве произвол субъективного (как мистико-психологического, так и отвлечённо-исторического) начала.
В отличие от этого, своего рода, "религиозного разночинства", - исконное, цельное традиционное благочестие русского крестьянства, причём обжившегося в непосредственной ещё досягаемости святых мест (Нило-Столбенская пустынь, в нашем случае), - так что "домашняя" эта близость к святыни отнюдь святого не профанирует, разве только упрочивая таинственное бытие его, солидарность ему в легендах и преданиях местной старины, - вот откуда В.В.Болотов не только по плоти, но и по духу, - духу, в традиции укоренённому и потому свободному от вибраций психологического и агрессии интеллектуального начала.
1 Там же, стр.4-5.
Целомудренная прикровенность личной духовной жизни, восходящей глубже и протекающей полноценнее, чем утончённейшая из возможных на этот счёт рефлексий, - вот качество этого типа благочестия, которое - что там не говори!- одно, именно в этих его качествах (верности и целомудрия) сделало возможным бытие нашей Русской Православной Церкви в 20-м столетии, а уже потом и русской богословской науки. Многого ли бы стоила последняя, если бы о.Г.Флоровский (в тридцатые-то годы) не дерзнул бы утверждать, - и не имел бы основания утверждать! - что есть-таки, остаются ещё на утонувших во мгле коммунистического безбожия просторах России те, кто совершает таинственный путь молитвенного "подвига, путь тайного и молчаливого подвига в стяжании Духа".1
Кончина В.В.Болотова на рубеже века, на пороге истории, в которой уже именно исторически, - не философски, ни пусть и пророчески, но поэтически только, -произвол Субъективного будет противопоставлен Традиции, -сначала в мутных завихрениях Серебряного века, а затем и в кровопролитиях русской революции и Лже-традиции коммунистического диктата, - кончина эта им самим предчувствовалась как-то глубоко неслучайно. "Я не жилец 20-го столетия" -говаривал он неоднократно.
Но и для 20-го и для наступающего 21-го столетия личность В. В. Болотова, несомненно, остаётся образцом редкого сочетания нравственно-религиозной цельности и научной взыскательности и глубины. В одной из надгробных речей, сто лет назад, были сказаны слова, которые мы можем сегодня повторить с не меньшим, а, может быть, и с большим для них основанием: "В наше время, когда так чуждаются жизни внутренне-духовной, когда жизненные идеалы так принижены, и люди охотно мирятся на внешних преимуществах - силе, богатстве, знатности и проч., - когда всё более
1 Флоровский Г. прот. Пути русского богословия. Париж, 1983, стр. 520.
и более распространяется теория, открыто провозглашающая такой строй жизни вполне нормальным и единственно возможным, - тогда такие подвижники духа, как В.В. Болотов, имеют особенно великое значение. Они - светочи в окружающем общественном мраке. Самым своим существованием они убедительнее всяких речей говорят, что жизнь, отданная на служение идее, ради нее оставившая и забывшая всё на свете, - возможна на земле; они воздействуют на самое сердце, служа живым укором для всех живущих иначе, они будят общественную совесть".1
1 Венок на могилу..., стр. 55-56.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная академия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, осуществляющее подготовку священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области богословия, регентов церковных хоров и иконописцев.
На сайте академии
www.spbda.ru
> сведения о структуре и подразделениях академии;
> информация об учебном процессе и научной работе;
> события из жизни академии;
> сведения для абитуриентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор - проректор по научно-богословской работе протоиерей Димитрий Юревич. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии. Материалы распространяются на компакт-дисках и размещаются на сайте журнала в формате pdf.
На сайте журнала «Христианское чтение»
www.spbpda.ru
> электронный архив номеров в свободном доступе;
> каталоги журнала по годам издания и по авторам;
> требования к рукописям, подаваемым в журнал.
