CC BY
26
А. Х. Бурганов
НЕПОНЯТЫЙ ЛЕНИН
(Российский опыт «народного капитализма»)
Бурганов Агдас Хусаинович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Российского государственного гуманитарного университета.
1. Необходимое пояснение к постановке вопроса
Видимо, нет нужды напоминать о том, в какой неприглядной историографической ситуации в последние 15-20 лет пребывает личность В.И. Ленина. Ленин и Сталин - чуть ли не «близнецы-братья», хуже того: Сталин - наиболее верный и последовательный выученик Ленина, делом утвердивший все ленинские идеи и задумки, которые, естественно, были не просто антинародными, но и преступными, направленными против человечности вообще. Поэтому, прежде чем изложить суть проблемы, обозначенной в заголовке главы, следует ответить на вопрос о том, какими критериями я руководствуюсь, оценивая государственных деятелей прошлого.
Человек по своей природе - творец. Творение, по определению, есть акт, сопрягающийся с будущим. Степень творческой роли каждого человека определяется его даровитостью. Известно, таланты - редкость, а гении в их рядах - вообще единицы. Поэтому здесь (в случае с государственными деятелями) во главу угла, по-моему, надо ставить историческую значимость личности, определяя ее мерой талантливости. Судя по тому, в каком статусе вошли в историю человечества, например, Юлий Цезарь, Александр Македонский и др., опыт гениев - самоценен. Вне зависимости от позитивности или негативности конечных результатов их деятельности применительно к их современникам. Потому как на последних бытие человечества не остановилось. К тому же, ни одно из названных последствий в чистом виде реально не бывает; они в деяниях великих людей перемежаются друг с другом, а то и случаются одновременно - так что отделить одно от другого бывает трудновато. Для истории, воз-
78
можно, не имеет принципиального значения - объективно или субъективно виновен государственный деятель прошлого. Значимы реальные последствия, так сказать, фактическое наследие. Для нас, нынешних, важно понимание того, насколько характер его деятельности обусловлен реалиями истории народа и его психологией, насколько он был адекватен последним. Или, наоборот, был им чуждым, противоречил своей насильственной попыткой изменить их.
В свете сказанного выше любопытна посмертная слава Наполеона как величайшего француза, деятельность которого причинила народу Франции, быть может, не сравнимые по тяжести беды ни с одним из его предшественников на посту главы государства. В чем же дело? Писатель и государственный деятель Франции Д. де Вильпен в своей книге «Сто дней или дух самопожертвования» (М., 2003), думается, нашел ответ на этот вопрос. Он пишет, что, во-первых, Наполеон сумел соединить свою судьбу с душой нации, во-вторых, он своей деятельностью олицетворял мечту о Франции - более великой, чем сами французы (1). Обратимся к судьбе Ленина. Определяющие черты русской души: 1) бунтарство (жестокое, беспощадное); крутой разворот от прошлого вплоть до его перечеркивания вообще (самые свежие примеры из обозримого прошлого: Октябрь 1917 г.; нэп плюс кооперация; нынешние «перестройка» и «реформы»); 2) антисобственническая ментальность, нелюбовь к богатым, вообще к богатству; 3) мессианство: «Россия - "Третий Рим", а четвертому "не бытии"», ибо уже есть «третий» в нашем лице («Бог любит троицу»), 111-й Интернационал. Словом, Россия желает быть во главе христианского ли, коммунистического ли, но мира! Это в то время, когда страна и массы недоци-вилизованы, отстали от передовых стран по производству, производительности труда, культуре быта, уровню благосостояния (в ряде случаев - до убожества!) на век, а, возможно, и навсегда, беспробудно пьем с незапамятных времен. И т.д., и т.п. Вся деятельность Ленина, все его теории о переустройстве России большей частью пересекались с перечисленными выше чертами народной психологии, большей частью согласуясь с ними, но иногда противодействуя некоторым из них.
Все средства массовой информации вкупе с историками и прочими обществоведами с усердием, достойным лучшего применения, «славили» Ленина неустанно много лет. И каков же итог их работы? 25 января 2004 г. в программе «Времена» на первом канале телевидения, которую ведет В. Познер, обсуждался вопрос о роли Ленина в ХХ в. В качестве экспертов участвовали академик А. Яковлев, художественный руководитель театра «Ленком» М. Захаров, председатель социалистической партии Р. Медведев, писатель В. Ерофеев и профессор С. Кара-Мурза. Из них один Медведев дал Ленину положительную оценку. Остальные, не особенно трудясь выбирать выражения, чернили его, как могли. Как водится в таких программах, провели голосование среди участников зрителей-слушателей, присутствовавших в студии, которым был задан
вопрос: «зависит ли, на ваш взгляд, будущее России от оценки исторической роли Ленина»? Среди молодежи 85% сказали «да», 15 - «нет»; среди людей постарше - 60 - «да», 40% - «нет». Этот результат, несмотря на то, что аудитория специально подобрана аппаратом программы, я склонен оценить в соответствии с пословицей «Глас народа - глас Божий». У народных масс есть некое, трудно объяснимое, чутье (интуиция) по отношению к «барину» (начальст-
Так что согласимся с А. Механиком, интерпретировавшим мысли де Виль-пена: «Политики остаются в истории, когда они сплавляют свою судьбу с судьбой нации». Что полностью соответствует деятельности Ленина. Но кроме этого имеется еще ряд обстоятельств. Надо разобраться со следующими вопросами: 1. Корыстен ли? 2. Человечен ли? 3. Динамично и диалектично ли его мышление? 4. Продвинул ли страну вперед, к прогрессу? 5. Актуален ли его опыт (теоретическое и социально-политическое наследие)?
Роль выдающейся личности в позитиве или негативе - велика. Она сопоставима с ролью акушерки, умело помогающей или в силу некомпетентности мешающей роженице одарить мир новой жизнью. Чем тяжелее роды, тем больше ее роль. Но она - в естественном процессе. Роженица рожает не потому, что того хочет акушерка, а потому, что была некогда оплодотворена. В норме она родит и без акушерки и в строго запрограммированный природой срок. Акушерка нужна лишь для подстраховки на случай отклонения от нормы родильного процесса или для предупреждения (не допущения) отклонения от нормы.
Социальные процессы, как правило, не поддаются полному (окончательному) программированию, потому что в них пересекаются многие различные человеческие интересы, непрерывно меняющиеся, которые предвидеть невозможно из-за непрерывно меняющейся точки отсчета, т.е. в силу невозможности «тотального знания». «Всякая деятельность приводит к непреднамеренным и непредвиденным следствиям... человек все время продолжает жить и не может даже на мгновение остановиться, чтобы начать все сызнова. Он все время вынужден исходить из того, что уже стало таковым... Наши возможности приходят из будущего...», - сказал мудрейший немецкий философ (2).
Потому-то весьма кстати бывает, если нормальному, заполненному многими неизвестными, развитию социальных процессов (а что говорить, когда общество, в частности наше, давно одолевает ненормальное развитие?!) содействуют умные и опытные личности или совокупность личностей - политические партии. Но даже они не в состоянии отменять идущие в жизни общества процессы или вызывать по своему желанию нечто новое, отличающееся от наличного.
ву).
2. В связи с чем есть необходимость обратиться
к теоретическому и политическому наследию В. Ленина?
Тому несколько причин.
Первая: мы фактически еще живем в том, что он натворил, причем в худшей части его наследия.
