Украинский кризис 2013-2016 годов как поле информационного противостояния, аспекты кибервойны Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

Мировая политика

Правильная ссылка на статью:

Гожина А.В. — Украинский кризис 2013-2016 годов как поле информационного противостояния, аспекты кибервойны // Мировая политика. - 2020. - № 1. DOI: 10.25136/2409-8671.2020.1.32422 URL: https;//nbpublish.com'library_read_article.php?id=32422

Украинский кризис 2013-2016 годов как поле информационного противостояния, аспекты кибервойны

Гожина Анна Владимировна

аспирант, кафедра мировых политических процессов, МГИМО МИД России 119454, Россия, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 76

И [email protected]

Статья из рубрики "Информационные войны"

DOI:

10.25136/2409-8671.2020.1.32422

Дата направления статьи в редакцию:

02-04-2020

Аннотация.

В качестве предмета исследования в данной статье автор рассматривает основные аспекты киберпротивостояния, протекающего в рамках украинского внутриполитического кризиса 2013-2016 годов (объекта исследования) в контексте полномасштабной информационной войны, являющейся устойчивой деструктивной тенденцией русско-европейского и русско-американского взаимодействия в масштабной исторической ретроспективе. По мнению автора данной статьи, особенно важно при изучении феномена информационных войн во всем его многообразии рассматривать актуальные кейсы, новейшие технологии в информационном противостоянии, применяемые в конкретных примерах и ситуациях. Стратегически важно изучать международные проблемы и кризисы, которые на сегодняшний день еще не разрешены. Данная статья представляет собой анализ, историографический обзор работ отечественных и зарубежных ученых по теме информационного противостояния в пиковые периоды украинского кризиса. Подобная попытка детального изучения данного вопроса представляет определенный интерес и научную новизну. В статье демонстрируется увеличение влияния, оказываемого информационными технологиями на современный политический процесс, что также неминуемо повлечет за собой ряд юридических, социальных и технологических трансформаций, а также делаются другие выводы на основе рассматриваемых публикаций.

Ключевые слова: Украина, кризис, информационная война, кибератаки, конфронтация,

диструктивные процессы, Крым, российско-американские отношения, отношения Россия-ЕС, крымский референдум

Феномен внешнеполитических взаимоотношений России с европейскими странами и США, если трактовать его с позиции исторической ретроспективы (локализуя исторические рамки взаимодействия периодом от XVI. столетия по настоящий период), графически уместно представить в виде волнообразной структуры, восходящие линии которой - это проявления информационной войны, нисходящие же - это период нейтральных отношений с элементами конструктивного взаимодействия, что подтверждается целым комплексом научных исследований, демонстрирующих в рамках исторического процесса противостояние России и «Западной цивилизации». Среди которых особо стоит выделить работы таких исследователей, как С. Пифера-261, П. Прюлман-Венгерфельд-271, Л.Н. Кунаковой-311, П.П. Фролкина, Д.П. Шишкина-61 и ряда прочих

Одним из многочисленных проявлений конфронтации, нарушившей неустойчивый баланс в российско-европейских и российско-американских отношениях, в том числе является информационное противостояние в рамках украинского внешнеполитического кризиса 2013-2016 годов, рассматриваемое англоязычными авторами как российская информационная война на Украине. Особый интерес к данному кризису проявляется в том числе по причине того, что этот феномен уместно трактовать как архетипический по своей природе пример гибридного конфликта, сочетающего в себе использование классических стратегий информационной войны и инновационных методик киберпротивостояния-27'251.

Стоит обратить внимание, что под информационной войной понимается воздействие информации на массовое сознание через пропаганду, дезинформацию, манипулирование с целью формирования новых взглядов на социально-политическую

реальность-3—с,93]. Рассматриваемому нами вопросу уделено довольно пристальное внимание в отечественной и зарубежной историографии, в частности в контексте отслеживания базового инструментария ведения информационной войны. Особый интерес у исследователей вызывает вопрос о влиянии стран НАТО на формирование масс-медийного пространства Украины, что отражено в рассуждениях Д.В. Сиротского. Исследователь концентрирует внимание на особой роли многочисленных американских фондов в создании условий, подготовке и фактическом «сопровождении» нарастающей волны организованного протеста в стране зимой 2014 года, внедрении в массовое в сознание тезиса о евроинтеграции и фактической нелигитимности режима Януковича. Аналогичную точку зрения высказывают П.П. Фролкин и Д.П. Шишкин, отмечающие возможность трактовать Украину в качестве своеобразного полигона для русско-

