CC BY
62DOI: 10.24411/2541-9587-2019-10021
Богословие и культура
Протоиерей Владимир Рождественский
«в пропасть». размышления над автобиографической прозой марины цветаевой
В статье представлен опыт исследования автобиографической прозы Марины Цветаевой с позиции христианского понимания — с детских лет и до трагического конца поэтессы. Душа поэта раскрывается в его стихах. Но в творчестве Марины Цветаевой мы сталкиваемся и с таким уникальным в отечественной литературе явлением, как её художественная проза. В ней никогда не встретится вымышленный сюжет, вымышленные герои. Цветаева писала исключительно о том, что сама видела, помнила, переживала. В этом смысле вся, без исключения, её проза носит автобиографический характер. И потому не стихи, а именно проза Марины Цветаевой стала главной книгой её жизни, в которой она всё сама о себе сказала.
Ключевые слова: автобиографическая проза, поэт, Марина Цветаева, литература, стихи, православие, христианство, Церковь, грех, творчество, исследование.
«Не тьма — зло, а тьма — ночь, Тьма — всё. Тьма — тьма.
В том-то и дело, что я ни в чем не раскаиваюсь.
Что это — моя родная тьма!»
В названии нашего исследования мы вынесли слова Марины Ивановны Цветаевой: «Я никогда не хочу на грудь, всегда в грудь. Никогда — припасть! Всегда пропасть! (В пропасть)»1. Слова эти кажутся нам симптоматичными, наиболее ярко отображающими религиозно-мировоззренческий путь поэта — от изначального неверия детства до трагического конца.
Говорить о духовном мире художника всегда сложно (тем более поэта — это неблагодарное занятие), но необходимо: его отношение к абсолютному, его личностное восприятие Бога, сплетение его религиозных воззрений неминуемо накладывает отпечаток, а вернее, кладёт печать на всю его судьбу и творчество.
Душа поэта раскрывается в его стихах. Но в творчестве Марины Цветаевой мы сталкиваемся и с таким уникальным в отечественной литературе явлением, как её художественная проза. Цветаева не сочиняла рассказов, новелл, повестей, романов, то есть не писала именно в тех жанрах,
Протоиерей Владимир Геннадиевич Рождественский — кандидат богословия, доцент кафедры богословия Санкт-Петербургской духовной академии (vlrospb@yandex.ru).
1 Цветаева М. Песня и формула. Петрозаводск, 1992. С. 56.
о которых мы привыкли говорить как о художественной прозе. В цветаевской прозе — свои жанры, вернее, сплав нескольких жанров. В ней никогда не встретится вымышленный сюжет, вымышленные герои. Цветаева писала исключительно о том, что сама видела, помнила, переживала. О тех, с кем встречалась, о том, что глубоко запало в душу. И в этом смысле вся, без исключения, её проза носит автобиографический характер. Но в то же время, — это проза поэта, а потому в ней часто властвует мифотворчество поэта: преображение событий и лиц, то есть изображение их такими, какими они могли и должны были быть, такими, какими хотела бы их видеть она сама. Это единство художественного и документального, «единство поэзии и правды» (выражение В. Ходасевича)2. А потому не только стихи, а именно проза Марины Цветаевой стала главной книгой её жизни, в которой она всё сама о себе сказала.
Наследие Марины Цветаевой велико и труднообозримо. Тринадцать изданных ею книг и три, вышедшие посмертно, вобрали в себя лишь малую часть написанного. Многое осталось неопубликованным. В нашей работе мы остановимся на произведениях, посвящённых детству, ибо, как признавалась сама Цветаева: «Детство — пора слепой правды, юношество — зрячей: ошибки, иллюзии. По юношеству никого не суди»3. Мы остановимся на произведениях, посвященных детству, но написанных уже в зрелом возрасте, когда появляется возможность и способность переосмыслить, разобраться, рассудить, раскаяться...
