CC BY
33
культура, свободная от экономических интересов не только в финансовом отношении, но в интеллектуальном. Остается надеяться, что в условиях тотального потребления и «нового империализма» человечество не потеряет те традиции духовности, которые еще живы сегодня. В этих традициях заключается последняя надежда человечества на освобождение от ментального рабства у культуры развитого потребления и последующее духовное возрождение.
Литература
1. Провинциальная ментальность России в прошлом и настоящем. Самара, 1994.
2. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. СПб., 1997.
3. Генон Р. Избранные произведения: Традиционные формы и космические циклы. Кризис современного мира. М., 2004.
4. ФукоМ. Археология знания. Киев, 1996.
5. Адорно Т. В. Негативная диалектика. М., 2003.
Федеральное государственное научное учреждение
«Северо-Кавказский научный центр высшей школы» 27 июля 2005 г.
© 2005 г. Н.И. Стопченко
В. ШУКШИН-ХУДОЖНИК ВО ВЗАИМОСВЯЗЯХ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЯХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ
На культурно-национальном уровне взаимодействия, когда восприятие и освоение Василия Шукшина-художника на Западе, Востоке и в славянских странах дают основание говорить об «американском», «болгарском», «итальянском», «польском», «немецком» или «японском Шукшине», регулятивные функции выполняют самые разнообразные структуры. Цивили-зационный уровень взаимодействия культур при этом приобретает важные исторические формы, когда возможны наиболее существенные результаты в межкультурном диалоге - в обмене духовными достижениями. В практике общения национальных культур мира чаще всего сопрягаются процессы и отношения, характерные для всех уровней взаимодействия. Показательны место и роль художественного наследия Шукшина, ставшего выразителем народной души в литературе, кинематографе и театре - в соотношении национального своеобразия и цивилизационной культуры.
Именно многообразие и известная ассимиляция явлений в культурах мира, различие ценностей и ориентаций выступают условием развивающего и взаимообогащающего межцивилизационного диалога «культурных миров». Такого рода диалог позволяет им полнее раскрыть свои смысловые глубины, осознать свою уникальность и самотождественность, которые обнаруживаются в зоне коммуникации и соотнесения духовных ценностей, норм, значений и т.д. Из него рождается богатство культур чело-
вечества, для которых необходима взаимная толерантность, так высоко ценимая сегодня, и уважение к иным ценностям.
Цивилизационный подход к анализу культурно-исторического развития, в отличие от теории общественно-экономической формации, применим к истории культуры любой страны, народа, группы стран и т.д. Циви-лизационная теория в значительной мере учитывает опыт других школ, направлений и течений, носит явно компаративный характер.
История культуры русского народа в лице Шукшина рассматривается в свете этой теории не сама по себе, а в сравнении с историей культуры других народов планеты, переданная через восприятие историков и теоретиков культуры, философов, филологов-русистов и публицистов иных цивилизаций. Такой подход позволяет глубже понять культурно-исторические процессы и их особенности, способствует выявлению самоценности общества, его места в мировой истории и культуре, дает возможность освободиться от жесткой привязки любых культурных и исторических явлений к экономическому способу производства. К примеру, через интерпретацию, осмысление и бытование художественного наследия Шукшина принципы цивили-зационного подхода позволяют определить место художника и его родины в мировой культуре и человеческом сообществе; углубленно понять некоторые особенности его творческого метода, стиля и образной системы в сравнении с опытом разных художественных культур; дать цельное представление о творческой личности Шукшина во всей сложности, своеобразии его творческих и идейно-эстетических исканий; углубленно высветить проблематику его художественного творчества в различных ипостасях на разных этапах развития; раскрыть коллизии идейно-эстетической борьбы вокруг проблем аутентичного восприятия наследия Шукшина с оппозицией социально-политических и культурных структур (советологией), победы демократических и гуманистических сил в зарубежных культурах.
