CC BY
257
ТЕОРИЯ КУЛЬТУРЫ
В.М. Межуев
ИДЕЯ КУЛЬТУРЫ: ОЧЕРКИ ПО ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ*
Историю знания о культуре следует отличать от истории самой культуры. Люди всегда жили в культуре, творили ее, но далеко не сразу стали осознавать это. Знание о культуре значительно более позднего происхождения, чем сама культура. На вопрос, как возможна и чем является культура, ответ может дать философия, которая не изучает культуру в ее многообразных проявлениях, а обосновывает саму возможность ее существования в мире (следовательно, и возможность ее познания).
В составе современного знания о культуре философии культуры принадлежит особое место, прямо не совпадающее с тем, которое занимает научное знание о ней, называемое сегодня культурологией. Отношения между философией культуры и культурологией - часть общего вопроса о соотношении философии и науки.
Философ, утверждающий что-то относительно культуры, до всякого суждения о ней сам принадлежит к определенной культуре, включен в ее контекст. Философия есть часть культуры, причем не любой, а вполне конкретной - европейской, начало которой было положено греческой Античностью. Действительно, если остальным компонентам греческой культуры можно найти аналоги у других народов Востока, достигших высокого уровня цивилизации раньше греков (верования, религиозные культы, технические возможности разнообразного применения, политические институты
* Межуев В.М. Идея культуры: Очерки по философии культуры. -2006. - 326 с.
М., 7
и т.д.), то, касаясь философии, мы не находим ничего подобного или даже просто похожего.
В равной мере это касается и науки, ибо последняя не есть нечто, что возможно в любой культуре. Философия, родившаяся в Античности, сделала возможным и появление науки, причем долгое время они существовали нераздельно друг от друга. Только когда наука отпочковалась от философии, стало ясно, что их разделяет в плане познания мира.
В отличие от науки философия неотделима от своего культурного контекста. А поскольку такой культурой является европейская, мир в изображении философов - это мир, как он дан сознанию человека европейской культуры.
Научные представления сохраняют свою истинность и за пределами породившей их культуры. Философские идеи живут в границах лишь той культуры, которой они обязаны своим существованием. Претензии философии быть истиной на все времена легко опровергаются в иной культурной ситуации и со сменой исторических эпох. Другими словами, ученый познает мир объективно, каким он существует, независимо от познающего его субъекта, сформированного определенной культурой, тогда как философ постигает его в прямой связи с человеческой субъективностью, всегда культурно обусловленной. Соответственно различаются между собой философская и научная картины мира.
Для философа все в мире, даже природа, исполнено человеческого смысла и содержания и, следовательно, существует как культура. Ученый даже культуру воспринимает по аналогии с природой - как существующий помимо него объект познания. Ученый движим стремлением к натурализации мира, в том числе культурного, философ - к гуманизации мира, включая природный. Умением во всем видеть человеческий смысл, выражать его в идее философ отличается от ученого, для которого вещи существуют в их объективной данности. Фиксируя этот смысл в форме понятия, т.е. пытаясь представить ее в обобщенном виде, философ вырабатывает идею культуры.
Философская идея культуры заключает в себе то, что служит для нас нормой и образцом, тогда как в понятии культуры мы фиксирует нечто, что свойственно любой группе людей.
8
Задача постижения культуры в современном мире ставит вопрос и о том, где проходит граница, отделяющая культуру, которую человек называет «своей», от чужих для него культур. Обычно «своей культурой» называют ту, с которой человек связан происхождением, местом проживания, воспитанием, языком, на котором говорит и мыслит, традициями, сохраняющимися в его памяти. Однако в культуре, которую мы считаем «своей», многое зависит не только от нашего происхождения, окружения и воспитания, но и от нас самих. В культуре, доставшейся нам от наших предков, нас может что-то не устраивать, тогда как в культуре других народов мы можем находить для себя нечто интересное и полезное, т.е. граница между «своей» и чужими культурами устанавливается не только в силу не зависящих от нас обстоятельств, но и нашим свободным выбором. Эту границу не всегда легко распознать, но именно она отделяет в культуре то, что подлежит научному изучению от того, что требует философского осмысления. Наука фиксирует в культуре то, что не зависит от нас, философия - что предопределено нашей свободой. Традиция, положившая в основание культуры человеческую свободу, и сделала возможной появление философии культуры.
