CC BY
19Кротова М.В.
к.э.н., доцент, с.н.с. Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН
УПРАВЛЕНИЕ ФАКТОРАМИ ПРОИЗВОДСТВА ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИКИ: ТЕНДЕНЦИИ МИРОВОГО И ОТЕЧЕСТВЕННОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ
Ключевые слова: устойчивое развитие, модернизация экономики, государственное регулирование, Энергетическая стратегия РФ.
Энергетическая стратегия Российской Федерации на период до 2035 года (далее - Стратегия) была утверждена Распоряжением Правительства РФ от 9 июня 2020 г. № 1523-р. По сравнению с предыдущими вариантами Стратегии, ее юридический статус существенно возрос, т.к., ее положениями будут, согласно Распоряжению № 1523-р, руководствоваться органы исполнительной власти на федеральном уровне и на уровне субъектов Федерации при разработке и корректировке государственных программ соответствующего уровня. Это принципиально новый момент, т.к., прежние редакции Стратегии корректировались в зависимости от ситуации в других составляющих национальной экономики РФ.
Период реализации настоящей Стратегии с учетом существующего механизма реализации документов стратегического планирования разделен на 2 этапа (I этап - до 2024 года, II этап - 2025-2035 годы). В качестве года для установления базового уровня показателей и параметров выбран 2018 год.
Основным содержанием I этапа реализации настоящей Стратегии станет обеспечение достижения национальных целей и решение стратегических задач развития, поставленных в Указе Президента Российской Федерации от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года»1, который с 2020 г. формирует основу законодательных актов, направленных на реализацию уже не национальных проектов, а Национальных целей развития страны. Целью развития энергетики Российской Федерации является, с одной стороны, максимальное содействие социально-экономическому развитию страны, а с другой стороны, - укрепление и сохранение позиций Российской Федерации в мировой энергетике, как минимум, на период до 2035 года.
При этом топливно-энергетический комплекс должен внести до 2024 года свой вклад и способствовать другим секторам экономики в достижении национальных целей и решении стратегических задач развития Российской Федерации, определенных Указом Президента Российской Федерации от 21 июля 2020 г. № 474 «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года». При реализации Стратегии исключены противоречия технико-юридического характера между отраслевым и проектным управлением ТЭК.
Стратегия следует в русле глобальных, долгосрочных тенденций развития ТЭК, которые, в свою очередь, рассматриваются как особый модернизационный переход. Его ориентиры включают в себя:
• структурную диверсификацию, в рамках которой углеродная энергетика дополнится неуглеродной, централизованное энергоснабжение - децентрализованным, экспорт энергетических ресурсов - экспортом российских технологий, оборудования и услуг в сфере энергетики, расширится спектр применений электрической энергии, сжиженного природного газа и газомоторного топлива;
• цифровую трансформацию и интеллектуализацию отраслей топливно-энергетического комплекса, в результате которых новое качество приобретут все процессы в сфере энергетики, новые права и возможности получат потребители продукции и услуг отраслей топливно-энергетического комплекса;
• оптимизацию пространственного размещения энергетической инфраструктуры, в рамках которой в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в Арктической зоне Российской Федерации сформируются нефтегазовые минерально-сырьевые центры, нефтегазохимические комплексы, расширится инфраструктура транспортировки энергетических ресурсов, Российская Федерация станет ведущим игроком на рынках Азиатско-Тихоокеанского региона;
• уменьшение негативного воздействия отраслей топливно-энергетического комплекса на окружающую среду и адаптацию их к изменениям климата, в результате чего Российская Федерация внесет существенный вклад в переход к низкоуглеродному развитию мировой экономики, в международные усилия по сохранению окружающей среды и противодействию изменениям климата.
Задачей нефтяной промышленности поставлено сохранение существующего потенциала при наметившемся долгосрочном сокращении разведанных запасов и объемов добычи. Крупных неразведанных запасов и месторождений на балансе нет, в целом сформированная инфраструктура нефтяного комплекса должна быть обеспечена загрузкой.
