CC BY
133№ б (25), 2007
' 'Кул ътурная жизн ь Юга России " ^
области безопасности - это устойчивая демилитаризация отношений с другими государствами, прежде всего с крупными державами; включение в систему кооперативной безопасности на региональном и глобальном уровнях: участие в борьбе с терроризмом, в противодействии новым угрозам и вызовам международной безопасности. В области экономики - равноправное участие в мировой торговле; экономический союз со странами, чья экономика наиболее связана с российской. В области международной политики - участие в принятии решений по важнейшим глобальным и региональным проблемам; доверительный характер отношений с ведущими государствами, их объединениями, военно-политическими союзами; добрососедские отношения с определенными странами. В гуманитарной области - активное участие в формировании международного общественного мнения; беспрепятственный и широкий международный обмен специалистами, идеями и т. д.
Литература
1. Ортега-и-Гассет. Восстание масс // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 136.
2. Кочетков А. П. Россия на пороге XXI века. М., 1998. С. 179.
3. Хоцей А. С. Теория общества: в 3 т. Т. 1. Методология. Становление общества. Казань. 1999. С. 114.
4. Мушмеджанова Н. М. Духовный кризис личности как отражение кризиса культуры. Оренбург. 2001. С. 57.
5. Давидович В. Е. Все мы люди... (размышления над книгой Ю. Г. Волкова и В. С. Поликарпова «Многомерный мир современного человека». М., 1998. 286 с.) // Научная мысль Кавказа. 1998. № 3. С. 24.
6. Сорокин П. А. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 427.
7. Казаков Е. Ф. Российский апокриф. Опыт философского постижения национальной культуры // Опыт философской и социальной (культурной) антропологии России. Кемерово, 2005. С. 122.
8. Золотухин В. М. Власть и общество: Антропологические и социокультурные основания толерантности в России // Опыт философской и социальной (культурной) антропологии России. Кемерово, 2005. С, 103.
З.Х. КАНАМЕТ0В
«УЭРКЪ ХАБЗЭ» - КОДЕКС ЧЕСТИ АДЫГСКОЙ ФЕОДАЛЬНОЙ ЗНАТИ
Специфические комплексы представлений, которые в прошлом способствовали развитию характерной для северокавказских этносов воинственности, несомненно, присутствуют в их психологии и в настоящее время. Анализ подобных этнических концепций и систем воспитания может многое объяснить в историческом прошлом этих народов и дать основу для понимания современных социально-политических проблем, имеющих место в данном регионе.
«Трудно найти на земле, которую мы населяем, — писал И. Бларамберг, - народы, которые защищали бы свою свободу и независимость с большим упорством и которые в то же самое время беспокоили бы еще больше своих соседей, чем жители Кавказа. Все эти народы имеют большую склонность к войне» (1). Не являлись исключением и адыги, издревле занимавшие самые выгодные и плодородные территории на Кавказе. Многие государства считали данный регион зоной своих интересов и вели с местными племенами и народами долгие, изнурительные войны. Кроме того, многочисленные коренные этнические группы воевали между собой. Таким образом, война являлась фоном, на котором протекала жизнь адыгского этноса, и главной причиной появления механизмов и институтов, формировавших его жизнестойкость. Гордость, свободолюбие, независимый характер, стремление сохранить свои традиции и обычаи, свою систему мо-рально-этических ценностей и самобытность определили его менталитет.
Образ жизни, особенности общественно-политического устройства и геополитическая ситуация в значительной степени способствовали развитию у адыгов военных задатков. Воинственность и чрезвычайно военизированный быт феодальной Черкесии были во многом производными от внешнеполитической напряженности и внутренних неурядиц. Храбрость, презрение к смерти, совершенное владение оружием и конем, прекрасная воинская экипировка, умение использовать природно-географические условия региона позволяли черкесам противостоять более многочисленным народам и мощным государствам, посягавшим на их независимость. Статус воина и его положение в адыгском обществе были настолько высоки, что при жизни он пользовался особыми правами, а после смерти удостаивался особых почестей. Героический нарт-ский эпос и народные сказки, легенды и предания, исторические песни и рассказы очевидцев прославляют воина-всадника и его подвиги.
