CC BY
9
А.Х.Бурганов
У КОГО В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ ВЛАСТЬ?
Бурганов Агдас Хусаинович -доктор исторических наук, профессор РГГУ, действительный член Академии политических наук (Москва).
О бюрократии и ее роли, в том числе в России, немало написано историками, социологами, политологами. Но вот за перо взялся высокопоставленный чиновник.
«Доморощенная коррумпированная бюрократия зачастую сильней, чем государственная власть», - пишет один из руководителей Совета Федерации А.Тор-шин в статье «Бюрократия или власть: кто сильнее?», опубликованной в печатном органе законодательного собрания страны1 (курсив мой. - А.Б.). Посмотрим, что проясняют в проблеме его рассуждения.
Почему только «зачастую»? Всегда! Суть проблемы, фактическое положение вещей - в том, что бюрократия и есть наша государственная власть. С петровских времен политические руководители хотели бы убедить нас, что бюрократизм являет собой лишь отклонение от здоровых начал нашего государства. И только. Дескать, покончим с ним - и все пойдет на лад. Но дело в том, что бюрократизм есть сущность нашего государства, истребить его в этом его качестве можно лишь со сменой типа нашей государственности. Разумеется, согласиться с такой постановкой вопроса бюрократия не только не может, она боится даже заикнуться об этом. В этом слабость статьи Торшина.
Нередко слышишь: а где его, бюрократизма, нет, да еще похлеще нашего? Да, он есть везде. Разница, однако, в том, что всюду, как правило, он присутствует в качестве отклонения от нормы и бороться с ним можно демократическими методами. А у нас он и есть «норма», сама сущность государства. Бороться с ним демократическими средствами практически бессмысленно - как в сказке о змее-горыныче, у которого вместо одной отрубленной головы вырастают две новых (каждое постановление правительства о сокращении чиновничества, как прежде,
1. А.Торшин. Бюрократия или власть: кто сильнее? - Российская Федерация сегодня. - М, 2002. - С. 14.
так и теперь, сопровождается хитроумными перетасовками, завершающимися увеличением его числа). Одолеть бюрократию можно лишь двумя экстраординарными путями: революционным свержением или появлением гениального деятеля, способного подчинить себе всю бюрократию. Первый путь опасен тем, что в победной эйфории одна бюрократия сменяется другой, как это и случалось во всех наших революциях прошлого века. Их социальной базой была бедствующая, разоряемая часть народа, трудно поддающаяся политической организации, но легко манипулируемая бунтарями, авантюристами и вообще экстремистами. Этот путь, с одной стороны, дискредитирован своими гнусными последствиями: в каждом случае последующее бытие народа становилось хуже прежнего; с другой - в современных условиях он почти нереален из-за многократно возросшей охранительной силы бюрократии, ее колоссальных возможностей физического давления на массы и многоопытности в идеологическом надувательстве народа, теперь (по сравнению с дореволюционным временем) уже полностью лишенного собственности, нищего, продающего свои голоса за бутылку водки, пачку гречихи и т.п. Итак, внутренних (общественных) сил для свержения бюрократии просто нет. Взамен, похоже, формируется, диктат международной демократии, уже примененный к Югославии, где осуществлялся геноцид албанского народа, и применяемый к деспотическому режиму Саддама Хусейна, поддерживаемому нашим государством не только и, смею думать, не столько по экономическим соображениям, сколько в силу «родственности душ».
