CC BY
98
Власть как сложное явление не представляется возможным определить одной универсальной дефиницией. Власть имеет различные проявления: насилие и принуждение, наказание и поощрение, контроль и управление, соперничество и сотрудничество. Однако несмотря на чрезвычайную многогранность, многосторонность этого феномена, можно выделить одно общее качество, связывающее воедино все трактовки власти - это подчинение одного человека воле другого. Поэтому власть может носить как негативный, так и позитивный характер, как легитимный, так и нелегитимный.
Явление, нередко и ошибочно идентифицируемое с властью - это управление. Управление появляется в объединении людей там и тогда, где и когда самоорганизация не справляется с регулированием совместного поведения индивидов [1, с. 119-126]. Именно природно-биологическая самоорганизация становится основанием для роста и развития рациональной человеческой организации, имеющей характер управляемой системы, нацеленной на результат как на успех совместных действий людей. Управление возникает как особый род деятельности человека, как сознательно-интеллектуальная, проектирующая и организующая совместные действия сила и приводит к формированию специфического социального индивида - руководителя. Следует признать, что управление - явление не в полной мере самостоятельное, оно - лишь часть социальности и потому взаимодействует с властью. Однако управление представляет собой настолько важную часть социальности и общественных отношений, что вне управления совместная жизнь людей становится невозможной.
Управление представляет собой такие личные и общественные отношения, в которых образуется воздействующий координирующий центр, который неизбежно персонифицирован личностью. При этом управление, как отмечает А.В. Тихонов, представляет собой многоаспектный, сложный социальный феномен, имеющий дело с объектами различной природы: материальными, социальными и духовными [2].
В анализе и соотнесении власти и управления наиболее актуальными являются вопросы о том, что появляется в эволюции общества раньше - власть или управление?
Вероятно, эти взаимосвязанные явления были в не менее тесной взаимосвязи и на уровне своего генезиса, в их первичных, еще не конституировавшихся формах. Поэтому было бы трудно утверждать, что власть вырастает из управления, как и то, что управление есть продукт трансформации власти.
Интердикция (от лат. interdictum - запрещение) - одна из первых форм межчеловеческих отношений, первая их стадия, на смену которой приходит более «гуманная» - инфлюация (влияние). Наиболее яркий способ проявления последней - суггестия, т.е. феномен внушения во взаимодействиях индивидов. Суггестия реализуется через язык как вторую сигнальную систему; сам язык первоначально - средство иррационального внушения. На этих же стадиях антропосоциогенеза возникают параллельно во времени и аспекты проторационального регулирования отношений, а наряду с ними - элементы использования одних индивидов другими через систему физического доминирования. Это дает основание предположить, что управление и власть есть параллельно возникающие феномены социальности. Раннее управление (протоуправление) стремится сделать запреты и подчинение одним из инструментов регулирования отношений. Но система запретов, табу, имеющих значимость этического генезиса, возникающей этики, - настолько существенный фактор антропосоциогенеза, что формирующаяся система рационального регулирования возникающей социальности сама исторически оказывается в области их влияния.
С другой стороны, управление есть по своей сути «сознательное вмешательство» [3] в социальный процесс. Опыт этого вмешательства с целью регулирования совместной деятельности, а вместе с тем и изменения структуры социальной организации для оптимизации совместной деятельности, накопление ресурсов вмешательства как способов принуждения, угрозы или применения насилия, введение возможности, а затем и системы наказания за отличающуюся от ожидаемой реакцию на вмешательство, наконец, конституирование вмешательства, перенос принуждения и наказания в сферу и область права - все это вместе приводит к окончательному формированию власти.
Системы первичного доминирования в предсоциальности далее исторически нуждаются в новых, более «экономных» регуляторах отношений, ибо прежние ставят предчеловеческие стаи на грань эволюционной катастрофы, и это создает основы для генезиса управления. Возникающее предрациональное регулирование, т.е. протоуправление, в свою очередь, само нуждается в эффективных регулирующих воздействиях и закреплении за ними своего рода «права», что формирует основу для генезиса власти как легитимной системы господства и подчинения. В эволюционном движении статус «управления» и статус «власти» непрерывно соперничают за приоритет, исторически закрепляя свои достижения.
