CC BY
30
Е. Г. Сосновцева
Институт лингвистических исследований РАН
УПОТРЕБЛЕНИЕ ФОРМ ПРОШЕДШЕГО ВРЕМЕНИ В ПАМЯТНИКАХ ПОЗДНЕЙ РУССКОЙ АГИОГРАФИИ
1. Введение
Агиографическая и историографическая традиция Углича представлена относительно небольшим комплексом рукописей (обнаружено около 30 единиц), локализованных как по месту (большинство из них выполнено на бумаге угличских и ярославских бумажных фабрик, оформлено в единой манере), так и по времени. Основная часть сохранившихся угличских рукописей датируется II пол. ХУШ-1 пол. XIX вв., списки XVII вв. немного-числены. Почитание угличских святых, особенно устроителей и настоятелей монастырей, связано в основном с местом их земной жизни и не имеет широкого распространения за пределами Углича, Ростовской и Ярославской области (если оставить в стороне общерусский культ царевича Димитрия). Таким образом, угличские жития, подвергшиеся существенному редактированию — фактически переписыванию — в течение XVIII в., имеют строгую региональную закрепленность.
Статья посвящена описанию системы форм прошедшего времени в одном из таких памятников, а именно в Житии Паисия Угличского. Житие было создано в XVII в., а его пространная редакция существенно дополнена и переработана во II пол. XVIII в., и именно этот, поздний вариант текста анализируется. Текст (во всяком случае в поздней редакции) был создан и копировался исключительно в Угличе (на бумаге местного производства). Рассматриваемая поздняя редакция происходит из старообрядческой общины Углича, списки в никонианской орфографии относятся к нач. XIX в. и существенно отличаются от рассматриваемых вариантов текста по морфологическим характеристикам. Эти обстоятельства в полной мере касаются и других текстов из местного агиографического сборника.
Количественные данные об употребление прошедших времен в Житии приведены в Таблице 1.
Таблица 1. Формы прошедшего времени в пространной редакции Жития Паисия Угличского (II пол. XVIII в. РНБ. Ал.-Нев. А-47)
Аорист Имперфект Перфект
784 191 24 Всего
602 2 18 основы СВ
182 189 6 основы НСВ
2. Употребление перфекта
Употребление полных форм перфекта (со связкой) встречается в прямой речи (в том числе в ситуации молитвенного обращения) и, как правило, в формах 2 лица:
(1) рАД8ИСА, ОЧ^ГОДЫИЧе МОИ И CNA моего, ^j)TA ВГА, ЫЪШЪ ВО wgjl'ëat,
..., н 'С4 H
ее и вагода o\j> мемгк и o\j> сил моего ;хртл вга и, еже просилъ еси o\j> меыъ, В8ди теве taico (JI. 247)1;
(2) стль ... рече ctaj>m,8: Aipe cïe истиыыа есть С8ть, iaico n€ wb^aî, «и И N6 CN8ACA еси C0ICj)0BeNN0M8, д А N6 ЮИД^ШИ W меы'б до кои чны-ы живота моего (JI. 290 об.).
Как видно из приведенных примеров, перфект представлен в относительном употреблении и обозначает действия, предшествующие действию, обозначенному формой настоящего-будущего времени. Единственным исключением, как кажется, является форма WBjrfcAfc еси из примера (1), которая передает действие, распространяющееся на план настоящего. Других случаев употребления форм перфекта не выявлено. Встречаются формы перфекта без связки как в аналогичных контекстах:
(3) icaico во 1лвишиса cko6V влцъ стада его довръ ые чрпасъ (JI. 307);
1 Житие Паисия Угличского цитируется по списку РНБ, Ал.-Нев.
А-47, если не указано иное.
так и в форме третьего лица, когда они обозначают предшествование действию в прошлом:
(4) свАтитель же повела ем8 сокровеыыое приыъсти к севъ, еже
со^рлннлъ в мдтежыое времА (Л. 290).
Эти случаи употребления бессвязочного перфекта следует отличать от самостоятельного употребления //-форм, о котором см. в разделе 7.
Все эти случаи являются разновидностью книжной нормы. Однако очевидно, что перфектных форм в тексте гораздо меньше, чем контекстов, в которых было бы уместно их употребление.