европейского информационного противостояния-6,———75-79]. А.Р. Минемуллина рассматривает непосредственно инструментализацию классических методик ведения

информационной войны в рамках «русско-украинского противостояния»-4, с' 160-1671. с.М. Голубев развивает эти положения, демонстрируя деструктивные процессы, происходящие в украинском информационном пространстве, трактуя это в качестве фактора «тоталиторизации украинских СМИ» в рамках эскалации русско-украинского

конфликта-1'020- 281. Исследователь также обращает внимание на попытки трансформации общего исторического фона русско-украинских отношений, эти попытки можно трактовать в качестве фактора трансформации массового сознания восточноевропейского региона (в частности Украины).

Нельзя обойти стороной также то, что в современной российской историографии присутствует мнение о косвенной вине России в сложившемся деструктивном процессе, который связан с проведением политики невмешательства, граничащей с изоляционизмом, и вытекающее из этого невмешательство России в деструктивные процессы, происходившие на Украине, которые условно можно назвать односторонней

информационной войной[5,с,34-44], что отмечают в своих работах А.В. Токаренко и Д.В. Суржик.

Диаметрально противоположный этому тезису спектр мнений представлен в работах европейских и американских авторов, которые не всегда успешно, но прикладывают усилия к приданию своему анализу оттенка беспристрастности, опираясь при этом на тезис о нелегитимности вхождения Крыма в состав РФ, что и задает общий тон рассуждений. Значительный интерес представляют аналитические статьи многочисленных журналистов и политологов в периодических изданиях, посвященных

серии украинских внутриполитических кризисов-13'16'19'20'21!.

Стоит при этом отметить, что по сведениям Российского института стратегических исследований (РИСИ), СМИ европейских держав, таких как Германия, Великобритания и Франция, а также США был проявлен исключительный интерес к вопросу о действиях "России в контексте политического кризиса на Украине" особенно в период с 27 февраля по 13 марта 2014 г. «При этом США, Германия и Франция являются абсолютными лидерами по степени агрессивности информационной среды по отношению к

России»[2'с'2]. В историографическом плане большую роль играют теоретические работы

исследователей-политологов и историков[14'15'17'8'23'12'24], определенный интерес представляют работы восточноевропейских авторов издаваемые в Европе и сша[30'31'18!.

Так называемый «Украинский сценарий» 2014 года традиционно представляется как система из двух взаимосвязанных элементов, активно освещаемых в различных СМИ по всему миру и являющихся предметом анализа огромного количества экспертов. Первый элемент связан с нарастанием противоречий на фоне возникновения локального внутриполитического кризиса, который быстро перерос в конфронтацию между украинской властью и обществом, приобретя международный резонанс, весьма часто трактуемый с позиции вмешательства «третьей» стороны в описываемое противостояние, что породило серию взаимных обвинений и, по сути, стало началом полномасштабного информационного противостояния между Россией и Западом. В этом контексте с различных позиций рассматриваются такие события, как, например, демонстрация 24 ноября 2013 года в Киеве, связанная с так называемой евроинтеграцией

страны[16'20'21]. Одной из пиковых точек противостояния была гибель нескольких демонстрантов 22 января 2014 года, а впоследствии - увеличение жертв с обеих сторон, кульминацией же становятся события 21 февраля. Вторым элементом «Украинского сценария» 2014 года стало вхождение Крыма в состав РФ, трактуемое американскими и

рядом европейских специалистов как аннексия[7'8'12'14'15'26]. Отправной точкой этих событий стало 27 февраля - взятие под контроль подразделениями без опознавательных знаков здания Крымского парламента, за чем последовало принятие крымскими властями решения об объявлении независимости и выходе из состава Украины. На завершающем этапе 16 марта на референдуме было принято решение о присоединении Крыма к России, которое было официально объявлено Москвой через два дня.

