CC BY
81
Л. П. Лаптева (Москва)
Университетское славяноведение в России за первое столетие его существования (1835-1935)
В статье рассматриваются три этапа развития отечественного университетского славяноведения за первые сто лет его истории.
Ключевые слова: университеты России, история славяноведения.
Научное славяноведение, под которым понимается изучение славян на основании критического использования всех доступных источников и другие задачи, в России можно датировать началом XIX в. До этого времени были знания о славянах, причем весьма ограниченные и односторонние, теоретическое осмысление и обобщение этих знаний отсутствовало. Первым этапом развития нашей науки можно назвать период с начала XIX в. и до 1840-х гг. В это время проходило пополнение знаний, а в некоторых областях, главным образом в филологии и языкознании, появляются первые научные труды. К 1811 г. относится первая попытка создания в Московском университете славистической кафедры, которой предписывалось познакомить учащихся со всеми славянскими книгами, с соотношением российского языка и славянского. Под «славянским» понимался язык церковнославянский, а изучение языков южных и западных славян даже не намечалось. Но кафедра не оправдала возложенных на нее задач и была упразднена. Фактически университетское славяноведение в России началось в 40-х гг. XIX в. Новый университетский устав, утвержденный 26 июля 1835 г., вводил в Московском, Петербургском, Харьковском и Казанском университетах предмет «История и литература славянских наречий». Для подготовки кандидатов на замещение соответствующих кафедр было решено командировать четырех молодых ученых за границу, где они познакомились бы с состоянием славяноведения в европейских странах, с живыми славянскими языками, с литературой, историей, памятниками письменности и культуры и т. д.
Важнейшим научным центром России являлся Московский университет. От него был послан на обучение за границу О. М. Бодянский. Но функционирование кафедры истории и литературы славянских
наречий началось уже в 1836 г., где профессором был назначен Михаил Трофимович Каченовский. Он относился к числу лучших в России знатоков славянства, долгое время был редактором и издателем главного печатного органа в России до конца 1820-х гг. — «Вестника Европы», где публиковались сведения о славянах. Вообще Каченовский был человеком весьма образованным, знатоком древних и новых языков и иностранных литератур. Кроме того, он публиковал и собственные работы о славянах. Лекции Каченовского по славянским наречиям основывались на современной литературе, были компилятивны и содержали основные сведения его времени о славянских языках и литературах, почерпнутые из трудов многих ученых. Но большинство студентов лекциями были недовольны ввиду скучной, наводящей сон манеры их чтения профессором. Ф. И. Буслаев вспоминал: «Каченовский читал нам на 4-м курсе вместе с 3-м историю литературы славянских наречий по немецкому учебнику Шафарика. Всякий раз он приносил с собой шафариков учебник, разлагал его на кафедре и старческим дряблым голосом, с передышкою, подстрочно переводил немецкую речь на русские слова. Монотонность такого чтения с неизбежными паузами наводила на нас томительную скуку и тем более потому, что нам самим хорошо была знакома эта немецкая книга. Но мы терпели, потому что Каченовский отличался строгостью. Нам ничего не оставалось делать, как приходить на лекцию, сидеть смирно и для развлечения каждому читать свою книгу». Следует отметить, что воспоминания Буслаева о студенческих временах требуют определенных уточнений. Во-первых, студенты действительно не любили «усыпительных чтений». Их привлекает яркая, артистическая речь с легким содержанием, импровизация с элементами забавности. Во-вторых, Буслаев писал свои воспоминания 50 лет спустя, и не исключено, что он спутал впечатление от лекций Каченовского с поведением студентов на его собственных лекциях. В-третьих, работа Шафарика вовсе не является учебником — это обзор литературы, и едва ли она имелась в России в таком количестве, что каждый студент ее прочитал. И главное, Каченовским в основу лекций были положены труды Добровского, а не Шафарика, так как он основное внимание уделял характеристике славянских языков. Что же касается славянских литератур, то у Каченовского было гораздо больше материала по этой проблематике, чем у Шафарика.
После М. Т. Каченовского кафедру истории и литературы славянских наречий занял возвратившийся из-за границы О. М. Бодянский.