П. В. Петрухин, анализируя случаи употребления перфекта в Новгородской первой летописи по Синодальному списку (XIII-XIV вв.), отмечает, что перфект в тексте летописи выполняет функцию отсылки к ранее упоминавшимся или общеизвестным фактам или событиям (в отличие от плюсквамперфекта, обозначающего новые, неожиданные события) [Петрухин 2004: 315-317]. Эта дискурсивная функция перфекта наблюдается и в текстах угличских житий (см. примеры 1,4). Однако другая особенность летописного перфекта, а именно возможность употребления в нарративе наряду с формами аориста [Там же: 319], в тексте исследуемого Жития не обнаруживается.
3. Простые претериты
3.1. Имперфект
Стремление составителя пространной редакции следовать образцам церковнославянской книжности главным образом проявляется в частотном употреблении в текстах простых прете-ритов. Формы имперфекта от основ глаголов несовершенного вида и формы аориста от основ глаголов совершенного вида достаточно последовательно употребляются в тексте в тех функциях, которые закрепились за этими формами в поздних церковнославянских текстах.
Имперфект используется для обозначения обычных, регулярно повторяющихся действий в прошлом, и таким образом становится основной формой, описывающей образ жизни персонажей, а также традиции монастырского быта.
'с4 н
(5) и члто при^ождлше к ыем8 влгословешА р&ди, еще жив-ымл родитълемл С8фемл его (JI. 235);
(6) и тлко всац^мъ возД'Ьржлше томАше плоть свои) по речъииомз:
— н f
ПЛО H3N8pAA ДШ8 Же ПрОВЪфЛА. CN& же МЛЛО ИЪЧТО ПрЖИМШ, в
А .
ЫОфИ же ПрПБИЪШ НТАШ€ уллт-ырь. CIA же МЫОГЛЖД'Ы БЪ1ВА1Ш до
II ■"* II
времени кл'КилиТл, к у, цркви же тфыпесА первУе вгк^'л овръстисА (JI. 235-235 об.)
Аналогичным образом описываются нелокализованные действия в прошлом и в других агиографических текстах .
Формы имперфекта передают фоновое действие или состояние в прошлом; основное действие или действие, обозначающее наступление новой ситуации, может быть передано аористом (или, как в примере (7), причастием).
(7) Б иофи ovjbw стоАше ыл дов-ычиом-г. своемъ прлвилъ во дыи же
Н Г1
пислше cbttja кыиги, и ылпислбъ кыигз сватлго григорУА вгословл (Л. 235 об.);
(8) эд>ьыАше же пр^ви-ый плусъй видите, въ срцъ1 своемъ, 6дииом8
'с4 А
же повода илтлвиик8 своем8 прпвиом8 млклрУю (Л. 236). 3.2. Аорист
Основным средством организации агиографического нарра-тива служат формы аориста, образованные от основ глаголов
2
Ср.: (Житие Юлиании Лазаревской 1996), в отрывке о раннем детстве святой также преобладают формы имперфекта: И нуждаху ю
рано ясти и пити. Она же не вдаяшеся воли их, но все со благодарением приимаше и с молчанием отхождаше, послушание имея ко всякому человеку. Бе бо измлада кротка и молчалива, небуява, невеличава и от смеха и всякий игры отгребашеся. Аще и многажды на игры и на песни пустотные от сверъстниц нудима бе, она же не приставшие к совету их, недоумение на ся возлагаше, и тем потаити хотя своя добродетели. Точию в прядивном и в пяличном деле прилежание велие имяше, и не у гасаше свеща ея вся нощи.
совершенного вида, хотя, как это видно из Таблицы 1, основы несовершенного вида также допускали образование аориста (таких употреблений в тексте значительно меньше).
Формами аориста передается как единичное, конкретное действие в прошлом, так и цепочка последовательных действий в прошлом:
(9) С нимъ же тогда пршде во \л>витель прпвнлго и новопрТшед'ыи в' пвстъшю о\рьм8 иыокъ влАжеми-ый оцъ касТанъ в-ыв-ый преже кызь (Л. 245);
(10) и во оч^трТе стиша соворн8к> велик8к> оы§ црковь во има прест-ыа БЦЪ! ЧеСТЫАГО И СЛАВЫАГО 6а ПОКрОВА (Л. 252 об.-253).
