CC BY
10
Раздел 5. Совершенствование правоохранительной практики
Научная специальность: 5.1.4
Улики поведения и учет связанных с ними закономерностей в профессиональной деятельности следователя
Николай Васильевич Яджин,
кандидат юридических наук, доцент, Тюменский институт повышения квалификации сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации, Тюмень, Россия, yadzhinnw@mail.ru
Аннотация. Статья посвящена теоретическим и практическим вопросам, касающимся улик поведения. Проводится анализ точек зрения ученых относительно данного явления, его психолого-криминалистической сущности, а также роли в изобличении лица (или группы лиц) в совершении преступления. Изучаются поведенческие акты виновного и невиновного человека как основа формирования улики поведения лица, представляющего интерес для следствия. Автором обращено внимание на то, что улика поведения — это гипотеза, предположение следователя. Отмечается, что хотя практически каждая улика устанавливает какой-то факт, тем не менее это еще не доказательство, пусть даже и косвенное. Следовательно, речь должна идти о подозрении в причастности к совершенному преступлению, а не о доказательстве. Обосновывается необходимость осуществления классификации улик поведения, а также рассмотрения их в частной криминалистической теории.
Ключевые слова: подозрение в причастности к преступлению, улики поведения, косвенное доказательство, классификация улик поведения, криминалистическая характеристика
Для цитирования: Яджин Н.В. Улики поведения и учет связанных с ними закономерностей в профессиональной деятельности следователя // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2022. N 4 (62). С. 58-65.
Evidence of behavior and accounting for related regularities in the professional activities of investigators
Nikolay V. Yadzhin,
Candidate of Legal Sciences, associate professor, Tyumen Advanced Training Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation, Tyumen, Russia, yadzhinnw@mail.ru
Abstract. The theoretical and practical issues of evidence of behavior are considered. The analysis of both the scientists' viewpoints regarding this phenomenon and its psychological and criminalistic essence, as well as its role in identifying a person (or group of persons) committing a crime, is conducted. The behavioral acts of a guilty and innocent person are studied as the grounds for forming the evidence of the behavior of a person being of interest to the investigation. The attention is drawn to the fact that evidence of behavior is a hypothesis, the investigator's assumption. It is noted that although almost every evidence establishes some fact, nevertheless this is not yet evidence, even if it is indirect. Therefore, it should be a question of suspicion of involvement in a committed crime, and not of evidence. The necessity of conducting the classification of evidence of behavior, as well as their consideration in the private forensic theory, is substantiated.
Keywords: suspicion of involvement in a crime, evidence of behavior, indirect evidence, classification of evidence of behavior, criminalistic characteristics
For citation: Yadzhin N.V. Evidence of behavior and accounting for related regularities in the professional activities of investigators // Legal science and Law enforcement practice. 2022. No. 4 (62). P. 58-65.
© Яджин Н.В., 2022
Введение
В процессе расследования преступлений достаточно часто имеют место такие явления, как дача заведомо ложных показаний; создание ложного алиби; немотивированный и внезапный отъезд лица, заподозренного в совершении преступления*; осведомленность о таких деталях, которые могут быть известны только лицу, совершившему преступление; неоднократное появление около места совершения преступления; повышенный интерес к расследуемому событию; симуляция психического заболевания и другие действия и поступки, которые привлекают к себе внимание следователя и дают ему основание для предположения о его причастности к совершенному преступлению или осведомленности о данном преступлении. Такие действия получили название «улики поведения».
Учитывая то обстоятельство, что улика поведения представляет не только практический, но и научный интерес, автором был проведен анализ специальной литературы и опрос следователей (дознавателей)**. Результаты исследования свидетельствуют об отсутствии среди ученых и практиков единой точки зрения относительно определения понятия «улика поведения», ее психолого-криминалистической сущности, а также роли в изобличении лица (или группы лиц) в совершении преступления.
