CC BY
34
«Уш&е нас — равны
шМЫШХьжеНЫШшшР
мы их ученым.
>$иаем...» оцуем...»
; -¡г*®:
В России о высшем женском образовании впервые заговорили на рубеже 50-60-х гг. XIX в. в ходе подготовки буржуазных реформ. До этого в стране никто и представить не мог, что в университетских аудиториях может появиться женщина. И когда в один из осенних дней 1859 г. вслед за профессором истории К. Д. Кавелиным, как вспоминал тогдашний студент Петербургского университета Л. Ф. Пантелеев, «появилась фигура ректора П. А. Плетнева, ведшего под руку молодую миловидную барышню», удивлению студентов не было предела. Это была Наталья Иеронимовна Корсини. Вслед за ней в университет пришли: ее сестра Екатерина, Мария Александровна Обручева (Бокова), Мария Арсеньевна Богданова (Быкова), Надежда Прокофьев-на Суслова и др.1
«Вторжение женщины в мужскую цитадель — университет — явилось поистине революционным актом и положило начало их длительной борьбе за доступ к высшему образованию. Первый шаг — выступление против установившихся традиций и обычаев, принятых в обществе, — требовал от женщин гражданского мужества, твердости и упорства в достиже-
нии цели»2, — отмечает Э. А. Павлючен-ко.
Появление женщин в университетских аудиториях стало лишь начальной вехой на их пути к высшему образованию. «Дух эпохи», потребности нового времени заставили и правительство в период «оттепели» приступить к обсуждению вопроса о высшем женском образовании. На рубеже 50-60-х гг. XIX в. разрабатывался новый университетский устав, и особое место в его обсуждении заняла проблема не только посещения университета женщинами, что было сделано ими явочным порядком, но и проблема высшего женского образования в стране в целом.
Министр народного просвещения даже направил во все университеты запрос: «Могут ли женщины допускаться к занятиям в университете?» В 1862 г. «мнения советов университетов по вопросу о допущении лиц женского пола к слушанию университетских лекций» были опубликованы. Совет Казанского университета, руководимый профессором химии А. М. Бутлеровым, так же, как и советы Петербургского, Харьковского и Киевского университетов, высказался за допущение женщин не только к прослушиванию лекций на все
факультеты, но и к испытаниям на ученые степени и звания с правом педагогической и медицинской практики. Из тогдашних шести российских университетов лишь два (Московский и Дерптский) дали отрицательный ответ3.
Однако новый университетский устав 1863 г., как и прежний, оставил их чисто мужскими учебными заведениями. К тому же особым распоряжением министра просвещения женщинам было категорически запрещено присутствовать на лекциях. Несмотря на то, что женщины подавали прошения о разрешении продолжать слушать лекции в самые высокие инстанции, Александр II «не изволил признать нужным сделать отступление от университетских правил».
«Феминизация» Казанского университета связана с проблемой подготовки медицинских работников из женщин. Профессор А. И. Козлов, возглавивший в 1856 г. кафедру повивального искусства и акушерства, не только расширил акушерскую клинику при университете, но и тогда же организовал и открыл акушерскую школу, работавшую под разными названиями вплоть до преобразования системы образования в советское время. В Положении «Об учреждении при императорском Казанском университете курса повивального искусства», утвержденном министерством народного просвещения 30 июля 1859 г., указывалось, что курс «утверждается для вольноприходящих учениц, содержащихся на собственном иждивении, с целью умножения образованных повивальных бабок, число коих в сем крае весьма недостаточно».
Ученицы на курс принимались «из всякого состояния», в возрасте от 20 до 40 лет, подав прошение с приложением письменного вида на проживание, метрического свидетельства о рождении и свидетельства о хорошем поведении. Особо указывалось: «Медицинский факультет испытывает поступающих в способностях, в умении читать и писать по-русски, удостоверяет в отсутствии телесных недостатков, препятствующих занятиям повивальной баб-
ки»4.
Конечно, женщины, обучавшиеся в акушерской школе, не были в полном смысле слова студентками, но они первыми переступили порог университета. Занимались они в специальном, женском, акушерском классе, отдельно от мужчин, и по-
лучали, обозначая современными терминами, начальное (позднее — среднее) специальное медицинское образование и профессию акушерки (повивальной бабки). Почин был сделан.