Поразмышляем же и мы над страницами цветаевской прозы, написанными в середине 30-х годов в эмиграции. Это, прежде всего, картинки детства «Чёрт», где, по словам Цветаевой, она даёт своё «до-семилетие» — период очень важный: в краткой автобиографии, написанной в 1939 г., Цветаева утверждает: «Всё, что любила — любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет от роду скажу, что всё, что мне суждено было узнать, — узнала до семи лет, а все последующие сорок — осознавала». («Автобиография»)4. Затем, очерки «Мать и музыка», «Сказка матери» — с поразительным образом Марии Александровны Мейн, очерки «Открытие музея», «Шарлоттенбург», «Музей Александра III», «Лавровый венок», посвящённые памяти Ивана Владимировича Цветаева, основателя Музея изящных искусств в Москве.
Глубинный смысл родительских судеб и их влияние на собственный характер Цветаева осознавала однозначно. В «Ответе на анкету» 1926 г. она писала: «Главенствующее влияние — матери (Музыка, природа, стихи, Германия. Страсть к еврейству. Один против всех. Heroica). Более скрытое, но не менее сильное влияние отца (страсть к труду, отсутствие карьеризма, простота, отрешённость). Слитое влияние отца и матери — спартанство. Два лейтмотива в одном доме, Музыка и Музей. Воздух дома не буржуазный, не интеллигентский — рыцарский. Жизнь на высокий лад»5.
2 См. ХодасевичВ. Книги и люди // Возрождение. Париж, 1938. Т.13. №4124 от 25.03.1938. С. 9.
3 Цветаева М. Песня и формула. С.11.
4 Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 тт. М., 1995. Т. 5. С. 6.
5 Там же. Т. 4. С. 621-622.
Какими же были родители Марины Цветаевой? Надо признать, что были они очень несхожими как по темпераменту, так и по происхождению и воспитанию.
Иван Владимирович Цветаев был сыном и внуком священников села Талицы Шуйского уезда Владимирской губернии. И хотя сама Марина Цветаева упоминает о своём дедушке, «шуйском протоиерее о. Владимире Цветаеве (по учебнику Священной истории которого, кстати, учился Бальмонт)6, факт этот мало отмечался в биографических очерках. Его или вовсе обходили, лукаво утверждая, что «отец, был выходцем из трудовой среды»7, либо упоминали невзначай, вскользь, делая основной акцент на то, что «Иван Владимирович Цветаев «выбился в люди» совершенно самостоятельно. и никогда не забывал о бедности своей семьи»8.
В действительности же, факт происхождения из семьи священника, а также отрыв от неё явно недооценивается. Известно, что священническая кровь обладала особенной силой, поскольку духовенство превратилось в России, начиная с XVI века, в почти закрытое наследственное сословие. Войти в него было нельзя (дворяне, купцы шли в монахи), из него можно было выйти (после указа Петра I). Но выход этот, чаще всего, был сопряжен с душевной катастрофой, с кризисом веры.
У Николая Алексеевича Струве мы находим интересное наблюдение: «В русской литературе нет сыновей священников, если не считать одного из её основоположников, книжника-неудачника В. Тредьяковского и критиков шестидесятников. Зато в ней прославились не только писательским, но и религиозным даром ряд священнических внуков: Достоевский, Лесков, Вл. Соловьев. Если присоединить «правнука» Гоголя — Яновского, то получится, что священническое сословие, обмирщаясь, обогатило русскую культуру тремя крупнейшими религиозными пророками. И хотя левитского в них каждом не более четвертушки, а у Гоголя всего лишь осьмушка, хочется воскликнуть вместе с Мариной Цветаевой: «О сила крови!»9.
На поэте (Марине Цветаевой), и вдобавок женщине, священническая кровь сказалась в третьем поколении не столь ярко, и, во всяком случае, далеко не столь положительно. Но мы полностью согласны с утверждением Н. А. Струве, что «цветаевский метафизический бунт (чем-то напоминающий шестидесятников), та опустошённая духовность, — смесь тяги к абсолютному с безверием, может восходить. к отрыву от священнического корня, редко проходящему даром»10.
По семейной традиции Иван Цветаев, как и три его брата, окончил Духовное училище. Он поступил во Владимирскую семинарию, но в девятнадцать лет вдруг круто изменил свою жизнь. Уйдя из семинарии в 1866 г., он отправился в Петербург и поступил на историко-филологический факультет Университета, где и нашёл своё призвание. Спустя четыре года он окончил
6 Там же. Т. 5. С. 46.