Одновременно с принятием новой редакции Энергетической стратегии России, идет работа над законопроектом «О государственном регулировании деятельности в нефтяной отрасли Российской Федерации». Законопроектом пред-
1 https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/74304210/
лагается создание в России Единой системы снабжения нефтью и нефтепродуктами (по аналогии с Единой системой газоснабжения России), в которую должны войти вертикально-интегрированные нефтяные компании (ВИНК), не входящие в состав ВИНК независимые организации нефтяной отрасли и организации-собственники системы магистральных трубопроводов нефти и нефтепродуктов (в настоящее время - это ПАО «Транснефть»). В части особенностей использования месторождений законопроектом предусматривается предоставление в пользование участков недр федерального значения без проведения аукционов для разведки и добычи нефти или для геологического изучения недр, разведки и добычи нефти, осуществляемых по совмещенной лицензии, организации — ВИНК, входящей в Единую систему снабжения нефтью и нефтепродуктами, свыше 50 % акций которой являются федеральной собственностью. В части создания единого рынка нефти и нефтепродуктов в России законопроектом устанавливается осуществление сбыта и реализации нефти и нефтепродуктов (в т.ч. Поставляемых по экспортным контрактам) только через открытые торги на АО «СПб МТСБ». Предлагается создать резервный фонд нефтепродуктов на основе инфраструктуры Росре-зерва и ПАО «Транснефть» для замещения выпадающих объемов в случае ремонтов нефтеперерабатывающих заводов и при необходимости - для сглаживания волатильности рынка государственными интервенциями.
Одновременно с усилением роли государства в регулировании и управлении добычей, переработкой и транспортировкой нефтяного сырья, предполагается частичная либерализация рынков отдельных сегментов нефтепродуктов, например, реактивных топлив, а также доступа к газораспределительным сетям. Наблюдается определенное им-портозамещение и в электронике; Минэнерго планирует переход хозяйствующих субъектов на приобретение электронных компонентов и программных средств, производимых в Российской Федерации, при осуществлении закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд.
Потенциал развития газовой отрасли, а также газохимии не подвержен в ближайшие десятилетия столь же сильным ресурсным ограничениям как в нефтяной промышленности. Здесь, согласно Стратегии, отраслевыми проблемами и факторами риска в газовой отрасли являются:
• увеличение затрат при добыче и транспортировке газа на внутренний и мировой рынки в связи с сокращением находящихся в разработке высокопродуктивных и неглубоко залегающих запасов, переходом к разработке месторождений со сложными природно-климатическими и геологическими условиями, удаленностью новых районов добычи от центров потребления газа;
• отсутствие полноценного конкурентного внутреннего рынка газа, необходимость которого обостряется ввиду принятого решения о создании общего рынка газа Евразийского экономического союза;
• незавершенность процесса формирования законодательных и нормативно-правовых основ функционирования внутреннего рынка сжиженного природного газа.
Эти тенденции позитивны для развития экономики России с опорой на собственные силы, и отражают общемировую тенденцию «ресурсного национализма»1.
По сути, продолжается сформированная в 2010-х гг. тенденция на то, что странам, богатым нефтью, газом и природными ресурсами, необходим новый курс в отстаивании своих национальных экономических, внешнеторговых и энергетических интересов, связанных с ТЭК. Актуальность разработки собственных энергетических стратегий для стран, богатых природными ресурсами, становится очевидной на фоне того, как страны Запада объединены стремлением сократить свою зависимость от импорта.
Согласно оценке вице-президента азиатского дивизиона компании Shell Energy Asia2 (2018 г.), глобальный спрос на энергию возрастет на 60% к 2060 году, при этом будет подвержена существенной реструктуризации самих энергоисточников. Так, чтобы обеспечить снижение глобальной температуры на 1,5°С, потребуются массовые энерготехнологии с практически нулевой эмиссией парниковых газов (образующихся при сжигании углеводородов), которые должны эксплуатироваться еще до 2050 г., т.е., об инвестировании в них - на уровне фундаментально-ориентированных разработок и прототипов технологий - необходимо принимать решения уже в 2020-е гг. Более амбициозная цель - снижение на 2°С - фактически означает отказ от эксплуатации 52% запасов газа, 35 нефти и 88% угля, их предполагается «оставить в Земле», законсервировать.