В результате эволюционных процессов управление и власть срастаются в истории и общественной практике до синкретичной неразделенности, что порождает далее методологические ошибки в анализе этих явлений. Но это различные социальные институты, тесно сросшиеся между собой, в большей степени в современной политической области.
Исторически при этом оказались слитными не только власть и управление, но и их социальное восприятие. Слияние анализа управления с анализом власти - методологическая ошибка в рефлексии общественных отношений, появившаяся еще в античности и положившая начало научного синкретизма. Истоки его хорошо просматриваются уже в «Государстве» и далее в «Законах» Платона [4, 5]. Не менее красноречив и его «Политик» [6, с. 5, 7].
Власть и управление срослись в самих общественных отношениях, и потому античные мыслители не видят еще проблемы их разделения и соответствующего дифференцированного анализа.
Новое время показывает ту же нерасчлененность управления и власти. Управление, по мнению Т. Гоббса, реализуется через власть Государства, в котором имеются «представители судебной и исполнительной власти» [7, с. 6] как власти государственной. Власть у Гоббса подразделяется также на светскую и церковную, и в самом этом разделении заложен уже начальный признак анализа собственно управления. Впрочем, идея разделения политической и религиозной власти еще раньше обнаруживается у Н. Макиавелли, положенная впоследствии в основу классической доктрины либерализма [8, с. 39-108]. Согласно политической теории великого флорентийца, существуют три «хороших», или основных формы власти (они же - формы управления, в большей степени -правления): монархия, аристократия и демократия; и три «плохих», или извращенных формы власти: тирания, олигархия и анархия. Правитель, основывающий любую из «хороших» форм, способен, согласно Макиавелли, установить ее лишь на короткое время, ибо никакое средство не удержит ее от превращения в свою противоположность. Заслуга Макиавелли в формировании «теории социального управления» состоит в первую очередь в том, что он обосновал понятие гражданского общества и применил термин «государство» в значении, в котором его понимают сейчас - для обозначения политической организации общества. А гражданское общество первично по отношению к государству и власти.
Вслед за Гоббсом феномен властно-политического управления исследует Дж. Локк, называющий основой «всякого законного правления» «согласие народа» [9, с. 137]. У Гоббса явно прослеживается такой элемент правления, как законодательная власть, но синкретизм ее с управлением так же отчетливое место, как и у его предшественников. Картина неразделенного анализа управления и власти обнаруживается и у современника эпохи Просвещения Ш.Л. Монтескье.
Вместе с персоной правителя, государя в обществе окончательно утверждается не только институт управления, но и социальный институт власти. Мыслители от античности до Нового времени, подойдя к проблеме соотнесения этих понятий, далее не пытались определить их в качестве самостоятельных. Даже если учесть, что Монтескье анализирует генезис власти и уже спорит с другим классиком, предшествовавшим ему. «Гоббс неправ, когда приписывает людям желание властвовать друг над другом, - говорит Ш.Л. Монтескье о «Левиафане» Т. Гоббса. - Идея власти и господства настолько сложна и зависит от такого множества других идей, что она не может быть первой во времени идеей человека» [10, с. 8].
Только отчетливое вызревание управления и власти в эволюции общественных отношений может позволить увидеть эти различия, и только в XVIII веке, как показывает М. Фуко, происходит существенная трансформация власти. Политическое господство применяет тюрьму как средство,
которое «позволяет осуществлять ту великую "экономию" власти, формулу которой искал XVIII век, когда впервые встала проблема аккумуляции людей и полезного управления ими» [11, с. 447] (Курсив наш. - О.Г.). Если до этого, как замечает З.А. Сокулер, «власть суверена осуществлялась и демонстрировалась спорадически - например, как реакция на нечто такое, что было равнозначно покушению на ее прерогативу, то теперь власть стремится действовать постоянно и непрерывно; она превращается в управление жизненными процессами социального целого» [12, с. 16].
