CC BY
36
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 23 (161). История. Вып. 33. С. 110-118.
с. А. Баканов
угольная промышленность урала в условиях перехода к новоЙ экономической политике
Статья подготовлена при поддержке РГНФ. Проект № 08-01-85115 а/У
Автор исследует механизм перевода угольной промышленности на коммерческий расчет при переходе к новой экономической политике на примере предприятий Урала. Топливный сектор экономики был переведен на новые принципы хозяйствования позже остальных отраслей промышленности, что ввергло его в тяжелый финансовый кризис. Кроме того, обнаружился дисбаланс в темпах восстановления угледобычи по сравнению с остальными отраслями промышленности и правительство пошло на искусственное сдерживание темпов развития угольной отрасли. Это решение усугубило положение на предприятиях, которые вынуждены были прибегнуть к массовым увольнениям рабочих. На Урале все это привело к относительно позднему, по сравнению с другими секторами, восстановлению топливного комплекса.
Ключевые слова: угольная промышленность, новая экономическая политика, хозяйственный расчет, развитие отрасли, шахтеры, угледобыча.
Новая экономическая политика по своей сути была антикризисной программой, предусматривающей как сглаживание наиболее острых негативных последствий предшествующего экономического курса, так и относительно быстрое восстановление всего хозяйства страны после длительного периода войн и революций. В индустриальной сфере одним из первых шагов в рамках этой политики стал перевод промышленных предприятий на начала коммерческого расчета, осуществленный в марте 1921 г. Новые условия хозяйствования призваны были повысить мотивацию, как управляющих, так и рабочих, и привести к постепенному оздоровлению взаиморасчетов между предприятиями, что, в свою очередь, должно было стать предпосылкой и общего финансового оздоровления. Реформа предусматривала, что для плановых потребителей, в число которых входили железные дороги, подчиненные НКПС, водный транспорт, Наркомат военных и морских дел, электростанции и оборонные заводы ВСНХ, на некоторые виды промышленной продукции, прежде всего на топливо, коммерческие цены не должны были распространяться. Для этих категорий потребителей действовали установленные государством твердые и существенно заниженные цены. Таким образом, топливный комплекс, объединенный под руководством Главного управление по топливу ВСНХ (ГУТ), обеспечивал промышленность и транспорт республики дешевым топливом,
способствуя относительно безболезненному переходу к новым условиям хозяйствования всех остальных отраслей. Целью данной статьи является изучение механизмов реализации вышеуказанных решений и тех последствий, к которым они привели на примере предприятий угольной отрасли Урала, одного из крупнейших промышленных регионов страны, располагавшего в то время пятью собственными угольными месторождениями - Кизеловским, Челябинским, Богословским, Егоршинским и Полтаво-Брединским.
В течение всего 1921 г. угольные копи Урала работали в чрезвычайном режиме. Так как добывающие предприятия этого региона оказались наименее пострадавшими от военных действий и царившей в стране разрухи, то на них была возложена первоочередная задача снабжения углем транссибирской железнодорожной магистрали. Из-за разрушений в Донецком бассейне доля предприятий Урала в общероссийской добыче угля достигла небывалых 10 %1. Чрезвычайный режим обеспечивался с помощью централизованного снабжения копей техникой, продовольствием и рабочей силой, в качестве которой выступали части трудовой армии. На ведение хозяйственной деятельности в начале года Наркомфин выделил предприятиям оборотные средства в объеме, необходимом для закупки материалов, заготовки строительного леса и оплаты труда рабочих. Однако из-за того, что предприятия поставщики реализовывали свою
продукцию уже по коммерческим ценам, а угольные копи еще нет, эти оборотные средства быстро исчерпались. Следствием стал хронический дефицит средств, когда на осуществление текущих платежей приходилось расходовать средства, отпущенные на добычу в следующие месяцы. Начались многомесячные задержки заработной платы и все это на фоне надвигающегося на страну голода.
Именно угроза голода удерживала рабочих от увольнения с предприятий, которые были способны выплачивать только натуральную (продуктовую) часть заработной платы. Натурализации оплаты труда и установление норм снабжения рабочих продовольствием в зависимости от выработки способствовали тому, что осенью 1921 г. и зимой 1922 г. производительность труда забойщиков и каталей, например в Кизеле, уже была близка к довоенной - 86 пудов, вместо 95 пудов в 1914 г.2 Некоторые руководители шахт прямо заявляли, что только голод позволяет им справляться с производственными заданиями, привлекая на предприятия крестьян из окрестных деревень3. В Донбассе, где в 1921 г. из 959 шахт только 288 осталась в государственном управлении, 271 - была закрыта, а 400 - были переданы в аренду, на этих арендованных предприятиях, потерявших централизованное государственное снабжение продовольствием, отмечались случаи голодной смерти4. На остававшихся под контролем государства шахтах и разрезах Урала этого удалось не допустить.
