CC BY
63
Александр Шубин
Украинский фактор в развитии международной ситуации 1938-1939 гг .
3>
у
"Т^ время судьбоносных событий Г"^/"Ч1938-1939 гг., которые привели к Л^М большой войне в Европе, Украина не была субъектом международных отношений. Тем не менее, «украинский вопрос» играл очень важную, иногда ключевую роль в отношениях СССР и Запада, от которых в это время впервые (но не в последний раз) непосредственно зависели судьбы мира.
После Мюнхенского сговора СССР оказался в опасной изоляции и выходил из нее такими средствами, которые сегодня вызывают не только исторические, но и этические споры. В дискуссиях об истоках Второй мировой войны практически не учитывается «украинский фактор», и напрасно. Он позволяет объяснить некоторые «странности», и первая из них — задержка в повороте политики Чемберлена. После Мюнхенского договора Чемберлен планировал широкое сотрудничество с Германией в рамках политики «умиротворения», и в конце 1938 — начале 1939 гг. Это сотрудничество переживало время апогея и триумфа. Считается, что Чембер-лен отказался от политики «умиротворения» в день падения Чехии, когда стало очевидно, что Гитлер нарушил договоренности. Но это не так.
На что обиделся Чемберлен?
15 марта 1939 г. Гитлер захватил Чехию (вернее то, что от нее осталось). Сначала британский премьер отнесся к этому событию спокойно — ведь Чехословакия «распалась сама», и сама же в лице президента Гахи сдалась на милость фюрера. Но буквально через день позиция премьер-министра Великобритании, истинного лидера Лиги наций, серьезно изменилась, и он стал обвинять Гитлера в обмане. «Чуть ли не за один день Чемберлен перешел от умиротворения к открытым уг-розам»1, — не без удивления пишет депутат-консерватор Л. Эмери. Что случилось?
Чтобы понять это, нужно вернуться на несколько месяцев назад. Мюнхенский сго-
вор резко ослабил правительство Чехо-Сло-вакии в Праге. 11 октября 1938 г. в населенном украинцами Закарпатье было создано автономное правительство. 2 ноября 1938 г. делившие Чехословакию в Вене представители Германии и Италии (первый Венский арбитраж) предложили создать на востоке страны государство «Закарпатская Украина». Поскольку на эту территорию претендовала Венгрия, ей отдали Ужгород, но не весь регион, где сохранилась автономия со столицей в Хусте. В крае был установлен авторитарный режим, 20 января были распущены все партии, кроме Украинского национального объединения (УНО). Не удивительно, что на выборах в Сейм 13 февраля УНО получило подавляющее большинство голосов. Была создана местная армия, «Карпатская сечь», в которую вошли 2000 бойцов.
В ноябре 1938 — марте 1939 гг. дипломатические круги оживленно обсуждали информацию о подготовке Гитлером похода на Украину. Э. Галифакс писал в конце января: «Сначала казалось — и это подтверждалось лицами, близкими к Гитлеру, — что он замышлял экспансию на Востоке, а в декабре в Германии открыто заговорили о перспективе независимой Украины, имеющей вассальные отношения с Германией»2. 30 ноября советник Чемберлена Г. Вильсон не без злорадства говорил советскому послу Майскому: «следующий большой удар Гитлера будет против Украины. Техника будет примерно та же, что в случае с Чехословакией. Сначала рост национализма, вспышка восстания украинского населения, а затем освобождение Украины Гитлером под флагом самоопределения»3. Сталин тоже опасался карпатской «букашки», которая с помощью Гитлера хочет «присоединить к себе слона», то есть всю Украину.
Как известно, Закарпатье не имело общей границы с СССР. Каким образом оно могло стать «украинским Пьемонтом»? И в Москве, и в Берлине прекрасно понимали, что это возможно в случае соглашения Германии с Польшей. Причем если для Германии это
была тема для переговоров, то для СССР — повод для самых страшных подозрений. И основания для них давали не только дружеские германо-польские отношения 1934-1938 гг. и злорадные рассуждения британцев, но и другая информация разведки. Так, например, со ссылкой на итальянских дипломатов советские разведчики сообщали еще в мае-июле 1938 г., что не позднее января 1939 г. на СССР будет произведено нападение широкой коалиции от Великобритании до Японии. При этом основной удар будет нанесен Германией через территорию Польши. После этого Украина будет поделена между Польшей и Германией4. Сейчас эти сообщения выглядят фантастически, но некоторые их детали затем подтвердились — прежде всего, информация о соглашении Британии и Германии при решении «чешского» и «испанского» вопросов, а также о полном подчинении Чехословакии Берлину. Кроме того, разведка заранее сообщила, что создание коалиции тормозится из-за задержки в решении «испанского вопроса»5. Скорее всего, информация (дезинформация) итальянцев отражала надежды Муссолини, которые сбылись лишь отчасти и приватно обсуждались с немецкими и британскими кругами. В отношении «украинского вопроса» для участников этих бесед было очевидно одно: заигрывание с украинскими националистами не означает, что Германия и Польша допустят создание даже формально независимого украинского государства. Однако передача Польше правобережной Украины позволяла вернуться к старой идее, которую раньше поддерживал Пилсудский, — создание формальной федерации с участием Украины и Литвы.