Масштабно отразив «русскую точку зрения» (В. Вулф) на существенные проблемы жизни в эпоху постмодерна, пронизав ее душевной болью и человеческим страданием из-за несовершенства современного мира, гражданской ответственностью перед днем нынешним и завтрашним, он «ответил потребностям определенного времени» (А. Жебровска), «выявил его болевые точки» (П. Падовани), «постиг его сверлящий нерв» (Л. Дебюзер), чем открывает себе дорогу к самой широкой иностранной аудитории, утверждая тем актуальность диалога культур как основы человеческого взаимопонимания. Проза, кинематограф и театр Шукшина выявляют в реальной действительности универсальные всечеловеческие ситуации и соотносят бытие человека с известными культурологическими концепциями, моделями и схемами. Шукшин выявляет своим участием в диалоге национальных культур степень коммуникативности цивилизаций как их сущностной и типологической черты.
Философ В.В. Розанов проливает свет на восприятие Шукшина другими культурами цивилизаций, когда отмечает, что «западным людям русская литература открыла эру нового нравственного миропорядка», а в свою очередь «русские никогда не увлекались нравственными характерами западных литератур, если это не были характеры "дополнительными для русской души"» [1]. Запад, убежденно фиксирует он, преклоняется вовсе не перед художеством русских писателей, довольно неуловимым в переводе, но перед новым нравственным миропорядком, какой открывается «просто картинами русской жизни и характерами русских людей» (там же). Розанов лично свидетельствует о «необыкновенном и исцеляющем действии, какое русская литература производит на иностранцев, американцев, немцев, англичан "в несчастии", в "ломке жизни", в "крушившейся судьбе"» (там же). От шведов философу даже доведется услышать: «Мы же знаем русскую жизнь, потому что мы читаем Толстого. И ваши деревни, и ваши мужики, и ваша религия - не чужие нам» (там же).
Известность и популярность Шукшина-художника во всем мире нарастают с публикацией все новых сборников избранной прозы, исторических романов и «повестей для театра». С появлением повести и ее киноверсии «Калина красная» (1974), триумфально обошедшей все континенты за последующие пять лет, к Шукшину приходит поистине мировая слава. В скорбные октябрьские дни 1974 г. итальянский публицист К. Бенедетти проницательно отмечает в некрологе: «Смелый режиссер, актер исключительной чуткости и таланта, автор произведений, посвященных жизни великой России, находится в центре внимания мировой кинематографии благодаря своей последней работе» [2]. Признание «русской точки зрения» на жизнь и искусство заключает в себе понимание привносимого Шукшиным в мировую культуру: с ним в художественное творчество входит нечто важное и недостающее, нечто такое, что настойчиво ищется и не всегда находится в зарубежных культурах - смелое экспериментаторство в области слова, кинообраза, жанра и стиля, пронзительный гуманизм и покоряющая народность...
«Открытие» Шукшина в зарубежных культурах сопровождается восприятием его как художника, с одной стороны, стремящегося выйти на пространственный уровень национального, в свете индивидуальной «по-ливалентности»-многосторонности дарования, в равной мере сильно и ярко проявившего себя в актерской игре и режиссуре, в жанре рассказа и киноповести, сатирической комедии для театра и романа, а с другой -всечеловеческого универсума. Соединение в его творчестве национальных черт и художественных ценностей мирового значения убедительно констатирует болгарский публицист С. Игов. «Не знаю, каким другим словом можно определить его творчество, кроме как - русское, бесконечно русское все, созданное им. Да, его творчество поистине дышит Русью, оно -целая русская вселенная в современной культуре» [3]. В то же время его польский коллега К. Муха существенно раздвигает границы резонанса ду-
ховности. «Рассказы Шукшина - русские в том смысле, что фоном для них служит русская действительность. Но они - "не только русские", как не "только французской" является проза Сент-Экзюпери и не "только американской" - проза Хемингуэя» [4]. Мера человеческого содержания определяет активное бытование наследия большого Мастера за рамками своей национальной культуры.