Крупнейшие на Урале Челябинские и Кизеловские копи более 70 % своей продукции отдавали по плановым нарядам на нужды железных дорог и других плановых потребителей, в то время как стоимость получаемого копями продовольствия и дензнаков покрывала только 50-55 % отчуждаемой продукции. Разумеется, что такая ситуация усиливала дефицит оборотных средств. В этих обстоятельствах Правление копей обращалось в ГУТ и Уралпромбюро, руководившее в то время всей промышленностью Урала, с требованием увеличить госдотацию. Уралпромбюро в свою очередь считало необходимым как можно скорее, вслед за Донбассом, ликвидировать на Урале твердые государственные цены на уголь, установленные СТО, и рассчитываться с плановыми потребителями по коммерческим ценам. Для железных дорог предусматривалась скидка в размере 10
%. В марте-апреле 1922 г. пришлось прибегнуть к прямому шантажу. Так как из-за катастрофического положения Кизеловских и Челябинских копей, вызванного недополучением кредитов ГУТа и колоссальной задолженностью рабочим, а также из-за того, что НКПС требовал оплачивать перевозку угля наличными, Уралпромбюро угрожало с июля
1922 г. отгрузку угля для железных дорог производить только за плату или по взаимозачетам. Однако ГУТ, в целом одобряя желание производителей угля реализовывать его по коммерческим ценам, все-таки запретил Уралпромбюро заключать собственные договора на этот счет с НКПС, ссылаясь на то, что сбытом угля должен заниматься специально созданный для этой цели угольный синдикат. Напряженность в отношениях ГУТа и Уралпромбюро стала снижаться только после того, как 1 мая все уральские копи были, наконец, переведены на хозрасчет и в отношениях с плановыми потребителями тоже5. Однако уже в августе 1922 г. СТО пересмотрел свое же решение и вернулся к политике твердых цен на топливо для плановых потребителей, которые должны были начать действовать с 1 октября того же года. Для рядового донецкого угля в расчетах НКПС устанавливалась предварительная цена в 70 р. за пуд, для подмосковного - 49 р., для кизеловского - 52 р., для челябинского (добываемого открытым способом) - 35 р.6
В октябре 1922 г. угольные предприятия Урала были трестированы, но вплоть до мая
1923 г. это объединение существовало только на бумаге, так как отсутствовали соответствующие положения о новых предприятиях. В мае 1923 г. вышло «Положение о государственном объединении (тресте) каменноугольной промышленности Кизеловского района (Кизелтрест)». В состав треста, помимо собственно копей, вошли все расположенные в районе заводы - Александровский и Кизеловский, рудники - Артемьевский и Троицкий, а также все подъездные пути и подсобные предприятия, водокачки, лесопилки, электростанции, кирпичные заводы, мельницы, жилой фонд и объекты социальной инфраструктуры рабочих поселков. Следом за Кизелом свои положения получили Челябтрест и Егортрест7. Предприятия, входившие в трест, не имели права юридического лица, а считались производственными единицами треста. Они не имели ни своего
баланса, ни своей отчетности, не могли самостоятельно выступать на рынке. Руководители отдельных предприятий даже не знали, как работает их шахта, так как балансы хорошо работающих предприятий сливались с балансами отстающих. В типовом положении о тресте было записано, что «для обеспечения производства объединению предоставляется достаточный оборотный капитал, размер которого определяется СТО на основании утвержденной в установленном порядке сметы; капитал этот отпускается Наркомфином в виде долгосрочной ссуды, погашаемой из прибыли объединения»8.
10 апреля 1923 г. вышел Декрет ВЦИК и ВСНХ «О государственных промышленных предприятиях, действующих на началах коммерческого расчета (трестах)». С него началась перестройка системы управления экономикой. Были упразднены главки, а их функции перешли к крупным районным управлениям и губернским совнархозам. Структура управления отраслью изменилась: Центральное правление каменноугольной промышленности было преобразовано в Управление государственной каменноугольной промышленности. Предприятиями союзного значения на Урале были признаны в каменноугольной промышленности Кизеловский и Челябинский тресты, однако позднее они были переданы в подчинение Уральского СНХ, Богословские копи подчинялись Надеждинскому комбинату, а Егоршинские и Полтаво-Брединские копи - Челябинскому СНХ9.
