CC BY
219
УДК 94(44+57)(049.3) ББК 63.3(2)67я1 М 21
00!: 10.24411/2076-4766-2019-10013
Владислав Мальцев
УСПЕХИ И «ПРОРЕХИ» СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ДИПЛОМАТИИ
[СОВЕТСКАЯ КУЛЬТУРНАЯ ДИПЛОМАТИЯ В УСЛОВИЯХ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ: 1945-1989: КОЛЛЕКТИВНАЯ МОНОГРАФИЯ / НАУЧ. РЕД., РУК. АВТ. КОЛЛЕКТИВА О.С. НАГОРНАЯ.
М.: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, 2018. 446 с.]
АННОТАЦИЯ
Данная коллективная монография посвящена такой важной теме, как «культурная дипломатия» Советского Союза в годы холодной войны, включавшая в себя контакты на уровне ученого и студенческого сообщества, в формате молодежных фестивалей, выездного туризма, гастролей художественных коллективов и т.д. Подробно освещена деятельность в рамках «культурной дипломатии» как с иностранцами на территории СССР, так и в зарубежных странах, делаются выводы об эффективности этой работы.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА:
Холодная война; СССР; «культурная дипломатия»; внешнеполитическая пропаганда; Запад; МИД; Куба; ГДР; Венгрия; ученые; туристы; туризм; писатели; студенты; всемирные фестивали молодежи и юношества; выставки.
КУЛЬТУРА И ИДЕОЛОГИЯ были ключевыми темами борьбы за умы людей и территории, на которых они жили. В результате в Европе, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и в Азии холодная война способствовала тому, что культура и культурные отношения стали беспрецедентно привилегированной сферой... Никогда ранее (и никогда более) правительства, доминирующие власти, некоммерческие организации и индивидуумы не инвестировали столько денег, энергии и интеллектуальных усилий в продвижение науки, политического
диалога, искусства, академических обменов и культурную самопрезентацию», — эта цитата из свежего западного исследования, вынесенная в начало книги (с. 9), призвана подчеркнуть важность поднятой в ней темы. Тем более что «культурная дипломатия» Советского Союза ранее подробно (по крайней мере, так исчерпывающе подробно, словно под микроскопом) не изучалась.
Не вполне понятно, почему началом исследуемого периода выбран 1945 г. Старт холодной войны принято датировать знаменитой Фултонской речью Уинстона Черчилля, произнесенной 5 марта 1946 г. Можно было подумать, что авторы ведут ее отсчет с более ранней даты, но нет — хронологически повествование начинается в одной главе книги с разбора реакции Сталина на Фултонскую речь и констатации автором главы того факта, что «уже весной 1946 г. перспективы биполярной системы оказались в значительной степени определены» (с. 229), в другой — с создания в 1946 г. Совета по внешнеполитической пропаганде при ЦК ВКП(б) (с. 41). Единственным основанием для выбора 1945 г. выглядит упомянутое постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) «Об улучшении советской пропаганды за рубежом» (с. 42), но с таким же успехом можно было выбрать началом отсчета и также упомянутое создание в 1943 г. Отдела международной политики ЦК ВКП(б), который автор почему-то называет «Международным отделом» (с. 39), хотя такое название (после ряда других) эта структура получила лишь в 1957 год. Стоит обратить внимание, что именно 1957 г. неоднократно упоминается в разных главах книги (написанных разными авторами) как ключевая веха в истории советской «культурной политики».
Уже во введении к книге отмечается: «Предложенный [в 1960 г.] Баргхор-ном термин "культурная дипломатия" отражал новые тенденции во взаимоотношениях государств с разным общественным устройством, которые появились после смерти Сталина в 1953 г. Расширение возможностей для культурного диалога было закреплено СССР в международных правовых актах, среди которых было и первое соглашение с США — соглашение Лейси — Зарубина 1957 г.» (с. 20). В другой главе упомянуто, что первой ласточкой этих новых тенденций стало то, что сразу же после смерти вождя, «выступая на траурном митинге в марте 1953 г. и обозначая перспективы развития страны, [генеральный секретарь ЦК ВКП(б) и на тот момент одновременно председатель Совета министров СССР] Г.М. Маленков заговорил о возможности длительного сосуществования и мирного соревнования двух систем, а также об отсутствии тех вопросов, которые не могли быть решены путем переговоров» (с. 232).