Эта установка, высказываемая как консолидированная точка зрения стран и компаний, импортирующих природные ресурсы, при детальном анализе оказывается внутренне противоречивой. Дело в том, что повышение общего уровня экологичности энергетики и промышленности возможно только в условиях расширения объемов использования природного газа. Это, очевидно, вряд ли может сочетаться с «прогнозом» об оставлении в Земле более половины имеющихся запасов газа, причем без указания их категорий (разведанные к настоящему времени, ресурсы, иные промежуточные категории геологических запасов). К тому же, один из руководителей аналитико-консультационной группы «Евразия» (Eurasia Group, США) тут же подчеркивает, что объемы поставок газа на экспорт из России в течение сопоставимого времени будут не просто стабильными, но структурно обеспечивающими базовый уровень (т.н. baseload) потребностей в топливе для потребителей в странах как Запада, так и Востока. Дополнительные объемы газа на эти рынки будут обеспечены благодаря реинтеграции Ирана в международную торговлю, повышению роли Катара как экспортера, хотя и с поправкой на возможное развитие газо- и нефтехимии на самом Ближнем Востоке.
Евросоюз декларирует наибольшую последовательность в принятии и подготовке документов стратегического характера, направленных на трансформацию энергетики в новое качество. В частности, в соответствии с заключением
1 Термин определен в книге Дмитриевский А.Н., Комков Н.И., Мастепанов А.М., Кротова М.В. Ресурсно-инновационное развитие экономики России / Под ред. Н.И. Комкова и А.М. Мастепанова. - М.: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», Институт компьютерных исследований, 2013.
2 См. материалы Международной конференции Международного газового союза. - https://wgc2018.com
Европейского совета от 12 декабря 2019 г., представленным в долгосрочной стратегии ЕС, для обеспечения перехода к климатической нейтральности планируется (см. материалы Аналитического центра при Правительстве РФ):
• выделение финансовой поддержки действиям, направленным на борьбу с изменением климата: Европейским инвестиционным банком - в размере 1 трлн. евро в период с 2021 по 2030 годы; Европейской комиссией — в размере 100 млрд. евро, которые будут осуществляться через Механизм справедливого перехода (Just Transition Mechanism); также планируется продолжение финансовой поддержки после 2030 года;
• корректировка законодательства ЕС с целью приведения его в соответствие целям климатической нейтральности, в т.ч. адаптация существующих правил предоставления государственной поддержки и осуществления государственных закупок;
• обеспечение сохранения конкурентоспособности ЕС в условиях достижения целей климатической нейтральности, в т.ч. развитие эффективных мер по борьбе с делокализацией энергоемких производств.
Следует отметить, что для стран Европы, большинство из которых являются либо импортерами, либо их запасы углеводородов существенно исчерпаны, в отсутствии новых открытий, подобный курс является естественным продолжением их уже сейчас существующей структуры экономики и экономической политики. Тем не менее, согласно прогнозам компании «Бритиш Петролеум», европейский спрос на природный газ будет на 40% удовлетворяться за счет импорта из России уже в ближайшие полтора-два десятилетия.
В комментарии1 Аналитического центра при Правительстве РФ подчеркивается, что Россия в рамках Плана реализации комплекса мер по совершенствованию государственного регулирования выбросов парниковых газов и подготовки к ратификации Парижского соглашения (присоединилась в сентябре 2019 г.) также разработала проект Стратегии долгосрочного развития России с низким уровнем выбросов парниковых газов до 2050 года. В соответствии с ним Россия ограничит к 2030 году выбросы парниковых газов на уровне 67% от объема выбросов в 1990 году, а к 2050 году - на уровне 64% (с учетом выбросов и поглощений в лесном хозяйстве и при землепользовании).