Итак, проект «решения украинского вопроса» как повода для раздела СССР в конце 1938 г. казался вполне реальным и Москве, и Лондону. Но решение должен был принимать Берлин, а намерения Гитлера оставались неясны.
15 марта, сразу после оккупации Чехии, Сейм Карпатской Украины провозгласил независимость и избрал президентом А. Волошина. Однако Венгрия на правах союзника Гитлера действовала на опережение и уже 14 марта развернула наступление на Хуст. Вопреки ожиданиям, Гитлер не заступился за Карпатскую Украину, а сечевики оказались слабыми бойцами и 16-17 марта были разбиты.
Впрочем, в среде украинской эмиграции при объяснении этого поражения всплывала
и «немецкая тема». Командовавший сечевиками бывший австрийский офицер Р. Ярый считался «слепым орудием немцев», а сама Карпатская сечь создавалась при содействии немцев, и затем ее кадры были трудоустроены на оккупированной немцами террито-рии6. Однако сведений о непосредственном приказе немцев своим подопечным командирам проиграть сражение с венграми нет7.
Отказ Гитлера от «решения украинского вопроса» произошел раньше, но до марта 1939 г. об этом не было известно даже в узких берлинских кругах. Сигналы о том, что Гитлер может пойти не на восток, а на запад, проникая в Лондон, увязывались с отказом от «украинской игры» (о чем в январе также писал Галифакс)8. «Украинский вопрос» стал политической лакмусовой бумажкой, позволявшей, как казалось, оценить намерения Гитлера.
Решение Гитлера зависело от позиции Польши. Перемены в настроении поляков наметились после Мюнхена, когда нацисты перешли от «судетской проблемы» к «данциг-ской». Дело в том, что, согласно Версальскому договору, Германия уступала Польше Си-лезию и «балтийский коридор» — побережье Балтики в районе Гдыни (между основной территорией Германии и Восточной Прусси- ь ей), а населенный немцами Данциг становил- 3 ся вольным городом под патронажем Лиги й наций. Фактически Данциг был оккупирован | Польшей. Гитлер, верный своей политике » возврата всех населенных немцами земель, 5 намеревался присоединить Данциг и балтий- | ский коридор. Поскольку Польша считалась | дружественным государством, немцы были 8 готовы найти ей компенсацию за чужой счет. * Очень скоро стало ясно, что поляки не хоте- | ли бы создавать украинское государственное 3 образование даже под своей эгидой. Не отка- £ зываясь публично от украинской игры, Гит- | лер был готов легко пожертвовать ею ради « союза с Польшей в решении более важных | для него вопросов. Но пока украинская кар- | та могла играть и против поляков. В Варшаве * опасались раскручивания «украинского воп- ^ роса» не меньше, чем в Москве.
24 октября 1938 г. Риббентроп предложил ^ Польше проводить совместную политику в | отношении СССР на базе Антикоминтернов- | ского пакта. Германия обещала не создавать ^ марионеточное украинское государство в За- ^ карпатской Украине. В свою очередь, Польша ¡Ц должна была согласиться на передачу Герма- Ь
нии Данцига и создание экстерриториального немецкого шоссе и железной дороги, соединяющей две части Рейха.
Риббентроп был готов обсудить и более выгодные варианты: обмен балтийского побережья на черноморское за счет СССР и без всякой независимой Украины. Выход Польши к Балтийскому морю можно было бы подыскать потом за счет стран Прибалтики. Восстановление границ Речи Посполитой по состоянию на начало XVIII века было заманчивой перспективой. Но удовлетворят ли немцы территориальные притязания Польши к СССР и Литве, обеспечив выход к морям, или, напротив, создадут новое украинское государство — это был вопрос будущего. А балтийское побережье собирались отобрать уже сейчас. Судьба Чехии показывала, что быть сателлитом Германии небезопасно. Польша стремилась продемонстрировать Гитлеру, что она все же не Чехия. Польские руководители решили, что слишком рискованно менять имеющийся выход к морю на «шкуру неубитого медведя» СССР. И отказали Германии.
Еще в ноябре германское руководство надеялось, что в случае «советско-германского конфликта Польша будет на нашей стороне»9. Но во время рождественских каникул Гитлер ь склонился к мысли, что Польша не станет
О!
рг участвовать в его смелых проектах перекрой-
8 ки Восточной Европы, а это меняло направле-
I ние следующего удара. 8 марта Гитлер сообщил
» ближайшему окружению о намерении сначала
| сокрушить Запад, а уже потом уничтожить
Ц СССР. Тем не менее, Гитлер по-прежнему не
| прекращал консультаций с Польшей, и, отка-
■5 зываясь поддержать Закарпатскую Украину,
= оказывал полякам любезность. Точкой не-
| возврата стали ближайшие дни после захвата
3 Чехии. Поскольку Польша ответила на любез-
£ ность неблагодарно, в апреле началось созда-
§ ние плана «Вейс», и пошел обратный отсчет
германского нападения на Польшу.
| Несмотря на отказ от использования «ук-
| раинского вопроса» в публичной политике,
* германское руководство не отказалось от ис-
^ пользования украинских националистов. До
^ июля 1941 г. они не понимали, что Германия
^ в любом случае не собиралась содействовать делу украинской "незалежности", и готовы
8 были видеть в Гитлере союзника, а не прос-
^ то господина. 15 августа Абвер сформировал
^ из членов ОУН диверсионно-повстанческое
£ подразделение во главе с членом Главного
!3 провода Р. Сушко для организации восста-
ний на Западной Украине. Услуги этого подразделения не понадобились, но оуновцы продолжили службу в охранных подразделениях в районах, примыкающих к СССР10, что не могло не нервировать советскую сторону.
