CC BY
36
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2013.01.026. АНДРЕЕВА И.С. ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ КАК СПОСОБ МЫШЛЕНИЯ О СВОБОДЕ (В.М. МЕЖУЕВ). (Аналитический обзор).
Понятие культуры имеет множество синонимов, которые используются чуть ли не всеми (не только гуманитарными и социальными) науками в определении как содержания, так и акциденций собственного предмета (например, культура сельского хозяйства, культура Возрождения, художественная и физическая культуры, культура исторической эпохи, культура цивилизаций, культура общества, культура человека и его времени в их подробностях и т.д.). Важнейшее мировоззренческое и методологическое значение при исследовании проблем культуры имеет культурология как теоретический фундамент, которым призван руководствоваться ученый в своем анализе конкретных проблем. Хотя в определении ее предмета и нет единства, точнее всего конкретно-историческая субстанция культурологии выражается в философском понимании человека как свободного искателя особенностей истины о человеке.
В начале 30-х годов ХХ в. марксистско-ленинская философия, провозглашенная самой прогрессивной научно обоснованной наукой, а ее материалистическая диалектика - единственным методом познания для точных, социальных и гуманитарных наук, «сдвинула» культурологию в область конкретного гуманитарного знания. Лишь в начале 1960-х годов в Институте философии АН СССР был создан отдел, призванный изучать теоретические проблемы развития культуры. Одним из пионеров философского исследования культурно-исторических проблем культуры, а также их актуального преломления в цивилизационном развитии стал В.М. Межуев. С 1964 г. и по настоящее время В.М. Межу ев является сотрудником этого отдела.
В постсоветское время (крушения марксистко-ленинской философии) теоретическая культурология выдвинулась на передний план в осмыслении общеисторических тенденций во временном существовании человека, общества и народов.
Журнальные и монографические исследования В.М. Межуе-ва по конкретным и общим теоретическим проблемам культуры в последние годы посвящены осмыслению фундаментально важных для нас проблем времени. Свое призвание как философа И.М. Ме-жуев обогащает, раскрывает и популяризирует не только в научных журналах и монографиях. Своему служению он отдается с большим воодушевлением, привлекая внимание в первую очередь многочисленных учеников (наряду с научной работой в Институте философии РАН он преподает в Московском государственном гуманитарном университете, является профессором кафедры прагматики культуры Академии государственной службы при президенте РФ). Он выступает также с публичными лекциями, участвует в программах ТВ, посвященных философии культуры. В последние годы он - автор многих публицистических статей, участник «круглых столов», бесед, интервью, обсуждений актуальных проблем в Интернете (на его имя иногда в сети дается до 40 тыс. ответов). Его труды привлекают не только специалистов, но и любознательных читателей любого возраста.
Выход за границы академической науки не случаен. Он - ответ на плачевное состояние духовной культуры в стране победившего капитализма, свидетельствующий о гражданской позиции ученого в его стремлении опознать больные проблемы, сделать их публичными, найти пути их решения. В этой связи представляется неслучайным приглашение ученого стать участником серии «Классика гуманитарной мысли», которую Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов открыл в 2010 г., сосредоточившись на проблемах культуры.
Создателям данной серии, похоже, предстоит славное будущее. В предисловии к монографии В.М. Межуева, увидевшей свет в данной серии в 2011 г., ее главный редактор А.С. Запесоцкий пишет: «Порочной модой постсоветского периода стало утверждение, что в СССР гуманитарное знание было неполноценным и второсортным по сравнению с успехами Запада. Однако, несмотря на идеологический диктат, в советской науке трудились многие уче-
ные, образованные и свободно мыслящие. А в лихие 90-е годы содержательные труды советских ученых оказались недоступными молодежи, получающей образование в новых условиях: в море псевдонаучных работ тонут реальные достижения гуманитарной мысли недавнего прошлого. Не случайно по недавним опросам ВЦИОМ более 80% населения оказались не в состоянии назвать хотя бы одного российского ученого» (1, с. 7).
Миссия Гуманитарного университета состоит в культурно-центристской концепции образования, целью которой является приобщение молодого поколения к истинным ценностям гуманитарной мысли. В этой серии будут представлены труды выдающихся отечественных ученых второй половины ХХ - начала XXI в. Серия открылась в 2011 г. «залповым» изданием трех монографий видных отечественных ученых. Первым стал сборник работ члена-корреспондента РАН Н.Н. Скатова, посвященных проблемам культуры (13). Николай Николаевич Скатов - выдающийся отечественный мыслитель широкого профиля, литературовед, директор Института русской литературы (Пушкинский дом), автор 17 книг и множества статей, посвященных писателям Золотого века отечественной литературы, яркий публицист, принимает активное участие в общественной жизни. В данной серии была опубликована также монография известного ученого - организатора научных исследований в области философии академика Вячеслава Семеновича Сте-пина (в нашем реферативном журнале мы представили эту публикацию в РЖ № 3 за 2012 г.). Сборник работ Вадима Михайловича Межуева «История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования» завершает это начинание. В предисловии к сборнику А.С. Запесоцкий (1, с. 7), представляя его как замечательного отечественного философа, выражает уверенность, что его сочинения обогатят данную серию.