Вторым важным обстоятельством для интенсификации «культурной» работы за рубежом стали события октября 1956 г. в Венгрии, в ходе которых СССР пришлось подавлять повстанцев на глазах всего мира путем открытой военной интервенции: «Решающей цезурой в развитии советского миротворческого проекта стали события в Венгрии 1956 г., оказавшие негативное влияние на [международное] движение сторонников мира» (с. 234), которое СССР ранее развивал как главный инструмент воздействия на зарубежное общественное мнение. И далее в другой главе: «В марте 1957 г. в системе
государственного управления советской "культурной дипломатией" произошли существенные изменения, связанные с образованием Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами при Совете министров СССР (ГККС). Этот орган был образован в целях "улучшения советской пропаганды на зарубежные страны". Непосредственным поводом для создания ГККС стали события в Венгрии в 1956 г., где, по признанию самих советских функционеров, "наша пропаганда оказалась не на высоте"» (с. 49).
Число ответственных на внешнеполитическую работу структур было велико (они подробно перечислены в книге), однако, как отмечается во второй главе (названной «Не МИДом единым»): «Ключевым звеном аппарата государственного управления советской "культурной дипломатией" периода холодной войны являлось Министерство иностранных дел СССР. До 1956-1957 гг. на подразделения МИД было возложено непосредственное руководство работой всех структур, задействованных в осуществлении советской "культурной дипломатии"... Наиболее наглядно руководящая роль МИД СССР в системе советской "культурной дипломатии" проявлялась в деятельности Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). составляющей руководящей роли МИД по отношению к ВОКС была подотчетность уполномоченных общества за границей послам СССР в соответствующих странах. В большинстве случаев уполномоченные ВОКС являлись секретарями советских посольств, совмещая данные функции» (с. 47). Очевидно, что такая организация работы не была плодотворной, и в 1957 г. произошли описанные выше изменения — бюрократизированный ВОКС был упразднен ввиду своей неэффективности как «политический ляпсус» (с. 67), и вместо него создана новая структура для осуществления «культурной дипломатии». Конечно, и после этого «большую часть функций, связанных с непосредственным участием в осуществлении культурных связей с зарубежными странами, ГККС выполнял в тесном взаимодействии с МИД СССР» (с. 53), но все же не в подчинении, хотя МИД и пытался монополизировать за собой всю работу за рубежом.
В книге очень (иногда даже кажется, что чрезмерно) подробно описано, как Советский Союз проводил у себя разнообразные фестивали и конференции, привлекал иностранных туристов и студентов, детей в «Артек» и музыкантов вроде Дина Рида для выступлений, — со множеством дат, точным числом посетивших категорий иностранцев, большим количеством деталей об их пребывании в СССР и прочим. Но неизбежно встает вопрос: а где же непосредственно советская «культурная дипломатия» за рубежом? О ней во всей книге говорится очень мало, как о каком-то второстепенном моменте.
В одной из глав с десяток страниц уделено участию СССР во всемирных выставках (ЭКСПО), международных ярмарках и т.д. (с. 86-96), причем отмечена не только гигантомания, характерная для советских павильонов на таковых, но и непонимание самой сути этих мероприятий, «безмерная политизация» советского выставочного контента, например демонстрации взятого рейхстага или успехов в освоении космоса. Один из зарубежных
журналистов отметил по этому поводу (дата не указана, но по контексту можно предположить, что речь идет про период 1958-1960 гг.): «Русские маршируют с макетом космической ракеты... модель Луны подошла бы больше для научной или политической выставки, к торговле она не имеет никакого отношения» (с. 92).
Вскоре этот контент сменился другим — подчеркнуто лубочным: «Отличием выставочных концепций развитого социализма явился архаичный поворот — наряду с образцами гигантов советского строительства и промышленности явной становится активная эксплуатация образов народного творчества, псевдонациональных и этнических брендов. Так, в 1967 г. наряду с выставкой художественных произведений в стиле соцреализма в Монреале демонстрировались православные иконы. Целый зал был отведен изделиям народных промыслов Хохломы, Вологды, Палеха, на выставках сервировались блюда национальной кухни советских республик». И далее все в таком же купеческо-балалаечном духе. «Регулярно золотые медали получали московская водка, крабы, мех соболя, ружья» (с. 93). Какой образ СССР вся эта «экзотика» должна была сформировать за рубежом и к чему побудить иностранцев, глубокая загадка (разве что к исполнению советской рекламы «Покупайте русские водку и меха!»). Собственно, далеко от этого не ушла и современная Россия, неизменно вывозящая на крупные международные мероприятия ансамбли народной песни и пляски...