Именно в период его деятельности и благодаря ему Московский университет стал главным центром научного славяноведения в России. Бодянский читал лекции по истории развития славянских языков и преподавал эти языки практически, читал литературы славянских наречий, историю Чехии, Польши и южных славян. По этим предметам он проводил нечто вроде практических занятий и своим педагогическим трудом сумел создать целую школу славистов. У него обучение проходили такие впоследствии крупные ученые, как А. Ф. Гильфердинг, Е. П. Новиков, А. А. Котляревский, П. А. Кулаковский и многие другие, выработавшие своей будущей научной деятельностью славянофильскую концепцию славянской истории. Научная работа самого О. М. Бодянского тоже внесла вклад в развитие славяноведения. Он был также создателем первого научного журнала в России — «Чтений ОИДР», явившегося главным печатным органом, где публиковались источники о славянах и исследования русских и иностранных славистов. О. М. Бодянский проработал в Московском университете в качестве руководителя славистической кафедры до 1868 г., то есть весь первый период развития научного славяноведения в российских университетах. Он был пионером преподавания славистических дисциплин, выполнил профессиональную задачу, возложенную на него эпохой, поставил преподавание славистических дисциплин на научную основу, воспитал целую плеяду славистов, которые каждый по-своему продолжали изучение различных аспектов жизни и творческой деятельности славянских народов.
В других университетах славяноведение в дореформенный период развивалось не столь успешно. В Петербургском университете первым преподавателем по кафедре истории и литературы славянских наречий был П. И. Прейс. Одаренный и высокообразованный Прейс не уступал по своему научному уровню таким корифеям славистики, как Добровский, Востоков, Копитар и Шафарик. Во время своего заграничного путешествия он полемизировал с немецким славистом Боппом, указав ему на неточности и ошибки в его сочинениях по славянским языкам, внес коррективы в труд Шафарика «Славянские древности» и пр. Сам же Прейс опубликовал лишь небольшие статьи о славянских языках, в которых, однако, содержалось такое число новаторских идей, что работы эти долгое время оставались научно актуальными. Но Прейс рано умер и не успел создать школу своих последователей. Научное славяноведение стало в Петербургском университете развиваться в период работы там И. И. Срезневского.
И. И. Срезневский был командирован за границу от Харьковского университета. Однако, возвратившись в Россию, он не встретил достойного внимания к его предмету со стороны как власть предержащих, так и общества. Планы, зародившиеся у Срезневского во время его заграничного путешествия, оказались неосуществимы в условиях России, в частности Харькова, научная работа не могла реализоваться в той мере, которая отвечала бы накопленным им знаниям и материалам. После смерти Прейса Срезневский переместился в Петербургский университет, где и развил хорошо известную славистическую деятельность. В Харьковском университете кафедра истории литературы славянских наречий была вакантной до 1858 г., пока Срезневский не подготовил нового слависта в лице П. А. Лавровского.
Еще более скромные результаты в распространении славистических знаний были у посланца Казанского университета, направленного для подготовки в славянские страны, В. И. Григоровича. По возвращении в Казань он стал продолжать лекции по славянским языкам и литературам, которые преподавал до поездки. Как известно, Григорович в результате путешествий по славянским странам стал обладателем уникальных памятников славянской письменности. Однако исследования и публикация этих памятников ему не удавались. Казанский университет не имел соответствующей полиграфической базы, кроме того, церковная цензура, более консервативная, чем светская, не допускала к публикации тексты житий и других памятников, которые православная церковь считала неканоническими. До 1860-х гг. Григорович опубликовал лишь малое число своих работ. В педагогическом отношении Григорович должен был довольствоваться весьма скромными результатами. В Казанском университете, самом восточном в России по географическому расположению, интерес к славянам был минимальным. Среди его учеников наиболее известным славистом был М. П. Петровский. Но вообще Григорович являлся одним из создателей русской науки о славянах, крупнейшим ученым и первым славистом Казанского университета.
Таким образом, до 60-х гг. XIX в., то есть на своем первом этапе, наука о славянах развивалась динамично, достаточно высокими темпами и прошла за 60 лет огромный путь от накопления первоначальных знаний о славянах до научного исследования их языка, этнографии, литературы, истории и в целом духовной жизни. С активацией работы университетских славистических кафедр славяноведение в России перешло в новое качество. Закончился процесс сбора сведе-
ний о славянах, началось систематическое исследование различных проблем славянской истории и духовной жизни. Деятельность первых русских славистов создала фундамент для работы следующего поколения, которое в новых исторических условиях вывело русское славяноведение на более высокий уровень и окончательно преобразовало славистику в научную отрасль знаний.