Вадим Михайлович Межуев (родился в 1933 г.), окончил философский факультет МГУ в 1956 г. В Институте философии СССР (ныне РАН) работает с 1964 г., главный научный сотрудник этого института. Интерес к философии зародился у него весьма рано. Существенным аспектом его духовного развития в школьные годы, пишет он, был интерес к вопросам, почему так устроен мир, куда идет человек, зачем он вообще существует. Через годы учения он понял, что «ответить на эти вопросы можно, когда осознаешь, что
такое философия, зачем она нужна и что в ней можно делать» (12, с. 96).
Его духовным наставником был Э.В. Ильенков - учитель послевоенной молодежи, у многих пробудивший интерес к истории немецкой философии, и, в частности, к Гегелю (много позже В.М. Межуев отметил значение миссии Ильенкова не только как защитника немецкой классической философии, но и как культуролога, и как инициатора отката советской мысли от советско-марксистской интерпретации марксизма, а также и от самого Маркса. Дипломную работу В.М. Межуева («Критика Гегелем формальной логики») его научный руководитель В.Ф. Асмус и оппонент на защите М. К. Мамардашвили оценили на отлично, но выразили полное несогласие с ее содержанием, поскольку не были поклонниками гегелевской философии. Тем не менее его дипломная работа была опубликована в 1957 г. в «Вопросах философии».
Всю свою жизнь в науке В.М. Межуев хранит верность фундаментальной теме - постижению смысла и содержания духовного производства, объединяемого культурой.
Его кандидатская («Марксистский историзм и проблема культуры», 1971 г.) и докторская («Теория культуры в историческом материализме», 1984 г.) диссертации образуют временное пространство его лояльности марксистскому историзму и материалистической диалектике, завершенное публикацией труда «Диалектика взаимодействия материального и духовного производства. Производство как общественный процесс» (1986).
В.М. Межуев принадлежит поколению шестидесятников, стремившихся обогатить жесткую схему марксистско-ленинской философии, обратившись к аутентичному прочтению сочинений Маркса, упорядочив учение системно. Например, первая книга А. Зиновьева и работы его товарищей были посвящены логической систематизации учения в «Капитале» и других трудах Маркса. Имели место попытки аутентичного прочтения учения о закономерной смене общественных формаций (например, книга Виткина, посвященная формационной теории Маркса, не совпадающая с марксистско-ленинским учением о пяти общественно-экономических формациях). Повторная публикация в 1956 г. ранних «Эконо-мическо-философских рукописей» Маркса (впервые они были опубликованы в середине 20-х годов в ХХ в., но тогда не привлек-
ли внимания партийных создателей марксизма-ленинизма) резко усилила интерес к проблеме человека и способствовала оплодотворению советской философии проблемой преодоления в будущем социального отчуждения. В результате было создано множество работ, посвященных проблемам личности и предмета социализма с человеческим лицом (Л. Пажитнов, Н. Лапин, Ю. Левада, И. Кон, Ю. Замошкин и др.).
Что касается В. М. Межуева, даже в те годы он далеко отходил от формализованного инстанциями отношения к общей оценке марксистко-ленинского учения. Он был одним из первых, кто осмелился в советские годы дать свою, основанную на внимательном изучении работ Маркса, собственную оценку. Он оспорил право исторического материализма (до сей поры тот является важной составной частью философии советского времени) существовать в области философии, усмотрев в нем общеисторическую, а не философскую теорию.
На почву культурологии В.М. Межуев вступил, будучи студентом четвертого курса, в споре с Э.В. Ильенковым, который ограничивал предмет философии логикой и теорией познания, породив в стране движение «гносеологов» («гегельенковцев»). В.М. Межуев выступил с вышеупомянутой оценкой исторического материализма, доказывая, что это - общетеоретическая научная теория, и она имеет право на существование в рамках только исторической науки, а не философии.
Опубликовав статью на эту тему в журнале научно-студенческого общества, В.М. Межуев получил грозный выговор по политической линии от блюстителей чистоты марксистко-ленинской философии, ведь исторический материализм был наряду с диалектическим материализмом главной ее частью, ее фундаментом. Студент был на грани исключения из МГУ. Но горком комсомола как отличника учебы его «простил», отправив на лето в колхоз для перевоспитания. «Проступок» отличника-студента не был забыт начальством, и в течение семи лет ему - отличнику был закрыт путь в аспирантуру, несмотря на публикации книги и ряда статей. Лишь после почти семи лет по окончании университета руководитель открывшегося (1962) в Институте философии сектора культурологии А.В. Садов уговорил начальство принять В.М. Межуева в аспирантуру.
Время шестидесятников складывалось в период «оттепели» и гуманизации общественной жизни, отмеченной всплеском культурной активности. В общественной жизни это выразилось в обращении к проблеме личности, в надеждах на пересмотр устоявшихся догм, в том числе в пользу культурологии. В ряде городов возникли научные культурные центры, в «воронку» которых втянулись помимо философов представители гуманитарного знания - историки, этнографы, филологи, искусствоведы. Возникла и теория культуры, естественно, очерченная пределами марксизма-ленинизма.
