Утопический социализм Советов Текст научной статьи по специальности «История и археология»

ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ

УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ СОВЕТОВ Григорян Ю.Х.

Григорян Юрий Христофорович - кандидат философских наук, пенсионер,

г. Ереван

Аннотация: идеи равенства и общего благосостояния, ради которых трудящийся люд боролся при революциях, не могли быть осуществлены при существующем уровне развития. Поэтому новые власти должны были подавлять возникающий крен влево либо создавать общество Утопии. В России таковым стало сознательное построение социализма, хотя это противоречило самой сути теории марксизма. Вместо формирования общества с доминантой экономики, политическая власть подмяла экономическую и социальную жизнь народа.

Ключевые слова: революция, насилие, марксизм, Утопия, централизованная экономика, пирамидальная система власти.

Чем дальше время отводит нас от российской революции, а теперь уже и от ее конечного итога - страны Советов, тем многообразнее мы начинаем ее оценивать. Вместо первоначально монохромно розовой, а затем черной, появляется более широкая палитра красок, расцвечивающих историю Октября и Союза. Каждый может найти в ней много поучительного. Полный и непредвзятый анализ прошлого будет, по-видимому, делом многих поколений. Я же просто хочу обратить внимание на зло, характерное для этой, для многих предыдущих и последующих, затронувших и нас, преобразований. Зло, исходящее от чрезмерной активности людей, стремящихся любым образом навязать обществу ту форму жизни, которую они полагают благом.

Теоретические предпосылки

Рост народонаселения приводил первобытные сообщества к конфликтному сосуществованию. Усиление столкновений, войн вело как к уничтожению противников, так и к объединениям для усиления совместной мощи. Эти объединения следует отличать от естественных интеграций, формирующих на Земле макромолекулы, одноклеточные организмы, живые существа вплоть до человека в течение многих миллионов лет. Образование государств и их организацию нельзя объяснить только естественными процессами. Как бы реальность не принуждала сообщества к объединению, решение об этом, форма общности, но особенно правила и законы взаимоотношений в ней, определялись органом управления, т.е. сознательно. Поскольку именно конфликтная ситуация в регионе обусловливала объединения, то основной задачей управления становилась организация, наилучшим образом готовая к созданию воинства и ведению военных действий.

Участившиеся и ужесточавшиеся войны требовали формирование строго пирамидальной организации общества во главе с единым правителем, императором, королем, что лучше соответствовало организации воинства. Эта стадия напряженности в человеческом сообществе привела к феодальной организации государств. На изменение государственных устройств в определенной мере оказывало влияние также другая сторона эволюции, а именно развитие производительных сил человека. Появление рабовладельческих государств было обусловлено тем уровнем хозяйствования, когда труд индивида мог создавать средства для существования как минимум нескольких человек. Когда же эффективность труда заинтересованного крепостного стала преобладать по сравнению с трудом принуждаемого раба, а пополнение рабской силы было проблематичным, феодализация стала выгодной для стран. Все же для того периода наиболее значимой была борьба между странами, которая в итоге вынуждала иерархическое строение системы власти. В условиях

чрезмерной внешней конфликтности между государствами доминировали сугубо политические отношения.

Но в последующем, когда познание природы и соответственное развитие производства достигло значительного уровня, экономические отношения внутри стран обрели решающее влияние на организацию общества. Начинается формирование новых структурных взаимосвязей, что входит в противоречие с феодальной системой централизованного управления. Богатства, а с тем экономическая власть, сосредотачиваются в руках предпринимателей. Зарождаемым новым взаимоотношениям препятствует прежняя организация общества, которая тормозит возможности экономического роста уже самого товарного производства. Внутреннее противоборство со стремящейся к самосохранению системой управления усиливается нарастающим противостоянием власти экономической (власти собственников) и власти политической. Кризис находит разрешение в кардинальном изменении общественной формации и переходе к капиталистическому устройству. Революция устанавливает доминанту экономической власти, которая прогрессивнее, чем власть политическая, поскольку в большей мере обусловлена производством, следовательно, познанием и созиданием, и к тому же имеет распределенный характер.

В последующем уже внутри стран рост производства ведет к кризисам перепроизводства, которые разрешаются благодаря преобразованиям в производственно -торговых объединениях, расширяющихся интеграционных процессах, более всего обусловленных развитием взаимоотношения человека и природы.