Непреходяще внимание к поразившей зарубежное сознание творческой личности Шукшина, его художественным ипостасям. Чешские и словацкие историки и теоретики культуры вносят свою весомую лепту в сознание грандиозного национального «мозаичного портрета» русского дарования. Так, для чешского публициста Я. Секеры он - «необыкновенная личность, человеческий феномен, которому долг этого мира проник до мозга костей», «им просматривается универсальное решение проблем бытия, возможное в советском варианте развитие цивилизации» [5]. Высокая оценка объясняется истинно всечеловеческой сутью писательского и кинемато-графистского наследия Шукшина. Именно по данной причине «личность настолько многостороннюю нельзя заменить ничем: ее опыт неисчерпаем, другие будут использовать и нести его дальше, к новым открытиям в искусстве, на пользу нового мышления нашей эпохи. Шукшин - большое явление мирового искусства» (там же). Деятель культуры славянской цивилизации справедливо подтверждает масштабное «присутствие» русского дарования.
Особенности межцивилизованного восприятия русского художника как сложная система взаимосвязи явлений всегда имеет место в каждом конкретном случае. Три развернутых послесловия Лолы Дебюзер, сопровождающие тома немецкого собрания сочинений Шукшина, несомненно, принадлежат к лучшему, что сказано о нем в западных культурах. В частности, размышляя над романом о Разине и отраженной в нем эпохе, она приходит к логическому выводу о «движении познавательного процесса автора от спонтанной апологии бунтаря к углубленному пониманию трагических противоречий исторического развития; оба пути познания - Разина и Шукшина - есть тема романа» [6]. Проницательный филолог-русист справедливо отмечает, что трагедийно-героический Разин принадлежит к тем фигурам мировой и русской культуры, к которым каждая эпоха вновь и вновь возвращается для своего самопознания - почему так богата литература о нем. Он легендарен, как Фауст, Дон Кихот, Уленшпигель, и вместе с тем историчен, как Цезарь, Жанна д'Арк, Иван Грозный и другие. Не случайно стоят в одном ряду исторические личности, герои литературы и фольклора. Каждая из этих фигур, независимо от своего происхождения, есть одновременно символ определенного способа мышления и поведения.
Скажет свое весомое слово о книге рассказов Шукшина «Калина красная» (1978) патриарх итальянский славистики, профессор ряда западных университетов и культуролог Э. Ло Гатто, автор множества работ о русской культуре, в том числе семитомной «Истории русской литературы»,
многое сделавший для того, чтобы по-итальянски заговорили персонажи А. Пушкина, И. Тургенева, И. Гончарова, А. Островского, Ф. Достоевского, А. Чехова и др. Большой ценитель русской классической и современной русской художественной культуры заявляет о пристальном внимании своих соотечественников к Шукшину-прозаику, «преждевременная смерть которого явилась тяжелой утратой для всей русской литературы и для тех, кто ею интересуется на Западе» [7]. Его произведения позволяют разглядеть европейцам те трансформации, что имеют место в Советском Союзе, «творческое воображение художника рисует картины советский действительности, которые так перекликаются с теми же проблемами на Западе» (там же). Шукшин вносит важный вклад в межцивилизационный социокультурный диалог, с позиции которого наиболее интересна повесть «Калина красная», где герой предстает «исполнителем темы преступления наказания» в духе Достоевского...
Современным западным концепциям творчества Шукшина свойственны, за редким исключением, преимущественно политизированные подходы, поиски глубинных смыслов текста, зашифрованных знаков его «оппозиционности». Так, в русле сказанного недвусмысленно заявляет американская исследовательница Д. Немец Игнашев: «Шукшин в СССР и на Западе занял видное место как политический и социологический феномен. Его социополитические и различные психологические интерпретации остаются предпочтительнее технического анализа» [8]. Вопрос о диалектике притяжения и противостояния духовных потенциалов, сконцентрированных вокруг традиционных понятий «Россия», «Восток», «Запад», продолжает волновать не только отечественных, но и зарубежных деятелей культуры. Летопись общения цивилизаций в XX и XXI вв. содержит немало фактов взаимно заинтересованного и уважительного отношения.
