CC BY
28
Л. П. Лаптева (Москва)
В. А. Францев как исследователь творчества Йозефа Добровского
В. А. Францев принадлежит к числу тех русских славистов XX в., значительная часть жизни и творчества которых прошла за рубежом. Но если имена многих ученых, оставивших Россию после 1917 г., были вплоть до недавнего времени полностью или почти полностью забыты, во всяком случае, на их родине, и возвращаются в сферу общественной жизни лишь в самые последние годы \ то о В. А. Францеве и раньше уже существовала довольно значительная литература. В 1927 г. в связи с 60-летием ему посвятили свои статьи чешские и словацкие ученые 2. Широко отмечался в чехословацкой литературе и прессе и 70-летний юбилей русского слависта 8, появилось и несколько некрологов после его смерти Есть статьи о Францеве также в словарях и энциклопедиях Наиболее обстоятельно его творчество представлено в советской историографии. Автору этих строк принадлежат несколько статей о Францеве в которых на материалах, собранных в архивах бывшего СССР и бывшей Чехословакии, освещен его жизненный путь и проанализированы основные направления его научного творчества. Имеются также работы, написанные с использованием эпистолярного наследия и характеризующие его контакты с рядом ученых и писателей 1. К важным трудам о русском слависте относится книга профессора Пражского университета Т. Силла-бы 8, в которой"наряду с биографическим очерком и краткой характеристикой научной деятельности содержится наиболее полная (из опубликованных) библиография трудов ученого, литературы о нем и ряд других ценных данных. Педагогическая и научная деятельность профессора Варшавского университета В. А. Францева отражена и в советской коллективной монографии «Славяноведение в дореволюционной России» 9.
Однако, несмотря на все сказанное, до сих пор творчество В. А. Францева оценено не в полной мере. Любознательный исследователь может еще многое почерпнуть из литературного наследия этого крупного русского слависта первой половины XX в. В настоящей статье рассматривается вопрос об особенно-
стях изучения Францевым творчества патриарха европейского славяноведения, чешского ученого Йозефа Добровского.
Хотя биография В.А. Францева в отечественной историографии освещена достаточно подробно 10, однако почти все издания, в которых читатель мог бы найти соответствующие сведения, стали библиографической редкостью. Поэтому представляется целесообразным остановиться на главных вехах жизни ученого.
В. А. Францев родился 4(16) апреля 1867 г. в городе Ново-георгиевске (Модлине) Варшавской губернии Российской империи. Отец его, военный лекарский помощник в Новогеоргиевской военной больнице, был русским по национальности и православным по вероисповеданию. Мать же,*" Мария Адольфовна, в девичестве Купке, была полькой, католичкой и говорила только по-польски. Будущий ученый был с детства двуязычным. После смерти отца в 1873 г. он воспитывался в польской среде, однако окончил русскую гимназию, а потом и Варшавский университет, в то время - русский. Затем он несколько лет преподавал русский язык и литературу, историю и географию в русских гимназиях Варшавы. В 1892 г., став кандидатом, Францев начал проходить подготовку к профессорскому званию по предмету славянских языков и литератур. В 1893 г. он получил право на заграничную научную командировку и впервые посетил Прагу, в 1895 г. сдал магистерские экзамены и три года усердно работал в Праге над материалом для магистерской диссертации. В 1900 г. Францев был назначен доцентом кафедры славянских языков и литературы в Варшавском университете, а после защиты магистерской диссертации на тему «Очерки по истории чешского возрождения. Русско-чешские ученые связи конца XVIII и первой половины XIX в.» (1902 г.) стал экстраординарным профессором, а затем и ординарным — по получении степени доктора славянской филологии за диссертацию «Польское славяноведение конца XVIII и первой четверти XIX ст.» (1906 г.).
Варшавский университет тех лет, когда там преподавал Францев, переживал период упадка. Учебный процесс часто нарушался, студентов было мало, антирусские настроения польского общества, выражавшиеся и в требовании ликвидировать русский университет, заставляли крупных русских ученых покидать Варшаву. В университеты, расположенные внутри России, уезжали даже те профессора, которые вовсе не разделяли принципы политики официальной России по поль-
скому вопросу. К сожалению, польский национализм игнорировал подобные детали, ему была свойственна агрессивность по отношению ко всему русскому. Постепенно Варшавский университет оскудел педагогическими и научными силами. Ставился вопрос о его закрытии. Францеву уезжать было некуда: Польша - его родина и сам он полуполяк. Из его писем видно, что он не хотел переселяться во внутреннюю Россию, хотя и был российским подданным и православным. Францева больше тянуло в Чехию, где сфокусировались его научные интересы, где существовала близкая ему научная среда. Прожив в Праге несколько лет и посещая ее ежегодно, он установил научные и личные связи практически со всеми чешскими славистами, филологами, историками, писателями, у которых находил сочувствие своим научным усилиям. В Праге этот русский славист публиковал книги, писал статьи в чешские журналы, сотрудничал с Чешской Академией наук и искусств.