Тресты и синдикаты были монополистическими объединениями, которые в условиях слабого госрегулирования цен встали на путь их повышения. Так, в 1923 г. ГУТ, монополизировавший добычу угля в стране, повысил цены на уголь до уровня, ставившего на грань банкротства большинство неплановых потребителей. Причем ГУТ отказывался снижать цены даже, несмотря на явное перепроизводство угля. Когда же по требованию НКПС ему были выделены два угольных бассейна, оказалось, что фактические издержки производства угля были значительно ниже тех, которые фигурировали в калькуляциях ГУТа. В результате перехода угольной промышленности на коммерческий расчет занятость в отрасли сократилась в два раза, а с 1923 г. рост заработной платы стал существенно опережать рост производительности труда10.
Еще в 1922 г. новый кодекс законов о труде
установил 6-ти часовой рабочий день на тяжелых и опасных работах, но даже к 1929 г. его использовали в СССР только 50 % угольных предприятий (в основном в Кузбассе). На Урале же, как на подземных, так и на открытых работах рабочий день оставался прежним и продолжался 3 смены по 8 часов. Для приема пищи рабочим устанавливался перерыв на 15 минут. Перерыв в рабочее время не засчитывался. Раскоммандировка производилась за 30 минут до гудка, означавшего начало смены. Накануне дней отдыха и праздничных дней допускался и 6-ти часовой день. При опоздании более чем на 10 минут опоздавший до работы не допускался. Текущий ремонт машин и механизмов производился исключительно в праздничные дни11. В 1923 г. был осуществлен переход от натуральной оплаты к денежной, когда все коллективные договоры были перезаключены без натурализации части заработка, а с введением червонца заработная плата приобрела твердое и понятное для каждого рабочего выражение. При этом заработок шахтеров в 1923/24 г. по покупательной способности составил в среднем лишь 50-60 % довоенного заработка12.
С установлением платности угля плановые потребители и, в первую очередь, железные дороги взялись за упорядочение своего теплового хозяйства и начали экономить. Если еще в 1922 г. отдельные районы, например, Сибирь, продолжали испытывать топливный голод, то уже к 1923 г. определенно выявилась другая опасность - опережение роста добычи угля по сравнению с ростом других отраслей. Результатом чего стала вынужденная задержка производительности копей и даже насильственное сокращение добычи, с увольнением части рабочих, с закрытием второстепенных добычных единиц почти во всех бассейнах. От острого недостатка топлива, парализовавшего в 1919-21 гг. восстановление народного хозяйства страна дошла за три года до его из-бытка13.
В связи с этим Уралпромбюро не рекомендовало копям форсировать добычу угля, перевыполнять производственную программу и вкладывать средства в новое строительство, так как это привело бы к увеличению госфинансирования угольщиков в ущерб другим отраслям. В разъяснительном письме Уралтопа содержалось прямое указание - «перевыполнение программы - это государственное преступление». Далее следовали рекомендации
о закрытии некоторых предприятии и еще одно примечательное указание: «так как оборотных средств извне больше не будет, необходимо строить свою программу не из производственных возможностей, а из реальноИ величины заказов и потребностей рынка»14.
Важным шагом на пути преодоления надвигающегося кризиса сбыта, по мнению руководства отрасли, должна была стать концентрация работ, т. е. сокращение, и порой очень жесткое, числа шахт в каждом бассейне. Наиболее сильно концентрация работ затронула мелкие шахты Донбасса, а также Подмосковный, Черемховский и Челябинский бассейны, частично она коснулась и Кузбасса.
товых месторождений Егоршино и Полтавки. Однако уже в 1923 г. в план пришлось вносить корректировку, так как за 1922 г. копи Урала не получили ни восстановительного капитала, ни оборотных средств. Плановый потребитель брал продукцию копей ниже себестоимости и оплачивал ее неаккуратно, а неплановый потребитель обычно не имел средств, чтобы оплатить уголь и прибегал к оплате своей продукцией, которую приходилось реализовывать на рынке, часто с потерей денег. Расходные статьи трестов быстро возрастали, доход сильно отставал от расхода, а дефицит покрывался за счет накопленных фондов периода госснабжения и проживания основного капитала предприятия. Все это за-
Таблица 1
Движение численности шахтеров по бассейнам при переходе к коммерческому расчету (чел.)
Бассейны 1921/22 г. 1922/23 г. 1923/24 г.