Статья Торшина насыщена фактами и суждениями о том, что чиновничество числом увеличивается чуть ли не в геометрической прогрессии (за последние годы - в два раза, достигнув 3-х млн.), ухудшаясь в качестве, о бессмысленности попыток его сокращения, о падении при этом валового национального продукта в те же два раза. Другого и быть не может: ведь это - единственная социальная опора любой антинародной власти! Автор задается вопросом: «Отчего так плохо организована работа "родных" бюрократических структур, почему не по плечу им решать стратегические задачи государства?» (с. 12). Ответа не дает. А он есть. Профессор Ж.Т.Тощенко справедливо заметил: «... ни о какой элите в сегодняшней (да и вчерашней) России не может быть и речи. Ее давно уже не было, нет и в настоящее время», «нами правят - и в политике, и в экономике - не элиты, а группы людей, к которым наиболее применимы и соответствуют их духу, целям и методам работы такие понятия, как «клики», «кланы», «касты»2. Правдивый, откровенный показ реалий высокопоставленным чиновником, признание мерзопакостных последствий деятельности бюрократии кое-что помогает прояснить в поставленном им же вопросе. Но не более того. А жаль. Хотелось бы, чтобы
2. Тощенко Ж.Т. Элита? Кланы? Клики? // Социол. исследования. - М., 1999. -№ 11. - С. 123, 130.
политическая «элита» знала о корнях усиления бюрократизма в погибельных для государства степенях. Быть может, тогда нашли бы средство его изничтожения (правда, не бюрократизма вообще, в какой-то мере объективно неизбежного до тех пор, пока человек нуждается в управлении человеком). Забегая вперед, скажу: таким средством, причем единственным, является перемещение законодательной и судебной властей от государства к обществу, подконтрольность первого второму.
Торшин приводит примеры из опыта ведущих стран мира, в которых более или менее решаются проблемы обуздания бюрократии. Его самого (как якобы парламентария) более всего привлекает парламентский контроль за властью. Допустим, мы достигли этого контроля. Но в нашем законодательном органе заседают партии, в той или иной степени представляющие власть, самих себя, а не массы. Сплошь да рядом принятие закона зависит от таких партий, как ЛДПР Жириновского (в насмешку названной «товарищами» из известного ведомства, инициировавшими ее создание, «либеральной» и «демократической»), или КПРФ, состоящей из «вчерашних», озлобленных на «сегодняшних», за то, что они ограничивают их доступ к государственному корыту. Чтобы доверить парламенту формирование правительства и контроль за ним, нужен соответствующий электорат. Почему же его нет?
Оформившись при Петре I - отце бюрократического государства, - бюрократия укреплялась при последующих государях, вовлекая в свои ряды верхи и средние слои дворянства. Крестьянской реформой 1861 г. она провела капиталистическое преобразование страны. Отмену крепостного права осуществила так, что крестьянство, не становясь собственником, в течение почти полувека выплачивало выкупные платежи за землю, намного превышающие ее реальную рыночную цену. Вместо формирования и укрепления многомиллионного среднего класса собственников сложился разоренный народ: всех видов собственников в его составе было не более трети; в крестьянстве, составлявшем более 80% населения, бедноты (полупролетариев) было более 65%. Вот она - социальная база революций 1905 и 1917 гг., благодатная почва большевистского экстремизма и коммунистического эксперимента. Большевизм сделал ставку на маргинальный класс, по Марксу - «наемныхрабов», пролетариат, извечный продукт разложения всех общественных формаций как на новый восходящий класс - гегемона, будущего субъекта развития. Но таковым не может стать нанимающийся работать к хозяину (неважно - частнику или государству) работающий «от и до» и, как правило, «ни шатко, ни валко», но желающий получать за работу сполна, а то и больше, ворующий или, как минимум, равнодушный к воровству собственности другими, портящий добро и т.д. Субъектом развития может быть хозяин, наниматель, работающий ради развития производства столько, сколько нужно.
В чем причина беспросветности жизни российского народа?
Сущностные проблемы страны определяются диалектикой соотношения экономики и политики, базиса и надстройки. Издавна трагедия России, главная причина ее отставания в развитии, теперь уже не только от передовых стран, но и самых заурядных, - в несоответствии политической системы задачам социально-экономического развития общества. Она соответствовала лишь завоевательным целям царизма и государственной бюрократии, поставленным во главу угла всей политики государства, которое, по определению В.Ключевского, пухло, а народ хирел.
Исток несоответствия политической системы задачам социально-экономического преобразования общества - в традиционном стремлении государства, взяв на себя не свойственную ему функцию субъекта развития, всячески усиливать свою роль во всем и вся, вплоть до того, чтобы надзирать за всей жизнедеятельностью общества и человека.
