CC BY
97
УДК 821.161.1.09 Маяковский В. В.:821.161.1.06 Полонский В. П.
Алексеева Олеся Ярославовна
кандидат филологических наук Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН
baranovski54@mail.ru
в.в. мАЯКОвСКИй в ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКИХ СТАТьЯХ в.п. пОЛОНСКОГО:
по материалам фонда РГАЛИ*
В статье исследуются авторизованные машинописи статей В.П. Полонского, в которых упоминается В.В. Маяковский. Авторизованные машинописи были обнаружены в личном фонде В.П. Полонского, одного из ведущих критиков и активных участников литературного процесса 1920-1930-х гг. Изучение выявленных между текстами авторизованных машинописей и опубликованными статьями В.П. Полонского разночтений позволяет проследить процесс работы В.П. Полонского над статьями о В.В. Маяковском и определить динамику оценок личности и творчества поэта. В целях всестороннего и объективного исследования архивных материалов о В.В. Маяковском, хранящихся в личном фонде В.П. Полонского, в статье подробно исследуются все дневниковые записи В.П. Полонского о В.В. Маяковском, а также воссоздается контекст литературной полемики «Леф или блеф» 1927 г., развернувшейся между В.П. Полонским и В.В. Маяковским. Для этого привлекается стенограмма диспута в Политехническом музее и отчеты, опубликованные в центральных газетах. Результаты данного исследования позволяют расширить представление о процессе формирования оценки личности и творчества В.В. Маяковского в литературной и общественной жизни конца 1920-х - начала 1930 гг.
Ключевые слова: В.В. Маяковский, В.П. Полонский, футуризм, литературный процесс, дневник, диспут, Политехнический музей.
«Я впервые увидел его в 14 году. Познакомились у Венгрова. Он пришел с женщиной, так удивительно им воспетой» [11, N° 4, с. 127]. Так, согласно записи от 14 апреля 1931 г. в дневнике В.П. Полонского, состоялось его личное знакомство с В.В. Маяковским. Однако с непоименованной в этой записи, но, безусловно, имеющейся в виду Лилей Брик В.В. Маяковский познакомился только в июле 1915 года [5, т. 3, с. 451]. Из этого следует, что, фиксируя по памяти дату знакомства с В.В. Маяковским, В.П. Полонский, скорее всего, ошибся.
Дневник В.П. Полонского охватывает временной период с мая 1920 г. по январь 1932 г. Записи о В.В. Маяковском носят фрагментарный и избирательный характер. Появляются с февраля 1927 г. и в основном отражают реакцию самого В.П. Полонского на развернувшуюся в 1927 г. полемику вокруг журнала «Новый Леф». Следующая запись появляется лишь в 1930 г. и связана она с трагической смертью поэта, которая произвела на В.П. Полонского неизгладимое впечатление: «17.IV.30. -14-го - самоубийство Маяковского. Неожиданно. Непонятно. Как гром - чудовищно. В клубе Федерации у гроба <2 сл. замазаны>. Я сказал - слабые уходят. Он: "Не всегда. Уходят и сильные. Есть сильные, но не гибкие. Не умеют вовремя сложиться - вот как складной аршин. Не сгибается, - ну, -эпоха отрывает голову"» [11, № 2, с. 151].
Записи 1931 г. о Маяковском появляются в дневнике в преддверии годовщины смерти поэта. И связаны они и с осознанием собственной вины от произошедшего: «Заговорили (с Н.Н. Асеевым. - О. А.) о Маяковском: я сказал, что вот - жил Маяковский, и мы как-то недооценивали его. Я лично чувствую
свою вину. Он прервал: "Если бы я, - говорит, -чувствовал, что вы действительно виноваты перед ним, - я бы не подавал вам руки. Вы к Маяковскому относились лучше, чем многие его друзья. Что ж, что дрались. Мы все дрались"» (29 марта 1931 г.) [11, № 3, с. 143], с ощущением тяжелой утраты: «Да и вообще: знаем ли мы Маяковского? Признаюсь: я его только сейчас, после его смерти, и начал понимать» (15 апреля 1931 г.) [11, № 4, с. 129] и с горечью от незаслуженного забвения: «Это поразительно, как быстро забыли Маяковского. Года еще нет, - а он позабыт, как будто его и не существовало. Был он, нет его - не все ли равно» (12 марта 1931 г.) [11, № 2, с. 151].