В.М. Межуев, нарушая пределы официального марксизма-ленинизма, не пытался дискредитировать учение Маркса. Он хотел бы иначе (иными словами, свободно) понимать учение К. Маркса, непосредственно и более внимательно изучая его труды, чем это было принято в официальном марксизме, оставлявшем без внимания многие идеи основоположника учения. Социально-историческое учение Маркса, по мнению Межуева, следует рассматривать с точки зрения культуры, которая содействует самореализации человека в историческом времени. Помимо этого, и социалистическая собственность, поскольку она охватывает не вещи, а знание, которое не подлежит дележу, так же как и неделимая на части культура, является категорией культурологии, а не экономики. С этой точки зрения, коммунизм и культура тождественны.
Ученый вписывал учение Маркса в границы историко-философского процесса. Одна из первых его статей называлась «Проблема культуры в домарксистской философии» (опубликована в «Вопросах философии»). Он - автор первой главы в коллективной монографии «Коммунизм и культура» (1967), «с которой, собственно, и началась разработка марксистской теории культуры в советской философии» (2, с. 13).
В.М. Межуеву принадлежит также новаторская интерпретация социально-исторического учения и теории коммунизма Маркса (в работах «Диалоги о социализме», «Маркс против марксизма, статьи на непопулярную тему» (6). В постсоветское время В.М. Межуев, сохранив преданность марксистскому принципу историзма и идее прогресса, разработал новую концепцию культуры. Важной темой для ученого являются культурологические аспекты социально-исторической концепции К. Маркса, непринятые нынешними наследниками прежнего официального марксизма-лени-
низма: взгляд ученого выявил оригинальную интерпретацию идей Маркса у основоположников многих социально-философских учений, определявших в Х1Х-ХХ вв. массовые социальные движения.
Ныне В.М. Межуева часто упрекают за излишнюю приверженность к марксизму. Однако он и сегодня видит в Марксе мыслителя, которого нельзя не изучать: «Это - величайший мыслитель Х1Х в. (3, с. 252 и след.).
Краткое перечисление основных результатов, полученных В.М. Межуевым на поприще культурологии, усматривают в следующем: он один из первых увидел в культуре сквозную тему в истории философии Нового времени. В советское время он разработал оригинальный вариант популярной деятельностной концепции культуры, изложив ее в работе «Культура и история» (1977), переведенной на многие языки. Он первым определил науку как феномен культуры, что позже стало ключевым понятием в философии науки. Анализируя Марксову теорию духовного производства, он представил в марксизме возможность нового понимания общественного сознания (2, с. 13-14).
Свой подход к культуре В.М. Межуев подчеркнуто называет философским, рассматривая идею культуры, не упуская истории и в связи с историей философской мысли. Он называет себя филосо-фоведом (по аналогии с литературоведом), не покидая надежды внести и что-то свое, новое в понимание культуры - важнейшей предпосылки и условия человеческого существования. Авторы вводной статьи в серийной монографии Межуева подчеркивают, что он - не «чистый» историк философии: его собственное видение феномена культуры, а также самой философии как одной из форм бытия этого феномена присутствует во всех его сочинениях. «Философия может быть понята и раскрыта в своем качестве и специфике именно как часть европейской культуры», в пределах культурологии, полагают они (2, с. 15).
В недавно изданной монографии Межуев определяет философию как «способ мышления свободного человека» в связи с культурой, рассматривая проблему в периодах ее расцвета, основанных на исторических переломах в развитии общества (эпохи античности и перехода к Новому времени). Когда наряду с мифом и религией человек обогащает собственное самосознание идеей
свободы, тогда складывается в культуре «практическое освоение свободы и в свободе» (6, с. 170).
В.М. Межуев придает большое значение диалогическому характеру философии, вытекающему, по его мнению, из поисков философией истины, которая, как говорили греки, рождается в споре, когда в свободном мнении и суждении все равны перед истиной. Именно философия дисциплинирует спорящих в гражданском обществе, поскольку они способны употреблять слова с одинаковым для всех значением и пользоваться общими правилами рассуждения. Отличие европейской философии от восточной мудрости (с ее пророчествами, откровением и пр.) Межуев видит именно в диало-гизме как способности свободных людей в свободном дискурсе слушать и понимать друг друга. При этом выработку соответствующего языка берет на себя философия. Ныне падение престижа философии, выражаемое в утрате былого влияния, по мнению Ме-жуева, является следствием сужения в современном обществе сферы индивидуальной свободы.
Авторы вводной статьи, посвященной концепции В.М. Межуева, рассматривают данную ситуацию иначе: они согласны, что в различных концептах культурологов сохраняется диалогический характер (по М.М. Бахтину, как «диалог разностей на почве общего»). Но при этом, в частности при наличии у них «общего для них всех мироззренческого пространства и единого понимания проблем, которые несет современная цивилизация, в результате возникает межнациональный культорологический синтез гуманитарных наук» (2, с. 18). Они отмечают, что В.М. Межуев, постоянно подчеркивая отличие своего философского подхода к культуре от позиций культурологов, указывает на их несовпадение друг с другом. «Наука есть знание о мире, философия - самосознание человека в нем живущего», - считает он (2, с. 17). Но, возражают они, Межуев видит себя в зеркале европейской мысли, фиксируя то, что является культурой не для любого, а только для европейского человека» (там же).