Интересно, что отсутствие интереса иностранцев к такой визуальной пропаганде понимали даже в руководящих органах СССР, в связи с чем придумали оригинальный ход: «С советской стороны осуществлялись попытки имитировать эффект высокого посетительского интереса, в этих целях организовывалась целенаправленная отправка экскурсантов на ярмарки. В1958 г. в ожидании наплыва посетителей в американский павильон планировалось делегировать в Брюссель [в качестве "посетителей" советского павильона] беспримерную по численности группу в 10 тыс. советских туристов, правда, позже количество было снижено до 3,5 тыс. человек. А. Попов и И. Орлов в своей книге приводят интересные данные о том, что путевка на Лейпцигскую ярмарку являлась самым доступным в ценовом отношении предложением для выезжающих за границу советских граждан» (с. 90-91). Но ведь получается, что эти зарубежные мероприятия, по сути, были направлены не на иностранцев (даже в ГДР), а на своих граждан, специально массово туда отправленных. В чем же смысл такой пропаганды?
В другой главе кратко перечислено то, что ряд советских ведомств осуществляли выезд за рубеж делегаций творческих союзов и художественных коллективов, показы советского кино и распространение советской прессы (с. 77-81), отдельно упомянут глянцевый журнал на иностранных языках «Путешествие в СССР» (с. 305-306). При этом, как правило, не проводится разницы между выездами в зарубежные страны социалистического лагеря, капиталистические страны и страны третьего мира, а ведь агитация «своих» вряд ли может быть сочтена агитацией вообще. Хотя, как следует
из отдельной главы, посвященной воспоминаниям писателя Константина Федина о его работе в ВОКС (с. 350-362), нелегкой была ситуация и в странах народной демократии: и в Венгрии в 1956 г., и в ГДР, где принудительная коллективизация вновь толкнула в конце 1950-х гг. часть жителей на уход в ФРГ (с. 361).
Вообще, воспоминания Федина, признанного корифея сталинской эпохи, показательны в плане эффективности работы ВОКС, да и в целом советской системы приема иностранцев. Совершенно хаотический подход к работе! В качестве примера можно привести дневниковую запись Федина за 1951 г.: «13.09. Вдруг приезжает представитель ВОКСа и уговаривает поехать не в Чехословакию, а в Австрию... 14.09. Звонок из ВОКСа: просят оставить в силе договоренность насчет Чехословакии, Австрия все же отпадает... 30.09....Звонок из ВОКСа. Вновь перемена: я должен все-таки направляться в Австрию!» Тексты всех выступлений пишут и согласуют сотрудники ВОКС, даже для выступления на вечере Общества советско-германской дружбы, главой которого был Федин: «Впервые прочитал речь, подготовленную за меня сотрудниками ВОКС. Чувствовал себя граммофоном» (с. 355). Лакировка действительности и буржуазная атмосфера при приеме иностранцев (борцов за коммунизм!) в СССР: «...на всем пути нашего следования видно было, как постарались вокруг прибрать, почистить, устранить лишних людей. Поистине ужасен наш "Интурист" с его базарным вкусом комендантов и распорядителей, с его рыночными красотами пейзажей в багетных рамах под бронзу, с бумажными сервиетками в стаканах, с плюшевыми драпри и конфетными коробками на буфетах — со всем этим шиком заброшенной провинции, рассчитанным на то, чтобы казаться культурненькими и до чертиков богатыми во всем. Наивность здесь беспредельна, и она борется... с вреднейшей халтурой, компрометирующей наилучшие намерения и чувства нашего народа в глазах чужеземца. Нет, я никогда больше не хотел бы сопутствовать приезжающим к нам в гости интуристам!» (с. 358). Разве многое изменилось в этом отношении и в брежневские, и в нынешние времена?
