CC BY
71
УДК 81’373
ШИХОВА Татьяна Михайловна, кандидат филологических наук, доцент кафедры языкознания Северодвинского филиала Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова. Автор более 50 научных публикаций, в т.ч. одной монографии и одного учебного пособия
УПОТРЕБЛЕНИЕ ЭВРИСЕМИЧНЫХ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ БИБЛЕЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ
В статье представлены результаты анализа особенностей актуализации фразеологического значения эврисемичных фразеологизмов библейского происхождения в поэтических произведениях «серебряного века». Выявлены и описаны трансформации фразеологизмов - узуальные и окказиональные, источники потенциала фразеологических единиц к семантическому развитию и обогащению.
Фразеологическая единица, эврисемичность, «серебряный век», библейские фразеологизмы, трансформация фразеологизма
Особенности употребления фразеологических единиц (ФЕ) предопределяются их категориальными свойствами: высокой обобщенностью целостного фразеологического значения при раздельнооформленности компонентного состава, относительной устойчивостью, образностью и экспрессивностью. Употребление определяется как «речевой феномен, закрепляющий актуальный смысл единицы в высказывании, не нарушающий тождество ее значения и имеющий способность к развитию у нее новых семантических оттенков и отдельных значений»1. При этом в речи актуализируется то, что присуще той или иной единице в потенциале. В свою очередь потенциальные возможности конкретных фразеологизмов предопределяются системным значением, компонентным составом, внутренней формой, синтагматическими и парадигматическими связями. Анализ употребления фразеологизмов в художественных тек-
стах позволяет выявить их текстообразующие функции, описать различные виды трансформаций как результат актуализации семантических оттенков по линии конкретизации эврисемичных ФЕ. Отмеченные особенности проиллюстрируем на материале контекстов употребления фразеологизмов библейского происхождения в поэтических произведениях «серебряного века».
Библейские фразеологизмы, благодаря эври-семичности, обобщенности их значения, используются поэтами «серебряного века» в функции заглавия. Например, неопалимая купина, блудный сын, Фома неверный у поэтов Н. Гумилева, В. Брюсова, М. Цветаевой.
Статус заголовка структурно изолирует фразеологизм от текста, делает его самостоятельной синтаксической единицей. При этом индивидуальное значение фразеологизма-заглавия не остается неизменным, оно получает высокую степень обобщенности в обозначении
какого-либо явления и приобретает новое свойство в новой специальной функции - способность выступать в качестве коммуникативной единицы речи.
Заполнение заглавной позиции полностью определяется его текстовыми характеристиками. Следовательно, заглавие порождается самим текстом. Однако нельзя отрицать и текстопорождающую функцию самого заголовка, так как фразеологическая единица является одной из составляющих внутренних характеристик текста, которую автор вычленяет как доминирующую в плане текстообразования и выносит ее в качестве своеобразной модели, по которой затем строятся все остальные характеристики авторского текста. В этом плане фразеологизм выступает в роли исходной точки порождения не только тематической, но и композиционной структуры2.
Библейская фразеология находит себе применение и в области поэтического синтаксиса. Книжный характер данного типа ФЕ предопределяет их возможности выступать в качестве яркой риторической фигуры. Это могут быть разного рода риторические восклицания, обращения, вводные и вставные конструкции и т.д.
Так, в стихотворении 3. Гиппиус «Свеча ненависти» каждый из компонентов фразеологизма Иуда предатель используется в качестве отдельного обращения: Рабы, лгуны, убийцы, тати ли - // Мне ненавистен всякий грех. // Но вас, Иуды, вас, предатели, // Я ненавижу больше всех. Оба фразеологических компонента в смысловом отношении равнозначны: имя Иуды стало символом предателя. Таким образом, происходит повтор одного и того же значения, носителем которого и является используемый автором библеизм. Отдельное выделение каждого из компонентов приводит к качественному изменению целостного фразеологического значения, а именно, усиливает его изобразительную, экспрессивно-оценочную функцию.