Вторая: лучшая сторона его деятельности в абсолютном большинстве обществоведческой литературы представлена поверхностными, описательного свойства сентенциями, а отдельные попытки глубокого проникновения в ее суть немногими исследователями либо вообще не замечены, либо были встречены «фигурой умолчания». В то же время в печатной продукции последних лет - обилие опусов, включая и бульварных, всячески поносящих и оскорбляющих его личность. Не оставляют в покое даже его предков. Так, например, некто выяснил, что его дед по матери М. Бланк «...обвинялся в краже чужого (!) сена (по автору, можно красть и свое? - А.Б.). Однако. судя по всему, особых наказаний не понес. Вполне возможно, что он откупился, поскольку в решении суда (состоялся в 1803 г.) записано, что Бланк виновным не оказался» (выделено мною. - А.Б.) (3). Всячески муссируются его нерусские корни, вплоть до утверждения о полном-де отсутствии русской крови: по А.А. Арутюнову, предки Ленина по матери - немцы, евреи и шведы, по отцу - калмыки и чуваши (4). Как в том «совковом» анекдоте: «Идет обсуждение с участием представителей ряда наций вопроса о национальной принадлежности Ленина. Естественно, председательствует русский. Первым говорит татарин: само собой, Ленин - татарин; он сам об этом сказал: «поскребите любого русского, непременно в нем найдете татарина». Вторым - еврей: «можете скрести сколь угодно, только не забывайте, что деда его по матери звали Мойше Бланк». Третьим -калмык: «а дедом по отцу был калмык Ульянин». Взъяренный этими доводами, председательствующий обратился к чувашу: «у тебя-то какой довод, что он твой соплеменник?». Он ответствовал: «ус польно умный (в чувашском языке твердые заменяются мягкими. - А.Б.)». По мне, так последний ответ самый верный. Несмотря на вердикт председателя, что «Ленин - русский из русского Симбирска; и баста!». Я же думаю, что потому Ленин и гений, что нёс в своих генах задатки стольких кровей.
Вспоминается пушкинское (по смыслу): иные из обывателей хотят видеть в великих деятелях себе подобных низких, мерзких неличностей, радуясь, услышав о них что-нибудь непотребное. Да, они тоже люди, «ничто человеческое им не чуждо», бывает и любят женщин, и не только своих жен (с Лениным тоже случалось такое). Да, они такие же в чем-то, как и все, но в главном - они совсем другие. Как сказал Оноре де Бальзак: «Гений походит на всех, но никто не походит на него». Нравится это кому или нет.
Особенно тяжкий грех, связанный с именем Ленина, - его обожествление. Но оно состоялось не по его воле: пока был жив, сопротивлялся, как мог. После его смерти сопротивлялась этому его вдова. Но Сталину и его шайке нужен был идол, которому бы беспрекословно поклонялись, от имени которого делалось бы много неприемлемого народу. Поэтому преднамеренно раздувался его культ «до крайней гиперболичности» (Валентинов). К сожалению, многовековая приоритетность государства перед личностью воспитала в народе преклонение перед власть имущими, наибольшее - перед первым лицом государства. Иначе ничем не объяснить формирование культа личности В.В. Путина, прославившегося в массах не концепцией созидания благополучного общества и не чем-либо другим конструктивным, а продолжением войны в Чечне под лозунгами «мочить в сортире» и «обрезания»...
Третья: опыт последнего (предсмертного) периода деятельности Ленина беспредельно актуален. Смею уверить в том, что если бы КПСС следовала заветам Ленина, а не их сталинской интерпретации, то мы бы сейчас жили в одном из лучших государств мира. У Ленина - гениального революционного теоретика были такие теоретические прозрения, реализация которых осчастливила бы человечество.
Понятно, что ныне неблагодарное занятие говорить о Ленине хорошее: он организовал и возглавил партию, приведшую страну к катастрофическим бедам. Беды эти - следствие революции. Но она, во-первых, была «подготовлена», почва для нее была удобрена самодержавно-бюрократическим режимом. Да, радикальные принципы «благо революции - высший закон» (Г.В. Плеханов) и ради революции «союз хоть с чертовой бабушкой» (В.И. Ленин), скорее всего, несовместны с категорическим императивом нравственности. Ленин и его партия всячески способствовали наступлению революции и ее победе. Естественно, в условиях России, да еще усугубленных мировой империалистической войной, она сопровождалась массовыми насилиями. И при избытке несправедливости, ведущей к неизбежности восстания, по А. Камю, нужно избегать «насилия, оправдываемого какой-либо доктриной или государственными интересами» (5). Однако иного пути преобразования феодально-бюрократической России в демократическую просто не было. Отсутствовал зрелый класс буржуазии, способный возглавить свою революцию. Бюрократическая власть сама по себе перестроиться в лучшем направлении не может (и ныне - тоже!). Государственная охранка не давала хода прогрессу; страна управлялась прохвостами «гришки-распутинского» типа; лучших людей своего класса не допускали к власти, а пробравшихся в нее в лучшем случае отстраняли (Витте), а то и убивали (Столыпин). За революцию ответственен режим, породивший ее своими гнусностями, антинародной политикой и практикой, доведший массы до «белого каления». Отнюдь не те, кто возглавил ее, кто стихийное движение масс ввел в определенные «берега» и тем предотвратил анархию. Это удалось
сделать лишь большевикам, руководимым гениальным стратегом и тактиком Лениным, хотя претендентов взобраться на «холку» народа, в тогдашний момент его исключительной пассионарности, кроме них, было немало: эсеры (правые и левые), народные социалисты, социал-демократы различных мень-шевиствующих оттенков, кадеты и пр. Страну, охваченную революцией (предреволюционной ситуацией), я бы уподобил кораблю в бушующем океане, давшему течь «благодаря» неумному капитану с его дурной командой. И чтобы не дать кораблю утонуть, среди его обитателей находятся люди, способные взять бразды правления в свои руки и довести его до берега, пусть и основательно потрепанным. Революция была единственным реальным средством смены прогнившего режима.
Другой вопрос, во-вторых, что дальнейшие действия новой команды, пытавшейся осуществить коммунистическую утопию, не увенчались успехом и в итоге спасение «корабля», то бишь Российской империи, лишь продлило ее агонию. Значило ли это, что не нужно было ее спасать? Думается, что нет, не значило. А за то, что новый капитан не все предусмотрел, винить его нельзя: он же - не Бог. К тому же он скоро умер. Возлагать на него вину за деятельность его наследников немногим лучше, чем винить наследников за деяния их предков. Конечно, каждое новое поколение неизбежно принимает по эстафете наследие, оставленное ему предками. Но ленинское перспективное наследие было предано забвению, либо искажено. Неадекватное к Ленину отношение со стороны «старой партийной гвардии», когда он, будучи тяжело больным, продолжал высказывать устно и письменно свои мысли относительно перспектив будущего страны, принципиально отличавшиеся от прежних его взглядов, проявилось в объявлении его чуть ли не психически неполноценным (прочитайте в письме Сталина партийным организациям). Один из сталинских верноподданных (В. Куйбышев) внес на политбюро предложение издать одну из последних статей Ленина в газете «Правда» тиражом в 1 экз. - для вручения только самому Ленину. Я не уверен, что это делалось умышленно-предательски, скорее - по недомыслию, хотя в ближайшем окружении Ленина были, в отличие от сталинских клевретов, титаны мысли и практики. Увы, все они, к великой печали, были рангом ниже, чем он сам - недосягаемого уровня мыслитель-диалектик. Быть может, во всей новой и новейшей истории - второй после Гегеля.