Итак, власть в эволюции общества трансформируется, стремится все более управлять. Парадоксально то, что данный факт не приводит к рефлексии управления и власти как самостоятельных при их взаимосвязи явлений, а в большей степени способствует синкретическому восприятию их, и не только обыденным сознанием, но часто и политическими руководителями, и социологами, исследующими эти феномены. Так, например, авторы словаря «Государственное управление» уже в предисловии говорят, что «государственное управление - это понятие, обозначающее совокупность всей деятельности, осуществляемой государственными служащими, то есть людьми, работающими на правительство» [13]. Методологическая уязвимость такого подхода очевидна, а его мировоззренческое поле - небезопасно.
Есть в этом ряду «синкретистов» и специалисты-философы. «Управление - это: а) деятельность органов государственной власти; б) крупное подразделение какого-нибудь учреждения; в) любая руководящая деятельность», - пишет, к примеру, В.Ф. Халипов [14, с. 374]. Методологической несостоятельности первого пункта достаточно, чтобы тавтологию двух других не рассматривать. «Разумный подход, ключ к организации регулируемой совместной, коллективной жизни и труда людей, величайшая догадка, порождение интеллекта - вот что такое власть», - продолжает В.Ф. Халипов. Такая патетика вряд ли поможет отыскать истину. Дальше - больше: «Власть - его (человека. - О.Г.) истинная находка и подлинная вершина, дарованный ему самой жизнью регулятор отношений с себе подобными, его радость и его боль, неисчерпаемая чаша его удач и бездна его страданий» [15, с. 11].
Итак, власть с данной позиции - «регулятор» социальных отношений. Управление - также регулятор отношений в обществе. Различий управления и власти в подобного рода работах мы, увы, не находим.
Как же различать понятия управления и власти и их социальные функции? «Власть в человеческих отношениях, - отмечает А.А. Гусейнов, - можно было бы определить как принятие решения за другого, умножение, усиление одной воли за счет другой» [16, с. 36] (Курсив наш. - О.Б.). Насилие при этом представляется одним из способов, обеспечивающих власть. Власть - это сила, способная применять насилие как один из инструментов обеспечения своего господства. «Основания, в силу которых одна воля господствует, властвует над другой, подменяет ее, принимает за нее решения, -говорит А.А. Гусейнов, - могут быть разными: а) некое реальное превосходство в состоянии воли: типичный случай - патерналистская власть, власть отца; б) предварительный взаимный договор: типичный случай - власть закона и законных правителей; в) насилие: типичный случай - власть оккупанта, завоевателя, насильника» [16].
Классическое понятие власти так называемого «политического реализма», говорит Х. Арендт, во многих отношениях сходно с понятием Бога у схоластов: власть раскрывается как ensrealissimum -«реальнейшее сущее» политики и в качестве таковой есть одновременно высшая цель политического действия и его первая причина [17, с. 27-28]. С другой стороны, власть видится ею как материальное благо, а значит она может быть завоевана, утрачена, увеличена или уменьшена; она характеризуется даже как «деньги политики». Таким образом, власть проявляется как количественно измеряемая величина, которая может быть передана, поделена, а также приведена в «равновесие». И, наконец, если власть асимметрично разделена, то ее части могут друг друга компенсировать. При этом большая власть одной стороны есть такая власть, к которой в результате приходит кто-то один, в то время как малая власть другой стороны может остаться без внимания.
Власть представляет собой сверхвласть, говорит Х. Арендт. Это положение сводится к принципиальной предпосылке: власть в конечном счете существует только в поле потенциального конфликта и проявляется в одностороннем отношении - от причины (власть) к действию
(вынужденное изменение поведения слабой стороны). Таким образом констатируется, что анализ власти может привести к выявлению ее четкой структуры. Этот подход принимает во внимание в лучшем случае только незначительную часть феномена, обозначаемого термином «власть». Более того, сам феномен даже полностью исчезает из виду - точка зрения консенсусной теории власти. Ее представительницей и является Х. Арендт.