С 1860-х гг. общественно-политические условия в России сильно изменились. Было отменено крепостное право, прошли реформы во многих областях жизни, ослабли цензурные ограничения, появилось большое число периодических изданий. Реформы коснулись и системы образования и просвещения. Уставом российских университетов 1863 г. расширялись их права, создавались новые кафедры, среди которых была учреждена кафедра славянского права. Открылись новые университеты. К перечисленным выше добавились Новороссийский, открытый в Одессе в 1865 г., и Варшавский (в 1869 г.). Во всех университетах (кроме Дерптского) существовали кафедры славянской филологии. Все университеты обрели возможность иметь свои печатные органы. Возникли специальные журналы. Устав 1863 г. разрешил создавать научные общества, которые появились во всех университетах. И хотя славяноведение продолжало оставаться университетской наукой, то есть основные кадры ученых-славистов составляли профессора университетов, славяноведением интересовались и лица не связанные с преподаванием — чиновники, дипломаты, представители различных профессий, работавшие в славянских странах. Наряду с университетами, местами преподавания славяноведческих дисциплин стали и другие учреждения. Появились культурные, благотворительные и просветительные организации. Все эти факторы расширяли интерес к славянству и стимулировали его изучение. И на этом этапе развития славяноведения центром его изучения продолжал оставаться Московский университет. Здесь начало второго этапа развития нашей науки совпало со сменой поколений.
После Бодянского славистическую кафедру занял А. Л. Дювернуа — лингвист, славист нового направления, сторонник сравнительного метода языковых исследований. Он по-новому организовал преподавание славянских языков и своими лингвистическими трудами внес весомый вклад в развитие славянского языкознания. К Московскому университету имел прямое отношение один из крупнейших славистов XIX в. А. Ф. Гильфердинг — создатель славянофильской концепции истории зарубежных славян. Особенностью преподавания славистических дисциплин в пореформенный период
было выделение истории славян и чтение лекций по этому предмету специалистом-историком. Первым таким профессором в Московском университете был один из крупнейших русских славистов Н. А. Попов. В пореформенный период в московском университете были созданы новые ученые общества, игравшие большую роль в публикации исследований и источников в своих изданиях. Они были средоточием научной жизни Москвы. Наряду с историей славян в Московском университете стало намечаться выделение таких предметов, как славянская археология и этнография. Изменился метод подготовки профессорского состава: каждый приготовлявшийся к профессорскому званию проходил подготовку в заграничных университетах.
В пореформенный период произошла смена поколений профессорского состава. Новые кадры уже освободились от романтического взгляда на славян, присущего первому поколению славистов. Однако в области истории в Московском университете до 90-х гг. XIX в. преобладала славянофильская концепция. Новая, позитивистская методология еще с трудом пробивала себе путь. Эта методология нашла себе ярких представителей в Петербургском университете, который был вторым центром развития славяноведения в пореформенной России. В отличие от Москвы, Петербург был средоточием западничества. Для идейной атмосферы значительной части петербургского общества было характерно индифферентное отношение к славянству. Преподавание славистических дисциплин в Петербургском университете в пореформенный период осуществлялось двумя знаменитыми учеными — Срезневским и Ламанским.
Первый в политическом отношении был неустойчив: в молодости ярый сторонник славянской взаимности и демократии, в петербургский период — верноподданный самодержавного порядка в России с чертами русского национализма. Впрочем, такая эволюция взглядов Срезневского не повлияла на качество его научных трудов. Срезневский занимался филологическими проблемами — изучал древние памятники славянского языка, создал словарь. Как известно, при занятии языковедческими проблемами политический консерватизм мало влияет на научные выводы. Но это обстоятельство имело значение для слушателей Срезневского в университетской аудитории. Несмотря на то, что обучение у него проходили многие будущие деятели науки, литературы, общественной мысли, у профессора не было последователей, т. е. того, что можно назвать научной школой. Более того, многие из его бывших слушателей выступали с критикой его общественной деятельности либо научных взглядов.