Тем не менее, текущее энергетическое положение, потенциал и инфраструктура России как страны с принципиально иными, чем у Европы, Японии и даже Китая ресурсными и внешнеторговыми условиями, не располагают к форсированному следованию курсу на «декарбонизацию» и «экологизацию» всего ТЭК. Частично переход на ВИЭ, тем не менее, возможен в случаях:
• невозможности продолжения использования нефтяных топлив вследствие общего сокращения потенциала нефтяной отрасли;
• в регионах, где в силу географической или климатической сложности невозможно создание стандартной инфраструктуры по снабжению топливом и электроэнергией.
Согласно оценкам, прозвучавшим на 27-й Международной газовой конференции Международного газового союза (2018 г.), в Китайской Народной республике насчитывалось свыше 109 тысяч единиц грузового автотранспорта, использующего сжиженный природный газ как топливо. При этом доля газа в балансе первичных источников энергии КНР на тот же период времени оценивалась всего в 6%, согласно официальным оценкам представителя КНР в Международном газовом союзе.
В декабре 2020 г. появились опубликованные оценки того, каковы будут средне- и долгосрочные ориентиры в данном сегменте ТЭК этой страны2.
Ниже изложены основные тезисы данного материала.
1. Правительство Китая ведет политику по пресечению ухудшения качества воздуха и воды, а также по сдерживанию роста выбросов парниковых газов, соответствующие программы планомерно выполняются. Технический прогресс рассматривается как необходимое условие радикального отказа от углеводородных источников энергии.
В этом плане использование возобновляемых источников энергии - приоритет китайской энергетической политики. Это не только гидроэнергетика, энергия ветра и солнца. В КНР успешно развивается биоэнергетика, активно набирает обороты использование болотного газа, геотермальной энергии, энергии приливов и отливов, а также других видов альтернативной энергетики.
2. В 2005 году в КНР был принят Закон о «Возобновляемой энергии», который заложил законодательную базу для развития альтернативной энергетики. В 2009 г. и 2014 годах документ был уточнен из-за высоких темпов роста рынка ВИЭ. В Китае развитие ВИЭ должно стать инструментом снижения зависимости от ископаемого топлива, которое в настоящее время в немалых объемах импортируется. Делая ставку на ВИЭ, Китай одновременно поставил задачу производить внутри страны все оборудование, необходимое для генерации возобновляемой энергии, что обеспечило китайским компаниям лидерство в производстве оборудования для солнечных, ветровых и других станций, производящих альтернативную энергию.
C 2001 года Китай неизменно лидирует и по объему ввода мощностей возобновляемой энергии. Разрыв с ведущими странами год от года увеличивается. Если в 2001 году в КНР было запущено в эксплуатацию ВИЭ на 3 ГВТ, что составило 17 процентов общемирового, то в 2018 году в КНР мощности ВИЭ увеличились на 77 ГВт, это почти половина общемирового прироста.
В ходе реализации планов 13 пятилетки Китай инвестировал в ВИЭ фантастическую по нашим меркам сумму 2,5 триллиона юаней (25 триллионов рублей - больше чем годовой бюджет России (20,3 трлн. руб.). В результате в последние годы, даже без учета самых крупных гидроэлектростанций, Китай удерживает первое место в мире по сум-
1 Изменения и тенденции в регулировании ТЭК России и мира: I квартал 2020 // Ежеквартальный обзор изменений в регулировании отраслей топливно-энергетического комплекса России и мира. - М., 2020.
2 https://svpressa.ru/economy/article/283610
марной мощности ВИЭ-оборудования, вырабатывающего электрическую и тепловую энергию. В 2020 году доля ВИЭ в суммарном энергопотреблении страны составила 18%. Это пока вдвое меньше, чем доля ВИЭ в ЕС (40%), но следует учитывать, что Китай - самая крупная экономика мира, которая производит половину всей мировой промышленной продукции.