Вполне закономерно, что в таком обществе неизбежно появление категории профессиональ-
"Культурная жизнь Юга России " №6 (25), 2007
ных воинов-рыцарей. Ими были черкесские князья (пши) и многочисленное, возглавляемое ими сословие дворян (уорков). Среди кабардинцев, бесленеевцев, темиргоевцев, бжедугов и других адыгских племен они составляли едва ли не треть всего населения. Уорки несли службу у князей и первостепенных дворян, которые одаривали их подарком, известным под названием «уэркъ тын» (подарок уорку).
Военное ремесло составляло исключительное занятие уорков. Для представителей господствующих классов было предосудительным заниматься производственной деятельностью, торговлей (за исключением торговли рабами, захваченными в набегах), наукой и даже религией, поскольку удел «настоящего» мужчины - грабеж, воровство, войны. Как писал в конце XV века Дж. Интериано, черкесы придерживались мнения, что «никто не должен считаться благородным, если о нем имеются слухи, что он когда-либо занимался недостойным делом, хотя бы то был человек из самого древнего царского рода. Они хотят, чтобы дворяне не занимались никакими торговыми делами, исключая продажу своей добычи, говоря - благородному подобает лишь править своим народом и защищать его да заниматься охотой и военным делом» (2). Эта позиция оставалась неизменной в течение веков. «Высшие звания, состоящие из князей и дворян, - отмечал Хан-Гирей, - почитают неприличным их достоинству упражняться в науках... Равномерно [они] считают не только не соответственным своему званию, но даже постыдным жить спокойно дома, в неге, почему большую часть времени и проводят на коне в разъездах» (3).
Н. Ф. Дубровин, анализируя причины особой воинственности черкесов, приходит к выводу, что «не одна жажда добычи побуждала черкеса к разбою и грабежу: слава заставляла его ходить на хищничество. Желание приобрести известность, сделаться храбрым джигитом (витязем), прославиться своей удалью <... > в целом обществе, в долинах, по горам составляли его цель, его желание и вместе с тем лучшую награду за тяготы переносимых трудов. Во многих случаях черкес брался за оружие, не знал отдыха, презирал опасности во время хищничества и боя только для того, чтобы стать героем песни, предметом былин и длинного рассказа у очага бедной сакли, а этого нелегко было достигнуть при врожденной скромности черкесов и отсутствии хвастовства и самохвальства. Черкес знал, что, прославленный поэтом-им-провизатором, он не умрет в потомстве, что слава его имени и дел переживет и самый гробовой гранит» (4).
В адыгском обществе невозможно было заслужить уважение, не проявив себя в военной сфере. «Понятия чести, благородства, мужества, долга, скромности, почитания женщины - все это, так или иначе, прямо или косвенно было связано с войной и набегами, - подчеркивает Б. X. Бгажноков. - Рыцарские поединки, дерзкие нападения на другие племена составляли едва ли не весь смысл жизни князей, дворян и, меж-
ду прочим, части свободного крестьянства тоже. Подобный образ мышления и поведения не мог сколько-нибудь заметно поколебать нормы религиозной морали» (5).
Черкесское дворянство, девизом которого было «хабзэрэ зауэрэ» (честь и война), выработало свой рыцарский моральный кодекс - так называемый «уэркъ хабзэ» («уэркъ» - рыцарь, дворянин; «хаб-зэ» - кодекс этикетных норм). Многие его положения, несомненно, вытекают из военного образа жизни и обусловленных им норм поведения.