Рассматриваемые события как элементы полномасштабной информационной войны

активно анализировались европейской прессой, своеобразным маркером в данном случае может быть отражение украинского кризиса во французской прессе. Активно тиражировалось заявление Вашингтона о конфронтации в рамках украинского кризиса, во французской интерпретации именуемого русско-украинским, что: «...ни в коем случае не является возвращением к холодной войне», как подчеркивало Фигаро (фр. Le

Figaro)[29]. Морин Пикар в своей статье «Москва и Вашингтон, словесная эскалация» писал, что «как бы власти обеих стран ни подчеркивали, что дипломатические контакты сохраняются и что, несмотря на глубину кризиса, нормализация возможна, параллельно все равно происходит чрезвычайно опасная словесная эскалация напряженности. Все очень похоже на эпоху противостояния. В ответ на угрозу экономических санкций со стороны американской администрации Россия в субботу пригрозила, что откажется от договора «Старт», ограничивающего количество стратегических вооружений». В тоже

время наблюдались и многочисленные «агрессивные вбросы информации»!25-, в частности Фигаро пишет: «Пока в Киеве и Симферополе идут митинги, украинскую границу снова пересек многочисленный контингент российских войск. Свидетели пишут о том, как машины с военными проезжали пограничный путь в городе Армянске. Около сорока наблюдателей Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ)

уже в третий раз не могут проехать на территорию Крыма и выполнить свою миссию»!29-. При этом французское издание постулизировало европейские дипломатические устремления локализовать конфликт, отталкиваясь от заявления официальных представителей немецкого канцлера Ангелы Меркель: «Так называемый референдум в Крыму незаконен и его проведение противоречит украинской конституции». При этом наиболее активное противостояние протекало не столько на страницах периодической печати и на экранах телевизоров, сколько в киберпространстве. Участниками в равной степени выступали очевидцы событий, средства массовой информации, киберпреступники и заинтересованные в развивающихся событиях государства.

Американский исследователь информационных конфликтов Даниэль Вентре выделяет такую категорию как - хактевисты, в которую он включает патриотов и националистов, настроенных как про, так и антироссийски, ведущих свою борьбу в киберпространстве. Нельзя не упомянуть, что зачастую в отечественном сегменте интернета подобного рода «борцов» зачастую именовали диванным аналитиками (диванными войсками), хотя при этом нельзя не признать что формулировка американского политолога значительно шире, в силу того что в эту группу он вводит профессиональных программистов из России, Украины, европейских стран и США, обеспечивающих манипуляцию массовым сознанием многочисленных потребителей информации по рассматриваемому нами вопросу. Предположительно, наряду с поддержанием многочисленных дискуссий по поводу украинского кризиса во всемирной паутине «хактевисты» осуществляли атаки на сайты украинских правительственных структур и средств массовой информации, крупных компаний, обеспечивая многочисленные «утечки информации». Эта вредоносная информационная активность могла выражаться в следующем:

1. Вмешательство в работу украинских телекоммуникационных систем. Главный интернет-провайдер Украины "Укртелеком" заявлял, что стал жертвой диверсий на своих

коммуникациях в Крыму в конце февраля 2014 года^13--. Яепезуз^34! не нашла подтверждения подобной информации, поэтому авторитетного мнения, подкрепленного доказательствами о вмешательстве в работу украинских коммуникаций в Крыму или же на территории всей страны, на данный момент не существует, что признается американскими специалистами, несмотря на то, что СБУ неоднократно заявляла о кибератаках на телекоммуникационные системы страны, происходящих из «установок в

Крыму»-22-; При этом, рассматривая мнение независимых специалистов из BAE Systems, можно обнаружить замечания о том, что вирус Snake активно действовал на пространствах глобальной сети на протяжении многих лет и мог заразить украинские правительственные сети в 2013 году;

2 . Очевидна большая роль социальных сетей в обострении конфликта, в первую очередь, активность наблюдалась на таких интернет-площадках как Twitter и Facebook, которые применялись манифестантами, как в период мирного противостояния, так и

рамках эскалации конфликта-9-. При этом у многих специалистов возникал вопрос: в силу каких причин значительная часть сообщений по интересующей нас проблеме в Twitter публиковались на английском языке? Причем на площадке Facebook, в первую очередь на https://www.facebook.com/EuroMaydan, дискуссия велась исключительно на украинском языке-10-;

3 . Совершение многочисленных атак на телекоммуникационные сети, что, по мнению американских аналитиков, выражалось в попытках удержать потенциальных активистов Евромайдана от участия в массовых протестах, то есть рассылка неизвестными лицами