3. В соответствии с тринадцатым пятилетним планом и Планом развития китайской энергетики на тринадцатую пятилетку, установленная мощность солнечной электроэнергетики в стране к 2020 году должна была возрасти до 165 ГВт. Однако, по уже имеющимся оценкам, этот план будет значительно перевыполнен и солнечные мощности КНР значительно превысят 220 ГВт, что больше, чем мощность всех электростанций России. То есть альтернативная энергетика в Китае уже производит больше, чем вся энергосистема нашей страны. Кроме прямого вклада в экономику Китая в размере 220 млрд. юаней (2,2 трлн. рублей), солнечная энергетика дает дополнительные стимулы для развития производства электроники, новых материалов, высокоточной обрабатывающей промышленности и др. Использование солнечной энергии приведет к сокращению выбросов углекислого газа примерно на 370 млн. тонн, выбросов двуокиси серы - на 1,2 млн. тонн, выбросов оксида азота - на 900 тыс. тонн, и выбросов сажи - около 1,1 млн. тонн. В соответствии со скорректированными установками тринадцатого пятилетнего плана, установленная мощность ветровой электроэнергетики в стране возрастет в 2020 году до 260 ГВт. По официальным оценкам, развитие ветроэнергетики обеспечит к 2020 году ежегодную экономию порядка 150 млн. тонн угля и приведет к сокращению выбросов углекислого газа примерно на 380 млн. тонн, двуокиси серы - на 1,3 млн. тонн и оксида азота - на 1,1 млн. тонн.
4. Председатель КНР на сессии Генассамблеи ООН в 2020 году объявил, что к 2060 году Китай станет нейтральной страной по выбросам С02. В рамках Парижского соглашения по климату, Китай взял на себя обязательства достичь пика выбросов C02 к 2030 году; сократить углеводородную емкость ВВП на 60-65% по сравнению с 2005 годом; повысить долю неископаемых видов топлива в структуре потребления первичных энергоресурсов до 20%. В среднем за год на период 14 пятилетки Китай будет вводить в эксплуатацию 53 ГВт ветровых электростанций и 58 ГВт солнечных.
6. Параллельно в ходе 14 пятилетки Китай будет резко повышать эффективность использования энергии и снизит энергоемкость ВВП на 21%. При этом углеродоемкость ВВП снизится на 27%. А в еще более дальней перспективе предусматривается радикальное снижение потребления угля и его доли как в выработке электроэнергии, так и в потреблении энергии - до 4 процентов в общем энергобалансе. То же касается и нефти, доля которой энергетике сократится к 2050 году до 7 процентов.
Уже к 2035 году доля безуглеродных источников энергии в выработке электричества составит 78%, а в 2050 году - 91%. Солнечная и ветровая энергия обеспечит 58% выработки электроэнергии в 2035 году и 73% в 2050. По сравнению с 2018 годом увеличится выработка атомных и газовых электростанций, но их доля останется крайне незначительной 10-15%.
Следует отметить, что и здесь, в попытке представить начавшуюся технологическую модернизацию как направленную на безуглеродную энергетику, фактически ставится задача отказа либо снижения потребления нефтяного и особенно угольного топлива вместе с попытками реструктурировать часть мировой торговли в пользу сжиженного природного газа, что оценивается Международным газовым союзом как «Вторая газовая революция», которая должна содействовать развитию более сложных технологий для ТЭК, соответствующих 5 и 6 технологическим укладам в производстве машин и оборудования, или что фактически аналогично т.н. «Четвертой промышленной революции».
Наиболее известный мегапроект Четвертой промышленной революции - это разработанный в США частью элиты так называемый Green New Deal, или «Зеленый новый курс», а точнее предполагаемый 10-летний план мобилизации всех элементов американского общественного строя в масштабах, сравнимых со временами Второй мировой войны. Его цель - свести к нулю парниковые выбросы и добиться «экономического процветания для всех» уже к 2030 г. Ежегодный объем инвестиций в реализацию проектов Green New Deal оценивается от 7 до 10 трлн. долларов, без очевидных оценок их окупаемости; речь скорее может идти о низкоокупаемых инвестициях, поддерживаемых государством - прежде всего, за счет налогообложения традиционных видов бизнеса, связанных с добычей углеводородов.