Основная часть исследования
Согласно Словарю русского языка С.И. Ожегова под уликой понимается «предмет или обстоятельство, уличающее кого-нибудь в чем-нибудь» [1, с. 828]. Та-
* Под термином «заподозренный в совершении преступления» понимается известное следователю лицо, в отношении которого имеются фактические основания для подозрения о совершении им преступления. Однако основания эти недостаточны для задержания данного лица в порядке ст. 91 УПК РФ или применения к нему меры пресечения в соответствии со ст. 100 УПК РФ. Разумеется, этих оснований (фактических данных) еще в большей степени недостаточно для предъявления обвинения.
** В опросе, проводившемся в 2021-2022 годах, приняли участие 50 следователей и дознавателей, обучавшихся в Тюменском институте повышения квалификации сотрудников МВД России.
ким образом, применительно к исследованию улика поведения - это некие действия или поступки, эмоционально-волевые реакции лица, представляющего интерес для следствия, которым следователь придает значение и которые, в свою очередь, вызывают у него определенное подозрение относительно причастности к совершенному преступлению или осведомленности о нем.
Например, А.И. Ковалев под уликами поведения понимает «...уликовое значение некоторых действий (бездействия) или состояния подследственного при производстве с его участием тех или иных следственных действий или оперативно-розыскных мероприятий. Именно так толкуется зачастую изменение состояния допрашиваемого подозреваемого или обвиняемого при постановке вопросов изобличающего характера или уличающих его во лжи. Явные признаки эмоционального возбуждения, выражающиеся при этом в наблюдаемых следователем или оперативным сотрудником изменениях функционального состояния допрашиваемого, его непроизвольных реакциях, которые трактуются как улики поведения» [2, с. 186].
В свою очередь, Ф.В. Глазырин акцентирует свое внимание в основном на поведенческих актах лица. Он отмечает, что «улики поведения бывают самых разных видов. Наиболее распространенными являются: подготовка инсценировок, создание ложного алиби, немотивированный и внезапный отъезд, попытки направить следствие по ложному пути; проявление повышенного интереса к процессу расследования преступления; распространение заведомо вымышленных слухов о личности преступника, мотивах преступного деяния; нарочитость, демонстративность поведения, призванного всячески убедить окружающих в полной непричастности к преступлению, отрицание даже точно установленных фактов (не видел, ничего не слышал и т.д.); попытки уговорить, подкупить потерпевших, свидетелей; поиск лиц, которые дали бы ложные показания; изменение привычек, стереотипов поведения после совершения преступления; осведомленность о таких деталях, которые мог знать только виновный, возвращение, порой неоднократное, на место совершения преступления» [3, с. 76].
Р.Г. Ардашев и Н.Н. Китаев рассматривают проблему улик поведения в контексте их выявления при расследовании убийств, сопряженных с суицидом правонарушителя. Авторы акцентируют внимание на том, что в определенных случаях надлежащая проверка обстоятельств суицида может помочь в раскрытии преступлений против жизни, и это должны учитывать следователи и сотрудники органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность [4, с. 234]. Исследователи приводят пример из практики Следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Ростовской области, связанный с обнаружением в поле тел двух местных жителей с огнестрельными ранениями. «Обстоятельства происшедшего были неясны, пока не поступила информация, что через несколько часов после выявления данного преступления в соседнем поселке Глубокий "безмотивно" застрелился из охотничьего ружья у себя дома пенсионер Х. Судебно-балли-стическая экспертиза установила, что из этого оружия были убиты и потерпевшие... При расследовании выяснилось, что покойные длительное время отказывались вернуть Х. крупный денежный долг. В данном случае сам факт самоубийства выступает уликой поведения» [4, с. 234].
Улика - это своего рода предположение следователя, вызванное его сомнением в непричастности заподозренного в совершенном преступлении к данному деянию. Сомнение формируется на основе анализа действий лица, представляющего интерес для следствия, его поступков, высказываний, эмоциональных реакций и других поведенческих актов.