смс-сообщений и электронных писем с угрозами-28-, в чем американцы видели исключительно «руку Москвы», приводя в качестве аргумента российскую направленность режима Януковича. Отдельно стоит выделить осуществление подобной рассылки украинским парламентариям, осуществление звонков с угрозами;

4. DDoS атаки:

- выведение из строя сайта украинского правительства, который, по мнению американских авторов, не функционировал в течение 72 часов, и это было частью операции по «оккупации» Крыма, начавшейся 2 марта 2014 года (стоит отметить, что сама военная операция, если отказаться от полемики относительно ее политической трактовки, была очень неприятной неожиданностью для американских военных специалистов);

- взлом компьютеров и серверов (с помощью вредоносного инструмента именуемого Snake (змей)) премьер-министра Украины и украинских посольств по всему миру;

- внедрение вирусных программ в информационную систему (заражение) украинского Центризберкома для саботирования или подтасовки результатов, по утверждению представителей украинских спецслужб, это было «выявлено» при мониторинге президентских выборов на Украине в марте 2014 года, а ответственность за нападение взяла на себя группировка Киберберкут.

Все эти факты, представленные в гипертрофированно антироссийской трактовке, позволили странам НАТО предоставить Украине финансовую помощь, по официальным американским данным, в размере двадцати миллионов долларов в виде различных видов

нелетального оружия-28- - в первую очередь систем защиты от кибератак, что критиковалось российскими специалистами и воспринялось как попытка расширения США своего влияния на Украине, которое традиционно отрицалось администрацией Барака Обамы. Также стоит отметить, что имели место многочисленные атаки на сайты российских СМИ, сайт российского правительства и Центробанка, но в англоязычной печати эти явления традиционно рассматривались в качестве своеобразных мер по «заметанию следов».

Довольно устойчивый интерес проявлялся к действиям группы хакеров, именовавших

себя CyberBerkut98, зачастую европейские и американские СМИ именовали их выраженно пророссийской группой, чему нет никаких подтверждений, интерес к ним был

вызван многочисленными атаками на сайты различных структурных элементов НАТО^33-. Кроме этого, представители различных информационных служб Североатлантического альянса вынуждены были комментировать информацию, размещенную на официальном сайте группы CyberBerkut98, о присутствии войск НАТО на территории Украины, что трактовалось в качестве беспочвенного обвинения. Впоследствии группа заняла менее радикальную антизападную позицию и начала борьбу с коррупцией в высших эшелонах украинской власти и разрастающейся неонацистской пропагандой на Украине^32-.

В рамках обобщения особенностей информационного противостояния в рамках украинского кризиса наблюдается значительная ассиметрия, связанная с признанием, с одной стороны, американскими специалистами возможной поддержки «новыми» украинскими властями киберпреступности и высокой вероятности вмешательства нескольких государств в противодействие в рамках информационного поля. С другой же стороны, в рамках сообщества стран-участниц Североатлантического альянса остается популярным вывод, сформулированный Джеффри Карром, который подчеркивал своеобразную кибермилитализацию, характерную для российского отечественного мнения и российского киберпространства в XXI столетии, вплоть до возрождения в массовом сознании брежневской доктрины «ограниченного суверенитета» в ее обновленной интерпретации, подтверждением чего было «вторжение России в Грузию в 2008 году» и «российское кибервторжение в Эстонию в 2007 году»!11-, более того подчеркивалось, что в ряде случаев влияние России было опосредованным (такая формулировка дает значительную свободу маневра). Согласится с этими, в большинстве своем безосновательными, тезисами не представляется возможным. При этом иррациональным будет отрицание существования в РФ киберпреступности, фоном развития которой становится процесс постепенной политизации киберпространства.

Однако при этом более чем рискованно ставить знак равенства между политическими изменениями и трансформацией информационного пространства, так как на политические процессы влияют множество различных факторов, а потому исследовать каждый политический кейс нужно во взаимосвязи и лишь с учетом процессов, происходящих в информационном пространстве. Сегодня для всего мира вполне очевидным становится, что роль информационных кибертехнологий стремительно растет, и это неминуемо повлечет за собой ряд юридических, социальных и технологических трансформаций, которые, вероятно, позволят в большей степени понять природу влияния киберпространства на политические процессы, и заявления об опосредованном воздействии одних государств на другие будут опираться на факты, а не домыслы, что обеспечит конструктивное русско-европейское и русско-американское взаимодействие в различных сферах.