Несмотря на то, что в записях отразилась авторефлексия В.П. Полонского над завершившейся в конце октября 1930 г. работой по подготовке к изданию брошюры о творчестве Маяковского [12], на наш взгляд, самые ценные из них - это воспоминания В.П. Полонского о встречах с В.В. Маяковским. «Маяковский ходил гигантскими шагами. Всегда очень быстро, точно отмахивая расстояния. "Версты улиц взмахами шагов мну". Ему трудно было ходить по тротуару: люди сторонились и смотрели на него боязливо. Он часто поэтому шагал по мостовой. Обдумывая что-то, бормоча строки, с папироской, висящей в углу рта, - он шел, как трактор. Его голова. Он на целую голову был выше толпы. Перед ним сторонились, давали дорогу, отступали в сторону. Он шагал, ничего не замечая» (18 марта 1931 г.) [11, № 3, с. 140]; «Про Маяковского нельзя было сказать, что он был крупен. Он был огромен. Все пропорции в нем были преувеличены. Его плечи были шире, чем это надле-
* Статья написана по материалам исследований, выполняемых при финансовой поддержке РФФИ (ОГиОН). Проект 17-04-00132а «Новые материалы к биографии В.В. Маяковского: историко-литературный и общественно-политический контексты».
© Алексеева О.Я., 2017
Вестник КГУ № 4. 2017
127
жало по его росту. Его руки были длинны и узловаты, казались необычайными. Черты лица его были крупны, широкий мятый рот, широкие скулы, широкий нос - от этого голова его на плечах казалась головой Голиафа. Все в нем превышало меру, выходило из ряда, переступало границы, как его голос, его жесты, движения» (14 апреля 1931 г.) [11, № 4, с. 126]; «Читал он изумительно. Первый раз я слушал его при первом же знакомстве. У него темнели глаза, и все движения его делались ритмическими. Влияние его голоса, его манеры было несравненно. Голос могучий, мягкий, густой и зычный, гулкий -при отчетливой дикции производил неотразимое впечатление» (14 апреля 1931 г.) [11, № 4, с. 127]. Эти записи помогают сформировать личностный портрет поэта, так объемно и рельефно переданный не просто его современником, но прежде всего - непримиримым оппонентом.
В записях 1931 г. содержится также ряд сведений об известных событиях литературной жизни, в которых участвовал и В.В. Маяковский. Это диспут 1926 г. «Наши иллюстрированные журналы» в Доме печати, диспут 1927 г. «Упадочное настроение среди молодежи («есенинщина»)» в Коммунистической академии и диспут «Леф или блеф» в Политехническом музее, записи об «Окнах РОСТА», о сотрудничестве В.В. Маяковского с журналами «Новый мир» и «Красная новь», о его взаимоотношениях с ГИЗом и Торгсектором ГИЗа. Ряд упомянутых в дневнике событий, связанных с Маяковским: воспоминание о вечере в Доме печати, на котором была исполнена частушка о Маяковском («Эх сыпь, эх жарь, Маяковский бездарь»), об инциденте между Маяковским и Натаном Венгровым в журнале «Летопись», о заступничестве за Есенина в журнале «Новый мир», о выступлении на вечере в Большом театре с докладом об искусстве и др. - требуют уточнения. Поскольку дневниковые записи носят ретроспективный характер, это сказывается на фактографической неточности дат и деталях упомянутых событий.