В книге В.М. Межуева, вышедшей в данной серии, представлены статьи, выступления и интервью, опубликованные за последние годы. Все они объединены стремлением автора выдвинуть на первый план проблемы и темы, которые сегодня находятся в центре дискуссий. Тематика этих работ и способ рассмотрения про-
блем, поставленных в них, имеют значение для философских антропологов и культурологов, отпущенных в «свободное плаванье» после крушения марксистско-ленинской методологии. К сожалению, в монографии отмечается первопубликация работ, а не дата их создания, так что хронологическое развитие мысли ученого не всегда можно определить. Тем не менее темы и оригинальность их понимания представляют интерес для людей, интересующихся проблемами оправдания бытия и существования человека. Особенно это важно для молодежи, для тех, кто утратил цели, смыслы, систему ценностей, кто брошен буквально на произвол судьбы. Все эти материалы, включенные в книгу, являя тематическое разнообразие, образуют концептуальное единство проблем, рисующих це-локупную картину эпохи, открывают мировоззренческое кредо автора.
Речь идет о месте философии в системах культуры и образования. Сквозной темой и здесь проходит проблема свободы, освещаемая в рамках пространственно-временной системной границы культуры. Ряд материалов посвящен судьбе национальной культуры в эпоху глобализации, в частности, России в процессе обретения своей цивилизационной идентичности.
Примечательно большое интервью «Миросозерцание как проблема свободного человека», данное Ю.М. Резнику в 2003 г. (12), отличающееся от академических философских работ свободным самовыражением, посвященным «философии жизни и жизни в философии». Читатель узнает о пути ученого в философию, о его товарищах и коллегах-учителях, открывавших молодому человеку новые аспекты умозрения (таковы не только Ильенков, Мамарда-швили и Виткин). Существенно важными являются рамышления Межуева о значении и месте философии в современной России.
Ю.М. Резника интересовали ученые-шестидесятники, их влияние в обществе, их место в истории философии, их влияние на общественное мнение. В.М. Межуев называл многие имена - методологов, историков, преподавателей философии (некоторые из них еще живы, о них еще помнят). Но следует учитывать, подчеркивает он, что все они работали в трудное время, под давлением цензуры и прочих весьма многочисленных контрольных инстанций. Любое новое слово воспринималось как событие огромного значения и в то же время служило поводом для гонений, наказаний и скандалов.
В те годы были интересные философы, но их мысли не могли стать достоянием общественного сознания. Теперь многие их мысли, слова, реплики, позиции кажутся такими привычными, даже обыденными, их не замечают, они попросту забыты. Но далеко не все: возрождается самобытное прошлое, хранится в устной, книжной и электронной памяти, передается индивидуальный вклад ярких представителей уходящего поколения.
Межуев определяет «философию как способ мышления свободного человека» (12, с. 107). Причем рассвет философского знания, по мнению Межуева, совпадал с историческими переходами от тиранических и деспотических режимов к свободному обществу -гражданскому, протодемократическому. Это - античность и зарождение Нового времени. Именно в свободном общении люди могли понимать друг друга. «Нет единой на все времена философии, она всегда существует в пространстве философского диалога, его цель -познание истины, причем не столько внешнего мира, сколько самого человека» (12, с. 107-108).
И в самом деле, истоком и сутью, бесценным благом европейской культуры, по мнению В.М. Межуева, является возникшая в эпоху Возрождения идея свободы человека как субъекта деятельности, творящего и созидающего самого себя. В философии Нового времени эта идея выражает единство классического гуманизма, историзма и рационализма, предстает как «классическая модель культуры». В антропологической направленности его философской концепции свобода трактуется не как психологическая и идеологическая, а как онтологическая категория, как способ общественного бытия человека. Мера его свободы выражается в реализации его освобожденности от несвободы. И он - человек в той мере, в какой он свободен.
В.М. Межуев противостоит позитивистскому пониманию человека и стремится представить его цельный образ, раздробленный специализированным гуманитарным знанием. Обращая внимание на антропологический кризис, переживаемый в современной цивилизации, он видит его в конфликте природного и социального, в катастрофическом сокращении среды обитания человека, в нарастании деструктивных социальных процессов, в истощении творческой энергии повседневной деятельности, в утрате положительного образа будущего, в росте пессимистических настроений и т.д. Для
этого кризиса характерно усиление влияния «негативного антропологизма», отрицающего самостоятельную роль человека в процессе функционирования современных социальных систем. Все это - порождение постиндустриального, потребительского массового общества.