Донбасс 96,9 117,1 145,4
Подмосковный 10,1 9,8 7,6
Урал 12,1 12,9 9,9
Кузбасс 15 11 10
Черемховский 3,6 3,5 2,2
Источник: Бажанов, В. М
. Каменноугольная промышленность СССР. М. ; Л., 1925. С. 38, 56.
В феврале 1922 г., когда проблем со сбытом еще не наблюдалось, Горным отделом Уралпромбюро в согласии с Главуглем была намечена программа развития каменноугольной промышленности Урала, исходившая из необходимости максимального увеличения добычи в ближайшее время, с учетом технических возможностей копей. Намечалось восстановление довоенного уровня добычи и дальнейшее развитие копей Кизеловского и Богословского районов, а также интенсивное развитие Челябинских копей и антраци-
ставило, наконец, учесть при составлении планов развития копей не только технические возможности, но и финансовые факторы15.
Реализация плана в отдельных бассейнах натолкнулась на неразрешимые трудности, которые сталкивали отрасль в состояние стагнации, а в отдельных случаях и кризиса. На Полтаво-Брединских копях программой предусматривалось добыть в октябре 1922 -январе 1923 г. 530 тыс. пудов угля, а добыли только 78 тыс. пудов. Предполагалось, что помимо Троицко-Орской железной дороги уголь
Таблица 2
Плановые показатели программы развития каменноугольной промышленности Урала (февраль 1922 г.) и ее корректировки (1923 г.) в млн пудов
Бассейны 1922 г. 1923 г. 1924 г. 1925 г. 1926 г.
план факт. план корр. план корр. план корр. план корр.
Кизеловский 24 25 30 30 40 35 55 40 65 50
Челябинский 26,5 23,5 35 24 40 24 50 24 60 30
Богословский 10,5 9,5 15 11 18 12 24 15 30 20
Егоршинский 4 3,5 7 4,7 10 6 12 8,5 15 11,5
Полтаво-Брединский 1 1 2 1 3 2 4 3 5 4
Всего 66 62,5 89 70,7 113 79 145 90,5 175 115
Источник: РГАЭ. Ф. 3
39. Оп. 1. Д. 260. Л. 1 об, 2, 2 об.
будут сбывать на петроградском и московском потребительских рынках, но антрацит из Полтавки прибыл в Москву настолько раскрошившимся, что покупатели отказывались его брать. Продажа антрацита для отопления жилищ на Урале себя тоже не оправдала. Из 6 тыс. пудов, отправленных для реализации в Троицк, горожанам удалось продать только 2 тыс. пудов. Кроме того, выяснилось, что нет надежных перспектив на получение твердых заказов от уральских заводов, так как те ожидали результатов своих лесозаготовок, а без этого не хотели делать заказ на антрацит. Из-за этого, а также учитывая малый масштаб добычи района, имеющего местное значение, по постановлению Уралэкосо, копи были переведены на режим активной охраны с производством водоотливных работ на брединской шахте и мокрой консервацией (затоплением) остальных предприятий. Остававшийся на копях персонал, имевший 13 верблюдов и 24 лошади, переводился на работы по доставке грузов на золотые рудники16. В мае 1923 г. водоотлив был отключен и с Брединской копи. Причины, по которым Уралпромбюро пошло на закрытие этого месторождения, были следующими: 1) отсутствие на месте добычи рынка сбыта антрацита и невозможность из-за высоких железнодорожных тарифов реализовывать его за пределами района (так, при установленной СТО продажной стоимости полтавского антрацита в 10 золотых копеек, транспортировка его до потребителей в Златоусте обходилась в 16 золотых копеек, т. е. транспортный тариф составлял здесь 62 % итоговой стоимости угля); 2) отсутствие денежных средств на восстановление парового хозяйства копей и новых капитальных затрат на разведки, подготовительные работы и новое строительство; 3) нерегулярная работа основного потребителя - Троицко-Орской железной дороги17.
Егоршинские копи по плану на 1923 г. пребывали в привилегированных по сравнению со своими соседями условиях, так как поставки антрацита плановым потребителям ожидались в объеме только 1 % от добычи, остальное же должно было реализовываться на рынке. Однако на самом деле антрацит не находил спроса у потребителей. Из 2132 тыс. пудов, добытых за 9 месяцев 1922/23 г., оказалось не реализовано около 40 %, поэтому копи выполнили годовую программу только на 54 %18. Из-за проблем со сбытом произведенного
антрацита, здесь начался очередной виток неплатежей заработной платы, который привел к трехдневной забастовке на шахте Артем. В итоге, правлению копей было предложено закрыть (поставить на мокрую консервацию) южную группу копей, где добыча велась мелкими шахтами, и сконцентрировать всю работу на северной группе. Однако в процессе подготовки данного решения выяснилось, что себестоимость добычи антрацита на шахтах южной группы обходится в 2 раза дешевле (12 р. вместо 24 р.), хотя уголь там и хуже качеством19. Выходом из кризиса здесь стало строительство электростанции в Егоршино, сданной в эксплуатацию в 1924 г. и ставшей основным потребителем местного угля.