К творчеству В.В. Маяковского В.П. Полонский впервые обратился в небольшой обзорной статье «Литература в 1917 году», появившейся в издаваемой под патронажем А.М. Горького газете «Новая жизнь». В статье отмечалось, что Маяковский «в противовес своим соратникам оказался обладателем выдающегося поэтического дарования» и «недавно выпущенная в свет "Война и мир" покажет, вероятно, и многим хулителям Маяковского, что в его лице мы имеем крупного поэта» [9, с. 4].
С этого периода любое значимое событие, связанное с творческой деятельностью Маяковского, не оставалось без внимания Полонского. И здесь следует учитывать, что В.П. Полонский был активным участником литературного процесса 1920-х -начала 1930-х гг. и редактором ведущих журналов: июль 1921 - март 1929 г. - организатор и редактор
журнала «Печать и революция», 1926-1932 гг. -редактор литературы, искусства и языка «Большой советской энциклопедии», 1926-1931 гг. - редактор журнала «Новый мир» и член редколлегии журнала «Красная Нива». Так, например, в 1922 г. в майском номере журнала «Печать и революция» он опубликовал свою работу, посвященную русскому революционному плакату, в которой внимание было уделено и Маяковскому. Статья эта послужила поводом для полемики между Маяковским и Полонским «о месте и роли плакатов "Окон РОСТА" вообще и, в частности, работы и плакатов самого Маяковского в общей панораме советского революционного плаката эпохи Гражданской войны» [3, с. 366].
Откликнулся Полонский и на бурное обсуждение выхода в 1923 г. журнала «Леф». Проанализировав два номера журнала и указав на недостатки, Полонский в целом дал положительный отзыв: «Но каковы бы ни были неверные шаги нового нашего собрата на литературном фронте - мы приветствуем его появление. Плеяда "Лефа" заключает в себе несколько крупных поэтов, искренно одушевленных идеями пролетарской революции, которые могут похвастать рядом талантливых произведений, с блеском отразивших отдельные моменты нашей исключительной эпохи. Поэты "Лефа" имеют немалые заслуги в прошлом, в деле Борьбы с буржуазным эстетизмом. <.. .> Этому течению не менее, чем другим, свойственно совершать ошибки, делать ложные шаги, издавать фальшивые звуки. Все это можно исправить дружеским советом, критикой, вовлечением в сферу тесного коммунистического влияния, но не с помощью отсечения головы, каковой способ, кажется, т. Со-сновский считает наилучшим» [14, с. 292].
Дальнейшее молчание со стороны Полонского было прервано в начале 1927 г. после выхода первых номеров журнала «Новый Леф».
В 1927 г., прежде чем вновь вступить в полемику, у Полонского состоялся разговор с редактором газеты «Известия»: «Ив.Ив. Скворцов рассказывал мне, как Маяковский громил его за фельетон Оль-шевца о ЛЕФе: "ЦК партии поручил мне это дело и одобряет, а вы ругаете". Скворцов: "Я также -член ЦК, а не знаю, когда вам ЦК это поручил". Маяковский ретировался. Груб, нахален, невыносим» (18 февраля 1927 г.) [11, № 1, с. 149]. В свете состоявшегося разговора между Полонским и Скворцовым-Степановым все последовавшие за этим события воспринимаются как организованная кампания против ЛЕФа и Маяковского.