Ряд поэтов «серебряного века» используют библейские фразеологизмы для композиционной организации своих произведений. В таких случаях ФЕ выступают в качестве основного по-
казателя кольцевой композиции: Вдали от берегов Страны Обетованной, // Храня на дне души надежды бледный свет, // Я волны вопрошал, и океан туманный // Угрюмо рокотал и говорил в ответ: // Забудь о светлых снах. // Забудь. Надежды нет. // Ты вверился мечте обманчивой и странной. // Скитайся дни, года, десятки, сотни лет - // Ты не найдешь нигде Страны Обетованной (К. Бальмонт).
Анализ особенностей функционирования библейской фразеологии в поэзии «серебряного века» позволяет объединить исследуемый материал в две группы: 1) нетрансформированные ФЕ и 2) трансформированные фразеологизмы.
Следует отметить, что в поэзии исследуемого периода фразеологизмы без каких-либо изменений в структуре и семантике представлены немногочисленными примерами. По нашим наблюдениям, в начале XX века возрастает интерес именно к сложным преобразованиям и трансформам библеизма в процессе его функционирования.
Фразеологическое значение ситуативно. Приобщаясь к определенному содержательному и функциональному контексту и применительно к нему конкретизируя свое обобщенное значение, каждый фразеологизм получает новые оттенки значения. Таким образом, преобразование формы может сопровождаться разного рода изменениями в семантике ФЕ. Такое использование ФЕ библейского происхождения в поэзии «серебряного века» представлено лексическим, количественным, синтаксическим варьированием, фразеологической аллюзией, деструктурализацией фразеологизмов и другими способами фразеологического преобразования.
Проследим ряд авторских изменений библейских ФЕ на конкретном материале.
При всем своеобразии, индивидуальности стиля писателей выявляются общие принципы, общие приемы трансформации и актуализации устойчивых библейских выражений. Основными способами авторских модификаций в поэзии «серебряного века» являются лексическое, количественное и синтаксическое варьирование,
часто используемые одновременно, в совмещении, то есть в смешанном варьировании. Другие типы варьирования: фонетическое, морфологическое и словообразовательное в поэзии данного периода почти не используются.
Самым распространенным среди указанных типов варьирования является замена фразеологических компонентов на лексическом уровне. В лингвистике лексическое варьирование признается основным видом фразеологических преобразований3. Принято считать, что данный тип варьирования компонентного состава фразеологизма ведет к обогащению его семантики некоторыми новыми оттенками, но индивидуальное значение фразеологизма при этом не претерпевает качественных изменений. Варьирующиеся единицы остаются семантически тождественными друг другу.
Лексическое варьирование представлено несколькими основными видами. Прежде всего, это замена одного из компонентов фразеологизма, основанная на синонимии (языковой и контекстуальной): О любви, которая безгрешна, // О любви ко всем и ко всему, // Я молюсь - и снова мрак кромешный // К сердцу приступает моему (Ю. Терапиано). Ср.: тьма кромешная. Замена компонента нейтральным семантическим синонимом не приводит к преобразованию первоначального значения исходной ФЕ («полная, беспросветная тьма»).
Аналогичными являются замены одного из компонентов ФЕ обетованная земля: Что ж не спешите вы в вихрь событий - // Упиться бурей, грозно-странной? // И что ж в былое с тоской глядите, // Как в некий край обетованный (В. Брюсов). Или: От звезд слетает тишина, // Блестит луна - твое запястье, // И мне во сне опять дана И Обетованная страна
- // Давно оплаканное счастье (Н. Гумилев).
