CC BY
121
ТУРГЕНЕВЕДЕНИЕ СЕГОДНЯ: ИТОГИ И ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ТВОРЧЕСТВА ПИСАТЕЛЯ
TURGENEV STUDIES TODAY: RESULTS AND PROBLEMS OF EXPLORING WRITER'S CREATIVE WORK
15-17 ноября 2018 года на Филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета состоялась Международная научно-практическая конференция, посвященная 200-летию со дня рождения выпускника университета Ивана Сергеевича Тургенева1. Конференция прошла в рамках секции «Образование» VII Санкт-Петербургского международного культурного форума и стала одним из его самых значительных литературных событий.
Оказавший существенное влияние на развитие русской и мировой литературы, И. С. Тургенев и ныне не теряет своей популярности — ни среди читателей, ни среди филологов: в конференции приняли участие исследователи из Петербурга, Москвы, других регионов России, а также специалисты, представляющие университеты и научные центры Венгрии, Германии, Израиля, Италии, Канады, Китая, Польши, России, Франции и Швейцарии.
В ходе конференции представлено 52 доклада, посвященных различным проблемам изучения жизни и творчества И. С. Тургенева, а в рамках Круглого стола прошло обсуждение вопросов преподавания, ставшее отличительной чертой всего представительного научного форума. Оно показало, сколь значителен интерес к самым разным аспектам жизни и творчества И. С. Тургенева в современной филологической науке.
В докладе «И. С. Тургенев и Петербургский университет» Александр Анатольевич Карпов (СПбГУ) рассказал об истории пребывания писателя в стенах своей альма-матер, охарактеризовал некоторые из прослушанных им литературоведческих курсов (П. А. Плетнева, А. В. Никитенко), дал краткий обзор истории петербургского университетского тургеневедения, начало которой было положено еще при жизни Тургенева.
Выступление Игоря Николаевича Сухих (СПбГУ) «И. С. Тургенев в литературной критике: первое столетие» строилось на основе подготовленной им антологии «И. С. Тургенев: pro et contra», включающей наиболее значительные статьи и исследования 1843-1918 годов, посвященные творчеству писателя. Докладчик отметил, что важную роль в канонизации творчества И. С. Тургенева сыграли В. Г. Белинский и критики-ше-
стидесятники разных направлений (от Д. И. Писарева до М. Н. Каткова).
Тему рецепции творчества писателя в критике и литературоведении продолжила Джузеппина Ларокка (Университет г. Мачераты, Италия) с докладом «Лев Пумпянский и Иван Тургенев: некоторые заметки о теории прозы». Доклад Елены Николаевны Григорьевой (СПбГУ) «В. М. Маркович о Тургеневе» представлял собой презентацию подготовленного ею издания трудов одного из выдающихся тургеневе-дов XX века2.
Александр Яковлевич Звигильский, основатель-хранитель Европейского музея Ивана Тургенева в Буживале (Франция), в докладе «Тургенев — юрист и меценат» рассказал о деятельности Тургенева как основателя «Общества взаимного вспоможения и благотворительности в Париже», проанализировав прежде неизвестный документ — отредактированный писателем устав этой организации.
Последующие доклады, прочитанные в ходе пленарного заседания, были уже непосредственно посвящены различным проблемам изучения творчества писателя.
Выступление Рольфа-Дитера Клюге (Тюбингенский университет, Германия) «Сектантство и проблема смерти в „Записках охотника" Тургенева» было полемически направлено против взглядов некоторых критиков, утверждавших, будто И. С. Тургенев клевещет на русских крестьян, изображая их бессмысленно покорными судьбе. Докладчик обратился прежде всего к образу героя очерка «Касьян с Красивой Мечи», которого он, вслед за Н. Л. Бродским, считает представителем секты «бегунов», а затем к теме смерти, которая, по его мнению, получает в «Записках охотника» специфическую трактовку: в восприятии религиозных людей, в том числе сектантов, жизнь и смерть предстают как «неразделимое единство». В результате был сделан вывод о том, что в «Записках охотника» Тургенев реалистически передает религиозное мировоззрение русских крестьян, их «спокойное гармоничное» отношение к жизни и смерти, которое порой ошибочно интерпретировали как безволие и «тупую» покорность.
Почетный профессор университета Калгари (Канада) Николай Глебович Жекулин в докладе «Что нам может дать авторская пунктуация в рукописи „Отцов и детей"?», показал, что в беловом автографе этого романа, хранящемся во Франции, в Национальной библиотеке, Тургенев использует строгую систему интонационной пунктуации. Отличительной чертой этой системы является употребление тире для обозначения различных пауз в прямой речи. По принятой в те времена практике, при первой публикации авторская пунктуация была заменена традиционной, в результате чего читатели оказались лишены важного руководства для более глубокого понимания характеров действующих лиц.
В докладе крупного немецкого слависта Райнера Грюбеля (Ольденбургский университет) «„Конец света (Сон)" Тургенева, конец жизни и конец текста» это стихотворение в прозе было рассмотрено с точки зрения соотношения в нем понятий конца мира, конца человеческой жизни и конца (художественного) текста. Автор выдвинул тезис о том, что текст Тургенева составляет мифическую модель бесконечного мира, бесконечной жизни и бесконечного текста, противостоящую исторической модели их конечных эквивалентов. Это сопоставление взаимоисключающих концептов рассматривается в соотношении с историческим контекстом других вариантов решения соответствующих вопросов в русской литературе того времени — как у самого Тургенева, так и у других авторов.
Работу секции «Творчество Тургенева» открыли доклады, посвященные общим его особенностям. Михаил Викторович Строганов (Российский гос. университет им. А. Н. Косыгина; ИМЛИ РАН, Москва) в докладе «Тургенев. Сила человека социального перед мощью природы» полемизировал с известным мнением о том, что в изображении человека у Тургенева преобладают социальные мотивировки. На самом же деле писатель постоянно проверяет социального человека на прочность силами природы, и человек социальный никогда не выдерживает этой проверки, которая составляет своего рода метасюжет творчества Тургенева. Истоки такой трактовки человека лежат в натурфилософии рубежа ХУШ-Х1Х веков, прежде всего в творчестве Ф. Шиллера и И. В. Гете, которое Тургенев воспринял во многом через А. С. Пушкина.
Близких тем коснулся и Сергей Владимирович Савинков (Воронежский государственный педагогический университет; Воронежский государственный университет) в выступлении «Философия слабости в творчестве И. С. Тургенева». Заявленная им тема рассматривалась в тех ее семантических и сюжетных кон-
фигурациях, которые формируются в поле взаимодействия чрезвычайно важной для тургеневского мира смысловой оппозиции «форма У8. бесформенное». Форма существования, которую в целях самозащиты выстраивает для себя тургеневский человек, позволяет ему, по слову героя из романа «Накануне», занимать место в пространстве и иметь тело. Однако, как было убедительно показано в докладе, любовь и красота способны оказать на тургеневского человека воздействие такой силы, что он становится готовым добровольно пожертвовать своей личной формой ради приобщения к сверхличным формам бытия. Невозможность защититься от любви и красоты, поглощающих тургеневского человека, делает его слабым — и она же, по замечанию докладчика, является свидетельством его онтологической силы.
Доклад Елены Георгиевны Новиковой (Национальный исследовательский Томский государственный университет) «Малая проза И. С. Тургенева как явление культурного трансфера: Феноменология и типология» основывался на материале трех повестей: «Гамлет Щигровского уезда», «Фауст» и «Степной король Лир». Их объединяет одна яркая особенность: использование великих образов мировой литературы не только в проблематике и сюжетике, но и непосредственно в названиях произведений. В выступлении было показано, что использование этого приема во многих произведениях направлено на решение разных художественных задач: в «Гамлете Щигровского уезда» это описание особого типа человека в современной русской культуре, рефлексирующего российского героя; в «Фаусте» — наоборот, описание процесса вхождения в русскую культуру и адаптации в ней великого произведения немецкой литературы. Наконец, в повести «Степной король Лир» шекспировский сюжет использован для осмысления актуальной российской действительности 1860-х годов.
Елена Дмитриевна Толстая (Еврейский университет, Иерусалим, Израиль) говорила о некоторых приемах, сближающих тургеневское повествование с поэзией, главным образом об анаграммах. Основное внимание она уделила звуковым мотивировкам имен, в частности, семантизации таких имен, которые кажутся на первый взгляд совершенно немотивированными. Затронула она и проблему «зауми» у Тургенева, поднятую еще Р. О. Якобсоном.
Наталья Савельевна Мовнина (СПбГУ) в докладе «И. С. Тургенев „на страже культуры"» рассмотрела возможности определения литературно-эстетической позиции и специфики творчества писателя через понятие «культура» с учетом разных смысловых состав-
ляющих этого понятия на рубеже Х1Х-ХХ веков, когда оно находилось в процессе интенсивного формирования. Предложенные в этот период формулировки были соотнесены с представлением о «культуроохра-нительной» функции наследия Тургенева в советском литературоведении 1970-х — 1990-х годов.
В рамках секции «Творчество Тургенева» большое внимание было уделено романам писателя. Так, профессор Женевского университета (Швейцария) Жан-Филипп Жаккар в докладе «"Я все знаю": Предварительные заметки об идейно-зеркальной композиции „Дворянского гнезда" И. С. Тургенева» высказал мысль о том, что внимательное прочтение этого произведения позволяет выявить в нем зеркально-симметричную композицию. В той части романа, которая составляет его композиционный центр, большое место занимает второстепенный на первый взгляд персонаж — Лемм. Дальнейший анализ показывает, что композитор так же влюблен в Лизу, как и Лаврецкий. Лаврецкому же, который сам музыки не знает, Лемм нужен для сближения с предметом его любви. Таким образом, Лемм как бы восполняет собой недостаток личности Лаврецкого, что подразумевает необходимость переоценки роли музыки в романе.
В докладе Петра Евгеньевича Бухаркина (СПбГУ) «Отцы и дети» — конфликт поколений или конфликт национальных типов?» было предложено прочтение знаменитого тургеневского романа как произведения, посвященного в первую очередь не столкновению двух поколений (людей 1840-х годов и шестидесятников), но двух национальных начал: европеизированной культуры и почвы. Первое начало представлено в романе сразу в двух своих ведущих вариантах — дворянской культуры (семья Кирсановых) и культуры духовенства (отец Евгения Базарова — Василий Иванович, в котором можно видеть выходца из духовной среды, на что, в частности, указывают черновики И. С. Тургенева). Этому началу противостоит Евгений Базаров, в котором отчетливо проявляются стихийные черты, позволяющие видеть в нем человека почвы. Подобная интерпретация романа Тургенева не отменяет уже существующих его трактовок, однако вносит в осмысление произведения целый ряд важных акцентов, в частности, позволяет увидеть в Тургеневе историософски мыслящего автора, в неменьшей степени, нежели Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, чувствовавшего грозные тенденции национальной жизни.
Романному творчеству Тургенева был посвящено и выступление «Субстраты и концепты усадебных романов Тургенева» Валерия Анатольевича Доманского (ЛГУ им. А. С. Пушкина, Санкт-Петербург), который
рассмотрел структуру и основные элементы тургеневских усадебных романов, не имеющих аналогов в мировой литературе. По мнению докладчика, жанр усадебного романа определяется его субстратами, то есть ландшафтами, садами, пространством усадебного дома, сюжетостроением, а также системой персонажей, духовной атмосферой «дворянского гнезда». Каждый структурный уровень усадебных романов И. С. Тургенева выстраивается посредством системы художественных концептов, углубляющих его художественную образность. Благодаря особому строению усадебного романа, соединяющего природный и духовный мир, его художественное пространство постоянно расширяется, и важнейшую роль здесь играют средства поэтики, которые писатель использует для моделирования усадебного космоса.
Различным произведениям писателя и аспектам их изучения были посвящены выступления других участников секции. Ангелика Молнар (Дебреценский университет, Венгрия) в докладе «Поэтические особенности повести „Первая любовь"», предложила анализ главных природных мотивов этого произведения И. С. Тургенева (вороны и грозы) в перспективе их метафорического развертывания в тексте. Основное внимание она уделила переосмыслению символики этих поэтических образов с точки зрения дискурсивности. Выступающая привлекла новый контекст для интерпретации тургеневской повести и сделала целый ряд оригинальных наблюдений, не ограничиваясь толкованием явлений любви и страсти в художественном мире произведения, но уделив значительное внимание лингвистическому анализу текста.
Доклад Валентины Александровны Лукиной (ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург) «К истории создания рассказа Тургенева „Бригадир": хронология и текстология» был посвящен новонайденной рукописи рассказа, хранящейся в Хоутонской библиотеке Гарварда, в фонде П. Виардо. В ходе сопоставления с другими известными рукописями «Бригадира» удалось установить, что эта рукопись представляет собой первый беловой автограф с правкой, который был перебелен с черновой рукописи, ныне хранящейся в Национальной библиотеке Франции, и послужил источником для изготовления наборной рукописи, хранящейся в Пушкинском Доме, в фонде М. М. Стасюлевича. Изучение полного комплекта рукописей рассказа и анализ правки, имеющейся в гарвардском автографе, позволили не только существенно дополнить творческую историю «Бригадира», но и внести уточнения в комментарии к нему в новом академическом Полном собрании сочинений и писем писателя.
Сравнительно небольшой по составу участников, но содержательной по характеру выступлений была секция «Язык и стих произведений Тургенева». Ее заседание открыл видный немецкий литературовед и лингвист Роберт Ходель (Гамбургский университет, Германия) с докладом «Развитие несобственно-прямой речи в „поэтическом реализме" Тургенева». Выступающий задался вопросом о том, как развитие несобственно-прямой речи в русской литературе (от позднего Гоголя до Толстого) отразилось в творчестве И. С. Тургенева. Для того чтобы ответить на этот вопрос, докладчик проанализировал тексты повестей «Похождения подпоручика Бубнова» и «Бретер», а также романов «Рудин» и «Отцы и дети». Как выяснилось, несобственно-прямая речь в творчестве Тургенева в большой мере отражает общее развитие этой формы передачи речи, но есть и существенное отличие: у Тургенева сохраняется собственный голос автора-повествователя, благодаря чему его проза и вошла в историю литературы как «поэтический реализм».
Федор Никитич Двинятин (СПбГУ) в сообщении «Два глагола речи в ремарках реплик у Тургенева: к количественному анализу повествовательной топики» привел статистические данные по употребительности различных глаголов говорения у И. С. Тургенева и других русских романистов, отметив в предпочтениях первого целый ряд ярких особенностей, которые еще предстоит интерпретировать.
В выступлении Светланы Алексеевны Матяш (Оренбургский государственный университет) «Стихотворные переносы поэм И. С. Тургенева в контексте проблемы рецепции стиховых форм» были рассмотрены частота встречаемости и структурные особенности стихотворных переносов (enjambements) в четырех поэмах Тургенева, созданных в первой половине 1840-х годов. Анализ обширных статистических данных, полученных докладчиком в результате фронтального стиховедческого описания целого ряда эпических и драматических произведений русской литературы, позволил сделать вывод о том, что Тургенев одинаково успешно актуализировал опыт близких и дальних предшественников. Чутко воспринимая общие тенденции в развитии русского стиха, он их либо смягчал, либо утрировал, формируя свой собственный, индивидуальный стихотворный стиль и особую поэтику стихотворных переносов. Для Тургенева-стихотворца большое значение имел опыт драматического стиха в ранней драматической поэме «Стено».
Об опыте создания произведений сложной, синтетической жанровой природы у Тургенева и о воздействии этого опыта на последующую литературную
традицию рассказал Юрий Борисович Орлицкий (РГГУ Москва; Трирский университет, Германия) в докладе «Современная русская прозаическая миниатюра — развитие принципов тургеневских „Стихотворений в прозе"». Выступающий убедительно показал, что рассматриваемые произведения Тургенева не только не являются стихотворными, но и не могут интерпретироваться как реализующие некую единую жанровую модель. В соответствии с этим прозаическая миниатюра, получившая широкое распространение в современной русской словесности, была охарактеризована как прямое продолжение и развитие тургеневской новации.
Чрезвычайно разнообразной по характеру затронутых вопросов оказалась секция «Творческое наследие Тургенева и мировая культура». Так, Юрий Викторович Доманский (РГГУ, Москва) в докладе «Тургенев в рассказе Акутагавы „Вальдшнеп": к проблеме биографического мифа» рассмотрел пример появления И. С. Тургенева в качестве литературного персонажа в рассказе Акутагавы Рюноскэ 1921 года. Выступающий показал, что, за счет введения литоты как повода к основному сюжетному событию, «Вальдшнеп» Акутагавы становится художественным звеном биографического мифа Тургенева. Японский писатель содействует формированию не столько собственно мифа о жизни Тургенева, сколько мифа о Тургеневе как авторе-творце.
В докладе А. Пашкевич (Вроцлавский университет, Польша) «Эустахы Рыльски — о России, о Тургеневе» рассматривалось отношение известного польского прозаика, драматурга и сценариста к России и русской литературе. Его увлечение российской культурой и традицией подтверждается результатами анализа микроромана «Человек в тени». Праобразом одной из героинь этого произведения является Арина Тимофеевна из рассказа И. С. Тургенева «Ермолай и мельчиха». Основой для выводов о характере отношения Рыльского к Тургеневу и его творчеству послужил разбор эссе «Арина Тимофеевна», вошедшего в состав сборника «После завтрака».
Сергей Леонидович Фокин (Санкт-Петербургский государственный экономический университет), выступивший с докладом «И. С. Тургенев и Ф. М. Достоевский в „Дневнике" братьев Гонкур: два символа „русской души" во Франции», проанализировал образ Тургенева у братьев Гонкур и определил характер эволюции представлений о «русском европейце» у французских писателей. На протяжении многих лет автор «Записок охотника» оставался в глазах членов «Общества пяти» полномочным представителем русской словесности, однако с течением времени автори-
тет Тургенева как знатока русской жизни и собственно русского писателя стал несколько меркнуть в глазах Э. де Гонкура, и французский литератор постепенно проникся сомнениями относительно действительной роли Тургенева в русской культуре, отдавая предпочтение романам Достоевского.
Ольга Бодовна Кофанова (Государственный университет Морского и Речного Флота им. адмирала С. О. Макарова, Санкт-Петербург) выступила с докладом «„Я ... как стилист не ударил лицом в грязь" (Тургенев — переводчик Флобера)», в котором предложила анализ двух самых сложных, на ее взгляд, по своей поэтике повестей Г. Флобера — «Легенда о св. Юлиане Милостивом» и «Иродиада». В своем выступлении она отметила, что эти произведения, использующие экфрасис и эффект синестезии, считаются в настоящее время вершинами французской прозы. Взявшись за их перевод, И. С. Тургенев назвал «трудом любви» свои усилия, направленные на то, чтобы довести до русского читателя всю их поэтическую прелесть и флоберовскую виртуозность во владении языком. Сравнивая французские оригиналы с тургеневскими переводами, О. Б. Кофанова сделала вывод о конгениальности этих текстов.
Переводческой работе Тургенева, но в обратном направлении, с русского языка на иностранный, посвятила свой доклад «И. С. Тургенев — переводчик М. Ю. Лермонтова: некоторые замечания о переводе поэмы „Мцыри"» Алессандра Карбоне (Пизанский университет, Италия). В докладе был предложен анализ прозаического перевода поэмы Лермонтова «Мцыри», опубликованного в журнале «L'Illustration» за 1865 год, в сопоставлении с русским оригиналом. Основное внимание выступающей привлекли те переводческие решения и методы, к которым Тургенев и Л. Виардо прибегали в своей совместной работе.
Ирина Анатольевна Беляева (Московский городской педагогический университет; МГУ им. М. В. Ломоносова) в начале своего доклада «Вторая часть „Фауста" Гете в творческой рецепции Тургенева» напомнила о том, что И. С. Тургенев резко противопоставлял друг другу две части «Фауста» И. В. Гете: в первой он видел «великое произведение», в котором высказался современный человек с «внутренней борьбой личного духа» и был раскрыт коренной конфликт бытия («трагикомедия любви»); вторая же часть представлялась писателю бессильной старческой аллегорией. Тем не менее обойти в своем творчестве вопросы, поставленные во второй части «Фауста», он также не мог, и особенно это становится ясно к концу 1850-х годов. Среди круга значимых и структурообразующих
тем и мотивов, актуальных для Тургенева, докладчица выделила линию, связанную с идеей деятельного преобразования человеком природы и социума; вопрос о возможности гармонического сосуществования цивилиза-ционных прорывов, который несет с собой новый «фаустовский» мир, с традиционной жизнью; и тему Елены, которая оказывается «смысловым фокусом» в романах Тургенева «Накануне» и «Отцы и дети».
Максим Андреевич Самородов (школа № 1535, Москва) посвятил свое выступление «Оперные интерпретации повести И. С. Тургенева „Песнь торжествующей любви"» интермедиальному анализу ее музыкально-драматических инсценировок (оперы В. Гартевельда и А. Симона). Исследуя феномен «музыкальности» тургеневской прозы (на уровне стиля, композиции, системы образов, сюжета), автор попытался найти его отражение в оперных интерпретациях произведения писателя, а также ответить на вопрос о том, какие изменения претерпевают сюжет и текст первоисточника при их трансформации в оперное либретто.
В докладе Елены Дмитриевны Гальцовой (ИМЛИ им. А. М. Горького РАН; Российский государственный гуманитарный университет) «Проблема сакрального в размышлениях Э.-М. де Вогюэ о Тургеневе» был предложен анализ функционировании очерка французского автора о Тургеневе в разных вариантах (статья 1883 года, предисловие к французскому переводу поздних произведений Тургенева, глава «Русского романа») и рассмотрены упоминания о Тургеневе в других произведениях Вогюэ. Выступающая попыталась ответить на вопросы о том, что имеет в виду Вогюэ, называя Тургенева «русским Богом»; почему именно в очерке о Тургеневе возникает тема особой миссии поэта/писателя; как все это сочетается с почвенничеством, через призму которого Вогюэ трактует Тургенева; как эти размышления соотносятся с представлениями Вогюэ о двух других, значительно более «сакральных» для него, русских писателях-современниках — Достоевском и Толстом; и др.
В рамках секции «Творчество Тургенева и русская литература» были представлены семь докладов, посвященных истории восприятия творчества писателя в разные эпохи развития нашей литературы.
В выступлении Кирилла Юрьевича Зубкова (СПбГУ) «Повести Тургенева середины 1850-х годов и проза журнала „Москвитянин"» рассматривалась позиция И. С. Тургенева в ситуации историко-литературной полемики начала 1850-х годов — периода, когда писатель, по собственному выражению, стремился выработать «новую манеру». На материале повестей «Переписка» и «Яков Пасынков» было показано, что
Тургенев учитывает изменения в системе литературы, возникшие под влиянием литературного проекта журнала «Москвитянин», авторы которого выступали против литературной позиции «Современника». Писатель пытался учесть приемы построения вымышленного повествования, введенные его оппонентами, и интегрировать их в собственную поэтику.
Евгения Нахимовна Строганова (Российский государственный университет им. А. Н. Косыгина, Москва) в докладе «Тургенев и русские писательницы» охарактеризовала особенности личных и творческих контактов И. С. Тургенева с его литературными современницами. Особое внимание было уделено писательницам тургеневского поколения — Е. В. Салиас де Турнемир (Е. Тур) и Н. Д. Хвощинской (В. Крестовский — псевдоним), чьи отзывы о Тургеневе не всегда были доброжелательны. В отличие от них писательницы нового поколения, выросшие на произведениях Тургенева, безусловно признавали его литературное значение и с готовностью принимали советы и помощь авторитетного наставника.
Михаил Сергеевич Макеев (МГУ им. М. В. Ломоносова) в докладе «Тургенев — критик Некрасова» утверждал, что оценка И. С. Тургеневым поэзии Н. А. Некрасова резко поменялась не потому, что изменился эстетический вкус писателя, но потому, что произошла трансформация избранного им критического «амплуа». Сначала Тургенев предстает как критик-соавтор, глубоко вникающий в процесс создания произведений, однако позднее он рассматривает поэзию Некрасова как уже сложившееся историко-литературное явление. Уничижительный характер самых поздних тургеневских оценок творчества Некрасова обусловлен как утратой связи с его творческим процессом, так и переоценкой исторической значимости содержания некрасовской поэзии.
В докладе Елены Владимировны Душечкиной (СПбГУ) «Тургеневский подтекст стихотворения Некрасова „Вчерашний день, часу в шестом..."» было высказано мнение о том, что первый и единственный автограф стихотворения Н. А. Некрасова «Вчерашний день, часу в шестом...», которое датируется обычно 1848 годом, представляет собой запись в альбоме Ольги Козловой, сделанную в 1873 году, и может рассматриваться как полемический ответ И. С. Тургеневу, чью запись поэт обнаружил в том же альбоме. Находясь уже долгие годы в идейном разладе с Тургеневым, Некрасов подчеркивает в этом стихотворении верность идеалам, которым они с Тургеневым оба служили в эпоху своей молодости.
В докладе Михаила Яковлевича Вайскопфа (Еврейский университет, Иерусалим, Израиль)
«Тургенев и Фет: спор о России» было отмечено, что с годами А. А. Фет как социальный мыслитель от своего кратковременного юношеского либерализма все решительней сдвигался к консервативной и даже ретроградной позиции. Тем не менее он оставался противником крепостного права и крестьянской общины как его губительного порождения, противопоставляя им капитализм и частную собственность, гарантом которых, по его убеждению, должна была выступать верховная власть. Вместе с тем, несмотря на патриотический монархизм Фета, его суждения о России в целом носили довольно безрадостный характер. При всех своих радикальных политических расхождениях с этим поэтом, либерал И. С. Тургенев и в этом вопросе, и в своем уныло-пренебрежительном отношении к простому народу (после «Записок охотника») придерживался аналогичных взглядов. По мнению докладчика, оба они по сути своей были западниками, с тем различием, что Фет выглядел западником скорее прусского образца, тогда как Тургенев ориентировался на британский и французский уклад жизни.
Автор доклада «„Меткость эпиграмматических заметок...": Тургенев за чтением гончаровского „Обрыва"» Анна Глебовна Гродецкая (ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург) отметила резкий характер эпистолярных отзывов И. С. Тургенева о романе И. А. Гончарова, связанный с глубоким разочарованием, которое принесло ему это произведение — результат 20-летнего труда, обещавшего «золотые горы». Кроме того, выступающая объяснила резкость тургеневских оценок еще и тем, что именно в связи с «Обрывом» между писателями возник известный конфликт (выдвинутое Гончаровым в адрес Тургенева обвинение в «плагиате»), а также тем, что ряд особенностей романной поэтики Гончарова оказался для Тургенева категорически неприемлемым: его раздражало и общее впечатление «устарелости» и «рутинности», «условности» и «придуманности» сюжетных ситуаций, и повествовательные длинноты, и обилие диалогов, и многое другое. Выступающая отметила, что замечания Тургенева об «Обрыве» отличает и критико-аналитическая проницательность, позволившая критику точно определить специфику гончаровского нарратива.
Завершилась работа секции выступлением Ирины Эдуардовны Васильевой (СПбГУ), которое было посвящено одному из малоизученных аспектов рецепции тургеневского творчества в русской литературе рубежа Х1Х-ХХ столетий: темой доклада стал «Тургеневский сюжет в женских журналах конца XIX — начала XX века». Как отметила выступающая, в эту эпоху женские журналы стали заметным явлением в литератур-
ной и общественной жизни России. Непосредственно связанные с развитием женского движения, они в то же время представляли некоторую «срединную» зону общественного сознания и вкуса, аккумулируя в себе тенденции, характерные для повседневной культуры. В докладе был сделан ряд наблюдений над тем, каким образом преломляется в изданиях такого рода «тургеневский сюжет» — один из наиболее значимых в культуре эпохи.
Тема «Творчество Тургенева и русская литература» была продолжена большим пленарным заседанием, в центре которого оказались две основные темы — личные и творческие отношения Тургенева с Достоевским и отклики на тургеневское творчество в произведениях Чехова. Каждой из этих тем было посвящено по четыре доклада.
В выступлении Владимира Николаевича Захарова (РФФИ, Москва; Петрозаводский государственный университет) «Уроки Достоевского в „Записках охотника" Тургенева» был рассмотрен один из эпизодов творческого диалога двух классиков русской литературы. Несмотря на свое критическое отношение к творчеству Ф. М. Достоевского, И. С. Тургенев был одним из немногих, кто смог понять, оценить и развить антропологические открытия его романа «Бедные люди»: каждый человек несет в себе образ Божий, в каждом заключен безграничный потенциал личностного развития, каждый — гений. Сознательно или бессознательно, в «Записках охотника» антропологические и поэтические идеи Тургенева совпали с идеями Достоевского. В этом смысле, по мнению докладчика, возвеличивание и возвышение простых и «маленьких» людей у Тургенева стало не столько результатом уроков, усвоенных у Достоевского, сколько результатом следования идеям христианской антропологии, правде жизни и откровению искусства.
Обратившись к теме «Достоевский и Тургенев (новые грани творческого диалога)», Сергей Акимович Кибальник (ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург) заметил, что разговор о ней, как правило, начинают с «Записок из подполья» или даже с романов «великого пятикнижия». Между тем творческий диалог с Тургеневым Достоевский вел едва ли не в каждом своем произведении конца 1850-х — 1860-х годов. Докладчик обратил внимание аудитории на новые грани этого диалога, которые отчетливо просматриваются в «Записках из мертвого дома» и в романе «Игрок». Обращаясь к тем же темам, что и Тургенев, Достоевский, как правило, предлагал их полемическую интерпретацию. Именно полемический характер носило воплощение в этих произведениях темы
взаимоотношений дворянства и народа, а также темы трагической (и прежде всего «мазохистской») природы любви. По мнению выступающего, такое изображение любви в романе Достоевского несло в себе, помимо прочего, и скрытую пародию на некоторые обстоятельства жизни самого Тургенева, в частности на его отношения с П. Виардо. В то же время, многие образы романа «Игрок» стилизованы под образы героев «Дворянского гнезда». В заключение автор доклада подчеркнул, что творческий диалог с Тургеневым в произведениях Достоевского 1860-х годов включал в себя одновременно и ориентацию на Тургенева, и внутреннюю полемику с ним.
Константин Абрекович Баршт (ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН, Санкт-Петербург) в своем выступлении «О Варваре Петровне Лутовиновой-Тургеневой и ее тезке Варваре Петровне Ставрогиной из романа Ф. М. Достоевского „Бесы"» выдвинул предположение о том, что первая Варвара Петровна была не просто тезкой, но и прототипом последней. Анализируя ряд схожих черт во внешности, характере и образе жизни реальной персоны и литературного персонажа, автор сделал предположение о прямом или опосредованном влиянии на формирование образа Ставрогиной личности Лутовиновой-Тургеневой, информацию о которой Достоевский мог получить и от самого Тургенева, и от общих знакомых.
Дмитрий Викторович Токарев (ИРЛИ (Пушкинский Дом) РАН; Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Санкт-Петербург; СПбГУ), выступивший с докладом «„Огромный взор": сравнительная феноменология зрения в описаниях казни у Тургенева („Казнь Тропмана"), Достоевского („Идиот") и Гюго („Последний день приговоренного к смерти")», проанализировал ключевой момент тургеневского нарратива о казни Тропмана — тот, когда рассказчик, описывающий всю сцену с точки зрения внешнего наблюдателя, сталкивается с необычным взглядом, которым приговоренный к смерти окидывает входящих в его камеру. Он смотрит на них «огромным, круглым взором», транслирующим знание о смерти как о чем-то уже совершившемся, — взором, имплицитно отсылающим к той художественной задаче, которую ставит князь Мышкин перед Аделаидой: «нарисовать лицо приговоренного за минуту до удара гильотины». По мнению докладчика, ключом к пониманию роли зрения и взгляда в этих двух текстах Достоевского, фиксирующих опыт «встречи» с неминуемой смертью, является повлиявшая на русского писателя повесть Гюго.
«Тургеневско-чеховскую» часть заседания открыл доклад Владимира Борисовича Катаева (МГУ им.
М. В. Ломоносова) «Тургенев — Мопассан — Чехов: цепочки страха». Выступающий констатировал, что своеобразие многих произведений И. С. Тургенева второй половины его творческого пути составляет обращение к теме страха — особенно в так называемых таинственных повестях. Мастерством Тургенева в разработке именно этой темы восхищался его младший французский современник Мопассан. В произведениях двух писателей тема страха разрабатывается схожим образом, но иначе это происходит у А. П. Чехова. Герой его рассказа «Страх» говорит о своем экзистенциальном страхе, и этим его страх отличается от «страхов-ситуаций» в произведениях предшественников. В этой связи докладчик проводит типологические параллели между интерпретацией страха у Чехова и философскими идеями Кьеркегора.
О русско-скандинавских параллелях говорила и Алла Георгиевна Головачева (Государственный центральный театральный музей им. А. А. Бахрушина, Москва) в докладе «Тургенев — Чехов — Ибсен: три варианта одной модели отношений персонажей („Месяц в деревне", „Дядя Ваня", „Гедда Габлер")». На примере указанных в заглавии пьес выступающая рассмотрела отношения персонажей, построенные по типу любовного треугольника, вершина которого — мужчина, а основание — две соперничающие женщины, причем поведение одной из них соответствует модели «простушки», а другой — «хищницы». В отличие от Ибсена, у Тургенева и Чехова отсутствует жесткая закрепленность позиций в модели отношений «простушки» и «хищницы», что соответствует общей направленности русской классической литературы с ее интересом к изменчивости сознания человека, с пониманием несовпадения внешних проявлений и внутренних побуждений, взятых как объект художественного изображения. Опираясь на выявленные литературные параллели, автор доклада связала дату написания «Дяди Вани» с временным промежутком между чтением Тургенева и Ибсена.
По мнению Елены Николаевны Петуховой (Санкт-Петербургский государственный экономический университет), высказанному в докладе «"Дворянское гнездо" И. С. Тургенева и „Дом с мезонином" А. П. Чехова: два финала», «тургеневское» в рассказе Чехова оказывается в значительной степени преувеличенным и обманчивым, несмотря на внешнее сходство сюжетных коллизий с коллизиями «Дворянского гнезда» и на элегическую интонацию «в тургеневском вкусе». Чеховские герои — скорее, антитургеневские по своему социально-историческому и нравственно-психологическому типу, и поэтому финалы двух про-
изведений по сути противоположны: в одном случае читателю представлена трагедия утраты настоящей любви, перевернувшая жизнь героя, в другом — всего лишь меланхолическая грусть по утраченной возможности любви, не изменившая всерьез его душевного состояния.
Сопоставительный анализ произведений двух авторов составил также основу доклада Ильдико Регеци (Дебреценский университет, Венгрия) «Трансформация дворянского гнезда Тургенева в рассказе Чехова „В родном углу"». По словам выступающей, она поставила себе задачей изучить тот слой межтекстовых отношений, который создается на уровне пространственной поэтики. Следуя в рассказе «В родном углу» (1897) за Тургеневым, Чехов с помощью пространственных метафор повествует историю молодой героини, дает тонкую картину психологического процесса преобразования ее личности, намекая также и на общие тенденции перестройки окружающего мира.
Проблемам рецепции творчества Тургенева другими его литературными современниками и потомками, а также отношениями с некоторыми из них были посвящены другие доклады заседания, значительно раздвинувшие его хронологические рамки.
Масштабный доклад Татьяны Ивановны Печерской (Новосибирский государственный педагогический университет) назывался «Метаморфозы Базарова: к вопросу о создании героя времени в беллетристике 1860-1870-х годов». Выступающая рассмотрела различные варианты трансформации образа Базарова в беллетристике 1860-1870-х годов, проследила, как происходит отталкивание от этого образа при одновременном заимствовании его черт в процессе формирования героя произведений о «новых людях», в ходе которого черты «нигилиста» Базарова и «особенного человека» Рахметова соединяются, определяя таким образом тип героя в народнической беллетристике. В докладе был поставлен вопрос о проявлении в данном контексте особенностей взаимодействия вторичных текстов с текстами-донорами («Отцы и дети», «Что делать?»). Выступающая предложила рассматривать базаровско-рахметовский тип как своего рода семантическую контаминацию, когда структурно близкие типы, каждый со своей группой признаков, соединяются и образуют один метатип. Согласно предложенным выводам, в «долгой» культурной памяти на статус метатипа смог претендовать только Базаров, а на короткой дистанции литературного процесса второй половины XIX века доминировал базаровско-рах-метовский «симбиоз», формализовать который белле-
тристика не смогла из-за слабости художественного ресурса.
В выступлении Михаила Васильевича Отрадина (СПбГУ) «„А там судите, как хотите!" (Перечитывая „Необыкновенную историю" И. А. Гончарова)» была сделана попытка ответить на вопрос о том, почему в своей исповеди, названной «Необыкновенная история» и непосредственно обращенной против Тургенева, Гончаров так резко отзывается о Г. Флобере. Сопоставление произведений этих двух писателей позволило докладчику предположить, что в романах Флобера автор «Обломова» обнаружил нечто такое, что было свойственно его собственной творческой практике. В сознании мнительного русского писателя возникло опасение, что и будущие читатели могут заметить это сходство и заподозрить его в плагиате.
Восприятию художественного мира Тургенева уже на рубеже Х1Х-ХХ веков был посвящён доклад Светланы Дмитриевна Титаренко (СПбГУ) Акцент был сделан на малоизученной проблеме тургеневской топики как модели интерпретации в символистской философии искусства. Основной материал доклада составили философские работы Д. Мережковского, Ин. Анненского, Вяч. Иванова, К. Бальмонта, Л. Шестова, М. Гершензона и др., рассмотренные в герменевтическом аспекте. Были выделены и проанализированы некоторые топосы русского символизма, сложившиеся на основе рецепции творчества Тургенева: символические образы (Фауст, король Лир, Дон-Кихот, Гамлет), экзистенциальные (одиночество, смерть, страх), метафизические (Вечная Женственность, вечная девственность, вечный жених), пространственные (дворянское гнездо, дом, сад, усадьба, природно-космический) и др. Выступающая обнаружила в символистской философии искусства поворот к расширению границ интерпретации произведений Тургенева и его художественного мира.
В завершающей части конференции были заслушаны доклады о связях творчества И. С. Тургенева с литературой и культурой Китая, Италии и Украины.
Профессор Ван Лие (Пекинский государственный университет иностранных языков, Китай), выступивший с докладом «Интертекстуальная симметрия в творчестве Ба Цзиня и И. С. Тургенева», констатировал, что влияние Тургенева на китайских писателей — факт общеизвестный. При этом различные авторы по-разному воспринимали идейный и эстетический пафос его произведений. Так, Лу Синь развивает в своем творчестве тургеневский мотив отчуждения между пророками и «темным» народом, Юй Дафу интересуется особенностями образов «лишних людей»
у Тургенева, а Ба Цзинь, очень разносторонне воспринявший тургеневскую традицию, заимствовал у русского писателя тему конфликта поколений и некоторые характерные особенности женских образов.
Илария Алетто (Университет Roma Tre, Рим, Италия) представила доклад «Тургенев в итальянских переводах». Она предложила сравнительный анализ трех переводов романа «Отцы и дети» на итальянский язык — Ринальдо Кюфферле, Мирко Галленци и Паоло Нори. Внимание докладчицы привлекли прежде всего варианты переводов одной из приведенных Тургеневым пословиц, использованных им формул обращения и речевого этикета, а также просторечной лексики.
В рамках выступления, посвященного масштабной теме «Тургенев и Украина», Борис Федорович Егоров (Институт истории РАН, Санкт-Петербург) коснулся самых разных вопросов: речь шла и об интересе И. С. Тургенева к украинскому языку и культуре, и о его личных и творческих контактах с украинскими писателями, такими как Т. Г. Шевченко, Марко Вовчок, П. А. Кулиш, М. П. Драгоманов и др., и об интересе к этой теме со стороны современных украинских литературоведов. По предположению докладчика фамилия тургеневского героя «Рудин» — говорящая: она образована от украинского слова «рудый» — красный (и «руда» — кровь) и намекает на революционные наклонности ее носителя.
Международная научно-практическая конференция, посвященная 200-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева, стала важным событием для мирового тургеневедения. Она продемонстрировала его основные современные тенденции, способствовала популяризации наследия Тургенева, а также решению ряда проблем биографии Тургенева, текстологии, творческой истории, языка, стиха, комментирования и интерпретации произведений писателя, методики преподавания его творчества в высшей и средней школе и др. Представленные на конференции доклады показали, насколько значительным было влияние творчества юбиляра на последующее развитие русской и мировой культуры.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Мероприятие прошло при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, проект № 18-012-20102.
2 Маркович В. М. О Тургеневе. СПб., 2018.
А. А. Карпов, К. Ю. Тверьянович, Санкт-Петербургский государственный университет
