CC BY
79
РОССИЯ И МИР В XXI ВЕКЕ
В.А. Ковалёв
В ОЖИДАНИИ НОВОГО ФРАНКЕНШТЕЙНА (О .ТРАНСГУМАНИЗМЕ., МГС-КОНВЕРГЕНЦИИ И ПОСТЧЕЛОВЕЧЕСКОМ МИРЕ)*
Ковалёв Виктор Антонович - доктор политических наук, профессор Сыктывкарского государственного университета.
Я вижу гибель мира... И чувствую, смертельный холод опускается на землю. И вижу, люди воплощают свои фантазии в плененную материю. И вижу, люди создают существ, зародившихся в их воображении. И вижу, люди плодятся без помощи женщин. И вижу чудовищ, пресмыкающихся пред своими создателями и восстающих против них.
(Теодор Рошак.
Воспоминания Элизабет Франкенштейн).
Настоящее и будущее порой соединяются совершенно невероятными предположениями и гипотезами. Полет фантазии способен выполнять важную роль в прогнозировании будущего и в движении к нему по более безопасной траектории. Это обусловлено тем, что научная фантастика, как бы скептически ни относиться к ней, является неплохим - дешевым и более распространенным - способом проигрывания сценариев будущего, нежели расчет заведомо неполных моделей, использование метода Делфи, форсайты, имитационно игровое моделирование и другие средства футурологии1.
* Статья отражает результаты работы по проекту «Социальные последствия конвергенции технологий: Междисциплинарный анализ, этические и политико-правовые проблемы», осуществляемому при поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект РГНФ 11-03-00512а).
1. О средствах предвидения будущего см.: Переслегин С. Новые карты будущего, или Анти-РЭНД. -М.: 2009. - С. 19-29.
В этих сценариях автора прежде всего интересовали политические перспективы внедрения новых технологий, например в аспекте конвергенции нано-, био-, инфо- и когнитивных технологий (ЫВ1С-конвергенции). Реализация научных идей в каждом из этих направлений, даже без учета явно фантастических сценариев далекого будущего, может быть очень опасным делом. Однако при конвергенции, взаимном усилении технологий КВ1С - опасность уже в ближайшей перспективе может стать запредельной.
После тоталитарных экспериментов ХХ столетия и ввиду новых беспрецедентных угроз старые проблемы философии, политического, социального и биологического в человеке переосмысливаются по-новому. Перед лицом новых угроз и опасностей человек может оказаться беззащитным в его «голой жизни». Джон Агенбен пишет о «новом пространстве исследований, лежащем за пределами границ, определяемых пересечением политики и философии, медико-биологических наук и юриспруденции». Но, продолжает он, «прежде необходимо понять, каким же образом эти дисциплины расчистили путь для осуществления того, что мы называем голой жизнью, и почему их историческое развитие подвело к беспрецедентной биологической катастрофе, которую они сами абсолютно неспособны осмыслить» [2, с. 239].
Сейчас конвергируются между собой не только технологии и научные достижения, но и различные типы кризисов. В условиях всесторонней трансформации общества и - еще шире - в условиях глобализации и в ее рамках развернулась яростная схватка за будущее. Борьба идет за неограниченную власть, за глобальное влияние в СМИ и более того - за будущее человеческого рода. Подчеркиваю: с участием фантастики, футурологии и тех сценариев, которые проигрываются в этой гиперреальности.
Некоторые из сценариев привлекают особое внимание. Как уже указывалось, это социально-политические последствия новых технологий и политических искушений, перспектив и возможностей, возникающих как «справа», так и «слева» для новой версии Сверхчеловека и выхода на арену той или иной версии Искусственного Интеллекта. Но возможно, что этого «дивного нового мира» так никогда и не будет - катастрофа произойдет раньше.
Возможен ли технологический выход
из тупика постдемократии?
Когда автор работал над этой статьей, на его рабочем столе лежало немало книг; среди них рядом оказались две: «Постдемократия» Колина Крауча [11, 2010] и «Наше постчеловеческое будущее» Фрэнсиса Фукуямы [20, 2004]. Случайно и / или неслучайно, но реальность «постдемократии» и перспективы «постчеловеческого общества» соединены более тесным образом, нежели просто соседство разных томов.
Разговоры о «кризисе демократии» давно стали общим местом; в развитых странах наблюдается существенное сокращение именно массового участия, «власти народа», когда сами демократические институты становятся во многом декорацией, без которой, однако, невозможно представить современный политический спектакль. К. Крауч назвал такое состояние «постдемократией» и связал его с переходом к «постиндустриальному» обществу, с существенной трансформацией прежних состояний. Он пишет: «Постиндустриальные общества продолжают пользоваться всеми плодами индустриального производства; просто их экономическая энергия и инновации направлены теперь не на промышленные продукты, а на другие виды деятельности. Точно так же постдемократические общества и дальше будут сохранять все черты демократии: свободные выборы, конкурентные партии, свободные публичные дебаты, права человека, определенную прозрачность в деятельности государства. Но энергия и жизненная сила политики вернется туда, где она находилась в эпоху, предшествующую демократии, - к немногочисленной элите и состоятельным группам, концентрирующимся вокруг властных центров, и стремящимся получить от них привилегии» [10, 2010, с. 9]. И дальше: «В развитых странах демократические институты сохраняются уже во многом благодаря инерции предшествующего периода, но "представляют собой тщательно срежиссированный спектакль, управляемый соперничающими командами профессионалов"» [Крауч, 2010, с. 19]. Для произвола глобальных финансовых учреждений и ТНК, делящих мир, остается все меньше сдержек и на самом Западе, не говоря уже о мировой периферии и полупериферии.
Ситуация в России выглядит еще хуже. Многочисленные критики российской политики, справедливо указывая на авторитарные тенденции, отсутствие альтернативных выборов, коррупцию и т.п., часто сопоставляют российский политический режим с западными политиями, полагая последние неким эталоном, какой-то демократической константой. О западных политиях сказано выше. Россия же в очередной раз оказывается «слабым звеном» перед лицом новых глобальных политических угроз (как это уже было с волной революционного коммунизма) и острее реагирует на глобальные тенденции к олигархизации власти. Это происходит как в силу отсутствия соответствующего «задела», неразвитости политических институтов демократии, так и из-за несовершенства манипулятивных техник власти, побуждающих порой прибегать к грубому нажиму «отоваривать дубинкой по башке», как изящно выразился премьер-президент.
Политические тенденции в мире все опаснее, а в России политическая жизнь, кажется, остановилась. Авторитарная олигархически-чиновничья диктатура, установившаяся в стране на неопределенный срок, субъективно воспринимается как «вечная». Для многих смертных она таковой и является. 144
Многие прячут голову в песок - благо способов это сделать нынешняя медиаситуация предоставляет предостаточно - на любой вкус. Виртуальная активность переходит в онлайн, офлайн в очень незначительной степени. Может быть, политическое поведение нового поколения будет иным, но нынешние взрослые все играют-не-наиграются и прячутся-не-напрячутся от своего экзистенциального испуга, последствий «шока» в «лихие девяностые», сублимируемого верой в начальство.
Для сторонников демократии и приверженцев политической свободы ситуация выглядит тупиковой и почти безнадежной. Социально-политические проблемы накладываются на технологические угрозы, и становится страшно. (Получается, как в старом анекдоте о двух выходах из безвыходной ситуации, реальном и фантастическом: реальном - если нам помогут инопланетяне, а фантастическом - если мы справимся сами.) В условиях политического застоя сильнее дает о себе знать надежда на «инопланетян», т.е. на некие технологические решения и научные открытия, которые будут способны опрокинуть сложившийся властный баланс, дать людям надежду на что-то новое. Или привести их к еще большей несвободе.
Разумеется, с новыми технологиями могут быть связаны и надежды на дальнейшую серьезную демократизацию. Еще Э. Тоффлер рассуждал о перспективах электронного голосования и расширении с его помощью участия граждан в принятии решений [см.: 17]. Но для этого нужно согласие государства и общества на такой эксперимент. Данные голосования могут подделываться и в электронной форме, опыт с кабинками показал, что это даже удобнее. Конфузом закончился проект «электронного правительства» в РФ и регионах, не стоит ожидать наступления «свободы слова» с ростом числа телеканалов -бюрократия, освобожденная от политического контроля общества, не хочет облегчать жизнь зависимым от нее людям.
Нынешними российскими «политическими учеными» демократия сводится к регулярному голосованию за представителей элиты, т.е. понимается «минималистски» [23], а политика несправедливо рассматривается как относительно автономная от экономики и технологий сфера. Если бы это было так, то и в мире, и в России в этом своем качестве она развивались бы совсем по-другому. Можно ожидать, что импульс к изменениям придет извне. Не исключено, что от возможностей новых технологий. Старая идея «исторического материализма» о «диалектике производительных сил и производственных отношений» не так уж и неверна. Хотя ее прямолинейное истолкование может привести к новым ошибкам.