Подлинный диалектик, так сказать, диалектик от Бога, различает противоречия, несущие в себе источник саморазвития (самодвижения), от противоречий, несущих в себе разрушение. Первых он видит внутри каждого явления (предмета), вторых - вовне, между ними. Что, в свою очередь, ведет к признанию преемственности в развитии человеческого общества, неприемлемости метода начинать строительство нового общества с «чистого листа», присваивая божественную роль творца. Ленин (не исключено - он единственный!) это
понял в канун своего ухода в «лучший мир». С ходу, не говорю о массе, нет, в среде его соратников, понять и принять ленинские крутые развороты мировоззренческого, теоретического свойства и при нем живом-то не всегда удавалось. Ленин этого добивался чрезмерными усилиями, ведя трудную наступательно-разъяснительную работу, а иной раз угрожая и отставкой, т.е. принуждая принять его точку зрения, которая, как правило, в последующей деятельности, оказывалась победоносной. Что же говорить об этом после его смерти?! Однако надо сказать и то, что Россия давно в ситуации безысходности. Она в состоянии «припертости к стенке», кануна краха, в котором принять правильное решение практически невозможно или, по крайней мере, очень трудно.
В-третьих, ответственность политика за его действия, принесшие народу несчастья, непреложна и в случае осознания им этого, невзирая на попытки выправить положение и публично признать ошибки, как это случилось с Лениным. В конце Гражданской войны он констатировал, что он и его партия ради достижения социальной справедливости довели страну до состояния человека на костылях. Во всем мире политическая ответственность - пожизненна и посмертна. При канцлере Коле Германия расцвела, но его обнаруженная теперь нечестность во взаимоотношениях с избирателями и партиями - не прощается; генерал Пиночет спас Чили от коммунофашизма, создал условия для процветания экономики страны, но при этом были уничтожены около 3 тыс. чилийских и иностранных граждан, что ему не простили. И это правильно! Неприемлем принцип «греши и кайся! И дело с концом».
Однако в послеоктябрьских несчастьях России вина Ленина в какой-то мере умаляется его бедой. Ведь он понял: не туда, в тупик идет его дело, надо сворачивать на другой путь. Опоздал однако: тяжко заболел (и, быть может, именно по причине разочарованности во всем том, во что верил и что начал претворять в жизнь с невероятными усилиями и бесчисленными жертвами) и умер, оставив нам в наследство свою партию, неспособную без него выйти на верную дорогу, им же указанную. И государство, погибельную перспективу которого сам же предсказал - в связи с бюрократической его сущностью (6), полностью унаследованной от царизма и «усовершенствованной» до беспредела его выучениками. Умаляется-то умаляется... Но есть и момент, усугубляющий вину Ленина. Я имею в виду принятую 10-м съездом партии по его рекомендации резолюцию «О единстве партии», запретившую какие бы то ни было фракции, т.е. исключившую нормальную, творческую партийную жизнь в критике и поисках лучшего, ставшую после его смерти в руках Сталина все сокрушающей дубинкой.
Отсюда мораль: руководящий деятель, принимающий ответственное решение, должен учитывать, что оно может стать догмой - то ли потому, что сам автор не успел его скорректировать или отменить (ушел в мир иной), то ли потому, что другие не позволили ему это сделать при жизни и тем более - когда
его не стало. Помянутая резолюция 10-го съезда была спровоцирована возникновением в партии многих фракций в острейшее, переходное от «военного коммунизма» к мирному строительству время, когда требовался единый, мощный напор всех и вся, ибо страна была в голоде и холоде. Она совершенно не годилась для последующего развития общества, зато очень даже годилась для узурпации власти диктатором. Диалектический подход к решению любой проблемы требует уяснения того, насколько предлагаемая мера органична объекту ее воздействия. Разумеется, вводившаяся тогда новая экономическая политика с ее свободной (конкурентной) торговлей (и экономикой, в целом) не могла иметь долговременной перспективы, на которую рассчитывал Ленин, в условиях диктатуры в самой партии. Значит, надо было найти такое решение проблемы, которое бы не исключало демократию в жизни партии. Допустим, Ленину было недосуг искать более правильное решение проблемы, и он рассчитывал на то, что, когда отпадет острая нужда в действии резолюции «О единстве партии», ее можно будет отменить (как это бывало в прошлом). То есть у него, как у любого с головой погруженного в работу человека, не было мысли о том, что он в ближайшее время может стать недееспособным. Вот в чем, думается, его ошибка! Верующие люди говорят: «мы все под Богом ходим», «человек полагает, а Бог располагает», но Ленин-то был атеист! Ему, видимо, было несвойственно понимание того, что то или иное решение может стать последним на этом Свете и потому оно должно быть таким, чтобы не было (после тебя!) острой нужды его переделывать (или отменять) - ведь не исключено, что сделать это будет невозможно или кому-то из лиц во власти нежелательно.
Еще одно соображение. Такое отношение Ленина к обсуждаемой резолюции 10-го съезда укладывается в принцип наименьшего сопротивления, согласно которому из двух зол выбирается меньшее в надежде на то, что «потом будет видно». В этот «потом» названное «меньшее зло», поощряемое тем, что его не пресекли, раздувается до большого зла, с которым уже трудно справиться. Отсюда еще одна мораль: зло - большое или малое - нельзя поддерживать. Выбора между большим и малым злом не должно быть. Но «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Наша жизнь в греховном мире постоянно сталкивает нас с этой дилеммой. До сих пор человечество придерживалось правила выбирать «меньшее зло». Видимо, поэтому оно поныне живет во зле. Что это - рок? Заколдованный круг? Относительно Ленина будет правильно резюмировать следующее: он победил фракционность (оппозицию), ввел и утвердил нэп методом, которым неумные наследники и порушили его, хуже того - свернули с ленинского пути развития страны. Это иллюстрация к тому, что во всякой победе заложено зерно поражения, которое рано или поздно прорастает. До тех пор, пока жизнь людей будет протекать в связке «победа-поражение», полноценной гармонии не достичь. Но это
уже другой вопрос, здесь его обсуждать в развернутом виде места нет. Ограничусь ссылкой на В. Бухараева: «Не случайно в русском сознании победа-победушка навсегда зарифмована с бедой... приходится по результатам внушительного какого авантажа вплотную столкнуться с логикой истории, а она -перевернутая, обратная, так и норовит наставить нос триумфатору» (7). Самые наглядные факты из истории советского социализма: большевики победили мелкобуржуазную стихию и ее носителей - крестьянство, городские средние слои, непрерывно рождающие капитализм, упразднили частную собственность и рыночные отношения. К чему это привело? К застою всего и вся и краху победителей. Победили во Второй мировой войне, вовлекли в свою, коммунистическую, орбиту до трети человечества, угрожая всему миру победой коммунизма. И коммунизм потерпел невиданно скоротечное фиаско. Большевики, возродив давнюю (утерянную во второй половине XIX - начале ХХ в.) имперскую победную традицию, в которой победа являлась самоцелью, не только не ведущей к совершенствованию условий жизни народа, но и ухудшающей ее, привели империю к саморазрушению.