Школу славистов в Петербургском университете создал В. И. Ламанский, который одновременно выступал и как исследователь славянских языков и литератур, как археолог, публицист и историк. В отличие от Срезневского, Ламанский всю жизнь демонстрировал свою приверженность славянофильству, но не в смысле доктрины московского славянофильства, выработанной известными классиками 40-50-х гг. XIX в., а в духе широко понятого, гуманного и демократического учения, призывавшего к равенству славян во всех сферах, но под покровительством России как единственной защитницы их национальной самобытности и существования. В этом духе Ламанский писал свои теоретические работы, с этих позиций выступал и в своих многочисленных научных и публицистических трудах. Широта научного и политического кругозора и в тоже время верность основам своего мировоззрения привлекали к Ламанскому — профессору и человеку людей, получавших у него образование по славистическим дисциплинам. К концу XIX и началу XX в. славистические кафедры российских университетов занимали в основном ученики Ламанского. При этом среди них были языковеды нового направления в изучении языка вообще и славянских в частности, историки-позитивисты и ярые противники славянофильства, историки права, не разделявшие взгляд своего учителя на исторический процесс. «Школа» Ламанского была также разнообразна по политическим убеждениям. Широкий взгляд на мироздание вообще и на славянство и его отношение к России в частности, энциклопедическая ученость, научная смелость, огромная энергия оказывали большое влияние на молодое поколение, на состояние славяноведения в Петербургском университете и на общественную жизнь в российской столице. Благодаря активной научной и педагогической деятельности Ламанского славяноведение стало делом жизни не только его учеников, но и таких ученых, как Ю. С. Анненков, В. Э. Регель, П. А. Сырку, И. С. Пальмов и др. Кроме Ламанского и его учеников, в Петербурге на развитие славяноведения имели большое влияние литературная и научная деятельность А. Н. Пыпина, профессора всеобщей истории Н. И. Ка-реева, представителей внеуниверситетской среды, деятельность сотрудников Академии наук, особенно его Отделения русского языка и словесности, редакторов и сотрудников многочисленных журналов, а также членов научных обществ и т. д. Все эти факторы повлияли на то, что центр изучения славян постепенно перемещался из Москвы в Санкт-Петербург, и здесь создавалась богатая научная
база в виде трудов славистов всех отраслей и при этом прогрессивного направления.
Важную роль в развитии славяноведения в пореформенный период играл Варшавский университет. Это учебное заведение функционировало на основе особого устава, учебный процесс предусматривал замещение всех кафедр при больших штатах, чем университеты в России. Своеобразные условия работы в Варшавском университете были причиной частой смены личного состава. Специфика была в том, что русский Варшавский университет функционировал в атмосфере недоброжелательства, которое проявлялось со стороны общества в изоляции русских, в бойкотах лекций польскими студентами и т. п. Поэтому все мало-мальски свободомыслящие и творчески работающие ученые-профессора, проработав некоторое время в Варшавском университете, старались уехать в Россию, как только представлялась возможность занять место в других университетах. Так, в Варшаве некоторое время работали Н. И. Кареев, Д. Н. Петрушевский, А. Л. Погодин и многие другие, потом перешедшие в университеты центральной России. Лишь полуполяки по рождению, хотя и подданные Российской империи, связывали свою судьбу с Варшавским университетом до конца своей службы или существования университета. К таким относились, например, В. В. Макушев и В. А. Францев. Кроме того, в Варшавском университете работали иностранцы, ставшие подданными России. К таковым относятся И. И. Первольф, Ф. Иезбера, Ф. Ф. Зигель и др. Удаленные от политических страстей в центральной России, имевшие возможность более свободно общаться с заграницей и другие привилегии, небольшую занятость в учебном процессе в связи с малым количеством студентов, профессора историко-филологического факультета Варшавского университета активно занимались научной работой. Большой вклад в разработку истории южных славян внес В. В. Макушев. Крупнейшим филологом — знатоком славянских литератур, источников по истории славяноведения и межславянских культурных связей являлся В. А. Францев. Единственный в России историк славянского права Ф. Ф. Зигель своими трудами приобрел европейскую известность. Значительную роль в развитии славяноведения сыграл К. Я. Грот. Чех И. И. Первольф обогатил нашу историческую науку трехтомным трудом о славянской взаимности. В начале XX в. в Варшавском университете работал известный славист А. Л. Погодин, который, так же как и в конце XIX в. Н. И. Кареев, написал ряд ценных сочинений по истории Польши. Наличие большо-
го числа высококвалифицированных славистов создало из варшавской кафедры славянской филологии своеобразный научный центр, куда приезжали для повышения квалификации слависты из других российских университетов, и эти командировки приравнивались к заграничным. Варшавские профессора-слависты обогатили русское славяноведение своими многочисленными трудами в области славянской истории, литературы, языкознания и других дисциплин.