Так, многие люди уже сейчас ищут свободы в Интернете - техника дает новые горизонты политической свободы. Говорят даже о «партии Интерне-
та»2. Таким образом, реализуется мысль, что в информационном обществе в отличие от индустриального главной формой протеста будут уже не забастовки промышленных рабочих, организованные профсоюзами, а активность свободных «юзеров», сбивающихся в социальные сети. Если сложившийся баланс не в чью-то пользу, то, следовательно, надо стремиться к разрушению этого баланса, хотя бы и под лозунгами «Больше технологий!», «Даешь трансчеловека!», «Переходим в виртуальную реальность» и т.д. В этом есть рациональное зерно, но автоматически подобная тенденция не реализуется.
Небольшая ремарка. Используя новые технологии, можно оставить позади старые противоречия, не разрешая их напрямую. Поклонники НТР любят приводить пример того, как в XIX в. власти крупных городов были озабочены уборкой конского навоза в связи с использованием гужевого транспорта, а потом появились автомобили, и проблема решилась сама собой. Конечно, образовались пробки на дорогах, но это уже другая история. Однако ситуация может развиваться и по-другому. Например, для России очень долго стояла проблема относительного аграрного перенаселения. Землю делили, за нее дрались, проводили неудачные реформы, революционеры использовали лозунг «Земля - крестьянам», чтобы захватить власть, потом устраивали людоедскую коллективизацию и голодомор, обещали солдатам на фронте, что колхозы после войны распустят и многое другое. Что же в итоге? Миллионы гектаров сельхозугодий сейчас стремительно выводятся из оборота, заброшены и зарастают. Если не брать борьбу за дачные участки вокруг городов, то эти миллионы гектаров никому в России не нужны, некогда перенаселенные деревни вымерли. «Аграрный вопрос» потерял в России свою сверхактуальность, но при этом проблемы продовольственной безопасности страны так и не решены до сих пор. Такого рода проблемы остаются. В «тылу» они мешают двигаться дальше. Миражи «постиндустриального» общества с нерешенными проблемами общества индустриального - из того же ряда.
Вернемся к новым технологиям. В польско-японском фильме «Авалон» рассказывается о компьютерной игре, когда игрок полностью погружается в виртуальную реальность. Но при возвращении из виртуальности людей ожидают горы мусора, дребезжащие трамваи, обшарпанные стены, дефицит продуктов и прочие признаки социальной и экономической деградации. Уповать на чисто технологические решения без «подтягивания» институтов общества весьма недальновидно.
Опасность здесь состоит не только в рисках, связанных с самими технологиями и их необдуманным применением, но и в явной недооценке со-
2. О противопоставлении «партии Интернета» и «партии телевизора» см.: В. Ковалёв. Правда ли, что в России только две партии? // Slon.ru 03.02.11. — http://slon.ru/ blogs/vkovalev/post/526495/
циальных последствий технологических революций. Границы и направленность применения технологий напрямую зависят от характера социума и политической власти. Так, в нынешней России сейчас имеем уровень и качество жизни намного ниже и хуже, чем они могли бы быть с учетом современных технологических возможностей. Коренная ошибка всякого рода футурологов в том, что они переоценивают техническую и недооценивают социально-политическую составляющую происходящих процессов. Наша убогая жизнь -это не недостаток технических решений для строительства и ремонта коммуникаций, а вектор расходов в интересах элиты. Ни одна экономика не смогла бы нормально адаптироваться к бесконечному воровству, строительству все новых резиденций для «элиты», огромной дани Кавказу и гигантомании в Сочи, на острове Русский и т.д. Технологии организации обслуживания (наиболее близкий людям пример - медобслуживание) тоже блокируются безответственной бюрократией. Поэтому смешно читать об электронном правительстве и чудо-возможностях современной медицины применительно к российскому контексту. Дело даже не в отсутствии денег, а в том, что всевластие бюрократии и всепроникающее мздоимство легко превращают в труднопреодолимое препятствие получение справок или попадание на прием в поликлинику. Этот разрыв между новыми техническими возможностями и диким отставанием в социальных технологиях служит хорошим предостережением тем, кто уповает на развитие науки и техники, которые якобы в состоянии сами по себе решить социально-политические проблемы.
При этом можно относиться к трансгуманизму (утверждающему, что биологическая эволюция человека не завершена и человека надо всячески совершенствовать) и шире, а к технократическим мечтаниям энтузиастов как к секте - но некую важную функцию они выполняют: напоминают о роли науки и техники в стране, где демодернизация идет по всему фронту. К примеру, состояние с нашим транспортом постепенно ухудшается (самолеты падают, пробки, поезда еле тащатся и т.д.), но однажды советская инфраструктура порвется сразу во многих местах, последует необратимый кувырок в колодец времени, на самое дно. П. Сорокин в свое время писал, что однонаправленного развития не существует, а есть лишь факторы колебаний - их и нужно изучать, не уповая на постоянное однонаправленное движение [16, с. 297-426]. Нас в любом случае ожидает новый виток хождения по мукам, но что будет потом? Сможем ли мы обновиться или канем в пучину эволюции безвозвратно?
Нобелевский лауреат по экономике, знаменитый институционалист Дуглас Норт утверждает: «В случае подлинно нового явления мы сталкиваемся с неопределенностью, последствия которой нам просто неизвестны. И в этом случае вероятность успешного снижения неопределенности зависит лишь от удачи, а игроки будут действовать исходя из иррациональных убеж-
дений. И действительно, иррациональные убеждения играют большую роль в социальных изменениях» [13, с. 39]. А что такое эти «иррациональные убеждения», особенно когда общество и отдельные люди решительно не готовы к стремительно наступающим переменам, если культурное наследие неадекватно «шоку будущего» - что будут делать люди? «Если соответствующее наследие отсутствует, они могут отвечать неподходящим образом или передавать проблему на суд магии и / или аналогичным иррациональным методикам» [там же, с. 35].
Таким образом, прошлое и будущее, наука и магия, «твердая» научная фантастика и фэнтези смыкаются перед лицом огромной будущей неопределенности. Тут убеждения, верования, идеологии и мифы людей становятся куда более весомым фактором направленности изменений, нежели рациональный расчет и научные планы.
«Левые» и «правые. искушения для «Сверхчеловека.,
или По ту сторону человеческого добра и зла
Вспомним известное выражение, что мертвый хватает живого и не дает ему нормально жить. И российский, и глобальный морок имеет сходные истоки. То, что давно изжило себя, продолжает существовать и не торопится уходить с исторической сцены, застилая глаза живых своей мертвой оболочкой. Но по поводу того, что «живое», а что «мертвое» - никакого единства наблюдаться не может. Кто-то скажет, что у нас это пресловутый «совок» оказывает свое воздействие на неблагоприятный ход либеральных реформ и мешает войти в цивилизованный мир. А представители другого идеологического окраса будут уверять, что это мир капитализма уже пережил себя (Ленин называл капитализм начала прошлого века «загнивающим и умирающим»). И теперь этот капитализм вместо того чтобы уйти, занимает «чужое» место и отравляет все вокруг своим трупным ядом, маскируясь парфюмом изощренной рекламы и отвлекая внимание посредством массмедиа. Самое интересное, что и те, и другие будут по-своему правы.
У нас человек советский (пресловутый «хомо советикус») как культурный и антропологический тип мешает становлению новой русской нации и навязывает нам взгляд своих «мертвых глаз»3, что, в общем, укладывается в рамки интересов тех, кто эксплуатирует наши ресурсы в глобальных рамках. Советские авторитарные и бюрократические практики мешают экономической и политической модернизации РФ. В глобальном масштабе нынешний
3. Образ взят из романа Джорджио Фалетти «Нарисованная смерть (глаза не лгут никогда)», где героиня видит прошлые события глазами, пересаженными ей от погибшего человека.
миропорядок угрожает существованию человеческой цивилизации как таковой.
Что же делать? Ответы ищутся не только высоколобыми аналитиками и учеными, не только политиками и государственными мужами; следы этих поисков видны в деятельности ряда разнообразных общественных движений, всплески интеллектуальной активности такого рода без труда можно обнаружить и в произведениях масскультуры, разной степени таланта и бездарности.
Что, на наш взгляд, отличает сегодня эти поиски? Мы бы предположили, что центр тяжести все больше смещается от надежд на преобразование социального устройства, от социальных революций к надеждам на изменение (совершенствование) Природы человека. Характерно, что, скажем, российские трансгуманисты декларируют свою терпимость к разным идеологиям и само движение состоит из людей разных политических ориентаций - лишь бы это не противоречило целям движения и в будущем, например признавались права личности, существующей на другом материальном носителе, нежели человеческое тело. Причем, в этих упованиях будет сохраняться старое идеологическое размежевание, когда «правые» захотят укрепить и усилить старое «природное» неравенство, а «левые» будут мечтать о достижении всеобщего и более полного равенства.