По нашим наблюдениям, замены контекстуальными синонимами позволяют автору особо обозначить ту или иную важную сторону образного контекста. Контекстуальная реализация замещающего слова, не являющегося в языке синонимом по отношению к замещаемому, приводит к условному расширению языкового синонимического ряда. Например: Чего не видал
(на ветвях // Твоих - хоть бы лист одинаков!). //В моих преткновения пнях//Сплошных препинания знаках? // Чего не слыхал (на ветвях // Молвы не рождается в муках!), // В моих преткновения пнях, И Сплошных препинания звуках? (М. Цветаева). Ср.: камень преткновения. Между лексемами пень и камень можно провести ассоциативную параллель: то и другое могут служить препятствием на пути чего- или кого-либо. При восприятии слова камень оживают представления, выраженные словами твердый, крепкий, большой, тяжелый, а слово пень вызывает ассоциации с представлениями трухлявый, гнилой или наоборот - крепкий, плотно сидящий в земле. Сопоставление данных ассоциаций обнажает новые семантические нюансы, обусловленные контекстом. Однако основное значение
- «помеха, затруднение, препятствие, на которое наталкивается кто-либо в каком-либо деле», остается прежним.
Редкой является замена фразеологического компонента словом той же лексико-семантической или тематической группы, что и заменяемое слово: Вас и на ложе неверья гложет // Червь (бедные мои!). // Не народился еще, кто вложит // Перст - в рану Фомы (М. Цветаева). Ср.: вложить персты вязвы. В данном случае происходит замена компонента язва («длительно не заживающее воспаленное место на коже или слизистой оболочке») словом рана («открытое повреждение в тканях тела от внешнего воздействия, поражения»). Такая замена выполняет конкретизирующую функцию.
Иногда лексическое варьирование может быть представлено заменой фразеологического компонента, обозначающего целое, словом, обозначающим часть этого целого. Целью подобной замены служит конкретизация образа: А в старости принять завет Христа, // Потупить взор, посыпать пеплом темя// И взять на грудь спасающее бремя, // Тяжелого железного креста! (Н. Гумилев). Ср.: посыпать пеплом главу. Или: Солнце скрылось на западе // За полями обетованными, //И стали тихие заводи // Синими и благоуханными (Н. Гумилев). Ср.: обетованная земля.
Ряд авторов используют замену фразеологического компонента однокоренным словом: Как топиукрывает рдест, // Так никнут над мечтою веки // ...Сородичем попутных звезд // Уйду однажды и навеки (Б. Пастернак). Ср.: путеводная звезда. Или: Но если ангел скорбью склонится, // Заплакав: «Это навсегда», - // Пусть упадет, как беззаконни-ца, // Меня водившая звезда (М. Кузмин). Подобные замены в целом не меняют значения исходных ФЕ, а лишь иногда вносят в их семантику дополнительные семы. Так, в первом случае это сема «сопровождение, движение в одном направлении с кем-, чем-нибудь». Кроме того, замены однокоренными словами позволяют усилить изобразительно-выразительную функцию используемого библейского фразеологизма.
Большую степень выразительности несут в себе замены фразеологического компонента целой группой слов: И лишь сказал, неведомо откуда // Толпа рабов и скопище бродяг, // Огни, мечи и впереди - Иуда // С предательским лобзаньем на устах (Б. Пастернак). Ср.: Иуда предатель, Иудин поцелуй. Замена многословным компонентом активизирует не только изобразительную, но и эмоциональноэкспрессивную, оценочную функции фразеологизма. Ситуативно обусловленная замена компонентов ФЕ используется в целях повышения связи фразеологизма с включающим его контекстом, усиливает значимость образной основы ФЕ.
Актуализация художественного контекста может определять количество фразеологических компонентов, то есть в зависимости от смысловой заданности и структурной организации авторского текста фразеологизм может расширять или сокращать свои границы. Подобные структурные изменения ФЕ при ее функционировании принято называть количественным варьированием4.
Данный тип фразеологической трансформации также активно используется в поэзии начала XX века. В нашем корпусе единиц представлены различные виды компонентного изменения библейских фразеологизмов, в частности,
введение в их состав факультативного компонента.