Проблеме философского понимания культуры, ее современного положения, размышлениям о месте философии на путях преодоления этого кризиса посвящена монография В.М. Межуева «Идея культуры. Очерки по философии культуры» (4). Философская идея, полагает он, в отличие от научного понятия выполняет в процессе познания не описательную, а нормативную функцию, позволяющую, описывая те или иные факты и явления внешнего мира, также и оценивать их на предмет принадлежности к культуре, особенно, если мы считаем ее своей. В.М. Межуев предлагает решение актуальных проблем современности (например, спорных вопросов о народной и национальной культурах, о цивилизацион-ной и культурной идентичности России, о культуре в условиях модернизации и глобализации, об условиях перехода от диалога цивилизаций к цивилизации диалога). При решении именно этих проблем требуется использовать единую философско-культуроло-гическую методологию, способную в анализе современной действительности осуществить междисциплинарный синтез гуманитарного знания, уловив цельную картину происходящих в культуре и цивилизации процессов. В этой связи авторы вступительной статьи к данной книге полагают, что если это так, в заключительной части книги было бы необходимым использовать единую философско-культурологическую методологию, «способную в контексте анализа современной действительности осуществить этот междисциплинарный синтез гуманитарного знания» (2, с. 21). В.М. Межуев принимает в осмыслении процесса синтеза активное участие, беспокоясь о судьбе самой философии, о чем красноречиво свидетельствует данная монография.
В.М. Межуев считает себя в философии одиночкой, редко в ком он видит единомышленников. Однако он оказал существенное влияние на становление советской культурологии. Не ангажированный в интеллектуальной моде и политической злобе дня, он тем не менее сохраняет значительный отклик в сети (до 40 тыс. ответов), приглашается на собрания несистемной оппозиции (хотя сам
он придерживается не либеральных, а социал-демократических взглядов), возможно, тем не менее принимающей его взгляды на русскую интеллектуальную историю, на «русскую идею», различение народа и нации, на цивилизационное место России и т.п.
В докладе на Ученом совете Института философии (опубликован в 2008 г.) он пытался ответить на вопрос, почему русская философия в отличие от литературы и искусства не стала для Европы органичной частью ее культуры. Ответ гласил: мы живем в разных исторических измерениях; «Запад - в эпохе модерна, а мы до сих пор в эту эпоху попасть не можем» (см.: 7, с. 55) Но подобная позиция уязвима, она не дает ответа на поставленный им вопрос. Как философ культуры, Межуев должен был бы сравнивать целостные характеристики культур, учитывающих в философии (как любви к мудрости) сопоставимые компоненты, особенно когда «философ живет, мыслит и действует в свободе» (там же, с. 67)
Стоит заметить, что в философии модерна (и философ с этим согласен) рассудочность точного знания, сугубый рационализм, особенно в философии духа, не утоляли для людей западной культуры «духовной жажды» в святости, вечности, в сверхразумных (и безумных) мыслях и поведении. Ответ таился, а то и выявлялся, в философоцентричных художественных произведениях русских гениев. Да и свободный дискурс русских философов, их «созерцающее сердце» не казались избыточными для самоуверенной в своем движении на путях научного и технического прогресса Европы. Поэтому в таких делах рассчитываться «на первый-второй» не стоит. Ведь времена меняются, и где теперь «там» так почитаемая «здесь», у нас, философия, явившая преобладание постмодерна, и почему русская художественная классика в эти сумеречные времена более чем жива и «там» и «здесь»?
Но пока, полагает ученый, Россия до сих пор «находится в поиске своей цивилизационной идентичности, своего места в мировой истории...». Если Запад сознает себя как сложившуюся ситуацию, то «Россия - как свою идею. ("русскую идею"), существующую только в голове, а не в действительности» (5, с. 389). В докладе указывается на обоюдную задачу: «Россия, осваивающая западную цивилизацию, обогащает рационализм духовной жизни Запада, "русской идеей", истоком которой является европейский романтизм».
В определении идентичности - синониме тождества или самосознания человека о себе, обобщенно транслирующегося в некоторые общности, в том числе в этнические и национальные, - нет согласия. Так, к примеру, творцов идентичности усматривают в элите некоторых общностей, призванной определить цивилизаци-онную принадлежность страны. Ее полагают заложенной в традициях народа, причем в катастрофических потрясениях она усиливается до трагичности. Таковым было послевоенное положение евреев, переживших холокост, и немцев, принужденных к нулевому часу. Можно сказать, что и для нас распад страны стал часом нуль. Сейчас настаивают на активизации восстановления чувства общности в исторической памяти народа и на возрождении традиций, росту усилий в передаче следующим поколениям памятливой сохранности пережитых бедствий.
Безусловно, для живого тождества важна идея, но не только она и не столько мысли о ней элиты, а наличное состояние народа, его сокрытое в подсознании и в запасах памяти самосознание. Там оно хранится. Оно может очень перспективно выражаться и в молчаливой невыявленности и невысказанности, в сокрытости веры, мыслей и идей (например, в молчаливом сопротивлении враждебным выпадам или вооруженным атакам), а для чуткой элиты - может стать руководством к действию.
Сейчас никто не верит казенной партийной патриотической пропаганде. И «русская идея» как будто не «работает». Но в недавнем историческом прошлом в отчаянных условиях войны народ не нуждался ни в Сталине, ни в лозунгах и призывах, об идентичности не было и речи. Но случилось то, что случилось: дух защиты территории обитания и дух победы. Сейчас, когда «уронили» страну, легко говорить о том, что мы ищем и не можем найти место в ци-вилизационной идентичности.