В Лондоне события 16-17 марта 1939 г. были восприняты с точки зрения прежней информации о намерении Гитлера использовать «украинскую игру» против СССР. Отказ Гитлера от похода на Украину наводил Чем-берлена на мысль, что Гитлер, подчинив себе восточноевропейские страны, может развернуться на Запад.
Узнав о произошедшем, Чемберлен сменил милость на гнев. В гневной речи 17 марта 1939 г. Чемберлен сделал вид, что отказывается от политики умиротворения. 31 марта он предоставил Польше гарантии вступления Великобритании в войну, если страна подвергнется «прямой или косвенной агрессии». Под косвенной агрессией понималось то, что случилось с Чехо-Словакией в 1939 г. После захвата Албании Италией гарантии были предоставлены и балканским странам.
Британские гарантии Польше стали для Гитлера главной проблемой. Удар Чемберле-на был рассчитан очень точно и должен был показать, кто в Европе хозяин. После отказа Польши участвовать в комбинациях Барту и совместного с поляками дележа Чехословакии Гитлер считал Польшу своим сателлитом. Приняв британские гарантии, Польша подтвердила, что таковым не является.
Британское предложение гарантий и одновременный ультиматум со стороны Германии 21 марта 1939 г. поставили Польшу перед выбором — либо превращение в германского сателлита, либо «равноправная» дружба с Западом. Дружить с Западом было почетнее, чем с Гитлером. Но ориентация на Великобританию делала союз Германии и Польши против СССР невозможным. Гитлеру не нужен был союзник, который управляется из Лондона. За шесть дней до нападения Германии на Польшу 24 августа Геринг говорил польскому послу Липскому: «Решающее препятствие для дружественных отношений между Рейхом и Польшей — не данцигский вопрос, а союз Польши с Англией»11.
Расчеты и страхи
Остроумный французский посол в Москве Кулондр заметил, что от англо-французских гарантий наибольшую выгоду получил Ста-
лин, который теперь отгорожен от Гитлера антигерманской коалицией: «С этого момента он, как бы с балкона, сам будучи в безопасности, может следить за происходящими событиями»12. Но Сталин не спешил наслаждаться видом с балкона и гонять на нем чаи. Он понимал, что балкон непрочен. Он был чужим, и Сталину не позволяли укрепить непрочный балкон своей квартиры.
Кулондр плохо представлял, как из Москвы виделось будущее нападение на СССР. За все время существования единого Российского государства вторжения с запада велись по трем направлениям: с севера — здесь главной целью с XVIII века был Петербург-Петроград-Ленинград; в центре — на Москву, которая в силу своего транспортно-географичес-кого положения является наиболее удобным центром управления страной; с юга — на Украину и Кавказ, богатые ресурсами. В условиях войны ХХ века, когда действуют огромные армии, которые не могут снабжаться «подножным кормом», наступление должно обеспечиваться коммуникациями, по которым поступает продовольствие, боеприпасы, амуниция. Прямой прорыв на Москву в этих условиях становится почти невозможным — коммуникации легко перерезаются с севера и юга. Со времен гибели армии Наполеона в России этот урок был вполне очевиден.
Прямой бросок на Москву от западной границы был возможен только при одновременном наступлении на севере и юге по расходящимся направлениям. Война получается неэкономной — на главном направлении можно сконцентрировать примерно около трети войск, выделенных на всю кампанию. Но чтобы закончить войну с Россией, следует наступать именно на Москву. Поэтому единственный смысл наступления прямо на Москву и одновременно на севере и юге — закончить войну в один год. Если такая рискованная задача не ставится, то наступление должно вестись по северному и южному направлениям. Закрепившись в Прибалтике, армия вторжения, хорошо снабжаясь через Балтийское море, нападает на Петроград-Ленинград и захватывает его за год, получая хорошие зимние квартиры и опять-таки прекрасные коммуникации. И уже на следующий год с этой позиции можно начинать наступление на Москву. С юга в первый год идет борьба за Украину. Армия вторжения может снабжаться и через Польшу и Румынию, и по Черному морю, и от ре-
сурсов самой Украины — восточноевропейской житницы. В случае захвата Украины на следующий год можно наступать на Москву также с относительно близкой дистанции. Либо, если большевики будут достаточно побиты, но не разгромлены полностью, можно заключить почетный «второй Брестский мир» (по образцу Брестского мира 1918 г.), получив ресурсы Украины и, возможно, Кавказа. Таким образом, оптимальной стратегией войны с Россией для европейских стран являлись «клещи» — наступление с севера и юга с последующим смыканием вокруг Москвы. Но у этой стратегии был важный недостаток — война растягивалась не менее чем на два сезона.
Опасность «клещей» делала советское руководство особенно нервозным, когда речь заходила о приближении потенциального агрессора к Прибалтике и Ленинграду, о заигрывании немцев с УНО и ОУН, а также об отмене установленного в мае 1936 г. на конференции в Монтре запрета на проход кораблей воюющих стран через принадлежащие Турции проливы в Черное море.