В конце февраля 1927 г. в «Известиях» была опубликована разгромная для журнала «Новый Леф» статья Полонского «Заметки журналиста: Леф или блеф». Несмотря на попытки Маяковского обозначить позицию журнала по критике в газете «Известия» и прекратить дискуссию [15],
был организован диспут в Политехническом музее. В ряде центральных газет были опубликованы отчеты о диспуте, однако составить объективное представление о ходе дискуссии не представлялось возможным. В отчетах о диспуте в Политехническом сообщался состав участников: Маяковский, Асеев, Шкловский, Левидов (за ЛЕФ), Полонский, Бескин, Нусинов (против него) и Авербах, занявший в прениях позицию третейского судьи. В отчетах бегло было дано представление о выступлениях участников прений и подробно освещалась речь Полонского. Суть выступления Маяковского отражена не была, а сами отчеты сводились к нелицеприятным комментариям в его адрес: «Диспут начался докладом В. Маяковского. Это был лихой наскок на противника, который на этот раз олицетворялся Полонским. и отчасти Ольшевцом, также в свое время непочтительно отозвавшимся в "Известиях" о Лефе. Не стесняясь в выражениях и не затрудняя себя в выборе полемических приемов, Маяковский стремился доказать, что Полонский кругом не прав в своих нападках на Леф и что его отрицательное отношение к этой литературной группировке подсказано ему, Полонскому, чувством и соображением скупщика литературного материала» [6, с. 5]. К этому же заключению пришел и обозреватель «Вечерней Москвы», добавив, что «диспут о "Лефе" из всех возможных путей пошел по наихудшему, по пути персональной перебранки» [7, с. 3]. Примерно так же была воспроизведена речь Маяковского в отчете журнала «На литературном посту», опубликованном в апрельском номере этого же года [1]. Однако из стенограммы выступления Маяковского становится очевидным, что выдвинутые Полонским обвинения против ЛЕФа, в частности, в претензиях ЛЕФа на монополизм и гегемонию в советском искусстве и в притеснении молодых пролетарских поэтов, были им аргументированно отвергнуты.
Из этой стенограммы становится понятно, что в отчетах смысл сказанного Маяковским не только не доносился до читателей, но и искажался. Так, в отчете журнала «На литературном посту» появилось заявление от имени Маяковского о том, что «"Леф" в дальнейшем будет работать вместе с ВАППом под его идеологическим руководством» [1, с. 73]. На самом деле Маяковский заявил следующее: «Да, мы ругаемся с пролетарскими писателями, но против вас, товарищ Полонский, будем вместе с ВАППом» [2, с. 58], что полностью подтверждает опубликованное в журнале «Новый Леф» опровержение о том, что «слов о работе "под идеологическим руководством" он не произносил» [4, с. 29].
Вскоре в журнале «Печать и революция» Полонский опубликовал статью «Критические заметки: Блеф продолжается» [8]. Формально статья явилась ответом Полонского на обвинения, выдви-
нутые против него Маяковским на диспуте в Политехническом и в «Протоколе о Полонском». Однако вместо конструктивных ответов в статье содержалось эмоциональное негодование Полонского в адрес ЛЕФа, переходящее в прямые оскорбления: «Но спешу успокоить слабонервного читателя. Явное безумие, нечто среднее между циркулярным психозом и бредом параноика. Но спешу успокоить слабонервного читателя: желтый дом нашему Дон-Кихоту не грозит - хотя нелюбовь к врачам и именно к психиатрам у него на лицо. Маяковский здоровехонек и переживет многих "умных психиаторов", но он и в самом деле одержим манией величия, развившейся не на патологической почве, а на почве мещанско-богемского подражания жестам и ухваткам великих мира сего» [8, с. 151].
В РГАЛИ в фонде Полонского сохранились разрозненные листы авторизованной машинописи, представляющие собой отрывок развернутого ответа лефам на утверждение о том, что Полонский «не организатор литературы, а перекупщик» [15, с. 40]. Часть ответа вошла в статью «Критические заметки: Блеф продолжается» (глава V). За пределами публикации остались нюансы денежных взаимоотношений Маяковского с «Новым миром», история публикации отрывка из поэмы «Лейтенант шмит» Б. Пастернака в журналах «Новый Леф» и «Новый мир». В этих набросках содержалась и оценка самого Маяковского: «Маяковский уловил методы нахрапа, беззастенчивого наскока, старые методы бульварного героя, богемца, которые продолжает культивировать в наши дни, когда на него во все глаза смотрит наше подрастающее поколение литературного молодняка. Эти богемские манеры не случайны и характеризуют не только личные выступления Маяковского. Если б дело ограничивалось только этим, можно было бы более снисходительно смотреть на них. Но в том-то и дело, что начинают проскальзывать нотки глубоко реакционные, сеют семена, которые дадут рано или поздно дурные плоды» [16, л. 21].