После начала первой мировой войны, перед занятием Варшавы немецкими войсками, русский Варшавский университет был эвакуирован в Ростов-на-Дону. Францеву также пришлось оставить Варшаву. Некоторое время он преподавал в Ростове, но после 1917 г. этот город вскоре оказался одним из центров гражданской войны. В то же время, с образованием нового Польского государства Францев формально стал польским гражданином. Как указывает Т. Силлаба, в июле 1921 г., получив разрешение органов советской власти, Францев выехал в Варшаву, откуда потом как польский гражданин русской национальности, с разрешения польских государственных органов уехал в Прагу 11. Эти сведения об обстоятельствах отъезда Францева из России, правда, не подтверждаются документально, не вполне "согласуются с некоторыми высказываниями его современников и коллег 12; но утверждения Т. Силлабы основаны на устных показаниях родственников Францева и вообще близко знавших его людей и представляются заслуживающими доверия. Отметим, что аналогичные устные свидетельства приходилось слышать и автору настоящей статьи от тех же людей, которые информировали и профессора Т. Силлабу. Ввиду этого Францева нельзя безоговорочно относить к числу русских эмигрантов в обычном смысле этого понятия: он был польским гражданином русской национальности, приехавшим в Чехословацкую Республику на работу в Пражском университете по официальному приглашению профессорской коллегии и адми-
нистрации университета. 20 декабря 1921 г. Францев был назначен ординарным профессором славянской филологии в Карловом университете и возглавил русское отделение Славянского семинара на философском факультете. В 1927 г. он получил чехословацкое подданство. В течение 15 лет преподавания в Славянском семинаре он готовил кадры школьных учителей русского языка и литературы. В отличие от многих других русских ученых Францев занимал в Праге особое положение. Материально обеспеченный профессор не жил в среде русской эмигрантской колонии, а свободное время проводил в обществе своих пражских друзей и коллег. Тем не менее, он активно участвовал в русской академической жизни Чехословакии, являясь действительным членом, а затем и председателем Русского института в Праге, председателем Русской академической группы в Чехословакии и заместителем председателя Союза русских академических организаций за границей. Кроме того, с 1930 г. Францев - член Славянского института, где работал в Комиссии по изданию источников по истории славянских связей вместе с профессорами М. Мурко, Я. Махалом, И. Поливкой, Л. Нидерле, М. Шыйковским и М. Вейнгартом. Был он также активным членом Общества для исследования Словакии и Подкарпатской Руси. В 1937 г., когда Францеву исполнилось 70 лет, он вышел в отставку, но продолжал участвовать в работе Славянского семинара. Оккупация Праги нацистами вызвала негативную реакцию ученого. Когда в Славянском институте был установлен немецкий контроль, он перестал посещать это учреждение. Современники ученого вспоминают, что он жадно следил за ходом военных событий после нападения Германии на Советский Союз и был уверен в победе последнего. Умер В. А. Францев 10 марта 1942 г. в Праге, где и похоронен на Ольшанском кладбище.
Научная деятельность русского слависта в Праге продолжала развиваться в том же направлении, что и в варшавский период его жизни, и была достаточно плодотворной. Францев, как и ранее, исследовал славянские связи, публиковал источники (особенно корреспонденцию между славянскими деятелями разных стран). Высшим достижением ученого в этой области стало издание переписки П. Й. Шафарика с русскими учеными, вышедшее из печати в 1927—1928 гг. в двух книгах 13. Вместе с тем он продолжал интересоваться творчеством других чешских деятелей периода национального возрождения, в частности Й. Добровского.
Этому чешскому будителю Францев отвел немало места в магистерской диссертации (1902). Тогда Добровский привлекал его не столько как родоначальник изучения славянских языков, сколько как сторонник России, веривший в могущество этой славянской державы и в ее победу над Наполеоном. По мнению Францева, труды «патриарха славяноведения аббата Иосифа Добровского, первого чешского русофила в самом высоком значении этого слова», послужили стимулом для изучения чехами России 14. Францев утверждал, что «начало сношениям Добровского с русскими учеными... положил гр. Н. П. Румянцов» (так в тексте. — Л. Л.), который «в бытность свою, в царствование Екатерины II, посланником во Франкфурте-на-Майне» через посредство австрийского посланника во Франкфурте графа Филиппа Стадиона обратился к Добровскому «за разъяснениями некоторых занимавших его вопросов касательно древней истории и взаимных сношений славянских народов между собою»; Н. П. Румянцев просил Добровского сообщить, «не встречались ли ему в исследованиях древней истории чешской данные о сношениях с Россией, а вместе с тем указать и самые источники», к которым можно было бы обращаться за справками 1 °. Однако Добровский, видимо, не откликнулся на это обращение русского дипломата, так что отношения между ними установились много позднее.
В своей диссертации Францев кратко описал путешествие Добровского в Россию в 1792 г. Собственно, оно состоялось в ходе поездки, предпринятой по поручению Чешского научного общества в Швецию для разыскания и обследования увезенных шведами в период Тридцатилетней войны чешских рукописей. Побывав в Швеции вместе с гр. Иоахимом Штернбергом, Добровский напраййлся в Финляндию, откуда - в Петербург, а затем в Москву. Целью его пребывания в России было изучение памятников церковнославянской письменности. В Петербурге он в течение двух месяцев изучал материалы библиотек и архивов, а с 25 октября 1792 г. по 7 января 1793 г. работал в Москве, разыскивая в старых славянских рукописях разночтения в версиях перевода Нового Завета для предполагавшегося в Иене нового издания его текстов. (Да и сам исследователь тогда мечтал об издании славянской библейской полиглоты.) На основании писем Добровского Ф. Дуриху Францев восстановил некоторые детали поисков чешского будителя, а также обратил внимание на то, что он использовал свое пребыва-
ние в России для основательного ознакомления с русским языком, проявив также интерес к русской литературе. О периоде после возвращения Добровского на родину рассказывалось, что он собрал вокруг себя молодых людей, которым читал лекции по старославянскому языку, славянским древностям и литературам, что «ученый кабинет» Добровского стал первой чешской школой, из которой и вышли его ученики и последователи, подготовившие почву для «русско-чешской взаимности в литературе и науке» lö. Францев обращает внимание читателей и на создание Добровским сочинения «Сравнение российского языка с богемским», а также краткого самоучителя русского языка в 1799 г., отмечая, что труды Дт>15ровского стали изучаться русскими учеными, что о них писал, в частности, М. Т. Каченовский в «Вестнике Европы», благодаря чему имя Добровского уже получило некоторую известность в России. Особым вниманием в российских научных кругах пользовался труд Добровского «Institutiones linguae slavicae» (1822), на основе которого возникла «Славянская грамматика» И. Пенинского, «заимствованная преимущественно из Грамматики Добровского». Это было в 1825 г., а в 1833-1834 гг. «Institutiones» были переведены на русский язык и напечатаны под названием «Грамматика языка славянского по древнему наречию».