До боли обидна парадоксальная ситуация, сложившаяся для России после окончания Второй мировой войны. В более или менее выигрышном положении оказалась Франция, освобожденная от немецкой оккупации и продолжившая демократическое развитие. Выиграли ли что-нибудь Англия и США - не знаю; может быть, выигрышем следует считать завоеванную ими возможность продолжать свое развитие в демократическом направлении, содействуя демократизации всего мира. Наибольший выигрыш - у потерпевших сокрушительное поражение Германии и Японии, народы которых не только освободились от многовекового милитаризма, но и окунулись во всестороннее благополучие. Более всех проиграл Советский Союз - главный победитель, бросивший в черную дыру созданного им гулаговского социалистического лагеря несметные капиталы и тысячи жизней ни в чем не повинных людей (как своих, так и чужих); внутри страны: усиление репрессий в послевоенные годы (до самой смерти тирана), потом попытка вернуться к Гулагу и застой во всем и вся; затем квазиреволюция в виде горбачёвской «перестройки» и ельцинских «реформ» по грабежу народа и государства; ныне путинская «вертикаль» - лестница вверх, ведущая вниз с дедемократизацией и многими другими «де» отрицательного значения.
Это приходится констатировать не только из непреложности истины, но и из нужды обратить внимание господствующего класса (в надежде на то, что вдруг в нем окажется умный и преданный Отечеству деятель) на нереализованную, точнее: прерванную в реализации, ленинскую концепцию преобразования «военного коммунизма» в «народный капитализм».
Исходя из того, что наша современность мало чем отличается от предшествующих кризисных периодов российского бытия, я допускаю, что в нынешней
номенклатуре может появиться «новый Ленин», при котором власть бывает прочной, авторитетной в народе; такая власть сумеет убедить своих «сукиных сынов» в том, что нет резона продолжать губить Россию, с гибелью которой придет гибель и им, и что надо вытягивать ее из тупика путем, уже давно опробованным передовыми нациями с поправками, извлеченными из отечественного опыта. Российский путь «народного капитализма», начало развитию которого (хотя такого термина и понятия тогда еще не было) положил Ленин в 20-х годах прошлого века, был весьма успешен. Путь этот - нэп + кооперация (охватывающая поголовно все население страны, в которой каждый - индивидуальный частный собственник). Решение наших проблем государством (сверху) - традиционно и потому понятно и приемлемо народу, а это - неоценимое преимущество перед всеми остальными проектами. Потому как исключается хаос, будет хотя бы относительный порядок, тоска по которому ныне выражена почти всеобщим желанием усилить государство, несмотря на то, что все мы знаем его бездарность и коррумпированность. Ибо бандитский порядок тем не менее тоже есть «порядок».
Я не согласен с утверждением А.Н. Яковлева о корыстности основателей марксизма и ленинизма в том, что они «ловко приспособили многовековые коммунистические идеи к условиям эпохи первоначального накопления капитала», что в марксистской схеме русские большевики увидели спекулятивную возможность мобилизации обнищавших и бесправных масс России за свержение старого режима на основе мести и ненависти (8). Не симпатична позиция А. Камю, согласно которому не только Маркс, считавший недопустимым достижение благородных целей неправедными средствами, но даже Ленин, веривший в возможность со временем уменьшения репрессивной роли пролетарского государства, субъективно не были антинародно настроенными (9). Ближе к истине мнение В. Налимова: «Сейчас многие думающие ищут виновных, подлежащих наказанию. А их нет. Не было зловредного заговора (во всяком случае, в ранние 20-е годы его, по-видимому, никто не ощущал, а было устремление в новое, неизвестное» (10). (И так говорит человек, пробывший в застенках ГУЛАГа около 20 лет!) Я полагаю, что это было искренним заблуждением гениев, которое вызвало массовую веру. В этом трудность борьбы с коммунистической утопией. Убеждение основателей большевизма в том, что они «схватили Бога за бороду» - достигли истины, делало их энергичными, последовательными, ни в чем не сомневающимися (в отличие от «интеллигентствующих» меньшевиков) борцами, преодолевавшими невероятные трудности. Я бы сказал: это - одна из самых глубоких и потому катастрофических ошибок, которой подвержен человек, испытывающий соблазн возомнить себя демиургом истории (что непременно случается с партиями и деятелями тоталитарного толка). А этап первоначального накопления капитала давал им необходимое «подтверждение» их правоты. На мельницу марксизма лила воду монополистиче-
ская буржуазия, породившая две мировые империалистические войны. Внутреннее развитие буржуазного общества в демократическом направлении не подтверждало выводов марксизма, но оно пока было малозаметно, приняв широкий масштаб лишь после Второй мировой войны. (Справедливости ради, надо заметить, что в рядах марксистов были отдельные теоретики, прогнозировавшие почти такое развитие капитализма, которое мы сейчас наблюдаем -например, К. Каутский, Эд. Бернштейн; но к ним не прислушались, объявив их «ренегатами и ревизионистами».) Быть может, так происходит потому, что великие люди отказываются от той или иной своей идеи лишь тогда, когда сами убедятся в их неверности. Проблема не столько в том, что периодически появляются деятели, спекулирующие на той или иной теории, а в неоправданной вере в возможность достижения «единственно верной» истины, утверждение которой в жизни во что бы то ни стало («цель оправдывает средства!») обязательно. Опасность именно в этом.
С партиями большевистского типа надо бороться по большому счету. Приписывать их лидерам лично корыстные мотивы - несерьезно. Корысть даже классового масштаба, хотя бы всячески камуфлируемая - явление зримое (чувствуемое), большинством осуждаемое. А вот фанатизм - явление, формирующее в массах синдром толпы, преобразующее народ в охлос. Квалифицировать пораженчество большевиков в русско-японской и в русско-германской войнах, как предательство интересов страны в лично корыстных целях их лидеров, как это пишет Яковлев (11), по меньшей мере неправильно. Ленин, большевики всю свою деятельность подчинили делу мировой революции и положили на ее алтарь страну. Что, естественно, преступно, но это - преступление, проистекавшее из фанатизма, не из личной корысти. Конечно, народу от этого не легче. Но зная истоки преступления или ошибки, легче его (ее) предупредить, бороться с ним (нею).
Фанатическая вера большевиков в свое учение или «идеологическое ослепление» (определение того же А. Яковлева) толкали большевиков к реализации во что бы то ни стало известной плехановской формулы «благо революции - высший закон». Но нельзя же Плеханова обвинять в корысти и безнравственности. Или Александра Блока - в том же за его поэму «Двенадцать», в которой он провозглашал: «Мы на горе всем буржуям // Мировой пожар раздуем, // Мировой пожар в крови.». Все дело в фанатизме, который сам по себе ориентирует даже лучших людей на неправедное, не говоря о том, что привлекает к себе все социальное дно.
Когда речь идет о нахождении истины, нужна постоянная конкуренция знаний. И претворение на практике того или иного достигнутого знания, претендующего на статус истины, ни в коем случае не доверять ее открывателям, объективно зацикленным на результатах своего исследования. Поэтому должно быть строжайшее разделение функций между теоретиками и экспери-
ментаторами, примерно так же, как это наблюдается в разделении властей между законодателями и исполнителями. Бакунин был тысячу раз прав в споре с марксистами, когда говорил, что приход к власти ученых (т.е. марксистов) завершится тем, что они будут экспериментировать над народом, как над кроликами. Его предвидение полностью подтвердилось у нас уже дважды: при коммунистах и гайдаро - чубайсах.