7 См.: Цветаева М. Стихотворения и поэмы. М., 1979. С. 6.
8 Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М., 1992. С. 18-19.
9 Струве Н. Православие и культура. М., 1992. С. 222.
10 Там же. С. 223.
Университет с ученой степенью кандидата и был переведён из духовного сословия в дворянское. Затем последовали магистерская и докторская диссертации, кафедры в Петербургском, Варшавском, Киевском университетах, работа в музеях. Возглавив в 1889 году кафедру теории и истории искусств Московского университета, он задумал создать при университете музей античного искусства и начал энергично заниматься его устройством.
Иван Владимирович был женат на Варваре Димитриевне Иловайской, дочери своего друга, известного историка. Оставшись вдовцом с двумя детьми, он женился вторично весной 1891 г.
Мария Александровна Мейн была моложе его на двадцать один год, она родилась в 1868 г. Семья Мейн происходила из Германии. Отец Александр Данилович Мейн, «дедушка Мейн», был из остзейских немцев с примесью сербской крови. Он служил директором Земельного банка. Мать Марии Александровны, скончавшаяся в двадцать семь лет, происходила из старинного, но обедневшего польского рода. Мария Мейн была человеком незаурядным, наделённым умом и большими художественными способностями. Она получила прекрасное домашнее образование: свободно владела четырьмя европейскими языками, блестяще знала историю и литературу, сама писала стихи по-русски и по-немецки, занималась переводами. Она была прекрасной пианисткой, занималась живописью.
«Мама и папа были люди совершенно непохожие. У каждого своя рана в сердце. У мамы — музыка, стихи, тоска, у папы — наука. Жизни шли рядом, не сливаясь. Но они очень любили друг друга» — читаем в письме Цветаевой к В. В. Розанову от 08.04.191411.
Марина родилась 26 сентября 1892 года (или 8 октября по так и не признанному ею новому стилю), 14 сентября 1894 года родилась Анастасия (Ася). Мария Александровна не смогла установить настоящего контакта с детьми мужа от первого брака: отношения с ними были напряжёнными. Она искала в воспитании собственных детей компенсации несбывшихся надежд своей юности — дети должны были стать тем, чего не смогла достигнуть она: свободными художниками. Всё, что могло душевно, интеллектуально развить и направить детей, было им предоставлено: разноязыкие гувернантки, книги, игрушки, музыка, театр. На их воспитание не только не жалели средств — мать и сама отдавала детям всё своё внимание и время. Она начала учить дочерей музыке, читала с ними на языках, которыми владела, говорила им обо всём, что любила и чем жила. «О, как мать торопилась, с нотами, с буквами, с «Ундинами», с «Джэйн-Эйрами», с «Антонами Горемыками», с презрением к физической боли, со Св. Еленой, с одним против всех, с одним — без всех...» («Мать и музыка»)12.
Итак, мы видим, что дети получали прекрасное светское образование. По поводу же воспитания религиозного сестра Марины Анастасия Цветаева вспоминала: «Религиозного воспитания мы не получали. Хотя праздновали Рождество, Пасху, говели Великим Постом — родители придерживались
11 Цветаева М. Сочинения: в 2-х тт. М., 1988. Т. 2. С. 455.
12 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 5. С. 13.
обрядов, как и другие профессорские семьи, но поста в строгом смысле не соблюдалось, рано идти в церковь нас не поднимали, всё было облегчено»13.
Биограф М. Цветаевой Виктория Швейцер пишет: «Религия не навязывалась. Отец был религиозен, но без какого бы то ни было ханжества, мать верила в Бога по-своему. Семья посещала Университетскую церковь. Дети росли в сознании, что Бог — есть; этого казалось достаточно»14.
Таким образом, посещая церковь, семья выполняла лишь некий обряд, соблюдала внешние общепринятые приличия. По сути же, родители были безрелигиозны. Об их неприятии Бога и религии говорят следующие факты: Мария Александровна, умирая в 1906 г. от туберкулёза, не позвала к себе священника. Иван Владимирович умер в 1913 г., «... умер (сын, внук и правнук священника!) без священника, хотя знал, что умирает» («Дом у Старого Пимена»)15.