Были ли татарки среди учениц? Однозначно ответить на этот вопрос невозможно, прежде всего, из-за неполноты статистических данных и других документов. Можно говорить о том, что это могло происходить лишь эпизодически. В списках выпускниц школы второй половины XIX в., сохранившихся в фонде университета НА РТ (к сожалению, не за все годы), нам не удалось найти ни одной татарской фамилии. Могу сослаться лишь на сведения, приведенные И. Рамеевым в его «Литературном словаре». Он сообщил о Биби-Латифе Назировне Назировой, которая в 1867-1870 гг. прошла обучение в акушерской школе при Казанском университете, завершив его весьма успешно, о чем свидетельствует фраза «окончила с отличием» в выпускном документе5. Никаких других сведений найти не удалось, но мы можем предположить, что у Назировой было не только достаточно хорошее знание русского языка, но и общее светское образование (домашнее или гимназическое). Это же, в свою очередь, позволяет допустить, что Биби-Латифа происходила, по меньшей мере, из городской среды, а не из крестьянской, как предполагал И. Рамеев.
Следующий шаг на «пути» женщин в Казанский университет — допуск их на лекции в студенческие аудитории. В Казани он связан с именем выдающегося педагога, профессора анатомии, П. Ф. Лес-гафта, работавшего здесь в 1869-1871 гг. Весьма доброжелательно относившийся к высшему женскому образованию еще в Петербурге, в Казани он стал одним из инициаторов создания проекта об усилении медицинского образования повивальных бабок.
В представлении от 24 апреля 1870 г., подписанном пятью профессорами медицинского факультета (среди которых отчетливо различаются подписи А. Данилевского, А. Козлова, П. Лесгафта, А. Яко-бия), предлагалось учредить при Казанском университете класс «ученых акушерок с правами врачей и даже учредить для женщин степень доктора акушерства, женских и детских болезней — равную по правам степени доктора медицины». Предлагая интересующимся читателям обра-
титься к тексту самого документа, отмечу лишь, что при осуществлении этого проекта уже в 1870/71 учебном году в Казанском университете могла бы начаться подготовка женщин-врачей.
П. Ф. Лесгафт был первым среди казанских профессоров, кто разрешил слушательницам акушерских классов присутствовать на своих лекциях для студентов в анатомическом театре. Мало того, он совершил еще одно «преступление», поручив в 1870 г. исполнение должности ассистента в анатомическом театре ученице акушерских классов Евгении Мужсковой. В представлении о допущении ее на эту должность он просил факультет назначить Е. Мужскову взамен ассистента из студентов с вознаграждением в 16 рублей ежемесячно. Свой выбор он обосновал тем, что в отличие от студентов, «Мужскова занималась в прошлом году в анатомическом театре по 12 и 14 ч. в сутки; во-вторых, тем, что Мужскова при приготовлении анатомических препаратов выказывала большую техническую ловкость и тер-пение»6.
В январе 1871 г. было издано «Высочайшее повеление о недопущении лиц женского пола к слушанию лекций совместно со студентами». Несмотря на строжайшее запрещение, попечитель Казанского учебного округа П. Д. Шестаков 14 октября 1871 г. писал министру народного просвещения: «В этом году Лесгафт пошел дальше: он допустил на свои лекции не только учениц акушерского класса, но и посторонних дам». Среди этих «посторонних дам» были, например, сестры Вера и Лидия Фигнер.
Неординарные шаги молодого профессора усилили недовольство его действиями университетского начальства, взбешенного, в частности, опубликованием П. Ф. Лесгафтом обличительных статей о руководстве Казанского университета в «Санкт-Петербургских ведомостях». Чаша терпения администрации переполнилась: 14 октября 1871 г. приказом министра П. Ф. Лесгафт был уволен без права дальнейшей преподавательской деятельности.
Кроме университетских лекций П. Ф. Лесгафта, казанские женщины посещали и публичные лекции, организованные обществом естествоиспытателей, возникшие при Казанском университете в 1869 г. Газета «Казанские губернские ведомости» от 13 февраля 1871 г. поместила
весьма примечательную статью под названием «Голос женщины по поводу публичных лекций в университете». В ней говорилось: «В здешнем университете будут читаться лекции, слушать которые могут все жаждущие знания» — такая весть распространилась по городу в начале прошлого месяца, но многим она казалась несбыточною до тех пор, пока нельзя было убедиться собственными очами в ее справедливости — так желанно, так прекрасно было это известие. Наконец, лекции начались... Слушателей теперь более 200 человек, и нельзя ручаться, что это число не удвоится во второй семестр. Факт прилива сразу такого значительного числа слушателей показывает, как натосковалось общество жизнью, почти лишенной всяких умственных интересов, и как велика все-таки в массе потребность в серьезном учении. Утешительно же в особенности видеть такое большое число женщин, желающих учиться».
Особенно примечательны следующие мысли автора: «По всей вероятности, большая часть женщин идет на лекции не из моды, не ради препровождения времени, а с искренним желанием приобретать познания, с глубоким убеждением, что в знании для женщин — избавление почти от всех тех бедствий, которые так часто обрушиваются на их бедные головы; что в знании та сила, которой теперь у них нет. Одним словом, эти курсы — неоплатная услуга женщинам». К сожалению, мы не знаем имени автора этой очень интересной статьи.