Здесь уместно отметить, что, освещая вопрос о распространении «Славянской грамматики» (так кратко в русской литературе того времени назывались «Institutiones»), Францев опустил ряд важных деталей. Современники вспоминают, что когда сочинение Добровского уже было готово к изданию, он получил из России опубликованную в 1820 г. работу А. X. Вос-токова «Рассуждение о славянском языке». Добровского поразило новаторство выводов Востокова. Широко известно, что книга Добровского произвела огромное впечатление на европейских ученых и долгое время была едва ли не единственным источником сведений о древнеславянском языке. Однако, если бы ее сравнили с небольшим по объему сочинением Востокова, то это сравнение обнаружило бы, что книга Добровского является анахронизмом. Но работу Востокова мало кто знал за рубежом, да и в самой России ее оценить не смогли. Не учел этих обстоятельств и Францев, представив в своей магистерской диссертации Добровского непререкаемым авторитетом в области древнеславянского языка. Между тем, новаторство Востокова вполне объяснимо: в его распоряжении было значительно больше древних памятников
славянского языка, чем у Добровского, что и привело русского ученого к мысли о необходимости исследовать и показать свойства языка и различных его форм в динамике тех изменений, которые они испытывали в ходе столетий; Добровский же рассматривал язык как нечто неизменное.
Некритичное отношение Францева к Добровскому проявляется и в других случаях; но вопрос о связях чешского просветителя с русским научным миром скрупулезно прослеживается Францевым во всех деталях на основании источников.
Тот факт, что Францев был признанным знатоком источников о чешском национальном возрождении, в том числе о деятельности Добровского, вероятно, побудил Чешскую Академию наук и искусств предложить русскому ученому подготовить публикацию переписки Й. Добровского с польским ученым Ежи Самуэлем Бандтке (1810-1827). Издание их писем было осуществлено в 1906 г. 17, составив второй том корреспонденции Добровского 18. Письма Е. С. Бандтке хранились в Рукописном отделе Библиотеки Музея Чешского Королевства, а письма Добровского Францев разыскал в библиотеке Академии в Кракове. В предисловии к публикации Францев подробно изложил биографию Е. С. Бандтке (1778-1835), так как, по его мнению, в тогдашней литературе еще не было удовлетворительного освещения деятельности польского ученого, а его значение в развитии науки о славянах недооценивалось. При этом Францев использовал для сообщения сведений о Бандтке автобиографию последнего, датированную 24 июля 1826 г., опубликовав ее текст полностью 1Э. От себя Францев добавил перечень трудов польского ученого общим числом 34, не вошедших в автобиографию и написанных на немецком, польском и латинском языках. Ценным в этом библиографическом обзоре являются указанные Францевым переводы трудов Бандтке на русский язык, печатавшиеся в «Вестнике Европы», когда издателем его был М. Т. Каченовский. Последний и сам неоднократно использовал труды Бандтке для собственных статей. Кроме издателя журнала, переводы выполнял еще К. Калайдович. В результате «Вестник Европы» поместил на своих страницах переводы таких сочинений Бандтке, как «Извлечения из истории Польши», в которые вошли, в частности, очерки «О языческой религии древней Польши», «Беглый взгляд на историю Литвы» и некоторые другие 20. В общем, приведя в предисловии к публикации писем сведения о жизни и творчестве
Бандтке, Францев в известной мере заполнил один из пробелов в истории славяноведения.