/11 \ н
(11) А ВЛГОВ'ЬрН'ЫИ же кызь МАЛО СО ВЛАЖеЫЫ'ЫМ'Ь ЮЦ'ЬМ'Ь КАС1АЫ0М7»
А ■*
И$СТ'Л1Н НИКОМУ» поюсташаса, И благослови ИрПВН'ЛШ ОЦ'Л ПАУСШ
т н
П8СТЪ1НИ НАЧАЛЬНИКА, ВЛАЖеЫЫАГО ЮЦА КАС1АЫА, И поввл'ь W НеМЪ ПефИСА И ВЛГОВ'ЬрНОМб КЫЗН), и йп8сти и^ъ с миромъ (Л. 248 об.)
Таким образом, именно аорист является основным повествовательным временем, немаркированным способом обозначить любое действие в прошлом.
Отмечены контексты, в которых выбор между формами аориста и имперфекта очевидно связан с видовым противопоставлением основ:
(12) и мл одре паки поставишь, и последнее профеше ткордов свто со ^лл'мопънТем'ь ег\л> провождлкире и слез"ы паки точлфи, кормьчУд рАДЛ8Ч и шлсд и очртелА Лат и в-ывше (Л. 268 об.).
3.3. Расширение функций аориста е позднем агиографическом тексте
Вместе с тем, текст пространной редакции, несмотря на достаточно последовательное употребление простых претеритов, отражает процесс разрушения системы прошедших времен в поздних церковнославянских текстах. Редукция временной сис-
темы выражается в значительном расширении функций аориста и, соответственно, в редком употреблении сложных прошедших времен (единичные случаи перфекта в прямой речи). Вместо них в тексте появляются формы аориста.
(13) свтитель же вопрошлА его и гла: чесо рлди ые принъсеши сокровеннлг\л>, еже ти в'дл^ъ мл совлгоденТе? (Л. 290).
Аорист также является основной временной формой, передающей действие, предшествовавшее действию в прошлом:
'с4
(14) и прТиде нл мъсто оыо, его же слмъ гдь изврл (Л. 240 об.);
(15) и пришедъ ко стън и чгодотворн'ьй рлц'ь преподовньго плусъа, и сотвори, шсоже ов'ЫрлсА (Л. 294).
Аналогичное употребление отмечено и в других текстах этого круга.
4. Употребление действительных причастий в предикативной
функции
Значимым признаком системы прошедших времен в поздних церковнославянских текстах является варьирование форм аориста и действительных причастий. Действительные причастия в предикативной функции не только выступают в роли вторичных предикатов, но и могут в ряду личных форм простых прете-ритов обозначать действие в прошлом:
(16) и /у/идошд нл крестное место, и певше молевен-ь вцъ, и вод§ ШВАТИШЛ, и .ШАМСПАША МбСТЛ СК'КТ0Н0С1ГЛ1^'Л лгочей (Л. 248);
(17) и того рлди гшси он'же прииесе го ко гров§ прпвнлго плусъа, и мол ас а со слезами \л> исцъленТй Дфери своеА, и п-ёвш-ё молевнлА,
■* А
И В0Д0ГО СВфеННОГО иисропивш'й го, и приложи го ко гров8 прпвнлго плусьа (Л. 276 об.).
Повествование в законченном нарративном фрагменте может быть организовано при помощи чередования аористных и причастных форм, как это видно из примера (18):
(18) и ЮБ^тесА ил своей стрлиъ ръки волги, ил врег8 лъжл шсо МОр'ГВ'Л, и в03вы8вса iлicw & сил, и рь38мгёкъ, iлicw молитвлми прпвилго плоска извывъ Л потопл'КнУд, и к'з'ьмъ ЛЛД1ИЦ8, и пр'ье^&въ ръкз ил["/,, и и>Блечесл во \л>дгкжд8 скок», и нриг\с во
А Е
ДОВИТ'ЬЛЬ прпвилго, и ПОВ'ЙДД ИГ8МеИ8 и врлтш ВСА СЛ8ЧИШЛАСА
ем8 (Л. 289).