В качестве факультативных компонентов в анализируемых поэтических текстах выявлены, во-первых, местоимения-прилагательные. Например: А я овиа твоя заблудшая. // От твоего стада осталась я. // Меня враги изловля-ют, // На свои пути наставляют, II И своими сетьми уловляют (А. Добролюбов). Добавочный факультативный компонент, представленный местоимением-прилагательным твоя несет в себе признак, приписываемый предмету как актуальный для данного конкретного случая, и выполняет конкретизирующую функцию.
Во-вторых, расширение компонентного состава может происходить путем введения в структуру фразеологизма атрибутивного элемента: Мне нравится, когда каменья брани И Летят в меня, как град рыгающей грозы, // Я только крепче жму тогда руками // Моих волос качнувшийся пузырь (С. Есенин). Ср.: бросить камень. Исходное значение ФЕ - «обвинять». Введение в состав фразеологизма добавочного элемента брань («осуждающие и обидные слова, ругань») не меняет фразеологического значения, а лишь усиливает его коннотативный компонент. Ср..' Я пришел к тебе за хлебом // За святым насущным. // Точно в самое я небо - // Не под кровлю спущен! (М. Цветаева).
В данном случае добавочный атрибутивный элемент - определение, выраженное прилагательным святой - выполняет описательно-распространительную функцию, т.к. дает дополнительную оценочную, образную характеристику предмету. Таким образом, добавочный атрибутивный элемент выступает здесь в качестве эпитета, эксплицирующего коннотативный компонент фразеологического значения. Кроме того, происходит оживление отношений, лежащих в основе внутренней формы ФЕ: хлеб святой, ибо дан богом (см. молитву в Евангелии от Матфея, 6: 11). Включение дополнительных элементов конкретизирует смысловое содержание ФЕ, усиливает экспрессивность фразеологизмов.
Количественное варьирование не следует смешивать с теми случаями, когда между компонентами фразеологизма происходит синтаксический разрыв. Часто синтаксическим разделителем в таких случаях выступает предикативная основа: Его однообразных дней // Звездой я буду путеводной. // Вино, любовниц и друзей // Я заменю поочередно (Н. Гумилев). Разделять между собой фразеологические компоненты может сравнительный оборот ’.Друг!... // Зачем же мне в душу ты ропотом слезным //Бросаешь, как в стекла часовни, камнем? (С. Есенин). Ср.: бросить камень.
Такие нарушения структурной организации ФЕ, как правило, не влияют на их содержательную сторону и всегда оправданы художественной задачей автора или законами построения и организации поэтического текста.
Второй разновидностью количественного варьирования, также активно используемой поэтами «серебряного века», является опущение (эллиптирование) одного из компонентов ФЕ. Сокращение компонента не означает, что он формально и семантически «потерян» в контексте. Автор, если это необходимо, всегда предполагает его имплицитное восстановление и в связи с этим выстраивает соответствующее контекстуальное окружение отдельного, эксплицитно представленного компонента.
Так, в поэзии С. Есенина частыми являются мотивы пути, дороги, странствования, скитания, тема судьбы. Отсюда частое использование фразеологизма путеводная звезда в значении «то, что направляет, определяет чью-либо жизнь, деятельность». Например: Хочу концы земли измерить, // Доверясь призрачной звезде, //Ив счастье ближнего поверить // В звенящей рожью борозде. Или: Серебристая дорога, // Ты зовешь меня куда? // Свечкой чисточетверговой // Над тобой горит звезда. Наличие второго фразеологического компонента {путеводная) вовсе необязательно, так как ближайший окружающий ФЕ контекст является достаточным, чтобы эксплицировать утраченный элемент фразеологической структуры. На семантическое присутствие усеченного компонента может указывать
имеющийся в контексте прямой намек: Живите так, // Как вас ведет звезда, // Под кущей обновленной сени (С. Есенин).
