CC BY
38
В ПОИСКАХ МУЖСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ (Сводный реферат)
В конце XVII в. в Англии оформилась особая вариация гомосексуальной субкультуры, распространившейся в это время в урбанизированной Западной Европе.
До конца XVII в. мужчин, имевших сексуальные связи с мужчинами и именовавшихся содомитами, не относили к особой ген-дерной категории, продолжая считать мужчинами. Сексуальные отношения между мужчинами не обязательно делали пассивных участников этих отношений женственными. Но к началу XVIII в. выделился «третий неправильный пол, а именно взрослый женоподобный мужчина, склонный к пассивности и трансвестизму» (с. 63). Содомия стала ассоциироваться с женственностью, узурпировавшей место, отведенное для мужественности, и породившей в результате нейтральный тип - «бесполых мужелюбовниц» (2, с. 92).
Гомосексуалистов, которые, как предполагалось, испытывали сексуальное влечение исключительно к мужчинам, в Англии называли «молли» (molly - девушка, изнеженный мальчик, проститутка). Возникли даже так называемые «дома молли» - заведения, представлявшие собой помесь бара и публичного дома для гомосексуалистов.
«Обнаружив существование гомосексуальных сообществ в 1730-е годы, власти сочли, что столкнулись с неким ранее не существовавшим пороком и объяснили его появление влиянием гедонистической нидерландской культуры, расцветшей после Восьмидесятилетней войны с Испанией (1568-1648), - культуры, со-
ставляющей которой являлись подчеркнуто пышные наряды и пиршества» (с. 65).
Идентифицирующим признаком группы женственных гомосексуалистов стал определенный тип одежды и телесного поведения -чрезвычайно вычурных и экстравагантных. В английском обществе это привело к тому, что мужчины стали отказываться от изысканной одежды и усложненной манеры приветствия, чтобы избежать подозрений или обвинений в извращенных пристрастиях.
Молли восприняли стиль макарони - группы мужчин-англичан, которые придерживались нарочито претенциозного стиля в одежде и манере поведения. Это был один из вариантов щегольской культуры, порожденный XVIII в. и являвшийся предшественником дендизма (1, с. 46).
Стиль макарони возник в 1760-1770-е годы изначально среди молодых лондонских аристократов, но затем распространился среди щеголей среднего сословия в Йорке и Бате. Макарони подражали итальянским и французским стилям: отсюда и их прозвище (на манер современного «макаронники»).
«Английские сторонники итальянской моды в XVIII веке увлекались пастельными тонами в одежде и смело сочетали разные типы орнамента. Они также стали использовать для повседневных выходов такие атрибуты придворного костюма, как шпаги у пояса, высокие надушенные парики, открытые жилеты и перчатки с отворотами, красные каблуки» (1, с. 47). Все это скандализировало городскую публику, непривычную к подобной экстравагантности в общественных местах. Среди макарони было немало знатных людей - лорд Скарборо, лорд Эффингем и др. Макарони нередко упрекали в утрированной женственности облика за их пристрастие к помадам, румянам, мушкам и пр. (1, с. 47).
Основой такого поведения явилась концентрация культуры XVIII в. на искусственности и перформативности как на аристократических идеалах. Этот феномен получил название только в ХХ в. - «кэмп» (с англ. самр - аффектация, манерность, женопо-добность). В широкий обиход это понятие ввела американка Сьюзен Зонтаг, которая и определила «кэмп как вариант эстетизма, акцентирующий пристрастие к искусственному, преувеличенному» (1, с. 470). Кэмп - «особый модус "чувствительности" (sensibility), связанный с городской культурой в ее наиболее театрально-
карнавальных моментах, - травестия, переодевания мужчин в женщин» (1, с. 47).
«Кэмп тесно связан с "голубой" культурой, хотя эти понятия не совпадают. Среди геев часто встречаются любители кэмпа, но это вовсе не означает, что геи обладают монополией на кэмп. Геям, нередко претендующим на роль "аристократии вкуса", импонирует в кэмпе декаденски-травестийная интонация, особый замес иронии и эстетизма» (1, с. 473).