Разумеется, коммунистическая идеология вновь оживает на новом этапе развития технологий и / или связывается с их ожидаемым внедрением. Ожидание «экономики изобилия» - это нечто коммунистическое; впрочем, к вооруженному восстанию и социальной революции нынешние коммунисты в большинстве своем уже не призывают. Расклад здесь выглядит довольно предсказуемо. Люди испытывают определенные (весьма сильные) чувства страха перед новыми социальными революциями (с их кровавыми и разрушительными последствиями) и разочарование от реформ. Опыт революций, прежде всего той, что была устроена в России, напугал очень многих. Несмотря на огромные жертвы и потоки крови, результат улучшения жизни получился довольно скромный. Например, советские научно-технические прорывы были куплены слишком дорогой ценой, а потом были обесценены и приватизированы по бросовым ценам. Поэтому хотя нынешнее состояние выглядит неудовлетворительным, на новые революционные эксперименты решиться трудно, да и нет для них предпосылок, прежде всего избытка народонаселения, революционного энтузиазма и одержимости какой-то новой великой идеей.
Вот тут-то сама ситуация приглашает на трибуну трансгуманистов. Если нельзя изменить мир посредством массовых социальных движений и социально-политических идей, то почему бы не сделать это в частном, так сказать, порядке, а потом уже тиражировать достигнутые успехи.
Этой новой утопией могут увлечься люди разных идеологических устремлений. Гиперреальность по ту сторону современного человека манит как «правых», так и «левых». Это могут быть, условно говоря, и нынешние либералы, и нынешние коммунисты. Духу либерализма идея прогресса человека и использования достижений науки никак не противоречит, хотя усыпительный энтузиазм Ф. Фукуямы о победе либерализма во всем мире и конце истории оказался несостоятельным [19, 1990]. Либерализму и либеральным государствам были брошены новые опасные вызовы, которые можно сдержать только при помощи научно-технического превосходства. Сдержать эти вызовы в условиях «демографического отступления» населения, так называемых развитых стран, можно лишь имея принципиально более совершенные технологии - не только военные, медийные, которые покупаются и заимствуются. Но, главным образом, биотехнологические - путем, например, выведения более совершенного «хьюмена», который способен победить более многочисленных, но менее совершенных конкурентов.
Любопытно, что Ф. Фукуяма, провозгласив победу либерализма (в связи с ослаблением и исчезновением идеологических альтернатив либерализму), тут же оказался участником нового идейного раскола - его записали в «биоконсерваторы». И он всячески оправдывает эту репутацию, утверждая, например, что «человеческая природа формирует и ограничивает все возможные виды политических режимов (курсив мой. - В.К.), и поэтому технология, достаточно могучая, чтобы изменить нас, может иметь потенциально зловещие последствия для либеральной демократии и самой природы политики» [20, с. 18-19]. Это следует из социобиологических посылок (одна из глав знаменитой книги Э.О. Уилсона посвящена социобиологии человека)4. Как считает С.А. Никольский, основная идея Уилсона заключается в том, что «у человека, включая его мораль, культуру, социальные институты, не может быть никаких проявлений, которые противоречили бы его биологической природе. Биологическая эволюция является фундаментом и сопутствующим процессом социальной и культурной эволюции» [12, с. 176].
Если учесть эти угрозы, то отношение к новым технологиям придает привычному лево-правому политическому континууму новое, «третье» измерение, делает этот раскол «стереоскопичным», а саму политику способно превратить в подобие трехмерных шахмат, описанных в одном из романов Олега Маркеева.
Традиционные «левые» и «правые» могут смыкаться против вмешательства в природу человека. Причем, можно достаточно уверенно предположить,
4. Глава «Человек: От социобиологии к социологии» в кн.: Уилсон Э.О. Социобиоло-гия: Новый синтез. Режим доступа: http://ethology.ru/library/?id=126
что «левых» в такой трансформации (трансгуманистической и имморталист-ской перспективе) будут пугать новые формы неравенства, а «правые» консерваторы будут апеллировать к религиозным ценностям.
В то же время и правые, и левые могут поддержать изменение природы человека. Для «левых» - это новый шанс вдохнуть жизнь (пусть и искусственную, так сказать, в «киборгизированную» коммунистическую утопию), ибо при существующей природе человека коммунизм, как оказалось, не построишь. Для «правых» (особенно таких «правых», которые заправляют мировой и отечественной политикой сегодня) - это способ закрепить и увеличить социальное неравенство, сделать его «вечным».
Можно сказать, что если «левые» надеются при помощи технологий, преобразующих природу человека, реализовать свой идеал равенства, противный нынешней человеческой природе, то «правые», консерваторы, или деятели, мечтающие об «археофутуризме» (Г. Фай), наоборот, хотят при помощи технических чудес навсегда покончить с ненавистным им эгалитаризмом.
Если биовласть народов третьего мира (и шире - «небелых») опирается на большее число рождений, молодость, помноженных на увеличивающуюся продолжительность жизни, то биовласть стареющего Запада придется сохранять, опираясь на современные лаборатории и новые прорывы НТР, связанные уже не с ядерной физикой и космосом, но с генетикой и нанотехноло-гиями. Все это соответствующим образом выливается в медийное пространство, где Запад тоже доминирует, создавая кумулятивный, «конвергентный» эффект в борьбе за мировое господство. Вполне возможно, что попытка перестраивания природы человека как раз и означает новый тип чрезвычайного положения, о котором Д. Агамбен пишет, как о «действии той машины, которая неуклонно ведет Запад к мировой гражданской войне» [3, с. 135].
В современных романах эти сценарии уже обыграны. Возьмем две российские антиутопии, которые на взгляд автора этих строк вышли наиболее удачными и являются прорывами отечественной фантастики последнего десятилетия. В «Последней башне Трои» Захара Оскотского Запад применяет против стран третьего мира, исламских государств и Китая генетическое оружие, дабы, лишив большинство возможности размножаться, иметь потомство, уравнять их численность, сделав ее сопоставимой со странами белого мира, повысить уровень жизни оставшихся, уничтожив лишние рты. В другом прорывном романе Кирилла Бенедиктова «Война за Асгард» предполагается, что Запад не будет сидеть и ждать, пока его задавят числом и органами размножения. С борьбой за «права человека» и демократическими институтами покончено, начинается так называемое «белое возрождение», а хозяева мира работают над проектом Стены, при помощи которой удалят лишние миллиарды из нашей реальности, совершив сдвиг во времени.
Таким образом, открывается политический путь «вправо», когда между классами, элитой и массами будет создана непреодолимая не только социальная, но и биологическая пропасть в области продолжительности жизни, способностей, здоровья и т.д. Корректируя природу (или Бога - как кому нравится), нынешняя олигархия закрепляет свое господствующее положение в новом «сверхобществе» на неопределенно долгий период времени. О свертывании демократии и переходе от национальных государств к новой реальности уже много пишут. В русскоязычном сегменте этих обсуждений (А.И. Фурсов) постоянно говорится о государстве-корпорации, о структурах орденского типа, о новой пропасти неравенства, которые идут на смену современному миру [22, с. 10-13]. Но без внедрения новых технологий, без использования их мировой элитой в своих интересах такой сдвиг невозможен.
Таким образом, сбывается мечта, ранее популяризированная в фантастических романах о сумасшедших ученых / богачах, становящихся властелинами мира с опорой на технику или сверхчеловеческие способности. Сейчас, скорее всего, на эту роль могут претендовать не экстравагантные богачи-одиночки, а гигантские ТНК, укрепляя и закрепляя свое могущество при помощи новых технологий. Кроме того, государства все больше превращаются в «корпорации», неподконтрольные своим гражданам. Какие возможности злоупотреблений и наслаждений властью открывает такая перспектива в «крайне правом» варианте даже страшно предположить. Во всяком случае, с демократической традицией и перспективами демократического транзита людям придется распроститься.
Прежде чем посмотреть на другую сторону политического спектра, укажем еще на одно интересное обстоятельство. В подобных сценариях (или даже просто в их обсуждении) заинтересован еще один игрок - технократы, часть научно-технического истеблишмента. Сценарию «власть ученых» пока не суждено было реализоваться. Плодами труда интеллектуалов пользуются другие. Технократические утопии - это, в том числе, и реакция на пределы политического (и другого) влияния экспертов, «яйцеголовых». Как пишет о несколько иной ситуации Д.В. Ефременко: «Даже в новой конфигурации пределы политического влияния науки выявились достаточно быстро. В этих условиях социальная коммуникация мегарисков, к появлению которых наука имела непосредственное отношение, явилась своеобразной компенсацией дефицита политического влияния, попыткой разрешить дилемму моральной ответственности научного сообщества за последствия научно-технической деятельности» [6, с. 255].
Некоторых ученых и часть истеблишмента позиция такой сделки не устраивает. Иные изобретатели не прочь были бы почувствовать себя в роли «властелина мира». Понятно, что сознательно или подспудно это ведет к раз-152
витию и популяризации дискурса о постчеловечестве, о прорыве в новую реальность, где машины умнее людей, где доминируют сообщества киборгов и других нелюдей. В этих сообществах традиционные нормы власти уже не будут иметь значения, и наука, и техника, вернее те, кто будет распоряжаться ими, окажутся наверху пирамиды. Но сегодня в рамках такого рода прогнозов и фантазий «вес технократов» увеличивается благодаря соответствующему трансгуманистическому дискурсу о постчеловеческом будущем.