7 марта 1939 г. в Москве получили сообщение о германо-эстонском соглашении, которое позволяло разместить немецкие войска недалеко от Ленинграда. Вкупе с «Закарпатс- ь кой Украиной» это были острия «клещей». 3 О кризисе в германо-польских отношениях й Сталин еще не знал. Стратегические «клещи» | противника нависли над СССР дамокловым » мечом.
>х
В этих условиях собрался XVIII съезд | ВКП (б). 10 марта Сталин выступил на нем | с отчетным докладом, где изложил карти- 8 ну мировой борьбы: «Поджигатели войны» * стравливают СССР и Германию из-за Укра- | ины, стремясь «загребать жар чужими ру- 3 ками», то есть сдерживать агрессора ценой £ жертв со стороны СССР, а самим оставаться в | безопасности. Конечно, СССР, верный своей « политике «коллективной безопасности», по- | прежнему готов помогать жертвам агрессии, | но только при условии, что это будут делать * и страны Запада. Затем Сталин представил ^ анализ отношений двух империалистических группировок. Политику Оси он представлял ^ себе так: «Война против интересов Англии, | Франции и США? Пустяки! "Мы" ведем войну против Коминтерна, а не против этих ^ государств. Если не верите, читайте "антико- ^ минтерновский пакт", заключенный между ¡Ц Италией, Германией и Японией»13. Сталин Ь
назвал эти действия стран Оси «неуклюжей игрой в маскировку». «Вождь народов» сигнализирует Западу: будьте сговорчивее с СССР, иначе поплатитесь. Затем последовал сигнал немцам. Их используют в чужой игре. Сторонники умиротворения стремятся «не мешать, скажем, Германии увязнуть в европейских делах, впутаться в войну с Советским Союзом, дать всем участникам войны глубоко увязнуть в тину войны, поощрять их в этом втихомолку, дать им ослабить и истощить друг друга, а потом, когда они достаточно ослабнут, — выступить на сцену со свежими силами, выступить, конечно, в "интересах мира", и продиктовать ослабленным участникам войны свои условия. И дешево, и мило!»14. Вторжение в СССР — начало конца Гитлера, Запад использует его в своих интересах и выкинет на помойку истории.
Никаких призывов к сближению с нацистами в речи еще нет, есть лишь попытка предотвратить военное столкновение, а заодно стравить «империалистов».
В то время фюрер не прочитал речь вождя. Но Гитлер и без сталинской подсказки уже почувствовал, что Чемберлен его использует и что кончится это все мировым господством Великобритании. ь В речи Сталина на Западе увидели иной формированность и готовность к продолже-8 нию политики коллективной безопасности
ал
Л и решили откликнуться. Известные полити-
» ческие, а затем и военные переговоры летом
| 1939 г. основывались на расчетах, во много
Ц оказавшихся ложными.
| Расчет англичан строился на том, что
■I Гитлер может договориться с Великобританией, но не с СССР. Расчет французов — на
| том, что Сталин может договориться с Вели-
3 кобританией и Францией, но не с Гитлером.
£ Расчет Гитлера на том, что Запад не решится
§ на войну, поэтому важнее договоренность со Сталиным. Расчет Сталина строился на про-
| тиворечиях между двумя группами «импе-
| риалистов». Заключить соглашение можно с
* теми, кто больше даст для СССР.
^ Меньше всего в расчет принимали позицию Польши. И это обижало польских поли-
^ тиков. Великие державы забыли, что малень-
| кая, но гордая нация может парализовать их
8 планы, чего бы это ей потом ни стоило.
-г
^ Военные переговоры в Москве зашли в
^ тупик из-за проблемы прохода войск через
£ Польшу. Как и в случае с политическими пе-
!3 реговорами, в центре внимания оказался че-
хословацкий опыт. В 1938 г. СССР был готов оказать помощь жертве агрессии, но Красная Армия не могла пройти на поле боя. Тогда Польша была частью прогерманской коалиции. Может быть, теперь все будет иначе?
Но нет. Поляки твердо встали на защиту своих границ против СССР. И причиной неуступчивости во многом был все тот же «украинский вопрос». Польский главнокомандующий Э. Рыдз-Смиглы заявил: «независимо от последствий, ни одного дюйма польской территории никогда не будет разрешено занять русским войскам»15. При этом подразумевались как раз украинские и белорусские «дюймы» территории Речи Посполитой. Несмотря на то, что СССР признавал легитимность границ, определенных Рижским договором 1921 г., он оспаривал полный суверенитет Польши над западноукраинскими землями, требуя предоставления им автономии. Эти требования находили поддержку Великобритании и Франции в 1920-х — начале 1930-х гг. То, что Польша отказалась предоставить автономию национальным меньшинствам, подрывало легитимность ее владения Западной Украиной и Западной Белоруссией, по крайней мере, в глазах СССР16.