В 1872 г. публичные лекции в Казани приобрели характер публичных элементарных курсов по ряду предметов — космографии, ботанике, физике, физической географии, химии, зоологии. Опыт оказался настолько удачным, что общество решило заняться устройством уже систематического цикла курсов, придав им учебный характер. В 1875 г. при обществе естествоиспытателей была создана особая комиссия для подготовки проекта таких курсов. «Имея в виду, что большинство слушателей на публичных лекциях общества состояло обыкновенно из женщин, комиссия нашла наиболее полезным и целесообразным проектировать не столько специальные естественно-исторические курсы, сколько курсы общего высшего образования для женщин, — курсы, на которых предметы естествознания и математи-
ки входили бы, как элемент общеобразовательный»7, — подчеркивал М. К. Кор-бут.
В проекте положения о курсах указывалось: «Цель учреждения курсов есть высшее общее образование женщины». При этом авторы имели в виду дать достаточную подготовку к званию преподавательниц в средних женских учебных заведениях по предметам, входившим в их программы. Определялся трехгодичный срок обучения. В мае 1876 г. министр народного просвещения утвердил «в виде опыта» на два года «Положение о публичных высших женских курсах в г. Казани».
Курсы открылись 3 октября 1876 г. Как сообщала газета «Казанский биржевой листок», сюда записалось 57 лиц, в большинстве своем окончивших Мариинскую женскую гимназию и Родионовский институт благородных девиц. Лекции читались преподавателями вечером в аудиториях университета.
Однако история курсов оказалась короткой. Хотя в условиях общественного подъема конца 70-х — начала 80-х гг. правительство и не решилось закрыть их, в 1882 г., с установлением режима Александра III, был прекращен прием на Казанские высшие женские курсы. В 1884 г. эти курсы, не имевшие официального статуса, прекратили свое существование. В условиях политической реакции Министерство народного просвещения в 1886 г. закрыло все высшие женские курсы в стране, отметив, что учрежденные в Москве (1872), Казани (1876), Петербурге и Киеве (1878) частные учебные заведения под названием «Высшие женские курсы» признаны правительством «неудовлетворяющими по организации своей строгим научным и воспитательным целям»8.
В 1889 г. была возобновлена деятельность лишь Петербургских высших женских (Бестужевских) курсов. Ходатайства же других университетских городов получали безапелляционный отказ. Так, министр народного просвещения И. Д. Деля-нов в 1895 г. отвечал ходатаям из Казани и Одессы: «Высшие женские курсы уже существовали в некоторых городах России, но дали отрицательные результаты и постепенно закрыты. Что касается Санкт-Петербургских высших женских курсов, то опыт их еще так кратковременен, что затруднительно судить о достигаемых ими результатах, а потому и учреждение тако-
вых курсов в других городах является преждевременным»9.
Исследователь истории высшей школы в России А. Е. Иванов отмечает: «Вплоть до первой российской революции самодержавию удавалось изолировать женщин от университетов и народнохозяйственных институтов. Революция пробила брешь в этой заградительной плотине. Борьбу за равноправие женщин в сфере высшего образования, помимо студентов и профессоров, активизировали и земцы». Еще активнее стали действовать и сами женщины, создавшие в мае 1905 г. «Союз равноправия женщин»10.
В 1905 г. советы всех университетов, кроме бездействовавшего Варшавского, явочным порядком допустили женщин к занятиям на правах вольнослушательниц. Так, только в августе-сентябре 1905 г. в Казанский университет, например, было подано 44 прошения от женщин, которых руководство университета своим решением допустило к занятиям временно, до окончательного решения вопроса Советом министров. Совет Казанского университета на заседаниях 3 и 7 октября 1905 г. постановил ходатайствовать перед министром о допущении женщин к занятиям. Это, по мнению членов Совета, явилось бы «не только мудрым решением, но и актом справедливости по отношению к русской женщине, доказавшей уже стократ свою способность к восприятию научных истин и к приложению этих истин на удовлетворение народных нужд». Попечитель Казанского учебного округа отказался признать правомерность этого ходатайства и поддержать его перед министром народного просвещения.
Появление женщин в университетах 17 августа 1906 г. обсуждалось в Совете министров. Последний констатировал: «Женский вопрос был уже на практике разрешен университетами, Советы которых, понимая дарованную им автономию, как право распоряжаться всеми делами высших учебных заведений, разрешили прием в последние женщин на правах вольнослушательниц». Однако предложение министра просвещения П. М. Кауфмана узаконить прием женщин в высшие учебные заведения наравне с мужчинами не нашло поддержки министров, хотя в условиях революции они и воздержались от прямых запретов.