Аналоги этому имелись в прошлом. Можно вспомнить влияние «секретных физиков» в Советском Союзе, которые, по-видимому, обманули Хрущёва, и тот поверил в «термояд» и обещал советским людям коммунизм к 1980 г., и это обещание опиралось на надежды и мечты о неисчерпаемом источнике энергии, который дает термоядерный синтез [14, Программа КПСС]. Напомним, что в Программе КПСС 1961 г. одно из основных фантастических положений выглядело следующим образом. В области науки, среди прочих, ставились задачи: «Изучение энергетического и топливного баланса страны, изыскание путей наилучшего использования природных источников энергии, разработка научных основ единой энергетической системы, открытие новых источников энергии и способы преобразования тепловой, ядерной, солнечной и химической энергии в электрическую, решение проблемы управления термоядерными реакциями» [14, с. 293]. Энергетическое волшебство было залогом социальных чудес, но коммунизма страна не построила, ограничившись ролью «энергетической империи» без всякого термояда.
В той же Программе КПСС фигурировал тезис о «новом человеке», который бы соответствовал коммунистическим идеалам. Старый человеческий материал для них решительно не подходил. Сначала эту проблему хотели решить радикально и быстро, уничтожив враждебные идеалам «нового мира» человеческие организмы и «перековав» остальных. Но этого не получалось почему-то. Развернули программу коммунистического воспитания - без особого успеха. Как только идеологический пресс ослабел, закончились и эксперименты с воспитанием нового человека. Но прагматичные комуправленцы пытались действовать и по-другому. Не через воспитание, а через биотехнологии. И такие опыты были, если вспомнить, к примеру, сухумские опыты доктора Иванова и его сына, которые через скрещивание обезьяны и человека пытались вывести красного Франкенштейна - идеального солдата и работника для покорения мира коммунистическим интернационалом [см.: 24].
В выступлениях людей, ратующих за новые технологии, прямо говорится о вмешательстве в мозг и наследственность человека с целью его улучшения -но в какую сторону и в чьих интересах? Взять, например, лекционные видеокурсы активных руководителей Российского трансгуманистического движения (РТД) Данилы Медведева и Валерии Прайд (подготовлены для Современного гуманитарного университета). Проблемы социальных и личных
патологий предлагается решать простым путем - произвести биологическое или механическое улучшение уже живущих людей, а следующим поколениям улучшить набор генов. Спрашивается, а что будет, если «ремонт» генетического набора будет осуществляться не для улучшения человека, а для его безусловного подчинения?
Биополитика, «преодоление человека»
и штрихи к > трансгуманистической политологии!
Рассмотрим пристальнее феномен трансгуманизма. Согласно популярному определению, трансгуманизм - философское течение, в основе которого лежит предположение, что человек не является последним звеном эволюции, а значит, может совершенствоваться и далее (возможно - до бесконечности). Последователи движения утверждают, что можно и нужно ликвидировать старение и смерть; значительно повысить умственные и физические возможности человека; изучать достижения, перспективы и потенциальные опасности использования науки, технологий, творчества и других способов преодоления фундаментальных пределов человеческих возможностей.
Ширящееся трансгуманистическое движение предполагает решительное совершенствование природы человека. Речь может идти: 1) о собственно биологической природе через пересадку органов, клонирование и т.д.; 2) о слиянии элементов или всего человеческого тела с механизмами и электроникой (киборгизация); 3) об освобождении человека от телесной и материальной оболочки при сохранении его сознания, к примеру в электронных сетях - так сказать, превращении в бесплотного и всемогущего духа. На эту тему существует большое количество материалов, как в Сети, так и на бумаге5.
Проблематика «трансгуманизма» популяризируется и в массовых изданиях, несмотря на то что в постсоветские годы «научпоп» не пользуется значительной популярностью [см.: 10, 2012].
На трансгуманистической эмблеме можно видеть человека с крыльями, как символ необратимости прогресса. Ничто не ново под Луной. Еще английский фантаст Олаф Стэплдон в популярном в межвоенный период романе «Последние и первые люди» обозревал будущее человечества на миллионы лет вперед и выделял там эпоху крылатых людей, базировавшихся, кажется, на Венере.
Не касаясь всех подробностей идеологии и движения трансгуманистов, попробуем все же изложить один из аспектов, который придает этому тече-
5. См., напр.: Новые технологии и продолжение эволюции человека? Трансгуманистический проект будущего / Под ред. Валерии Прайд, Андрея Коротаева. - М., 2008 (см. также многочисленные интернет-материалы подобного рода).
нию рациональное зерно. Оно касается споров между теми, кто утверждает, что биологический прогресс человека закончен, и теми, кто это отрицает. Но ведь проблема шире - речь может идти не только о биологическом прогрессе, регулируемом механизмами естественного отбора, но и биологическом регрессе, порче природы человека, в силу того, что механизмы естественного отбора не работают. Это увеличивает в рядах человечества количества людей с биологическими отклонениями, которые могут быть крайне опасны в социальном плане.
В прошлом забота о выведении здоровой человеческой породы порождала евгеническое движение и, к примеру, приводила к стерилизации людей с отклонениями. В Третьем рейхе они просто уничтожались. Потом евгеника попала под подозрения в ненаучности и была свернута.
В какой-то степени эти опасения присутствуют и сейчас. Была, например, поднята проблема генетической дискриминации. Но есть и голоса в пользу неоевгеники - какого-нибудь «генетического социализма» с отбраковкой негодного генетического материала. С точки зрения Ж.-П. Дюпюи, конвергентные технологии должны радикально преобразить мир, в котором мы живем. Итогом их развития, на его взгляд, может стать превращение человечества в единый глобальный разум, способный как на лучшее, так и на худшее. Относится ли дискурс трансгуманизма к области научного предвидения или скорее к сфере научной фантастики? В современной России трансгуманисты похожи, скорее, на мало известную секту и часто воспринимаются так, даже многими из тех, кто о них слышал. Слишком силен контраст между тем, что окружает большинство россиян в действительности, и рассказами о суперкомпьютерах, чудесных биологических технологиях и т.д. Когда трубы ржавеют и лопаются и приходится ходить и ездить по выщербленному асфальту, как-то не верится в будущие успехи НТП. Есть и ментальный разрыв. В 1960-е годы сознание значительной части молодежи, да и общества в целом, было захвачено перспективами НТР. Сейчас эти «перспективы» больше связываются с грандиозными аферами, например со сколковским «РосПи-лом». Поверить в то, что «Савлы», т.е. ограбившие страну чиновники и олигархи, стали «Павлами», заботящимися о ее модернизации, как-то не удается. А «нанотехнологии» и так уже присутствуют в нашей жизни - «наномойки» на заправках, например. (Но, может быть, парадоксальным образом, это и к лучшему, когда увод миллиардных сумм не дает создать по-настоящему опасные наноизделия?)
Масштабная демодернизация России в 1990-е годы породила соответствующие настроения населения относительно будущего. Веры в то, что будет лучше, у многих нет никакой - слишком часто обманывали. Обыватели просто хотят, чтобы ничего значительно не менялось к худшему. И поэтому идея о бесконечном прогрессе вряд ли найдет широкое понимание в условиях
российского неозастоя. Однако некоторые энтузиасты находятся, и свои упования они связывают с успехами науки и техники. Своих оппонентов трансгуманисты обвиняют в иррациональности, невежестве, косности, догматизме и страхе перед прогрессом и инновациями. Отчасти они правы в силу указанных выше общественно-политических обстоятельств.
Автору трансгуманистические идеи видятся утопичными и довольно иррациональными. И здесь как раз очень кстати оказывается научная фантастика, представившая на суд читателей немало вариантов антиутопий, которые дают некоторое представление о том, к чему может привести излишний энтузиазм по поводу новых технологий. К сожалению, в России эти вопросы сейчас должным образом не исследуются. Отчасти из-за общей деградации научного знания, отчасти в силу социально-политических условий, во многом из-за пресловутой «политкорректности». При постановке этих проблем нам пока приходится повторять чужие повестки и следовать за чужими дискуссиями - этой «импортной» информации сейчас в избытке.
Подчас политические аспекты новых технологий подаются как нечто безобидное, вроде лечения заболеваний и некоторых органических улучшений. В таком духе, например, была выдержана недавняя лекция Р. Бэйли. Он сказал: «Может быть, вы говорите, что есть люди, у которых гены обеспечивают им некое преимущество перед другими людьми, в том числе и в политике? ... Политическое равенство обязывает меня относиться к вам с правовой точки зрения, как и к любому другому, вне зависимости от генов, это правило появилось только в XX веке, его раньше не было. То есть гены могут означать разнообразие, а разнообразие - это и есть неравенство, но ведь мы все разные, мы выглядим по-разному, у нас у каждого свои таланты, у одного есть, а у другого - нет, это факт жизни. И эти технологии не обязательно усилят это неравенство, и даже если они усилят это неравенство, но при этом все люди будут признавать принцип политического равенства как философскую концепцию, тогда будет совершенно неважно, насколько мы все разнообразны, мы все равно будем справедливым и равным человеческим обществом, т.е. ментальность в генах не живет, мы не можем изменить свои гены и стать более справедливыми, мы становимся справедливыми, потому что вокруг нас есть справедливость, потому что мы сами развиваем себя» [5].