Христианского воспитания в семье не было: не было молитв в их доме, не было молитв и в храме. Для взрослых посещение храма являлось лишь данью внешним приличиям, для детей — неприятной обязанностью. Марине запомнилось «.одиночество. во время бесконечных обеден в холодильнике храма Христа Спасителя, когда я, запрокинув голову в купол на страшного Бога, явственно и двойственно чувствовала и видела себя — уже отделяющуюся от блистательного пола, уже пролетающей. над самыми головами молящихся. и вот уже в розовой цветочной юбочке балерины — под самым куполом — порхаю.
— Чудо! Чудо! — кричит народ. Я же, улыбаясь и в полном сознании своего превосходства и недосягаемости — <.> — одна — из всех, одна — над всеми, совсем рядом с тем страшным Богом, в махровой розовой юбочке — порхаю». («Чёрт»)16. Это детское воспоминание о посещении церкви, записанное взрослой уже Цветаевой. И далее: «Эти воскресные службы для меня были — вой. <.> черный гроб стоял у меня в детстве за каждым священником, тихо, из-за парчовой спины, глазел и грозил. Где священник — там гроб. Раз священник — так гроб»17.
Детское неприятие церкви остаётся у Цветаевой на всю жизнь: «Да и теперь, тридцать с лишним лет спустя, за каждым служащим священником я неизменно вижу покойника: за стоящим — лежащего. <.> каждая православная служба для меня — отпевание»18.
Еще в младенческом возрасте в сознании Марины происходит чудовищный переворот, катастрофическая подмена «Бог для меня был — страх. . Бог был чужой. Чёрт родной. Бог был холод. Чёрт — жар. И никто из них не был добр. И никто — зол. Только одного я любила, другого — нет, одного знала, а другого — нет»19. Эти страшные слова из очерка, который так и назван «Чёрт».
13 Цветаева А. Корни и плоды // Звезда. 1979. № 4. С. 189.
14 Швейцер В. Быт и бытие. С. 34.
15 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 5. С. 121.
16 Там же. С. 45-46.
17 Там же. С. 47.
18 Там же. С. 47.
19 Там же. С. 48.
Впервые он был опубликован в парижском журнале «Современные записки» в 1935 году со значительными сокращениями: были сняты многие кощунственные страницы. (В советских изданиях печатался, естественно, без купюр).
Биографы Цветаевой упоминают этот очерк лишь как иллюстрацию странных детских фантазий Марины, игры её воображения20. Такое объяснение представляется нам в корне неверным. Очерк «Чёрт» — страшное признание в любви к падшему духу — является, на наш взгляд, ключом к пониманию жизненного пути Цветаевой, пути к гибели, пути к пропасти, к самоубийству. Написанный пылко и вдохновенно, он отличается от остальных «картинок детства» тем, что насыщен, наполнен и переполнен любовью, восхищением и пронзительной радостью, столь несвойственными резкому и беспощадному перу Цветаевой. Но любовью к кому? Радостью — за кого? Жутко читать эти страницы.
Сатана приходит к человеку, как правило, в замаскированном виде. Как известно, Еве он явился в образе змея, многим великим подвижникам благочестия дьявол являлся в образе светлого ангела. Младенцу Марине он явился в облике, чем-то напоминавшем дога мышиной масти — «голый, в серой коже, как дог, с бело-голубыми как у дога или у остзейского барона глазами, вытянув руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или фараон в Лувре. Рогов не помню, может быть, и были маленькие, но скорей — уши. Действия не было. Он сидел, я — стояла. И я его любила»21.
Итак, дьявол во плоти является девочке младенцу, и явления эти ребёнка не пугают, напротив, переполняют радостью и сознанием возвели-ченности и избранности. Ведь приходил он только к ней, одной, именно к ней — «к другим девочкам из нашего флигеля ты не ходил»22.
Но почему же он пришел именно к ней?
Марина признается: «Чёрт в меня. пришёл на готовое. Ему просто нравилась комната, тайная красная комната — и тайная красная девочка в столбняке любви на пороге»23.
Осмелимся высказать своё предположение.