Богословские копи входили в состав Уральского горнозаводского синдиката и обслуживали его нужды. Размер добычи копей определялся потребностями в угле основного потребителя - Надеждинского завода и транспортными возможностями Богословской узкоколейной дороги, именно эти факторы и затрудняли дальнейшее развитие месторождения. Но, с другой стороны, поскольку вся добыча велась дешевым открытым способом, а единственный потребитель располагался относительно недалеко, копям не грозила реструктуризация. Поэтому производственная программа копей на 1923 г. не предусматривала сокращения рабочей силы20.
На Челябинских копях главной проблемой оставался финансовый голод. В июле 1922 г. ГУТ перечислил Челябкопям в качестве зарплаты 6,6 млн р. из расчета на 3231 рабочего при средней ставке в 2310 р., с зачетом продовольствия в 450 р. и с надбавкой в 200 р. на человека. При том, что общая задолженность копей к 1 июля составляла 11,1 млн р. Правление Челябкопей доказывало, что рабочих у них в два раза больше - 6043 человека, так как ГУТ не учел конных поденщиков. Кроме того, ГУТ не выделил средств на покупку материалов, которые в условиях хозрасчета выросли в цене, и копи были вынуждены покупать фураж, лес и стройматериалы из оборотных средств, что создало их постоянный дефицит. Не были перечислены ГУТом и деньги на оплату в фонд социального страхования. Копи были не в состоянии даже рассчитать 300 человек уволившихся. Из-за неуплаты акциза копями, налоговым отделом Губфинотдела был наложен арест на сахар и другие продукты, а из-за несво-
евременного взноса в фонд соцстраха копям грозил большой штраф. Поставщики оборудования, например, завод «Столль», отказывались от выполнения заказов копей по производству и ремонту механизмов, что грозило остановкой действующих машин21. В феврале 1923 г. на Челябкопях еще выплачивали жалование за декабрь. Установленная Госпланом до 1 января 1923 г. отпускная цена за уголь для плановых потребителей не покрывала не только себестоимости добычи, но даже величины заработной платы в структуре себестоимости. В итоге к 1 февраля 1923 г. вместе с январским повышением окладов накопилась задолженность по заработной плате в 1,5 млн р. Комиссия ГУТа пришла к выводу, что в этих обстоятельствах нужно не увеличивать, а сокращать фонд заработной платы путем сокращения числа рабочих и служащих. В условиях невыплаты зарплаты выхождаемость на работу в феврале упала на четверть22. Средняя производительность труда забойщика на Челябкопях в октябре 1922 г.
- январе 1923 г. составляла 3272 пуда, вместо программных 5013 пудов (в голодные январь
- май 1922 г. она колебалась от 5531 до 7298 пуда, а до войны доходила до 7266 пуда).
Существенное значение для производительности рабочих имел установленный правлением порядок оплаты труда деньгами и продовольствием. Переход от оплаты натурой, практиковавшейся в 1921-1922 гг., к денежной оплате произошел в то время, когда копи страдали от безденежья. Недостаток оборотных средств вынуждал правление копей вернуться к оплате пайком. Правление, не имея в своем распоряжении достаточных денежных средств, но располагая запасами продовольствия, стало выдавать рабочим авансом в счет заработка некоторое количество продуктов, независимо от того, выполняется норма выработки или нет. Это подорвало в рабочих стимул к про-изводительности23. Согласно коллективному договору, для забойщиков была установлена 30 % надбавка за вредность. В счет зарплаты выдавалась гарантированная норма продовольствия. Коммунальные услуги рабочим до 11 разряда оказывались бесплатно, а всем разрядам, тарифицируемым выше, услуги были уже платные, но таким рабочим производилась компенсационная надбавка в 15 %24.