Таким образом, критические ситуации, возникающие вследствие чрезмерного роста важнейших единиц сообщества, приводили вначале к войнам, позже к революциям, а в наше время к кризисам. Революции были формой борьбы в период, когда экономический рост привел к противоречию с ранее установившейся политической системой. Правда, сегодня принято любым переделкам общества, борьбе за власть также приписывать слово «революция». Но ее сущность обусловлена борьбой за преобразование общества сугубо политической организации с политически определяемой функцией на общество с экономической доминантой. (Подробнее о преобразовании организации обществ в [1], [2], [3]).

Революционный настрой

При этом следует иметь в виду не только сознательно утвержденную организацию общества, но и массовое сознание. Идеи равенства, справедливости, добра издавна лелеялись человечеством. Они прошли долгий путь от братьев Гракхов до первых миссионеров - христиан, от Томаса Мора до Маркса и Энгельса и далее, вплоть до наших дней. Во времена революций именно они направляли борьбу основных действующих сил, трудящийся люд.

То не было сугубо воображаемым или сказочным пожеланием. Напротив, каждая эпоха эволюции человечества не только конкретизировала идеи, внося в них вполне достижимые реальные черты, но и последовательно осуществляла в соответствие с достигнутым уровнем цивилизации тот или иной вид равенства. Конечно, со значительным сдвигом во времени и без той абсолютизации и безраздельной всеобщности, которую жаждали нетерпеливые борцы.

Так, первой ступенью возвышения цивилизации стало уничтожение рабства. Все люди равны в праве на жизнь - таково было достижение начала нашей эры. Вторая ступень подготавливалась 1,5 - 2-тысячелетним развитием и была провозглашена в результате буржуазных революций. Жесткая иерархия сословий феодальных государств рухнула, уступив созревшему принципу политического равенства всех граждан, равенству прав человека. На очередь стало экономическое, а в общей форме социальное неравенство, особенно острое, поскольку относилось к непосредственно воспринимаемому различию в доступности жизненных благ и возможностей. Его должен был разрешить дальнейший прогресс.

Но история демонстрирует нам наряду с плодотворными конечными результатами немало примеров трагичных последствий борьбы за идеи. И если донкихотство приносило невзгоды и лишения самим незадачливым романтичным чудакам, то внедренная в массовое сознание мысль о благом, но нереальном для переживаемого периода, обустройстве общества, двигала людей на безрассудные акции с самыми тяжкими для народа последствиями.

В период революций, как правило, желательные идеи абсолютного равенства никак не соответствовали действительности, тем отношениям, которые были возможны при имевшем уровне развития. Поэтому в каждой революции возникал крен влево, и ее руководителям после победы приходилось решать новую проблему: как-то умерять или подавлять действия, порожденные этими идеями. Кромвель расправлялся с левеллерами, Робеспьер посылал на гильотину даже своих соратников.

Винить все революции за причиняемое ими зло нелепо, как нелепо возмущаться природными катаклизмами. Проблема в данном случае касается скорее соответствия идеи, как и избранного пути ее реализации, данной реальности. А вина имеет смысл как осуждение лидеров в неумении предвидеть те последствия, которые при достигнутом уровне цивилизации были вполне предсказуемы. Примерно так, как мы можем винить врача, занявшегося лечением тяжелой болезни, но не сведущего в достижениях современной медицины, или называть преступной инициативу человека, взявшегося за операцию больного, но знающего о хирургии лишь понаслышке, даже если их намерения были самыми благородными.

Важно иметь в виду тот факт, что человечество успешно развивается благодаря познанию. Но если естественные науки позволили в наше время обеспечить средствами существования более 7 миллиардов людей, то знание эволюции человечества до сих пор не достигло того уровня, чтобы политики не делали ошибок, приводящих к множествам жертв. Тем более во времена Великой Французской революции еще не было набрано достаточного опыта крутых переделок общества, не известны были сложные взаимосвязи бытия, всеобщее благоденствие казалось возможным и зависящим только от воли верховных политиков.

Революционный настрой масс, вершителей успеха революции, требовал утверждения полного равенства. Максимум был не только неизменной темой, положим, «бешенных» в Конвенте. Он проник в умы много более осторожных лидеров, и так или иначе обусловил обреченные на неудачу действия. Когда идеи, правившие умами людей, противопоставляются реальности, они неизбежно порождают насилия и несчастья. Гильотина Робеспьера, отсекая головы несогласных, очищала, казалось бы, путь для реализации его замыслов. Но она была неспособна обтесать действительность под желаемую форму. В итоге Робеспьер сам оказывается на плахе, завершая этот этап революции в лучшем стиле классической трагедии.