Вся жизнь христианина есть непрестанная невидимая брань с духами зла. Священное Писание предупреждает: «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить; противостойте ему твёрдою верою». (1 Петр 5:8-9). Первым делом бесы оказывают своё влияние на мысли, на душу человека, на его нравственное состояние. Сатана может производить ослепление ума в человеке, возбуждать порочные желания в сердце, склонять человека к греху, злу, порочным действиям. Задача дьявола — привести человека к непослушанию Богу, к нарушению им заповедей Божиих.
Итак, здесь, на земле, идёт борьба за душу каждого человека. Дьявол с Богом борется, зло с добром, а поле битвы — сердца людей (Ф. М. Достоевский).
20 См.: Разумовская М. Марина Цветаева. Миф и действительность. М., 1994. С. 20; Швейцер В. Быт и бытие. С. 40.
21 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 5. С. 32-33.
22 Там же. С. 54.
23 Там же. С. 37.
Известно, что особая лютая брань ведётся за душу праведника. Нам представляется, что за душу поэта ведётся особо ожесточённая борьба: силы зла пытаются склонить поэта на служение им, помешать его вдохновению преодолеть земную ограниченность и выйти в надмирные сферы.
Высшее назначение поэзии есть возвращение человека к началу вещей. Вот что пишет о поэзии архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской), известный также и как поэт: «Поэзия есть искание и нахождение высшей жизни, доступной человеку. Проза говорит о бытии. Поэзия есть это бытие, открывающееся человеку. Когда человек скитается вдали от истины, мир становится для него запылённым и пылеобразным. Мир человека надо непрестанно проветривать, иначе в нём можно задохнуться. В нём задыхаются люди. Доставлять чистый воздух горнего мира человеку дано молитве. И молитва поручает поэзии быть её помощницей»24.
Теперь становится понятно, почему силы зла должны проявлять особый интерес к поэтам.
Очень одинокий в своей семье, ребёнок, «обречённый быть поэтом», вызывает пристальный интерес сил зла. Не прикрытый родительской молитвой, он беззащитен перед дьявольским наваждением. Конечно, есть у него Ангел Хранитель, но ещё Св. Григорий Нисский предупреждал: «. наше падение Бог не оставил Своим Промыслом, но в помощи жизни каждого приставляет некоего Ангела из приявших бесплотное естество, но с противной стороны растлитель естества ухищряется на то же посредством некоего лукавого и злотворного демона, который бы вредил человеческой жизни. Человек же, находясь среди Ангела и демона, сам собой делает одного сильнее другого, свободною волею выбирая учителя из двух»25.
Есть, конечно, у младенца Марины молитвенники на небе, но здесь, на земле, её окружают люди, отошедшие от веры, и тяготеет над ней отрыв от священнического корня, не проходящий — как мы уже отметили выше — бесследно.
Характерно, что, когда бес явился Марине в первый раз, девочка не испугалась, хотя поняла, кто это, напротив — приняла и полюбила его. Она не рассказала о нём никому из домашних, скрыла это и на первой исповеди, осознавая, на что идёт. Мысль Марины на первой исповеди была занята другим: отдавать или не отдавать рубль, который родители «предусмотрительно» дали ребёнку для батюшки.
«Тебе я обязана своим первым преступлением: тайной на первой исповеди, после которой — всё уже было преступлено» («Чёрт»)26.
Интересно, что после первой исповеди девочки бес перестал являться ей воочию: «.с концом младенчества, семилетием, кончился и Чёрт. Зрительно кончился»27.
Объяснение этому находим в поучении Святителя Иннокентия архиепископа Херсонского: «Чтобы чувствовать к себе прикосновение духа тьмы, надо самому быть светлым, а грешник есть тьма. На чистом белом платье и малое
24 Иоанн (Шаховской), архиеп. Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 524.
25 Цит. по: Диавол, его нынешние лжечудеса и лжепророки. Житомир, 1994. С. 24.
26 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 5. С. 54.
27 Там же. С. 50.
пятно тотчас приметно, а платье чёрное не даст заметить на себе самых чёрных больших пятен»28.
Младенец чист, а потому дано ему видение. Первая исповедь сопряжена с утаиванием греха — с преступлением осознанным: «Своего не предав и всё главное утаив, я, естественно, на другой день без радости — и не без робости — подходила к причастию, ибо слова матери и соответствующее видение: "Одна девочка на исповеди утаила грех [и на другой день, когда подходила к причастию, упала мёртвая.]" — всё ещё стояли у меня в глазах и ушах. До глубины я, конечно, в такую смерть не верила.»29.