О Добровском в проанализированном издании сведений нет (разумеется, кроме тех, которые содержатся в текстах его писем). Переписка опубликована в хронологическом порядке. Бандтке занимался польской историей и письменностью, был большим знатоком литературы, составлял польские грамматики и словари. Опубликование корреспонденции обнаружило сходство взглядов Добровского и Бандтке по многим вопросам. В их письмах обсуждались проблемы славянской мифологии, вопрос об истоках христианства в Чехии и Моравии, а также чисто лингвистические темы — славянское Правописание и диалектология. Корреспонденты обменивались перечнями документов и литературы, сведениями о местонахождении рукописей, книгами и т. д., сообщая друг другу о научных планах и изданиях своих работ. Добровский приглашал Бандтке участвовать в альманахе «Славин», а в 1813 г. сотрудничать в новом венском журнале «Allgemeine Wiener Literaturzeitung». В свою очередь, Бандтке в 1816 г. содействовал избранию Добровского почетным членом краковского Научного общества. В письмах обсуждались и некоторые «текущие» вопросы, например, раздоры Добровского с Е. Копитаром в 1825 г. По мнению Францева, переписка между краковским «библиотекарем» и знаменитым чешским славистом обнаруживает безусловное превосходство последнего. Правда, великий чех всегда одобрял каждое новое сочинение своего польского друга, но эти одобрения сопровождались массой замечаний, указаний на ошибки и на необходимость их исправления. Бандтке в своих работах о славянском языке и письменности многое заимствовал у Добровского, о чем имеются сведения и в письмах. Польский ученый и сам охотно признавал влияние трудов Добровского на свою деятельность. В целом авторитет чешского слависта был для Бандтке столь высок, что он ощущал себя робким учеником великого «патриарха». В печати Бандтке превозносил «Institutiones» Добровского, и, даже склоняясь в отдельных случаях к точке зрения Востокова, ни разу не осмелился указать на какие-либо недостатки чешского ученого 21. Подвергнув анализу корреспонденцию двух ученых, Францев пришел к выводу, что характерной чертой Добровского являл ся критицизм, а Бандтке наделен подобным свойством в гораздо меньшей мере, будучи, скорее, лишь скептиком 22. Франце-
вым подмечена и еще одна любопытная деталь: Добровский, как известно, был иезуитом. Бандтке же - строгий протестант, даже иронизировавший над обрядностью католической церкви. Но в научных вопросах оба корреспондента проявляли необыкновенную толерантность, каждый из них был искренним патриотом, мечтающим о лучшем будущем своей родины.
Издание Францевым корреспонденции выдающихся славистов первой четверти XIX в. имело большое научное значение. Оно, в частности, содержало немало материалов, позволяющих судить об общественных отношениях в Праге и Кракове, открывало новую страницу в истории славистики. Францев продемонстрировал высокое мастерство издателя источников, умение разыскивать важнейший документальный материал, скрупулезно его обрабатывать, используя свою большую эрудицию в области истории славяноведения. Однако, как уже отмечалось в литературе, варшавский профессор вообще избегал давать чему-либо собственные оценки, что характерно и для названной публикации. Он редко высказывал какие-либо оригинальные суждения, предпочитая приводить мнения других. Так, характеристику Ванятке как историка Францев выразил словами А. 3. Гелцела, написавшего монографию о польском ученом.
Интерес Францева к наследию Добровского не угасал на протяжении всей жизни русского слависта. В 1907 г. он опубликовал корреспонденцию между графом Н. П. Румянцевым и Й. Добровским 23. Во введении издатель привел уже упоминавшийся им ранее в литературе факт обращения Румянцева к Добровскому через графа Стадиона в 1791 г., не отметив, однако, что Добровский это обращение проигнорировал. Из публикации ясно, что регулярные контакты между русским меценатом и чешский* славистом наладились лишь в конце 1820 г. и выражались главным образом в обмене книгами и информацией о славянских памятниках письменности.
Оценка Францевым творчества Добровского и его значения в истории славяноведения, приведенная в магистерской диссертации, практически никогда не менялась. Создается впечатление, что и сто лет спустя после Бандтке В. А. Францев не осмелился объективно оценить достижения патриарха славяноведения в вопросах изучения старославянского языка и вообще отойти от панегирической характеристики его творчества. Между тем, уже славянское языкознание XIX в. внесло существенные коррективы в оценку Добровским ряда сюжетов, по-
казав, что его современники достигли в их постижении больших успехов. Выше уже говорилось о работе Востокова, практически опровергавшей важнейшие положения «Institutiones» Добровского. В связи с этим уместно указать и на блестящее исследование К. Ф. Калайдовича «Иоанн экзарх Болгарский» (1824), которое объясняет историю славянского языка и литературы IX и X столетий и представляет собой первый опыт документальной истории литературы славян начала X в. Это произведение было встречено Добровским весьма скептически, он не поверил, что в эпоху царя Симеона у болгар вообще существовал некий экзарх. Дальнейшее исследование славянской литературной старины показало, сколь неправомерным и безосновательным был в данном случае скептицизм Добровского.
Консерватизм Францева в оценках творчества Добровского можно объяснить, скорее всего, романтическими увлечениями варшавского профессора, отличающими его отношение к личности чешского будителя, да и ко всей эпохе чешского и вообще славянского возрождения. Трудно предположить, что столь эрудированный ученый, каким был Францев, не знал об издании писем А. X. Востокова или хотя бы о сочинении С. К. Булича «Очерки истории языкознания в России» (1904). И все-таки в 1915 г. в курсе лекций «Введение в славяноведение», читанном студентам Варшавского университета 24, профессор Францев заметил, что «знаменитого аббата Иосифа Добровского» обычно «называют отцом славяноведения вообще и славянских изучений чехов в частности», и констатировал: «Не было, кажется, области славяноведения, в которой гений патриарха славистики не создал бы самостоятельных взглядов, не указал бы новых путей исследования, не наметил бы ряда вопросов для целых поколений работников на этом поприще. В его трудах нашли себе выражение или были затронуты вопросы древней истории славянской вообще и чешской в частности. С одинаковым рвением и высокоплодотворными результатами он освещает новым светом вопросы древней письменности славянской; он дарит ученый мир капитальнейшими трудами по изучению старославянского языка и живых славянских наречий, в его сборниках отводится широкое место вопросам славянской этнографии».