Отмечены случаи независимого употребления причастий в функции основного предиката (как одиночных форм , так и нескольких, обозначающих последовательные действия в прошлом).
(19) и того же лътл соврьвшесА ко свтом8 десАть врлтовъ (Л. 242 об.);
(20) попремиог8 же почитаа прпвилго оцл: влговгьри,ыи кизь и р8Г8
н А
СК'1-КИ И0К0С03Г\ЛИ'КИ \л>вители ПОДЛА И6МЛЛ8 и о^моливъ прпвилго
I II ■"* II
в-ыти ¡гемеыомъ и прУдти сфеииическУи слиъ во wвитeли своей (Л. 244);
(21) тогдл же к'лск0ргк послдвъ ПрПВИ'ЛШ \ЛП'еЦ'Л ко КЛ1'0КгКрИ0М8 КИ.'-ИО,
II ^ му
и в ростовъ ко лр^1епикоп8 ти^оы8, и кг стръио свое въ колазииъ: ПрПВИ0М8 ОЦ8 млклрУю... (Л. 250 об.)
Как и аорист, причастие может обозначать предшествование действию в прошлом:
(22) и присыпл къ азвъ из весть, к>же взавъ Л гровииц-ы прпвилго, и в скоре ис11.гилеи'|'е полечи (Л. 276-276 об.)
3 Ср. независимое употребление причастия в пространной редакции Жития преп. Паисия по списку РНБ, Тит. 2642: Услышав Господь Бог молитву рабов своих (Л. 123 об.).
Однако при такой свободе функционирования причастий, разносубъектных конструкций, в которых причастие относилось бы к одному субъекту, а личная форма глагола к другому, в исследуемом тексте не выявлено (такие конструкции обнаруживаются в летописных текстах [Зубкова 2008]). Является ли это его индивидуальной особенностью, не известно, однако некоторые ограничения на употребление причастий в предикативной функции, очевидно, существовали.
5. Обороты с дательным самостоятельным
Обороты с дательным самостоятельным, помимо традиционного книжного употребления во временном значении (или другом значении обусловленности), также обнаруживает расширение возможностей употребления. Цепочка оборотов с дательным самостоятельным передает последовательность действий в прошлом, а в примере (23) предложение выстроено при помощи цепочки разносубъектных оборотов:
. . м н
(23) И ТЛКО КО ПреП0Д0ВЫ0М8 ЫЫОГИ ОЦ'ЬЫЪ СОБрЛВШИМСА, и
г1 г1
GAr0B"Ëj)N0M8 KN3W П|ЖВЪ1ВШ8, И COR-feTS НЛЧИЫЛЮфйСА W
воздвижеши c0B0j)N7JA церкве, и веьмъ преже ыл молитвв ШБрЬТИВШИМСА
Отмечен случай независимого употребления оборота:
(24) и тлко молацша ем» и до ka'ki 1лиУд о^треыи (JI. 236).
При этом именно в конструкциях с дательным самостоятельным допускается наибольшее число грамматических ошибок:
(25) и TAICW ем8 МОЛАЦША, и ЮВ'Ёф&В&ЮфеСА ICO CT0M8 и ПрИЛОЖИСА ко
гров8 прпвылго (JI. 276);
(26) пришеши же ем8, и возр^вшз ыл wb^m^ (Л. 286);
(27) млло же N6 дошедше ем§ wbht^ah прпвыглл» (Л. 292 об.).
С одной стороны, в использовании в тексте оборота с дательным самостоятельным отражается установка как создателя пространной редакции, так и большинства ее переписчиков на следование нормам традиционного книжного синтаксиса. С другой стороны, расширение сферы использования оборота и его функций (вплоть до независимого употребления), а также неизбежное появление ошибок в грамматическом оформлении оборота, свидетельствуют об изменении представлений о его роли в позднем традиционном тексте (ср.: [Ремнева 1988: 111-112]) и о трудностях, связанных с его употреблением, возникавших у переписчиков в XVIII в.