В 1923 г. на кузнецкий уголь были переведены Самаро-Златоустовская и Омская железные дороги - основные потребители
челябинского угля. В связи с падением спроса на челябинский уголь было составлено четыре варианта производственной программы Челябкопей на 1923/24 г. Для всех вариантов размер поставок внеплановым потребителям был одинаков - 3,4 млн пудов в год, а для плановых, первый вариант исходил из цифры в 12 млн пудов, второй - 9 млн, третий - 6 млн, а четвертый - вообще закладывал отсутствие заказа со стороны плановых потребителей. В последнем случае предлагалась мокрая консервация вообще всех шахт на месторождении с концентрацией добычи в разрезах. По пессимистическому четвертому варианту оказывалась экономически невыгодной даже работа силовой станции на копях25. Очередной пересмотр производственной программы грозил неминуемым сокращением штатов в бассейне. Всего с октября 1923 по апрель 1925 гг. было сокращено более 4 тысяч рабочих и служащих (80 % рабочей силы). На 1 октября 1923 г. состояло рабочих 5573, служащих - 435, на 1 апреля 1924 г. осталось рабочих 1703, служащих - 211, на 1 октября 1924 г. - 1348 и 116, а на 1 апреля 1925 г. - 1101 и 103. Только в конце 1925 г. наметилось некоторое оживление, и в 1925/26 г. среднемесячная численность рабочей силы составляла - 2122 рабочих и 104 служащих, в 1926/27 г. - 2698 и 131, в 1927/28 г. - 2660 и 13126. В 1924 г. Челябугольтрест был признан трестом местного значения и передан в ведение Уральского облсовнархоза. Управление копями было переведено из Челябинска непосредственно в поселок Челябкопи27.
Чтобы расширить возможности реализации своей продукции, Челябугольтрест пытался заинтересовать в ней потенциальных потребителей. Для этого летом 1924 г. стали проводиться сравнительные испытания расхода кизеловских и челябинских углей. С точки зрения безопасности, использование челябинских углей требовало установки на все паровозы, работающие на таком угле, искроуловителей. Как показывают отчеты об испытаниях, коммерческая выгода использования челябинских углей на железной дороге Челябинск - Екатеринбург была достаточно ощутимой - около двух копеек с пуда28. Кроме железнодорожного транспорта проводились испытания челябинских углей и во вспомогательных производствах металлургических заводов Карабаша, Белорецка и Златоуста. На Белорецком заводе при сжига-
нии под паровым котлом один кг челябинского угля был эквивалентен 0,55 кг кузнецких углей, при том, что цена за использование в Белорецке кузнецкого угля составляла 32, а челябинского - 23 коп. Изыскивались и дополнительные каналы реализации продукции Челябугольтреста. Для этих целей при тресте специально был создан коммерческий отдел, который открывал свои представительства в южно-уральских городах, занимавшиеся рекламой для населения печей, приспособленных под сжигание каменного угля. Зимой 1925/26 г. ожидалось, что в Челябинске будет реализовано до 2 тыс. печей, в Кустанае до 800 печей и в Троицке - до 50029. Тем не менее, большой выгоды от открытия своих коммерческих представительств трест не получил, так как через них удавалось реализо-вывалось только 6,5 % производимого угля.
В Кизеле лето 1922 г. было первым летом фактической свободы труда, что привело к массовому отливу рабочих на полевые работы. Кроме того, разъехались беженцы из голодающих районов. Численность рабочей силы сократилась за счет случайных рабочих, что в целом повысило производительность труда на копях. Добычу угля копи увеличивали, несмотря на то, что ее себестоимость составляла 9,5 товарных коп. за пуд, а плановая цена снижалась с октября по декабрь с 7,4 до 4,3 товарных коп.30 Из-за конкуренции со стороны Кузбасса Кизелтрест вынужден был срочно перестраиваться и снижать себестоимость, за счет чего не только удержал позиции, но даже получил возможность расширить производство в 1924/25 г. Челябтресту же под угрозой полного свертывания добычи пришлось снизить себестоимость до 8 коп. за пуд31. Качество кизеловского угля было выше, чем у его челябинского конкурента, но это не означало полной гарантии, что Кизел не окажется в таких же тяжелых обстоятельствах, как и его южный сосед. Поэтому правление треста также изыскивало дополнительные каналы сбыта своей продукции, иногда очень экстравагантные. Так, в 1923 г. производились опыты по сжиганию кизеловского угля на цепных решетках Московской трамвайной станции32.