После преступления духовное зрение закрывается, на глазах — завеса, пелена. Но дьявол ушёл лишь из поля зрения. Совсем же он не ушёл — «жалко ему было с такой девочкой расставаться»30. Напротив, «.с сердца, на котором лежал, перешёл — в сердце. Изнутри меня — шёл, толкая — на все дела»31.
Знаменательные слова. В их свете совсем иначе предстают последующие цветаевские «дела»: страсть к картам (из детства ведущая начало); папиросы, спиртное и кокаин в юности (не увлекалась, но всё испробовала); бесконечная вереница влюблённостей в мужчин и женщин, их кратковременное обожание, почти обоготворение; и постоянные, всю жизнь преследующие мысли о самоубийстве.
Первая попытка самоубийства была у Цветаевой ещё зимой 1910 года. Отметим тот факт, что в январе 1910 года в Париже повесился Костя Эфрон — младший брат Сергея Эфрона, будущего мужа Марины. Не пережив самоубийство сына, в ту же ночь повесилась и Елизавета Петровна Дурново-Эфрон, профессиональная революционерка, посвятившая революции всю жизнь, несмотря на то, что у неё было девять человек детей (трое из них умерли во младенчестве), и лично принимавшая участие в террористических актах. Революционность семьи, одержимость революцией довлела, как мы знаем, и над Сергеем Эфроном.
Но вернёмся к Марине Цветаевой. Мысли о самоубийстве, кстати, сквозят во многих её стихах:
«Не крадущимся перешибленным зверем, — Нет, каменной глыбою Выйду из двери — Из жизни».
(Из цикла «Разлука» 1921 г.)
«Ах, с откровенного отвеса — Вниз — чтоб в прах и в смоль! Земной любови недовесок Слезой солить — доколь?»
(«Балкон», 1922 г.)
28 Цит. по: Диавол, его нынешние лжечудеса и лжепророки. С. 23.
29 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 5. С. 45.
30 Там же. С.51.
31 Там же. С. 40.
В прозе Цветаевой тема самоубийства — одна из постоянных. Вот её мысли разных лет:
«Смерть страшна только телу. Душа её не мыслит. Поэтому, в самоубийстве, тело — единственный герой».
(1921 г.)
«В самоубийстве слиты убийца и убиенный». «Нет уменья жить, есть уменье умирать». («Смерть Стаховича», 1919 г.)32
«Я, конечно, кончу самоубийством.»
(Из записных книжек и тетрадей, 14 марта 1919 г.) 33
«Я одну секунду совершенно серьёзно — с надеждой — поглядела на крюк в столовой. — Как просто! — Я испытывала самый настоящий соблазн».
(Апрель 1919 г.)34
«.грустно! — Повеситься?..» (Страстной четверг 1919 г.)35
«Если есть в жизни самоубийство, оно не одно, их два, и оба не самоубийства, ибо первое — подвиг, второе — праздник. Превозможение природа и прославление природы. Прожил как человек и умер как поэт».
(1932 г.)36
Кто нашёптывал Цветаевой эти страшные слова? Ведь, по её собственному признанию, «Я слышу голоса. которые повелевают мной. Слушаюсь я чего-то постоянно, но не равномерно во мне звучащего, то указующего, то при-казующего. Когда указующего — спорю, когда приказующего — повинуюсь» («Кого я слушаюсь»)37.
Да, жизнь Цветаевой была трудной, часто беспощадной. Мы жалеем, очень жалеем Марину Ивановну, но никак не можем согласиться со словами академика А. М. Панченко: «Она была верующая, знала, на что шла, но она безмерно страдала.»38.
32 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 4. С. 500.
33 Там же. С. 581.
34 Там же. С. 586.
35 Там же. С. 587.
36 Там же. Т. 5. С. 374.
37 Там же. С. 285.
38 Панченко А. М. Русский поэт, или мирская святость как религиозно-культурная проблема // Новый журнал. СПб., 1991. № 1. С. 8.