Считается, что в основу «Нового зеленого курса» заложено удовлетворение 100% спроса на электроэнергию чистых, возобновляемых источников энергии или источников с нулевым уровнем выбросов. Лишь некоторые его положения предусматривают только «технологически осуществимые» изменения. Сторонники принятия его в США -даже в форме рекомендательного документа - указывают на успешность «экологически нагруженных» проектов на уровне отдельных территорий или бизнеса. Например, в штате Вермонт предполагается обеспечить 90% возобновляемых источников энергии благодаря инвестициям порядка 33 млрд. долларов. В производстве экологически чистой энергии уже отмечен рост рабочих мест. Модернизация же всех электропередающих сетей в Соединенных Штатах может обойтись в 476 млрд. долларов, при ожидаемом доходе в 2 триллиона, согласно оценкам1, сделанным еще в 2011 году.
Существует также национальная программа хранения энергии США, которая, хотя и не считается с политической точки зрения частью «Нового зеленого курса», но ее целью является развитие сферы хранения энергии в США для продвижения проектов ВИЭ, а основные инвестиции на настоящем этапе связаны с фундаментально-ориентированными и прикладными исследованиями. Основными целями программы на 2030 год являются:
• развитие технологий, в т. ч. проведение R&D;
• ускорение перехода от исследований к проектированию и внедрению систем хранения энергии;
• разработка и внедрение методологии оценки разработок;
1 https://www.gazeta.ru/business/2019/03/13/12240493.shtml
358
• разработка технологий для производства систем хранения энергии в США и снижение зависимости от импорта критических технологий и материалов;
• развитие кадрового потенциала.
Среди первоочередных задач программы — подготовка дорожной карты НИОКР до 2030 года на основе консультаций со всеми заинтересованными сторонами, а также комплексной стратегии развития. Департамент энергетических исследований и инноваций Министерства энергетики США, созданный в 2018 году, будет заниматься координацией действий для развития программы. Показательно, что развитие ВИЭ и новых технологий аккумуляции, т.е. хранения энергии здесь связывается с той частью политической и деловой элиты США, которая оппонирует принятию «Нового зеленого курса», выдвигая в его адрес закономерные вопросы:
• в его реализуемости в кратчайшие сроки, 10 лет вместо 20-30 лет в Европе, ставшей инициатором декарбонизации;
• в возможности привлечения, и тем более выхода на какую-либо окупаемость инвестиций до 1 десятка триллионов долларов в год, особенно в инфраструктуру;
• в самой возможности антропогенного воздействия на изменение климата Земли, а также направленности этих изменений климата.
Один из ключевых вызовов для нашей страны в глобальном масштабе - это ужесточение конкурентной борьбы за факторы, определяющие конкурентоспособность инновационных систем. К ним в материалах, разработанных при участии, например, Национального исследовательского университета - Высшей школы экономики1 отнесены прежде всего качественная рабочая сила и инвестиции в технологическое развитие. Изменение климата, старение населения и вызовы здравоохранения, продовольственная безопасность в глобальном масштабе, - все эти вызовы в той или иной степени проявились в кризис 2020-2021 гг. Проблема в том, что для России как страны, обладающей полным суверенитетом и обеспечивающим его военно-техническим потенциалом, реализация инновационно-инвестиционных проектов и госпрограмм не может считаться самоцелью.
В какой мере отвечает ужесточение эколого-климатических стандартов интересам России, также требует научной оценки, в том числе, с позиций фундаментальной, академической науки. Значительная часть подобной повестки, формируемой со стороны ЕС и США, и частично поддерживаемой также Китаем, можно рассматривать не иначе как попытку стран, чьи экономики зависят от импорта энергоресурсов, задействовать все рычаги давления на страны-экспортеры со стороны спроса. На микроэкономическом уровне это сродни принципам т.н. DSM, demand-side management.