Тем не менее трудно обвинять творцов этой жестокой революции в случившемся. Их методы отражали, правда, усиленные стремлением к великой цели, методы, присущие той эпохе, когда террор, уничтожение политических и идеологических противников, убийства, казни были нормой разрешения конфликтов. Более того, нельзя обвинять и в неразумной цели - то был первый опыт внедрения социального равенства в несозревшую для того реальность, первая проба политической переделки общества под идею в масштабах всего государства.

Печальная история оказала огромную пользу для возвышения социальной и политической мысли человечества, она стала важным пособием для познания действительности, для оценки возможностей плодотворной человеческой активности. Грандиозный теоретический шаг в постижении объективных закономерностей развития общества был сделан Марксом и Энгельсом. Исторический процесс закономерен, кардинальное преобразование общества происходит вследствие развития производительных сил, которые вынуждают изменение производственных отношений и всей политической надстройки.

106

Это учение по представлению общественного развития превосходит почти все распространенные теории нашего времени. Современные социологические и экономические гипотезы не идут дальше исследования какой-либо стороны общественной жизни или действующей экономической системы, отчего любое сделанное в них обобщение зависает в воздухе и/или из-за единичности проявления, и/или из-за отсутствия обосновывающей базисной теории. К тому же демонстративное отмежевание от теорий закономерного развития, обзываемых «историцизмом», расплодило футурологические учения, в которых кабинетные мудрецы придумывали наилучшее устройство жизни человеческой. Обладай они достаточной политической властью, и мир увидел бы немало Робеспьеров современного толка.

Конечно, учение Маркса, как и любая теория, ограничена как минимум знанием своего времени. К тому же, как бы ни очищался гегелевский метод, он таил в себе идеализм столь основательно, что даже в самом, казалось бы, материалистическом учении оставил незаметный, но, как оказалось впоследствии, довольно действенный след. Я имею в виду прежде всего вывод о роли рабочего класса, демиурга будущего прогресса. Отмечу еще один существенный недостаток теории. Маркс, вынуждаемый схемой, сводит разрешение конфликтов на разных формационных уровнях к однотипной форме - революции. Вполне типичная для уничтожения феодальных порядков она не соответствовала прежним коллизиям в истории и не отвечала будущим кризисам. Диалектическое мышление Маркса и Энгельса почему-то не увидело в кризисах перепроизводства положительных сил, способных разрешать противоречие между возросшими производственными возможностями и формой организации экономической и политической системы. Революция - и только.

Интересно, что и Маркс, и Энгельс сознавали неизбежный схематизм своей теории. В частности, мысль, будто экономика является доминантой для политики, в общем случае была неверна. Поскольку конфликты и войны имели место и в самом начале истории человечества («война стара как мир»), то именно политика длительное время определяла главные общественные события. Отсюда следовали высказывания самого Маркса: «Я не марксист», или Энгельса в письме к Йозефу Блоху (21 сент. 1890 г.): «Маркс и я виноваты отчасти в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует» [4, с. 424]. И когда дело доходило до анализа конкретных исторических событий, всегда верх брало скрупулезное изучение реальной ситуации, не ограничиваемое рамками теоретической схемы. Тем большая непредвзятость анализа проявлялась при решении вопросов революционных выступлений, возможно и потому, что момент революционной ситуации не мог быть однозначно вычислен - факт наличия крупного общественного производства оставался в теории количественно и качественно неопределенным, а последствия захвата власти чреваты большими трагедиями.

Революция в России

Типичная революция в России имела место в феврале 1917. Но новое правительство не могло решить многочисленные проблемы страны. Возникшая ситуация облегчила захват власти большевиками. Обращаясь к оценке революции большевиков, следует иметь в виду, что на тот период теоретическое и практическое достояние человечества было вполне достаточным, чтобы предвидеть тяжелые последствия предпринимаемых акций. Но на сей раз сказались не только революционные идеи масс, но и слабые стороны марксизма, в конечном итоге избирательно взятые для оправдания сознательной переделки страны.