В подобных примерах становится заметной локализация в одном из компонентов значения целостной ФЕ, что переводит этот компонент в статус символа. Так, своего рода символом стало слово содом, одновременно являясь одним из компонентов библейского фразеологизма содом и гоморра (1. «Крайний беспорядок, суматоха, неразбериха, сильный шум и гам». 2. «Разврат, пьянство и т.п., царящее где-либо»). В следующем контексте реализуется первое значение ФЕ: Понесло дураков! // Это надо ведь выдумать: // В баню! II Переждать бы смекнули. // Добро, коли баня цела. // Сунься за дверь - содом. // Небо гонится с визгом кабаньим // За сдуревшей землей. // Топот, ад, голошенье котла (Б. Пастернак).
Помимо эллиптирования одного из компонентов автор за счет контекста эксплицирует значение фразеологизма, тем самым увеличивая стилистическую и художественную значимость используемого выразительного средства. Ср.: Порой бранят меня площадно, - II Из-за меня везде содом! // Я издеваюсь беспощадно // Над скудомысленным судом (И. Северянин).
Таким образом, слово содом {содом и гоморра) стало символом беспорядка, хаоса; Фома {Фома неверующий) - неверия; Иуда {Иуда предатель) - предательства; звезда {путеводная звезда) - судьбы.
Частое применение ФЕ с символизацией одного из ее компонентов может привести к полному ее освобождению от второго элемента: Посмотри, как блаженны дети; // Будем просты сердцем и мы. // Нету слов об этом на свете, // Кроме слов - последних - Фомы (3. Гиппиус).
Подобное количественное варьирование предполагает сохранение семантического, грамматического и функционального тождества полного и сокращенного вариантов фразеологизма. Отдельно представленный компонент как бы вбирает в себя все признаки имплицированного компонента, который в таких примерах
является не только структурно, но и семантически необязательным (факультативным). При усечении фразеологизмов происходит как бы консервация фразеологического значения в более экономной форме, осуществляется переход от многочленности составного знака к одно-членности простого5.
В поэзии «серебряного века» широко используется трансформация ФЕ библейского происхождения на структурно-синтаксическом уровне, определяемая как синтаксическое варьирование6 .
Типичным способом данного типа варьирования является инверсия, как правило, вызванная особенностями построения стихотворного текста: Все древности, кроме: дай и мой, // Все ревности, кроме той, земной, // Все верности, - но и в смертный бой // Неверующим Фомой (М. Цветаева). Ср.: Фома неверующий. Причиной инверсии может стать намеренное логическое выделение одного из компонентов ФЕ: Его однообразных дней // Звездой я буду путеводной, // Вино, любовниц и друзей // Я заменю поочередно (Н. Гумилев).
Используется в исследуемых текстах и прием фразеологической аллюзии - намеков на известные выражения, когда первичная грамматическая структура их нарушается, часто -в значительной степени. Тем самым семантика фразеологизма, его языковое тождество остаются неизменными. Н.М. Шанский, отмечавший этот прием, считает, что в таких случаях используется лишь образ, содержание устойчивого выражения, а «фразеологического оборота как целостной языковой единицы здесь собственно уже нет, однако для правильного понимания контекста и восприятия его эстетических качеств необходимо знать и иметь в виду и фразеологизм как таковой, т.е. в том виде, в каком он употребляется в языковой системе»7.
Так, фразеологизм путеводная звезда в одном из стихотворений С. Есенина в тексте представлен лишь одним своим компонентом: И надо мной звезда горит, // Но тускло светится в тумане, // И мне широкий путь лежит, // Но он заросший весь в бурьяне. // И мне весь свет улыбки шлет, // Но только
полные презренья, // И мне судьба привет несет, // Но слезы вместо утешенья.