Сам Межуев полагает, что «Россия в лице теоретиков "русской идеи" и Запад едины в признании универсального характера будущей цивилизации, но по-разному понимают природу этой универсальности и пути ее достижения». И это - правда, утверждает он, и правда состоит в том, что у нас общее происхождение и общая судьба; ныне, утверждает он, это становится все более очевидным. В этой связи особое значение имеет обширный раздел моно-
графии, посвященный анализу судьбы России и значению «русской идеи» в ее реализации.
Как бы ни относиться к этому различному пониманию и русской идеи, и идентичности, Бог, абсолют либо мировой дух откроет и России и Западу единый «знаменатель»: у них общее происхождение, общий и предел. Гегель (правда, о своей стране) говорил, что Мировой дух скомандовал времени идти вперед. Этой команде противятся, но целое движется неодолимо и неприметно для глаза как сомкнутая бронированная фаланга... Можно предположить, что В.М. Межуев не станет оспаривать позицию классика немецкой философии. В годы советской власти ученый получил мощную прививку историзма, и его не покидает вера, что этот «лучший из миров» движется к лучшему будущему. Цивилизация с этой точки зрения вовсе не благо, если она лишена одухотворяющей силы культуры. «Цивилизация - "тело" культуры, тогда как культура -"душа" цивилизации. Тот факт, что этот поиск не привел к желаемому результату. не значает. что его вообще можно не принимать в расчет» (8, с. 396-397).
С В.М. Межуевым, как показывалось выше, много спорили и спорят до сих пор. Например, в обсуждении его выступления в Санкт-Петербургском гуманитарном университете профсоюзов он весьма убедительно защитил философское познание культуры, свободное от внешней необходимости научного познания (в данном случае - культурологии), имеющего дело с традицией, средой, воспитанием и прочими наличными фактами. Для философа культура - дело свободного выбора, говорил он, философ вправе свободно искать в развитии культуры ростки будущего в свободе любви, добре и справедливости и лично быть ответственным за них. И философский метод познания культуры состоит в том, что ученый ищет истину не в данности, а в идее и идеале.
Слушатели доклада оспаривали данную позицию: как и в докладе на семинаре в фонде «Либеральная миссия», они доказывали докладчику непостижимость и нереализуемость идеала, часто называемого ими утопией. Но эта его особенность - неисполнимость идеала - выражает его сущность. Созданный разумностью человека, он воодушевляет его на поиски совершенства - истины, добра и красоты, а так как путь к вершине бесконечен, то и идеал остается вечной путеводной звездой человечества.
Примечательны его возражения известному историку-медиевисту Арону Яковлевичу Гуревичу - культовому для историков-методологов интерпретатору методов познания исторического процесса, который упрекал философов в отрыве от трудов историков. Они едва ли представляют, утверждал А.Я. Гуревич, те новые тенденции, которые наметились в области исторического знания. Историк полагал, что философы истории всегда диктуют некоторую схему, поневоле упрощающую красочную и многообразную действительность. Признавая необходимость для исторической науки наличия теории - опирающейся на источники, использующей комплекс исторических посылок, не порывающих с эмпирией и традицией, - Гуревич утверждал: он как историк лишен возможности следовать за философом и социологом в заоблачные дали.
Вопрос о соотношении философии истории и исторической науки, возражая Гуревичу, утверждал Межуев, есть часть более общего вопроса о различии научного и философского познания. Соглашаясь с тем, что исторический материализм как наиболее догматизированная область советской философии, оторванная от реального опыта современной науки, может вызвать возражения, В.М. Межуев тем не менее отвергает упреки Гуревича, заявляя, что никакая серьезная философия истории не подряжалась служить историку в его работе над эмпирическим материалом, не брала на себя роль «служанки» исторической науки. В исторической науке философия видела лишь исходную базу для решения собственных проблем; при объяснении истории философ, как предлагал Кант, должен встать «на другую точку зрения».
Философски понятая история есть самопознание разума в процессе его исторического самоосуществления. Так понимал проблему Гегель. Маркс в согласии с ним поставил цель заменить такого рода философию истории учением, названным им материалистическим пониманием истории, что не привело к устранению философии из исторического познания. А.Я. Гуревич, ограничивая теорию обслуживанием эмпирических фактов исторической науки, сводит ее к позитивистской теории познания, отвлеченной от онтологии. В этом плане союзниками А.Я. Гуревича В.М. Межуев называет А.И. Ракитова и Э.Н. Лооне, призывающих исследовать историческое знание средствами логического и лингвистического познания.
Для историка прошлое - исключительно объект познания. В идеале, изучая только прошлое, он должен смотреть на него глазами живших тогда людей, но это невозможно по определению: историк находится в настоящем времени, и отпечаток времени всегда лежит на его представлениях о прошлом. К тому же знание о прошлом и его ценность, что очень важно для Межуева, - не одно и то же. Для человека знание о прошлом служит его собственному самопознанию и определению его места в прошлом.
Историк при создании своего труда должен уловить свое место в рамках мировой истории, а это невозможно без философии с ее движением от будущего к прошлому. «Без осознания будущего вообще не может быть философского осознания истории»1.