Человека, совершившего преступление, несмотря на его стремление утаить это деяние, в ряде случаев выдает так называемый язык тела.
Однако следует учитывать ряд особенностей:
- во-первых, все зависит от того, насколько человек раскаивается или стыдится своих противоправных действий. Вследствие этого разоблачение одних правонарушителей не представляет труда для следователя, а разоблачение других требует от него определенных усилий, времени и профессионального мастерства;
- во-вторых, имеет значение, испытывает ли он чувство вины. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что чувство вины не является основной эмоцией, а улика поведения формируется только при наличии базовых эмоций, которые отчетливо проявляются в жестах, мимике, телодвижениях и иных психофизиологических процессах.
Чувство вины - это более сложный по проявлению психологический феномен, который включает в себя осмысление своих действий и поступков. «Человек понимает несоответствие своих поступков требованиям общественной морали, в нем пробуждаются и оказывают влияние на его поведение такие нравственные чувства, как чувство чести и собственного достоинства, стыд за себя и свои поступки, сожаление о содеянном, раскаяние и еще ряд эмоций, которые четко прослеживаются в его жестах, мимике и ином как невербальном, так и вербальном поведении. Однако, поскольку страх и стремление к безопасности (инстинкт самосохранения) запрограммированы в психике человека генетически, являются врожденными, не будет ошибкой считать страх перед уголовной ответственностью более частым мотивом поведения в виде уклонения виновного от правоохранительных органов и совершения иных действий» [5, с. 83], направленных на противодействие расследованию, по сравнению с признанием своей вины. Как правило, это категория лиц, впервые совершивших преступление или попавших в поле зрения следователя, которые, вступая в коммуникативный контакт со следователем, своими ответами на вопросы, жестами, мимикой, эмоциональным реагированием в сложившейся ситуации вызывают определенного рода подозрение в причастности к совершенному преступлению.
Более сложную категорию представляют лица, имеющие так называемый преступный опыт, то есть ранее судимые. Как правило, они не признают вину, свое внимание фокусируют на доказательной базе, имеющейся у следователя. Чувства вины, страха наказания они обычно не испытывают. На уровне чувств, мыслей, представлений они, совершив деяние, руководствуются своего рода «преступной философией».
Например, совершение кражи в квартире высокопоставленного лица оправдывается восстановлением «мировой справедливости», так как украденное имущество якобы было приобретено нечестным путем. Совершивший убийство может объяснить свое деяние недостойным, с его точки зрения, поведением потерпевшего и т.д.
Подобные рассуждения исключают чувство вины, сожаления, раскаяния в совершенном преступлении и, скорее всего, их сложно выявить с точки зрения «языка тела», так как человек может сознательно контролировать все свои движения, которые могли бы его выдать. Как правило, уликой служит не поведение, эмоционально-волевые реакции и иные психофизиологические проявления, а наличие судимости, причем чаще всего за совершенное аналогичное преступление.
Тем не менее человек, совершивший преступление, не может постоянно контролировать свои жесты, позы, движения, он нередко живет в состоянии тревоги. Такой человек осознанно или неосознанно понимает, что поступил предосудительно, причинил кому-то вред, горе. Следовательно, он понимает, что должен контролировать свое поведение, эмоционально-волевое состояние. Это проявляется, например, в попытке следить во время общения со следователем за его реакцией, прикрыть рот (лицо) руками, в частом покашливании или незначительном заикании. От напряжения и стресса, связанных с ролью «невиновного», у человека пересыхает во рту, поэтому он часто просит воды. Возможны сложности в построении связных предложений, хотя обычно он бывает красноречив.
Вместе с тем, если вести речь о невиновном человеке, то такими же невиновными будут его жесты, позы и т.д., то есть как вербальные, так и невербальные средства общения. Человек будет рационально приводить доводы своей невиновности и непричастности к совершенному преступлению (сообщает конкретную информацию, факты), а виновные, как правило, требуют доказательств от следователя. Невиновный человек будет стремиться доказать, что любые противоправные действия несовместимы с его образом жизни, статусом в обществе, воспитанием, обра-
зованием и т.д. В свою очередь, виновный редко обращается к таким аргументам.