Карикатурный облик макарони представлял собой образ мужчины - тщеславного потребителя модной продукции, что соответствовало женской суетности. Поэтому культура макарони связала воедино категории женоподобия, роскоши и театральности с разложением и гомосексуальностью. «Макарони являли собой новый тип личности, с гораздо большей вероятностью ассоциировавшийся с содомитским поведением, чем щеголи и фаты предшествующих периодов» (2, с. 82).
Правда, связанные с макарони стереотипы в большей степени конструировались культурой, чем непосредственно отражали социальную реальность. Тем не менее созданный образ макарони вписывался в контекст современного феномена содомитского дискурса. Поэтому неудивительно, что некоторые макарони использовали костюм как сигнал, адресованный другим мужчинам и свидетельствующий о стремлении к гомосексуальному контакту.
Культура макарони по-разному обыгрывала конвенции придворного костюма: некоторые из них использовали элементы высокой моды, чтобы репрезентировать идентичность нового социального класса, другие пытались подтвердить феномен, который мы сегодня назвали бы квир-идентичностью (2, с. 95)1.
Поисками мужской идентичности ознаменованы конец ХХ -начало ХХ1 в. Рост популярности мужских модных журналов, а также внимание маркетологов и других специалистов в области торговли к мужской моде и мужской потребительской способности привели к изменению типов репрезентации и восприятия культурных образов мужественности. Мужская субъективность конструируется с помощью дискурсов рекламы и рынка, что в сочетании с развитием потребления визуальной, модной и косметической
1 Квир-идентичность - идентичность, не укладывающаяся в рамки традиционной гендерной дихотомии. - Прим. реф.
продукции породило целый ряд идеализированных эротических маскулинных идентичностей. Влияние на конструирование современных мужских образов оказали также масштабные общественные движения, такие как феминизм, борьба за сексуальное освобождение и за гражданские права чернокожих и представителей сексуальных меньшинств. Они привели к разрушению традиционно устоявшихся взглядов на расовые отличия, сексуальность, классовое расслоение общества и личностную идентификацию и явились толчком к созданию демократической концепции гендерного равноправия, бросив вызов доминирующим моделям маскулинности (3, с. 42).
Одним из таких воплощений маскулинности явился метросек-суал - эмоционально чувствительный новый мужчина 1990-х годов, страдающий нарциссизмом, не признающий гендерных границ персонаж, пребывающий в постоянном взаимодействии со своей «женской сущностью» (2, с. 43). Название «метросексуал» (первая часть термина образована от слова «метрополия», вторая указывает на особый тип ориентации столичного жителя) принадлежит журналисту Марку Симпсону, давшему этой категории мужчин следующее определение: «Молодой человек с приличным доходом, живущий в столице (метрополии) или рядом - поскольку именно там расположены все лучшие магазины, клубы, спортивные центры и салоны красоты. Он может быть геем, гетеросексуа-лом или бисексуалом, но это совершенно неважно, так как его единственная сексуальная ориентация - любовь к самому себе и поиск наслаждений для себя» (1, с. 603). Именно этот набор признаков был свойствен и денди XIX в., и их предшественникам щеголям.
Тип метросексуала - продукт экономического развития. Современное общество потребления нуждается в новых покупателях, и задача как производителей, так и рекламодателей - привести в магазины мужчин, привить им вкус к шопингу. Метросексуальный взгляд, исполненный потребительского желания, уравнивает и мужчин, и женщин. Важно, что «они проблематизируют и ставят под сомнение устойчивость сексуальных и гендерных оппозиций, таких как "гомо / гетеро" и "маскулинный / фемининный", отдавая предпочтение смешанной, неоднозначной идентичности» (3, с. 43).
Свидетельством фундаментального изменения концепций маскулинности служит недавнее возрождение вампирской темати-
ки в популярной культуре от кинематографа до подиума и мужской модной фотографии. Вампиры - пограничные персонажи, пребывающие в пространстве между жизнью и смертью, человеческим и животным, маскулинностью и фемининностью, гетеро- и гомосексуальностью, переходящие и нарушающие границы. Кроме того, вампир - это тело, стремящееся к потреблению, ненасытное в своих аппетитах и желаниях (3, с. 43).