Далее, следуя своему правилу привлечения высказываний ученых авторитетов по затронутому вопросу, Францев предоставил слово И. В. Ягичу: «Никто раньше Добровского не поднялся до высокого уровня общеславянских научных интересов,
он первый начал собирать в свой улей соки литературных, культурных и бытовых явлений из прошлой и современной жизни всех славянских народов без различия». «Подобно своему предшественнику и учителю (т. е. Ф. Дуриху. - Л. Л.), - добавил Францев уже от себя, - Добровский начинает свои филологические студии с изучения языков семитских и только впоследствии переходит к вопросам языкознания славянского, положив в основание их (т. е. вопросов. - Л. Л.) изучение старославянского языка». Касаясь результатов труда чешского ученого, Францев писал: «Плодом его ... явилась старославянская грамматика Institutiones linguae slavicae dialecti veteris, 1822». Далее Францев вновь сослался на мнения других ученых. В его курсе лекций сказано буквально следующее: «Institutiones, -говорит историк, - навсегда останутся книгою важною и необходимою для всех, предающихся занятиям славянской филологией: это - художественная «анатомия» славянского языка, замечательная по отчетливой строгости исследования, по внешней архитектонике и по многим частным решениям». И в данном случае Францев никак не комментирует приведенное высказывание — более того, даже не названо имя «историка», которому принадлежат процитированные слова.
Лектор констатировал, что «Добровский является создателем сравнительной грамматики славянских наречий». «С гениальной проницательностью, - подчеркивал Францев, - Добровский указывает на необходимость для славянского филолога исследования вопроса об отношении славянских языков к германским и литовскому... Сравнительный метод он применяет затем, главным образом, в своем рассуждении Entwurf zu einem allgemeinen Etymologikon der slawischen Sprachen (Prag, 1813). Если п|5ймем во внимание то обстоятельство, что труд Боппа Uber das Conjugationssystem der Sanskritsprache, положивший первые основы сравнительного языкознания, вышел только в 1816 г., тогда гениальная проницательность Добров-ского предстанет нам в еще большем величии».
Оценив вклад Добровского в разработку вопросов общеславянского языкознания, Францев раскрывал перед студентами заслуги Добровского перед чешской филологией. «Творческий гений Добровского, - отмечал профессор, - с тою же силою проявился и в разработке вопросов чешской литературы и чешского языка. Его Geschichte der böhmischen Sprache und Literatur (1790, 1792, 1818) есть первый опыт научной разра-
ботки истории всей чешской письменности во всем ее объеме». Далее он сказал, что «... Добровский кладет основание для составления полного словаря чешского языка и свои взгляды на задачи лексикографа подробно излагает в рассуждении Ent-wutf zu einem allgemeinen Etymologikon, 1813, и отчасти в предисловии к чешскому словарю Томсы» 25.
Других областей творчества Добровского Францев только коснулся: «Занимаясь историей чешского народа, Добровский усердно разбирает древнейшие исторические памятники (хроники Козьмы Пражского, Далимила) и непременным условием успешности исторических изысканий считает предварительное строго критическое издание источников».
Оценивая значение Добровского в истории славянской филологии, Францев констатировал: «Под влиянием ученых трудов Добровского совершалось все дальнейшее развитие студий в области славяноведения вообще, а при его жизни оно преимущественно сказалось в обилии трудов по изучению чешского языка, основанных исключительно на результатах его исследований. Добровский был в полном смысле слова общеславянский филолог. Трудно перечислить все многочисленные и разнообразные вопросы, затронутые им в его трудах, чтобы доказать справедливость этих слов; нет возможности в нескольких словах определить значение его разысканий, в большинстве самобытных, новых и, в результатах отдельных частей, не теряющих своей силы еще и доныне... И если многое из добытого учеными наблюдениями и исследованиями Добровского потеряло с течением времени, благодаря трудам его преемников и более счастливых учеников, свое значение, то это нисколько не умаляет заслуг патриарха славяноведения ... Он не только заложил краеугольный камень для здания новой науки -славянской филологии, но он сумел и вдохнуть в нее «дыхание жизни» и тем положить основание ее правильного роста и разви-
е. 26
тия, обеспечить ее непрерывное движение вперед»
Итак, в трудах Францева варшавского периода его жизни мы находим весьма основательную и всестороннюю характеристику значения деятельности Добровского: в магистерской диссертации - для установления русско-чешских научных связей и для развития славяноведения в России, а в лекциях - для истории науки о славянах вообще и славянской филологии в частности. Несмотря на субъективность оценок ученого, фактический материал, добытый им в результате тщательного из-
учения источников, сыграл большую просветительскую роль и стимулировал дальнейшее исследование вклада в науку о славянах, сделанного патриархом славяноведения.