Таким образом, культурология есть знание разных культур в их отличии друг от друга, тогда как философия культуры есть осознание человеком своей культурной идентичности или его культурное самосознание.
В отличие от философии культуры научное знание о ней представлено рядом дисциплин, которые еще в XIX в. получили название «наук о культуре». Причиной их возникновения явилось открытие европейцами факта существования множества культур. Культура перестала мыслиться как нечто гомогенное - на первый план вышли культурные различия и несходства. Соответственно и научное знание о культуре распалось на разные блоки и дисциплины.
Набор дисциплин, изучающих культуру, определяется не числом реально существующих культур, а типологическими различиями между ними.
На всех ступенях своей эволюции культура предстает прежде всего как средство межчеловеческой коммуникации и общения в пространстве и времени. И эти формы совместной жизни людей
9
изучаются этнографией (или этнологией), которую в США называют культурной антропологией, в Англии - социальной антропологией.
Этническая культура - это совокупность лишь тех культурных элементов и структур, которые обладают этнической спецификой и в глазах представителей данного этноса, а также в ряде случаев его окружения, выполняют этнодифференцирующую функцию в рамках «мы - не мы» и одновременно этноинтегрирующую функцию, способствуют осознанию единства различными, зачастую дисперсно разбросанными частями данного этноса. Но главной особенностью этих культур является их групповой, коллективный характер, отсутствие в них развитого индивидуального начала, отсутствие авторства. Этнические культуры, позволяя народам оставаться самими собой, сохранять и воспроизводить себя в своем изначальном качестве, недостаточны для их жизни на более высоких ступенях исторического развития, требующих их взаимодействия и понимания.
Изобретение письменности положило начало формированию «национальной культуры». Включая в себя разнообразные тексты, письменность противостоит стихии разговорного языка с его местными говорами, диалектами и наречиями. Она способна объединять людей, живущих на больших пространствах и не связанных между собой узами кровного родства. Одновременно она расширяет их связи во времени, давая возможность каждому новому поколению получать послания от своих предков и обращаться с посланиями к потомкам.
Письменная культура создавалась, как правило, не большими группами людей, а отдельными индивидами и является поэтому продуктом индивидуального творчества, постепенно обретая именное авторство. До определенного времени она остается чуждой и непонятной большей части народа (в силу его неграмотности) и несет на себе печать кастовой и сословной обособленности.
Однако одного приобщения к письменной культуре и образования самого по себе еще недостаточно для возникновения национальной культуры. Национальная культура не является простым переводом этнического наследия на язык письменности. Сложившиеся в Европе национальные культуры стали своеобразным сплавом этнокультурного наследия каждого народа с ценностями, общими для всей европейской цивилизации.
10
Первоначально национальные культуры взаимодействуют между собой на уровне своих образованных элит. Отсюда свойственное национальной культуре содержательное и стилистическое многообразие индивидуальных самовыражений.
Закрепляясь преимущественно в письменной форме, национальная культура обретает способность сохраняться и накапливаться в искусственно созданных хранилищах. Соответственно наукой, изучающей этот пласт культуры, является та, которая делает своим предметом исследование и комментирование разного рода письменных текстов - прежде всего философия и история. Вместе они образуют еще один блок культурологического знания - гуманитарный.
Однако в ХХ в. культура станет объектом мощной экспансии со стороны новых - аудиовизуальных и электронных - средств коммуникации, охвативших своими сетями все пространство планеты. Не имея четко выраженной национальной окраски и не признавая для себя никаких национальных границ, эта продукция, в отличие от этнической и национальной культуры, может быть названа массовой культурой. Ей соответствует и особый тип знания о культуре - социологический.
Сегодня говорят о рождении еще одного - информационного типа культуры, вызванного бурным развитием компьютерной техники и появлением Интернета. Но он еще не стал предметом сколько-нибудь устоявшейся научной дисциплины.
Значительное место в реферируемой работе занимают проблемы отечественной культуры и культурологии. Автор отмечает, что начало формирования отечественной культурологии относится к советскому периоду. Среди множества концепций и определений культуры, получивших хождение в современной мировой науке, понимание культуры как деятельности стало исходным, основным для первого поколения российских (тогда советских) культурологов.