Неписаным кодексом «уэркъ хабзэ» регулировалась жизнь черкесского рыцаря (дворянина) с самого рождения и до смерти. В его основе лежал общенациональный кодекс «адыгэ хабзэ» (черкесский этикет). В это понятие входили не только этикетные, моральные ценности, но также и все нормы обычного права, регулировавшие взаимоотношения между сюзереном и его вассалом. «Уэркъ хабзэ» отличался особой требовательностью к своим носителям: то, что прощалось простолюдину, не прощалось дворянину. Его могли лишить дворянского звания в случае нарушения им норм черкесского этикета. Дворянское сословие не было замкнутым и пополнялось из среды крестьянства за счет тех, кто проявлял личное мужество во время войны и безукоризненно соответствовал требованиям «адыгэ хабзэ».
Князья, возглавлявшие дворянство, считались блюстителями и гарантами соблюдения черкесских обычаев, поэтому в их воспитании с раннего возраста большое внимание уделялось не только военной подготовке, но и изучению и усвоению ими норм этикета.
В совершенствовании и пунктуальном соблюдении «уэркъ хабзэ» особенно преуспели кабардинцы, которых некоторые исследователи называли «французами Кавказа». «Благородный тип кабардинца, изящество его манер, искусство носить оружие, своеобразное умение держать себя в обществе действительно поразительны, - писал В. А. Потто, - и уже по одному наружному виду можно отличить кабардинца» (6). Подтверждение этому мы находим и у других авторов. Так, К. О. Сталь отмечал: «Большая Кабарда имела огромное влияние не только на все черкесские народы, но и на соседних осетин и чеченцев. Князья и дворянство кабардинское славились своим наездничеством, храбростью, щегольством в наряде, вежливостью в обхождении и были для прочих черкесских народов образцом для подражания и соревнования» (7).
Соседние народы настолько сильно были подвержены рыцарско-аристократическому влиянию адыгов, что многие состоятельные люди передавали им своих детей на воспитание.
В рыцарском кодексе «уэркъ хабзэ» можно условно выделить несколько установок, ключевой из которых является «уэркъ наго» (рыцарская честь). Не существовало никаких моральных или материальных ценностей, которые могли бы превалировать над этим понятием. Сама жизнь имела ценность только в том случае, если она была посвящена служению принципам «уэркъ наго». Даже такие
№ 6 (25), 2007
"Культурная жизнь Юга России "
естественные чувства, как любовь или ненависть, должны были отступить на задний план перед необходимостью соблюдения закона чести в том виде, как его понимали черкесские дворяне (8).
По словам Дж. Лонгворта, «три качества <...> в этих краях дают человеку право на известность - храбрость, красноречие, гостеприимство или <...> острый меч, сладкий язык и сорок столов»
(9). Конечно, это далеко не полный перечень достоинств, которыми в идеале должен был обладать уорк. Но автор подметил, пожалуй, главное, а именно: стремление адыгских рыцарей к известности, славе и самый верный путь к их достижению - доблесть, проявленная на поле битвы, рыцарская щедрость и хорошо развитые коммуникативные навыки, что в условиях господства личностных связей и отношений имело большое значение
(10). К этому необходимо добавить уважение к старшим, галантное обращение с женщинами, верность данному слову, умение хранить тайну, вежливость, человечность, скромность, сдержанность, стойкое перенесение страданий, соблюдение определенных условий военных действий (в частности, условий рыцарского поединка).
Всякое нарушение названных принципов компрометировало уорка, как бы низводило его на уровень несвободных сословий. Более всего презирались трусость и жадность. Рыцарь, уличенный в трусости, подвергался гражданской смерти. С таким человеком переставали общаться друзья, ни одна девушка не вышла бы за него замуж, он не мог принимать участия в народных собраниях и вообще в политической жизни своего народа, общины (11). Воин, проявивший трусость, мог искупить свою вину перед обществом только подвигом или смертью.