В понимании Арендт власть соответствует человеческой способности не только действовать и что-то предпринимать, но и объединяться с другими, действовать в согласии с ними. Властью никогда не располагает кто-то один: она принадлежит всей группе и существует до тех пор, пока группа держится вместе. Если мы о ком-нибудь говорим: он «имеет власть», то фактически это означает, что этот человек уполномочен определенным числом людей действовать от их имени. Если группа, которая уполномочила обладателя власти и передала ему свою власть, распадается, то прекращается и «его власть». В широком смысле власть у Арендт, говоря ее же словами, «это пространство публичной жизни».
На первый взгляд, консенсусная теория прямо противоположна классическому пониманию власти. Друг другу противостоят не только относительные величины - конфликт/консенсус, но противоположным образом может пониматься также позиция обладателя власти и само качество власти. В первом случае обладатель власти фактически ее имеет, и она является его достоянием; во втором обладатель власти кажется безвластным, зависимым от границ и продолжительности предоставленных группой полномочий [17, р. 75].
Итак, обобщая, необходимо сказать: власть есть способность к принуждению, одной из форм которого выступает насилие; власть как способность к насилию - одна из разновидностей власти. Власть - это сила, способная принуждать отдельного человека или объединения людей к действию помимо их собственной свободы. Власть вне силы, даже если это «власть отца» или «власть закона»,
- это не власть. Логика этих суждений вовсе не ведет к упрощенной итоговой мысли о том, что власть
- это зло, а управление без власти - исключительное добро. Реальная эволюция общественных отношений порождает на определенном этапе развития феномен регулирования и управления. Например, М.П. Фоллетт, одна из основоположниц «научного менеджмента», в своей «Динамической администрации» (1942) рассматривает власть как имманентно присущую управлению функцию [18, р. 159].
Институт власти отличается в первую очередь качеством, отмеченным еще М. Вебером, а именно «легитимным господством», суть которого - признание власти управляемыми индивидами. Также и М. Фуко в своих исследованиях «дисциплинарного общества» отмечает, что «под властью следует понимать прежде всего множественность отношений силы, которые имманентны области, где они осуществляются, и которые конститутивны для ее организации...» [19, с. 192] (курсив наш. - О.Г.).
Таким образом, власть - это политический и экономический феномен, описывающий систему господства и подчинения. Власть многообразна, по своим видам она проявляется как «политическая, экономическая, государственная, семейная», по формам - как «господство, руководство, управление, организация, контроль», по методам осуществления - как «авторитет, право, насилие» [20, с. 176]. В такой классификации насилие - один из методов власти, а управление - одна из ее форм.
Одной из особенностей власти как способа насильственного управления является ее интеллектуальная сила, связанная с моралью, убеждениями, этикой, информацией. Это своего рода превращенные формы власти. «Нет тирана без софиста» - этот тезис Платона известен с древних времен: нет и не бывает государственного руководителя, властная сила которого основана только на штыках и «спецслужбах». Даже самый оснащенный силовыми структурами «государь» не в достаточной мере силен без информационно-интеллектуального принуждения собственных же сограждан. Процесс превращения «деспотического общества в дисциплинарное», по мнению Ж. Бодрийяра, показывает, что власть все более превращается в «перспективное пространство симуляции» [21, с. 40, 85]. «Пиаровские» симулякры власти становятся наиболее очевидными в современном «информационном обществе».
Итак, современное управление может использовать власть. Политическое управление, к примеру, всегда «при власти». Но управление может находить и иные способы целенаправленного воздействия,
регулирования поведения, действий. Управление может властвовать*, но степень задействования власти в управленческом регулировании может быть различной, от минимально необходимой до максимальной интенсивности принуждения или потенциальной возможности принуждения (в том числе и насильственного принуждения).