Общим недостатком этих концепций было то, что, сводя ее к тому или иному отдельному моменту «труда вообще» - средству, результату или действующему субъекту или к ним всем вместе, -упускался из вида особый характер труда, создающего культуру. В этих концепциях любой труд объявлялся источником культуры, и даже добавление к нему слова «творческий» не проясняло суть дела. Не всякий труд, указывал Маркс, создает богатство и культуру, а только общественный. Маркс открыл способность человека соз-
11
давать не просто полезные для себя вещи, но в форме вещей свои отношения с другими, или общественные отношения, а следовательно, и себя как общественное существо. В силу общественной природы труда люди изменяют и преобразуют общественное бытие, саму форму общения, а значит, и самих себя как общественных существ.
В отличие от животных человек создает не только то, в чем нуждается он сам или его прямое потомство, но в чем нуждаются другие, с кем он не связан ни кровным родством, ни территориальной близостью. Подобное понимание труда и было положено в основу концепции культуры, предложенной В. Межуевым, где в основе определения культуры лежат общественные отношения. Однако последние предстают в этой концепции не в форме экономических, политических, идеологических отношений или институтов, а в собственно человеческой, или личностной, форме. Культура как бы охватывает собой всю совокупность отношений, определяющих существование человека как личности, как творца, субъекта этих отношений.
Обращаясь к проблеме национальной культуры, автор отмечает, что представления о ней постоянно менялись в нашей истории. За основу ее определения брались то язык, то религия, то мораль, то искусство, то что-то еще. Но ни один из этих элементов сам по себе, считает В. Межуев, не может служить признаком, отличающим одну национальную культуру от другой. Ведь большинство мировых религий имеют наднациональный характер, а многие национальные культуры имеют один язык.
Правильнее, видимо, считать национальную культуру понятием все же не субстанциональным, заключающим в себе некий метафизический или психологический субстрат, а функциональным, существующим лишь в системе определенных отношений. Это означает, что каждая из них существует только в отношении к другим национальным культурам.
Культура, считающая себя единственной, естественно, не осознает себя национальной. Культура, существующая в отношении только к себе, является народной и лишь в отношении с другими - национальной. Различие между ними не просто формальное и методологическое, означающее разные способы рассмотрения одной и той же культуры, но содержательное, связанное с появле-
12
нием нового культурного качества и свойства. Главным свойством национальной культуры является способность соотносить, сопоставлять, соизмерять себя с другими культурами, жить с сознанием своей сопричастности с другими народами. Без синтеза общего и особенного нет никакой национальной культуры. Общее и есть то новое качество, которое она привносит в народную культуру. Но чтобы воспринять это общее, необходимо выйти за рамки группового (этнического) сознания, преодолеть свое отождествление с ним, что возможно лишь на уровне индивидуального самосознания. Национальная культура предполагает высвобождение в каждом человеке индивидуального начала, его дистанцирование от своей этнической идентичности, его самоидентификацию не только с собственным народом, но и с более универсальными смыслами и значениями, на которых зиждется вся европейская цивилизация.
В истории нашей отечественной мысли понятие «цивилизация», как правило, не использовалось для обозначения того, чем является Россия. Неудача многих реформ, проводимых у нас по рецептам западной науки, невольно наводила на мысль, что не все в этой науке адекватно срабатывает на российской почве.
Многими на Западе это объясняется просто: Россия не является органической частью Запада, представляя особую, отличную от западной цивилизацию. Но если бы это было так, вопрос об отношении России к Западу решался бы намного проще и не переживался как одна из мучительных проблем российской истории. Ведь в сознании россиян постоянно жила тема не только их особости и самобытности, но и их отсталости, недостаточной развитости по сравнению с Западом. Вопреки мнению, что Россия уже сложилась как особая цивилизация, напрашивается другой вывод: она и сегодня находится в поиске своей цивилизационной идентичности, своего места в мировой истории.
Понятием «цивилизация» в современной науке принято обозначать достаточно устойчивые и предельно обобщенные социально-исторические единицы с четко фиксированными границами в сфере общественной и духовной жизни. Цивилизации отличаются друг от друга рядом существенных признаков, и исходным отличием является тип религиозной веры, т.е. культуры в той ее части, в какой она еще не отделилась от культа. Барьер, разделяющий эти культы, -непреодолим. Можно перейти из одной веры в другую, но невоз-
13
можно совместить их в одной религиозной системе. Каждая вера по-своему универсальна, абсолютна и самодостаточна. Именно в православии, которое проникнуто общехристианским духом, следует искать исток настойчивого стремления России к модернизации в направлении сближения именно с западными порядками.