Весьма солидный вклад в науку о славянах внесли русские ученые Юрьевского университета. Этот немецкий университет в г. Дерпте в последнее десятилетие XIX в. был преобразован в университет с русским языком преподавания, что привело к оттоку из университета немецких профессоров и студентов немецкой национальности, и в то же время замещению освободившихся должностей молодыми образованными кадрами. Кафедры славяноведения, подобной другим университетам, в Юрьевском не существовало. С начала XIX в. здесь функционировала кафедра славистики, сотрудники которой преподавали русский язык в качестве государственного, так как студенчество было представлено остзейскими немцами. В 1860-х гг. профессор А. А. Котляревский читал там курс славянских литератур, преимущественно русской. Кафедра славянской филологии обычного типа появилась лишь после преобразования Дерптского университета в Юрьевский. Среди профессоров этой кафедры видная роль принадлежала Е. В. Петухову, создавшему эпохальные произведения по истории русской литературы и внесшему весомый вклад в изучение славянских памятников письменности и литератур. Выдающейся личностью в области изучения славянской истории, преимущественно средневековой чешской, являлся А. Н. Ясинский, профессор кафедры всеобщей истории Средних веков. Его известность и значение трудов по истории Чехии и чешско-немецких отношений далеко вышли за границы русского славяноведения. Третьим славистом в Юрьевском университете был историк М. В. Бречкевич, изучавший историю балтийских славян, работами о которых открыл новую страницу в русском историческом славяноведении. Отметим, что все упомянутые ученые Юрьевского университета являлись представителями новых, прогрессивных подходов к изучению исторических и культурных процессов, соответствующих современной им науке. В целом следует констатировать, что в Варшавском и Юрьевском университетах, благодаря их специфическому характеру, славяноведение развивалось в прогрессивном направлении с точки зрения методов исследования и оценки исторического процесса.
Однако и уже устаревшие к концу XIX в. славянофильские концепции еще имели место. В этом отношении характерными представляются труды К. Я. Грота — профессора Варшавского университета.
Преподавателем нового типа, еще довольно редкого в университетах России до 80-х гг. XIX в., был профессор А. А. Котляревский. Он явился истинным создателем славистической науки в Киевском университете, хотя проработал там всего шесть лет. До Котляревского в университете, созданном в 1833 г. на базе закрытого после польского восстания 1830-1831 гг. Кременецкого лицея, преподавателем кафедры истории и литературы славянских наречий был В. В. Яроцкий, не отличавшийся ни научной активностью, ни оригинальностью преподавания. С приходом Котляревского в 1875 г. и Киевский университет включился в процесс активного изучения славянства. Котляревский придерживался западнической ориентации и своими учеными трудами, посвященными преимущественно славянским древностям, продемонстрировал новое направление в изучении этой сложной для исследователя области науки. После Котляревского в Киевском университете славяноведение развивалось под эгидой профессора Т. Д. Флоринского. Фундаментальные труды Флоринского по средневековой истории южных славян не утратили своей научной ценности и в настоящее время.
В Харьковском университете после переезда первого слависта Срезневского в Санкт-Петербург кафедра славянских наречий долго была вакантной. Восстанавливать интерес к изучению славян выпало на долю П. А. Лавровского. Однако через несколько лет он был назначен ректором образованного в 1869 г. Варшавского университета. После его ухода славистическая кафедра Харьковского университета вновь на несколько лет стала вакантной, и славянские проблемы разрабатывали некоторые представители других кафедр. К ним принадлежал В. К. Надлер, профессор кафедры всеобщей истории. На юридическом факультете критическое направление в изучении истории славян представлял И. М. Собестианский — профессор кафедры русского права. В магистерской диссертации он выступил с критикой авторитетов, в том числе чешского ученого П. Й. Шафарика, но вызвал негодование и протесты своих современников, особенно консервативной части харьковской профессуры, в частности, В. К. Надлера, Д. И. Багалея и др. Полемика по поводу книги Собестианского показывает невысокий уровень науки о славянах в Харьковском университете к концу XIX в. В 1873 г. кафедру славянских наречий занял М. С. Дринов, болгарин по происхожде-
нию, получивший образование в России. Дринов занимал относительно прогрессивную позицию в освещении славянской истории, которой преимущественно и занимался. Но Дринов также активно интересовался делами в Болгарии, часто отлучался из Харькова, и поднять уровень изучения славян ему не удалось. Расцвет славистических исследований в Харьковском университете, на наш взгляд, относится ко второму десятилетию XX в., когда кафедру возглавил крупнейший впоследствии лингвист С. М. Кульбакин, историю и литературу славян преподавал талантливый историк А. Л. Погодин, об истории славяноведения в России написал очерк В. П. Бузескул. Однако двое первых эмигрировали после Октябрьской революции, и развитие славяноведения в этом университете (как и в других) прекратилось на два десятилетия.