6. Употребление л-форм без связки
Случаев независимого употребления л-форм без связки в исследуемом тексте немного. Под независимым употреблением понимается использование формы не в функции перфекта (когда, особенно в форме 2-го лица и в прямой речи, связка регулярно опускается), не для обозначения действия, предшествующего другому действию в настоящем или прошедшем времени, а в функции обобщенного прошедшего времени, проникшего сначала в тексты исторического содержания, летописи [Живов 1995; Петрухин 1996], но уже в XVI в. распространившегося и на произведения житийного жанра [Живов 2004; Шведова 2004; Шевелева 1984; Духанина 2007]. Появление таких форм в агиографических текстах считается признаком гибридизации его языка. В пространной редакции Жития Паисия Угличского обнаружено всего 10 таких примеров, рассмотрим некоторые из них:
(28) и //Д7Д строити ювитель ыл том же мъстъ, идъже въ первое, слмъ его приви-ыи любашс крлсот-ы рлди. и помоцлю вж1ек> и
'с4 А м "с4 'с4
пречт'лич вц7>1 изволение со юного М'Ктл инлмо строеше преноснло, шсоже ыише склжемъ \л> семг (237 об.-238);
(29) и ыл томъ \л>сыовлши соворы-ыд цркве да^ова ем8 вгь мофи
'с4 н . н н
\л>врети свтлго I влговгьрылг\л> ки.чл роылмл оулическлго
н н
ЧЮДОТВОрЦЛ, КОИ МОфИ СТЛГ0 КЫЗА ромлыл ЦЪЛ'Ы и ыетлъыы'ыи
лежали в той соворы^й клмеыыои церкви ваф'ши стл двлцлти д'к'г'л длже до молкклго млхождсшл мл росспо и мл грл дгл: оч^гличь (254-254 об.);
(30) и во очр^ъ и мыого лъ в' тлковой ывжд'Ь сидели (Л. 261).
Эти формы сохраняются в одних и тех же контекстах во всех списках (последний пример происходит из редакции XVII в.). Только один пример дает разночтение:
(31) л слмъ волАриыъ лготъ волезиовл и о^мерлъ/ оч^мре (РНБ. Ал.-Нев. А-47. Л. 299 / ИРЛИ. ИМЛИ. № 30. Л. 51).
В связи с употреблением //-форм без связки следует обратить внимание на их распределение. Из 10 обнаруженных в тексте //-форм в независимом употреблении 7 встречаются в двух фрагментах. Первый описывает обретение мощей князя Романа Владимировича при строительстве каменного Спасо-Преобра-женского собора, а второй — изгнание сыновей князя Андрея Большого, Ивана и Димитрия. Таким образом, в пространной редакции Жития Паисия //-формы проникают прежде всего в те части, которые являются по происхождению поздними вставками. Можно предположить, что воздействие на рассматриваемые части жития оказали те дополнительные, возможно летописные, источники, которые должны были привлекаться составителем пространной редакции для описания событий конца XV века и которые упоминаются в тексте. В этом случае речь идет о влиянии на текст жития элементов грамматической системы источника и нарративной структуры исторического повествования. С учетом общей неупотребительности независимых //-форм в рассматриваемом житии можно считать их появление в определенных фрагментах текста дополнительным признаком текстологической гетерогенности изучаемого памятника, свидетельством их разновременного происхождения. Однако ответить на вопрос, насколько лингвистические данные в поздних житиях могут содержать датирующую информацию, на рассматриваемом материале затруднительно.
7. Заключение
Сверка разновременных списков Жития Паисия Угличского показала, что на протяжении двух веков существования памятника и составители, и редакторы, и переписчики при выборе грамматических средств ориентировались на стандартный церковнославянский регистр (или строгую норму церковнославянского языка). Следов намеренной редакторской правки в области грамматики обнаружено не было. Картина употребления форм прошедших времен в Житии Паисия Угличского в целом соотносима с тем, что наблюдается в других житиях Угличского сборника.