В 1906/07 учебном году женщины буквально наводнили университетские аудитории, несмотря на то, что их правовое положение не регламентировалось официальными документами. Тогда их в восьми университетах было 1 949 человек (из них 318 — в Казанском университете), а в следующем году — 2 000 человек (в Казанском — 300)11. Однако с поражением революции правительство вернулось к прежней политике недопущения женщин в высшую школу.
В мае 1908 г. Совет министров рекомендовал новому министру просвещения А. Н. Шварцу восстановить «законный порядок» в приеме абитуриентов, а также рассмотреть фактическое положение дел с вольнослушательницами. Циркуляром министра просвещения от 16 мая 1908 г. был запрещен новый прием женщин в университеты, а Совет министров 4 сентября 1908 г. постановил не допускать женщин в университеты, «пока существующий закон не изменится». К изменению же его правительство не усматривало «ближайших оснований»12.
В этих условиях многие университеты, в том числе и Казанский, ходатайствовали о разрешении завершить начатые курсы принятым в качестве вольнослушательниц женщинам. Министерством было предоставлено право дослушать начатые курсы, но только тем вольнослушательницам, которые имели на то «законное право» и при условии, если они будут читаться профессорами в свободное от занятий время, отдельно от студентов и в свободных учебных помещениях. Циркулярным письмом от 22 декабря 1908 г. попечитель Казанского учебного округа разрешил ректору Казанского университета допустить к занятиям принятых в 1906 и 1907 гг. женщин. В результате произошло резкое сокращение числа вольнослушательниц. В 1909/10 учебном году в Казанском университете, например, осталось всего 34 вольнослушательницы.
Среди 318 вольнослушательниц, в сентябре 1906 г. перешагнувших порог университета, была и татарка, Ракия Шайхат-таровна Кутлубаева (Губеева) (1880-1966). Закончив одной из первых Ксенинскую гимназию в Казани, дочь отставного капитана, она в феврале 1902 г. экстерном сдала экзамены (в том числе и по латыни) на аттестат зрелости при Царскосельском лицее. В конце того же года она вышла за-
муж за потомственного дворянина И. М. Кутлубаева, только что окончившего медицинский факультет Казанского университета и начавшего работать врачом в Казани. Оставив маленького ребенка на попечение мужа и родственников, в 1904 г. она поступила в Санкт-Петербургский женский медицинский институт.
2 сентября 1906 г. Р. Кутлубаева подала прошение ректору Казанского университета о зачислении ее студенткой второго курса медицинского факультета. «Нынче зимой при покойном ректоре Н. М. Любимове я подавала прошение о зачислении меня в число студенток на II курс медицинского факультета Казанского университета, но ответа до сих пор не получила; в силу этого еще раз обращаюсь с просьбой о принятии меня студенткой или, в крайнем случае, вольнослушательницей на II курс медицинского факультета, — писала она. — Главные причины, вследствие которых я принуждена покинуть Петербург и продолжить свое образование в Казани, следующие: во-первых, я местная урожденка-татарка; во-вторых, мой муж врач и живет в Казани; имею маленького ребенка, которому, конечно, необходимо присутствие матери; наконец, не имею и средств, чтобы жить в Петербурге отдельно от семьи»13.
Она была зачислена вольнослушательницей и, несмотря на все трудности, училась очень успешно. В ее личном деле в фонде университета сохранились документы, удостоверяющие это: в 1906/07 учебном году она сдала экзамены за второй курс и за пятый семестр третьего курса. Возможно, она за этот учебный год завершила бы полностью и третий курс, но у нее родился второй ребенок. В прошении посторонней слушательницы IV курса Р. Кутлубаевой в совет медицинского факультета от 6 ноября 1907 г. читаем: «Честь имею покорнейше просить разрешить мне держать оставшиеся экзамены (физиология, органическая химия и фармакология) вместе со студентами, бывшими на холерной эпидимии, по случаю моей болезни, а именно по случаю родов, о чем могу представить свидетельство»14.
В 1907/08 учебном году Р. Кутлубае-ва сдала все экзамены за четвертый курс, а в следующем — за пятый курс университета, прослушав таким образом полный курс медицинского факультета и завершив учебу. Однако для получения звания вра-
13
ча еще необходимо было держать экзамены в медицинской испытательной комиссии Ка-
занского университета, что женщинам в наступивший период реакции было сделать очень затруднительно. Р. Кут-лубаева лишь в 1912 г. выдержала экзамены при медицинском факультете и получила диплом врача; работала сначала в Казани, затем в Уфе. За многолетний труд получила звание заслуженного врача Башкирской АССР, избиралась депутатом Верховного Совета СССР.