Однако это слишком поверхностный взгляд на проблему. Еще Мишель Фуко утверждал, что механизмы власти обращены на тело, на жизнь, на то, что заставляет ее размножаться, на то, что усиливает род, его мощь, его способность господствовать или быть в подчинении. О контроле посредством тела говорит и один из культовых героев противостояния современной глобальной «матрице» Д. Ассанж: «Какими бы изощренными технологиями мы себя ни окружали, наше тело останется тем же: уязвимым и чувствующим
боль. Соответственно, оно может быть превращено в весьма эффективный инструмент контроля» [4, с. 45].
Правители продолжают оперировать телами подданных для укрепления власти над ними. И это касается не только прошлых эпох. Показ по телевизору кадров с жертвами терактов выполняет схожую функцию с показом публичных казней на площадях. Площадная толпа или массовая телеаудитория радуется тому, что жертвами стали не они и испытывают подобие благодарности к «верхам», соглашаясь на отчуждение в их пользу еще большей части своей свободы.
Джорджо Агамбен еще в «Грядущем сообществе» утверждал: «Тело теперь - это не некое тело вообще, но уже и не индивидуальное тело, это не божественный образ, но и не форма живого - тело стало теперь воистину любым» [1, с. 50]. Это любое тело с вживленными чипами и искусственными приспособлениями становится при желании властей еще более удобным объектом для манипуляций, нежели телезависимая толпа. Представьте, что картинки и смыслы, выгодные правящей партии, можно передавать прямо в мозг, без всякой возможности для реципиента отключить надоедливую трансляцию. Новые формы контроля над поведением и сознанием, новое оружие, угрозы новых эпидемий и т.д. - все это при тенденциях современной политики становится более вероятным, чем образ рая, изобилия и сверхчеловеческих возможностей, которые рисуют энтузиасты трансгуманизма и т.п.
Каково же оно - постчеловеческое будущее?
К произведениям художественной литературы, где поднимаются темы постчеловеческого будущего, относятся, скажем, произведения старой научной фантастики (НФ): Айзека Азимова («Я - робот»), Артура Кларка («Конец детства»), Станислава Лема («Кибериада»). Это уже классика. Но есть и более поздние вещи, преимущественно относящиеся к такому направлению, как «киберпанк»: это «Нейромант» У. Гибсона, «Схизматрица» Б. Стерлинга, «Падшие ангелы мультверсума» Л. Алехина, «Мечтают ли андроиды об электрических овцах» Ф.К. Дика (есть известная экранизация «Бегущий по лезвию бритвы»), «Вакуумные цветы» М. Суэнвика и др.
На наш читательский вкус, выдающимися художественными достоинствами эти поздние тексты не обладают. Здесь господствует старая традиция НФ, когда замысел, научная или социальная идея доминируют над литературным воплощением. Читать все эти романы довольно тяжело и неприятно. Если относиться к описанному серьезно, то устаешь от бесконечного насилия, нечеловеческой (буквально) жестокости, всемогущества сверхтехнологических диктатур и отчаяния при сопротивлении одиночек, описания враждебных человеку форм жизни и проявления чужого разума, несчастливых (в
человеческом понимании) и безблагодатных миров, охватывающих огромные временные периоды и захватившие значительные области Космоса. Будущее Земли также описывается таким образом, что там может понравиться только тем, кто хочет жить в аду.
Кинематограф также бросился осваивать этот прекрасный новый мир. Например, был экранизирован рассказ Гибсона «Джонни-мнемоник», а снявшийся там Киану Ривз потом прославился на весь мир, сыграв главную роль в знаменитой «Матрице». Фильм братьев Вачовски (особенно первая часть) вообще стал культовым. Философские проблемы и библейские аллюзии, социальные прогнозы и эстетические вызовы заставили спорить об этой ленте высоколобых интеллектуалов. Многие зарубежные и даже отечественные философы посвятили ей свои работы - возник как бы отдельный раздел в философской библиотеке «Философия "Матрицы"».
Можно напомнить о таких фильмах, как «Фонтан», «Экзистенция», «Темный город», «Авалон», «Особое мнение», «Вечное сияние чистого разума», «Гаттака», аниме «Ренессанс» и «Паприка» и ряд других. Впечатления довольно мрачные и тягостные. Не хотелось бы жить в таком будущем!
В общем-то большинство читателей и комментаторов справедливо восприняли эту грядущую гиперреальность, как вариант антиутопии, сценарий, которого нужно избежать. Что отражает разливы общего пессимизма по поводу будущего. Если кто-то смотрел американскую «Матрицу» уже взрослым, то он легко может вспомнить советскую детскую фантастику, книги и экранизацию Е. Велтистова, где мальчик-робот Электроник и его собака Рэс-си поданы сугубо положительно, с оптимизмом и большой симпатией. Того радостного восприятия НТР сейчас нет и в помине; ныне, в основном, описание этих тем становится неизбежной «чернухой». Кто-то не боится, кто-то воспринимает наступление прекрасного нового мира как нечто неизбежное. Так должно быть чувствовали себя неандертальцы, вытесняемые кроманьонцами.
Опасность со стороны машин - это старый сюжет фантастики («Восстание машин» В. Брюсова), но новые технологии придают этой угрозе новую актуальность. Типичный пример, когда в фильме «Компаньон» дамочка, сочиняющая сентиментальные романы, после измены мужа покупает себе робота, которого не отличишь от человека, и сожительствует с ним. Тот после перепрограммирования из идеального мужчины превращается в монстра. Таких примеров масса, и они даже грозят самосбывающимся пророчеством. Разумеется, будут развиты соответствующие технологии. Например, появится суперкомпьютер, равный по сложности человеческому мозгу. Или человек встретится (активирует) зловещий разум, который готов полностью уничтожить или полностью поработить род людской.
Вот, что происходит с существами, обитающими в реальности, которая отличается от привычной в нашем мире: «Они просто созрели в среде, где информация не пропадала, если только кто-нибудь этого сознательно не хотел, где смерть и разрушение были обратимы. Где волшебная палочка действовала, а галлюцинации жили своей жизнью и были опасны. Реальная вселенная играла по другим правилам - по тем, от которых в ужасе удрали их предки» (Чарльз Стросс «Небо сингулярности»).
Отдадим себе отчет: те дискуссии по поводу человеческого и постчеловеческого будущего, которые сейчас ведутся среди ученых разных специальностей - от гуманитариев до технарей - уже были неоднократно проиграны в произведениях писателей-фантастов. Особенно зловещее будущее обещает нам (или предупреждает против него) киберпанк, который мы уже неоднократно упоминали. А в чем суть данного направления в фантастике?
Наиболее точную, если не исчерпывающую, характеристику киберпанка дал один из классиков этого направления Брюс Стерлинг: «Почти все, что мы делаем с крысами, можно проделать с человеком. А с крысами мы можем делать многое. Об этом нелегко думать, но это правда. Она не исчезнет, если мы закроем глаза. Это и есть киберпанк» [цит. по: Р. Сабиров, 2005]6.
Но почему же с человеком можно проделывать то, что делают экспериментаторы с подопытными крысами? По многим причинам, но прежде всего потому, что одни существа (уже не люди) относятся к другим как к лабораторным животным, превосходя их интеллектом, операционными возможностями и не ощущая никакой родовой близости. Это - постчеловеческая психология, и она будет диктовать постчеловеческую политику.
Будут ли киборги, химеры и другие для традиционного (нынешнего) человека - «партнерскими видами» или же воспримут хомо сапиенсов как врагов (вариант: как недостаточно совершенные образования, подлежащие ликвидации)?
Перспективы «трансгуманизма», будь они реализованы, изменят нечто важное в сердцевине человеческой культуры, которая привязана («намертво»?) к человеческой природе. «Новые радикальные теоретические тенденции логически развивают основной тезис философии Фридриха Ницше, где поставлена проблема преодоления человеческого, как якобы "несовершенного" и перехода к сверхчеловеческому, т.е. нечеловеческому, как верному пути эволюции современной цивилизации. Совершить прыжок к не-человеческому можно было лишь путем преодоления утвердившейся традиции сократической культуры, нацеленной на бессмертие человека, его совершенствования через развитие способности творчества... Однако, независимо от того, имеет
6. Сабиров Р. Танцы на виртуальных столах // Режим доступа: http://punk.ru/old/ articles/idea/cyberpunk. shtml
ли идея бессмертия реальный физический эквивалент или не имеет такового, она оказывает влияние на выработку человеком правильной в цивилизацион-ном смысле траектории своей жизни» [15, с. 8].
Главная опасность, на наш взгляд, связана с тем, что элиты приобретут, улучшая себя разными способами, практически сверхчеловеческие способности, тогда как массы останутся на прежнем, «слишком человеческом» уровне или даже станут утрачивать его.
Авторы, изучающие КВЮ-конвергенции, допускают иной вариант развития. «Следствием КВЮ-конвергенции, по их мнению, может стать технологическое преобразование человечества в единый глобальный разум, способный как на лучшее, так и на худшее. КВЮ-конвергенция при таком понимании приведет к почти мгновенному в историческом масштабе высвобождению потенциала человека - потенциала как разрушительного, так и созидательного» [7, 2011].