В период полемики с «Новым Лефом» Полонский готовил к публикации цикл очерков о русской литературе постреволюционного периода. Часть этой работы была опубликована в ноябрьском номере журнала «Печать и революция» (1927) под названием «Литературное движение октябрьского десятилетия», а в 1928 г. очерки вышли отдельным изданием [13].
В РГАЛИ, в фонде Полонского, сохранилась часть текста авторизованной машинописи, в которой отражена работа автора над подготовкой раздела о ЛЕФе для «Очерков литературного движения революционной эпохи» (1928). Для «Очерков.» было дописано вступление, в котором дается краткая справка о деятельности лефовцев до выхода первого номера журнала «Леф» (1923). А также им были сокращены большие фрагменты текста -
Вестник КГУ № 4. 2017
129
в основном о зарождении футуризма и возникновении ЛЕФа. Сокращена развернутая характеристика творчества Маяковского футуристического периода: «В пылу борьбы, в полемическом азарте я могу сказать, что барабан - единственный инструмент, на котором играет Маяковский. И это будет убедительно, но лишь на первый взгляд. Он и в самом деле, когда появляется на улице, на площади, буйный и шумный, широкий и грохочущий, как площадь, он шумит и грохочет, больше всего напоминает, действительно, этот инструмент. И в поэзии его барабан, действительно, занимает далеко не последнее место. Но ведь мы знаем очень хорошо, что бывают минуты, когда Маяковский заходит, откладывает барабан в сторону, уходит с площади в один из темных переулков своего творчества, и трудно бывает поверить, что вот этот самый барабанщик футуризма извлекает совершенно изумительные звуки из "Флейты-позвоноч-ник". Маяковский очень широк - он гораздо шире своего амплуа "барабанщика" - и эта его широта мешает иногда увидеть в нем виртуоза» [16, л. 3].
Раздел о ЛЕФе повторял ряд положений, опубликованных Полонским в статьях «Леф или блеф» и «Блеф продолжается». Однако раздел был организован по иному принципу. Он целиком строился на утверждениях о том, что ЛЕФ не смог справиться ни с одной из поставленных им задач: «задача насущная и положительная, которую объявил "Леф" в передовой статье первого номера своего журнала: "Собрать воедино левые силы" то есть мастеров, работающих во всех почти областях искусства, оказалась для него непосильной» [13, с. 138]; «попытка "Лефа" с помощью теории "социального" заказа засыпать пропасть между собой и пролетариатом не оказалась успешной» [13, с. 138]; «Попытки "Лефа" построить новую эстетику, устанавливающую правильный взгляд на искусство, также не удалась» [13, с. 139]; «Футуризм умер еще в 1918 г. вместе с нарождением пролетарской революции. Он возродился под знаменем "Лефа"; в новых одеждах, но под новой "кожей" билось старое сердце буржуазного богемца. Перед "лефами" стояла задача это свое прошлое преодолеть, стряхнуть с себя дурное наследство своей "футур-старины". Она оказалась неразрешенной» [13, с. 141].