Однако не только христианство создало западную цивилизацию. Вряд ли современный Запад от других цивилизаций отличает только вера. Возникшая здесь цивилизация дает основание для другой типологии, делит цивилизации на традиционные и современные, на доиндустриальные, индустриальные и постиндустриальные. Мировая история не просто пространство, заполненное разными цивилизациями, но движение человечества в сторону его все большей интеграции. По этой логике Запад не просто одна из многих, а универсальная цивилизация, способная распространиться по всему свету. Запад универсален не по причине своей религиозности, а своей разумности, получившей форму научной рациональности. Наука и право - вот реальный вклад Запада в мировое развитие, которым не может пренебречь никакая цивилизация.
Но на место первоначальной оппозиции «цивилизация - варварство» на первоначальном этапе развития пришли другие противоречия, которые в суммарном виде можно определить как «цивилизация - природа», с одной стороны, и «цивилизация - культура -с другой. Эти конфликты, ставшие причиной экологического и духовного кризиса, обозначили не только пределы роста этой цивилизации, но и ее неприемлемость в качестве общепринятой модели будущего устройства мира.
В подобной ситуации Россия вынуждена делать свой выбор. А чего Россия действительно хотела для себя, как мыслила свое историческое призвание, было зафиксировано в том, что получило свое название «русской идеи».
«Русскую идею» трактуют часто как национальную, которую не следует смешивать с национальным интересом, играющим важную роль в политической практике. Различие между идеей и интересом трудно установить в границах существования одной нации, но оно становится очевидным, как только ставится вопрос о принадлежности данной нации к цивилизации.
В основу европейской идеи была положена «римская идея», воплощенная в римском праве. В России впервые заговорили о
14
«русской идее» после победы над Наполеоном. Споры о ней среди мыслящей части российского общества были спорами об отношении России к Европе, за которыми стоял вопрос, чем является сама Россия, какое место она занимает в ансамбле европейских народов, и главное, какой может и должна быть цивилизация будущего. В отличие, однако, от европейских идей, укорененных в трансцендентальном или научном разуме, «русская идея» имеет своим истоком веру, причем православную. Само православие при этом трактуется как истинно христианская вера, свободная от недостатков католицизма и протестантизма. Вместе с тем «русская идея» - прямое продолжение «римской идеи», но только в ее русском (православном) понимании. Обе они суть вариации на одну тему универсальной цивилизации. Только «римская идея» сделала ставку на рационально-правовые формы организации общественной жизни, которые в каком-то смысле можно уподобить всемирному гражданству, в России идея универсальности апеллировала к единству в вере и духе («соборность»). «Русская идея» с ее универсализмом прежде всего духовно спасающая и объединяющая. Православная идея, согласно которой каждый ответственен не только за себя, но и за других, и легла в основу «русской идеи». Заключенный в ней общественный идеал воспроизводил не гражданские структуры античной демократии, а изначальные формы христианской духовной общины, связывающей всех узами братства и взаимной любви. Этот идеал не следует отождествлять с примитивным коллективизмом патриархальной общины. Приверженность этому идеалу была следствием не дикости и отсталости русского народа, а его культурной истории и даже в какой-то мере географии. В России с ее просторами и суровым климатом трудно выжить в одиночку. Сюда же следует добавить многообразие входящих в нее народов, языков и культур. Ни один частный интерес, ни одна индивидуалистическая мораль не могли бы удержать все это в единстве
Именно «русская идея», как она понималась русскими философами, служила ключом к решению важнейших проблем русской истории, в том числе проблемы национального самоопределения России, а также связанной с ней проблемы выбора ею свой цивили-зационной идентичности. Она приводила к пониманию нации и всего национального, во многом отличающегося от европейского. Нация в европейском смысле - политическая категория, категория
15
гражданского общества, принадлежность к которой определяется правами людей, защищаемыми и охраняемыми государством, называемым национальным. Отсутствие правового государства весьма способствует росту иррациональных отношений, в том числе и в решении национального вопроса. Вот почему в вопросе о русской нации мы до сих пор предпочитаем говорить не о правах образующих ее граждан, а о некой сплачивающей ее идее - религиозной или светской, пытаясь именно в ней найти ее отличие от других наций. Такой подход к определению нации имеет огромный недостаток в плане осознания своих национальных интересов, но необходим в определении своей цивилизационной идентичности. О нации судят все же по наличию у нее национальных интересов, а не по идее, имеющей отношение к чему-то наднациональному. В русском же политическом сознании идейная политика всегда превалировала над политикой интересов, полагаясь не столько на силу, сколько на убеждения.