Казалось бы, Ленин досконально изучил марксизм и блестяще пользовался его материалистическими положениями в аргументациях против «леваков». Он был хорошо знаком с неоднократно высказанными Марксом и Энгельсом оценками экономического уровня России и ее совершенно незрелого для пролетарской революции состояния. Он детально изучил развитие капитализма в России и знал, как

107

далеко от цивилизованных европейских стран она находится. Он знал обоснованные предостережения от критических шагов, неоднократно высказанные и социал-демократами, и его теоретическими противниками. И тем не менее сознательно готовил захват власти.

Довод «слабого звена» выглядит скорее как теоретический камуфляж затаенной жаждуемой цели. Такой фактор мог быть моментом общей стратегии борьбы, инициируемой революционными силами только развитых, а не слабых стран. Слишком формальной была и ссылка на свершенную февральскую революцию, как бы соблюденную последовательность. Невольно склоняешься к мысли, что сказались личные мотивы, суммированные с не самыми сильными сторонами марксизма, приумноженные социально - экономической, революционной ситуацией в России. Ленин в последних статьях, как бы в оправдание, выпячивает последний факт, но беспристрастный исследователь легко сделает вывод, что во всех действиях, речах и выступлениях Ленина уже задолго до 17-го года неослабно звучал мотив захвата власти. Он немало сделал для организации борьбы и высчитал момент решающего удара. Нужно было захватить власть именно 25 октября (7 ноября) перед Съездом, 26-го будет поздно. Зная теоретический багаж Ленина, трудно объяснить его довольное согласие с тезисом Бухарина: «социализм придется строить» [5, с. 58] «сознательно решать все» [5, с. 60]. (Ленин в книге после этих слов сделал пометку: «очень верно!», - хотя мысль грубо противоречила самой сути марксизма).

Фактически большевики воспользовались идеалистическим моментом теории, которая нить развития после социалистической революции вручала в руки пролетариата. Теоретически пролетариат, как класс, должен был исчезать по мере исчезновения своей противоположности, класса капиталистов. Ему следовало превратиться в господствующий класс, как минимум перестать быть пролетариатом, наемными рабочими, и заняться совершенно иной, управленческой деятельностью. Эта нестыковка в марксизме была на руку большевикам. Хотя условий для подобной революции не было создано, они вознамерились организовать огромную страну на основании возникших у них представлений о социалистическом устройстве общества. Это была типичная Утопия, которая совпадала с не раз критикуемым Марксом утопическим социализмом. Поскольку в основе такой организации лежала, хоть и искаженная, идея социализма, то становится понятным, почему столь важна была утверждаемая властями идеология и почему так жестоко подавлялась любая ее критика. Критика разрушала саму сущность, основу искусственного строения государства Советов.

В этом аспекте меня восхищает высказанное Энгельсом предположение о возможных последствиях аналогичного шага. В Германии, в то время отсталой по политическому устройству стране, по формационным характеристикам схожей с Россией 17-года, также под влиянием передовых стран Европы началось революционное брожение. Вот что написал по этому поводу Энгельс в письме Вейдемейеру 12 апреля 1853 года:

«Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, - надо надеяться, только в физическом смысле, - наступит реакция и, прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку

подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже» [4, с. 70 -71].

Невольно привлекает сноска - «надо надеяться, только в физическом смысле». Для такой личности, как Энгельс, не столь важна физическая сохранность головы его и властвующих соратников; много хуже нефизические заскоки. Извращенное представление духовно потерянной головы о соотношении ее мысленного содержимого и реальности, решаемого, конечно же, в свою пользу, чревато последующими трагедиями для народа. «Дурость» экстремального шага уступает по масштабам зла последующему упорному внедрению не считающихся с действительностью конечных идей, из-за чего «дураки», не сошедшие вовремя с вершин власти, трансформируются в «чудовищ».

Достаточно прочесть блестящее предсказание Энгельса, чтобы понять, что и он, и Маркс в подобной ситуации были бы реабилитированы, и что при вынужденном властвовании, находили бы наиболее разумные, соответствующие наличному экономическому состоянию пути развития. Конечно, можно предположить, что приведенное предостережение Энгельса в 17-м году Ленин еще не читал (в записках 22-го года есть его просьба найти в библиотеке и послать ему публикацию данного письма). Но необходимая теоретическая основа была известна, и он обязан был сделать подобный вывод.