Обратившись к обзору философско-исторических взглядов К. Ясперса и Н.А. Бердяева, В.М. Межуев подчеркивает значение, придаваемое ими в историческом процессе деятельностному началу как его матрице. В человеческой истории, субъектом которой является человек, огромное значение имеет освоение им перехода от прошлого через настоящее в будущее, который выражается в поисках единства. Цель либо идея придают человечеству это единство, которое усматривается в счастье человеческого рода (просветители), в моральном совершенстве (Кант), в творческом самообнаружении индивида (романтики), в абсолютном знании (Гегель), в воле к мощи (Ницше) и «в справедливом общественном устройстве» (социализм?).
Гуревич называет такой подход телеологическим и ненаучным. На склоне дней своих он упрекал в телеологичности и марксистскую теорию общественнно-экономических формаций, основываясь, правда, на ее изложении в советское время, на что указал ему Межуев в споре с ним о природе исторического знания. История, полагает Межуев, - объект не только науки. Историка, не только познающего факты, но и живущего в истории, не могут не интересовать вопросы, куда она движется, в какое будущее и как люди прошлого определяют цели и свои ценности. «Самоценность» и «самодостаточность» исследования в познании исторических фактов (термины Гуревича) не исчерпывают наше отношение к истории. Наличие философии истории в общем составе историче-
1 Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М., 1991. - С. 155.
ского знания - свидетельство того, что история не ушла целиком в прошлое. Вытеснение философии истории из исторического знания -знак о конце не только философии истории, но и самой истории.
В докладе «Русская идея и универсальная цивилизация» на семинаре в фонде «Либеральная миссия» в конце 2010 г. (тема семинара: «Куда ведет кризис культуры?») Межуев рассматривал «русский вариант модерна», полагаясь на «русскую идею», надеясь, что в диалоге (а может быть, и в союзе) с европейской цивилизацией и русской культурой возникнет новая цивилизационная общность. Встреча в данной аудитории имела принципиальное значение. В наше время свободного поиска свободной мысли академическая философия оказалась в своего рода жесткой автономии: каждый «дует в свою дуду», не обращая внимания на общественную потребность хоть в какой-то симфонии, не упоминая о едином «выходе на публику». Говорят, что профессиональные философы даже не читают работы своих коллег. В.М. Межуев - один из немногих, кто уважает публичность.
Доклад был выслушан с вниманием. Выступавшие похвалили за продуманность и ясность изложения и богатый язык. Но почти никто не захотел усвоить главную мысль докладчика о необходимости диалога общих по происхождению общностей. В оживленной дискуссии автора с его «русской идеей» осуждали за грех впадения в «средневековую хилиастическую ересь» (И. Яковенко), за необоснованные претензии видеть в «русской идее» универсализм (А. Пилипенко); утверждали о невозможности существования национальной идеи в империи (Э. Паин), о самом ее наличии (А. Тихонова), попрекали за ее ветхозаветность (А. Давыдов), А. Кара-Мурза усмотрел у автора европеизм, а потому и неспособность адекватно выразить русскую идею. Общее согласие слушателей выразилось в возмущении словами автора о бездуховности Запада и неспособности с помощью рассудочности и рационализма ориентированного на рынок и финансовое богатство, обеспечить общественное благоденствие. Между делом автору наглядно открывали наличие у Запада духовных и иных прекрасных ценностей.
Общее впечатление - безупречное устройство Европы и ущербности «русской идеи» - подпортил своим выступлением Михаил Афанасьев (директор по стратегиям и аналитике ГК «Никколо М»), который согласился со всеми тезисами докладчика, дополнив,
что «взлет "русской идеи" у ранних славянофилов и у Достоевского неразрывно связан с европейским консерватизмом». Именно это направление поставило важнейшие для современного человечества задачи (ограничение капитализма и потребительского общества, самодисциплина цивилизации, верность природе и традиции, спасение сообща - миром). Идеи, высказанные православными мыслителями, можно найти и в католическом социальном учении - например в теории субсидиарности.
В позднем славянофильстве превращение всечеловечества в идею цивилизационной обособленности и превосходства совершилось в эпоху нараставшего в мире влияния национализма, что олицетворялось в именах К. Леонтьева, О. Шпенглера, О. Шпанна, евразийцев, в русском коммунизме и российском неолиберализме.
Это было широкое общеевропейской течение, имевшее социальные корни. Народников с ранним славянофильством сближало то, что они так или иначе соединяли в своих проектах традицию с прогрессом. Российские либералы сначала тоже почти все были государственниками и народниками. Настоящими западниками в дурном смысле были русские марксисты, как и либералы, торопившие капитализм, для либералов прогрессивный, для марксистов -живой труп. Воспевание славянофильства и народников как анахронизма и отсталости вошло в учебники.
Ссылаясь на Поланьи, Афанасьев подтверждает значение консерваторов (от Дж. Вашингтона и О. Бисмарка до Дэн Сяопина) в реорганизации контроля за рынком и процессом модернизации, что необходимо для успешного цивилизационного развития. Снизу его торопили городские коммуны и сельские общины, гильдии, кооперативы, профсоюзы. Так было положено начало формированию социального государства в Дании и других Скандинавских странах, где были сильны общины, кооперативы, общественные объединения. Влиятельная идеология «скандинавизма» - прямой аналог нашего славянофильства. У них выросло социальное государство, а потом - общинно-кооперативно-профсоюзный социализм.