Если российский цивилизационный выбор в свете русской идеи в дореволюционный период основывался на понимании четко обозначившегося к тому времени вектора движения западной цивилизации, преодоления оппозиции «варварство - цивилизация», то на стадии индустриализма она оказывается в острой оппозиции к природе и культуре. В определении этого выбора и состоит русская идея. Она зовет Россию не к отказу от модернизации, но признает лишь такую, которая, ликвидируя экономическую и политическую отсталость, позволяет сохранить и ее культурную особенность.
Существуют две модели модернизации - вестернизация и догоняющая модернизация. Первая предполагает прямое навязывание Западом незападным странам своей системы ценностей и образа жизни. Субъектом модернизации здесь выступает сам Запад. Вторая модель перекладывает роль такого субъекта на саму модернизирующуюся страну при сохранении ее национально-государственной независимости. В обоих случаях модернизация, понимаемая как переход к современности, есть развитие с заранее планируемым результатом. Этим она отличается от развития, называемого «естественно-историческим», детерминированного внутренне обусловленной причиной.
Потребность в модернизации возникает в ситуации глубочайшей хронополитической травмы, вызванной сознанием «несовре-
16
менности», ее «отсталостью» по сравнению с другими. Модернизация в любом случае требует наличия политической воли, мобилизующей всех для решения поставленной задачи.
В России именно власть всегда решала, каким быть обществу, на кого равняться, что считать современным. А поскольку современность искали по большей части за границей, то принуждение и насилие со времен Петра были главным инструментом модерниза-ционной политики в России. И причину этого следует искать не в самой по себе необходимости развития, а в том, как оно интерпретируется властью, одержимой идеей модернизации.
Скрытая модернизация, проводимая царями и большевиками, сменилась в 90-х годах ХХ столетия модернизацией открытой, прямо ориентированной на Запад. Однако чем больше наши модернизаторы пытались копировать Запад, тем больше Россия выглядела карикатурой на него. Модернизация есть искусство копирования, а не создание оригинала. Сегодня даже на Западе модернизация признается устаревшей и непригодной к употреблению моделью развития. Практически нигде, за малым исключением, модель экономического роста не сработала в том виде, в каком она была задумана.
Главным изъяном догоняющей модернизации является ее репрессивный и уничтожающий национальное достоинство характер. Модернизация исчерпала себя не только по форме, но и по существу -как способ перехода от традиционного общества к современному. Ведь под современностью во всех моделях понимается Запад, причем в индустриальной фазе своего развития, а ныне на смену этой фазе приходит другая, которую называют постиндустриальной, информационной. И вопрос, куда идет Запад, - предмет постоянных дискуссий на самом Западе. Но чем более Запад затрудняется в определении этой новой реальности, тем решительнее отстаивает свое приоритетное место в ней. Проект модернизации, оставлявший надежду для отсталых (несовременных) стран подняться до уровня передовых (современных), сохраняя при этом свою независимость, уступил место новому глобальному проекту, в котором жизнь людей в экономической системе мыслится уже не в национальном, а в мировом масштабе. Этот проект как бы предлагает странам обменять свой национальный суверенитет на право вхождения в эту систему и, следовательно, на право считаться современной страной.
17
В глобализации видят прежде всего объективный процесс, в ходе которого мир как бы стягивается в единое пространство, существующее по общим для всех законам и в едином для всех режиме времени. В итоге он постепенно утрачивает свою былую многоликость и разнородность. Происходит своеобразная гомогенизация мира, причем не только в производственно-экономической, но и просто в бытовой сфере, на уровне повседневной жизни. Этот очевидный факт нельзя игнорировать, нельзя считать современной ту политику, которой во имя ложно понятого патриотизма или национализма отгораживаются от мира. Но столь же бесперспективны те политики, которые видят в глобализации вестернизацию мира, трактуют ее как продолжение модернизации.