«Военное совещание вскоре провалилось из-за отказа Польши и Румынии пропустить русские войска, — с сожалением пишет У. Черчилль. — Позиция Польши была такова: "С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими — нашу душу"»17 (фраза маршала Рыдз-Смиглы). Польше предстояло испробовать сначала одно, а потом другое. Что же, по крайней мере, душа польского народа все еще цела. «Препятствием к заключению такого соглашения служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территории, чтобы спасти их от немцев и попутно включить их в советско-коммунистическую систему, — продолжает Черчилль. — Ведь они были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились — германской агрессии или советского спасения. Именно необходимость сделать этот жуткий выбор парализовала политику Англии и Фран-ции»18. В действительности выбор 1939 г. был не столь уж «жутким» — ведь войска СССР пускали на территорию «Речи Посполитой» под ясно описанные условия и под присмот-
ром все еще могущественных Великобритании и Франции. Это была совсем другая ситуация, нежели в 1944-1945 гг., когда войска СССР входили в Восточную Европу по праву сильного. Но польское руководство не чувствовало себя уверенно даже в такой ситуации.
Чтобы снять излишние опасения, Ворошилов предложил конкретный план прохода советских войск через польскую территорию по двум узким коридорам. Варианты ведения войны, изложенные начальником генерального штаба РККА Шапошниковым, особенно впечатлили своей конкретностью французского представителя Думенка, который в отличие от британских коллег разбирался в сухопутных операциях, но имел слабое представление о восточноевропейском театре военных действий. План Ворошилова исходил из наличия наболевшей проблемы «клещей»: северная колонна проходит через Виленский коридор, блокируя поползновения немцев наступать в Прибалтике, а южная — через Галицию, отрезая немцев и от Украины, и от румынской нефти. Обе идеи будут иметь продолжение в дальнейшем советском военном планировании.
Французы поддержали идею прохода Красной Армии через четко очерченные полосы польской территории. Но поляков, когда они узнали подробности, эти планы скорее напугали. Движение войск предполагалось по самым спорным территориям. Сегодня советские войска займут Вильно и Галицию, а завтра откажутся оттуда выходить, напомнив, что это не польская земля. К тому же, поляков беспокоило участие СССР в будущей мирной конференции как одного из победителей, который будет требовать свою долю. Как раз за счет Польши.
Столкнувшись с сопротивлением поляков, союзники предложили заключить конвенцию без их согласия (в это время припугнуть Гитлера было бы весьма актуально уже даже для Чемберлена), но тут уж отказался Ворошилов. Красная Армия должна иметь право войти в Польшу в первый день войны, а не тогда, когда польская армия уже будет разбита.
Заключать соглашение без права прохода было очень опасно. За этим могла последовать простая комбинация. Германия нападает на Польшу, наносит ей поражение. Великобритания, Франция и СССР объявляют войну Германии. После этого французы и англичане
топчутся у линии Зигфрида, а основные сражения развертываются на восточном фронте. После всех событий такая стратегическая ловушка представлялась наиболее вероятной. Собственно, Польша через месяц как раз в нее и попала.
17 августа британская дипломатия, обеспокоенная отказом Гитлера пойти навстречу ее предложениям, присоединилась к попыткам французов сдвинуть польскую позицию с мертвой точки. Но поляки были непоколебимы. Польский посол Ю. Лукасевич заявил в беседе с Боннэ: «Чтобы Вы сказали, если бы Вас просили доверить охрану Эльзас-Лотарингии Германии»19. И Эльзас, и Западная Украина были приобретениями, в надежности которых собеседники не были уверены. Удрученный Боннэ считал, что отказ согласиться на проход советских войск означал бы, что «Польша приняла бы на себя ответственность за возможный провал военных переговоров в Москве и за все вытекающие из этого последствия»20. То есть за войну, поглотившую Речь Посполитую.
Выбор Сталина
В 1942 г. Сталин рассказывал Черчиллю: «У нас создалось впечатление, что правительства Англии и Франции не приняли решения вступить в войну в случае нападения на Польшу, но надеялись, что дипломатическое объединение Англии, Франции и России остановит Гитлера. Мы были уверены, что этого не будет». Сталин привел в пример такой диалог с представителем союзников: «"Сколько дивизий, — спросил Сталин, — Франция выставит против Германии после мобилизации?" Ответом было: "Около сотни". Тогда он спросил: "А сколько дивизий пошлет Англия?" Ему ответили: "Две, и еще две позднее". "Ах, две, и еще две позднее, — повторил Сталин. — А знаете ли вы, сколько дивизий мы выставим на германском фронте, если мы вступим в войну против Германии?" Молчание. "Более трехсот"»21. Сталин преувеличивал свои намерения трехлетней давности (все-таки во время разговора с Черчиллем шла Великая Отечественная война, когда выставить пришлось все, что было, и даже больше). На переговорах 1939 г. Ворошилов заявил, что СССР выдвинет против Германии 136 дивизий. Но все равно это было больше, чем могли выдвинуть французы (в реальности за время польско-германской войны они
У
сумели сосредоточить 78 дивизий), и несопоставимо больше, чем британцы, пытавшиеся с такими силами дирижировать всем европейским концертом.
Именно тупик в переговорах с Великобританией и Францией толкал Сталина на принятие предложения Германии, а не стремление к сближению с Германией порождало тупик в переговорах с Антантой.
К 22 августа французское правительство было готово к подписанию соглашения, но без согласия Польши это ничего не меняло.
15 августа посол Шуленбург получил инструкцию Риббентропа предложить советской стороне принять в ближайшее время визит крупного руководителя Германии. Это предложение следовало зачитать Молотову, но не отдавать в руки. Если дело сорвется, противник не должен получить бумаг. Выслушав это предложение, Молотов согласился, что в этом вопросе нужна быстрота.