Да, Марина Ивановна Цветаева страдала безмерно, путь её был извилист и тернист. Но назвать её верующей мы бы не осмелились. Напротив, вся трагедия её жизни заключена как раз в неверии. Неверие это произрастало и от формальной церковности её родителей: Иван Владимирович, будучи сыном, внуком, правнуком священника, не дал своей дочери — и притом, не то что не сумел дать, а, видимо, не счёл нужным — главную опору, главный стержень в земной нашей жизни: непоколебимую веру в Бога, не научил прибегать в трудные минуты к Его помощи.
Мария Александровна, приложив все усилия, чтобы дать дочери прекрасное светское образование, не подумала о воспитании духовном. Впрочем, они уже предстали пред Всевышним и дали ответ за деяния свои.
В 1931 году Цветаева записала: «В конце концов — допишешься до Бога! Бог (тот свет) — наш опыт с этим. Всё отшвыривает» («История одного посвящения»)39.
В этой предельно сжатой записи выражена вся религиозная драма Цветаевой, которая была слишком всеобъемлюща, чтобы не признавать умом существование Бога, слишком тонка, чтобы не признавать категорий греха, святости, совести, без Бога лишающихся всякого смысла.
Но опытного познания Бога Цветаева была лишена. Духовное познаётся только духовным, она же пыталась познать Бога путём чувств. Стремясь познать Бога, она не могла найти верного пути к Нему. И это не удивительно: вспомним страшную подмену, произошедшую в её душе ещё в младенчестве; радость, с которой она эту подмену приняла и пронесла в себе через всю жизнь, «слушая голоса», выполняя их приказы.
Свой мятеж она возводила к бабке по материнской линии, «белоручке-польке» с «надменными губами», «игравшей во дворце вальсы Шопена» и умершей в 28 лет.
«— Бабушка! — Этот жестокий мятеж В сердце моём! — не от вас ли?»
(1914 г.)
Но мы имеем право утверждать, что цветаевский бунт, её «опустошённая духовность» (выражение Н. Струве), смесь тяги к абсолютному с безверием восходит к главному бунтарю, отцу всех мятежей — дьяволу, завладевшему ею ещё в детстве и не покидавшему уже никогда.
Безверие открыто звучит в её стихах, начиная со сборника «Вёрсты» (1916 г.):
«Уж знают все, каким Молюсь угодникам Да по зелёненьким, Да по часовенкам.»
(1916 г.)
39 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 4. С. 136. 212 Труды кафедры богословия № 2 (4), 2019
«Только в сказке — блудный Сын возвращается в отчий дом».
(1916 г.)
«Как ударит соборный колокол, Сволокут меня черти волоком».
(1916 г.)
В письме к В. В. Розанову двадцатидвухлетняя Цветаева признаётся, со свойственной ей предельной искренностью, в своём полном неверии: «Слушайте, я хочу сказать Вам одну вещь, для Вас, наверное, ужасную: я совсем не верю в существование Бога и загробную жизнь. Отсюда — безнадёжность, ужас старости и смерти. Полная неспособность природы — молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная лихорадочная жадность жить»40.
Свою безумную любовь к жизни Цветаева выводит из неверия в загробный мир. Но, вероятно, цветаевское неистовое жизнелюбие — одновременно причина и следствие её неверия. Свою затаённую религиозность, неосуществлённую духовность Цветаева перенесла на любовь к твари:
«Оттого и плачу много, Оттого —
Что возлюбила больше Бога Милых ангелов Его»
(1916 г.)
Но любовь «больше Бога», то есть, помимо Него, неминуемо оборачивается обоготворением земной твари — той или иной формой идолопоклонства. Отсюда бешеное и безнадёжное («плачу много») донжуанство Цветаевой, её пылкие влюблённости.
Но любовь только к тварному всегда преходяща. Цветаева не избежала этого закона. Вспоминая свои стихи о любви к «ангелам», то есть, в данном случае, к отдельным людям, Цветаева в письме к Букиной с грустью прибавляет: «А сейчас — и ангелов разлюбила.»41.
Постепенное охлаждение страсти к жизни не приводит её к Богомыслию. Да и разве допустит тот, другой, кто прочно занял её сердце ещё в детстве, и в любви к кому она так пылко признавалась уже в зрелые годы. Он ведёт её своим путём. Мысли о никчёмности жизни, о самовольном выходе из неё приходят всё чаще.