В 1907/08 учебном году на естественное отделение физико-математического факультета Казанского университета сторонней слушательницей поступила вторая татарка — Амина Ибрагимовна Терегуло-ва (1887-1975). Окончив в
1905 г. восьмой педагогический класс Казанской Мариин-ской гимназии, с открытием в
1906 г. Высших женских курсов в Казани она стала их слушательницей. Проучившись
там год, А. Терегулова решила перейти в университет. Однако и здесь она проучилась лишь около года и 29 апреля 1908 г. подала прошение следующего содержания: «Не имея возможности продолжить слушание лекций, прошу выдать мне мои документы»15. Сейчас, конечно, трудно определить, об отсутствии каких возможностей шла речь — материальных, физических, моральных... Возможно, все они, составив сложный клубок, не позволили девушке тогда продолжить образование.
Отстояв государственную высшую школу от «нашествия» женщин, правительство, однако, не могло в дальнейшем совсем игнорировать проблему высшего женского образования, как оно пыталось это делать в XIX в. Вновь была возрождена идея организации высших женских учебных заведений. 3 декабря 1905 г. получил «высочайшее» одобрение, т. е. стал законом, «всеподданнейший доклад» министра просвещения И. И. Толстого о разрешении открытия курсов с программой выше среднего учебного заведения и со статусом частных, что на бюрократичес-
Амина Терегулова. 1912 г. Фото из личного архива автора.
ком языке означало все негосударственные учебные заведения.
По подсчетам А. Е. Иванова на основе этого закона в 1905-1917 гг. возникло 72 негосударственных (общественно-частных) высших учебных заведения. Их число постоянно менялось, сократившись к февралю 1917 г. до 59, среди которых 30 были чисто женскими, а остальные — смешанными. В 30 женских высших учебных заведениях к 1917 г. училось 38 913 женщин.
Вряд ли возможно точно сказать, сколько среди них было татарок. Тщательные поиски Т. А. Биктимировой в разных архивах позволили ей установить имена 68 татарок, обучавшихся на 11 высших женских курсах разного профиля16. Конечно, этот список еще далеко не полон. К тому же не все из поступавших на высшие женские курсы, по разным причинам, могли закончить их и получить высшее образование. Но можно уверенно утверждать, что идеалом многих татарок было получение как можно более глубокого профессионального образования. А те девушки, ко-
НА ПУТЯХ ДУХОВНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ
торые заканчивали русские женские гимназии, использовали любую возможность для поступления на высшие женские курсы.
Большинство татарок, желавших получить высшее образование, поступали в высшие женские учебные заведения Петербурга и Москвы. Почему не Казани? Ответ здесь однозначен: Казанские высшие женские курсы, работавшие в 19061918 гг., готовили лишь преподавателей истории, русского языка и литературы. Учебных заведений, где могли бы работать эти девушки, у татар не было. Работать же в русских учебных заведениях они не могли по российским законам.
На Казанских высших женских курсах, по нашим сведениям, училось ежегодно не более трех-пяти мусульманок. В ежегодных отчетах о состоянии курсов содержатся такие данные: в 1908/09 учебном году среди 649 курсисток была всего одна мусульманка, в 1909/10 — ни одной, в 1910/11 — три, в 1911/12 — четыре (из 1059), в 1912/13 — три, в 1913/14 — пять (из 1202), в 1914/15 — три (из 1423).
Таким образом, за годы существования Казанских женских курсов на них поступило всего десять-пятнадцать девушек-татарок. Вот их фамилии: М. А. Акимбеть-ева, З. Г. Ахмарова, Ф. И. Вагапова, Б.-Р. Ш. Габитова, С. Гафарова, З. Гафу-рова, М. С. Губайдуллина, Ф. С.-А. Дев-леткильдеева, Р. М. Казакова (Губайдул-лина), К. М. Максудова (Рамеева), М. Ф. Мухутдинова, З. X. Рахманкулова, А. И. Терегулова, М. М. Юнусова.
Все эти девушки еще в гимназиях показывали отличные знания и, поступив на курсы, так же успешно продолжали учебу. Однако отсутствие средств к существованию, в том числе и для оплаты обучения, для некоторых из них оказывалось трудно преодолимым препятствием на пути к получению профессии. Тем не менее упорство и настойчивость в конце концов приводили их к достижению поставленных целей. Нужно, правда, сказать, что шанс найти работу в татарской среде имели только курсистки, получившие медицинское образование.
Нараставшая потребность в специалистах с высшим образованием в условиях начавшейся Первой мировой войны заставила правительство вновь вернуться к вопросу о допущении женщин в вузы. 28-30 июня 1915 г. в Совете министров со-
стоялось обсуждение представления министра просвещения П. Н. Игнатьева «О разрешении приема женщин на отдельные факультеты некоторых университетов». В результате министру просвещения было разрешено собственной властью удовлетворять ходатайства университетов о зачислении женщин на вакансии.