Но в итоге приятной беседы Молотов разочаровал немецкого посла — с визитом Риббентропа торопиться не надо, «чтобы все не ограничилось просто беседами, проведенными в Москве, а были приняты конкретные решения»22.
17 августа, когда Шуленбург появился у ь Молотова, тот уже проконсультировался со рг Сталиным и дал ответ на предыдущий за-8 прос Риббентропа: «Советское правительс-I тво принимает к сведению заявление герман» ского правительства о его действительном | желании улучшить политические отношения Ц между Германией и СССР...». Но дальше сле-| довало перечисление прошлых обид. Однако ■I «раз уж теперь германское правительство ме-= няет свою прежнюю политику», то оно долж-| но сначала доказать серьезность своих наме-3 рений и заключить экономические договоры: £ выделение Советскому Союзу кредита в 200 § миллионов марок на семь лет (в 1946 г. о нем никто и не вспомнит), поставки ценного обо-| рудования. Сначала — договоры, потом — все | остальное. А вот следующим шагом можно * заключить пакт о ненападении или подтвер-^ дить старый договор о нейтралитете 1926 г.
И, наконец, самое важное: «с одновременным ^ подписанием протокола, который определит | интересы подписывающихся сторон в том 8 или ином вопросе внешней политики и кото-^ рый явится неотъемлемой частью пакта»23. В ^ этом протоколе можно оговорить все, вплоть £ до отношения к Польше, ради чего немцы и !3 готовы были идти на сближение с недавним
врагом. Но о разделе сфер влияния и секретности протокола речь не шла.
Только 19 августа советское руководство уступило немецким ухаживаниям, и путь к визиту Риббентропа в Москву был открыт.
Наиболее спорным документом, принятым 23-24 августа 1939 года и с правовой, и с этической точки зрения является секретный протокол. Нас интересует в данном случае его политическое значение. Здесь интересно обратить внимание на различия с документами, подписанными 28 сентября. Основных различий два. Во-первых, речь идет не о территориальном разделе, а о сферах влияния. Во-вторых, разграничение этих сфер проходит по основным землям польского государства («примерно по линии рек Нарев, Висла и Сан»), а 28 сентября СССР уже не претендовал на земли, лежавшие за линией Керзона. При этом 23 августа не исключается, что Польское государство в урезанных границах будет сохранено24. Тогда ясно, что СССР должен включать часть этого будущего польского государства в свою сферу влияния (а не в свою территорию), чтобы не отдавать его полностью под опеку Германии.
«Обещаны украинцам»
К 17 сентября исторический туман рассеялся, и стало ясно, что Великобритания и Франция не оказали своему союзнику реальной поддержки, что их гарантии оказались блефом, а объявленная ими война Германии — «странной войной». Польское государство потерпело поражение в борьбе с Германией один на один, и Гитлеру было незачем его сохранять. Секретный протокол 23 августа уже начал устаревать. Стали меняться и планы Сталина.
До 17 сентября Сталин тянул со «вступлением в игру», демонстрируя всему миру, что не участвует в германо-польской войне. Это нервировало германское руководство, оказавшееся единственным агрессором. Встал даже вопрос о том, что делать с восточной частью Польского государства, входящей в советскую сферу интересов, если СССР так и не введет туда войска. 12 сентября Риббентроп говорил Кейтелю и Канарису о возможности создать там украинское государство (правда, пока не враждебное СССР). Лидер ОУН А. Мельник с подачи Канариса стал готовить коалиционное правительство для Галиции25.
Армия СССР перешла границу. Польскому послу в Москве была вручена нота с офи-
циальным объяснением советских действий: «Варшава как столица Польши не существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков жизни. Это значит, что польское государство и его правительство фактически перестали существовать». В действительности правительство продолжало жить и работать в Коломые близ румынской границы. Использовались аргументы, введенные в дипломатический оборот Чем-берленом после распада Чехословакии. Если государство распалось, то и договоры с ним недействительны: «Тем самым прекратили свое действие договора, заключенные между СССР и Польшей». Это был главный тезис, ради которого нужно было сообщать об «исчезновении» польского правительства. Далее вступали в силу ключевые для советской внешнеполитической пропаганды мотивы безопасности: «Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам». Это означало, что СССР выходил из режима нейтралитета, то есть, по сути, вступал в войну. «Советское правительство не может также безразлично относиться к тому, чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши, брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными». Это был важный поворот в советской идеологии, который стал новым этапом в длительной эволюции от интернациональных приоритетов к национальным. Если раньше СССР планировал «освобождать» и «защищать» все народы, то теперь — только те, которые уже имели свои территориальные образования в составе СССР. Объединение «единокровных» — важнейший мотив гитлеровской идеологии — теперь стало частью идеологии Советского Союза. «В виду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Идеологический переход происходил постепенно, тем более что часть территорий, населенных преимущественно поляками, оставалась в советской сфере влияния: «Одновременно советское правительство намерено принять все меры
к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью»26. В этот момент идея о линии разграничения сфер влияния еще была актуальна. Сотрудники ведомств, которым предстояло проводить советизацию, еще были сориентированы на то, что часть польских территорий войдет в СССР в виде Польской советской республи-ки27. Однако всего через несколько дней проект ПССР исчезнет в архивах.