Наконец, он постепенно отнимает у Цветаевой саму возможность писать стихи. Целых пятнадцать лет, с 1926 по 1941 гг. длился творческий кризис Цветаевой, усыхание в ней стихов42. Для неё, записавшей когда-то: «. у поэта может остановиться только сердце»43 — это также равносильно смерти.
40 Цветаева М. Сочинения в двух томах. Т. 2. С. 451.
41 Цит. по: Струве Н. Православие и культура. С. 227.
42 См. об этом: Там же. С. 228-234.
43 Цветаева М. Собрание сочинений. Т. 4. С. 591.
В сентябре 1940 г. она писала: «Никто не видит — не знает, — что я год уже (приблизительно) ищу глазами — крюк. Я год примеряю — смерть»44.
«Пора снимать янтарь, Пора менять словарь, Пора гасить фонарь Наддверный.»
Эти бесконечно грустные стихи появились в феврале 1941 года. А 31 августа 1941 г. Цветаева завершила свой прыжок в пропасть, прыжок длиною в жизнь.
Образ петли преследовал Марину всю жизнь. Но петлю можно надеть, а можно одеть. Существует версия о причастности к гибели М. Цветаевой советских органов.
В 1991 году — году пятидесятилетия со дня смерти М. Цветаевой — Святейший патриарх Алексий II в московском храме Вознесения Господня у Никитских ворот совершил заочное отпевание рабы Божией Марины.
Источники и литература
1. Цветаева М. Песня и формула. Петрозаводск: Петрополь, 1992. 192 с.
2. Цветаева М. Собрание сочинений: в 7 тт. М.: Эллис Лак, 1994-1995. Т. 4: Воспоминания о современниках. Дневниковая проза. 686 с.; Т. 5: Автобиографическая проза. Статьи. Эссе. Переводы. 720 с.
3. Цветаева М. Сочинения: в 2-х тт. М.: Художественная литература, 1988. Т. 2. 640 с.
4. Цветаева М. Стихотворения и поэмы / Сост., подгот. текста и примеч. Са-акянц А. А.; Вступ. ст. Рождественского В. А. М., 1979. 575 с.
5. Диавол, его нынешние лжечудеса и лжепророки. Сборник статей. Житомир, 1994.
6. Иоанн (Шаховской), архиеп. Избранное. Петрозаводск: Святой остров, 1992. 576 с.
7. Панченко А. М. Русский поэт, или мирская святость как религиозно-культурная проблема // Новый журнал. СПб., 1991. № 1. С. 11-25.
8. Разумовская М. Марина Цветаева. Миф и действительность. М.: Радуга, 1994. 576 с.
9. СтрувеН.А. Православие и культура. М.: Христианское издательство, 1992. 336 с.
10. ХодасевичВ. Книги и люди // Возрождение. Париж, 1938. Т.13. №4124 от 25.03.1938. С. 9.
11. Цветаева А. Корни и плоды // Звезда. 1979. №4. С. 186-193.
12. Швейцер В. Быт и бытие Марины Цветаевой. М.: Интерпринт, 1992. 544 с.
44 Там же. С. 610. 214
Archpriest Vladimir Rozhdestvensky. "Into the Abyss". Reflections on Autobiographical Proseof Marina Tsvetaeva.
Abstract: The article presents the essay of study of Marina Tsvetaeva's autobiographical prose from the standpoint of Christian understanding — from her childhood to the tragic end. The poet's soul is revealed in his poems. However, in the works of Marina Tsvetaeva we also encounter such a unique phenomenon in Russian literature as her artistic prose. It will never meet a fictional plot, fictional characters. Tsvetaeva wrote exclusively about what she saw, remembered, worried. In this sense, all, without exception, her prose is autobiographical. Therefore, not poetry, but Marina Tsvetaeva's prose became the main book of her life, in which she said everything about herself.
Keywords: autobiographical prose, poet, Marina Tsvetaeva, literature, poetry, Orthodoxy, Christianity, Church, sin, creativity, research.
Archpriest Vladimir Gennadievich Rozhdestvensky — Candidate of Theology, Associate Professor, Theology Department, St. Petersburg Theological Academy (vlrospb@yandex.ru).