Финансовый голод сильно сказывался и в Кизеле. К началу 1924 г. задолженность тресту Кизелуголь со стороны потребителей составляла 539 тыс. р. (в том числе 280 тыс. р. - долги НКПС), при этом в сумме долга еще и не учитывалась разница между курсом
червонца и курсом товарного рубля за истекший период. В начале года трест должен был оплатить текущие расходы (зарплата, налоги, пошлины, страховка, рубка леса и др.) - 1049 тыс. р., а платежи потребителей ожидались только в размере 731 тыс. р. В результате, даже если бы НКПС уплатил бы свой долг, средств все равно не хватило бы. При этом долги НКПС находились под государственным мораторием, и надеяться на их скорое получение не приходилось. К весне 1924 г. задолженность потребителей дошла до цифры в 800 тыс. р. К тому же, в марте сгорел Усьвинский мост, соединяющий копи с уральской железнодорожной сетью, на его починку требовалось еще около 300 тыс. р. Правление копей просило выдать ссуду в 750 тыс. р. с погашением до 1 октября того же года под залог 5,3 млн пудов угля, скопившегося на складах, однако, Наркомфин выдал лишь краткосрочную (трехмесячную) ссуду в 300 тыс. р. на ремонт моста. Бедственное положение копей нашло понимание у заместителя председателя ВСНХ Пятакова, который просил Госбанк предоставить копям кредит на 400 тыс. р., но Наркомат финансов опять отказал, сославшись на то, что трест: 1) неэффективно работает с коммерческими потребителями, задолженность которых равна долгу НКПС; 2) двукратно превышает фонд оплаты труда; 3) не соизмеряет расходы с ежемесячными доходами, в результате чего он уже в феврале обеспечил себя лесом на весь год (т. е. он не растянул расходы по этой статье на весь год, а сделал их разово). Только в апреле СТО наконец попытался исправить положение на копях, предоставив им краткосрочный кредит на 500 тыс. р., сократив при этом на треть фонд оплаты труда33.
В сентябре 1923 г. ГУТ был расформирован и Кизелтрест с Челябтрестом стали подчиняться Уралпромбюро. Это вызвало протест образованного на месте ГУТа Главного горного управления, которое считало, что оба треста должны подчиняться ему, так как имеют не местное, а союзное значение. В итоге все начало 1924 г. ушло на выяснение вопросов соподчиненности трестов. В мае 1924 г. статус союзного был сохранен только за Кизелом. Правление Кизелкопей решило закрыть Кизеловский завод как нерентабельный и имеющий устаревшее оборудование, а все ремонтные работы сосредоточить на хорошо оборудованном Александровском за-
воде. Из 600 рабочих ликвидируемого завода должно было остаться во вспомогательных цехах (кирпичный завод, лесопилка, электростанция, стройконтора) только 200 человек. На Александровском заводе также прошли сокращения: из 560 рабочих осталось только 270. Сокращение было проведено как за счет уменьшения штата вспомогательного персонала, так и за счет внедрения элементов научной организации труда, для чего производился хронометраж работ и пересматривались нормы выработки. Общее число рабочих по тресту сократилось с 4,7 тыс. до 3,6 тыс. человек34. Была закрыта Луньевская группа копей.
Динамика добычи угля в России и
Последний считал, что Уралобласть не способна справиться с должным уровнем финансирования Кизела, как это уже произошло с Егортрестом. Для самого же Кизелтреста в его новом положении присутствовала определенная выгода, так как на предприятия местного значения не распространялись плановые цены для железных дорог, следовательно, можно было попробовать поднять цену. Но, как показал опыт Челябинских копей, это благо могло обернуться и опасностью возможной потери этого рынка сбыта. В итоге, вслед за остальными угледобывающими предприятиями Урала Кизелтрест также вынужден был пойти на сокращение своей производствен-
Таблица 3
на Урале в 191 -1926 гг. (млн. т.)
Год
Россия
Урал
1913
35975
1217
1917
31319
1554
1921
9531
1009
1922
11324
1024
1923
12700
1158
1924
16328
1033
1925
16520
1254
1926
25770
1572
Источник: Грунь, В. Д. История угледобычи в России / В. Д. Грунь, В. Е. Зайденварг, В. Г. Килимник, Ю. Н. Малышев, В. Н. Попов, А. А. Рожков ; под общ. ред. Б. Ф. Братченко. М., 2003. С. 459-474.