Оптимисты успокаивают - искусственный интеллект никогда не перешагнет границу, уравнивающую его с человеческим разумом. Машина никогда не научится думать как человек. Машина может сделать с нами то же, что и мы с природой, - а мы сделали очень много плохого. Но создание полноценного (или сверхчеловеческого) ИИ - задача неимоверной технологической сложности. И, может быть, по крайней мере нашему поколению беспокоиться пока не о чем. И пока главная угроза - не со стороны машин и обретших разум суперкомпьютеров, а со стороны таких же, с позволения сказать, сапиенсов. Л.В. Скворцов, комментируя Ф. Киттлера, пишет о том, что «благодаря технологиям, люди стали управлять событиями, они тем самым стали богами. Это и есть цивилизационная характеристика раннего модерна. Человеку, однако, не суждено было постоянно пребывать в роли бога. Технологические прорывы имеют длительные следствия, конечные результаты которых становятся неуправляемыми. . Случающееся в истории имеет взрывное начало и длительный постшок» [15, с. 49].
Людям не удалось стать богами, за гордыню пришлось серьезно расплачиваться, но искушения «сверхчеловека» воспроизводятся с завидной регулярностью. Опасность распространения новых технологий не столько в их мощности, сколько в их одностороннем присвоении и искушении использования. Нечто подобное было в международных отношениях после изобретения атомной бомбы. Но теперь правители отдельных государств и / или «глобальная корпоратократия» (или что-то в этом роде) может подавить почти любой гражданский протест. Само наличие такого потенциала подавления дисциплинирует людей. «Физически подчинить большие массы населения становится все проще, - пишет Дж. Ассанж. - Все же лично я думаю, что у суперэлиты не будет необходимости прибегать к столь брутальным и потенциально непопулярным управленческим методам. Во-первых, как я уже гово-160
рил, такая диктатура будет неэффективна с экономической точки зрения: в долгосрочной перспективе раб не может составить конкуренцию свободному человеку в производительности труда. А, во-вторых, для подавляющего большинства граждан вполне достаточно будет "мягкого" давления. Предоставьте человеку выбор между сытостью и комфортом, с одной стороны, и маргинальным существованием голодранца-изгоя - с другой. Полагаю, понятно, что выберет подавляющее большинство. Исключениями будут единицы, и с ними можно будет запросто сделать то, что сейчас пытаются сделать с "МИЬеак8» [4, с. 45].
Но, возможно, прав Д. Агамбен, вспоминающий «11 сентября» и в этой связи указывающий на то, что чрезвычайное положение «в современном мире, в том числе в развитых демократических странах, стало постоянным. А висящая как дамоклов меч угроза все новых терактов (они периодически случаются вновь и вновь, чтобы люди не забывали) - это проявление шмит-товского чрезвычайного положения». Вполне возможно, что попытка перестраивания природы человека как раз и означает новый тип чрезвычайного положения, о котором Д. Агамбен пишет, как о «действии той машины, которая неуклонно ведет Запад к мировой гражданской войне» [3, с. 135].
Трактовка нацистским юристом понятия «чрезвычайное положение» связано с реализацией его понимания «политического» [25]. В современной РФ шмиттовские проявления «реальной политики» выглядят откровенно карикатурно, но оттого не менее зловеще.
Здесь, как и во всем мире, моральная нечистоплотность и беспринципность элит, разрыва между «верхами» и «низами» многократно усиливаются возможностями современных медиа. Много раз повторено, что современная политика - это, прежде всего, медийная политика, связанная с новыми информационными технологиями. Следовательно, и для того, чтобы как-то противостоять этому давлению, надо играть на этом поле, другие средства малоэффективны.
Трудно не заметить, что традиционные средства партийной политики, профсоюзного давления, парламентских дискуссий и т.п. становятся все менее и менее успешными в условиях даже западной «постдемократии». О «реальной политике» в РФ нечего и говорить. Приходится констатировать, что все попытки повлиять традиционными средствами на политический курс «верхов» в постсоветской («постидустриальной») России потерпели поражение. Оппозиция носит декоративный и гасящий потенциальный протест населения характер.
Всяческие попытки создать сколько-нибудь массовое и влиятельное оппозиционное движение в России последовательно проваливаются, как из-за противодействия властей и постоянных провокаций, из-за неспособности людей договориться о совместных действиях, так и по причинам объектив-
ным, связанным скорее всего с изменением характера коммуникаций и рационального политического действия. Вопрос о новых, сетевых, формах организации оппозиции в информационном обществе стоит очень остро. Ставки в этой игре как никогда велики. Ведь если спросить, например, о нравственных коллизиях для современных «элит», т.е. не будут ли они морально страдать из-за того, что продлили себе жизнь (молодость) за счет жизни и здоровья других людей, то, кажется, данная проблема эту породу не заботит и заботить не будет. Многие нынешние олигархи заинтересованно финансируют исследования в области стволовых клеток, геронтологии и т.д., одновременно урезая своим работникам зарплату, а временами вовсе ее не выплачивая. Похоже, мы имеем здесь дело не с людьми, способными ощущать человеческую солидарность, а с существами какого-то другого рода, «чужими», «хищниками» [9].
К слову сказать, недаром в современной массовой культуре так популярны всякого рода сказки про вампиров. Если подумать, то вампир - это же образ современного олигарха. И оправдание готово - не со зла он пьет кровь из людей, высасывая жизненные соки из экономик и разоряя целые регионы. Просто природа у них такая - скупить по дешевке нефтяные скважины, а потом, после их истощения, продать государству за несколько миллиардов. Это столь же естественная жажда денег, как у вампиров жажда крови. И если даже у героев «Сумерек» (знаменитая вампирская сага, которой посвящен недавно выпущенный международным коллективом авторов философский сборник7) есть какие-то нравственные коллизии, то у современных мегаоли-гархов - вряд ли.
Разумеется, такое отношение приводит к быстрому разрушению социального пакта между «верхами» и «низами», на которых строится в принципе современное демократическое и социальное государство, к эрозии «общественного договора». Разрушение системы социальных гарантий и государства «вэлфера» может привести к новому витку насилия уже в центрах цивилизации и экспансии всепланетного насилия.
Но если в современном мире веберовское легитимное насилие со стороны национального государства все более уступает место биополитике, биовласти и «чрезвычайному положению», то нужно быть последовательным в размышлениях. Выстраивая дискурс «политического» в духе видного представителя политико-правовой мысли Третьего рейха, мы должны вспоминать не только о «чрезвычайном положении», но и о фигуре «партизана» [26]. И уже Хакер-Партизан, а не партийный вождь встает на пути нового мирово-
7. Сумерки и философия. Вампиры, вегетарианство и бессмертная любовь. Антология. - М., 2010. - 272 с.
го порядка и прекрасного нового мира. Если в современном мире (и особенно ярко-уродливо в нашей стране) реализуются шмиттовские принципы политики, то и эффективно бороться против нее возможно теми средствами, которые рекомендовал Шмитт в «Теории Партизана». Сказав «А», надо понимать, что за ней следует «Б». Традиционные формы протеста не действуют на политиков, исповедующих принципы биовласти и перманентное «чрезвычайное положение» (это хорошо подтвердила неудача протестов в РФ в 20112012 гг.). Видимо, и население осторожно относится к участию в традиционном протесте, полагая его неэффективным, а на новые формы борьбы решиться еще более трудно.
Тотальной информационной и биовласти с ее безграничной мощью в рамках КВЮ-конвергенции можно было бы противопоставить фигуры разнообразных «партизан», которые будут бороться против этой власти до конца. В массовой культуре и фантастических произведениях эта тема тоже популярно обыгрывается. Пока на Земле нет такого рода власти, ее возможности проецируются на кого-то другого. На кого? Конечно же - на инопланетян. Характерно, что совершенно трэшевый и заезженный сюжет о захвате нашей планеты инопланетными монстрами приобретает сегодня новые краски. В массовом сознании как бы оживает проблематика философской антропологии - о природе человека, об открытии человека миру, о принципиальной биологической ущербности человека, которая должна компенсироваться прогрессом другого рода - не только техническим, но и интеллектуальным и нравственным. Однако на пороге фантастически возможного перехода из человеческого состояния в постчеловеческое, в виду муссируемой масскультом темы «контакта» и т.д. людям постоянно приходится оценивать свои природные возможности и находить их не очень впечатляющими. Тестируя себя, приходим к выводу о том, что мы как биологический вид несовершенны. В силу этого несовершенства может возникнуть искушение самопорабощения или согласия с порабощением со стороны более развитой цивилизации (своего рода смердяковщина, популярная в нынешней РФ: «умная цивилизация покорила глупую» - только в более широких масштабах).