В Казанском университете, так же как и в Харьковском, не было благоприятных условий для развития славяноведения. Историко-филологический факультет был небольшим по численности, с весьма бедными славистическими изданиями и литературой. Несмотря на то, что до 1863 г. преподавание вел крупнейший ученый-славист В. И. Григорович, он не смог создать здесь научной школы славистов. Единственным славистом в Казанском университете после отставки Григоровича и отъезда его из Казани остался М. П. Петровский. Этот образованнейший и талантливый человек занимался преимущественно переводами произведений славянской литературы на русский язык. Его преподавательская деятельность не отличалась большим успехом, и единственным его учеником стал Н. М. Петровский — его сын, занявший после Петровского-старшего кафедру славянской филологии в Казанском университете. Н. М. Петровский был человеком нового времени и воззрений. Он своими трудами поставил Казанский университет в области изучения славяноведения в ряд других провинциальных университетов России.
В Новороссийском университете, учрежденном в 1865 г., первоначально славистические штудии и преподавание осуществлял В. И. Григорович. На лекциях у него было мало слушателей. Курсы лекций по истории славянских литератур и по славянским древностям были основаны на материале, разработанном еще в казанский период. Ученый уже прошел пик своей деятельности. Но для развития славяноведения в Новороссийском университете имел значение тот факт, что Григорович передал в дар университету часть рукописей из своего собрания. После Григоровича, в начале 1870-х гг., к преподаванию славистических дисциплин приступил А. А. Кочубинский,
прослуживший в университете до конца жизни, так что развитие славистики в течение 35 лет связано здесь с именем этого ученого.
Из приведенного материала можно сделать ряд общих выводов. Первый из них говорит о том, что после подготовительного периода славяноведение в России было делом исключительно университетских профессоров. На втором этапе, т. е. пореформенном, славяноведение стало преимущественно университетским, так как с 90-х гг. XIX в. в изучении истории, литературы и всей духовной жизни славян принимают участие другие организации. В первую очередь надо назвать Отделение русского языка и словесности Академии наук, в ведение которого переходит организационная работа, координация и международное сотрудничество в области славистики. ОРЯС издает специализированные органы печати, субсидирует публикацию наиболее важных сочинений, в 1903 г. созывает Предварительный съезд славянских филологов в Санкт-Петербурге, создает специализированные группы, получившие название комиссий, по наиболее важным общеславянским проблемам. В состав комиссий и других образований также входят университетские кадры, хотя в них участвуют и лица, не связанные с преподаванием. Число ученых, занимавшихся славянскими проблемами и участвовавших в съезде 1903 г., перевалило за сотню. В 90-х гг. XIX в. создаются специальные учреждения, одной из задач которых было изучение зарубежного славянства. Так, уникально полезной была деятельность Русского археологического института, функционировавшего в Константинополе с 1894 г. до 1914 г., то есть 20 лет. С конца XIX в. изучение славянской проблематики развивалось по восходящей. Из предмета «славянская филология», объединявшего комплекс дисциплин: языкознание, литературу, славянские древности, историю и т. д., славяноведение постепенно превратилось в комплексную дисциплину. В отдельные предметы выделились история литературы, археология, этнография, а в научном исследовании данные всех этих дисциплин использовались в той мере, которая отвечала потребностям науки. В методике преподавания славянской истории произошли прогрессивные изменения. Были организованы семинары, где осуществлялось практическое изучение источников по истории славян и давалась их критическая оценка. По всеобщей истории такие семинары организовал еще в 70-х гг. XIX в. профессор Московского университета В. И. Герье. В начале XX в. такая форма работы со студентами проводилась преподавателями-славистами ряда университетов. Особенно успешно развивалось славянское языкознание. В исторической науке
расширилась проблематика исследований. В качестве методологии все большее значение приобретал позитивизм. И хотя в печати появлялось еще немало сочинений, написанных с романтических и славянофильских позиций, историографические концепции первого этапа славяноведения уходили в прошлое и становились анахронизмом. В целом процесс развития славяноведения проходил динамично. В области изучения истории славян исследовались все стороны их жизни — политическая, экономическая, культурная. Серьезного уровня достигло изучение вспомогательных исторических дисциплин. Много ценных работ появилось в России в дореволюционный период по славянским литературам.