Нельзя согласиться с трактовкой Сталина, как верного продолжателя духа ленинского учения (13). Ленин, наряду с многими, отнюдь не лучшего свойства, чертами своей личности, имел и такую замечательную, как «оппортунистич-ность» в смысле умения отказываться от только что проповеданного им тезиса, если он убеждался в его ошибочности. При этом - нисколько не смущаясь. Он был диалектик в отличие от Сталина - догматика. Он был принципиально «беспринципен». К примеру, по вопросу о социализме.
Я допускаю мысль, что Ленин оставался до конца жизни социалистом и никакого капитализма не собирался строить. Но одно дело - теория, другое -действие. Второе богаче первой, ибо его логика в творческом процессе, в движении. В ленинском сочетании нэпа с кооперацией была угроза срыва социалистического строительства сталинского понимания. Оно расширяло ряды среднего класса собственников (нэпманов и кооператоров) по определению антикоммунистической ментальности. Этот класс плохо поддавался управлению коммунистической номенклатурой, знавшей лишь один метод управления - администрирование. Более того, становление этого класса и вовлеченность его в политику, что было объективно неизбежно в самое ближайшее время, несли неминуемую погибель власти бюрократии. (Вот где главная причина, побудившая Сталина организовать кавалерийскую атаку на крестьянство и вообще нэпманов-кооператоров, а не в задачах, якобы проистекавших из нужд индустриализации или социалистических преобразований, как это утверждалось в партийной и прочей пропаганде.)
3. Актуальность ленинского теоретического
и позитивно-практического наследия
Для начала - об опыте Советского государства по решению задачи, которую не решили буржуазные или, точнее сказать, околобуржуазные реформаторы, и тем самым заложили мину под все будущее России, - формирования среднего класса.
Объективно и реформы, и следовавшие после их неудач революции в России исторически имели одну главную, но подспудную, их инициаторами тщательно скрываемую цель - востребованное самой жизнью капиталистическое преобразование общества, открывающее простор развитию производительных сил и благосостоянию масс. По-моему, здесь тайна российской исто-
рии, не разгаданная со времен Петра I, четко не осознанная в силу сумятицы в мышлении господствующего класса по сей день. Причина тому одна - истину застит внедренный в сознание правящего класса идефикс об «исключительности» российского пути развития, который не похож ни на западный, ни на восточный, но который должен стать образцом для всего человечества («Третий Рим» - III Интернационал).
Буржуазные задачи стояли на первом плане перед реформами Петра I, Александра II, Столыпина и первых двух русских революций. Они же вызвали третью - Октябрьскую 1917 г. Ее лозунги: прекращение войны, ликвидация монополии феодалов на землю, передача ее крестьянам, самоопределение народов. Однако буржуазные (капиталистические) потенции в русской революции были явно недостаточны. Этот недостаток пришлось компенсировать энергией радикальных элементов освободительного движения: Ленин отмечал, что большевизм пришел к власти как «агент буржуазно-демократической революции». Революция, возглавленная большевиками и именно по этой причине не способная последовательно решать собственно буржуазные задачи, свернула на контрреволюционный, попятный путь строительства государственного феодализма. Выполнив задачу «агента», она тут же приступила к созданию государственной монополии на экономику (национализация, продразверстка), а значит, и на власть, провозгласив всевластие Советов (фактически коммунистической номенклатуры).
Как нам мирно обрести такое государство, которое начало бы осуществлять то, ради чего было создано, запустило бы новую экономическую политику, решительно перечеркнувшую цели и плоды революции? Акцентирую внимание на том, что советская власть, руководимая В. Лениным, не с момента введения нэпа, как это в большинстве случаев утверждается, а еще в самом начале своего правления, в конце 1917 г. делала «попытку осуществить переход к новым общественным отношениям, по возможности постепенно и без особой ломки» (14). В начале 1918 г. («Очередные задачи Советской власти»), в противовес дореволюционному толкованию социализма как не имеющего в своем хозяйстве каких бы то ни было буржуазных черт, Ленин начал борьбу за такое его понимание, которое бы включало в себя его сожительство с капиталистическими элементами хозяйства на необходимое время. Осенью 1918 г. на собрании партийных работников Москвы он сформулировал тезис о том, что социализм можно построить лишь «целым рядом соглашений» в том числе и с «господами кооператорами и интеллигентами», являющимися «единственным культурным элементом». Особенно рельефно эта проблема высветилась в борьбе с «левыми коммунистами». Ленин предложил под фиговым листком «нового фазиса борьбы с буржуазией» осуществлять политику, которая затем получила название «новой экономической политики (нэп)», принятой в 1921 г. Х съездом партии (замена продразверстки продналогом, свобода торговли и
т.п.). В декабре 1921 г. Ленин говорит об отступлении к «кооперативному капитализму» (наряду с частнохозяйственным и государственным капитализмом). Иностранная интервенция и впрямую связанная с ней Гражданская война задержали проведение в жизнь ленинских наметок. Пришлось пройти полосу «военного коммунизма», который, однако, явился следствием не только и не столько условий войны, сколько совпадения с коммунистическим видением социализма, исходившего большей частью из предположений о непосредственном переходе к социалистическому строительству через создание государственного производства и государственного распределения (15). Этим, в основном, объясняется столь упорный и разрушительный характер политики военного коммунизма в течение довольно длительного времени. В то же время даже в самый его разгар, весной 1919 г., на VIII съезде партии Ленин сформулировал далеко идущий вывод о взаимоотношениях с крестьянством - «Не сметь командовать!».
О глубоких исканиях Ленина, о его сомнениях в правильности избранного пути говорит инициированная им осенью 1920 г. переписка выдающегося теоретика анархизма В. Короленко с А. Луначарским (правильно, будет сказать - с советским правительством) (16). Короленко написал шесть писем (Луначарский на них не отвечал). Эти письма тогда распространялись в списках, а в 1922 г. были изданы парижским издательством «Задруга» (с этой публикацией Ленин ознакомился) (17). Через все письма, как рефрен, проходит тезис о том, что «истинная победа социальной революции... состояла бы не в разрушении капиталистического производственного аппарата, а в овладении им и в его работе на новых началах». «Вы должны прямо признать свои ошибки... И главная из них та, что многое в капиталистическом строе вы устранили преждевременно и что возможная мера социализма может войти только в свободную страну» (18). Диалектическая мысль Короленко исходила из правильного понимания закона отрицания отрицания, согласно которому развитие имеет место лишь тогда, когда развивающееся вбирает в себя от предыдущей его стадии нечто сущностное, коренное и «переваривает» его. Удивительно мудро это сформулировал испанский философ: «С прошлым нельзя бороться, просто уничтожая его. Есть только один способ преодолеть его: это поглотить его в себе. Революция, которая не сделает этого, не будет иметь успеха» (19).