Шукшин-художник обладает поистине неоценимым свойством «наводить мосты» в диалоге с другими культурами. К примеру, крупный английский историк культуры и переводчик шукшинских рассказов Дж. Хоскинг, несмотря на известную идейно-социологическую оппозицию, находит в себе силы объективно признать: «В своих произведениях он затрагивает самые деликатные и сложные вопросы о роли человека в обществе. Как никто другой из писателей, он раздвинул границы познания человека» [9]. «Польский Шукшин» с характерной для него апелляцией к национально-русскому и всечеловеческому содержанию наследия дает основание культурологу и филологу-русисту А. Жебровской констатировать: «Своим творчеством он ответил потребностям определенного времени, выразил какой-то существенный настрой нашей литературно-общественной эпохи и тем самым открыл себе дорогу к самому широкому адресату, в том числе иностранному» [10].То кино, которое предлагает нам Шукшин, проницательно отмечает польский публицист В. Саневски, - это по своим философско-этическим масштабам высокогуманистическое кино, обращенное к человеку и его проблемам. То, как приняты его фильмы, под-
тверждает, что «именно такого киноискусства ждут и зрители, и критика; что вопросы, которые затронул этот художник, актуальны и за пределами его отчизны — они универсальны» [11]. Интернациональное и национальное находятся в диалектическом единстве, определяемом соответствующим качеством мирового исторического и культурного процессов.
Из многочисленных наблюдений и проницательных оценок серьезных деятелей зарубежных культур вносятся новые значимые штрихи в творческий портрет художника, чье наследие перестает быть только национальным достоянием. «Как прозаик и кинематографист, - справедливо фиксирует А. Жебровска, - Василий Шукшин включился в общемировую тенденцию поисков нравственной гармонии и цельности в период грандиозных общественных сдвигов и, благодаря яркому таланту, сумел придать своему голосу индивидуальное звучание» [10, с. 6]. Безусловно, здесь проявляется высокий уровень аналитических сопоставлений и оценок, принципиальное осмысление места и роли большого русского таланта в контексте цивилизационного культурного процесса, органично дополняющего межнациональный уровень диалога.
Национальные культуры и цивилизация ХХ в. - суть сообщающиеся сосуды, метафорически отмечает Г. Гачев. Причем, культуры - вертикальны, а цивилизации действуют по горизонтали нынешнего состояния мира сего... «Родники и фонтаны национальных культур втекают в общий резервуар цивилизации ХХ века, что содействует распространению их творений. Но творить цивилизация не может. Она - рынок для уже рожденного и созданного» [12].
Сам факт прочтения феномена русской культуры в лице Шукшина другими культурами, т.е. его духовного постижения, есть и факт инонационального самосознания. Так, в частности, выглядит Шукшин-художник в итальянском, немецком, французском или американском (Запад), болгарском, польском, чешском, словацком или югославском (Славянский мир), монгольском, китайском, японском или пакистанском (Восток) прочтении...
Большой и разносторонний талант русского писателя и кинематографиста по-разному прокладывает пути к уму и сердцу зарубежной аудитории, многих деятелей культуры, представляющих вместе с тем свою цивилизацию. Зачастую его авторское кино порождает устойчивый массовый интерес и к писательскому наследию Шукшина. Именно так происходит в Италии, Франции, Германии, странах Скандинавии и Латинской Америки, Китае, Индии, Японии... Деятели культуры иных цивилизаций ценят в Шукшине художника, поднявшегося до высот мировой культуры и не порывавшего своих связей с национальной народной почвой и классическими традициями искусства. Примечательно, что как раз в данном аспекте просматривается источник плодоносного творчества и мировой славы многих деятелей русской культуры разных эпох - М. Ломоносова, М. Горъкого, Ф. Шаляпина, С. Лемешева, С. Есенина, М. Шолохова, А. Платонова, А. Вампилова, В. Распутина, Н. Рубцова и др.