Кроме того, для невиновного человека значимо мнение друзей, родственников, коллег и т.д., в то время как виновного беспокоит только ответственность. Его психология такова, что он будет изо всех сил стараться выглядеть невиновным.
Основой для формирования улики служат:
1) данные, которые противоречат доказательствам, имеющимся у следователя;
2) данные, указывающие на внутреннее противоречие;
3) данные о ситуациях, действиях, поступках и иных обстоятельствах, имеющих значение для уголовного дела, о которых лицо, представляющее интерес для следствия, не могло знать до встречи со следователем;
4) проявление излишней заинтересованности в ходе расследования уголовного дела;
5) осведомленность по поводу тех или иных моментов совершенного преступления;
6) случайное сообщение того, что не следовало бы говорить, - в результате недостаточного контроля за изложением информации лицо произносит то, что действительно соответствует событию преступления и расходится с выстроенной данным лицом легендой (проговаривается).
Улика обусловлена, как правило, личными убеждениями следователя, которые основаны на анализе действий и поступков лица, представляющего интерес для следствия. Он должен сам собрать, проверить, сопоставить все улики с имеющимися в его распоряжении фактическими данными и убедиться в их достоверности.
С точки зрения психологии процесс формирования улик обусловлен в той или иной мере интуицией следователя, которая позволяет ему интерпретировать определенное поведение человека (действия, поступки, слова, жесты, мимику, телодвижения и др.) и, основываясь на предположении, делать вывод о причастности к совершенному преступлению. В данном случае может идти речь о лице, заподозренном в совершении преступления.
Вместе с тем анализ научной литературы показал, что ряд ученых, например,
А.И. Винберг, Г.М. Миньковский, Р.Д. Раху-нов [6, с. 3-24], А.Я. Вышинский [7, с. 216218], М.М. Гродзинский [8, с. 79], М.С. Стро-гович [9, с. 309-312], Г.Н. Мудьюгин [10, с. 53-57], А.А. Хмыров [11, с. 93], С.С. Че-годаева [12, с. 13-17], улики поведения относят к разряду косвенных доказательств. Кроме того, как показал проведенный нами опрос следователей и дознавателей, 75 % респондентов улики поведения также относят к косвенным доказательствам совершения преступления. Более категоричны авторы Большого юридического словаря [13, с. 643], которые отмечают, что улика в обиходной речи означает то же, что и доказательства.
Таким образом, превалирующей как среди ученых, так и среди практиков является точка зрения о том, что улика - это косвенные доказательства, вытекающие из поведения (действия или бездействия) лица, представляющего интерес для следствия.
Действительно, анализ следственной практики показывает, что следователи (дознаватели) в процессе расследования преступления наблюдают множество разнообразных действий и поступков участников уголовного процесса, которые вызывают те или иные эмоционально-волевые процессы и психические состояния, проявляющиеся в демонстрации поведения и трактующиеся как улика поведения. Вместе с тем, на наш взгляд, улика поведения - это гипотеза, предположение следователя. Несмотря на то, что практически каждая улика устанавливает какой-то факт (человек был в этом месте или был в другом; вещь найдена здесь или там; между соседями была ссора или ссоры не было; один оговорил другого), тем не менее это еще не доказательство, пусть даже и косвенное.
«Доказательство в уголовном процессе всегда представляет собой сложную юридическую конструкцию. Оно не возникает само по себе, поскольку формируется в результате целенаправленной процессуальной деятельности соответствующих субъектов доказывания. Доказательства - это не просто любые сведения об обстоятельствах устанавливаемого уголовно-правового события. Сведения, которые способны стать доказательством, должны быть обнаружены, получены и документально зафиксированы только специально уполномоченным
на то лицом или государственным органом в таком порядке, который точно соответствует требованиям уголовно-процессуального закона» [14, с. 109].