В процессе подготовки к изданию Полонским было сокращено окончание этого раздела, видимо потому, что оно противоречило основной его установке, а именно: доказательству несостоятельности ЛЕФа: «Есть ли будущее у этого направления? В этом нельзя сомневаться. Но это будущее, по-нашему, будет тем плодотворнее, чем меньше будут Лефы пытаться взять на себя тяжелое бремя руководства и возглавления развития литературы. С того момента, как Маяковский и Асеев перестанут чувствовать себя вождями современной
литературы, ее учителями и пророками - с этого момента вновь подымется их влияние как мастеров. С того момента, как Леф перестанет быть единственным представителем и защитником "настоящего" революционного и даже пролетарского искусства, а сделается просто-напросто одним из отрядов современной нашей левой литературы, одним из отрядов на левом фронте искусств - с того момента с него упадут тысячи ненужных для него и раздражающих обязанностей. С этого момента поэты смогут вновь стать самими собой, то есть поэтами, которые перестанут писать плохие статьи, разрушающие в их почитателях уважение к ним как к поэтам. Тогда они смогут выбросить за борт неудачные попытки теории социальных заказов. И когда с них спадет вся эта шелуха теоретизирования, которая им не идет, потому что у них нет данных для этого, как только они отбросят свои маниакальные претензии и сделаются поэтами, тогда их влияние вспыхнет с новой силой» [16, л. 18].
Как известно, битва вокруг «Нового Лефа» продолжалась весь 1928 г. Затем последовали события, которые привели В.В. Маяковского к выходу из группы. В 1929 году была предпринята попытка создания РЕФа («Революционного фронта»). К сожалению, архивных документов в личном фонде Полонского по этому периоду не сохранилось, хотя известно, что он продолжал участвовать, пусть не так активно, в дискуссиях о «Новом Лефе». Это отразилось в его заметках, опубликованных в журнале «Печать и революция».
Большая и развернутая статья Полонского о Маяковском появилась вскоре после смерти поэта в июньском номере журнала «Новый мир» [10]. В статье «Маяковский. Памяти поэта» анализируется его творчество 1913-1929 гг. В процессе работы над статьей Полонский, конечно же, ощущал внешнее давление в виде сложившихся в литературной критике 1920-1930-х гг. стереотипных взглядов на Маяковского и футуризм. Это становится особенно очевидным, если обратиться к исследованию текста авторизованной машинописи этой статьи, хранящейся в РГАЛИ [17].
Текст авторизованной машинописи отличается от опубликованного в журнале «Новый мир». Статья первоначально не имела подзаголовка -«памяти поэта». Статье был предпослан эпиграф из поэмы «Люблю» (1921-1922): «На мне ж / с ума сошла анатомия / Сплошное сердце / гудит повсеместно. / <...> Их груз нерастраченный - просто несносен. / Не сносен не так, / Для стиха, а буквально». В опубликованном варианте этот эпиграф заменен на двустишие из стихотворения «Я и Наполеон» (1915): «Мой крик на граните времени выбит / И будет греметь и гремит».
В окончательном печатном варианте в тексте появляются новые уточнения и пояснения, призванные направить читателя в "правильное" русло.
Так, для «Нового мира» в девятой подглавке первой главы был дописан целый абзац, существенно скорректировавший оценку и восприятие Маяковского: «Это был лишь "криворотый мятеж". Маяковский бунтовал против зажиревшего мещанского быта. Вот враг, которого ненавидел он кровью сердца, потому что видел близко, вплотную, ощущал его дыхание, испытывал его косную тяжесть. Чувствовал его в самом себе. Маяковский родился и вырос именно в мещанской среде: большевистское подполье в его биографии было эпизодом. Много лет спустя, в зените революционной славы, в поэме "Про это", как бы отколовшейся от массива дореволюционного его творчества, он снова ощущал мещанство как враждебную стихию» [10, с. 184-185]. Объективно подобные рамки принижают значимость Маяковского и его творчества.
И наоборот, из текста статьи в печатном варианте исчезает ряд слов и предложений. Так, например, в первой подглавке второй главы авторизованной машинописи «Обсмеянный, битый поэт глубочайше верил в свое призвание вождя. Он наяву мог стать им. Для этого не приходилось менять ни ораторской установки, ни формы обращений, столь свойственных его манере, ни даже синтаксиса. Маяковский включался в революцию как поэтический вождь. Он пишет приказы по армии искусств, марши и гимны, зовет, увлекает, командует» [17, л. 25]. В печатном варианте исчезает фраза «Маяковский включался в революцию как поэтический вождь» [10, с. 189]. Во второй под-главке второй главы авторизованной машинописи из фразы «начиная с первых оглушительных побед, когда футуризм получил власть громить ненавистную Академию, вплоть до распада Лефа футуризм терпел одно поражение за другим» [17, л. 28] в журнальной публикации исчезает слово «оглушительных» [10, с. 191]. Ниже из авторизованной машинописи «Но такой вывод революции не был убедительным. Пути футуризма и революции расходились. Футуризм отказывался от классического наследства. Революция, напротив, этим наследством хотела овладеть» [17, л. 28] выбрасывается фраза «Пути футуризма и революции расходились» [10, с. 191].