На основании всего вышесказанного можно прийти к следующим выводам:

1. Феномен информационной войны в современных реалиях как форма межгосударственного противостояния приобретает вид дискуссионной площадки в интернет-пространстве, что демонстрирует пример виртуализированного российско-украинского конфликта.

2. Феномен кибервойны как форма межгосударственной конфронтации в условиях развития информационных технологий являет собой своеобразный политический манифест информационного общества, в рамках которого продолжает существовать

мифологема применения дипломатии силы, одним из компонентов которой и является рассматриваемая нами форма информационной войны.

3. Хактивизм как форма ультрапатриотизма в рамках развития информационных технологий приобретает форму политического участия, маркером чего могут быть обстоятельства, особенности и непосредственно течение русско-украинского информационного противостояния в 2013-2016 годах.

Библиография

1. Голубев С.М. Дисфункции информационной деятельности украинских СМИ в 2014 г. // Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история. № 41-42. С. 20-28, Н.2014.

2. Информационно-аналитический бюллетень "Российский вектор" / отв. ред. М. Павликова ; Рос. ин-т стратег. исслед. 2014. № 3.

3. Кунакова Л.Н. Информационная война как объект научного анализа (понятие и основные характеристики информационной войны) // Альманах современной науки и образования. 2012. № 6. C.93-96

4. Минемуллина А.Р. Оценочные прилагательные как языковой инструмент информационной борьбы (на примере информационного противостояния украинских и российских СМИ периода 2013 - 2014 гг. // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2014. № 11. С. 160-167.

5. Токаренко А.В., Суржик Д.В. В смертельном пике информационной войны //Пространство и время. 2014. № 3(17). С. 34-44.

6. Фролкин П.П., Шишкин Д.П. Информационная война против России и национализм на Украине как актуальная угроза национальной безопасности РФ // Информационная безопасность регионов. 2014. № 2. С. 75-79.

7. Bachmann R., Lyubashenko I. "The Maidan Uprising, Separatism and Foreign Intervention: Ukraine's complex transition (Studies in Political Transition Ukraine's Euromaidan; Balmaceda M.M.Politics of Energy Dependency: Ukraine, Belarus, and Lithuania between Domestic Oligarchs and Russian Pressure. University of Toronto Press, 2013;

8. Balmaceda M.M. Politics of Energy Dependency: Ukraine, Belarus, and Lithuania between Domestic Oligarchs and Russian Pressure. University of Toronto Press, 2013;

9. Barbera P. "Tweeting the Revolution: Social Media Use and the #Euromaidan Protests", Huffington Post, 31 March 2014// http://www.huffingtonpost. com/pablo-barbera/tweeting-the-revolution-s_b_4831104.html;

10. Bowman J/ 'Face of Ukraine': Maidan protesters' stories told on social media, CBC News, 19 February 2014//http://www.cbc.ca/newsblogs/yourcommunity/ 2014/02/face-of-ukraine-maidan-protesters-stories-told-on-social-media.html. Elsevier, United States, no. 49, P. 71-80, 2006;

11. Carr J. "Russian Cyber Warfare Capabilities in 2014 (We aren't in Georgia anymore)", Digital Dao, 8 March// 2014,-http://jeffreycarr.blogspot.fr/2014/03/ russian-cyber-warfare-capabilities-in.html-;

12. Cybriwsky R.A.Kyiv, Ukraine : The City of Domes and Demons From the Collapse of Socialism to the Mass Uprising of 2013-2014, 2016;

13. Finley J.C. Telecom services sabotaged in Ukraine's Crimea region, UPI.com, 28 February 2014// http://www.upi.com/Top_News/World-News/2014/ 02/28/Telecom-services-sabotaged-in-Ukraines-Crimea-region/7611393621345/# ixzz2uwG5pVPN;

14- Freeland C, Emeran C. My Ukraine: A Personal Reflection on a Nation's Independence and the Nightmare Vladimir Putin Has Visited Upon It.."New Generation Political Activism in Ukraine: 2000-2014.2017;