Усилие роли государства объективно вело к формированию и укреплению, параллельно с господствующим классом, еще одного господствующего класса в качестве фактического управляющего государством - многочисленной бюрократии, со временем ставшей единственным господствующим классом. При этом она отнюдь не выступает «стержнем политической стабильности в обществе», как это утверждает Торшин (с. 13). Правда, затем противоречит себе: «... поскольку ни один чиновник не знает, сколько времени ему удастся усидеть на своем месте, то усиленно старается кормиться поборами и взятками. Так завхозы становятся главными в стране» (там же, курсив мой. - А.Б.). «Стержнем» же политической стабильности в обществе является совсем другой класс, бюрократии прямо противоположный. А бюрократия - источник, средоточие политической нестабильности общества.
Право бюрократии на господство проистекает из узурпации ею права на распоряжение не принадлежащим ей национальным богатством. Господствующим классом она становится только там и тогда, где и когда это богатство принадлежит государству, а не народу. Господствующее положение бюрократии препятствует развитию самого государства. Она фактически отрывает страну от мировой цивилизации. Пытаясь ликвидировать отставание страны, догнать передовые народы в экономическом отношении, она старается добиться этого лишь совершенствованием техники и технологии производства. Не понимая того, что это отставание вторично. Главное - отставание в социальном развитии, а в основании последнего - отношения собственности, не позволяющие формировать крепкий, устойчивый, многочисленный средний класс собственников - субъект развития. Государство, не позволив развиться гражданскому обществу, имитируя решающую силу его бытия, затормозило как свое собственное, так и общественное развитие в целом, что и подвело к революциям прошлого столетия.
Октябрьская революция, в отличие от западных буржуазных революций, привела и утвердила во власти не новый восходящий класс, развивающийся на основе новых отношений собственности, возникших еще в недрах прежнего общества, а новую бюрократию. Перестроечная и постперестроечная реформы также ограничились лишь сменой одного клана бюрократии другим. Различие между старой и новой бюрократиями состояло в персонах. В первый раз под ширмой «диктатуры пролетариата» сменили феодально-буржуазную бюрократию на коммунистическую номенклатуру, во второй - геронтократов на более молодых, не чуждых веянию времени.
Ни Октябрьская революция, ни перестроечная и постперестроечная «революции» не изменили сущности российской политической надстройки. Она была бюрократической - таковой и осталась. Менялись кланы бюрократии. В итоге: первый клан, сформированный Петром I и правивший до 1917 г., погубил царскую империю, второй - советскую, третий - завершает уничтожение постсоветской России. Без понимания этого и принятия необходимых мер погибель России неизбежна.
Сейчас, казалось бы, создается новый экономический базис. Но не такой, который уже господствует во всем демократическом и преуспевающем мире, а такой, который уже дважды чуть не погубил демократию и мир - монополистический. Ни к этому, ни тем более к новому, желаемому базису - частнособственническому с доминированием в нем класса мелких и средних собственников - приспособить политическую надстройку, представленную все той же бюрократией, невозможно.
Политический строй может оказаться «выше» экономического на очень короткое время, необходимое для быстрого преобразования последнего. При затягивании этого процесса реальна опасность провала преобразований и свержения данного политического строя. Как это и случилось с царским самодержавием, запоздавшим с отменой крепостничества, с реформаторами начала ХХ в., а также с Временным правительством (1917), тормозившими окончательное упразднение помещичьего землевладения. Такая опасность реальна и для посткоммунистических режимов: два из них уже «свергнуты», с третьим будет то же самое по той же причине - неадекватности современным тенденциям процесса реформации, как в сфере экономики, так и в надстроечных структурах.
Перестроечная и постперестроечная «революции» фактически повторили опыт большевиков. С почти теми же и лишь некоторыми положительными результатами. «Почти» - потому что в этот раз в правильном, естественно-историческом направлении, но неправильными методами, пытаясь повторить давно пройденный Западом этап первоначального накопления капитала с его хищниками-монополиями.