Белорусский и Украинский фронты, охватывая территорию востока Речи Посполитой с севера и юга, встретили несоизмеримо меньшее, чем немцы, сопротивление слабых польских сил, еще оставшихся в этом регионе.
Украинское и белорусское население, недовольное политикой польской власти, выходило на улицы, демонстрируя радость по поводу прихода Красной Армии. Часть жителей, конечно, не радовалась, но с протестом не выступала. 20 сентября при штурме Гродно местное население помогало советским войскам.
19 сентября было опубликовано советско-германское коммюнике, в котором СССР вынужден был говорить о своих вооруженных силах в контексте политики вермахта: «За- ь дача этих войск... заключается в том, чтобы 3 восстановить в Польше порядок и спокойс- й твие, нарушенное распадом собственного го- | сударства, и помочь населению Польши пе- » реустроить условия своего государственного 5 существования»28. Четвертый раздел Поль- | ши, одним словом. Но Сталин хотел бы про- | вести раздел не собственно Польши, а много- 8 национальной Речи Посполитой — отделить * районы, населенные поляками, от районов, | населенных белорусами и украинцами. Об 3 этом 19 сентября был проинформирован Шу- £ ленбург. 25 сентября Сталин лично объяснил | Шуленбургу свои мотивы. Раздел собственно « польского населения может вызвать трения | между СССР и Германией. Поэтому можно | обменять польскую часть советской сферы * влияния до Вислы на Литву. ^
Сталин умолчал о других мотивах. Не претендуя на захват части Польши, Сталин ^ искусно уклонялся от обвинения в агрес- | сии. Агрессию совершила Германия, а СССР | просто взял под защиту народы, большая ^ часть которых проживает в СССР. На поля- ^ ков Советский Союз не покушается. Ника- ¡Ц кого угнетения. Первоначальное включение Ь
части Польши в советскую сферу влияния было нужно Сталину на случай, если события приведут к сохранению Польши в урезанных границах. Тогда это государство было бы зависимо и от Германии, и от СССР. Теперь такая необходимость отпала, и Гитлер мог получить лавры покорителя Польши в полном объеме и со всеми вытекающими из этого международными последствиями. Расчет Сталина оказался верным. Страны Запада предпочли не считать СССР агрессором.
Германский исследователь Г.Л. Вайнберг обратил внимание на военно-стратегическую «странность» этого сентябрьского обмена части Польши на Литву: «Сталин дал возможность немцам подойти ближе к Москве, отдаляя их, однако, от Ленинграда»29. Сталин пожертвовал безопасностью Москвы ради невмешательства в германо-англо-французскую войну? Это очень важное замечание. Но Сталин ничем не пожертвовал. Такой обмен — еще одно доказательство того, что Сталин видел большую угрозу в ударе против Ленинграда (вариант стратегических «клещей»), чем в немецком наступлении строго на запад, в направлении Москвы.
28 сентября Варшава пала. В этот день Германия и СССР заключили договор о дружбе ь и границах. Стороны провозглашали стремой ление обеспечить «мир и порядок», «мирное 8 сосуществование народов» и делили Речь Л Посполитую по новой линии. Приехавший в » Москву Риббентроп встретил более теплый | прием, чем раньше, но торговались по-пре-| жнему долго. Камнем преткновения стали | районы Сувалок, нижнего течения реки Сан ■I и Августовские леса. Немцам был нужен лес = и нефтепромыслы. В отношении остальных | требований Сталин был неумолим, ссылаясь 3 на то, что территории «обещаны украинцам». £ Что же это за «украинцы», которым были § обещаны территории и которые прямо-таки держали Сталина за горло, не давая ему идти | на уступки немцам? Однако за этой фигурой | речи стояли и реальные обстоятельства. Ста* лин твердо и неуклонно следил за тем, чтобы ^ у немцев не оставалось украинских территорий (в 1940 г. он, уже вопреки новому секретам ному протоколу, устранит и еще один потен-| циальный «украинский Пьемонт» в Северной 8 Буковине, вызвав неудовольствие Германии), ^ не претендуя на польские. Потворствуя наци-^ ональным чувствам украинцев и тем самым £ укрепляя поддержку коммунистического ре-!3 жима, подорванную голодом 1932-1933 гг.,
Сталин в то же время демонстрировал всему миру свою приверженность принципам национально-этнического формирования границ, на основании которых Великобритания и Франция в 1930-е гг., пошли на уступки Гитлеру в Австрии и Чехословакии. Этот националистический подход обеспечивало восприятие сталинской внешней политики как вполне справедливой не только в Берлине, но и в Лондоне.
Решение «украинского вопроса»
Нет недостатка в резко-отрицательных оценках действий советского руководства и Сталина лично в сентябре 1939 г. Не буду сейчас спорить с этими оценками. Но хотелось бы ясности и отсутствия двойных стандартов. Ведь практически те же самые люди, которые возмущены «московским сговором», считают положительной ценностью существование Украины, объединяющей Галицию и Левобережье. А ведь такое объединение украинского народа произошло в сентябре 1939 г. в результате столь неблагородных и агрессивных действий Сталина. Можно сколько угодно спорить о его мотивах, среди которых важнейшими, на мой взгляд, были военно-стратегические — предотвращение захвата Москвы в «клещи» противника. Но Сталина подтолкнули к тому, чтобы проводить политику территориального расширения под флагом «решения украинского вопроса», и этот вопрос был в тот момент действительно решен настолько, насколько его можно считать решенным сегодня.