Описывая употребление простых претеритов в духовной литературе XVIII в., В. М. Живов отмечал, что «[с] 1760-х годов использование нового литературного языка в духовной литературе делается практически общепринятым ... церковнославянский идентифицируется с тем стандартным языком, который запечатлен в Св. Писании и богослужебных книгах» [Живов 2004: 575-576]. Употребление простых претеритов, таким образом, либо является стилистическим приемом, либо встречается внутри соответствующих цитат. К началу XIX в. духовная литература усваивает общеязыковой стандарт и следует грамматическим нормам литературного языка [Там же: 577]. На этом фоне заслуживает внимания последовательное употребление простых претеритов в оригинальных текстах, не только копировавшихся, но и существенно редактировавшихся во II пол. XVIII в.
В целом, такая лингвистическая консервативность может быть объяснена как тем, что произведения агиографии ассоциировались с образцовыми текстами традиционных жанров, так и тем, что поздние пространные редакции угличских житий связаны со старообрядческой культурой Углича. Ближайшую аналогию можно видеть в текстах житий, созданных на Выгу в XVIII в., которые также характеризуются употреблением «застывшей» системы прошедших времен (тексты опубликованы в [Юхименко 2008: 178-208]). Однако вопрос о том, является ли подобная архаичность языка характерной чертой старообрядческой литературы в целом (и в какой мере) или представляет собой результат влияния выговской литературной традиции на творчество угличских книжников XVII 1-ХIX вв., нуждается в дополнительном исследовании.
Источники
РНБ. Ал.-Нев. А-47— Житие Паисия Угличского. РНБ. Собр. Александро-Невской лавры. А-47. 80-е гг. XVIII в. 4°, полуустав. Лл. 232-319.
РНБ. Тит. 2642 — Житие Паисия Угличского. РНБ. Собр. Титова. № 2642. 20-30 гг. XIX в. 4°, полуустав. Лл. 104-152.
ИР ЛИ. ИМЛИ. № 30 — Житие Паисия Угличского. ИР ЛИ РАН. Древлехранилище им. В. И. Малышева. Собр. ИМЛИ. № 30. XVIII в. 4°, полуустав. 65 л.
Житие Юлиании Лазаревской 1996 — Житие Юлиании Лазаревской (Повесть об Ульянии Осорьиной) / Исследование и подготовка текста Т. Р. Руди. СПб.: Наука. 1996. 237 с.
Литература
Духанина 2007 — А. В. Духанина. Особый тип нормы употребления перфекта в некоторых стандартного церковнославянского языка XIV-начала XV в. //ВестникМГУ. Сер. 9. Филология. 2007. №2. С. 71-79.
Зубкова 2008 — А. В. Зубкова. К вопросу о сказуемостном употреблении причастий в летописях XV-XVT вв. // Русский язык в научном освещении. 2010. № 1 (19). С. 89-102.
Живов 1995 —В. М. Живов. Usus scribendi. Простые претериты у летописца-самоучки // Russian Linguistics. 1995. Vol. 19 (1). P. 45-75.
Живов 2004 — В. М. Живов. Очерки исторической морфологии русского языка XVII-XVIII веков. М.: Языки славянской культуры. 2004.
Петрухин 1996 — П. В. Петрухин. Нарративная стратегия и употребление глагольных времен в русской летописи XVII века // Вопросы языкознания. 1996. № 4. С. 62-84.
Петрухин 2004 — П. В. Петрухин. Экспансия перфекта в древнерусском летописании как типологическая проблема // Исследования по теории грамматики / ред. Ю. А. Ландер, В. А. Плунгян, А. Ю. Урманчи-ева. М.: Гнозис. 2004. Вып. 3. Ирреалис и ирреальность. С. 313-329.
Ремнева 1988 — М. Л. Ремнева. Литературный язык Древней Руси. М.: Изд-во МГУ. 1988.
Шведова 2004 — Ю. В. Шведова. Лингвистические особенности севернорусских житий XVII века (Грамматика). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М. 2004.
Шевелева 1984 — М. Л. Шевелева. Функционирование временных форм в русской житийной и повествовательной литературе XV в. (формы прошедшего времени) // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1984. № 5. С. 55-65.
Юхименко 2008 — Е. М. Юхименко. Литературое наследие Выговского старообрядческого общежительства. М.: Языки славянских культур. 2008. Т. I.