Нет ничего вреднее, чем идея, господствующая над обществом. Причем, неважно, какова она сама по себе. Это может быть прекрасная идея коммунизма, социализма или, как сейчас, капитализма, ею может быть та или иная религия, а то и цель, отвечающая национальным чаяниям народа, - все равно. Встав над материальной жизнью, она может исказить ее и довести вплоть до трагичного состояния. Чтобы утвердиться, ей необходимо подгонять действительность под представление, - а это без насилия прямого, когда уничтожаются (в исторически разные стадии общественного развития по-разному) противники и недовольные, или косвенного, когда подавляется нормальная жизнь людей, не обходится. Может показаться парадоксальным, но, как правило, цель, идея, даже вполне осуществимая, противопоставившись реальной жизни из-за несвоевременности и поспешности, лишь затрудняет, отдаляет, а то и делает невозможным свое же осуществление.

Наглядный тому пример - бывший Союз. Какими бы то эпитетами не пытались облагородить его высшие руководители, в какую бы то стадию социализма, начальную, зрелую, свершившуюся и пр., его не записывали, структура этого общества в большей мере соответствовала «восточной деспотии», чем социализму.

Конечно, социализм в этом никак не виновен. Напротив, в представлениях Маркса он, а тем более коммунизм, связывался с самоуправлением. По теории государство «отмирает», а не ужесточается. Вот, например, как Энгельс в письме Э.Бернштейну 12 марта 1881г. обрушивается на представление о государственном социализме.

«Это чисто корыстная, манчестерски-буржуазная фальсификация называть «социализмом» всякое вмешательство государства в свободную конкуренцию ... , этот мнимый социализм является всего лишь феодальной реакцией, с одной стороны, и предлогом для выкачивания денег - с другой, а его косвенная цель -превратить возможно большее число пролетариев в зависимых от государства чиновников и пенсионеров и организовать наряду с дисциплинированной армией солдат и чиновников такую же армию рабочих. Принудительные выборы под наблюдением назначенного государством начальства вместо фабричных надсмотрщиков - хорош социализм!» [4, с. 347].

Энгельс точно характеризует подобное сочетание - «феодальная реакция». Если буржуазные революции лишь способствовали экономическому саморазвитию, уничтожая искусственные политические преграды, то революция большевиков имела следствием политическое вмешательство в сам естественный ход развития, что с необходимостью приводило к жесткой пирамидальной иерархии власти, столь

109

характерной для организации феодальных государств. Создатели государства Советов верно полагали, что, подчинив средства производства государству и установив порядок (учет и контроль) в экономике общества, они тем самым исключат условия проявления экономической власти частного капитала, но не оценили, что этот порядок можно было ввести лишь путем беспрецедентного умножения власти политической, которая должна была охватить все экономические элементы страны, вплоть до индивидуального крестьянского хозяйства, - а это в целом отбрасывало страну по структуре организации на многие десятилетия, а то и века, назад.

Ленин сетовал на отсутствие экономической теории социализма. То было серьезным заблуждением полагать, что в принципе была возможна конкретная теория о будущей структуре общества и тем более теория или модель перехода к иной формации. Оставалось «производить коммунистические опыты и делать скачки». В стране с преобладающим мелкокрестьянским хозяйством организуют всеобщий учет и контроль и подчиняют производство центральной власти.

Огромные знания и талант все же сказались. Ленин осознал «грозящую катастрофу». Нужно вернуться к действенной ранее форме экономики, сохраняя в своих руках лишь крупное производство. Фактически право на жизнь разные по форме собственности хозяйства должны были завоевать уже не политической силой, а экономической. То было самым разумным в создавшейся ситуации решением. Если невозможно теоретически определить, что лучше, пусть рассудит сама жизнь.

Уже в период войны, когда централизация власти является необходимой и когда как-то оправданы действия типа «военного коммунизма», Ленин понял бесперспективность начальных замыслов и круто повернул в сторону НЭПа. Хотя еще теплилась надежда, что это временно, что в экономической борьбе крупная промышленность победит нэповское мелкое производство, шаг в сторону естественного процесса развития был сделан. Нововведение, вообще-то говоря, выглядело несколько комичным. Большевики взяли власть, уничтожили буржуазию, и теперь создают условия ее возрождения. Что ж, вовремя одуматься - также признак мудрости и ответственности перед народом.