15. Gloger K. Putins Welt: Das neue Russland, die Ukraine und der Westen.2015;

16. Goldstein J. The Role of Digital Networked Technologies in the Ukrainian Orange Revolution, Internet & Democracy Case Study Series, Harvard University, December2007//http://cyber.law.Harvard.edu/sites/cyber.law.harvard.edu/files/ Goldste in_Ukraine_2007.pdf;

17. Hahn G.H Ukraine Over the Edge: Russia, the West and the "New Cold War". McFarland, 2017;

18. Havrylyshyn O. The Political Economy of Independent Ukraine: Slow Starts, False Starts, and a Last Chance? (Studies in Economic Transition) 2017;

19. Jerin M., "Equipment Installed in Crimea to Tap Lawmakers' Phones: Ukraine Security Services Chief", International Business

20. Karatnycky A. "Ukraine's Orange Revolution", Foreign Affairs, 84 (2), March-April 2005;

21. Kyj M.J. "Internet use in Ukraine's Orange Revolution", Business Horizons, Elsevier, United States, №. 49, P. 71-80, 2006;

22. Mathew J. "Equipment Installed in Crimea to Tap Lawmakers' Phones: Ukraine Security Services Chief", International Business Times, 4 March 2014, http://www.ibtimes.co.uk/equipment-installed-crimea-tap-lawmakers-phones-ukrainesecurity-;

23. Marples D.R., Mills F.R. Ukraine's Euromaidan: Analyses of a Civil Revolutionby/ Columbia University Press,2014;

24. Marples D.R Ukraine in Conflict: An Analytical Chronicle (E-IR Open Access) Marples.2017;

25. Lupo S. La dimensione russa dell'information warfare in Ucraina, Osservatorio di Politica Internazionale, Research Paper no. 18, June

2014//http://www.bloglobal.net/wp-content/uploads/2014/06/La-dimensione-russadellinformation- warfare-in-Ucraina_Research-Paper_Lupo_giugno-2014.pdf? 3008ee.services-chief-1438821;

26. Pifer S.The Eagle and the Trident: U.S. — Ukraine Relations in Turbulent Times 2017;

27. Pruulmann-Vengerfeldt P. How to Analyse Information Warfare: the Case Study of Russian Propaganda Tools in Ukraine, Estonian National Defence College & University of Tartu, 2015//http://www.baltdefcol.org/illc2015/wpcontent/ uploads/2015/06/13.-M%C3%BC%C3%BCr.pdf;

28. The Russia-Ukraine conflict: cyber and information warfare in a regional context, ETH ISN Zurich, 17 October 2014// http://www.isn.ethz.ch/Digital-Library/ Publications/Detail/?id = 187945&lng = en;

29. Ventre D. Information Warfare.L.2016;

30. Yekelchyk S."The Conflict in Ukraine: What Everyone Needs to Know®" Maria G. Rewakowicz, "Ukraine's Quest for Identity: Embracing Cultural Hybridity in Literary Imagination, 1991-2011;

31. White S. Valentina Feklyunina, "Identities and Foreign Policies in Russia, Ukraine and Belarus: The Other Europes. 2014;

32. http://rt.com/news/nato-websites-ddos-ukraine-146.;http://www.cyber-berkut.org/. According to the statistics produced by Alexa (request made on 30 March 2014)// [http://www.alexa.com/siteinfo/cyber-berkut.org]), nearly 58% of the site's visitors are

Russian, and fewer than 15% are Ukrainian.; https://www.facebook.com/CyberBerkut;

33. http://rt.com/news/nato-websites-ddos-ukraine-146/;