В РГАЛИ сохранилась книжная верстка без помет, предназначенная для публикации этой статьи в отдельном издании [12]. В верстку уже была внесена незначительная правка, которая отличала статью 1930 г. от ее переиздания в 1931 г. В фразе «Перед нами - поэт другого мира, иных образов, чужих страстей» [10, с. 174] слово «чужих» было заменено на нейтральное «других», а в фразе «Любовь - постоянная лирическая тема поэзии. У Маяковского она оказалась проклятием» [10, с. 189]
предлог «у» был заменен на предлог «для», что придавало многозначность ее интерпретаций.
Изучение выявленных архивных материалов о работе Полонского над литературно-критическими статьями о Маяковском и «Новом Лефе», в контексте литературных дискуссий и дневниковых записей, помогают расширить представление о процессе формирования оценки личности и творчества Маяковского в литературной и общественной жизни конца 1920-х - начала 1930-х гг.
Библиографический список
1. Б.п. Диспут в Политехническом. «Леф или Блеф?» // На литературном посту. - 1927. - № 7. -С. 72-73.
2. Выступления на диспуте «Леф или блеф?» 23 марта 1927 г. / публ. А.В. Февральского // Литературное наследство. Т. 65: Новое о Маяковском. -М.: Изд-во АН СССР, 1958. - С. 47-70.
3. Дядичев В.Н. «Окна РОСТА» Маяковского в критике и свидетельствах современников // Творчество В.В. Маяковского. Вып. 3: Текст и биография. Слово и изображение. - М.: ИМЛИ РАН, 2015. - С. 360-379.
4. Записная книжка Лефа. Надо исправить // Новый Леф. - 1927. - № 4. - С. 29.
5. Маяковский В.В. Я сам // Собрание сочинений: в 8 т. - М.: Правда, 1968.
6. Н. Леф или блеф // Известия. - 1927. - 25 марта.
7. ОРТ «Леф» или «Блеф»? Диспут в Политехническом // Вечерняя Москва. - 1927. - 24 марта.
8. Полонский В.П. Критические заметки: Блеф продолжается // Новый мир. - 1928. - № 5. -С. 147-166.
9. Полонский В.П. Литература в 1917 году // Новая жизнь. - Пг., 1917. - № 214.
10. Полонский В.П. Маяковский. Памяти поэта // Новый мир. - 1930. - № 6. - С. 173-198.
11. Полонский В.П. «Моя борьба на литературном фронте». Дневник. Май 1920 - янв. 1932 // Новый мир. - 2008. - № 1-4.
12. Полонский В.П. О Маяковском. - М.; Л.: ГИХЛ, 1931. - 68 с.
13. Полонский В.П. Очерки литературного движения революционной эпохи (1917-1927). - М.; Л.: ГИЗ, 1928. - 334 с.
14. Полонский В.П. [Рецензия на журнал «Леф». 1923. № 1-2] // Печать и революция. - 1923. -№ 4. - С. 291-292.
15. Протокол о Полонском // Новый Леф. -1927. - № 3. - С. 39-46.
16. РГАЛИ. - Ф. 1328. - Оп. 3. - Ед. хр. 58. -28 л.
17. РГАЛИ. - Ф. 1328. - Оп. 3. - Ед. хр. 71. -94 л.
Вестник КГУ.4 № 4. 2017
131