Кадры славистов готовились в университетах. Славистические дисциплины преподавались на высших женских курсах. Отдельные курсы по славянской тематике читались в духовных академиях, в некоторых из них существовали кафедры истории славянских церквей. Успешно развивались контакты русских славистов со славянскими и неславянскими учеными в этой области. Таким образом, дореволюционное славяноведение достигло в 1917 г. кульминации в своем развитии, стало фактором международной научной жизни, а в некоторых областях занимало авангардные позиции.
Октябрьская революция 1917 г. коренным образом изменила ситуацию в стране. Наступил третий, последний за рассматриваемый период, этап в развитии славяноведения. В советской историографии существовало убеждение, разделяемое большинством историков, привыкших к тому, что скажут «сверху», что историческая наука вообще и славяноведение в частности переживали в России в начале XX в. кризис. Это мнение высказывается в разной форме и в настоящее время. Я эту точку зрения категорически отвергала по той простой причине, что знала всю историю развития славяноведения, проследив ее и по архивным материалам, и по трудам самих исследователей.
Кризис — это распад старого и появление нового, сопровождаемый качественными изменениями. В дореволюционном славяноведении ничего подобного не происходило. Изменения существовали, новое нарождалось, но долго сосуществовало со старым, до тех пор, пока последнее не исчезало естественным путем. Кризис славяноведения наступил после революции. Новый режим объявил «буржуазную науку» отжившей, не соответствующей новой идеологии. Против славяноведения началась борьба, направленная на уничтожение недавно процветавшей науки. Кроме общих причин
негативного отношения к науке о славянах у нового режима были еще и конкретные, касавшиеся мировоззренческих, методологических и политических сфер. Следует отметить, что значительное число русских славистов происходило из духовенства. Некоторые из них, занимавшиеся историей церкви или древнеславянскими текстами, были священниками. Вообще процент духовенства, детей священников или их внуков в русском славяноведении был весьма высоким. Семейные традиции, воспитание, полученное первоначально, и среднее образование в семинарии были препятствием для усвоения материалистического взгляда на мир. Они часто разделяли идеалистические взгляды на исторический процесс, негативно или с сомнением относились к научным теориям, например, к теории о происхождении человека. Режим, установившийся в России, признавал единственной религией атеизм и с этих позиций искоренял все виды нематериалистического мировоззрения. Как указывалось, труды славистов-историков перед революцией 1917 г. писались в основном в духе позитивизма, хотя встречались в сочинениях о славянах и отголоски славянофильства, правда, не имевшие серьезного значения для науки. После Октябрьской революции 1917 г. официально признавался только марксизм. Среди дореволюционных славистов марксистов не было. Они считали эту теорию бесплодной в научном плане и относились к ней иронически.
Кроме того, пришедшие к власти в результате революции представители общества считали славяноведение носителем идеологии панславизма, который якобы поддерживал реакционную политику царизма. Идея славянской общности, питавшая практически все славяноведение с начала его зарождения, объявлялась измышлением идеологов империалистической буржуазии и заменялась принципом пролетарского интернационализма. Наступление на славяноведение началось в связи с реформой образования в России, когда были преобразованы или закрыты прежние университеты и появились новые учебные заведения. Так, в годы Гражданской войны Киевский, Харьковский и Новороссийский университеты после ухода белых армий были преобразованы в институты народного образования, где славяноведение не преподавалось. В 1920 г. Киевский университет был закрыт, а в Харькове и Одессе преподавание славяноведения не производилось, так как все слависты ушли с белой армией в эмиграцию. В 1922 г. закрылись историко-филологический и юридический факультеты в Казанском университете. Не было славистов ни в Ростове-на-Дону, куда переехал университет Варшавы,
ни в Воронеже, куда перебрался Юрьевский университет. Во всех перечисленных университетах слависты либо ушли из жизни, либо эмигрировали. Вообще Гражданская война, тяжелое экономическое положение, политическая нестабильность, отсутствие возможности заниматься своей профессией привели к массовой эмиграции, которая продолжалась до конца Гражданской войны и после нее (не только — и власти выдворяли). В результате преобразования провинциальных университетов в них славяноведение как учебная дисциплина перестала существовать. В 1921 г. упразднялось историческое и филологическое отделения Петроградского университета. Прекратил свое существование и историко-филологический факультет Московского университета. На его базе были созданы литературно-художественное и этно-лингвистическое отделения. В 1925 г. при очередной реорганизации упразднялся факультет общественных наук Московского университета. До 1932 г. славяноведение еще теплилось в Московском университете в виде цикла южных и западных славян, но в связи с закрытием факультетов гуманитарного профиля и организацией на их базе Московского института философии, литературы и истории изучение славянства окончательно прекратилось. Славистические кадры постепенно исчезали, новые слависты не появлялись. Кроме ликвидации славяноведения как предмета преподавания в университетах, закрылись многие учреждения, имевшие отношение к науке. В Историческом музее было уволено 34 человека. Ликвидировались старейшие в России научные общества — ОИДР, ОЛРС. Прекратился выпуск всех научных изданий и журналов университетов. Тяжелейшее материальное положение, голод, лишения и моральные потрясения приводили к большой смертности людей науки. Из славистов скончались И. С. Пальмов, В. Н. Щепкин, Р. Ф. Брандт, Н. М. Петровский, Ф. Ф. Зигель и др. В Киеве был расстрелян Т. Д. Флоринский. В 1927 г. произошло преобразование Академии наук, лишение ее автономии, упразднение ОРЯС, где сосредотачивался центр научного исследования в области славянских языков, филологии, текстологии и руководство всей славистикой.