Российское государство без своей естественно-исторической социальной базы, с лжесубъектом развития в лице паразитического класса бюрократии, в социальном тупике. Социум атомизирован и расколот по принципу «человек человеку -волк», что выражается в небывалом росте всех видов преступности. Государство и народ противостоят друг другу. Эта исконная российская социальная болезнь имеет тенденцию усугубляться: неоднократный наглый обман государством народа привел к тому, что он изверился в лидерах. Поиск бюрократией крупного харизматического лидера безуспешен не только потому, что подобные личности в истории - редкость, но и потому, что невозможно найти идею, долженствующую стать национальной, удовлетворяя народ и не ущемляя при этом бюрократию. (Воистину нашу бюрократию история ничему не учит: сегодняшняя ситуация практически идентична ситуации перед крестьянской реформой, когда самодержавная бюрократия искала несуществующий метод отмены крепостного права, при котором бы «и волки были сыты, и овцы - целы», т.е. не затрагивая интересов помещиков. Не найдя его, встала на путь разорения крестьянства. (Последствия известны.)
Рано или поздно противоположность интересов бюрократии и народа кончается социальным взрывом. Избежать его можно лишь при условии формирования сильного самодостаточного класса собственников, способного подчинить себе бюрократию (такой стадии развития достигли общества в демократических странах). Запад, развивая частную собственность, содействовал тому, чтобы собственниками становилось как можно большее число людей. На ранней стадии капитализма - пополняя ряды собственников освобождением граждан от феодальных пут, наделяя их собственностью, отобранной у феодалов. Затем, преодолев этап стихийной монополизации собственности буржуазным капиталом, на демократическом своем этапе (вторая половина ХХ в.), рассредоточивая собственность в массе пролетариев физического и умственного труда, тем самым расширяя ряды среднего класса, доведя число всех категорий собственников до двух третей общества (оптимальное соотношение классовых структур с достаточным количеством тех, кому есть что терять при общественных катаклизмах и потому исключающее революцию как способ решения социальных проблем). Нам предстоит (рано или поздно!), если не хотим продолжать гнить на корню, проделать то же самое, что проделано в ряде высокоразвитых стран, но уже преобразуя государственную собственность в частную (отговорки о том, что в России уже вся собственность перекочевала к олигархам, не имеют под собой достаточных оснований; не исключается и частичный пересмотр результатов «прихватизации»). Формирование массового класса собственников придется осуществлять методом, принципиально отличающимся от гайдаро-чубайсовского, расколовшего народ на противостоящие друг другу части: кучку богачей и большинство нищенствующих.
В условиях нашей специфической антисобственнической ментальности средний класс собственников должен обнимать собой практически весь народ. Потому что мы скорее примиримся со всеобщей нищетой, нежели с богатством отдельных социальных групп. На первый план здесь выдвигается разгосударствление экономики, что является проблемой социально-экономической. В забвении социального аспекта заключается главное препятствие на пути реформирования страны и наибольшая опасность для демократии. Наш путь - в превращении всех граждан в реальных собственников национального богатства, в работников-хозяев.