В октябре 1921 г. Ленин сказал: «с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьезное, чем какое бы то ни было поражение, нанесенное нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским» (20). Думается, что Ленин это понял окончательно, когда начал подводить некоторые итоги своей и партии деятельности в канун своей смерти. Так, в конце 1923 г. он сказал: «Конечно, мы провалились. Мы думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению. Между тем, это вопрос десятилетий и поколений. Чтобы партия не потеряла душу, веру и волю к борьбе, мы
должны изображать перед ней возврат к меновой экономике... как некоторое временное отступление. Но для себя мы должны ясно видеть, что попытка не удалась, что так вдруг переменить психологию людей, навыки их вековой жизни, нельзя. Можно попробовать загнать население в новый строй силой, но вопрос еще, сохранили бы мы власть в этой всероссийской мясорубке» (21). Выделенные мной слова, кстати, убедительно опровергают устоявшееся в литературе советского периода утверждение о нэпе как лишь тактическом маневре партии. Нет, он был стратегическим шагом государства, точнее сказать: он стал, бесспорно, таким после перемены взгляда Ленина на социализм, сочетающий в себе нэп с кооперацией. В ленинской констатации провала предыдущей политики насильственного «осчастливливания» народа содержался и полностью впоследствии подтвердившийся прогноз на случай ее продолжения. (К несчастью, такое понимание нэпа и предостережение Ленина учитывались партией только первые несколько лет после его кончины.)
Ленин как бы прозрел: что-то путное в общественном развитии можно делать, не переворачивая все вверх дном, а приспосабливаясь к миру, ко всему тому, что в нем укрепилось и торжествует, и в первую очередь - к базисным, частнособственническим, рыночным отношениям, упразднение которых стало катастрофой для народа. Ленин сформулировал самый главный вывод всей своей жизнедеятельности; «Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» (22). В чем суть перемены? Относительно этой формулы Ленина надо сказать, что она ни тогда, ни в последующие годы не была понята. Даже один из самых вдумчивых исследователей В. Сироткин толкует ее как относящуюся только к самому нэпу (23). На самом деле она объемлет собой нэп вкупе с кооперацией. Кооперация определяется Лениным тождественной социализму. Жизненность, действенность новой экономической политики он видит в ее сочетании с кооперацией и только с ней. Иначе нэп в полном соответствии с законами рынка, рано или поздно начнет разорять большинство, им же поставленное на ноги, и обогащать ничтожное меньшинство, реставрируя старый капитализм, от которого недавно и так неудачно ушли. За два с лишним года осуществления нэпа это его свойство вполне проявилось, что вызывало активное неприятие его не только левацкими элементами партии, но и многими другими (особенно в рабочем классе). Именно поэтому «кооперировать в достаточной степени широко и глубоко русское население при господстве нэпа есть все, что нам нужно» (24). «Потому что теперь мы нашли ту степень соединения частного интереса, частного торгового интереса; проверки и контроля его государством, степень подчинения его общим интересам, которая раньше составляла камень преткновения для многих и многих социалистов» (25).
В кооперации реально стыкование личных интересов с общественными, как на локальном, так и государственном уровне. Кооперация дает органиче-
ское слияние личного с общественным, не позволяя непомерно раздуваться ни первому, ни второму, сохраняя при этом хозяйский статус человека - основу его достоинства. Многовековой опыт устроения человеческого бытия на базе частнособственнических отношений получает в кооперации дальнейшее развитие: частная собственность, оставаясь самой собой, в то же время становится составной частью общественной собственности. Экономика страны на деле превращается в совокупное богатство всех ее граждан. Претвори советская власть в жизнь нэповско-кооперативную концепцию, - она могла стать столбовой дорогой человечества на пути к обществу социальной справедливости. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что, в конечном счете, человечество будет кооперировано во всемирном масштабе, как потому, что иначе оно погибнет вследствие столкновения национальных эгоизмов, так и из чисто прагматичных соображений умножения возможностей каждой личности в устроении благополучия. Существенно то, что импульс деятельности кооперации в ней самой, а не вовне, как это есть в некооперативных предприятиях, учреждениях и делах.
Итак, кооперация, будучи объединением частных собственников, остающихся таковыми и после объединения, тождественна социализму, напрочь отрицающему частную собственность, как таковую. Не есть ли это отказ от социализма? Полагаю, что именно так, поскольку отрицается в нем его сущностная, не изменяемая (не отменяемая) черта (остальные, включая «диктатуру пролетариата», - как бы переходные, временные. Правда, своей практикой коммунисты нас убедили в том, что ничего нет более постоянного, чем вводимое ими на время).
Буржуазные, капиталистические отношения, несмотря на социалистический камуфляж на октябрьском этапе и после него, при Ленине пробивали себе дорогу. Однако после смерти Ленина они были отодвинуты коммунистической диктатурой. Отодвинуты, но не сняты (и не могут быть сняты) с повестки дня. Их время пришло в середине 80-х годов. Так История в конце века вернулась на круги своя, пытаясь еще раз (в последний?!) довести до конца начатые три столетия назад Петром I, продолженные в Х1Х-ХХ вв. Александром II, Столыпиным и Лениным буржуазные реформы, целью которых (в независимости от того, сознавали или нет их авторы) было создание среднего класса собственников.
Почему сталинская бюрократия не приняла нового, ленинского, понимания социализма, отвергла его установку на развитие нэпа вкупе с кооперацией? Что лежит в основании неприятия - субъективизм (волюнтаризм) большевистских лидеров, проистекающий главным образом из того, что Ленина уже не было в живых, или нечто объективное, к этому времени уже от них не зависящее?
Ведь результаты нэпа были блестящи. Но его судьба была предрешена несоответствием политической системы отношениям собственности в доминирующей тогда отрасли народного хозяйства, представленной крестьянством.
Диалектика соотношения политической надстройки (государства) с экономическим базисом определяет место и роль революции (реформы) в их взаимодействии. Когда политический строй адекватен экономическому базису, они укрепляют друг друга, оба развиваются в нужном обществу направлении. Буржуазная революция всюду, где она свершалась в качестве естественно-исторической закономерности перехода феодального общества в капиталистическое, была следствием изменений в отношениях собственности (базисе), происшедших в недрах данного общества и «требовавших» изменения надстройки (государственной власти), охранявшей устаревшие отношения собственности. Но политический строй, рожденный Октябрем, возомнил себя демиургом Истории. Вместо того, чтобы укрепить возникшие в недрах прежнего общества новые, капиталистические отношения собственности, он создал принципиально отличающуюся от прежних (феодальной и буржуазной) экономик новую экономику, базирующуюся на государственной собственности на основные средства производства и отрицающую частнособственнические отношения. Соотношение базиса и надстройки, таким образом, переворачивалось вверх дном. Государство вторглось в естественно-исторический процесс, заведомо обрекая себя на проигрыш, ибо оно не могло в то же время создать новые закономерности развития своей экономики - они естественные для частной собственности, но не для государственной. По этой причине целиком огосударствленная экономика, существуя за счет искусственных мер ее поддержки, в ближайшей перспективе попадает в застой, трясину. Нелепость, искусственность взятого лидерами произошедшей в октябре 1917 г. революции «социалистического» направления (цели) очень скоро выявилась в том, что они, создавая новый политический строй для преобразования общества, его экономики, не могли в то же время сделать его силой, обеспечивающей эффективность народного хозяйства в длительной перспективе. Политический строй может оказаться «выше» экономического строя на очень короткое время, необходимое для преобразования последнего, как говорится, в темпе. При затягивании этого процесса реальна опасность провала преобразования и свержения данного политического строя. Как это и случилось с царским самодержавием, запоздавшим с отменой крепостного права, и с реформаторами начала века, а также с Временным правительством (1917), тормозившими окончательное упразднение помещичьего землевладения. (То же произошло с режимом «перестройщиков» 80-х годов, то же и по той же причине норовит произойти с «реформаторами» ельцинско-путинского толка.)