Еще в одной главе рассказ о выездах за рубеж советских ученых бодро начинается... и тут же обрывается, занимая всего один абзац: «Кардинальное изменение миграционной политики в отношении ученых начались лишь с процессом десталинизации: уже в 1957 г. в рамках сотрудничества со странами народной демократии по линии АН СССР было принято 735 человек, выехало за границу 703 человека, в последующем году число принятых в значительной степени возросло: только за 9 мес. в СССР приехали 1290 ученых, однако численность выехавших осталась на прежнем уровне — 700 человек. По данным А. Попова и И. Орлова, активное развитие научного туризма пришлось на 1960 г, когда за границу на различные мероприятия были командированы 6 тыс. сотрудников Академии наук и ее республиканских учреждений» (с. 98). На этом рассказ заканчивается, хотя было бы интереснее узнать про 1960-1980-ее г., нежели про то, что важной вехой и здесь стал отмеченный мною ранее 1957 г. И опять-таки не проводится деления между выездом советских ученых в страны соцлагеря («свои») и за их пределы.
Подробно рассмотрено участие советских специалистов в подготовке сотрудников сферы образования на Кубе, чей масштаб действительно впечатляет: «Наиболее мощным каналом трансфера внешнеполитических репрезентаций СССР стала работа советских специалистов и вузовских преподавателей непосредственно на Кубе... За период с 1960 по 1968 г. были подготовлены 20 тыс. специалистов разного уровня, для сравнения, примерно такое же количество студентов из ГДР прошли полное обучение в советских вузах за 40 лет» (с. 106-107). Кроме того, «инструментом передачи культурно-дипломатических посланий выступило изучение русского языка в школах и вузах — по данным на 1979 г., различного рода курсы посещало около 70 тыс. человек» (с. 109).
Кратко упомянуто и про то, что и «не только на Кубе, но и в других развивающихся странах высшие учебные заведения, возводимые на советские деньги и укомплектованные профессорами и специалистами, восторженно воспринимались населением как свидетельство самоотверженной помощи СССР. К примеру, только в Алжире в 1970-х гг. численность советской профессуры достигла 935 человек, не считая вспомогательного персонала» (с. 107). Какие плоды эта «самоотверженная помощь» принесла СССР в кратко- и долгосрочной перспективе, автор главы предпочел не конкретизировать, правда, признав далее, что и сотрудники кубинских вузов на практике игнорировали внедряемые советскими сотрудниками идеи, и такие же инструкции давали власти целого ряда стран третьего мира, обращавшихся к СССР за помощью в подготовке студентов: Индонезии, Ирана, Сирии, Китая (с. 108). Иначе говоря, охотно принимая бесплатную советскую помощь в постройке вузов и подготовке студентов (да и не только в этом направлении), местные власти отнюдь не горели особым желанием принимать идеи, которые бы хотели им навязать из СССР, и старались не давать советским представителям доступа к душам своих жителей.
В главе, посвященной Всемирным фестивалям молодежи и студентов, кратко рассмотрены и те из них, которые проводились за пределами СССР (с. 127-129). Причем, если исключить проходившие в странах народной демократии (Куба, Болгария, ГДР), то, например, когда в 1962 г. фестиваль проходил в Финляндии, относительно внимания к ней «зарубежной, в том числе финской прессы, то исследователи отмечают достаточно низкий интерес с ее стороны к фестивальной теме, особенно к культурным мероприятиям, что очень диссонировало с гипертрофированным вниманием советских средств массовой информации» (с. 127).
Из разных примеров выше складывается картина, что советская «культурная дипломатия» была вопреки своему содержанию направлена прежде всего на собственное общество, формируя в нем уверенность в величии его страны, признаваемой всеми на международной арене (это должны были подтвердить масштабные выставки, массовый приезд иностранных студентов и туристов, «щедрая самоотверженная помощь» любой запросившей таковую стране третьего мира и т.д.). Доходило порой до абсурда, например, когда на зарубежных выставках на советских стендах фиксировалось
«отсутствие подписей на языке страны», в которой все это происходило. Даже лояльные посетители на Лейпцигской книжной ярмарке 1953 г. в ГДР оставляли такие критические отзывы, призывающие вернуться в реальность: «Для тех посетителей, кто владеет русским языком, эта выставка дает очень полное впечатление о советской литературе. Но подумайте о тех, кто не может читать по-русски. Подзаголовок на немецком языке мог бы помочь многим стать ближе к вам и получить больше сведений» (с. 95). Эта ярмарка, куда массово завлекали советских же туристов, уже упоминалась выше в рецензии.