Трудно сказать, как дальше сложилась бы судьба России, если бы не смерть Ленина. На передний план вышел невежда, умело пользующийся как авторитетом вождя, так и революционным настроем пролетарского люда. И в фазу экономического подъема, когда частное предпринимательство набрало темп и из-за новоявленных буржуа резко усилилось социальное разделение, Сталин и его сподвижники осуществляют «белую революцию» и окончательно уводят страну в сторону искусственных построений. (Конечно, надо иметь в виду и тот факт, что для разрозненного мелкого хозяйствования централизованная структура экономики до определенной стадии развития эффективней рыночной, но позже она тормозит возможный прогресс). Непростительная «дурость» первого шага оказалась роковой.

Революция при вожде номер 2 сделала свой второй виток. Спрашивается, исходя из чего придумывать переделки общества, если предначертаний нет, да их и не может быть? Для идейного революционера проблем нет. Имея кое-какие представления о будущем обществе, он готов немедленно внедрить их в жизнь. Запрет частной собственности - неважно, что на определенном этапе развития именно она наиболее эффективна; коллективизация - неважно, что жизненны только естественно формируемые интеграции; индустриализация - неважно, что она истощает сельское хозяйство и делает доминирующей централизованную систему промышленности.

Бесспорно, идеи равенства, справедливости, прогресса и пр. сами по себе были привлекательны и оказывали влияние на общественные отношения. Можно отметить большие административные усилия с материальными затратами на повышение образования и производственного уровня народов республик страны. Обязательное среднее образование дополнялось техникумами, институтами, академиями, в которых преимущество предоставлялось местному населению для вовлечения их в передовую

110

науку. По всей стране открывали новые фабрики и заводы. Народы Средней Азии по этим показателям значительно превзошли народы соседних стран, Пакистана, Афганистана и др. Конечно, всеобщий труд, бесплатное образование, медицина, право на отдых, доступность культуры, спорта и пр. были прекрасным намерением, но не являлось следствием развившейся материальной базы, отчего внедрение этих прав со временем становилось все менее эффективным и породило массу коррупционных деяний.

Каждая революция начинается с демократических лозунгов, но завершается диктатом. Придя к власти, большевики обещали тайное в государственных делах сделать явным, подняли на высшую ступень власти избираемые Советы, предоставили народам России право на самоопределение, вовлекали трудящихся в дела государственных организаций и предприятий. Но уже через короткое время структура управления страной переродилась в типичный диктаторский режим, с некоторым демократическим камуфляжем. Не следует сомневаться в искренности первоначальных намерений. Пропасть между великой, но утопической, целью и реальностью приводит к экономическим неурядицам, недовольству масс, усиливает неоспоримую критику оппозиции и некоторых соратников. Все это, как своеобразное следствие поверженной реальности, тормозит дальнейшее утверждение идеи. Необходимо любым образом расчистить путь для ее реализации. Самый эффективный способ - это власть и сила. Власть, не подконтрольная иным силам.

Наивно полагать, будто можно долго морочить голову людям лозунговыми целями, выдвигаемыми в ранг неоспоримой ценности. Воображаемые блага будущего не смягчают лишения настоящего. Хотя свихнувшиеся на идеях революционеры стараются распространить свою болезнь в массах, им, как правило, не удается одурачить народ на длительное время. Здравомыслие все же берет верх, и тогда, чтобы обеспечить требуемую покорность, приходится пренебрегать цивилизованными приемами и усиливать властную пирамиду.

Интересно, что централизация Советского Союза формировалась как по закону. Первое яркое его представление имело место во Франции. Первоначально якобинцы разделались с жирондистами, которые до того помогли им скинуть короля. Затем произошло размежевание внутри лагеря якобинцев. Робеспьер уничтожает своих бывших друзей и соратников, и правых, дантонистов, и левых, эберистов, утверждая тем свою безраздельную власть. Так было в конце 18 века. Но и революция 1917 года подготовила ту же драматургию. Большевики закрепляют переворот, войдя в союз с эсерами. Позже они разделываются с ними (характерно, что и эсеры стремились взять верх над большевиками теми же методами). Наконец происходит размежевание среди самой партии большевиков. Сталин уничтожает правых, бухаринцев, и левых, троцкистов, что обеспечивает ему единоличное правление, обязательное для общества, где верховодит идея.

Разница сотворенного зла обусловлена разной шкалой эпох, разницей цивилизаций. Два века тому назад работал конвейер гильотины, через сто с лишним лет действовали расстрелы и ссылки. Революция 17-го года принесла с собой разруху и голод. Частичный возврат к прежней форме хозяйствования восстановил село и благосостояние народа, но затем уже «белая революция» вызывает новый развал крестьянского хозяйства и, как следствие, вновь массовый голод.