В этой связи вспомним недавний американский сериал: «Визитеры». Сюжет таков: на Землю прилетели представители другой, более развитой цивилизации с целью порабощения людей и расхищения ресурсов планеты. В первом случае пришельцы действуют хитростью, во втором - сразу силой. Люди берутся за оружие. Нам уже приходилось писать [9, с. 35-48] о том, что в этом фильме пафос Сопротивления - наиболее сильная составляющая «V», несмотря на все несуразности сценария и режиссуры. В сериале немало эпизодов, над условностью которых можно посмеяться, но которые, при «наивном» восприятии, заставят сжаться сердце. Эти эпизоды связаны с моментами, когда отдельные люди решаются на борьбу, на противодействие
превосходящей силе в обстоятельствах неблагоприятных и прямо безнадежных. Они теряют друзей и надежду, их предают окружающие и высмеивают СМИ и «моральные авторитеты», порой кажется, у них вообще нет шансов. Но - они борются за себя и за остальных и стремятся победить хотя бы на отдельных участках.
Если вернуться из сферы художественного творчества в сферу науки, то бросается в глаза, что фантастические возможности и опасности ожидаются не по отдельности, а, так сказать, в пакете. Исходя из наших сегодняшних знаний, ученые предположили, что это может быть рассмотренная выше КВЮ-конвергенция. Что будет, если диктатура бюрократии дополнится новыми фантастическими возможностями, даже страшно представить. Нечто подобное смеси фантазий Хаксли и Оруэлла, судя по всему. Как быть с глобальным и непреодолимым неравенством?
Энтузиасты трансгуманизма эту проблему плохо понимают. Хотя их эксперты часто говорят о технологиях улучшения человеческой природы. Допустим, что они, в принципе, возможны. Но коснется ли это ВСЕГО человечества или отдельных особей? Групп особей? И как в этом случае общество отнесется к избранным и улучшенным?
Кроме всего прочего те, кто планирует радикально перестроить человеческое тело, порой забывают, какой ценой это будет достигнуто, какие страдания вызовет. Реалистическое описание этих страданий предлагает известный немецкий фантаст Андреас Эшбах в своем романе «Железный человек». Эксперимент по созданию боевых киборгов провалился, выжившие обречены на уничтожение, но ВПК не успокаивается и приступает к опытам по выращиванию химер.
Можно ли остановить бенефис Армагеддона?
(Аргументы <за> смертность и против катастрофы)
Цитата из подборки трансгуманистического юмора гласит: «Наиболее шокирующее пророчество Кломпа заключается в том, что мы, обезьяны, исчезнем полностью или частично из постобезьяньего мира». Скорее полностью, чем частично, - и речь не об обезьянах, а о людях. Всерьез рассматривать пришествие Сингулярности или что-то подобное сейчас просто не имеет смысла, ибо в таком случае люди как вид и как цивилизация просто не выживут, их (т.е. наша!) природа просто не вынесет подобных перемен. Казалось бы, человечество привыкло ко всяческим катаклизмам, и не только к войнам, эпидемиям и социальным революциям. Переход от индустриального общества к постиндустриальному, названный Ф. Фукуямой «Великим разрывом» [21], сопровождался ростом преступности и других асоциальных проявлений, ослаблением связи между поколениями, драматическими изменениями в
семье и пр. Однако эта глобальная трансформация тянется уже несколько десятилетий, и люди имеют возможность к ней приспособиться, пусть и не очень успешно. Но если вдруг случится более резкий переход и в более короткие сроки, то это будет обозначать просто катастрофу для человеческой цивилизации, даже если гипотетический Искусственный Интеллект не приступит сразу к ее уничтожению.
Описание сценариев грядущих катастроф - это второе любимое занятие трансгуманистов (первое - это реклама достижений «дивного нового мира»). Любопытно, что А. Турчин [см.: 18], написавший книгу о путях к концу света, выступал именно как эксперт РТД, и книга вышла под редакцией активистов трансгуманистического движения.
А. Турчин все так подробно описал и классифицировал, что добавить еще какой-то вариант конца света или комментарий по этому поводу весьма затруднительно. Тем не менее нам все-таки кажется, что наиболее интересными (и опасными!) здесь являются варианты, не связанные с экстраполяцией традиционных угроз (типа «террористы получают атомную бомбу» или «маньяк применяет биологическое оружие»). Это, конечно, страшно. Но уже привычному сценарию глобальной угрозы легче противостоять, так как его легче спрогнозировать.
На порядок опаснее нечто новое, особенно в комбинации. Вот, например, смесь из биохакерства, абсолютного наркотика и программного сбоя. Тогда уж никто не выживет - наверняка. Даже «нано-» доза этого коктейля будет абсолютно убойной. Повторим, что трансгуманисты чересчур оптимистично относятся к перспективам технологического развития и их социальным последствиям. Многие просвещенные умы думали примерно так же где-то в конце XIX - начале XX в. Тогда идеи прогресса и аналога нынешней «глобализации» были даже еще более популярны, чем сейчас и воспринимались с большим энтузиазмом. Однако надежда на решение социальных противоречий с помощью научно-инженерных технологий оказалась несостоятельной. Наоборот, она породила их страшное развитие в виде мировых войн и практики тоталитарных режимов, которые не смогли бы привести к таким огромным жертвам без новой техники.
Почему же сейчас все должно быть иначе? Ведь основная масса новых технических чудес заказывается и испытывается военными, у которых будет слишком сильное искушение пустить эти разработки в дело, «обкатать» каких-нибудь нанороботов в реальной боевой обстановке. Многие новые изобретения связаны с ВПК, они опасны уже в силу того, что изобретались для убийства. Помимо милитаристов реальная угроза исходит от сросшейся с ними глобальной корпоратократии, являющейся, в сущности, новым изданием «железной пяты». Новые средства позволят развязать такой геноцид, перед
которым померкнут и жертвы XX в., и сочиненные в прошлом столетии антиутопии.
Для апологии геноцида потребуется соответствующие технологии пропаганды. Инфотехнологии открывают возможности доставлять отобранную элитами информацию прямо в мозг массового человека. Доктор Геббельс и концерн Херста «отдыхают». Нет сомнения, что когнитивные технологии наряду с информационными разработками будут использованы как оружие хотя бы в том, что именуется психологической войной. Нано-, да и просто миниатюризация оружия повышают на порядки эффективность разведывательного сообщества и всяческих спецслужб. Удержится ли человечество на грани мира, пусть и весьма относительного?
Скорее всего, нет - искушение применить оружие, основанное на каких-нибудь новых принципах, будет слишком велико. Представьте военные действия, которые ведутся теперь уже не только на суше, в воде, в воздухе, в космосе, но и в микромире, в виртуальном пространстве и т.д. Отдельный вопрос, как новое оружие подействует на политическую элиту в рамках отдельных государств. Так, скажем, советские вожди после смерти Сталина, достигшие своего вырождения в геронтократическом политбюро, защищенные ядерным щитом, расслабились, и «сдали» страну «американским империалистам», от которых ядерное оружие вроде бы должно было защищать. Но в глобальном масштабе односторонняя капитуляция не спасает от гонки вооружений, меняются только детали «пазла». Так, непоследовательная и оппортунистическая политика Горбачёва привела к тому, что распался СССР, но военный бюджет США постоянно увеличивается. А других эффективных средств, кроме «равновесия ужаса», для борьбы с глобальными угрозами, столкновениями за те или иные виды ресурсов пока не придумали. Гипотетическое «объединение человечества» под эгидой какого-нибудь мирового правительства - это будет, скорее всего, путь к общемировому тоталитаризму, приближающему сроки Судного дня8.
Особое место в списке глобальных угроз, связанных в том числе и с конвергенцией новых технологий, занимает тема «бессмертия», а если точнее, то значительное увеличение продолжительности жизни, либо на естественно биологической, либо на искусственной, технической основе.
Сама тема «бессмертия» нещадно эксплуатируется трансгуманистами. Например, Д. Андреев не только пропагандирует идеи РТД, но и обзавелся
8. По сути, речь идет о новых вариантах антиутопий, которые надо внимательно анализировать. Стоит вспомнить, что, например, в ИНИОНе накоплен изрядный опыт анализа антиутопической литературы, который содержался в работах Э. Араб-оглы, В. Чаликовой и других авторов (см., напр.: Л.Н. Верченов, И.Ф. Рековская).
криохранилищем, где среди немногих экспонатов была голова умершей в Петербурге женщины. Ее мозг собираются оживлять. РТД приветствовало появление романа крайне плодовитого коммерческого фантаста Юрия Никитина «Трансчеловек» и ему дали приз за живописание грядущего воскрешения9. Совсем уже анекдотичным выглядит попытка РТД вести кампанию против фильма Даррена Ароноффски «Фонтан», когда трансгуманисты раздавали листовки перед сеансами, вели агитацию в Интернете и даже завели для этого специальный сайт. Напомним, что «Фонтан» - это многослойная философская притча, которая утверждает, что дар бессмертия, сок «Древа жизни» -это не такое уж безусловное благо. Кстати, кинематограф, как и литературная фантастика, широко задействованы в спорах по поводу бессмертия. Например, в фильме «Ренессанс» (прекрасная черно-белая анимация!) полицейский, ведущий расследование загадочных убийств, уничтожает в конце концов носительницу информации о методах достижения бессмертия, посчитав этот дар проклятьем человеческому роду. Среди русских авторов можно отметить Михаила Попова с его романом «Плерома». В романе ведется философский спор со знаменитым «ужастиком» Николая Федорова «Философия общего дела» и рядом идей «русского космизма». Эта незаурядная по своим литературным достоинствам и философскому содержанию книга прошла почти незамеченной для критики и публики, что совсем неудивительно в условиях «гламурного одичания». По-видимому, этим культурным одичанием можно объяснить то, что в России пока не появилось работ, хотя бы приближающихся по содержательности и глубине к книге Ф. Фукуямы «Наше постчеловеческое будущее» о последствиях биотехнологической революции (несмотря на очевидную полемичность этого трактата). Фукуяма посвятил данной теме отдельную главу, за что получил от активистов трансгуманизма ярлык «биоконсерватора».
