CC BY
14
В.А. Суковатая, Е.Г. Фисун
ЖЕНСКИЕ ТЕЛА И ИМПЕРСКИЕ ФАНТАЗИИ: ГАРЕМ КАК ТЕРРИТОРИЯ ВОСТОЧНОГО ДРУГОГО*
В современном массовом сознании гарем представляет собой важный элемент европейских представлений о восточной культуре, репрезентирующий ее фундаментальное отличие от культуры европейской, христианской, и прежде всего - противопоставление «мужской» публичности и «женской» домификации (отсутствие публичного статуса). Гарем как форма наиболее выраженной демаркации пространства на «мужское» и «женское» представляет определенную загадочность для внешнего наблюдателя, не вовлеченного в интимное (приватное) понимание восточной культуры.
Если образы типичной восточной маскулинности имеют в европейском визуальном сознании очевидные аллегории с турецким ятаганом, бешено мчащимся арабским скакуном, ситуациями охоты на тигров или львов (что зафиксировано в образах западноевропейской живописи Х1Х в.) и репрезентируют категории открытости, страстности, натиска, активности, то восточная женственность скрыта и даже утаена от внешнего наблюдателя, помещена в некую «складку» культуры, проникновение в которую для среднего европейца практически невозможно. Гарем и по сей день остается для европейцев и американцев пространством культурного фантазирования, заменяющим знание и понимание.
Тема гарема охотно эксплуатировалась как великими композиторами ХУШ и XIX вв. (оперы Моцарта «Похищение из сераля»
* Суковатая В.А, Фисун Е.Г. Женские тела и имперские фантазии: Гарем как территория восточного другого // Лабиринт: Журнал социально-гуманитарных исследований. - 2014. - № 5. - Режим доступа: http://journal-labirint.com
и Россини «Итальянка в Алжире»), так и современной массовой культурой, например, в турецком сериале «Великолепный век». После работ М. Фуко и Э. Саида изучение гарема активизируется в феминистской и постколониальной критике: принципиальным становится тезис о том, что жизнь женщины в восточном гареме -это пространство социального бесправия, невозможности самовыражения, а также сексуального рабства. Однако, как замечают ряд историков Востока, гарем в некоторых странах это еще и способ выживания для девушек из беднейших семей, а также система ведения домашнего хозяйства, в котором установлен круг обязанностей для каждой обитательницы. Таким образом, гарем как «скрытое» пространство восточной культуры и как способ производства гендерных идентичностей до сих пор представляет спорный, сложный, неоднозначный феномен, требующий аккуратного изучения.
Визуальные образы гаремов были широко представлены в западноевропейской живописи Х1Х в., прежде всего французов, итальянцев, англичан, которые и создали экзотические и кинематографически яркие «сценки из гарема», вошедшие в иконографию современной массовой культуры на правах «аутентичных». В действительности ни один европейский художник не мог быть допущен на территорию гарема. Большинство из картин «о гареме» опираются на восприятие художником открытой части восточных дворцов и городского пространства и проецирование своих знаний на «закрытую» часть дома.
Гендерный, географический, имперский и национальный дискурсы существуют не изолированно друг от друга, а взаимопроникают и поддерживают друг друга. То, что тело (а особенно - женское тело) может символизировать определенные пространства, национальные территории и географические объекты, было замечено в глубокой древности. Колониальная экспансия становится не только основой экономического базиса европейских империй, но и формой общественного сознания. Окраинные «цветные» территории понимались как женское начало. «Именно женское тело <...> лежит на пересечении территории, расы и гендера, связывая их между собой и являясь идеальным резервуаром для воплощения колониальных фантазий европейского мужчины».
В.А. Суковатая, Е.Г. Фисун
Мотивы гендера и сексуальности становятся центральными в репрезентации отношений империи и колоний в литературе XIX в. Но если в литературных произведениях взаимосвязь гендера, сексуальности и территориальной экспансии не всегда артикулируется прямо, то западноевропейская живопись в этом отношении более откровенна. «Именно необходимость морального обоснования имперских амбиций Западной Европы и доминации маскулинного субъекта над женским телом колоний стимулировала, на наш взгляд, развитие ориентализма как направления в искусстве XIX века, а также актуализацию определенных жанров ориентализма».
Наиболее распространенные «гаремные» сюжеты - гаремные танцовщицы; гаремные развлечения наложниц; гаремные свидания с султаном; покупки гаремных красавиц и базарные торги за женское тело; гаремные бани; гаремные курения; гаремные куртизанки. Куртизанка, наложница, обнаженная купальщица, танцовщица символизировали одну из форм восточного хронотопа «разврата».
Если в изображении женщин собственных наций все более широкую популярность получают образы женщин, стремящихся к трудовой и эмоциональной эмансипации: артистки, балерины, «городские барышни», «профессиональные женщины», то в образах восточных женщин художники воспроизводили женские роли, которые осуждались в Европе и которые отражали сексуальные фантазии европейских мужчин: куртизанки, наложницы, нимфоманки. «Гаремные женщины удовлетворяют гендерную "ностальгию" Европы».
Изображение обнаженных женщин у Энгра подчеркивает противопоставление «цивилизованной» Европы и «распущенного» Востока, ведь в европейском сознании гаремные женщины ассоциировались с европейскими куртизанками и проститутками. Кроме того, изображение гаремных вожделений в ориентализме XIX в. - это визуализация «маскулинной гегемонии» Запада.
«Невольничий рынок» - один из центральных сюжетов гаремной живописи. При этом нередко здесь изображалась продажа не черных или восточных невольниц, а белых женщин, попавших в плен к пиратам. В этих сценах Восток представлен врагом Европы, наносящий удар по основам европейской морали. Художники охотно изображали жестокость туземцев в обращении с европей-
скими женщинами, но не по отношению к «своим» (восточным) женщинам. Восток представлен как территория антигуманности.
В образах «гаремных курений», где главными объектами изображения выступают одалиски с разгорающимся кальяном, западноевропейские ориенталисты «удвоили» масштабы «мужского удовольствия»: восточные красавицы не только эротически соблазняют «мужской взгляд», но и будят в мужчине стремление насытить себя нелегальными удовольствиями, наслаждением иллюзиями, миром грез.
В образах «восточного гарема» западноевропейскими живописцами были продемонстрированы фобии Европы Х1Х в.: сопротивление женской эмансипации (в сюжетах гаремного быта), боязнь этнокультурной ассимиляции с Востоком (в сюжетах продаж «белых женщин»), необходимость морального оправдания экспансии (в сюжетах гаремных страстей). В образах «восточного гарема» европейская идеология империализма эротизируется, утверждается превосходство европейской, «белой» гендерной политики.
Восток в живописи Х1Х в. представлял своего рода зеркало, в котором живописцы фиксировали эгоцентризм, индивидуализм западного субъекта, его социальные и сексуальные страхи. «Путем визуализаций гарема территория "Востока" в западноевропейской культуре мифологизируется, превращаясь из географического пространства в визуальную метафору».
К.В. Душенко