Важный корпус идей, проектов и дел, с которыми было связано общественное развитие в России, не совпадал ни с реакционной политикой двух последних Романовых, ни с хищничеством российского капитализма, ни с политикой революционной. Земство и кооперативное движение тысячью нитей идейно и духовно связа-
ны со славянофильством и народничеством. Это практический жизненный синтез русской традиции с европейским Просвещением. Посмотрев сквозь данную концептуальную призму на русские споры о развитии капитализма и судьбах традиционного общинного строя, мы осознаем всю примитивность наших представлений о «тупиковой» и «не актуальной» российской традиции, проявившихся в отторжении того, что написано в докладе Межуева.
По сути дела, все советское время «неистовые ревнители» чистоты марксизма-ленинизма боролись против самой истории, особенно против единства исторического процесса, в том числе и в его ценностном содержании. Можно сказать, что к ним примкнули и сторонники рассудочного понимания как философии, так и самой реальности, выразившегося в позитивистской методологии. В.М. Ме-жуев предъявил аксиологический, ценностный подход к истории как «любви к отеческим гробам». И в то же время его не покинула надежда на необходимость такой парадигмы исторического развития, в которой западная культура и восточная цивилизация преодолеют стихийное влечение к закату.
Заключая раздел о цивилизации и культуре, в котором рассматривались проблемы «русской идеи и русской идентичности», Межуев пишет: «Я не считаю "русскую идею" панацеей от всех бед. Возможно, она даже более утопична, чем идея европейская, но во всяком случае она - не менее универсальна. Вот почему эта Россия по своей идее равновелика Западной Европе. Она часть большой Европы, которая состоит из двух половин, одна из которых тяготеет к рационально-правовой организации общества, а другая, -не отрицая первое, - к его духовно-нравственной организации... Сейчас европейский Запад теснит европейский Восток. пытается интегрировать его в свою цивилизацию, но как знать, не наступят ли времена, когда и там придется не только вспомнить, но и вернуться к тому, о чем твердила постоянно "русская идея", к чему она звала, на что надеялась?» (8, с. 396-397).
Он - дитя шестидесятых - не одинок в подобном отношении к прошлому.
Список литературы
1. Запесоцкий А.С. Философия как призвание // Межуев В.М. История, цивилизация, культура. Опыт философского обоснования. - СПб., 2011. - С. 6-9.
2. Запесоцкий А.С., Марков А.П. Идея культуры Вадима Межуева // Там же. -С. 9-32.
3. Межуев В.М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. - СПб., 2011. - 440 с.
4. Межуев В.М. Идея культуры. Очерки по философии культуры. - М., 2006. -391 с.
5. Межуев В.М. «Русская идея» и универсальная цивилизация: Доклад // Куда ведет кризис культуры? Семинар 4-й, 29 ноября 2010 / Фонд «Либеральная миссия». - Режим доступа: http://www.liberal.ru/articles/cat/5640 (Дата последнего обращения: 21.12.2010).
6. Межуев В.М. Маркс против марксизма: Статьи на непопулярную тему. - М.,
2007. - 176 с.
7. Межуев В. М. Мы - антимодернисты. О философии // Русский журнал. - М.,
2008. - 19 дек. - С. 3-5.
8. Межуев В.М. Россия в поисках своей национальной идентичности // Межу-ев В. М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. -СПб., 2011. - С. 363-488.
9. Межуев В.М. Свобода как время и пространство культуры // Межуев В.М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. - СПб., 2011. - С. 143-170.
10. Межуев В.М. Философия в системе культуры и образования // Межуев В.М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. - СПб., 2011. - С. 33-95.
11. Межуев В.М. Цивилизация в контексте философско-исторического знания // Межуев В. М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. - СПб., 2011. - С. 313-330.
12. Резник Ю.М. Философия как мировоззрение свободного человека. (Философия жизни или жизнь в философии?): Интервью с В.М. Межуевым // Межуев В.М. История, цивилизация, культура. Опыт философского истолкования. - СПб., 2011. - С. 95-142.
13. Скатов Н.Н. О культуре. - СПб.: Изд-во СПбГУП, 2010. - 416 с.
14. Соколов Э.В. В миру и наедине с самим собой. - Режим доступа: http://samlib. ru/s/sokolow_e_w/memory.shtml (Дата последнего обращения: 15.10.2012).
15. Степин В.С. Цивилизация и культура. - СПб.: Изд-во СПбГУП, 2011. - 407 с.
2013.01.027. ВРАЧИУ М. О ПРОРОКАХ И ФИЛОСОФАХ. VRACIU M. Of prophets and philosophers // Romanian review of political sciences and international relations. - Bucharest, 2010 - Vol. 7, N 1. - P. 71-79.
Профессор Университета «Александру Иоан Куза» г. Яссы Марина Врачиу вслед за известным исследователем мистических течений Итамаром Грюнвальдом не только поднимает вопрос о трактовке пророчеств в философии Моисея Маймонида (Моше бен