Но говорить о том, что «биоконсерваторы» - это сплошь ретрограды, по меньшей мере, наивно и / или нечестно. Они предубеждены против развития ряда технологий не потому, что им, скажем, не хочется покататься на космическом лифте, воспользоваться плащом из технологического тумана, конструирующего из атомов любой предмет, или хотя бы заметно продлить свои дни за счет новых технологий. Просто эти консерваторы знают, как опасна такая новизна.
9. Хотя есть более серьезный роман на сходную тему — «Пробуждение» Тины Дженкинс, где оживление головы погибшего в XX в. врача выглядит не столь счастливым событием. Эту голову соединяют с телом казненного преступника. Воскресший сталкивается с таким же жестоким и аморальным миром, где традиционные человеческие беды усугубляются еще вконец разбалансированной экологией и биомедицинским терроризмом.
К проведенному Фукуямой анализу проблемы, в общем-то, добавить нечего, разве что еще раз напомнить, что обострение демографических проблем сопровождались в истории войнами и революциями. Изменение продолжительности жизни (хотя бы на несколько десятков лет, что уже может быть вполне реальным научным и медицинским достижением) вызовет не только культурные и экономические последствия, но и серьезнейшее политическое напряжение. Главным фактором этого напряжения будет вопиющее неравенство между людьми и «постчеловеками». Последние усовершенствуются с помощью наномедицины или генетически будут запрограммированы по-другому. Но это будут уже другие существа, с другой ментальностью.
Скорее всего здесь просматривается вариант долгоживущих («джи») и короткоживущих («кжи») из «Часа быка» И.А. Ефремова. «Кжи» будут отправлять в храм нежной смерти в расцвете лет, а «джи» - будут менять себе тела, занимаясь творческим трудом и управлением. Но данная проблема -не только для фантастических сюжетов. Еще раз вспомним, что Ф. Фукуяма, провозгласив «конец истории» и победу либерализма, вскоре стал конструировать уже новый «cleavage», раскол биоконсерваторов и трансгуманистов, оказавшись на стороне первых.
В завершение обратим внимание еще на один аспект проблемы - аспект нового неравенства и новых опасностей отношений с «чужими» (слово «ксенофобия» не дает нужных смысловых оттенков). Допустим, происходит скачок, человечество оказывается в новом состоянии благодаря нанокомпьюте-рам и генетическому конструированию или даже с более скромными достижениями, которые тем не менее ломают привычные представления о природе человека. Но происходит ли этот скачок одновременно? Скорее всего, нет. Значит, по-новому конструируются и политические расколы, и система социальной стратификации, которые будут так же неизбежны и в постчеловеческом обществе. Новые технологии и райские возможности будут доступны первоначально меньшинству. Не начнется ли революция против олигархов, которых терпели, пока они воровали миллиарды, но не стерпят, когда те обретут неведомую ранее продолжительность жизни? В ответ глобальная олигархия перейдет к стратегии подавления и откажется даже от видимости демократии.
«Другие» могут быть и «чужими». Недавно я случайно прочел сетевой материал о том, что политбюро компартии Кампучии во времена геноцида «красных кхмеров» состояло в основном их этнических китайцев10. Они и развязали в Кампучии невиданное по масштабам человекоубийство (3 из
10. Цзен М. Возможен ли самогеноцид? // АПН.ру, 2011-09-20 Режим доступа: http://www. apn.ru/publications/print24931. htm
7 млн. населения), экспортировав туда и модель «культурной революции», и враждебность к соседнему Вьетнаму. Но если в самом Китае от перегибов маоизма удалось избавиться за счет внутренней политики, то геноцид «чужих» в Камбодже был неостановим изнутри, и его прекратила только вьетнамская армия, которой пришлось воевать с полпотовской Кампучией и освобождать ее от пришельцев. К сожалению, в природе человека привычка убивать чужаков, и эта традиция из времен первобытности перекочевала в наше время - вспомнить хотя бы страшный геноцид в Руанде в 1994 г. Примеры эти для большинства из нас экзотичны, однако аналогии с российской историей последнего столетия более чем прозрачны.
«Чужие», появившись в инокультурной (иноприродной) среде будут ее ломать и перестраивать под себя, ухудшая привычный природный и культурный ландшафт вокруг, к которому привыкли «аборигены». Появление биологически, генетически, технически отличных от людей существ вызовет такой геноцид, перед которым померкнут ужасы «красного террора» или «голодо-мора».
Это будущее, конечно же, не жестко детерминировано. Но серьезность угроз побуждает к всестороннему изучению вызовов XXI в. Общая рекомендация по использованию новых технологических возможностей будет весьма банальной, но опирающейся на народную мудрость: «Семь раз отмерь - один раз отрежь».
Литература
1. Агамбен Д. Грядущее сообщество // Социологическое обозрение 2008. - Т. 7. - № 2. -
2008.
2. Агамбен Д. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь. - М.: Европа, 2011. - 256 с.
3. Агамбен Д. Homo Sacer. Чрезвычайное положение. - М.: Европа, 2011. - 148 с.
4. Ассанж Дж. «У нас здесь своего рода линия фронта...» (Интервью Д. Великовского) // Русский репортер. - 2011. - № 35. - 8-15 сентября.
5. Бэйли Р. Развитие технологий: Возможности и проблемы (лекция 24 октября 2011) // Режим доступа: http://polit.ru/article/2011/10/24/Bailey/
6. Ефременко Д.В. Эколого-политические дискурсы. Возникновение и эволюция. - М.: ИНИОН РАН, 2006. - С. 255.
7. Ефременко Д.В., Гиряева В.Н., Евсеева Я.В. NBIC-конвергенция как проблема социально-гуманитарного знания // Режим доступа: http://nbic-convergence.narod.ru/
8. Ковалёв В., Долгов А. Ящеры среди нас. (Смотрим сериал «Визитеры» - V) // ИГПИ.ру, 2011 г., 11 января. - Режим доступа: http://igpi.ru/info/people/kovalev/1294773671. html
9. Ковалёв В., Долгов А. Про реальную российскую политику в зеркале американского фантастического сериала. (Опыт о политическом дискурсе на примере произведения массовой культуры - «V») // Политический анализ: Доклады Центра эмпирических политических исследований кафедры политических институтов и прикладных политических исследований факультета политологии СПбГУ. Вып. 10 / Под ред. О. В. Поповой. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та. - С. 35-48.
10. Константинов А. Доживем до сингулярности. Футурологи готовятся к глобальной трансформации человечества // Русский репортер. - 2012. - № 16. - 26 апреля - 3 мая. - С. 6066.
11. Крауч К. Постдемократия. - М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2010. - 192 с.
12. Никольский С. А. Социобиология - биосоциология человека? // Буржуазная философская антропология ХХ в. / Отв. ред. Б.Т. Григорьян. - М.: Наука, 1986. - С. 176-187.
13. Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. - М.: ИД ГУ-ВШЭ, 2010. -
256 с.
14. Программа Коммунистической партии Советского Союза (1961) // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1959-1965) в 8 т. Изд. восьмое, дополненное и исправленное / Под общ. ред. П.Н. Федосеева и К. У. Черненко. - М.: Политиздат, 1972. -С. 293. (Т. 8. - 568 с.).
15. Скворцов Л.В. Цивилизация киборгов? // Человек и мир киборгов / Отв. ред. И.И. Ремезова. - Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты: Ежегодник. - М.: ИНИОН РАН, 2009. - 304с.
16. Сорокин П.А. Социальная и культурная мобильность // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. - М.: Политиздат, 1992. - С. 297-426.
17. Тоффлер Э. Третья волна. - М.: АСТ, 1999. - 784 с.
18. Турчин А.В. Структура глобальной катастрофы. Риски вымирания человечества в XXI в. / Ред. Игорь Следзевский, Валерия Прайд. - М.: ЛКИ. - 432 с.
19. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. - 1990. - № 3.
20. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. - М.: АСТ, 2004. - С. 18-19.
21. Фукуяма Ф. Великий разрыв. - М.: АСТ, 2003. - 352 с.
22. Фурсов А.И. Холодный восточный ветер // «Однако». - М., 2011. - 7 февраля. - С. 1021.
23. Хантингтон С. Третья волна. Демократия в конце ХХ в. - М.: РОССПЭН, 2003. -368 с.
24. Шишкин О. Красный Франкенштейн. Секретные эксперименты Кремля. - М.: УльтраКультура, 2003. - 320 с.
25. Шмитт К. Понятие политического // Вопросы социологии. - 1992. - № 1.
26. Шмитт К. Теория партизана. Промежуточное замечание к понятию политического. -М.: Праксис, 2007. - 301 с.