Неудивительно, что при таком подходе в целом руководство зарубежных стран, получая помощь от СССР, затем быстро рвало с ним отношения. Пример Египта, где Анвар Садат в единочасье выдворил тысячи советских инженеров, построивших для этой страны Асуанскую плотину, в книге не освещен, но кратко упомянуто, что даже самая лояльная за пределами восточноевропейского соцлагеря Куба под властью Фиделя Кастро (которой просто было некуда деваться ввиду санкций и военной угрозы Штатов) тоже не была исключением: «Позиция СССР в ходе Карибского кризиса спровоцировала охлаждение отношений с кубинцами и даже отток студентов, изучавших русский язык» (с. 110).
«Выездной туризм» направлялся прежде всего в страны народной демократии, где находились мемориалы, призванные инструментализировать память и ритуалы, посвященные Великой Отечественной войне. Печально при этом то, что исследователи отмечают полнейшую «стереотипность» и «обезличенность» откликов, оставленных советскими посетителями в книгах отзывов мемориальных комплексов ГДР, в том же Трептов-парке (с. 221222). То, что советские люди все больше оперировали в отношении своей памяти шаблонными терминами, взятыми из официальной пропаганды, при этом сами не вкладывая в них реальное, живое содержание, не могло не сказаться после того, как Советский Союз пал и его система пропаганды исчезла.
Отдельная история — это советские туристы в капиталистических странах, к этой теме авторы книги возвращаются дважды (с. 311-330, 344-348). Отбор кандидатов на такие поездки был крайне тщательным, их анкета проверялась на «чистоту», в том числе в плане наличия подозрительных связей с иностранцами. Выезжавшие получали инструкции по поведению и даже по стилю одежды, в результате следования которым «советские туристы отправлялись на оперный театр недостаточно нарядно одетыми или, наоборот, приходили на пляж в парадных костюмах и вечерних платьях», после чего «туристы из СССР вместо ожидаемого восторга иностранцев подвергались насмешкам с их стороны» (с. 317). Контроль за выезжающими опять-таки доходил до абсурда, впрочем, обычного для тоталитарного общества: «Группы туристов... на время поездки делились на так называемые тройки или пятерки, в каждой из которых руководителем группы назначалось ответственное лицо — "звеньевой"... Периодически в номере, где жил руководитель туристической группы, проводились сборы руководителей "троек"/"пятерок"» (с. 329). Порицанию
подвергалось даже отставание подконтрольной «звеньевому» части туристов от прочей группы на 200-300 метров!
Отдельная история — это изобилие потребительских товаров на Западе, вызывавшее у советских туристов настоящий шок. «В итоге задуманный как "самоокупаемый канал внешнеполитической пропаганды» выездной туризм нередко превращался в один из "источников пессимизма" для советских граждан и в известной степени стал одной из причин кризиса социалистических ценностей в позднем советском обществе» (с. 332). Интересно, что в другой главе книги другой автор дает аналогичную оценку эффективности привлечения в Советский Союз иностранных студентов как метода «культурной дипломатии»: «Обучение в вузах СССР имело опасный побочный эффект: узнав советскую систему изнутри, выпускники стали индифферентны к ее основным лозунгам» (с. 119). «Неизбывной проблемой, с которой сталкивались советские органы просвещения иностранных студентов на протяжении всего существования системы обучения, оставалось несовпадение пропагандистских паролей об СССР как стране победившего социализма... и реальной советской действительности» (с. 116-117).
Закономерным выводом из книги является необходимость задуматься об эффективности «культурной дипломатии» современной России, в условиях новой холодной войны оперирующих теми же инструментами: фестивалями для молодежи, помпезными выставками и концертами за рубежом фольклорных ансамблей.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Советская культурная дипломатия в условиях холодной войны: 19451989: коллективная монография. М.: Политическая энциклопедия, 2018. 446 с.
LIST OF SOURCES AND LITERATURE
1. The Soviet cultural diplomacy in the conditions of Cold War: 1945-1989: collective monograph (2018,) [Sovetskaya kul'turnaya diplomatiya v usloviyah Holodnoj vojny: 1945-1989: kollektivnaya monografiya], Moscow: Political Encyclopedia, 446 p.
МАЛЬЦЕВ ВЛАДИСЛАВ ВЛАДИМИРОВИЧ — журналист, Москва (maltcev.v@gmail. com). Россия.