На макроэкономическом и внешнеторговом уровнях DSM превращается в своего рода «импортозамещение наоборот», т. е. в кардинальное изменение самой ресурсной базы, в превращение имеющихся у стран, не обеспеченных нефтью и газом, иных избыточных ресурсов (солнечная и ветровая энергия, биомасса, геотермальная энергия и т.п.) в новые поколения технологий энергообеспечения. Как и в ХХ веке, при закладке существующих стандартов и рынков нефти и газа, старые рыночные экономики стремятся сформировать международные технические, экологические и статистические требования к новому поколению технологий ТЭК, а также продвигать поддерживающие соответствующие рынки финансовые инструменты - квоты на выброс парниковых газов, критерии углеродной нейтральности, фьючерсы на погоду и климат и т.п.
Однако наиболее спорным положением американской энергетической стратегии на ближайшие одно-два десятилетия является перспектива развития либо запрета на добычу сланцевого газа, которая уже обеспечила США одно из ведущих мест в глобальном газовом бизнесе. С одной стороны, «Новый зеленый курс» провозглашает жесткие ограничения на любое природопользование; с другой - подтверждается высказанная еще в конце XX века в нашей стране гипотеза о «газовой паузе» как временном, технологическом и инфраструктурном переходе всех основных экономик мира от углеводородному к неуглеводородному топливу через развитие широкого спектра технологий использования горючих газов.
Судя по документам зарубежных экспертов и органов власти, наибольшая противоречивость наблюдается в оценке потенциала использования, места, роли и эффективности использования природного газа в первой половине XXI века. Данный вопрос является наиболее острым для стран, либо не обладающих существенными запасами природного газа, как, например, Германия или Франция, да и в целом вся континентальная Европа; либо, подобно США (и в определенной степени Китаю), которые собственными запасами обладают, но предпочитают маневрировать различными соотношениями:
• собственной добычи для внутреннего потребления;
• импорта сырья определенного качества и географической привязки к перерабатывающим производствам и транспортной инфраструктуре;
• экспорта сырья собственной добычи с целью реимпорта переработанной продукции и оказания влияния на внешние рынки энергоносителей, если биржевого рычага воздействия на цены недостаточно (ср., например, проработку экспорта сжиженного природного газа из США в Западную Европу);
• реэкспорта и реимпорта, в частности, по система трубопроводов, связывающих США и Канаду с Аляской и т.п.
То, что наблюдается в настоящее время на Западе, в КНР и Японии в отношении декарбонизации, «зеленой
энергетики» и экспортно-импортной логистики углеводородов, главным образом, природного газа, можно - с позиций экономической науки - назвать управлением факторами производства. Это более высокая степень вовлечения государства, его регулирующих органов, а также и внешней, дипломатической поддержки различных компаний энергети-
1 https://cluster.hse.ru/mirror/pubs/share/209522123
ческого бизнеса. Активное использование международных соглашений и организаций, рынков производных инструментов, включая квоты на выбросы парниковых газов - все это призвано обеспечить ведущую роль в формировании энергетической политики, вплоть до середины XXI века, лидирующих позиций одновременно коллективного Запада и Китая. То, что их объединяет, несмотря на противоречия идеологического и геополитического характера, - это значительная зависимость экономик от импорта топливно-энергетических ресурсов.
Эксперты из Института проблем нефти и газа Российской Академии наук и Национального исследовательского университета РГУ нефти и газа им. И.М. Губкина1 не считают достаточным для России быть участником мировой конкуренции только за передовые технологии и инвестиции, как это предлагает Высшая школа экономики.
Вопрос о предпочтительной структуре национального ТЭК, его компаний и технологий, зависит от условий и факторов, являющихся для экономики каждой отдельной страны неустранимыми с точки зрения менеджмента. Это положение страны по отношению к мировым потокам углеводородного сырья, наличие и направление военной угрозы, размер ВВП и его уровень на душу населения, наличие территорий с экстремальными географическими или климатическими параметрами, развитие других отраслей промышленности и т.д.