Одним из первых с подобными ходатайствами обратилось в министерство руководство Казанского университета. Xо-датайства были вызваны хроническим недокомплектом ряда факультетов в условиях военного времени. Уже в 1914/15 учебном году после призыва в действующую армию студентов университетские аудитории наполовину опустели. Особенно пострадали медицинский и физико-математический факультеты.
Среди девушек, принятых в университет уже на правах полноправных студенток, были и две татарки — Г. Апанаева и А. Мухитдинова. Обеих зачислили на медицинский факультет, хотя затем А. Мухитдинова перевелась на юрфак.
Стремление А. Мухитдиновой получить юридическое образование можно объяснить достаточно просто: еще до поступления в университет она активно участвовала в общественной жизни. Большую известность ей принесла авторская статья «Кто такая учительница Фатима?», написанная как рецензия на одну из самых ярких пьес Гаяза Исхаки «Мугаллима» (Учительница) и опубликованная в № 23 за 1914 г. журнала «Анг» (Сознание).
После свержения царизма в феврале 1917 г. А. Мухитдинова с головой окунулась в политическую борьбу. Она вспоминала: «Как-то в тяжелые минуты, когда я задумывалась над тем, как, выбравшись из этого грязного общества, посвятить себя служению правому делу, делу пролетариата, ко мне заходит Мулланур Вахитов. Мы были знакомы с ним с 1912 г., но в последние годы нам не приходилось встречаться. Он, видимо, почувствовал мое настроение и как-то исподволь заговорил о трагическом положении татар в Февральской революции. Его слова о путях спасения татарской нации, вызволения ее из пут комитетчиков разогнали мои мрачные думы, породили в душе надежды. Он говорил, что единственный выход из положения на данном этапе борьбы — это создание Мусульманского социалистического комитета, который объединил
15
■
г
в
-К
V к
бы все здоровые силы народа, отстаивал интересы трудящихся»17.
Так А. Мухитдинова стала одной из ближайших помощниц М. Вахитова. Мусульманский социалистический комитет был создан в апреле 1917 г., и Амина, став заместителем председателя, полностью ушла в организационную и агитационно-пропагандистскую работу. Она участвовала в работе женского и учительских съездов в Казани, первого и второго всероссийских мусульманских съездов, была депутатом «Миллет меджлиси» (Национального собрания).
И после Октября А. Мухитдинова осталась рядом с М. Вахитовым: под его руководством она работала в созданном в январе 1918 г. Центральном мусульманском комиссариате (ЦМК) при Нар-комнаце. После смерти Вахитова в 1918-1919 гг. была председателем научной коллегии ЦМК. При такой бурной жизни Мухитдинова как-то умудрилась в 1919 г. закончить юридический факультет университета. В том же году вступила в РКП(б), была назначена старшим политруком мусульманских пехотных командных курсов, затем кавалерийских курсов в Казани.
В 1920-1921 гг. она была заместителем наркома юстиции ТАССР, наркома просвещения и начальником Академцентра. В 1922 г. ЦК ВКП(б) направил А. Ф. Мухитдинову в Крым, где она работала прокурором Симферопольского ревтрибунала, прокурором Главного суда Крымской АССР. В 1928-1930 гг. она — член коллегии Верховного суда РСФСР. Окончив Институт красной профессуры, А. Ф. Мухитдинова с 1936 г. стала работать в аппарате ЦК ВКП(б).
В 1938 г. А. Ф. Мухитдинова была репрессирована по сфабрикованному органами НКВД делу «Идель-Уральской организации» (по делу всего проходило 23 человека). Умерла она в сталинских лагерях в 1944 г. от непосильного труда на судо-
Амина Мухитдинова. Казань, 1915 г. Фото из личного архива автора.
строительных верфях в г. Енисейске. Реабилитирована посмертно.
Другая татарка, в 1915 г. ставшая полноправной студенткой Казанского университета, Гайша Апанаева родилась в 1896 г. в семье потомственного почетного гражданина А. М. Апанаева*. Детство у представительницы большого и богатого клана казанских промышленников, купцов и мулл Апанаевых было счастливым, безоблачным. Как и А. Мухитдинова, Г. Апа-наева училась в Ксенинской женской гимназии, а 24 августа того же года подала прошение на имя ректора Казанского университета о зачислении слушательницей на медицинский факультет18.
Гайша была далека от политики, но, как вспоминали ее родственники, жила мечтой о служении своей нации, для чего
* См.: С. Губайдуллин «Казаковы» // «Гасырлар ава-зы — Эхо веков». - 2004. - № 2. - С. 214-216. (Прим. ред.).
к
Гайша Апанаева. Казань, 1932 г. Фото из личного архива автора.