Оказавшись в Праге, Францев вновь обратился к трудам и мыслям Добровского. В 1923 г. он издал на чешском языке брошюру о путешествии Добровского в Россию в 1792-1793 гг. 27 В ней автор подробно осветил цель путешествия, описал его маршрут и назвал тех, кто помогал чешскому ученому в его поисках материалов для разработки проблем славянской филологии. В Петербурге такими помощниками были академик П. С. Паллас и историк И. Г. Штриттер. Добровский познакомился с важнейшими произведениями русской литературы, читал творения М. В. Ломоносова, В. К. Тредиаковского и М. М. Хераскова. О вкусах и литературных запросах русского общества Добровский отзывался не очень лестно. Однако по возвращении из России он, по мнению Францева, стал пропагандистом русской литературы 28. Из Москвы Добровский вывез литературное богатство огромной ценности. Автор брошюры сожалел, что в своем отчете, как и в письмах друзьям, чешский ученый лишь кратко упоминал о своих научных разысканиях в области славянской письменности, осуществленных в русских хранилищах, хотя именно это и было главной задачей путешествия. Оценивая значение приезда Добровского в Россию в целом, Францев утверждал, что он имел эпохальное значение для славистики. «Без московских студий не возникли бы сто лет назад монументальные Institutiones linguae Slavicae dialecti veteris», - полагал он 29. По его мнению, путешествие Добровского оказало большое влияние на развитие интереса к России, русскому языку и русской литературе в чешских на-
30
учных и литературных кругах
Отметим, что основные выводы Францева, сделанные в его книге, о которой идет речь, нашли подтверждение в недавно вышедшем исследовании Г. Н. Моисеевой и М. М. Крбеца «Иозеф Добровский и Россия» 81. В нем показано, в какой мере Добровский, отправляясь в свое научное путешествие, был подготовлен к чтению рукописей кирилловского письма в русских библиотеках и архивах. Мнение Францева о том, что поездка Добровского в Россию была не случайной, а предварительно хорошо подготовленной, подтверждается этим новым исследованием. Г. Н. Моисеева на основании материалов архива Добровского в Праге, опираясь на выписки ученого, списки литературы, различные его замечания и даже отдельные пометы,
выяснила, какие именно русские летописи, списки Евангелия и других частей Библии, как и вообще старославянские книги, были просмотрены Добровским в России, и в какой мере им изучены. Таким образом, и расширенный круг источников подтверждает правоту Францева, высказавшего свое суждение о значении пребывания в России чешского ученого для развития славяноведения еще 70 лет тому назад.
В. пражский период своей жизни Францев продолжал также публиковать небольшие по объему сочинения патриарха славяноведения. В 1923 г. он напечатал «малорусские» народные песни, найденные в архиве Добровского 32, в 1926 г. - знаменитую речь Добровского на заседании Чешского научного "общества 25 сентября 1791 г. 33, а в 1929 г. — письма неизвестной чешской благородной дамы Добровскому, написанные в 1796 г. 84
Последней работой русского слависта о Добровском была речь, произнесенная на заседании Русского института в Праге в январе 1929 г. в связи с отмечавшимся тогда столетием со дня смерти великого чеха. Эта речь с некоторыми дополнениями была затем напечатана под названием «Аббат Иосиф Добровский, патриарх славяноведения» в эмигрантской еженедельной газете «Россия и славянство», издававшейся в Париже. Приведем содержание этой речи, используя как газетный ее текст, так и автограф, хранящиеся в архиве В. А. Францева в Праге
Наряду с уже известными из других работ Францева характеристиками Добровского, в речи 1929 г. имеются и новые сведения, которых русский славист ранее не приводил. Это прежде всего данные биографии великого чешского ученого. Так, Францев сообщал, что Добровский родился 17 августа 1753 г. в Дярмате (Венгрия), что отец его, по национальности чех, служил вахмистром драгунского полка. Добровский учился в Немецком Броде на Сазаве, в немецкой школе, где освоил школьную латынь и живой чешский язык. Вторую ступень средней школы он проходил уже в Клатовах, в иезуитской коллегии. Затем он вступил в орден иезуитов, собираясь стать миссионером в Азии. Но когда в 1773 г. орден иезуитов закрылся, Добровский вернулся в школу, а позднее поступил в Пражский университет, где с 1773 по 1776 г. занимался математикой, католическим богословием, увлекаясь также философией Канта. Но особенно занимал его текст Священного Писания, его история, связи греческого, латинского и древнееврейского вариантов. Вместе со своим другом Ф. Дурихом Добров-
ский углубляется в изучение старославянского перевода Священного Писания.
По окончании университета Добровский получил место домашнего учителя по философским и математическим предметам в доме графа Ф. А. Ностица, где провел 11 лет (1776-1787). Здесь, полагал Францев, Добровский приобрел блестящие светские манеры и широкие связи с аристократам и и учеными; он одинаково хорошо говорил по-чешски, по-немецки и по-французски, владел, видимо, и английским. Занять место на казенной службе ему, по мнению русского слависта, мешала резкость, свойственная его научной критике, вмешательство в споры о реформах в положении духовенства. Когда Добровскому предложили кафедру древнееврейского языка и герменевтики Ветхого Завета во Львове, он отказался и остался частным учителем. В 1787 г. он был назначен вице-ректором, а в 1789 - ректором Генеральной семинарии в Градиште у Оломоуца, но в 1790 г. семинарии были закрыты, и Добровский, выйдя в отставку, переехал в Прагу и опять поселился в доме Ностицев, которые обеспечили его. пенсией и купили ему маленький домик.
Далее Францев остановился на речи Добровского в Чешском научном обществе 25 сентября 1791 г., произнесенной по случаю посещения Общества императором Леопольдом II, прибывшим в Прагу для коронации. В этой речи (которую русский славист неоднократно пересказывал и, как указано выше, опубликовал полностью) подчеркивается факт признания Добровским величия и могущества России, ее роли в славянстве, значения славян в Австрии. Чешский ученый, считал Францев, ратовал за право славянских народов на большее к ним уважение, на более справедливое к ним отношение в Габсбургской монархии. Известно, что речь Добровского содержала также выражение верноподданнических чувств и преданности австрийскому дому Габсбургов и явилась впоследствии одним из истоков австрославистской концепции, не принимавшейся русскими славянофильскими и славистическими кругами. Однако Францев, в творчестве которого исследовательская линия переплеталась с идеей славянской взаимности колларовского толка, всегда обращал больше внимания на то, что сближало славянские народы, и старался не замечать того, что их разделяло. Поэтому как освещение картины межславянских отношений в целом, так и характеристика отдельных деятелей чешского национального возрождения подчас принимали у него односторонние, некритические, романтические очертания.