Сегодня очевидно, что мировое признание и популярность наследия Шукшина в известном смысле объединяет деятелей культуры разных цивилизаций, кодов и типов культур. Магия его творчества определяется мощью богатейшего художественного дара, высокой духовностью и мастерством, без которых этот дар не мог бы по-настоящему раскрыться. Почти полвека к нему продолжает обращаться немало различных по своим мировоззренческим и эстетическим взглядам носителей зарубежных культур. Среди них имеются представители - и их более всего, - кто находит в книгах, фильмах и драматургии Шукшина ценные культурологические познания в области истории, социологии, философии жизни и быта, менталитета русского народа. Одних шукшинские персонажи привлекают в первую очередь напряженностью нравственно-эстетических и духовных исканий, драматургическими коллизиями судеб. Другие ищут в его произведениях прямых уроков профессионального мастерства. Имеются и такие, кого покоряет сама органическая цельность и оригинальность дарования автора "Калины красной", покоряет в иных случаях настолько, что заставляет переосмыслить свою позицию неприятия идейного или эстетического кредо русского феномена. Масштабной личности его отдает должное известный польский шукшиновед и публицист Э. Павляк: «Жизнь и творчество Шукшина привлекают нас с такой силой, так остро действуют на наши душу и воображение, что часто под их влиянием мы еще раз пересматриваем наш взгляд на определенные проблемы как жизни, так и искусства» [13]. В связи со сказанным особенно показательна эволюция взглядов немецких публициста и политолога К.Менерта и западногерманского профессора-слависта В. Казака.
Беспрецедентный успех во всем мире Шукшина-кинематографиста содействует показу по центральному телевидению Италии (июль-август 1978 г.) всех его авторских фильмов и актерского дебюта в «Двух Федорах» М. Хуциева. Показ его работ вызвал громкий резонанс в средствах массовой информации и среди деятелей культуры, стал значительным событием в культурной жизни итальянцев и всего Запада. Многих итальянских и других западных историков и теоретиков культуры, прежде всего в области киноискусства, покоряет творческая манера русского режиссера и актера, вызывая частые ассоциации и переклички с творениями звезд мирового кинематографа П. Пазолини, Д. Дина, Э. Ольми, Тавиани и других. Покоряющий гуманизм большого Мастера, магия его слова и кинообраза побеждают, как уже не раз бывало в зарубежных культурах, любые предрассудки и предубеждения. В оценке публициста В. Мауро «Калины красной», автор заставляет Егора Прокудина почувствовать тепло человеческой любви и участия, раскрывая тем самым характер русской души, авторское видение мира, чистого и светлого, лишенного фальшивых театральных страданий, что вызвало огромную симпатию итальянской аудитории. В творческой личности Шукшина знаток русского искусства особенно ценит его «способность так чувствовать и понимать свой народ, так любить свою родину,
говорящие нам о том, что он с пророческой точностью умел определить назначение человека, вернуть ему человеческий облик» [14]. Несомненно, последнее замечание В. Мауро проливает свет на причину растущего интереса к искусству Шукшина в зарубежных культурах, особенно у западного зрителя и читателя, уставшего от иррационализма, мелочности и дешевых похождений безликих героев постмодернизма. На таком фоне суровый и честный реализм, гуманистический пафос русского художника в очередной раз производит сильное и неизгладимое впечатление... Данный вывод подтверждает и венгерский публицист В. Банлаки, когда убежденно фиксирует, что «Шукшин принимал участие в духовном обновлении своей родины, оказывающей влияние на ход мировой истории» [15].
С начала 1980-х гг. в культурологии, философии, социологии и других общественных науках все большее значение в качестве объяснительного принципа историко-культурного процесса приобретает идея цивилизации, лишая былого монопольного положения в этих областях понятие общественно-экономической формации. Возрастание методологического интереса к идее цивилизации обусловлено рядом как внутринаучных, так и объективных социально-исторических обстоятельств, связанных с методологической и идеологической перегрузкой, затем кризисом теории общественно-экономических формаций, до недавнего времени универсального конститутивного основания и объяснительного принципа всемирного культурно-исторического процесса в общественных науках.
Опыт разведения и соотнесения двух исследовательских подходов -формационного и цивилизационного - получают общественный резонанс и дальнейшее развитие только на фоне общего кризиса социалистической идеологии и формационной теории как его идейно-теоретического обоснования. Возрастание интереса к идее цивилизации как объяснительному принципу историко-культурного процесса по отношению к теории общественно-экономических формаций должно рассматриваться по принципу дополнительности, потребности в переосмыслении и развития путем «погружения в меняющийся поток времени» (Л. Новокова).