Образ вампира, считает Вики Караминас, доцент Технологического университета Сиднея, «является воплощением полиморфной идентичности, приобретающей популярность в периоды политических кризисов и экономических излишеств, и предоставляет возможность для более свободной концептуализации идеи маскулинности» (3, с. 43). Он соотносится с целым рядом бинарных оппозиций - таких, как «добро и зло», «свет и тьма». Не вписываясь в рамки этих четко определенных и противостоящих друг другу категорий, существование вампира ставит под сомнение прочность разделяющих их границ и служит утверждению полиморфной, динамической сексуальности, не соответствующей ни одной из традиционных гендерных ролей. Так, Дракула в романе Брэма Стокера и его разнообразных кинематографических экранизациях принимает облик летучей мыши, волка и даже облачка пыли. Энергия Дракулы настолько тяготеет к распаду, что не способна обитать в твердой оболочке и реализует себя в среде непостоянных форм.
«Амбивалентная сущность персонажа-вампира ведет к размыванию границ, на первый взгляд, четко определенных категорий и имеет отношение к идее квир-идентичности, характеризующей эпоху постмодернизма в целом. В самом широком смысле квир... имеет отношение к таким практикам и аналитическим моделям, которые разрушают, казалось бы, непоколебимые позиции и взаимоотношения между полом, гендером и сексуальным влечением.
Наиболее частая и прямая ассоциация для квир-идентичности -гомосексуальность, но также трансвестизм, феномен гендерной амбивалентности и вампиров» (3, с. 47).
Вампиры не подчиняются социальным установкам, они - изгои, подвергнутые остракизму, и утонченные гедонисты, следующие лишь собственному кодексу декадентского эстетизма, и в этом они в значительной степени напоминают своих предшественников щеголей XVIII в., а затем и денди. Подобно щеголям и денди, протестующим против наступления буржуа посредством воз-
рождения аристократических ценностей, таких, как доблесть и элегантность (пусть по-своему понимаемых), вампиры также появляются в периоды социальных и политических перемен. С начала мирового экономического кризиса в 2009 г. косметические компании зафиксировали 133%-ный рост продаж бледного тонального крема и мерцающей пудры (3, с. 53).
Таким образом, можно говорить о зарождении в конце ХХ в. нового дискурса, связанного с категорией маскулинности. Его постоянным мотивом стал образ «нового мужчины», который представляет собой гибридное образование, не возводимое к какому-то одному определенному источнику. Он, скорее всего, являет собой синтез нескольких феноменов, одновременно приобретших актуальность.
Феномен существования образов макарони, денди, метросек-суалов, вампиров поднимает проблему отношений между маскулинной идентичностью как социальным субъектом и разными видами идентичности, конструируемыми с помощью визуальных кодов. Оказывается, что все эти образы связаны и метафорически, и концептуально. Все они - приверженцы праздного образа жизни, все они гордятся своим эстетическим превосходством и отличаются изысканным вкусом. И все эти персонажи приобретают популярность в атмосфере социальных и политических изменений и имеют общую генеалогию, которая значит даже больше, чем их историческое сходство: размывая границы оппозиций «гомо / ге-теро» и «маскулинный / феминный», они открывают путь к созданию более расплывчатой и ненормативной идентичности и свидетельствуют о том, что представления социума о мужественности постоянно меняются.
Список литературы
1. Вайнштейн О.Б. Денди: Мода, литература, стиль жизни. - М.: НЛО, 2005. -640 с.
2. Макнил П. «Этот сомнительный пол»: Костюм макарони и мужская сексуальность // Теория моды. Одежда. Тело. Культура. - М., 2012. - № 23. - С. 61102.
3. Караминас В. Денди-вампир: Переосмысление концепций мужской идентичности в моде, кино и литературе // Там же. - С. 40-60.
Т.А. Фетисова