Каждое доказательство подлежит оценке с точки зрения относимости, допустимости, достоверности, а все собранные доказательства в совокупности - с позиции достаточности для разрешения уголовного дела (ч. 1 ст. 88 УПК РФ). Иными словами, перечисленные выше признаки понятия «уголовно-процессуальное доказательство» являются показателями внешних свойств и качеств структуры уголовно-процессуальных доказательств, состоящей из их содержания и процессуальной формы.
По всей видимости, речь должна идти о подозрении в причастности к совершенному преступлению, а не о доказательстве. В Словаре русского языка термин «подозрение» трактуется как «...предположение, основанное на сомнении в правильности, законности, чьих-нибудь поступков, в правдивости чьих-нибудь слов (вызывает к себе подозрения, подозрительное отношение)» [1, с. 538]. Понятие подозрения в уголовно-процессуальном законе не раскрывается. При этом сам термин "подозрение" используется в законодательстве часто (пп. 11, 42 ст. 5, ст. 10, ст. 46, ст. 223 УПК РФ и др.) и в некоторых случаях имеет ключевое значение для раскрытия сущности тех или иных процессуальных действий.
Любое подозрение должно подвергаться следователем тщательной проверке и доказыванию в ходе предварительного следствия. При этом форма подозрения должна выступать в виде предположения о причастности лица к преступлению. И только тогда, когда доказательств будет достаточно, подозрение может трансформироваться в обвинение.
Тем не менее дискуссия о том, является ли улика поведения косвенным доказательством, имеет право на существование. Причиной тому служит то обстоятельство, что в теории уголовно-процессуального права существует общепринятое разделение доказательств на косвенные и прямые.
Вместе с тем улика поведения -это в первую очередь феномен психолого-физиологический, а не юридический. Это продукт психологического наблюде-
ния за лицом, представляющим интерес для следствия, анализа его действий, поступков, намерений и т.д. Кроме того, неюридический характер подтверждается и тем, что понятие «улика поведения» не нашло своего отражения в уголовно-процессуальном законодательстве. Несмотря на это, его криминалистическое значение нельзя недооценивать.
Психологическое наблюдение, анализ действий и поступков лица, представляющего интерес для следствия, позволяют следователю или дознавателю более эффективно решать следующие оперативно-тактические задачи:
1) выдвигать обоснованные следственные версии, так как улика поведения дает возможность следователю интерпретировать определенное поведение лица, представляющего интерес для следствия, как причинно связанное с расследуемым преступлением;
2) осуществлять целенаправленный и всесторонний поиск доказательств, так как улика содержит в себе ориентирующую информацию, которая способствует эффективному проведению оперативно-розыскных мероприятий;
3) избирать правильную тактику проведения следственных действий (допроса, обыска и др.);
4) более эффективно организовать проведение тактических операций и комбинаций.
Учитывая важность и значимость своевременно выявленной улики поведения для расследования преступления, еще в 1925 году известный ученый-криминалист И.Н. Якимов предлагает сведения об «уликах поведения включать в криминалистическую характеристику преступления» [15, с. 393-394, 411-413], однако предложение ученого реального отражения в теории криминалистики до настоящего времени не нашло.
Рассуждая о криминалистической характеристике преступления, Р.С. Белкин отмечает, что ее составляют данные, касающиеся любых признаков преступления и, более того, фактов, которые, строго говоря, не относятся к числу обстоятельств преступления, при условии, конечно, если они так или иначе связаны с преступлением и содержат информацию, способству-
ющую расследованию. Например, такое обстоятельство, как жизнь «не по средствам» лица, обвиняемого в корыстном преступлении, в строгом смысле характеризует не преступление, а постпреступное поведение определенного субъекта. Однако при обоснованности обвинения, будучи тесно связано с преступлением и способствуя расследованию, оно должно рассматриваться как элемент криминалистической характеристики. Аналогичное значение имеют и такие, например, данные, как предшествовавшее событию и выраженное вовне намерение определенного лица совершить преступление; внезапный, безмотивный для невиновного, переезд лица на новое место жительства из населенного пункта, в котором совершено преступление; резкое изменение в состоянии и поведении лица (угнетенность, проявление чувства страха и т.п.), характерное для совершившего преступление. Подобные элементы криминалистической характеристики являются своего рода отражениями процессов, ведущих к преступлению, либо самого преступления [16, с. 123-124].