Использование цивилизационного подхода как ключевого в объяснении историко-культурного процесса, в частности восприятия и освоения художественного наследия Шукшина, позволяет масштабно осмыслять его в различных идейно-теоретических и образных системах, строить с его помощью альтернативные версии, видеть в нем модели развития культур разных цивилизаций, что обеспечивает возможность взаимопонимания деятелей культур, читательских и зрительских аудиторий различных мировоззренческих и эстетических кредо, при необходимости - «мягкое проникновение», как мы уже убедились на материале разных цивилизацион-ных культур, отдельных произведений Шукшина во всемирную сокровищницу культур.
Вместе с тем использование цивилизационного уровня применительно к интерпретации русской художественной культуры в лице Шукшина спо-
собствует ее содержательному накоплению и обогащению. Именно цивили-зационный подход с обогащенным содержанием позволяет преодолеть «предельность» формационного подхода и действовать в соответствии с познавательными принципами герменевтического круга, открытым и в гносеологическом плане с ориентацией на диалог и понимание. В полемических заметках Н.Я. Бромлея формация и цивилизация - разные «срезы» в развитии общества как целостной системы. Их особая значимость видится в том, что невозможно понять «секреты управления» общественным и культурным развитием, ориентируясь только на формационный или цивилиза-ционный аспекты в его динамике. Формация, как известно, социально-экономическая категория, а цивилизация - социально-культурная. «Только изучение их в неразрывной взаимосвязи и взаимообусловленности может дать научно обоснованные теоретические концепции и ценные практические выводы. Понятие цивилизации предполагает не только стадиальное, но и пространственное объединение человеческих общностей» [16].
По мнению И.Н. Ионова, особенностью цивилизационного подхода к диалогу культур является тесное переплетение в нем гносеологической и аксиологической сторон. Современная ситуация уникальна тем ожесточением, с которой сталкиваются две точки зрения - соотнесение себя с современной мировой цивилизацией, духовного отрыва с ней и соотнесение себя со слоем национальной традиционной культуры - в рамках одной культуры. «Ни в одной стране, кроме нашей, так глубоко не пострадали одновременно как слой современной цивилизации, так и слой традиционной культуры» [17]. Растущий интерес к понятию «цивилизация» в отечественных исторических и гуманитарных науках породил попытки создания целостной концепции, которая могла бы обеспечить системное познание историко-культурных объектов, позволила бы проводить сравнительное изучение цивилизации [18].
Степень коммуникативности цивилизаций является ее сущностной и типологической чертой. Определяя ее динамичность, как и ряд других особенностей, данное свойство действует по-разному в разные времена и на различных пространствах истории. Освоение Шукшина-художника в зарубежных культурах убедительно свидетельствует о возможности установления взаимопонимания между духовными и культурными мирами Запада, Востока и России. Именно культурная самодостаточность и духовная полнота есть то, что побуждает не к самоизоляции и высокомерному самолюбию, а к настоятельной потребности приблизиться к иному, понять его, вступить с ним в общение. Цивилизации ощущают себя цельным миром с присущим им своеобразием, но одновременно каждая из них переживает и в конце концов осознает и признает духовую потребность в другой... Принципы цивилиза-ционного подхода позволяют изучать культурный мир более широко и полно под девизом «Единство в сочетании с многообразием».
Подводя некоторые итоги восприятия и освоения творчества Шукшина на цивилизованном уровне, необходимо прежде всего отметить широкий
социокультурный резонанс на него во многих классических и неклассических культурах, особенно в их научных кругах, видящих синтетические слагаемые феномена русского писателя и кинематографиста в высоком мастерстве, покоряющем гуманизме и истинной народности, новаторстве и преемственности традиций классики. Он остается в поле зрения серьезных специалистов по русской культуре XX века вне зависимости от политического климата в современном мире: К. Бенедетти (Италия), М. Мартен (Франция), Дж. Гивенс (США), Фаиз Ахмад Фаиз (Пакистан), Мари Сэо (Япония) и другие. В западной, восточной и славянской философско-культурологической мысли Шукшин воспринимается как участник создания граждански честной, написанной «изнутри» хроники жизни и трагедий советского общества, тем самым по праву являясь историческим художником. Среди многих свидетельств на сей счет выделяется резюме сербской поэтессы М. Божич: «Шукшина вижу хроникером своего времени, занявшим лидирующее место в современной культуре» [19].