Адыгское дворянство, как отмечал А. Г. Кешев, «не довольствовалось, однако, репутацией воина бесстрашного, смелого, предприимчивого, испытанного всякого рода лишениями и невзгодами, но метило гораздо дальше, добивалось вместе с тем славы благородного, великодушного рыцаря» (12). Нет почти ни одного принципа «адыгэ хаб-зэ», по которому дворянский этикет не пытался бы выделиться, более того, многие его элементы соблюдались, главным образом, представителями привилегированных слоев адыгского общества. В первую очередь это относится к наездничеству и аталычеству. Адыгские князья, пользуясь личной неприкосновенностью и опираясь на силу своих вооруженных вассалов - уорков, с течением времени сделали набеги и грабежи своим основным занятием и одним из источников пополнения собственных доходов. Они нападали и на соплеменников, и на соседей, в том числе на казачьи станицы, угоняли табуны лошадей, скот, а иногда и людей. При этом князья щедро делились награбленным имуществом с дворянами, которые совершали данные набеги. Они брали с собой также молодых людей, приучая их к «рискованным» делам.
В системе воспитания мальчиков высшего адыгского сословия данный институт был основной школой для молодых феодалов, где они обу-
чались хитростям военного дела. У них развивались такие качества, как выносливость, решительность, храбрость, умение преследовать противника, добывать необходимые сведения об объекте нападения и т. д. Дворянин проводил почти всю свою жизнь на коне в условиях постоянного риска и настолько привыкал к такому образу жизни, что уже не считал себя полноценным мужчиной вне набегов и походов, войн и лагерей. Да и общество не считало мужчин, которые не участвовали в этих мероприятиях, полноценными людьми, особенно если они были княжеского или дворянского происхождения (13).
Что касается другого, не менее важного традиционного общественного института адыгов -аталычества, то и оно являлось одним из «атрибутов» высших сословий (в период феодальных отношений на воспитание аталыкам отдавали в основном детей князей и дворян). «Князья издавна для увеличения своей силы искали все возможные средства, чтобы привязать к себе дворян, а эти для всегдашней защиты и вспомоществования себе во всех случаях желали более сблизиться с князьями, - справедливо отмечал Хан-Гирей. - Беднейшие всегда и везде нуждаются в помощи богатейших, а слабейшие в покровительстве сильнейших. Для такого обоюдного сближения нашли вернейшим средством воспитание детей, которое, связывая два семейства в некотором смысле кровным родством, приносило обоюдные выгоды» (14).
Воспитание в семье аталыка прежде всего было направлено на военно-физическую подготовку воспитанника и обучение его красноречию и тонкостям этикета. По Тебу де Мариньи, аталыческое воспитание состояло из «всякого рода упражнений для тела, чтобы сделать его сильным и ловким; из обучения верховой езде, борьбе, стрельбе из лука, ружья, пистолета и т. д.». Кроме того, детей обучали «искусству руководить набегом, ловкости в кражах и умению переносить голод и усталость», старались также «развить в них красноречие и способность к рассуждению с тем, чтобы они могли иметь влияние на собраниях» (15). В адатах адыгов, опубликованных Ф. И. Леонтовичем, записано, что «аталык обязан вскормить ребенка, выучить его наездничеству, стрельбе в цель, безропотному перенесению голода, труда и опасностей» (16). Особую статью составляло разучивание героических песен, обучение игре на музыкальных инструментах. Аталык также обязан был научить воспитанника вести и поддерживать беседу. Черкесы называли ораторское искусство «сладким языком» и считали его не менее ценным качеством, чем храбрость. Во время народных собраний и третейских судов, по свидетельству Хан-Гирея, «нередко виноватый, обладая даром красноречия, обвиняет правого противника, от природы лишенного этого качества, необходимого в Черкесии столь же, как и самый меч» (17).
В заключение отметим, что различия между этикетом высших и низших сословий были не-
ф ^ "Культурная жизнь Юга России "
т б (25), 2007
значительны, однако князья и дворяне соблюдали требования «адыгэ хабзэ» в полном объеме и более обстоятельно, чем низшие сословия. Они ограничивали некоторые элементарные потребности и желания, в частности, стремление к комфорту, роскоши, нарядам и т. д. Дожить до седин - и то считалось постыдным: для дворянина предпочтительнее было принять смерть молодым, совершив очередной подвиг, т. е. прожить короткую, но яркую, полную опасных приключений жизнь. Его не должны были волновать проблемы жизни и смерти, поскольку перед ним всегда был эталон высшей добродетели, подражать которому он считал своим долгом. Этому был всецело подчинен его образ жизни.