Нэп оказался несовместимым с господством государства в экономике. Чему же он соответствовал? Благодаря чему он быстро вывел страну из разрухи,
голода, холода, разора, нищеты? Он соответствовал индивидуальному хозяйству крестьянина, производству и торговле ремесленника, кустаря, частного хозяина производства, торговца и им подобным, а также их самодеятельным (самоорганизующимся) объединениям.
И вот тут-то, как нельзя кстати, оказалось кооперативное строительство, имевшее в России довольно длительную историю с нарастающим успехом (только за период с начала века до 1917 г. все виды кооперации выросли в 29 раз). Расцвет кооперации относится к 20-м годам, к концу которых она охватила (добровольно) до трех четвертей крестьянства и миллионы горожан (ремесленников и кустарей). Шел процесс форсированного создания массового среднего класса (впервые в истории России!). А государственная экономика, несмотря на вливания в нее средств, изымавшихся у нэпманско-кооперативной, не выдерживала конкуренции с последней. Последняя к тому же уже пыталась показывать «зубки» государству, привыкшему решать свои хозяйственные проблемы нерыночным, административным путем. В частности, при хлебозаготовительных кампаниях отказывалась продавать хлеб государству по им установленным низким ценам. Важно помнить: нэп и кооперация потому имели успех, что они развивались на базе отношений собственности, унаследованных от прежнего, дореволюционного уклада жизни, в обществе имелись (в достаточном количестве и качестве) их носители - крестьяне, ремесленники, кустари, торговцы и т.п. Введение же новых отношений собственности, носителем которых стало лишь одно государство, отрицающее необходимость других субъектов экономики - физических и юридических лиц, заранее было обречено на провал. Что и случилось в результате строительства государственного социализма, явившегося на деле государственным феодализмом.
Сталин предпочел послать нэп «к черту», а заодно с ним и кооперацию, могущую развиваться только в рыночных условиях, и насильственно коллективизировать (огосударствить, закрепостить) крестьянство. Он спешил. В противном случае, партгосноменклатура сама была бы свергнута непрерывно растущим количественно и качественно нэповско-кооперативным средним классом. Бюрократия под знаменем культа и культиков, распоряжающаяся национальным богатством, и независимый от государства средний класс собственников -несовместимы. Развитие нэпа и кооперации потребовало бы изменения всей политической системы.
Вводя нэп, Ленин особо подчеркивал личную материальную заинтересованность как двигатель прогресса. В кооперации такой интерес присутствует. Адамсмитовская «невидимая рука» рынка «обязывает» капиталистических хозяев, составляющих незначительную долю населения, добиваться масштабных успехов в развитии производительных сил, следовательно, и богатства страны. Несмотря на то, что субъективно такие цели ими не ставятся. Нет, они хотят
лишь одного - прибыльного ведения своего хозяйства, что возможно при одном непременном условии: производить и реализовать на рынке как можно больше товаров, что, опять-таки, возможно лишь тогда, когда товар, с одной стороны, качественный, с другой - доступен населению по цене. Какие же перспективы открываются, когда собственниками становятся миллионы (как теперь в высокразвитых демократических странах - до двух третей общества)?! Яснее ясного: общество социальной справедливости может состояться лишь при органическом слиянии личных интересов граждан с общественными интересами, когда совокупность первых и будет составлять вторые. Ключ к этому слиянию - в хозяйском статусе каждого работника и, если хотите, каждого гражданина вообще. Такой статус в масштабе всего общества может утвердиться в российских условиях лишь в кооперации. На мой взгляд, это -гениальное открытие Ленина. К сожалению, игнорированное его неумными и подлыми наследниками. По сей день.
В литературе традиционно понятие кооперации корреспондируется только с крестьянством. Однако Ленин, говоря о крестьянстве, имеет в виду его абсолютное большинство в населении того периода. Более того: он ведет речь о всем народе, которого надо сделать «настолько цивилизованным», чтобы оно поняло все выгоды от поголовного участия в кооперации и наладило это «участие», для чего нужна «целая полоса культурного развития всей народной массы» (26).
Представим себе на минуту, что реализовалась ленинская идея кооперативного общества. Все работоспособные граждане - члены кооперативных производств со своими в них долями собственности, приносящими регулярно дивиденды, с исключением безработицы и массового воровства («несунства» советского); все население каждого микрорайона состоит в потребительском обществе, включающем в себя предприятия торговли и услуг, работники которых подотчетны населению (не чиновникам, ныне их опекающим и находящимся у них на кормлении), а значит, задача удовлетворения его потребностей была бы решена наилучшим образом; квартиросъемщики и квартиро-домовладельцы состоят в жилищных кооперативах, напрочь исключающих зряшную порчу жилья, скверное обслуживание жильцов нынешними «ДЭЗа-ми», как это уже наблюдается сегодня в кооперативных домах.
Объединяя граждан с высокоразвитым экономическим достоинством, граждан, в совокупности образующих демос - хозяев страны (не нынешнее население - наемных, напрочь лишенных собственности рабов государства и криминальных бизнесменов), кооперация сделала бы их политически активными гражданами, составляющими большинство среднего класса - социальной базы гражданского общества. В итоге изменилась бы и политическая система в соответствующем демократической сущности кооперации духе. Но сталинская бюрократия не поддержала кооперацию - огосударствила ее; стала руководить
обществом методами «чрезвычайщины». Неумение владеть ситуацией она компенсировала насилием. [Примечательное событие, случившееся непосредственно в канун перехода к коллективизации деревни: Сталин (первый и последний раз в своей генсековской ипостаси), в связи с затруднениями в хлебозаготовительной кампании, изволил быть в командировке в Сибири. Там на одном из митингов он выступил, призывая крестьян продавать хлеб государству по им установленным ценам , которые , надо заметить , не покрывали даже расходов на его производство (что до 1928 г., в общем и целом, удавалось делать); из толпы вышел «мужик в поддевке», подошел к Сталину и сказал: «а ты, парень, попляши, тогда я тебе дам пудика два ржи»); Сталин решил заставить «поплясать» крестьянство во «втором крепостном праве»].
Таким образом, ленинская перемена взгляда на социализм оказалась запоздалой. После его смерти не было в партии сил, способных продолжать политику, основанную на ней. Будь Ленин жив, мы сегодня жили бы в другой стране. Меня в этом убеждает оценка деятельности Ленина его современниками. Мудрейший капитан мирового капитализма Уинстон Черчилль писал: «Ни один азиатский завоеватель, ни Тамерлан, ни Чингисхан, не пользовались такой славой, как он. Непримиримый мститель, вырастающий из покоя холодного сострадания, здравомыслия, понимания реальной действительности. Его оружие - логика, его расположение души - оппортунизм. Его симпатии холодны и широки, как Ледовитый океан; его ненависть туга, как петля палача. Его предназначение - спасти мир; его метод - взорвать этот мир. Абсолютная принципиальность, в то же время готовность изменить принципам... Он ниспровергал все. Он ниспровергал Бога, царя, страну, мораль, суд, долги, ренту, интересы, законы и обычаи столетий, он ниспровергал целую историческую структуру, такую как человеческое общество. В конце концов он ниспроверг себя... Интеллект Ленина был повержен в тот момент, когда исчерпалась его разрушительная сила и начали проявляться независимые, самоизлечивающие функции его поисков. Он один мог вывести Россию из трясины... Русские люди остались барахтаться в болоте. Их величайшим несчастьем было его рождение, но их следующим несчастьем была его смерть» (27). В унисон последним словам Черчилля строки Бориса Пастернака из стихотворения «Высокая болезнь»: «Предвестьем льгот приходит гений и гнетом мстит за свой уход». Два великих человека, замечу, кстати - оба нобелиаты - схватили саму суть другого великого деятеля как явления мирового масштаба и прямую связь его судьбы с судьбой России.