Строгая иерархия особо проявляется там, где рьяно стремятся переиначить действительность. Но она чужда мирной жизни. Объективной основой пирамидальной организации государства являются войны. Как ни разрушителен и опасен процесс войны, он позволяет значительно упрочить абсолютную власть. Он вносит объединяющую идею в общество, разумность подчинения, полностью глушит оппозицию, позволяет списать собственные глупости в экономике на вынужденные из-за битв лишения. Правителям особенно милы войны с внешним врагом. Но и гражданская война в России, которая увязывалась с враждебностью

111

Антанты и Америки, сыграла на пользу большевиков. Из нее партия вышла безоговорочным лидером, расправившись по ходу со всеми противниками, получив право винить в текущих и будущих невзгодах интервентов, заимев карт -бланш на собственный путь к светлому будущему.

Еще большую ценность имела Вторая мировая война, когда надо было биться с чудовищным фашизмом. Она сплотила советский народ и вновь показала необходимость и эффективность иерархической организации власти в масштабных войнах. Победа, несмотря на колоссальные людские и материальные потери, возвысила значимость правителей и надолго закрепила сформировавшуюся систему власти. Опасность войны и в последующем постоянно муссировалась в обществе, служа главным оправданием неудач во внутренней политике.

В Союзе преобразования, основанные на идеях, в основном внедрялись «сверху», хотя естественные преобразования, как это имело место во многих других странах, обусловливались прямо противоположными изменениями, «снизу», когда вместе с усложнением экономической структуры происходит формирование самоупорядочиваемой производственно-потребительской системы и соответствующего управления. Расширение и углубление внутренней взаимосвязанности, а с тем и усиление самоорганизованности общества снимает значимость политической власти, как таковой, и все более смещает функции органов управления к руководству и регуляции. Прогресс общественных отношений, а отсюда и достижение высших социальных качеств общества, обусловлен именно таким процессом само-, а не центром заданного, упорядочивания внутренних взаимоотношений. К тому же самоорганизуемая общественная система имеет неограниченные возможности усложнения, развития, в то время как искусственно организованное общество скоро подходит к пределу, обусловленному как субъективными, так и объективными причинами.

Социализм в Союзе силой так и не создали, и не могли создать. В стране немало было талантливых ученых, руководителей. Но «дурость» исходного направления сцементировалась в организации так, что несогласные сминались, а полезная для деталей общества деятельность остальных лишь закрепляла глобальное отклонение. Поскольку же любая, оставленная без внимания, сфера жизни развертывалась в соответствие с реальностью, что было нежелательно для идеи, то инструктированный порядок вынужденно подминал и ее, охватывая постепенно самые элементарные бытовые отношения. В итоге страна сильно отстала и в политическом, и в экономическом развитии от передовых стран мира, где как раз далеко продвинулись в решении многих проблем социального равенства, но уже на достаточной для этого базе.

Пожалуй, полезным достижением этого грандиозного эксперимента, как, впрочем, и других опытов социалистов - утопистов, стало очередное доказательство правильности материалистического подхода к развитию общества: что идеи, даже самые прекрасные, не правят миром. Поэтому Союз, этот, казалось, незыблемый памятник революции, рухнул, как разрушается и любая Утопия. Вместе с тем отпали восхваляющие его вождей эпитеты. История вновь сделала свою безжалостную оценку творцов общественных переделок. Им подошли бы выражения Энгельса, но со связкой «и»: и дураки, и чудовища; а может быть все же правильнее: чудовища, потому что дураки.

Список литературы

1. Григорян Ю.Х. Предмет философии. Философия истории. // Новое слово в науке:

перспективы развития // Сборник материалов XI Международной научно-

практической конференции. РИНЦ. Чебоксары, 2017. С. 217-243.

2. Григорян Ю.Х. Эволюция человечества. // Книга 1. Системные принципы развития. Первобытный период. Екатеринбург. Ridero, 2017. С. 351.

3. Григорян Ю.Х. Эволюция человечества. // Книга 2. Эволюционный путь человечества. Через войны и кризисы к интеграции. Екатеринбург. Ridero, 2017. С. 299.

4. Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. Москва: ОГИЗ, 1947. С. 536.

5. Бухарин Н.И. Экономика переходного периода. Москва, 1920. С. 157.