Управление может строиться и без власти, но лишь в идеале. Управление - это регулирующее воздействие, которое проектирует будущее. Это принципиальное его отличие. Властное управление словно «вгоняет» человека в будущее; управление, основанное на свободе человека как основе и смысле его бытия, создает лишь контур завтрашнего дня, намечает оптимальные пути его достижения. Управляющая власть устремлена в будущее с помощью мер принуждения. Власть может также и не иметь задач будущего, быть занятой удержанием настоящего как статус-кво способности к насилию данного социального слоя, обеспечивающего благополучное существование группы или отдельного, властвующего, человека. Мы говорим: власть управляет. Но власть может и разрушать управление, мешать управлению, не управлять вовсе. В этом случае «цель власти - власть», как отмечал Дж. Оруэлл в своем знаменитом романе «1984-й».
Управление способно властвовать, но может обходиться иными способами регуляции, проектирующими будущее.
Среди множества определений управления наиболее дистанцированным от феномена власти представляется дефиниция Д.С. Синка. «Управление есть совокупность искусства и науки, задача которых, во-первых, стимулировать людей и направлять их, чтобы они действовали в рамках порученного им дела так же, как они поступали бы по собственной инициативе при условии понимания ими всех взаимосвязей, причин и последствий каждой конкретной ситуации; и, во-вторых, объединять деятельность всех людей внутри организации...» [22, с. 121].
Итак, высшее искусство управления - направлять и регулировать действия людей, когда они действуют и поступают по собственной воле. Такое единство может родиться только в эпоху свободы, когда насильственные возможности власти сведены обществом к минимально необходимым. Такое понимание управления и такой управленческий тип отношений появляются только тогда, когда условия социальной свободы личности сформировались уже в достаточной мере. Само управление такого рода возникает первоначально не в сфере политических отношений, где не мыслится управление без власти и в которых власть и обеспечивает управление. Такое управление возникает на «менеджеральном уровне» руководства промышленным предприятием и принимает название менеджмента, о котором и пишет английский автор. И если бы Д.С. Синк заменил «ситимулирование» на «мотивацию», то данную им дефиницию управления можно бы было считать почти исчерпывающей для понимания управления персоналом современной организацией, в которой власть вторична по отношению к менеджменту как типу современного организационного управления.
Усиление «вертикали власти», происходящее в системе современного российского государственного управления, требует научного анализа данного процесса со следующих его сторон: а) в какой мере это обстоятельство российской действительности отражает тенденцию общесоциальных процессов, имеющих место в либерально-демократическом, или западном мире; б) в какой мере оно является лишь «требованием дня», «текущего момента»; в) как в общеметодологическом смысле сочетаются процессы самоорганизации природы процессы социальной самоорганизации и управления; г) какова тенденция движения этого взаимодействия в социальной действительности.
Усиление власти не может быть, по нашему убеждению, аргументированным фактом, отражающим тенденцию социального развития. На этапе преодоления конфедеральных атавизмов в структурно-социальных отношениях Российской Федерации, отношений ее регионов и центра, это может явиться лишь временно оправданной мерой, способной принести успех системе властно-политического управления.
Управление есть совокупность искусства и науки, задача которых прежде всего - мотивировать поведение людей и направлять их, «чтобы они действовали в рамках порученного им дела так же, как они поступали бы по собственной инициативе при условии понимания ими всех взаимосвязей, причин и последствий каждой конкретной ситуации». И это значимо не только для менеджериального уровня
управления, но не в меньшей мере для институционального и социетального уровней управления и социальных действий. Поэтому приоритет свободы личности и социальной самоорганизации над властью является самым значимым критерием современных демократических обществ. Однако лишь при том условии и тогда, когда свобода личности будет сочетаться адекватным образом с ее ответственностью, а социальная самоорганизация - с преобладанием в обществе образованных, способных к самостоятельному мышлению и принятию ответственных решений индивидов. Вне этого обстоятельства конфликт между уровнем политической системы и степенью зрелости гражданского общества становится существенным препятствием в развитии демократических отношений и демократического управления в России.