Из вышеизложенного можно сделать вывод о том, что Р.С. Белкин прямо указывает на необходимость включения улик поведения в криминалистическую характеристику преступлений. Однако, по всей видимости, из-за недостаточной разработанности их научных основ улики поведения в настоящее время не нашли своего отражения.
Вместе с тем для рассмотрения улик поведения как элемента криминалистической характеристики необходимо:
- во-первых, разработать криминалистическое понятие улик поведения;
- во-вторых, определиться с криминалистической сущностью улик поведения и их назначением;
- в-третьих, провести классификацию улик поведения, которая отражала бы их содержание, и т.д.
Выводы
Как представляется, в криминалистической характеристике отдельных видов преступлений основное внимание следует обратить на типичные улики поведения, относящиеся как к лицу, заподозренному в совершении преступления, так и к потерпевшему, которые на начальном этапе рас-
следования преступлений будут служить в качестве основания для выдвижения следственных версий. Интерес представляют и улики поведения, проявляющиеся в процессе проведения следственных действий (допроса, обыска и др.).
Кроме того, анализ и обобщение типичных улик поведения не только позволит придать им криминалистическое содержание, но и существенно повысит их практическое значение для деятельности по раскрытию, расследованию и предотвращению преступлений.
Перечни типичных улик поведения имеются, они находят свое отражение в ряде работ известных ученых-криминалистов, однако они не систематизированы. В свое время В.Г. Рубцов [17, с. 96] предлагал организовать ведение их учета, но данное предложение до сих пор не реализовано. Полагаем, что в случае осуществления систематизации и типизации улик поведения можно было бы вести речь о криминалистической теории - криминалистическом учении об уликах поведения.
Список источников
1. Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. НЮ. Шведовой. 22-е изд., стер. Москва: Рус. яз., 1990. 921 с.
2. Ковалев А.И. Улики поведения и планирование следствия // Вопросы правоведения. Новосибирск, 1970. Вып. 6. С. 186-188.
3. Глазырин Ф.В. Психология следственных действий: учеб. пособие для высших учебных заведений МВД СССР. Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1983. 136 с.
4. Ардашев Р.Г., Китаев Н.Н. Посткриминальный суицид убийц как улика поведения // Ученые записки Таврического национального университета им. В.И. Вернадского. Сер.: Юридические науки. 2011. Т. 24 (63). N 2. С. 232-236.
5. Яджин Н.В. Психология личности явившегося с повинной и мотивация явки // Юридическая наука и правоохранительная практика. 2006. N 1. С. 81-87.
6. Винберг А.И., Миньковский Г.М., Рахунов Р.Д. Косвенные доказательства в советском уголовном процессе. Москва: Госюриздат, 1956. 219 с.
7. Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. Москва: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1941. 220 с.
8. Ученые труды. Вып. VII: Улики в уголовном процессе / М.М. Гродзинский. Москва: Изд-во НКЮ СССР, 1945. 123 с.
9. Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе / Акад. наук СССР; Ин-т права им. А.Я. Вышинского. Москва: Изд-во Акад. наук СССР, 1955. 384 с.
10. Мудьюгин Г.Н. Расследование убийств, замаскированных инсценировками. Москва, 1973. 157 с.
11. Хмыров А.А. Некоторые вопросы теории и практики применения косвенных доказательств // Советское государство и право. 1965. N 2. С. 92-101.
12. Чегодаева С.С. Криминалистическое исследование улик поведения: дис. ... канд. юрид. наук. Москва, 2000. 159 с.