Необходимо реформировать систему государственных отношений таким образом, чтобы она могла в ситуации происходящей глобализации учитывать интересы как можно большего числа стран. Главное в том, какой модели глобализации будут придерживаться политики в решении этой проблемы. Если только рыночной, то ее реализация, по всем прогнозам, даст отрицательный экономический, культурный и социальный эффект.
Модель, которая могла бы всех устроить, не может быть ни чисто рыночной, ни этапистской. С началом глобализации эти модели, соответствовавшие этапу индустриализма, перестают быть надежным инструментом политики, а в той мере, в какой сохраняются в этом качестве, влекут за собой острые социальные потрясения и конфликты.
С переходом в постиндустриальное общество неизмеримо возрастает роль человеческого фактора, личности в общественном производстве, с чем не может не считаться любая модель глобализации. Соответствующей природе постиндустриального общества может быть та, которая предоставляет людям, независимо от их национальности и места проживания, равное право на знание и культуру, обеспечивает их культурный рост и развитие, а следовательно, и рост их материального благополучия в любой точке земного шара. Экономическое равенство людей обеспечивается их культурным равенством, в достижении которого, очевидно, и следует усматривать главную цель глобализации.
Межцивилизационный диалог - единственно возможная стратегия выживания в эпоху глобализации, утверждает В.М. Межуев.
18
При этом диалог между цивилизациями - не любое общение, а средство обретения ими самотождественности. Сама идея диалога родилась в Древней Греции. В Новое время эта идея модифицировалась в теорию общественного договора, ставшую аксиомой европейской политической философии и правовой теории.
Первым и наиболее важным условием вступления в диалог является отказ его участников от какого-либо предварительного знания истины. Мудрецы и пророки Востока, которым истина была дарована свыше, не вступали между собой в диалог. Они поэтому легко уживались с тиранами и деспотами, отказывающими другим в праве на собственное мнение. И только греки поняли, что истина есть результат сложного и длительного процесса познания, требующего участия в нем разных людей.
Диалог есть общение свободных и рационально мыслящих людей, ставящих своей целью поиск истины, которая им неведома, но существование которой у них не вызывает сомнения. Поэтому только цивилизация, сделавшая принципом своего существования политическую свободу граждан, придает диалогу значение нормы социальной и духовной жизни.
Диалог - не просто способность сообщать что-то другим или, наоборот, слышать, что они сообщают о себе, но особая форма общения с другими, которую можно определить как разговор с другими о себе или, точнее, что имеет ко мне прямое отношение. Диалог есть следствие потребности человека в самосознании, которое нельзя выработать без посредства других в силу ограниченности и недостаточности всякого самомнения. Диалог всегда есть диалог личностей, двух субъектов, каждый из которых утверждает свою субъективность путем не отрицания, а признания субъективности другого. Кризис культуры в обществе, превратившем человека исключительно в объект познания и управления, и состоит в невозможности налаживания внутри и вне его межличностного диалога. В цивилизации, движимой исключительно экономическим расчетом, диалог практически исключен из системы общественной коммуникации. В этом и состоит конфликт цивилизации с культурой, как он зафиксирован в западной философии. Такая цивилизация способна обрести глобальные масштабы, но не может вступить с другими цивилизациями в диалогические отношения. Диалог, от которого человечество никогда не сможет отказаться в целях сво-
19
его выживания, предполагает наличие такой мировой системы, которая не делит их на передовые и отсталые, ведущие и ведомые.
Само по себе существование различных культурных типов еще не рождает потребности в диалоге. Потребность в диалоге осознается в связи с появлением особого типа, который отличается от всех остальных предельной степенью своей универсальности. Внутри этого типа впервые появляется сознание общечеловеческого родства, формируется идея человечества как единого рода, благодаря чему человек оказывается способным возвыситься над своим видом и тем самым осознать себя не видом, а родом, универсальным существом. То есть в диалоге участвуют люди, осознавшие свою индивидуальность и, как следствие этого, свою универсальность, принадлежность к человеческому роду. И только цивилизация, принципом которой становится свободная индивидуальность, обретает способность к диалогу. Цивилизации, не достигшие ступени индивидуальной свободы, к диалогу не способны. Равно он невозможен и между цивилизациями, находящимися на разных уровнях исторического развития.
Т.А. Фетисова