Оба этикета не исключают, а, наоборот, дополняют друг друга: дворянский вырастает из общеадыгского, уходящего своими корнями в эпоху родового строя, а «уэркъ хабзэ» сформировался в условиях феодализма, когда окончательно сложился класс дворян.
Литература
1. Бларамберг И. Кавказская рукопись. Ставрополь, 1992. С. 25.
2. Интеристо Дж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов (АБКИЕА). Нальчик, 1974. С. 49.
3. Хст-Гирей. Черкесские предания. Нальчик, 1989. С. 170.
4. Дубровин Н. Черкесы (адыге). Нальчик, 1991. С. 18,
5. Бгажнокое Б. X. Очерки этнографии общения адыгов. Нальчик. 1983. С. 84.
6. Каламбий (Кешев Адылъ-Гирей). Записки черкеса. Нальчик, 1987.
7. Сталь К. О. Этнографический очерк черкесского народа // Киевская старина. 1900. Т. 21. Отд. 2. С. 100.
8. Мирзоев А. С. (Марзей). Черкесское наездничество «Зек1уз» (Из истории военного быта черкесов в XVIII - первой половине XIX в.). М., 2004. С. 133-134.
9 Донгворт Дж. Год среди черкесов //' АБКИЕА. Нальчик, 1974. С. 516.
10. Бгажнокое Б. X. Образ жизни адыгской феодальной знати // Из истории феодальной Кабарды и Балкарии. Нальчик, 1980. С. 93.
11 .МирзоевА. С. (Марзей). Черкесское наездничество «Зек1уэ»... С. 144.
12. Ногмов Ш. Б. История адыгейского народа, составленная по преданиям кабардинцев Нальчик, 1994. С. 55.
13. Унежев К. X. Культура адыгов (черкесов) и балкарцев. Нальчик, 2003. С. 349-350.
14. Хан-Гирей. Черкесские предания... С. 159.
15. Гебу де Маринъи Путешествие в Черкесию // АБКИЕА. Нальчик, 1974. С. 301.
16. Леонтович Ф. И. Адаты кавказских горцев. Одесса, 1882. С. 163.
17. Хан-Гирей. Записки о Черкесии. Нальчик, 1992. С. 175.
Е. Г. ЗАВАЛЕЙ
СЕМИОТИКА ТЕКСТА КАК ФЕНОМЕН КУЛЬТУРЫ
Проблема определения текста как особого вербально-информационного продукта напрямую соотносится с вопросами типологии текстов и их функционального статуса. В континууме научных текстов еще почти не изученным является такой вид, как текст сферы информационных технологий (или компьютерный текст), выступающий базовой единицей целостного компьютерного дискурса.
Научный текст, характеризующийся преобладанием когнитивного типа информации и четким изложением фактов исследования, является одним из наиболее распространенных типов, так как выступает в современном обществе важнейшим фактором его эволюции.
Начиная со второй половины XX века информационные технологии внедряются повсюду, а компьютерная коммуникация становится частью общей культуры человека и создаваемых им дискурсов.
В настоящее время существуют различные точки зрения на проблему дискурса, что во многом обусловлено сложностью однозначного понимания и интерпретации соответствующей лингвистической терминологии. Н. Ф. Алефиренко,
например, определяет дискурс как «смыслопо-рождающую категорию», считая, что необходимо изучать его комплексно, рассматривать как «рече-мыслснис». погруженное в жизнь. «Для осмысления роли дискурсного мышления в образовании знаков вторичной номинации важно рассмотреть <...> взаимодействие с дискурсами всего этнокультурного сообщества, которое конкретно реализуется в речедеятельности каждого человека - члена данного сообщества» (1).
Дискурс также понимают как использование языка для выражения специфической коммуникативной ситуации, особой событийности. В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» (1990) он определяется как связный текст в совокупности с экстралингвистическими фактора-