и стремилась получить знания. Когда Гайша училась на втором курсе, свершилась Февральская революция, затем — Октябрьская, и представителям «имущих» стало совсем не до учебы.
В 1917-1920 гг. у Гайши случился перерыв в учебе. В 1918 г. она участвовала в организации татарских женских педагогических курсов в Казани, где и стала работать преподавательницей естествознания, затем, в 1919-1920 гг., работала медсестрой в третьей рабочей больнице, расположившейся в бывшем доме ее дяди Б. Апанаева. 28 октября 1920 г. она вышла замуж за преподавателя педагогических курсов М. М. Габдрахимова (1892-1943), более известного как писатель и литературовед Гали Рахим. В том же году ей удалось вос-становиться в университете. Параллельно с учебой в 1921-1922 гг. Гай-ша-ханум продолжала работать медсестрой. Она прослушала полный курс медицинского факультета (с зачетом десяти семестров), но получила диплом врача лишь в 1925 г.
В 1934 г. после ареста мужа Гайша переехала в Баку, где жила сестра ее матери Рабига Казакова вместе с детьми и мужем, видным татарским историком, Газизом Гу-байдуллиным. Здесь, в этой семье, она познакомилась с доцентом Бакинского педагогического института овдовевшем Н. Л. Халфиным. При активном участии четы Губайдуллиных они поженились. В 1937 г. арестовали Г. Губайдуллина, затем Н. Халфина, а затем в тюрьме и ссылке как жены «врагов народа» оказались Гайша и Рабига. Они были осуждены на пять лет каждая, но Гайша пробыла в карагандинских лагерях восемь лет.
После освобождения Гайша Апанаева вернулась на родину. Однако ей было запрещено жить и работать в Казани, поэтому она вместе с Рабигой обосновалась в небольшом городе Козловка Чувашской АССР. Более двадцати лет она работала здесь в больнице: заведовала гинекологическим отделением, делала сложнейшие хирургические операции, спасая жизнь рожениц и младенцев. Выйдя на пенсию, переехала в Баку, где жили ее родственники. Последние годы своей жизни она помогала больному двоюродному брату. Скончалась Г. Апана-ева в 1979 г.
Такой предстает история движения за становление высшего женского образования в России и роли в ней Казанского университета. Документы показывают, что профессора Казанского университета шли в его авангарде. А чаяния и требования женщин, на мой взгляд, ясно вы-
ражает строка из стихотворения татарской поэтессы начала ХХ в., учительницы , Магруй Музаффа-рии, вынесенная мной в заголовок статьи.
«
Положение
об учреждении при Императорском Казанском университете курса повивального искусства для вольноприходящих учениц
1. Курс повивального искусства учреждается для вольноприходящих учениц, содержащихся на собственном иждивении с целью умножить образованных повивальных бабок, число коих в сем крае весьма недостаточно.
2. Ученицы принимаются из всякого состояния, возрастом не моложе двадцати и не старше сорока лет.
3. Ученицы подают [...] прошение [...] до 1 сентября [к нему прилагаются]: 1) письменный вид на проживание; 2) метрическое о рождении и крещении свидетельство; 3) свидетельство о хорошем поведении от местного начальства.
4. Медицинский факультет [...] испытывает поступающих в способностях, в умении читать и писать по-русски, удостоверяет в отсутствии телесных недостатков, препятствующих занятиям повивальной бабки.
5. Полный курс учения совершается в два года. В первый год ученицы слушают, отдельно от студентов, теорию повивального искусства по программе, утвержденной медицинским факультетом, и в то же время упражняются в клинике в исследовании женских половых частей и таза, равно в исследовании зеркалом, стетоскопом, в выслушивании биения младенческого сердца, и в некоторых технических приемах, - одним словом, упражняют глаз, ухо и осязание для будущих своих занятий. Во втором году они поочередно дежурят в родильном отделении клиники и помогают повивальной бабке в ее служебных занятиях.
6. По окончании курса повивального искусства ученицы подают в факультет прошение [к нему прилагаются]: 1) свидетельство профессора о том, что выслушала у него теорию повивального искусства и с успехом принимала в родах, 2) свидетельство градоначальства [...] [о благонравном поведении].
7. Ученицы подвергаются в полном присутствии факультета испытанию и по удовлетворительном окончании оного удостаиваются звания повивальной бабки со всеми правами и преимуществами, дарованными сему званию в Российской империи.
8. [Плата за обучение] с учениц не взимается.
НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет, д. 635, л. 14.
Извлечение из представления группы профессоров медицинского факультета «Об учреждении при Императорском Казанском университете класса ученых акушеров»
24 апреля 1870 г.