Авторитетные зарубежные исследователи культуры видят в художественном наследии Шукшина важную составную часть духовного мира человечества, в котором живут и действуют памятные образы, идеи и идеалы. Для персонажей большого Художника и мыслителя в русской традиции естественное существование на Земле отражает их понимание жизни как источника Добра, Правды и Красоты. Вместе с тем они постигают ее смысл, отдавая должное принципиальной гражданственности и нравственной чистоте человека как главной духовной ее основе.
Система ценностей российской цивилизации, представляемая феноменом Шукшина, создает все условия для его духовного самоопределения, стремления послужить своим творчеством национальному возрождению: «Важно прорваться в будущую Россию». Тем самым он, как «реалист в высшем смысле» (Ф. Достоевский), свидетельствует, что Россия является мощным фактором мировой цивилизации через свою культуру, искусство, науку, через свою многовековую цивилизацию. Шукшин дает последовательно и многосторонне емкий анализ духовного - в индувидуально-психологическом, социального - в интимно-личном. Он несокрушимо верит в способность человека познать завещанную ему истину, постичь красоту, творить добро. В этом сказывается неиссякаемый нравственный оптимизм, по достоинству оцененный в зарубежных культурах. С публикацией на различных языках мира все новых переводов произведений и ретроспективных демонстраций фильмов «выдающегося искусства Василия Шукшина» (Д. Фини, США), становится несомненным тот факт, что в сознании деятелей культуры, читательской и зрительской аудитории Запада, Востока и славянского мира с ним прирастает слава русской культуры XX столетия.
Литература
1. РозановВ.В. Собр. соч.: Среди художников. М., 1994. С. 365.
2. Benedetti C. Fu interprete fedele della vita Contadina // L'Unita. Roma,1974. 4 ottobre. P. 7.
3. Игов С. Таланти руски // Пламък. София. 1977. № 4. С. 218.
4. Mucha K. Szukszyn - blizej jest do serca // Kamena. 1979. № 23. S. 5.
5. Sekera J. Vasilij Suksin // Suksin V. Postskriptum. Praha, 1981. S. 296.
6. Debüser L. Stepan Rasin - Geschichte, Legende, Literatur // Schukschin W. Ich kam euch die Freiheit zu bringen. Berlin, 1978. S. 472.
7. Lo Gatto E. Il viburno di Sciukscin // Il Tempo-Roma, 1978. 20 mag. P. 9.
8. Nemec Ignashev D. The Art of V. Shukshin: Volja thogh Song // Slavic and East Europian Journal. 1988. Vol. 32. № 3. P. 14.
9. Hosking J. The Fiction of V. Shukshin // Shukshin V. Snowball Berry Red... N.Y., 1979. P. 19.
10. Жебровска А. Восприятие творчества В. Шукшина в Польше (1964-1980): Ав-тореф. дис... канд. филол. наук. М., 1982. С. 10.
11. Саневски В. Гуманистическое кино Шукшина // Сиб. огни. 1979. № 7. С. 177.
12. Гачев Г. Ментальности народов мира. М., 2003. С. 34.
13. PawlakE. Fenomen Wasilija Szukszyna // Miesi^cznik litiracki. 1977. № 12. S. 90.
14. Mauro W. Vasilij Suksin e la parsona umana // Il Popolo. Roma, 1978. 10 febbr. P.8.
15. Banlaki V. Vaszilij Suksin vilaga // Kritika. 1975. № 11. P. 31.
16. Бромлей Н.Я. К вопросу о соотношении понятий «цивилизация» и «формация» // Цивилизации. Вып.1. 1992. С. 225-226.
17. Ионов И.Н. Проблема сравнительного изучения цивилизаций в национально-историческом контексте // Цивилизации. Вып. 2. М., 1993. С. 134.
18. Ионов И.Н. На пути к теории цивилизаций (познавательные предпосылки и трудности исторического синтеза) // Цивилизации. Вып.3. М., 1993. С. 138.
19. Из архива автора: письмо поэта Милки Божич от 03.02.1983г., Белград.
Ростовский государственный университет 10 августа 2005 г.