По своей обеспеченности ресурсами и структуре экономики Россия относится к условно-незападному типу стран2, для которых исторически оптимальным является следующий набор факторов производства и механизмов управления ими:
• принадлежность государству не только недр, но и основных профильных активов национальных компаний, включая даже потенциально конкурентные подотрасли добычи, переработки и сбыта, в ценностной модели компании энергетический суверенитет расценивается многократно дороже, чем возможные доходы от приватизации;
• предпочтение долгосрочных экспортных (для страны-экспортера) или импортных (для страны-импортера) контрактов во внешней торговле между странами-союзниками, а также ограниченное участие их в спотовых и свопо-вых сделках на новых энергетических рынках и рынках относительно недружественных стран;
• ограничительный режим на доступ к участкам недр - например, на условиях обязательного контроля национальной компанией совместного предприятия или консорциума для раздела продукции;
• ограничение или невозможность доступа третьей стороны к магистральным трубопроводам и распределительным сетям, часто подкрепляемые запретом газо- и нефтетранспортным компаниям оказывать услуги по транзиту для коммерческих, в т.ч. иностранных продавцов и покупателей газа и нефти, игнорирование и отрицание эффективности механизмов Договора к Энергетической Хартии;
• объемы внутренних поставок газа, нефтепродуктов и электроэнергии могут варьировать в зависимости от климата, географии и структуры экономики, но юридически они включают элементы социальных обязательств, что влияет на уровень цены и условия поставки;
• в ценообразовании для внутреннего рынка и внутрикорпоративных расчетов, предпочтение отдается методу Cost+, который считается рассчитанным на минимальную ренту (для компаний стран-импортеров это может вызвать дополнительные бюджетные расходы и потерю эффективности ТЭК);
• технологический протекционизм, импортозамещение стратегически значимых видов оборудования и сервиса, а также локализации иностранных производителей оборудования и подрядчиков.
Политика и идеология, обеспечивающая такую модель хозяйствования в ТЭК, получила название ресурсного национализма. Даже эмпирическое сравнение тех технологических и регулятивных изменений в энергетике, которые реализуют в настоящее время страны-импортеры ресурсов, указывает не на глобальное стремление к «зеленой» и климатически эффективной экономике, но на стремление импортеров как государств, так и компаний ТЭК обойти фактор ограниченности ресурсов, роста их фундаментальной стоимости, равно как и на усиление геополитических
позиций стран-экспортеров в первые два десятилетия XXI века.
***
Изложенное позволяет сделать ряд выводов:
1. Управление ресурсной базой - это новая тенденция в развитии энергетической политики всех промышленно развитых и имеющих геополитическое влияние стран мира, применительно к первой четверти XXI века, и тем более на долгосрочную перспективу. Целью этой политики является обеспечение устойчивого развития национальных экономик различными видами топливно-энергетических ресурсов как минимум до середины настоящего столетия.
2. России, с ее геостратегическим положением, необходимо стать глобальным игроком, способным справляться как с современными вызовами, обусловленными новыми поколениями технологий и инвестиций; так и с теми, что характерны для ХХ века - мировой конкуренцией за природные ресурсы, которая по мере их исчерпания периодически обостряется. В современных условиях, контроль за ресурсами и путями их транспортировки исключительно политическими, военными и дипломатическими средствами, без подкрепления его технологиями, конкурентоспособными на мировом уровне, невозможен. Масштаб же импортозамещения в отечественном ТЭК, особенно на уровне сложных комплектующих для оборудования основных производств, оценивается скорее как недостаточный.
3. Для России объединение ресурсного национализма с широкомасштабным импортозамещением технологий ТЭК и выгодным для себя применением низкоуглеродных технологий выглядит в настоящее время единственным способом обеспечить собственное устойчивое развитие и реализовать цели долгосрочных энергетических стратегий.
1 Мастепанов А. М. Энергетика и геополитика // IX Форум «Клуба Ниццы»: некоторые итоги, выводы и комментарии // Приложение к общественно-деловому журналу «Энергетическая политика». - М.: ГУ ИЭС, 2011.
2 Страны БРИКС: стратегии развития и механизмы взаимодействия и сотрудничества в изменяющемся мире. Труды I Международной научно-практической конференции / ИНИОН РАН. - М., 2016.