Не пришло ли время реализовать ленинскую концепцию российского народного капитализма, отказавшись от бюрократически-бандитского?! Не пора ли извлечь урок из постыдно-губительного управления бюрократией российским народом? Ведь плоды ее правления апокалиптичны: первый ее клан погубил царскую империю, второй клан - коммунистическая номенклатура -
развалил советскую империю, третий клан - нынешние квази-либерал-демократы - доканывает постсоветскую Россию. И доканает, если политическая мудрость и воля первого лица государства не сможет преодолеть сопротивление своих «сукиных сынов». Я бы сказал, что на поставленный великим Гоголем вопрос: «Русь, куда же несешься ты?» она сегодня отвечает агонизи-рованием; уже почти ополовинилась территориально, дальнейший распад прогнозируем, ибо принципы взаимоотношений Москвы с регионами, приведшие к распаду СССР, не претерпели существенных изменений. Россия ныне подобна косяку лошадей, смертельно напуганных стаей волков и потому бешено скачущих в неизвестном направлении, впереди которого пропасть. Спасти их от неизбежной гибели можно лишь одним способом: пастуху (или кому-то другому) на своем коне обогнать скачущего во главе табуна косячного жеребца и крутым разворотом своего коня увести за собой табун в сторону от пропасти. Похожее событие наблюдалось в истории России, когда ее бег к «пропасти» был возглавлен большевиками. Их кормчий, Ленин, поняв суть им инициированного движения, резко развернул страну нэпом вкупе с кооперативным строительством; страна ожила в невиданно короткий срок, но кормчий надорвался и умер. Его дело некому было продолжить.
Убежден: поймем Ленина, его последний завет - выйдем из тупика на простор благополучия во всем и вся!
Мое утверждение о том, что в начале 20-х годов ушедшего века Ленин, отказавшись от попыток строительства социализма, обосновал теоретически и начал созидать общество «народного капитализма», в основании которого новая экономическая политика вкупе с кооперацией, нуждается в дополнительных рассуждениях. Постольку, поскольку в литературе и современном общественном мнении есть и иная точка зрения (начало ей положил А.Д. Сахаров, развил и концептуально оформил Ю.Г. Буртин). Согласно им, по Ленину «социалистическая перспектива - это не проблема выбора между социализмом и капитализмом, а проблема их совмещения»; более того: «Идея сосуществования социализма и капитализма дополнялась у позднего Ленина гораздо более богатой идеей их взаимопроникновения, принципиальной и непреходящей заинтересованностью в нем. Применительно к частному сектору формой проникновения в него начал социалистического коллективизма Ленин считал кооперацию, применительно к государственному - его коммерциализацию, сращивание социализма с рынком» (28). О каком совмещении и взаимопроникновении социализма и капитализма можно говорить, если первый напрочь отрицает частную собственность, рыночные отношения и демократию, а второй на них зиждется и процветает?! Можно (и нужно!) говорить, что ленинский нэп + коопе-
*
*
*
рация не есть просто отступление к капитализму того времени, а есть шаг вперед к его народной форме, которая стала явью в наиболее высокоразвитых демократических государствах Запада лишь во второй половине ХХ столетия.
Иные «деяния» Истории имеют иронический подтекст, формулируемый как «ирония истории». Суть «холодной войны» состояла в том, что «реальный социализм» с неэффективной экономикой и тоталитарной системой во всем и вся, несмотря на беспредельное напряжение всех сил, выиграть соревнование с государствами процветающей экономики и демократии не мог: надорвался и потерпел крах в одночасье. На этом помянутый «сарказм истории» завершил свою миссию. История вернулась в свое обычное ироническое русло, выставляя дураками тех, кто пытается продлить действие хищнических сторон капитализма, а также тех, кто хотел бы еще раз-другой опробовать утопию социализма. К последним относятся коммунисты ряда компартий России. Если бы они были ленинцами, то опирались бы на труды позднего Ленина (а Ленин дооктябрьский и Ленин послеоктябрьский, особенно после опыта «военного коммунизма», - «две большие разницы»). Увеличив свой электорат в разы, современные коммунисты могли бы развернуть страну демократическим путем в ленинском направлении «народного капитализма». Но, к сожалению, им не нужен живой Ленин, они ухватились за его мумию, как черт за грешную душу. Им нужен живой Сталин.
Хотелось бы надеяться, что на сей раз История обойдется без сарказма. Хотя мир настолько плохо устроен, что все еще приходится из двух зол выбирать меньшее, которое, если его не пресечь, со временем неизбежно становится большим. Возможно, России предстоит (в который раз?!) испытать это на себе в самое ближайшее время. В соответствии с законами диалектики.
Литература
1. Механик А. Мечта о Франции более великой, чем французы. Политики остаются в истории, когда они сплавляют свою судьбу с судьбой нации // Эксперт. - М., 2004. -№ 3. - С. 68.
2. Ясперс К. Смысл и назначение истории. - М., 1994. - С. 198.
3. Арутюнов А.А. Ленин. Личностная и политическая биография. Т. 1. - М., 2002. - С. 30. (Курсив мой. - А.Б.).
4. Там же. - С. 455-456.
5. Камю А. Бунтующий человек. - М., 1990. - С. 316.
6. См.: Ленин В.В. Полн. собр. соч. - Т. 54. - С. 180.
7. Бухараев В. Тяжкое бремя победы. О явлении по имени Агдас Хусаинович Бур-ганов // Казань. - 2005. - № 10. - С. 59-60.
8. Черная книга коммунизма. - М., - С. 31. В том же стиле, если не еще более негативно показаны образ Ленина и его деятельность в книге А. Яковлева «Сумерки».
9. Камю А. Указ. соч. - С. 281, 299.
10. Налимов В. В. Канатоходец. - М., 1994. - С. 22.
11. Яковлев А. Сумерки. - С. 230, 231.
12. Там же. - С. 556.
13. Солженицын А.И. Публицистика. Статьи и речи. - Вермонт; Париж, 1989. - Т. 9. - С. 32.
14. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 44. - С. 202.
15. Там же. - С. 197, 203, 215; Т. 36. - С. 78-82, 165-208, 283-314.
16. См.: В.Г. Короленко в воспоминаниях современников. - М., 1962. - С. 508.
17. Там же. - С. 206.
18. Там же. - С. 217.
19. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. - Нью-Йорк, 1954. - С. 98.
20. Ленин В.И. Полн.собр. соч. - Т. 44. - С 159.
21. Цит. по: Сироткин В. Уроки нэпа. Мысли вслух перед Пленумом ЦК КПСС // Известия. - М., 1989. - 10 марта. (Курсив мой. - А.Б.).
22. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 45. - С. 376. (Курсив мой. - А.Б.).
23. См.: Сироткин В. Указ. соч.
24. Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 45. - С. 370.
25. Там же.
26. Там же. - С. 372.
27. