CC BY
131
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2018. № 6
Е.Г. Борисова
УПРАВЛЕНИЕ ПОНИМАНИЕМ. ЯЗЫКОВЫЕ ЕДИНИЦЫ,
РЕГУЛИРУЮЩИЕ ПОНИМАНИЕ СООБЩЕНИЯ
Государственное автономное образовательное учреждение высшего образования
«Московский городской педагогический университет»
Москва 129226, 2-й Сельскохояйственный пр., д. 4
В статье анализируются случаи, когда говорящий прилагает усилия по содействию правильному пониманию того, что сказано слушающим. Управление пониманием в коммуникации интерпретируется как вид речевой деятельности говорящего. Делается попытка определить условия его появления в речи, а также выявить используемые при этом языковые средства. Анализируются как общеизвестные средства, облегчающие понимание (то есть, я имею в виду и т.п.), так и единицы языка, которые не рассматривались как средства управления вниманием слушающего и его действиями в процессе понимания сообщения (частицы, используемые для управления вниманием, вводные слова собственно, actually и т.п. как маркеры предотвращения или последующей коррекции неверных импликатур).
Ключевые слова: речевая деятельность; деятельность слушающего (адресата); импликатура; имплицитные смыслы; дискурсивные слова; частицы; вводные слова; хеджинг.
1. Речевая деятельность в лингвистическом описании. Современные динамические модели языка, ориентированные на описание языка с учетом речевой деятельности, позволили выявить особенности большого количества языковых единиц, задействованных в этом процессе. Именно описание языка в действии позволило дать толкование большинству частиц и других дискурсивных слов, указательным местоимениям, синтаксическим конструкциям. Более подробное отражение деятельности участников общения открывает новые возможности для описания особенностей лексических и грамматических единиц и конструкций. Имеется целый ряд направлений, ориентированных на «грамматику говорящего» [Норман, 1994; Апресян, 2014]. Появляются труды по «лингвистике слушающего» [Борисова, 2015]. Развивается подход, строящийся на представлении речевой деятельности как взаимодействии говорящего и слушающего [Ochs et al., 1996].
Борисова Елена Георгиевна — доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры германистики и лингводидактики ГАОУ ВО «Московский городской педагогический университет» (e-mail: egbor@mail.ru).
Более пристальное внимание к деятельности участников общения позволяет обнаружить такие аспекты этой деятельности, которые ранее находились на периферии исследовательского внимания. В данной статье рассматривается такой вид речевой деятельности говорящего, как управление пониманием сообщения, осуществляемым слушающим.
Основой всех моделей речевой деятельности является представление о деятельности говорящего, заключающейся в кодировке средствами языка своего замысла и передаче такого сообщения, которое впоследствии дешифруется слушающим. Дальнейшие исследования деятельности двух основных участников коммуникации, особенно те работы, которые были ориентированы на практическое использование, существенно обогатили и расширили представления о деятельности говорящего, поскольку выбор нужных языковых единиц в речи не мог выводиться из представлений о структуре языка. Необходимость создания активной модели речепорождения заставила создать заново активную грамматику, правила описания лексических единиц, позволяющие алгоритмизировать выбор из семантически близких слов в определенных ситуациях и многое другое.
Важнейший в деятельности слушающего (адресата, реципиента) процесс понимания достаточно долго мыслился как сопоставление выявленных в сообщении единиц их словарному и или грамматическому описанию. Однако при решении многих практических задач — от обучения пониманию иноязычных текстов до описания речевого воздействия в рекламе — такое отражение оказывается недостаточным. В процесс понимания пришлось включить установление референции, извлечение скрытых смыслов, учет эмоционального состояния адресата и многое другое. В итоге возникли модели, которые рассматривают процесс речевого общения как взаимное прогнозирование понимания — шифровки намерения участника коммуникации. Такие интерактивные описания позволяют учитывать некоторые особенности как говорения, так и понимания.
В частности, именно в этих рамках удалось выявить такую часть поведения говорящего, как управление пониманием адресата. В принципе, наличие некоторых дополнительных усилий говорящего для улучшения взаимопонимания с адресатом уже отмечалось. Так, на жестовую составляющую коррекции понимания обратил внимание А.Н. Баранов. В других работах можно найти указание на управление вниманием адресата ^я^у, 1998; Борисова, 2006]. Попытки описания дискурсивных слов позволяют утверждать, что управление пониманием — как вербальными, так и невербальными средствами, включая управление вниманием, — составляет достаточно важную часть деятельности говорящего.
2. Управление пониманием как особая речевая деятельность говорящего. Когда необходимы особые усилия по управлению пониманием? И почему возникает такая необходимость? Ведь практически вся деятельность говорящего направлена на оптимизацию процесса понимания, что отражено в постулатах Грайса. Действительно, по логике вещей говорящий, идущий на коммуникацию, имеет целью передать информацию, причем наиболее полно и точно [Sperber, Wilson, 1986]. (Другие цели, например, запутать слушающего, уже вторичны и должны рассматриваться особо, как стало ясно вскоре после обращения к этим постулатам.) В связи с этим говорящий отбирает средства выражения — слова, конструкции, граммемы — исходя из этих установок [Борисова, 2006б].
Тем не менее эта цель — обеспечение понимания сообщения — далеко не всегда достигается. И в случаях, когда понимание может быть нарушено, говорящий может попытаться предотвратить это нарушение или, если оно уже состоялось, его подкорректировать.
Нарушение понимания происходит на разных этапах восприятия сообщения, причем в некоторых случаях оно происходит случайно и может только поправляться постфактум. В других же случаях нарушение в процессе понимания вероятно, а то и неизбежно, если не будет специального вмешательства, которое мы и называем управлением. Таким образом, управление пониманием — это намеренное использование говорящим языковых единиц, которые позволяют ликвидировать или хотя бы минимизировать неправильное понимание сообщения (или вообще отсутствие понимания, что можно рассматривать как частный случай неправильного понимания),
Причины непонимания рассматриваются в большом количестве работ как в рамках выявления особенностей процесса понимания, так и как самостоятельная проблема [Mustajoki, 2013]. Это явление исследуется психологами и психолингвистами, а также специалистами в социальной сфере и в областях пересечения социальных и языковых дисциплин. На основании этих исследований делаются выводы о причинах нарушения понимания между участниками коммуникации [Zaeffer, 1977], которые обобщенно можно свести к нескольким основным группам.
Во-первых, случаи непонимания бывают вызваны нарушением речевой программы говорящего: описки; оговорки; неправильное употребление слов. Во-вторых, существенную часть случаев непонимания составляют особенности поведения слушающего, которые отличаются от спрогнозирования ожидаемого восстановления их говорящим: неправильное понимание слова, в том числе из-за выбора неподходящего значения (ЛСВ, т.е. лексико-семантический вариант), неожиданное для говорящего восстановление имплика-тур — или отсутствие такого восстановления. Наконец, наиболее
значимым оказывается третья группа случаев: нарушение понимания из-за невозможности (или затруднительности) выразить какое-либо значение средствами языка. Поскольку в этом случае причина кроется в структуре языка, составляющих ее единицах, мы называем последние структурными причинами непонимания.
В каждой из этих групп случаев возможна корректировка говорящим высказывания как ответ на реакцию слушающего. Иногда возможно предварительное действие говорящего, способное предотвратить нарушение понимания.
Случаи, когда нарушение понимания и его коррекция связаны с особенностями речевой деятельности говорящего, мы назовем речевыми. Сюда относятся упомянутые нами нарушения понимания — оговорки, описки, неразборчивая устная или письменная речь.
Обычно такие ошибки исправляются говорящим вслед за реакцией слушающего типа: Что-что? Что это слово означает? и т.п. Иногда говорящий, осуществляя самоконтроль, сам обнаруживает неправильно написанное или произнесенное слово. Такие ошибки можно отнести к «сбоям программы», имеющим психолингвистические корни [Сморгонская, 2008]. Существует целый набор речевых тактик и языковых средств для предупреждения о самокоррекции: ой, то есть, простите, тьфу ты, я хотел сказать и т.п.
В случае речевых причин непонимания вина лежит полностью на говорящем. В остальных случаях непонимание вызвано тем, что слушающий повел себя не так, как прогнозировал говорящий.
3. Нарушения понимания, связанные с поведением слушающего, и их коррекция. Причиной непонимания или неполного понимания сообщения являются речевые программы, реализуемые слушающим: восстановление значений слова; структуры высказываний и сообщения в целом; референция имен и местоимений; восстановление импликатур.
Нередко нарушение понимания вызвано различиями в коммуникационных кодах: разных представлениях о реальности (картине мира); о широком контексте высказывания (например, слушающий не знал о чьих-то словах, на которые намекает говорящий); различиях в индивидуальных представлениях о лексических значениях ^ш-tajoki, 2013]. Такие нарушения обычно называют коммуникационными или коммуникативными. В этих случаях, как и в предыдущих, и у слушающего, и у говорящего есть возможность дополнительными речевыми средствами преодолеть непонимание. Слушающий сигнализирует о нарушении понимания, причем часть средств употребляется независимо от причин непонимания: Простите, не понял; Не понял; Что вы сказали? Иногда используются более сложные стратегии, в частности, попытка слушающего перефразировать сказанное
говорящим в соответствии со своим пониманием высказывания, предваряемое словами: вы имели в виду что, я понял, что..., то есть... и т.п. (обычно вопросительные предложения).
Говорящий может среагировать на проявление слушающим (не всегда вербальное) признаков непонимания и перифразировать или прокомментировать высказывание, используя в основном схожие средства, обращенные к себе: я имею в виду, я хотел сказать, то есть, иначе говоря, проще говоря (выражаясь), это означает и т.п.
(1) Тогда вы меня не поняли. Я имел в виду легкую обучаемость языку. (Пример из НКРЯ.)
И наконец, говорящий может заранее предотвратить ожидаемое непонимание, осознав в ходе речи свою неправильную оценку представлений или познаний слушающего. При этом используются стратегии перифразы, дополнительного пояснения.
(2) Вот в бою их и проверят. Я имею в виду— на выборах. (Пример из НКРЯ.)
Промежуточным случаем оказывается запрос слушающего о его понимании: ты понял?Ясно?Понятно?
(3) [Сухов, Анатолий Кузнецов, муж] А барышням объяви / что никакого Абдуллы не будет / чтоб без паники / ясно? (Пример из НКРЯ.)
Для введения высказывания, предотвращающего непонимание, в русском языке используются дискурсивные единицы иными словами, иначе говоря, то есть и т.п.
(4) В постановлении сказано: «Производство по делу об административном правонарушении в отношении Ч. прекратить ввиду отсутствия состава административного правонарушения». Иными словами, суд не усмотрел в действиях Елены выезда на встречную полосу дороги. (Сергей Волгин. Дело о въезде под «кирпич» (2003) // За рулем, 2003.05.15 — пример из НКРЯ.)
4. Распределение внимания слушающего как фактор успешного понимания. Сбой в деятельности слушающего, воспринимающего сообщение, может объясняться как отсутствием необходимых знаний, общих для собеседника [Mustajoki, 2013], так и возможностями психики, определяющими распределение внимание, объем перерабатываемой информации и т.п. В связи с этим управление пониманием включает и деятельность говорящего, помогающую скорректировать сбои: ограничить объем; правильно распределить внимание и т.п.
В частности, слушающий не всегда в состоянии учитывать полный объем информации, который передается в каждом сообщении. Как правило, распределение внимания слушающего определяется последовательностью подачи материала: говорящий сообщает нечто о том, о чем уже говорилось ранее (на этом, как известно, построена коммуникативная или тема-рематическая организация отдельных
высказываний и сообщения в целом). Однако нередко приходится обращаться к объектам, не входящим в эту цепочку, что требует определенных усилий от слушающего, в частности концентрации внимания.
Вмешательство говорящего может быть связано с привлечением внимания к тому или иному слову или фрагменту высказывания. В таких случаях говорят об управлении вниманием адресата [Борисова, 2006]. Например, при помощи частицы -то можно привлечь внимание к слову, появление которого оказывается неожиданным, не подготовленным в данном контексте
(5) А ты знаешь, Иван-то женился!
(Пример из [Борисова 1983], где дается подробное описание семантики частицы -то). Привлекая внимание к слову, говорящий показывает, что упоминание Ивана в данном контексте действительно неожиданно. В противном случае, если внимание слушающего привлечено не будет, он может предположить, что пропустил введение Ивана в актуализированную картину беседы, сделать неправильные выводы, не суметь отождествить Ивана с лицом, известным обоим собеседникам.
Есть и другие типы высказываний, когда говорящий использует дополнительные средства для того, чтобы добиться более адекватного понимания. Это может проявляться в использовании усилительных частиц для выделения того объекта или фрагмента значения, который важен для данного сообщения в большей степени, чем можно предполагать.
(6) Я не согласен именно с последним.
Здесь частица именно, выделяя слово последнее, перераспределяет внимание слушающего в его пользу. Это позволяет предотвратить неправильное понимание относительно объекта несогласия.
Управление вниманием — важный аспект управления пониманием, но не единственный. Даже при организованном внимании слушающего перед последним стоит еще целый ряд задач, неправильное выполнение которых приведет к нарушению понимания: осуществление референции; восстановление импликатур; понимание смысла, передаваемого лексикой; определение намерений говорящего. Практически для всех этих случаев у говорящего есть возможности, в том числе и закрепленные в языковых единицах, способствовать устранению возникшего или ожидаемого неправильного понимания сообщения. Так, для предотвращения неправильного понимания референции используется иерархия личных и указательных местоимений [ЮЫ^ 2011]: он, тот, тот самый и т.п. а также перифразы с использованием существительных (7).
(7) Отдельные случаи нехватки сахара переходят в его тотальный дефицит, поэтому и единичные стычки перерастают в широкомас-
штабные столкновения. Что дальше, Серёжа?Дальше они неизбежно стихают. Я имею в виду столкновения. (Андрей Волос. Недвижимость (2000) // Новый Мир, 2001 — пример из НКРЯ.)
Поскольку эта проблема получила глубокую разработку, мы не будем на ней останавливаться. Обратим внимание на такой важной составляющей деятельности слушающего, как восстановление имплицитного смысла, закладываемого говорящим, рассчитывающим на возможность его понимания.
5. Коррекция импликатур. Имплицитная информация составляет существенную часть понимания сообщения. Как мы уже упоминали, ее восстановление зависит от целого ряда факторов: общих знаний говорящего и слушающего, понимания предшествующего текста, представлений о значениях используемых слов. В связи с этим восстановление импликатур далеко не всегда является однозначным. Скорее наоборот, можно говорить, что почти всегда имплицитная информация восстанавливается только с некоторой долей вероятности: в одних случаях вероятность велика и может условно приниматься за единицу, в других же примерах восстановление подразумеваемого может быть весьма ненадежно (8).
(8) А где Н? — Ногу сломал.
Вероятность вывода «если у человека сломана нога, он не может быть на работе» весьма велика и хоть не является стопроцентной, но близка к ней. В связи с этим реакция человека, который не сделал такого вывода, скорее будет воспринята как необычная (9).
(9) Ну и что? А почему он не на работе?
(10) Ты хочешь на машине? А после обеда обещали снег
А высказывание (10) дает уже не такую высокую степень вероятности вывода. Вероятность вывода «не нужно ехать на машине» достаточно велика (по крайней мере, для мест с недостаточно хорошей уборкой снега с дорог), так как включает промежуточный вывод «если дороги будут в снегу, ехать будет сложно», который тоже достаточно вероятен, однако не стопроцентный. В связи с этим, хотя скорее всего и в данном случае вряд ли нормальным будет непонимание импликатуры, однако возможно несогласие с ней (11).
(11) Ну и что? Я что, первый раз в снегопад попаду?
Понятно, что именно в возможности неправильного выявления
имплицитных смыслов кроется опасность непонимания, и в этом случае говорящий может принять особые меры — перед высказыванием с импликатурой или после него, чтобы это непонимание устранить. Самым тривиальным при этом является экспликация таких скрытых выводов (12).
(12) Ты хочешь поехать на машине, но я тебе этого не советую, т.к. после обеда обещали снегопад, он затруднит движение и тебе будет некомфортно.
В некоторых случаях, например, в официальных документах, такая экспликация допустима и желательна. Однако чаще всего повышение вероятности правильного понимания не требует полной экспликации. Вероятность нужного вывода можно повысить за счет одного-двух слов, причем нередко специально для этого предназначенных.
Так для примера (12) способом управления расшифровкой им-пликатуры было бы добавление средств предупреждения:
(14) Ты хочешь поехать на машине? Смотри, после обеда обещали снег.
Добавление средства предостережения смотри эксплицирует существенную часть импликатуры «я тебе этого не советую», что делает гораздо более вероятным восстановление прочих частей.
Частичная экспликация импликатур говорящим достигается употреблением модальных (усилительных) частиц (15).
(15) Ты хочешь поехать на машине? Да ведь после обеда обещали снег!
Частицы да и ведь передают отношение говорящего к предполагаемому действию слушающего, включающие удивление (да), причинное значение, передаваемое частицей ведь (в данном случае причинная связь требует восстановления имплицитного смысла «я удивлен», который уже частично эксплицирован частицей да и, возможно, интонацией). В результате экспликация общего замысла «говорящий считает поездку нежелательной» становится очень вероятной.
При невозможности (или нежелании) собеседника осуществлять заложенные говорящим выводы он может выразить недоумение явно (16).
(16) С тех пор, как бабы начали Рядиться в ситцы красные, Леса не подымаются, А хлеба хоть не сей.
— Да чем же ситцы красные / тут провинились. Матушка?Ума не приложу. (Н.А. Некрасов «Кому на Руси жить хорошо».)
Достаточно часто для той же цели собеседник использует выражение Ну и что (и что/и что с того), после чего экспликация, хотя бы частичная, становится обязательной (17).
(17) Типично французский вопрос: «Бенедикт, к тебе приезжал русский друг из Москвы, а на каком языке ты с ним общалась?» — Конечно, на русском. — Но он же говорит по-французски. — Ну и что? — Ну вы же во Франции? — Ну и что. — Что, вы совсем не говорите между собой по-французски? (Запись LiveJoumal (2004) — пример из НКРЯ.) Для собеседника вывод описываемого француза «во Франции все, кто знают французский, должны говорить по-французски» представляется маловероятным, поэтому он долго не может восстановить
импликатуру и сигнализирует об этом собеседнику средствами, в русском переводе звучащими как ну и что.
Важной операцией по корректировке импликатур является указание на неверность ожидаемого вывода (18).
(18) Он живет за счет женщин, но это не то, о чем ты подумал.
Нарушение ожидаемого вывода составляет основное содержание
таких синтаксических отношений, как противопоставление (союзы но, однако), уступка (хоть). Эти явления выражаются узуально закрепленными единицами языка, и по отношению к ним вряд ли уместно говорить о дополнительных усилиях, которые мы относим к средствам управления пониманием. Однако существует целый ряд слов и фразеологических единиц, которые помогают понять нарушение ожидания, т.е. возможной импликатуры слушающего, в тех случаях, когда это ожидание не является результатом понимания всего высказывания.
Рассмотрим пример (19) из работы [Кобозева, Щедрина, 2009].
(19) Мы, собственно, только отксерить.
Авторы статьи описывают ситуацию, в которой зафиксирована фраза: говорящий заходит в офис, где ремонтируют технику и попутно делают копии на заказ. Очевидно, что просьба о ремонте со стороны вошедшего более ожидаема, чем о копировании. Слово собственно здесь, по мнению авторов, можно интерпретировать как «вы могли подумать, что мы будем что-то ремонтировать, но это не так». Иными словами, наречие собственно используется для корректировки предполагаемого ожидания собеседника, вытекающего не из диалога, а из реальной ситуации.
Использование специальной лексики для маркировки нарушения ожиданий отмечалось и в зарубежных исследованиях. Аналогичный вывод относительно английского слова actually делает К. Аймер [Ai-jmer, 2002], которая так трактует значение слова actually как 'It can be used to deny certain implicit belief (т.е. «она может использоваться для отрицания определенного имплицитного предположения»).
В различных языках, в том числе и русском, имеется немалое количество слов и словосочетаний, которые используются и для коррекции возможных неправильных импликатур, и для предупреждения ложных ожиданий слушающего: собственно, собственно говоря, в сущности, по сути, на самом деле, фактически, правду говоря, честно говоря, вообще (-то), в принципе и др. Близкие функции могут быть выполнены отдельными предложениями, глаголами (20).
(20) Ах, мне, признаться, недосуг.
Отмеченные ранее слова, которые используются в русском языке, образуют заметную группу внутри так называемых вводных слов (сюда попадают и двусловные выражения собственно говоря, и т.п.) [Яковлева, 1983]. В англоязычной традиции их относят к stance ad-
verbs, и их особенности в дискурсе и диалоге тоже становятся предметом исследований [Tseronis, 2011].
Все слова и словосочетания, используемые для коррекции ожиданий слушающего, обладают собственным лексическим значением, хотя и не всегда легко эксплицируемым. Уточнение понимания, а также дополнительные коннотации — это их назначение, аналогичное назначению усиления у многих частиц, которые сами по себе тоже далеко не синонимичны.
В большинстве случаев данная группа слов имеет в своем значении фрагмент «на самом деле». Этот элемент позволяет отбрасывать возможные импликатуры, самая распространенная — «вы могли подумать нечто, но на самом деле это не так» (21).
(21) В России, в сущности, всё созрело для военного путча, и загвоздка только в одном. (Юлия Латынина. Армия второго сорта (2003) // Еженедельный журнал, 2003.03.24 — пример НКРЯ.)
Основанием для возникновения такой импликатуры чаще всего оказывается то, что сказанное говорящим может иметь несколько интерпретаций, причем та, что имеется в виду, оказывается не самой очевидной. Так, в примере (21) явно имеется в виду, что буквальное понимание «всё созрело» является не самым правильным: скорее всего, это обобщение, которое при буквальном понимании включает выводы о реальной готовности структур, наличии организаций и т.п., а этого автор не имеет в виду.
Смысл «на самом деле» способствует возникновению дополнительных импликатур, объясняющих, почему говорящему понадобилось обращение к «реальному положению дел», они могут узуализоваться [Борисова, 2000] и способствовать возникновению у этих слов новых оттенков значений.
Говорящий может отметить нарушение ожидания и без дополнительных коннотаций:
(22) Принцип действия цифровых солнечных часов, в сущности, ничем не отличается от любых других солнечных часов. Единственное, что стоит отметить, так это то, что время в цифрах отображается благодаря специальным отверстиям в самих часах. (URL: http://www. novate.ru/blogs/020116/34428/ — пример НКРЯ.)
Других коннотаций, как нередко бывает и при употреблении в сущности, в данном случае не возникает.
(23) Он, в сущности, проявил завидное терпение.
В примере же (23) говорящий выражает одобрение субъекту. Видимо, предполагалось, что действия описываемого человека будут осуждены, поэтому предупреждение неверных ожиданий сопровождаются выражением несогласия с возможной (предположительно, отрицательной) оценкой этих действий, неодобрения собеседника. Это можно перефразировать как «напрасно ты ругаешь
его за реакцию, можно считать, что реакция могла быть гораздо более резкой».
Слова, уточняющие понимание, можно поделить на подгруппы по дополнительным оттенкам, соотносимым с интенциями говорящего. В качестве первой (точнее, нулевой) можно взять случаи, когда оттенки кроме предварительного или последующего опровержения ожидания отсутствуют (21), (22). Маркировка нарушения ожидания нередко бывает связана с несогласием, недовольством (20). Эту роль могут играть слова честно говоря, вообще-то, в сущности, собственно говоря и др. (24)
(24) Мне, честно говоря, это перестает нравиться.
Этот вывод может быть эксплицирован как «ты мог предполагать, что нечто нормально, но ты не прав».
Достаточно распространенной оказывается следующая группа со значением сожаления и близкого к сожалению оттенка извинения: правду сказать, честно говоря, вообще-то. Такой оттенок вытекает из факта опровержения ожидания говорящего, обычно, когда это нарушение ожидания было неприятно для слушающего (25).
(25) — Спасибо, что не уехали.
— Честно говоря, я не планировал вас ждать.
(26) Спасибо, что уступили, но вообще-то я на следующей схожу.
Во фразе (26) говорящий считает нужным исправить вывод
адресата «говорящий будет ехать дальше», вытекающий из общих представлений о поездке в транспорте: пассажир может выйти на любой из остановок, поэтому вывод о выходе на следующей представляется равновероятным со всеми другими остановками, т.е. весьма невелик, тогда как представление о дальнейшей поездке, напротив, значительно.
Наконец, не исключены и прямо противоположные коннотации, а именно упрек (27).
(27) Вообще-то женщинам обычно уступают места.
Тут можно говорить об иронической интерпретации значения вообще-то.
Поскольку дополнительные оттенки вытекают из нарушения ожидания слушающего, они препятствуют кооперативному общению, поэтому их маркировка одновременно с указанием на извинительную интенцию говорящего оказывается достаточно важной (24).
6. Управление пониманием значений слова. В ряде случае употребление маркеров, помогающих правильному пониманию сообщения, можно связать с проблемами интерпретации значения отдельных слов. Ошибки в понимании лексики применительно к передаваемому смыслу можно назвать номинационными.
Понимание значения слова представляется еще более сложной и тонкой проблемой. Здесь речь идет о возможности отнесения
определенного слова (точнее, его лексико-семантического варианта) к ситуации, которую отражает говорящий в высказывании. Это действие говорящего называют также актом номинации [Языковая номинация, 1977]. В философии данная проблема известна как соотношение реальности и ее отражения. И хотя в общем плане она лежит за пределами языкознания, с ней постоянно приходится сталкиваться при описании семантики слова и высказывания.
В языкознании принято представление о принципиальном несовпадении отражаемой реальности и языковых средств ее описания, поэтому в моделях языка обычно имеют дело с представлениями реальности, уже переработанными средствами языкового сознания [Мельчук, 1995]. Однако отражение речевой деятельности заставляет учитывать и такой внелингвистический аспект понимания, как соотнесение высказывания с представлениями слушающего. В частности, такая проблема встает при описании единиц языка, используемых говорящим для управления пониманием лексического значения.
(28) Бизнес-слой сегодня состоит из трех больших подгрупп: предпринимателей, имеющих своё дело, бизнесменов, занимающихся индивидуальной трудовой деятельностью, и, так сказать, полупредпринимателей. (Янис Астафьев — пример из НКРЯ.)
Автор (28) не уверен, что употребленное слово — входящее в потенциальный лексический запас, но не распространенное в реальном общении, — будет понято. В связи с этим он показывает необходимость дополнительных усилий по его пониманию, употребив вводное слово так сказать.
При корректировке понимания, связанной с выбором номинации, частично используются те же средства, что и при корректировке импликатур (29).
(29) Это, фактически предательство.
Слово фактически (29) показывает, что выбор номинации для описания явления затруднен, говорящий понимает, что обозначение явления словом предательство может быть не совсем точно, вызывать несогласие слушающего. Однако говорящий предлагает слушающему выбрать именно это слово, хотя и понимает возможность сомнений (30).
(30) В сущности, он проигнорировал все замечания.
(31) Кроме того, теперь законопроекты, которые готовят чиновники, должны быть обнародованы до того, как над ними вдоволь поработают парламентарии (п. 66). Остальное в сущности мелочи. Но это — скорее по западным меркам, у нас они до сих пор были за семью печатями. (Леонид Семеняка. Как слеза. Российское правительство хочет быть прозрачным (2003) // Известия, 2003.02.17 — пример из НКРЯ.)
Употребление слова в сущности (31) показывает, что говорящий употребляет слово мелочи, сознавая, что оно не вполне подходит к описываемой ситуации, но тем не менее считает его допустимым.
Указание на возможность неточного понимания слова соответствует представлению о хеджинге — явлении, впервые отмеченном У. Вейнрейхом, впоследствии рассмотренном Дж. Лакоффом [Lakoff, 1972]. Первоначально использование вводных слов для ограничения (именно так переводится слово hedging) смысла, передаваемого словом, рассматривалось с позиций такой интенции говорящего, как смягчение (mitigation) [Schroeder et al., 1997]. Действительно, во многих случаях можно видеть, что уточнение лексического значения делает утверждение менее категоричным. В примере (29), как мы уже отмечали, утверждение без слова фактически выглядит прямым обвинением. В то время как введение этого слова позволяет истолковать высказывание следующим образом: «Это явление может называться не так категорично, как предательство, но оно имеет много общих черт с ним и может быть названо и этим словом».
В том, что одни и те же единицы используются и для уточнения сообщения, и для уточнения понимания, можно увидеть параллели в процессе номинации и предикации.
Однако совпадение не полное. Фраза (32) нежелательна.
(32)? Это, собственно, обман
(33) Это, собственно говоря, обман.
Возможно, это связано с тем, что (33) собственно (как и фактически, и ряд других) предупреждает неявные импликатуры, а собственно говоря имеет несколько иную функцию: оно связывает выводы говорящего с актом говорения. Иными словами, если для первого случая имеет смысл восстанавливать импликатуру как вывод из содержания сообщения, то во втором — как вывод из факта говорения, передающего это сообщение.
Кроме того, только для управления пониманием отдельными словами используются слова буквально, так сказать, разговорное прямо [Яковлева, 1983], частица просто.
Заключение. Мы рассмотрели несколько случаев дополнительных усилий говорящего для предотвращения неправильного понимания сказанного или того, что будет сказано. Эта часть деятельности говорящего, как было показано, основана на его постоянном предсказании возможного понимания сообщения адресатом (адресатами). Предварительное вмешательство проявляется в управлении вниманием — перераспределении внимания адресата из-за особых условий обращения к теме сообщения или важности части сообщения в реме. Здесь используются средства, называемые дискурсивными маркерами, более или менее изученные в рамках исследований по коммуникативной организации высказывания.
Важным моментом понимания сообщения является расшифровка скрытого (имплицитного) смысла, поэтому управление пониманием включает и предотвращение возможных неверных импликатур — иногда до того, как они могли быть сделаны, но чаще после возникновения ситуации, где эти импликатуры весьма вероятны.
В принципе, с теми же явлениями говорящий имеет дело и тогда, когда предотвращает неточное понимание значения слова. Однако данные языка свидетельствуют, что эти явления не вполне идентичны, так как есть некоторое расхождение в используемых средствах.
Вне нашего рассмотрения остались такие важные аспекты процессов понимания, как понимание оценки сообщения говорящим, выявление интенций, в том числе скрытых, и ряд других. Роль понимания диктума сообщения, на наш взгляд, является ведущей для говорящего. Именно здесь он наиболее активно использует средства управления пониманием как предупреждение, так и коррекцию ошибок слушающего.
Список обнаруженных лексических средств управления не является исчерпывающим пониманием. Описание этих единиц — самостоятельная задача.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Активный словарь русского языка: Т. 1—2, А—Г /
Ю.Д. Апресян (отв. ред.). М., 2014. Борисова Е.Г. Семантический анализ усилительных частиц русского
языка: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1983. Борисова Е.Г. К вопросу о механизме узуализации // Wiener Slawistisch-
er Almanach. b. 46. 2000. S. 209-224. Борисова Е.Г. Управление вниманием и пониманием: предварительные действия говорящего // Вторая международная конференция по когнитивной науке. Тезисы докладов. СПб, 2006. C. 218-220. Борисова Е.Г. Интерактивный подход в лингвистике: пределы применимости // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Труды Международной конференции «Диалог». М., 2006. C. 84-88.
Борисова Е.Г. Речевая ориентация как категория рецептивной лингвистики // Социальные и гуманитарные знания. 2015. № 2. С. 147-151. Кобозева И.М., Щедрина Н.С. Дискурсивные единицы «собственно» и «фактически» как средство манипуляции представлениями адресата // Эффективность коммуникации: Сборник статей по итогам междисциплинарной конференции 22-23.04.2008. Кафедра массовой коммуникации исторического факультета МГПУ / Сост. Е.Г. Борисова. М., 2008. С. 95-100.
Мельчук И.А. Русский язык в модели «смысл — текст». М.; Вена, 1995.
Норман Б.Ю. Грамматика говорящего. СПб, 1994.
Сморгонская Е.Б. Психолингвистическая дифференциация и классификация речевых сбоев // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2008. № 3. С. 140-142.
Языковая номинация: Общие вопросы / Под ред. Б.А. Серебренникова. М., 1977.
Яковлева Е.С. Значение и употребление модальных слов, относимых к разряду показателей достоверности/недостоверности: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1983.
Aymer K. English Discourse Particles. Evidence From a Corpus. John Benjamins. Amsterdam, 2002.
Kibrik A.A. Reference in Discourse. Oxford, 2011. 651 c.
Lakoff G. Hedges: A Study in Meaning Criteria and the Logic of Fuzzy Concepts // Papers from the Eight Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society. 1972. P. 183-228.
Mustajoki A. 2013. Risks of miscommunication in various speech genres // E. Borisova, O. Souleimanova (eds). Understanding by communication. Cambridge, 2013. P. 33-53.
Ochs A., Schegloff E.E. and Thompson S. Interaction and Grammar. Cambridge, 1996.
Schroeder H. andZimmer D. Hedging Research in Pragmatics: A Bibliographic Research Guide to Hedging. R. Markkanen & H. Schroeder (Eds.). Hedging and Discourse: Approaches to the Analysis of a Pragmatic Phenomenon in Academic Texts. Berlin; N.Y., 1997. P. 249-271.
Talmy L. The windowing of attention in language. M. Shibatani and S. Thompson (Eds.). Grammatical constructions: Their form and meaning. Oxford, 1996. P. 235-287.
Tseronis Assimakis Use and abuse ofthe strategic function ofin fact and frankly qualifying a standpoint // Pragmatics. 2011. 21 n 3. 2. P. 473-490.
Zaefferer D. Understanding misunderstanding: A proposal for an explanation of reading choices // Pragmatics. 1. 1977. P. 329-346.
Elena Borisova
UNDERSTANDING MANAGEMENT: LANGUAGE UNITS AS INDICATORS OF MESSAGE COMPREHENSION
Moscow Teachers Training University 4 2 Selskohoziaistvennypr, Moscow, 129226
This article analyzes communicative situations where the speaker makes efforts to help the listener get a better understanding of what is being said or what is going
to be said. Understanding management is conceived of as a type of communicative activity on the part ofthe speaker. An attempt is made to identify conditions for this kind of activity and language means used in understanding management. The focus is on common Russian phrases that help to understand things better (to est /that is, ya imeyu v vidu/I mean) and on modal particles, interjections and introductory words like sobstvenno/actually which have not yet been considered to be tools for managing the listener's attention and behavior. These are regarded to be discourse markers that secure the right understanding of things being spoken about and correctors of the meaning that is mistakenly deduced from the conversation.
Key words: speech activity; actions of the hearer (addressee); implicatures; implicite meaning; discourse markers; modal particles; parenthesis; stance adverbs; hedging.
About the author: Elena Borisova — Dr. habil., Professor, Moscow State Teachers Training University (e-mail: egbor@mail.ru).
References
Aijmer K. English Disciurse Particles. Evidence From a Corpus. John Benjamins. Amsterdam, 2002. Apresyan Yu.D. Aktivnyj slovar' russkogo yazyka, t. 1—2 A—G. YU. D. Apre-
syan (otv. red). M., IRyaz, 2014. Borisova E.G. Semanticheskij analiz usilitel'nyh chastic russkogo yazyka. Av-
toref. dis. ... kand.,filol. n. 10.02.01. Moskva, MGU, 1983. Borisova E.G. K voprosu o mekhanizme uzualizacii. Wiener Slawistischer Al-
manach. b. 46. 2000. 209-224 S. Borisova E.G. Upravlenie vnimaniem i ponimaniem: predvaritel'nye dej-stviya govoryashchego. Vtoraya mezhdunarodnaya konferenciya po kogni-tivnoj nauke. Tezisy dokladov. SPb, 2006. S. 218-220. Borisova E.G. Interaktivnyj podhod v lingvistike: predely primenimosti. Komp'yuternaya lingvistika i intellektual'nye tekhnologii. Trudy Mezh-dunarodnoj konferencii «Dialog». 2006. S. 84-88. Borisova E.G. Rechevaya orientaciya kak kategoriya receptivnoj lingvistiki.
Social'nye igumanitarnye znaniya. 2015. № 2. S. 147-151. Kibrik A.A. Reference in Discourse. Oxford, Oxford university press, 2011, 651 p.
Kobozeva I.M., Shchedrina N.S. Diskursivnye edinicy «Sobstvenno» i «Fakticheski» kak sredstvo manipulyacii predstavleniyami adresata. Moskva, 2008. Effektivnost' kommunikacii: sbornik statej po itogam mezhdisci-plinarnoj konferencii 22—23.04.2008. Kafedra massovoj kommunikacii is-toricheskogo fakul'teta MGPU, sost. E.G. Borisova. Moskva, MGPU, 2008. S. 95-100.
Lakoff G. Hedges: A Study in Meaning Criteria and the Logic of Fuzzy Concepts. Papers from the Eight Regional Meeting of the Chicago Linguistic Society, 1972, pp. 183-228.
Mel'chuk I.A. Russkij yazyk v modeli «Smysl — Tekt». M., Vena, YAzyki russkoj kul'tury, 1995.
Mustajoki A. Risks of miscommunication in various speech genres. E. Borisova, O. Souleimanova (eds). Understanding by communicaction. Cambridge, Cambridge University Press, 2013, pp. 33-53.
Norman B.YU. Grammatika govoryashchego. SPb, 1994, 227 p.
Ochs A., Schegloff E.E. and Thompson S. Interaction and Grammar. Cambridge, Cambridge University Press, 1996.
Schroeder H. and Zimmer D. Hedging Research in Pragmatics: A Bibliographic Research Guide to Hedging. R. Markkanen and H. Schroeder (Eds.), Hedging and Discourse: Approaches to the Analysis of a Pragmatic Phenomenon in Academic Texts. Berlin, N. Y., de Gruyter, 1997, pp. 249-271.
Smorgonskaya E.B. Psiholingvisticheskaya differenciaciya i klassifikaciya re-chevyh sboev. Vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. 19. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikaciya, 2008, № 3, pp. 140-142.
Sperber D. and Wilson D. Relevance: Communication and Cognition. Oxford: Blackwell, 1996.
Talmy L. The windowing of attention in language. M. Shibatani and S. Thompson (Eds.), Grammatical constructions: Their form and meaning. Oxford, Oxford University Press, 1996, pp. 235-287.
Tseronis Assimakis. Use and abuse of the strategic function of in fact and frankly qualifying a standpoint, Pragmatics, 2011, 21 n 3, 2, pp. 473-490.
Yazykovaya nominaciya: Obshchie voprosy. Pod red. B.A. Serebrennikova M., Nauka, 1977.
Yakovleva E.S. Znachenie i upotreblenie modal'nyh slov, otnosimyh k razryadu pokazatelej dostovernosti/nedostovernosti: Avtoref. dis.... kand. filol. nauk. M., 1983.
Zaefferer D. Understanding misunderstanding: A proposal for an explanation of reading choices. Journal of Pragmatics, 1, 1977, pp. 329-346.