Выступая на упомянутом заседании Русского института в Праге, В. А. Францев еще раз обратился к факту посещения России чешским ученым в 1792 г., известному из литературы, в том числе и из работ самого оратора. Однако впервые Францев пошел на то, чтобы признать: Россия Добровскому не понравилась. Впрочем, такое отрицательное отношение к русской действительности автор речи и статьи объяснил тем, что Добровский относился ко многим вещам с предубеждением и со «скепсисом рационалиста». И хотя в письмах Добровского к Дуриху, изученных Францевым и цитированных им, например, в вышеупомянутой специальной работе о путешествии чешского ученого в Россию, много справедлиййГх указаний на негативные стороны русской жизни, тем не менее Францев на этом не остановился.
В тексте речи и статьи перечислены и кратко охарактеризованы пособия для изучения русского языка, написанные Добровским в связи с остановкой русских войск под командованием А. В. Суворова в Праге в 1799 г. В целом автор повторил высказанное им в более ранних работах мнение - пребывание Добровского в России оказало большое влияние на дальнейший рост интереса к этой славянской державе в чешских научных и литературных кругах.
При сравнении опубликованной редакции речи с ее автографом можно увидеть, что в публикации добавлен материал об установлении связей Добровского с графом Н. П. Румянцевым в 1791 г., что квалифицируется автором текста как «важный факт биографии Добровского». Едва ли можно с этим согласиться, поскольку Добровский, очевидно, на обращение графа Румянцева даже не ответил.
Общая оценка Добровского В. А. Францевым в этом выступлении 1929 г., посвященном памяти патриарха славяноведения, совпадает с прежними. Она выражена так: Добровский был гениальным ученым, осветившим своими трудами многие разнообразные вопросы прежде всего древней чешской, а затем и славянской письменности, истории, языкознания, в особенности старославянского языка. Он является основателем славянской филологии, а его многочисленные труды посвящены всему славянству.
В 1930 г. В. А. Францев опубликовал еще одну небольшую статью о Добровском 87 и, видимо, уже больше не возвращался к творчеству великого чешского ученого.
Проанализированные выше труды русского слависта о Доб-ровском - несмотря на то, что о нем имеется богатая литература 88 - позволяют отнести В. А. Францева к числу крупнейших исследователей творчества патриарха славяноведения, особенно в русской историографии, но также и в славистике в целом. Основанием для такой оценки служит не столько количество его работ о чешском ученом, сколько их качество, в первую очередь — их источниковая база. Работа над изданием корреспонденции Добровского, публикация его сочинений, ранее малоизвестных или ставших большой редкостью, создавали тот фундамент, на котором зиждется действительно научная, достоверная картина как исторического процесса, так и деятельности какого-либо отдельного лица. Этой базой могут ныне пользоваться и другие исследователи, приходя подчас к иным оценкам и интерпретациям. Без скрупулезных разысканий источников, собирания и изучения их, так мастерски осуществленных В. А. Францевым, не может обойтись не один современный исследователь соответствующей проблематики. Своими работами о Добровском русский ученый внес существенный вклад в изучение истории славяноведения.
Примечания
1 См., например: Пашуто В. Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М., 1992.
2 Horák J. V. A. Francev / Narodní listy. Praha, 1927. № 83. S. 7; Idem. Prof«. Dr. Vladimir Andrej evic Francev Ц Cechoslovak. Praha, 1927. №. 4. S. 113-114.
3 Horák J. V. A. Francev (K 70. narozeninám 6. dubna) Ц Ceské slovo. Praha, 1537. № 81.S. 4; Idem. Prof. V. A. Francev - 70 Jahre / Prager Presse. Praha, 1937. № 95. S. 8; Tichy F. Vladimir Francev / Bratislava. 1937. № 1. S. 101-102; Weingart M. Vladimir Francev Ц £a-sopis pro moderni filologii. Praha, 1937. № 4. S. 329-344.
4 Jakobson К V. A. Francev / Annuaire de Г Institut de Philologie et d'Histoire orientales et slaves. Bruxelles - New York, 1944. P. 517; Dolansky J. Památce dvou slavistù (Kapitola z dëjin nasi slavistiky) / Nase vëda. Praha, 1947. N. 3-4. S. 65-79; Wollman F. Vladimir Francev: [Nekrolog] / Rocenka Slovanského ústavu. Praha, 1947. S. 172-173.
s Ottúv Slovník naucny nové doby. Praha, 1932. D. 2. Sv. 1. S. 660-661; Большая Советская Энциклопедия. 2-е изд. M., 1956. T. 45. С. 435; Ceskoslovenské práce o jazyce, déjinách a kulture slovanskych
národu od г. 1760: Biograficko-bibliograficky slovník. Praha, 1972. S. 121-122; Славяноведение в дореволюционной России: Биобиблиографический словарь. М., 1979. С. 349-351.