Финансовое положение Кизелтреста в 1924 г. не улучшилось. Ревизия выявила, что обоснованная потребность треста в оборотном капитале составляла 1278 тыс. р., в то время как трест в своем отчете показал сумму в два раза большую - 2377 тыс. р. Общая же задолженность треста даже немного превышала эту цифру. Если на 1 октября 1923 г. живые средства составляли 1450 тыс. р., то на 1 октября 1924 г. - только 600 тыс. р. Столь напряженное финансовое положение комиссия промбанка объясняла: 1) накоплением громадных материальных запасов, стоимостью в 2,5 млн р., в два раза превышающих годовую потребность треста; 2) большими строительными работами (сооружение Народного дома) стоившими около 985 тыс. р.; 3) предоставлением кредитов третьим лицам в размере 897 тыс. р.35 В конце 1924 г. Кизелтрест вслед за Челябтрестом утратил союзное значение и был переведен в статус предприятия местного значения. Объяснялось это решение ограниченностью размеров работ треста (менее 5 % союзной добычи) и узостью рынка сбыта (в пределах Уральской области). ЦК Горнорабочих не согласился с этим решением союзного ВСНХ, против был и ВСНХ РСФСР, желавший получить трест в свое подчинение.
ной программы36.
Таким образом, при переходе на хозяйственный расчет все угледобывающие предприятия Урала столкнулись с одинаковыми проблемами: финансовый голод, вымывание оборотных средств, задержки заработной платы, сокращение производственной программы, закрытие шахт, массовые увольнения рабочих. Эти последствия были вызваны более поздним переводом угольной промышленности на реализацию своей продукции по коммерческим ценам, по сравнению с другими отраслями промышленности. А также искусственным сдерживанием развития топливного комплекса со стороны правительства. Итогом такой политики стало то, что мало затронутая войнами и имевшая необходимые технологические возможности к быстрому восстановлению угледобывающая отрасль уральской индустрии смогла превзойти свой максимальный уровень 1917 г. только в 1926 г., а темпы восстановления были существенно ниже среднероссийских (см. табл. 3). Такое положение отразилось и на топливном балансе, в структуре которого доля угля сократилась с 45 % в 1913 г. до 24,3 % в 1922/23 г. и повысилась к 1923/24 г. только до 31 %37.
Примечания
1 Подсчитано по: История угледобычи в России / под общ. ред. Б. Ф. Братченко. М., 2003. С. 459-474.
2 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 87. Л. 19об.
3 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 198. Л. 181-182.
4 Катальников, В. Д., Кобяков А. А. Уголь и шахтеры в государстве Российском : экономические и социально-исторические аспекты / В. Д. Катальников, А. А. Кобяков. М., 2004. С. 92, 96, 100.
5 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 87. Л. 34об, 41, 47, 53, 53об.
6 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 117. Л. 3, 3об.
7 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 226. Л. 3, 5.
8 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 177. Л. 5.
9 История угледобычи в России / под общ. ред. Б. Ф. Братченко. М., 2003. С. 189, 192.
10 Катальников, В. Д. Уголь и шахтеры в государстве Российском... С. 92, 96, 100.
11 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 4. Д. 33. Л. 103об, 104.
12 Бажанов, В. М. Каменноугольная промышленность СССР. М. ; Л, 1925. С. 60, 61.
13 Там же. С. 29.
14 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 87. Л. 111, 146.
15 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 260. Л. 1, 1об, 2.
16 Каменноугольная промышленность Урала за первую половину 1922/23 г. М., 1923. С. 159-160.
17 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 252. Л. 1, 10.
18 РГАЭ. Ф. 8088. Оп. 1. Д. 15. Л. 160.
19 Каменноугольная промышленность Урала за первую половину 1922/23 г. С. 136, 137, 140.
20 РГАЭ. Ф. 8088. Оп. 1. Д. 15. Л. 100.
21 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 142. Л. 10, 10об, 14.
22 Каменноугольная промышленность Урала за первую половину 1922/23 г. С. 104-105.
23 Там же. С. 62-63.
24 Там же. С. 102-103.
25 РГАЭ. Ф. 8088. Оп. 1. Д. 69. Л. 1.
26 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 1. Д. 50. Л. 1, 7; Оп. 4. Д. 25. Л. 5.
27 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 4. Д. 12. Л. 177.
28 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 4. Д. 22. Л. 27-28.
29 ОГАЧО. Ф. 962. Оп. 4. Д. 25. Л. 14-14об.
30 Каменноугольная промышленность Урала за первую половину 1922/23 г. С. 163.
31 Бажанов, В. М. Каменноугольная промышленность СССР. С. 73.
32 РГАЭ. Ф. 3139. Оп. 1. Д. 220. Л. 5.
33 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 5. Д. 651. Л. 1, 8, 15, 16об, 31, 54.
34 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 5. Д. 1258. Л. 79, 317, 320.
35 РГАЭ. Ф. 3429. Оп. 5. Д. 1253. Л. 61.
36 РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 5. Д. 2281. Л. 4, 5, 32об.
37 Бажанов, В. М. Каменноугольная промышленность СССР. С. 75, 76.