13. Большой юридический словарь / под ред. А.Я. Сухарева, В.Е. Крутских. 2-е изд., перераб и доп. Москва: ИНФРА-М, 2002. 704 с.
14. Уголовный процесс: учебник / под ред. С.А. Колосовича, Е.А. Зайцевой. 2-е изд., перераб. и доп. Москва: ГУК МВД России, 2003. 492 с.
15. Якимов И.Н. Криминалистика. Руководство по уголовной технике и тактике. Москва: ЛексЭст, 2003. 496 с.
16. Криминалистика социалистических стран / Р.С. Белкин, В. Гельбиг, Х. Говорка, Г.Г. Зуйков [и др.]. Москва: Юрид. лит., 1986. 512 с.
17. Рубцов В.Г. О регистрации и учете форм посткриминального поведения // Актуальные проблемы борьбы с преступлениями и правонарушениями. 2004. N 4. С. 96-97.
References
1. Ozhegov S.I. Dictionary of the Russian language. Moscow, Russkiy yazyk Publ., 1990. 921 p. (In Russ.).
2. Kovalev A.I. Evidence of behavior and investigation planning. Questions of jurisprudence, 1970, issue 6, pp. 186-188. (In Russ.).
3. Glazyrin F.V. Psychology of investigative actions: a textbook for higher educational institutions of the Ministry of Internal Affairs of the USSR. Volgograd, 1983. 136 p. (In Russ.).
4. Ardashev R.G., Kitaev N.N. Post-criminal suicide of murderers as evidence of behavior. Scientific notes of the Tauride National University named after V.I. Vernadsky. The series "Legal Sciences", 2011, vol. 24 (63), no. 2, pp. 232-236. (In Russ.).
5. Yadzhin N.V. Psychology of the person who turned himself in and the motivation of the appearance. Legal Science and Law Enforcement Practic, 2006, no. 1, pp. 81-87. (In Russ.).
6. Vinberg A.I., Min'kovskiy G.M., Rakhunov R.D. Indirect evidence in the Soviet criminal process. Moscow, Gosyurizdat Publ., 1956. 219 p. (In Russ.).
7. Vyshinsky A.Ya. Theory of judicial evidence in Soviet law. Moscow, 1941. 220 p. (In Russ.).
8. Grodzinsky M.M. Evidence in criminal proceedings. Scientific works. Issue VII. Moscow, 1945. 123 p. (In Russ.).
9. Strogovich M.S. Material truth and judicial evidence in the Soviet criminal process. Moscow, Publishing House of the Academy of Sciences of the USSR, 1955. 384 p. (In Russ.).
10. Mudyugin G.N. Investigation of murders disguised by dramatizations. All-Union Institute for the Study of the Causes and Development of Crime Prevention Measures. Moscow, 1973. 157 p. (In Russ.).
11. Khmyrov A.A. Some questions of theory and practice of the use of indirect evidence. Soviet state and Law, 1965, no. 2, pp. 92-101. (In Russ.).
12. Chegodaeva S.S. Forensic investigation of evidence of behavior. Cand. Diss. Moscow, 2000. 159 p. (In Russ.).
13. Large legal dictionary. Moscow, INFRA-M Publ., 2002. 704 p. (In Russ.).
14. Criminal procedure. Moscow, 2003. 492 p. (In Russ.).
15. Yakimov I.N. Criminalistics: Manual on criminal technique and tactics. Moscow, LeksEst Publ., 2003. 496 p. (In Russ.).
16. Belkin R.S., Gel'big V., Govorka H., Zuikov G.G. [i dr.]. Criminalistics of socialist countries. Moscow, Yuridicheskaya literatura Publ., 1986. 512 p. (In Russ.).
17. Rubtsov V.G. On registration and accounting of forms of post-criminal behavior. Actual problems of combating crimes and offenses, 2004, no. 4, pp. 96-97. (In Russ.).