Внешнее отсутствие одного из компонентов библейского фразеологизма компенсируется текстом произведения. Особо организованный авторский контекст указывает на семантическое присутствие нормативной ФЕ. Ясно, что в данной конкретной ситуации говорится о путеводной звезде, а указанием на фразеологизм служит ряд расположенных в тексте лексических компонентов, свертывающихся в единый, более целостный для них образ, лежащий в основе фразеологизма. То есть происходит включение в одно семантическое и функциональное поле разных конкретных образов, ситуативно связанных, скрепленных единой ассоциацией.
Аллюзия заключает в себе информацию заведомо общеизвестную, представляет собой стилистический прием, рассчитанный на предсказуемое узнавание. Сама же краткость авторского варианта, то, что главное выражено в нем не прямо, а имплицитно, придает ему особую экспрессивность и художественную выразительность.
В поэзии исследуемого периода нередкими являются случаи деструктурализации библейских ФЕ. Например: Так много тайн хранит любовь, // Так мучат старые гробницы, // Мне ясно кажется, что кровь // Пятнает многие страницы. // И терн сопутствует вениу. //И бремя жизни - злое бремя ... //Но что до этого чтецу, // Неутомимому, как время! (Н. Гумилев).
Авторская деструктурализация фразеологизма терновый венец приводит к тому, что изначально целостный образ ФЕ, «поддерживаемый» составляющими ее компонентами, распадается на два отдельных образа-символа {терн - символ страдания, мученичества; венец - символ завершения, конца).
Причиной деструктурализации может стать контекстуальное выделение одного из фразеологических компонентов: В снах утра и в бездне вечерней // Лови, что шепнет тебе Рок, // И помни: от века из терний! // Поэта заветный венок! (В. Брюсов). Причиной таких
изменений является значимость для автора в данном контексте не объекта (венок), а материала, из которого этот объект состоит {тернии). То есть происходит перенос акцента с предмета на его признак, качество, свойство. Нарушение структуры фразеологизма, деформация его компонентов не приводят к полной потере последнего для смыслового контекста; его восстановление заранее обеспечено текстом стихотворения, а также самой деструкту-рированной формой исходной ФЕ. В стихотворении «Скука» Д. Мережковского особо значимым для смыслового контекста является лить один из компонентов библейского фразеологизма: Страшней, чем горе, эта скука. // Где ты, последний терн вениа, // Освобождающая мука // Давно желанного конца? Анализ контекста позволяет определить причину данного изменения: ставший самостоятельным художественным образом терн является символом последнего и желанного для лирического героя этапа мучительного пути. Слово венец также становится носителем несвойственной ему семы - «путь». Символическое значение обоих компонентов полностью основывается на ассоциативной связи с фразеологизмом. Таким образом, прием деструктурализации характеризуется частичным контекстуальным разрушением фразеологической семантики и одновременно сохранением в подтексте содержания целостной ФЕ.
Функционирование библейских фразеологических единиц в поэзии «серебряного века» представлено многообразием примеров значительных семантических изменений наряду с преобразованием плана их выражения.
Порой для определения фразеологической семантики и обнаружения в ней тех или иных изменений необходим анализ содержания всего поэтического текста. Например, в стихотворении «Палинодия» Вяч. Иванова значение фразеологизма питаться (диким) медом и акридами вскрывается через осмысление всего текста произведения: И твой гиметский мед ужель меня пресытил? // Из рощи миртовой кто твой кумир похитил?// Иль в вещем ужасе я сам его разбил? // Ужели я тебя, Эллада, разлюбил?
Неудовлетворенность лирического героя жизнью в Элладе, крушение его идеала привели к духовному опустошению: Но, духом обнищав, твоей не знал я ласки, // И жутки стали мне души недвижной маски, // И тел надменных свет, и дум Эвклидов строй.
Услышав «с неба зов»: покинуть «храм украшенный бесов», исполнившись «мятежною тоской», герой бежит из мира Эллады: И я бежал, и ем в предгорьях Фиваиды II Молчанья дикий мед и жесткие акриды.
Актуализируя обобщенное значение исходного фразеологизма («постничать, питаться очень скудно, жить впроголодь») применительно к конкретной ситуации, автор расширяет лексический состав библеизма путем количественного варьирования. Один из дополнительных атрибутивных элементов («молчанья» дикий мед) является прямым указанием на вторичную иносказательность фразеологизма: лирический герой нуждается скорее в духовной, словесной пище, нежели в плотской. Несмотря на семантическое переосмысление авторского фразеологизма связь со значением исходного поддерживается за счет общей семы «недостаток, потребность в чем-либо».
Нарушением языкового тождества можно считать те случаи, когда одна ФЕ одновременно является выразителем переносного и прямого значений: Чума, проказа, тьма, убийство и беда, // Гоморра и Содом, слепые города, // Надежды хищные с раскрытыми губами, - // О, есть же и для вас в молитве череда! // Во имя Господа, блаженного всегда, Благословляю вас, да будет счастье с вами! (К. Бальмонт).
Сопряжение в одной ФЕ метафорического и прямого значений приводит к двойственности ее восприятия, семантической двуплановости.
Наряду с собственно фразеологическим, переносным значением («разврат, крайний беспорядок, шум, суматоха») в тексте возникает представление и о прямом значении, контекстуальным экспликатором которого является употребление обособленного приложения «слепые города». Указанием на переносное значение фразеологизма служит наличие в тексте пере-
числительной цепочки слов, тематически близких значению ФЕ.
Редким случаем в поэтических текстах «серебряного века» является столкновение в одном контексте двух ФЕ. Так, в стихотворении «Грифельная ода» О. Мандельштама происходит столкновение фразеологизмов вложить персты в язвы и тернистый путь: И я теперь учу дневник // Царапин грифельного лета, // Кремня и воздуха язык, // С прослойкой тьмы, с прослойкой света; //Ия
хочу вложить пеусты // В кремнистый путь из старой песни, // Как в язву, заключая в стык - // Кремень с водой, с подковой перстень.
Исследование библейских фразеологических единиц в функциональном аспекте в поэтических текстах «серебряного века» позволяет заключить, что употребление данной области фразеологии в названный период в целом активно и представлено многообразием ее структурно-семантических преобразований.
Примечания
1 Макаров В.И. Фразеологическое значение и употребление в художественном тексте: дис... .канд. филол. наук. Новгород, 1997. С. 75.
2См.: Шихова Т.М. Факторы, предопределяющие некоторые особенности функционирования фразеологических единиц библейского происхождения в поэтических произведениях «серебряного века» II Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: сб. науч. тр. Вып. 2 / отв. ред., сост. Т.В. Симашко. Архангельск, 2005. С. 439-443.
3 См.: Мокиенко В.М. Славянская фразеология: учеб. пособ. М., 1989. С. 30.
4 См.: Его же. Вариантность фразеологии и проблема индивидуально-авторских фразеологических единиц II Современная русская лексикография, 1977 год. Л., 1979. С. 19-26.
5ДиброваЕ.И. Вариантность фразеологических единиц в современном русском языке. Ростов, 1979. С. 191.
6 Мокиенко ^.МВариантность фразеологии и проблема индивидуально-авторских фразеологических единиц; Гвоздарев Ю.А. Основы русского фразообразования. Ростов н/Д, 1977.
7ЖанскимНМФразеологиясовременногорусскогоязыка. М., 1985. С. 143.
Shikhova Tatiana USAGE OF HEURISEMIC PHRASEOLOGICAL UNITS OF BIBLICAL ORIGIN
The article presents the analysis results concerning the phraseological meaning actualization peculiarities of heurisemic phraseological units of biblical origin in the Silver age poetry. Usual and occasional transformations of phraseological units are revealed and described as well as the potential sources of phraseological units for semantic development and enrichment.
Контактная информация: e-mail: [email protected]
Рецензент - Сидорова T.A., доктор филологических наук, доцент кафедры русского языка Поморского государственного университета имени М.В. Ломоносова