[...] Недостаток врачей, беспомощное положение большинства больных в земствах, слабое развитие гигиенической и врачебной части между восточными инородцами, где женщины по духу религии не обращаются за врачебной помощью к медикам-мужчинам, слабый уровень образования повивальных бабок - все это вместе взятое приводит нас к тому, что следовало бы увеличить число лиц, научно сведующих во врачебном деле; акушерки же с прочным медицинским образованием и с правами врачей, как нам кажется, могли бы пополнить недостаток врачей и усилить в крае как гигиеническую, так и врачебную часть. В силу таких доводов следовало бы, кроме звания повивальных бабок, учредить звание ученых акушерок с правами врачей и даже учредить для женщин степень доктора акушерства, женских и детских болезней - равную по правам степени доктора медицины.
Для получения степени ученой акушерки необходимо поставить следующие требования:
Во-1-х: требовать общее образование, которое давало бы достаточную подготовку для занятий необходимыми естественными и медицинскими предметами.
Во-2-х: экзамен из анатомии, физиологии, общей и частной патологии и терапии - как внутренних, так и наружных болезней, акушерства, женских и детских болезней, сифилитических и накожных болезней, гигиены. Кроме того, требовать практические занятия по всем вышеозначенным предметам.
Для выполнения же этих требований ввести преподавание: физики, физической географии, химии, анатомии и физиологии растений, анатомии человека, гистологии, физиологической химии, фармации, фармакологии и рецептуры патологической анатомии, экспериментальной патологии, гигиены, частной патологии и терапии, хирургической патологии, акушерства, женских и детских болезней, сифилитических, накожных и глазных
болезней, малые операции с учением о повязках. Клинические занятия по всем упомянутым предметам.
Для выполнения требований ввести преподавание всех этих предметов, разделив его на пять учебных лет и допуская к слушанию лекций женщин не моложе 17 лет на правах вольнослушателей университета с обязательством представлять в факультет ежегодно свидетельства об удовлетворительных практических занятиях в вышеизложенных предметах; при вступлении или в продолжение пяти учебных лет слушательницы обязуются представить диплом о выдержании экзаменационного курса женской гимназии или диплом домашней наставницы с дополнительным экзаменом. Плату, взимаемую с них наравне с вольнослушателями, предоставить в распоряжение тех преподавателей, которые будут читать им лекции. Распределение предметов преподавания поручить медицинскому факультету.
Выписка из протокола заседания Совета Императорского Казанского университета
19 сентября 1870 г.
Слушали: донесение медицинского факультета от 3 сентября за № 153, которым факультет ходатайствует о назначении, взамен ассистента из студентов, ученицы акушерских классов Евгении Мужсковой с вознаграждением ей по 16 рублей серебром ежемесячно с 1 сентября 1870 г. по 1 сентября 1871 г.
Определено: настоящее ходатайство факультета разрешить; о чем правление и факультет уведомить для зависящих распоряжений.
Секретарь Совета (подпись).
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Павлюченко Э. А. Женщины в русском освободительном движении: от Марии Волконской до Веры Фигнер. - М., 1988. - С. 142.
2. Там же. - С. 143.
3. Корбут М. К. Казанский государственный университет им. В. И. Ульянова-Ленина за 125 лет. -Казань, 1930. - Т. II. - С. 9-10.
4. НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет, д. 635, л. 14.
5. См.: Рэми И. Г., Даутов Р. Н. Эдэби сузлек. - Казан, 2001. - Б. 189.
6. НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет, д. 1110, л. 3.
7. Корбут М. К. Указ. соч. - С. 48.
8. Там же.
9. Российский государственный исторический архив, ф. 733, оп. 191, 1895, д. 1547, л. 34-35.
10. Иванов А. Е. Высшая школа России в конце XIX - начале XX века. - М., 1991. - С. 293.
11. См.: Иванов А. Е. Студенчество России конца XIX - начала XX века. - М., 1999. - С. 120.
12. Иванов А. Е. Высшая школа.... - С. 294-295.
13. НА РТ, ф. 977, оп. Личное дело, д. 44100, л. 11.
14. Там же, оп. Медицинский факультет, д. 2454, л. 46.
15. Там же, оп. Личное дело, д. 44696, л. 6.
16. Биктимирова Т. А. Ступени образования до Сорбонны. - Казань, 2003. - С. 167-171.
17. Мухутдинова А. Мулланур Вахитов в Февральской революции // Мулланур Вахитов: жизнь и деятельность пламенного революционера. - Казань, 1985. - С. 79-80.
18. НА РТ, ф. 977, оп. Личное дело, д. 41616, л. 1-22.
Подписи.
НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет, д. 1116, л. 2-3.
НА РТ, ф. 977, оп. Медицинский факультет, д. 1110, л. 4-5.
Альта Махмутова,
кандидат исторических наук
«УЧИТЕ НАС - РАВНЫ МЫ ИХ УЧЕНЫМ БУДЕМ...»