8 Laptévová L. Р. V. A. Francev a jeho koncepce rusko-ceské vzájem-nosti Ц Acta Universitatis Carolinae: Philosophica et Histórica. Roe. 3. Praha, 1964. S. 71-78; Лаптева Л. П. В. А. Францев: По материалам его литературного наследия Ц Sborník Národního muzea v Praze. Praha, 1965. Sv. 10. Rada C. S. 1-30; Она же. В. А. Францев как историк славянства Ц Славянская историография: Сборник статей. М., 1966. С. 210-246.
7 Durisin D. V. Á. Francev und J. Skultéty: Aus der Korrespondenz zweier Slavisten Ц Beitrage zur Geschichte der Slawistik. Berlin, 1964. S. 418-442; Lapteva L. P. Die Beziehungen des russischen Slawisten V. A. Francev zu Arnost Muka anhand seiner Briefe / Letopis. B. 14. 1967. № 1. S. 22-34.
8 Syllaba Th. V. A. Francev. Bibliograficky soupis védeckych práci s prehledem jeho cinnosti. Praha, 1977.
9 Славяноведение в дореволюционной России. Изучение южных и западных славян. М., 1988.
10 Лаптева Л. П. В. А. Францев: Биографический очерк и классификация трудов / Slavia. 1966. Ses. 1. S. 79-95; Она же. В. А. Францев как историк славянства.
11 Syllaba Th. Ор. cit. S. 11.
12 См.: Яворский Ю. А. Из истории научного исследования Закарпатской Руси. Прага, 1928. С. 15; Ваврик В. Р. Речь, произнесенная на чествовании проф. В. А. Францева во Львове / Русский голос. 1937. 1 апр.
13 Korespondence Pavía Josefa Safaríka / Vydal V.A. Francev. D. 1. Vzájemné dopisy P. J. Safaríka s ruskymi ucenci (1825-1861). Praha, 1927-1928. Ö. 1-2.
14 Францев В. А. Очерки по истории чешского возрождения. Варшава, 1902. С. 22.
15 Там же.
16 Там же. С. 30.
17 Под названием: Korespondence Josefa Dobrovského. D. 2. Vzájemné dopisy Josefa Dobrovského a Jirího Samuele Bandtkého z let 1810-1827 / К vydání upravil V. A. Francev. Praha, 1906.
18 Первый том содержит переписку Добровского с Ф. Дурихом за 1778-1800 гг. - см.: Korespondence Josefa Dobrovského. Vzájemné dopisy Josefa Dobrovského a Fortunata Duricha z let 1778 az 1800... Praha, 1895.
19 Korespondence Josefa Dobrovského... D. 2. S. VI-VIII.
20 Ibid. S. IX, X, XI.
21 Ibid. S. XXVII.
22 Ibid. S. XXXIV.
23 Францев В. А Из переписки гр. Н. П. Румянцова. I. Гр. Н. П. Ру-мянцов и И. Добровский Ц Русский филологический вестник. Варшава, 1907. Т. 58. С. 345-353. Отдельный оттиск этой работы напечатан под заглавием: Из переписки гр. Н. П. Румянцова. Материалы для истории славянской филологии. Варшава, 1909. С. 1-9.
24 Францев В. А. Введение в славяноведение: Лекции, читанные студентам 1-го курса Историко-филологического факультета Императорского Варшавского университета в 1914-15 акад. j. Варшава, 1915.
25 Речь идет о работе: Dobrovsky J. Ober den Ursprung und Bildung der slawischen und insbesondere der böhmischen Sprache Ц Tomsa F. J. Vollständiges Wörterbuch der böhmischen, deutschen und lateinischen Sprache. Prag, 1791 (предисловие).
28 Францев В А. Введение в славяноведение... С. 35-41.
27 Francev VA. Cesta J. Dobrovskeho a Hr. J. Sternberka do Ruska v letech 1792-1793. V Praze, 1923. О путешествии Добровского см. С. 3-17.
28 Ibid. S. 10.
29 Ibid. S. 14.
30 Ibid. S. 15.
31 Моисеева Г. H., Крбец М. М. Иозеф Добровский и Россия: (Памятники русской культуры XI-XVIII веков в изучении чешского слависта). Л., 1990.
32 Francev VA. Maloruske närodne pisne v pozüstalosti J. Dobrovskeho (Prispevek k dialektologickym a folkloristickym studiim Dobrovskeho) / Närodopisny vestnik Öeskoslovensky. Praha, 1923. №. 1-2. S. 33-64.
33 Dobrovsky J. Ree proslovena dne 25. Zari. 1791 v Ceske ucene spolecnosti. S predmluvou V.A. Franceva. Praha, 1926.
34 Dopisy neznäme ceske slechticny Josefu Dobrovskemu z r. 1796 / Vydal (s predmluvou) V.A. Francev. Praha, 1929.
35 Францев "В-. А. Аббат Иосиф Добровский, патриарх славяноведения: К столетию его смерти (6 января 1829 г.) / Россия и славянство. 1929. 9 февр.
36 Literärni Archiv Pamätniku Närodniho pisemnietvi v Praze. Pozustalost V.A. Franceva.
37 Francev VA. К dejinäm lidovednych studii Dobrovskeho / Listy filologicke. Praha, 1930. Roc. 57. S. 291-292.
38 Русская литература о Й. Добровском охарактеризована в работе: Попова И.В. И. Добровский в освещении русской историографии / Проблемы новой и новейшей истории: Сборник статей. М., 1982; Варшава, 1989. С. 197-211.