34. https://twitter.com/renesys/status/439526174771773440/photoA.ixzz2uwG5pVPN Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Замечания: Первый абзац: «Феномен внешнеполитических взаимоотношений России с европейскими странами и США, если трактовать его с позиции исторической ретроспективы (охватывающей какой период?), графически уместно представить в виде волнообразной структуры, восходящие линии которой - это проявления информационной войны (не совсем понятно), нисходящие же - это период (?) нейтральных отношений с элементами конструктивного взаимодействия, что подтверждается (что — что подтверждается? Конструктивность взаимодействия?) целым комплексом научных исследований (где проведенных, какого рода?), демонстрирующих в рамках исторического процесса (?) противостояние России и «Западной цивилизации» (но эти неназванные исследования должны были не «демонстрировать противостояние», но подтвердить весьма неясное утверждение относительно «волн», иллюстрирующих смены «информационных войн» и «конструктивного взаимодействия»). » С одной стороны, автор ломится в открытую дверь, озвучивая нечто очевидное — с другой, приведенный текст происходящее не поясняет, как, равно, и намерения автора. И далее: «Одним из многочисленных проявлений конфронтации, нарушившей неустойчивый баланс в российско-европейских и российско-американских отношениях, в том числе является информационное противостояние в рамках украинского внешнеполитического кризиса 2013-2016 годов, рассматриваемое англоязычными авторами как «российская информационная война на Украине». » Если это цитата, отчего отсутствует ссылка? И далее: «Особый интерес к данному кризису проявляется в том числе по причине того, что его (интерес? Кризис?) уместно трактовать как архетипический по своей природе (какой именно архетип имеет в виду автор?) пример гибридного конфликта, сочетающего в себе использование классических стратегий информационной войны и инновационных методик киберпротивостояния-1-. » И далее: «При этом стоит обратить внимание, что под информационной войной понимается воздействие информации на массовое сознание через пропаганду, дезинформацию, манипулирование с целью формирования новых взглядов на социально-политическую реальность-2-. » Совершенно неясно, почему «при этом» (?) стоит обратить внимание на разумеющиеся реалии информационного противостояния. И, чуть далее: «Стоит обратить внимание, что автором уделяется внимание (!) попыткам трансформации общего исторического фона русско-украинских отношений (?), что (попытки? Трансформацию?) можно трактовать в качестве фактора трансформации (??) массового сознания восточноевропейского региона (в частности Украины). ???» Несколько путанное построение. Но далее не проще: «Нельзя не обратить внимание также на то, что в современной российской историографии присутствует мнение о косвенной вине России в сложившемся деструктивном процессе, который связан с проведением политики невмешательства, граничащей с изоляционизмом, и вытекающее (? связан с?) из этого невмешательство России в деструктивные процессы, происходившие на Украине, которые условно (?) можно назвать односторонней (кого с кем?) информационной войной-6-, что отмечают в своих работах А.В. Токаренко и Д.В. Суржик. » Синтаксис. И сразу далее: «Диаметрально противоположный (чему?) спектр мнений представлен в работах

европейских и американских авторов, которые прикладывают усилия к приданию своему анализу оттенка беспристрастности (!? и с каким результатом?), опираясь при этом на тезис о нелегитимности вхождения Крыма в состав РФ, что и задает общий тон рассуждений. » «Так называемый «Украинский сценарий» 2014 года традиционно представляется как система из двух взаимосвязанных элементов (!?), активно освящаемых в различных СМИ по всему миру и давно (?) являющихся предметом анализа огромного количества экспертов. » Подобную внезапно возникшую «систему из двух элементов» нельзя подвешивать вплоть до пояснения — ее необходимо либо разъяснить предварительно, либо дать необходимое объяснение сразу вслед за озвучиванием. И т. д. Приведем заключительные строки: «Согласится с этими, в большинстве своем безосновательными, тезисами не представляется возможным. При этом иррациональным будет отрицание существования в РФ киберпреступности (?), фоном развития которой становится процесс постепенной политизации киберпространства. Однако при этом более чем рискованно ставить знак равенства между политическими изменениями и трансформацией информационного пространства (???). Вполне очевидным становится (для кого, когда, в какой связи?), что роль информационных кибертехнологий стремительно растет, и этот процесс неминуемо повлечет за собой ряд юридических, социальных и технологических трансформаций, которые, вероятно, позволят в большей степени понять природу влияния киберпространства на политические процессы, и заявления об опосредованном воздействии одних государств на другие будут опираться на факты, а не домыслы, что обеспечит конструктивное русско-европейское и русско-американское взаимодействие в различных сферах. » Заключение, чрезвычайно косвенно связанное с заявленной темой. Оформление ссылок не соответствует требованиям редакции. Общий план, структура, последовательность изложения не проработаны; текст рассыпается на несколько слабо связанных фрагментов. Заключение: работа лишь отчасти отвечает требованиям, предъявляемым к научному изложению, но как в стилистическом, так и в структурно-логическом отношении требует доводки, и может быть рекомендована к публикации в случае ее успешного завершения.

Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.

Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Значимость исследования, проведенного автором, очевидна. Автор на примере конкретного кейса, а имено: украинского кризиса 2013-2016 гг., показывает силу, сущность и общественно-политическую опасность информационного противодействия в XXI веке, а также разрушающее воздействие кибервойны. Сегодня очень важно правильно понимать какое информационное и кибероружие применяется для политического манипулирования и идейно-психологического «заражения» сознания масс или каких-либо конкретных групп населения. В этой связи целесообразно рассматривать в динамическом аспекте то, какими способами в киберпространстве происходит формирование определённых стереотипов социального мышления и управление поведением. Результаты таких исследований помогают увидеть реальные причины произошедшего, оценить пролонгированные последствия кризиса. Это в свою очередь даёт возможность прогнозировать вероятные сценарии дальнейшего развития ситуации, управлять новыми социально-политическими рисками, принимать адекватные сложившейся ситуации меры превенции и противодействия . Автором проанализирован большой объём литературы, преимущественно, на иностранном языке, что обосновано

тематикой исследования. Прежде всего, автор, опираясь на определение информационной войны как воздействия «информации на массовое сознание через пропаганду, дезинформацию, манипулирование с целью формирования новых взглядов на социально-политическую реальность» рассматривает анализ украинского кризиса, сделанный современными учёными в рамках классической исследовательской парадигмы. Затем, анализирует позиции, транслируемыми иностранных СМИ по поводу значимых для развития так называемого «У краинсткого сценария» 2014 г., событий. В частности, это - демонстрация 24 ноября 2013 года в Киеве, связанная с так называемой евроинтеграцией страны, а также вхождение Крыма в состав РФ, трактуемое американскими и рядом европейских специалистов как аннексия. В этой связи автор обращается к особенностям социальной репрезентации этой позиции в дискруре европейских СМИ. И находит, в том числе откровенно «агрессивные вбросы информации», нацеленные на то, чтобы создать у аудитории мнение, что Россия осуществляла жесткое силовое давление при решении вопроса о судьбе Крыма. В ходе собственного анализа автор обращает внимание на то, что «активное противостояние протекало не столько на страницах периодической печати и на экранах телевизоров, сколько в киберпространстве. Участниками в равной степени выступали очевидцы событий, средства массовой информации, киберпреступники и заинтересованные в развивающихся событиях государства». Причём особо значимую роль, как обоснованно указывает автор, сыграли хактевисты. В качестве таковых,согласно концепции американского исследователя информационных конфликтов Д. Вентре, выступили патриоты и националисты, настроенные как про, так и антироссийски. Добиться серьёзных результатов своей деятельности они смогли посредством вредоносных действий. Например, предполагаемых атак на сайты украинских правительственных организаций, СМИ и других влиятельных структур. Однако в большей степени дестабилизация обстановки, как показывает автор, произошла в силу информационно-психологических операций хактивистов, проводимых в социальных сетях. Поскольку именно они позволили воздействовать на позицию широкой общественности. Это определяется тем, что социальные медиа сегодня обладают колоссальным управленческим потенциалом, так как являются самым популярным СМК у наиболее активных социальных групп населения. Интерактивное взаимодействие с аудиторией через такие интернет-площадкаи, как Twitter и Facebook, по справедливому замечанию автора, привело к накалу обстановки и обострению конфликта. Подводя итог, автор отмечает наблюдающуюся политизацию киберпространства, возрастающую киберпреступность. Обобщая результаты исследования автор констатирует, что каждый политический кейс сегодня необходимо исследовать в связи с процессами, происходящими в информационном пространстве. В заключении делаются выводы о том, что информационная война в настоящее время приобретает форму дискуссионной площадки в интернет-пространстве, где имеют место виртуализированные конфликты, которым целесообразно считать рассматриваемый в данной работе пример. При этом в кибервойне продолжает существовать мифологема применения дипломатии силы и значимую роль играет хактивизм как форма политического участия. Таким образом, данное исследование имеет высокую степень актуальности и научной новизны.Его результаты имеют важное прикладное значение в плане анализа развивающихся киберугроз и создания действенных мер превенции и противостояния. Статья отличается последовательностью изложения, струкура логична, выводы обоснованы.