После окончания Гражданской войны активизировалось внедрение марксизма во все отрасли знания. Появились новые течения, такие как «социологизм» в литературоведении и «школа Покровского» в исторической науке. У славистики появился принципиальный противник — «яфетидология», или новое учение о языке, выдвинутое академиком Н. Я. Марром. Язык объявлялся продуктом классового
развития. Традиционная лингвистика доказывала постепенное, эволюционное развитие языков. Для славистики, обращенной к общеславянским национальным древностям и к кирилло-мефодиевской проблематике, к изучению церковнославянского языка, наступили тяжелые времена. Расширение «нового учения» о языке наносило сильнейший удар по классической индоевропеистике в целом и по славянской филологии в особенности. Эта теория отрицала существование определенных славянских языковых семей и уничтожала языковое родство славянских народов. Учение Марра о языке нашло сторонников среди марксистов, но представители традиционного направления языкознания (в основном старшего поколения) его не приняли.
В результате введения устава АН СССР в 1927 г. была создана новая структура Академии. Упразднялись Славянская комиссия, работавшая при ОРЯС, Византийская комиссия и другие структуры, занимавшиеся славянскими темами. На выборах в Академию в 1929 г. никто из славистов старшего поколения не прошел ни в члены-корреспонденты, ни в действительные члены Академии. Оставшихся в живых старых профессоров новые, марксистски подготовленные и перешедшие в марксизм лица травили в печати, обвиняли в связях с эмигрантами и иностранными агентами, в заговорах против советской власти. В начале 1930-х гг. органы ОГПУ сфабриковали «академическое дело» и «дело славистов», по которым «буржуазные» ученые, в их числе некоторые слависты, были обвинены в создании контрреволюционных организаций — «Всенародного союза за возрождение свободной России» и «Российской национальной партии». Таких организаций не существовало, но ученых объявили заговорщиками против советской власти и подвергли тюремному заключению, а затем ссылке. Среди репрессированных славистов были такие крупные ученые, как Д. Н. Егоров, М. К. Любавский, М. Н. Сперанский и многие другие. Всего по «делу славистов» было арестовано 70 человек — 39 в Москве и 37 в Ленинграде. Из них большинство погибли: были расстреляны, умерли в лагерях и ссылках, кончили жизнь самоубийством. Выжил только профессор Московского университета Ю. В. Готье, который, если судить по опубликованному в 90-х гг. XX в. его дневнику, был ярым противником советской власти и занимался саботажем на месте своей работы в Библиотеке им. Ленина. Правда, о том, как Готье удалось не только выжить, но и перед войной стать академиком АН СССР, в дневнике сведений нет. Что касается славяноведения как науки, то с
ним было покончено после разгрома Ленинградского института славяноведения, созданного в 1931 г. усилиями перешедшего в марксизм и к советской власти академика Н. С. Державина. Это учреждение планировалось как антипод прежним научным объединениям в области славяноведения, имевшим преимущественно филологический профиль. Однако ему не удалось развернуть свою деятельность. По «делу славистов» в 1933-1934 гг. был арестован ряд его сотрудников, и институт в 1934 г. ликвидирован как самостоятельная единица.
В целом это была «лебединая песнь» классического русского славяноведения. Таков был финал развития славяноведения в России за первое столетие его существования.
Lapteva L. P.
University Slavic Studies in Russia for the First Century of Their Existence (1835-1935)
The author observes three stages of the development of Russian university Slavic studies for the first hundred years of their history. Key words: Universities of Russia, history of Slavic studies.