Надо как-то определиться. Либо единство украинского народа в границах одного государства — это благо. Тогда благом является и «освободительный поход Красной Армии». Либо нападение на Речь Посполитую в безнадежной уже для нее ситуации, но все же нападение, агрессия — это зло. И тогда злом является Украинское государство, существование которого вытекает непосредственно из факта этой агрессии.
Я историк, а не юрист, и для меня важно выяснить не столько «законность» событий, сколько их причины и следствия. Причинами событий того времени был глубочайший кризис индустриального общества, начавшийся вместе с Великой депрессией и вылившийся в возникновение индустриальных этакратий, часто — в тоталитарной форме, в борьбу между ними за ресурсы и в конечном
итоге за мировое господство. Эта борьба велась жестоко и кроваво, что не мешало прикрывать циничные расчеты юридическими покрывалами. Этим занимались и СССР, и Великобритания, и Германия, и их союзники. В этой истории одни и те же государства совершали преступления и были жертвами преступлений (разве что в деятельности в рамках нацизма и фашизма очевидно преобладают преступления). Украина не была субъектом этой борьбы, но ее ресурсы были одной из важнейших ставок, а «украинский вопрос» — одной из главнейших лакмусовых бумажек. И за эти риски народ был нежданно вознагражден объединением в сентябре 1939 г. (с учетом Северной Буковины — в 1939-1940 гг.).
Сами преобразования в Западных Украине и Белоруссии проводились с расчетом на национальные чувства большинства и имели
внешне демократичный характер (что, разумеется, не совпадало с истинным содержанием). В советской зоне проводилась агитация украинских и белорусских масс за советский образ жизни. Кинематограф, выступления советских артистов, корректное поведение военных — все это контрастировало с карикатурными картинами советской жизни, которые рисовались в довоенной Польше. Население в большинстве своем решило, что его просто обманывали и жизнь в СССР гораздо лучше, чем в довоенной Польше. Контрпропаганда была подавлена репрессивными органами. Не удивительно, что 22 октября абсолютное большинство населения проголосовало за кандидатов, предложенных новыми властями. Депутаты тут же проголосовали за введение советской власти и воссоединение с Украинской и Белорусской ССР, что и было сделано 2 ноября 1939 г.
1 Эмери Л. Моя политическая жизнь. М., 1960. С. 564.
2 Год кризиса. 1938-1939. Т. 1. М., 1990. С. 201.
3 Документы внешней политики СССР. М., 1977. Т. 21. С. 658.
4 Вестник Архива Президента РФ. СССР — Германия 1933-1941 гг. М., 2009. С. 163.
5 Там же. С. 164.
6 ЦА ФСБ. Ф. 100. Оп. 11. Д. 7. Л. 10, 16.
7 Р. Ярый активно сотрудничал с немецкими спецслужбами, но после войны спокойно жил в советской оккупационной зоне в Австрии (См.: Кучерук О. Рико Ярий — загадка ОУН. Л^в, 2005). Это дает почву для подозрений в сотрудничестве уже с советскими спецслужбами. Однако даже если такое сотрудничество имело место (при чем не обязательно в 1939 г.), это не значит, что Ярый плохо сопротивлялся венграм по приказу немцев или коммунистов. Закарпатская Украина не имела шанса долго противостоять Венгрии, находясь в полной изоляции и имея рядом враждебные Польшу и Румынию.
8 Год кризиса. 1938-1939. М., 1990. Т. 1. С. 201.
9 Фляйшхауэр И. Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии 1938-1939. М., 1991. С. 92.
10 Дюков А. Второстепенный враг. ОУН, УПА и решение «еврейского вопроса». М., 2008. С. 30-31.
11 Проэктор Д.М. Фашизм: путь агрессии и гибели. М., 1989. С. 206.
12 Цит. по: Фляйшхауэр И. Пакт. С. 112.
13 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. М., 1946. С. 569.
14 Там же. С. 570.
15 Цит. по: Мельтюхов М. Советско-польские войны. М., 2001. С. 194.
16 Подробнее см. Макарчук В. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель в период Второй мировой войны. Историко-правовое исследование. М., 2010. С. 132-147.
17 Черчилль У Вторая мировая война. М., 1991. Кн. 1. С. 177.
18 Там же. С. 163.
19 Там же. С. 19.
20 Цит. по: Сиполс В. Тайны дипломатические. Канун Великой Отечественной войны. 1939-1941. М., 1997. С. 79.
21 Черчилль У. Вторая мировая война Кн. 1. С. 177178.
22 СССР — Германия 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г. Вильнюс, 1989. С. 37.
23 Там же. С. 40-41.
24 Там же. С. 63-64.
25 Макарчук В. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель. С. 158.
26 «Правда». 1939. 18 сентября.
27 Макарчук В. Государственно-территориальный статус западно-украинских земель. С. 187.
28 «Правда». 1939. 19 сентября.
29 Вайнберг Г. Л. Открытые вопросы и спорные моменты // Сообщения совместной комиссии по изучению новейшей истории российско-германских отношений. М., 2002. Т. 1. С. 88.
У