Истоки кризиса нашего общества - в государственности российского типа. Подтверждается предвидение Ленина о возможной гибели советского государства в связи с его всеобъемлющим бюрократизмом. К сожалению, это понимание, так же, как и коренной пересмотр взгляда на социализм (фактический отказ от него и переход на позиции «народного капитализма»), пришли к нему слишком поздно, когда взращенная им номенклатура уже стала господствующим классом бюрократии. Сам же он, будучи тяжело больным, терял власть. Марксизм провозгласил и, как казалось, научно доказал необходимость и возможность такого преобразования мира, при котором жилось бы комфортно не одним лишь сильным, но вообще рядовым, обыкновенным людям, не выдерживающим конкурентной борьбы за выживание в условиях капитализма. Быстрое и широкое распространение коммунизма в значительной мере объясняется тем, что его идеи уравнитель-ства отвечают природным (генетическим) свойствам людей, среди которых самодостаточных, неординарных, талантливых, динамичных ничтожное меньшинство, тогда как подавляющее большинство - посредственные, заурядные представители человеческого сообщества. Если бы после смерти Ленина руководствовались концепцией, разработанной им в последних работах, мы сегодня жили бы в одной из лучших, разумеется некоммунистических, стран мира. Упомянутое большинство российского народа в патерналистском российском государстве веками ходит с протянутой рукой, обращенной к барину, государству и т.п. Марксистское учение, в своей сугубо коммунистической части - идеология этого большинства. Большинство знает по опыту - лучшего ему не видать, поэтому зависть побуждает его устранить имеющих лучшее. Дабы всем было одинаково, пусть и плохо. (Коммунистическая номенклатура ловко использовала это свойство человеческой натуры.) Поскольку наш народ никогда не жил в благополучии, он и не знает, что это такое, он доволен тем, что есть. Сегодня дикий российский капитализм оставил эту часть населения без призора. Команда Путина пытается хотя бы немного улучшить ее бытие за счет транжирения минерального сырья, принадлежащего нашим потомкам, и «доения» обеспеченной части населения сверхналогами. Стараясь, чтобы и те и другие могли мирно сосуществовать. Но долго проводить такую политику еще ни одному режиму не удавалось. Проведи сегодня правительство референдум о желательности возврата советской власти, большинство будет «за».
РОССИЯ ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА
Выход из этой «квадратуры круга» в условиях России может быть найден, если осознать, что, во-первых, прогресс возглавляется незначительным меньшинством общества, во-вторых, идеи прогресса осуществимы лишь при непременном согласии с ними подавляющего большинства народа.
Для бюрократического государства такой вариант выхода из кризиса неприемлем. Покончить с такого типа государственностью может только гражданское общество. Но на его формирование у нынешнего поколения собственных, внутренних сил нет. Их предстоит созидать. Кто будет это делать? - вопрос вопросов! Мой ответ исходит из того факта, что ни одно посттоталитарное государство не смогло само, без помощи извне, содействовать формированию гражданского общества. Даже в Германии, где для этого имелась социальная база - многочисленный класс собственников во главе с умнейшими деятелями демократии. Там демократизация государства и строительство гражданского общества шли одновременно и под патронатом победителей - демократических государств. У нас нет ни такого класса, ни надлежащих лидеров, нет и прямого внешнего воздействия на наши внутренние дела (каковыми наши бюрократы считают даже те, которые во всем мире давно уже не являются лишь «внутренними»). Это не исключает позитивной роли своего государства, если оно будет возглавлено интеллектуально одаренным и нравственным лидером, опирающимся на международную и собственную демократию (пусть и неразвитую). В таком содружестве, преодолевая сопротивление «своих сукиных сынов» из правящей и оппозиционной номенклатуры, государство могло бы методом рассредоточения собственности среди народа форсировать создание субъекта развития, представленного средним классом собственников.
Напомню чрезвычайно актуальную мысль Гегеля: нация, стремительно идущая к политическому упадку, может быть спасена только гением. ХХ век дал несколько подтверждений ее верности. Я имею в виду Рузвельта, предотвратившего гибель американского общества в 30-е годы (кстати: формированным созданием многомиллионного среднего класса), де Голля, не допустившего скатывания Франции к фашизму в 60-е годы. А раньше них вывел страну из катастрофического положения в 20-е годы Ленин. Однако после него бюрократия взяла реванш, тряся страну в бесконечных преобразованиях «из куля в рогожу», безмерно угнетая народ.
Историческая миссия Лениным, Рузвельтом и де Голлем была выполнена потому, что им удалось справиться со своими бюрократами, оказывавшими жесточайшее сопротивление проводимому политическому курсу. Россия ждет «нового Ленина» ... Но такого масштаба деятель рождается раз в 1000 лет. Может быть, следует подумать о том, как доделать то, что начал «первый» Ленин?
Представляется, что страна подходит к моменту истины. Не прозевать бы его. Не пойти бы по старой привычке опять, как писал П.Я.Чаадаев, «в косвенном направлении . по линии, не приводящей к цели».
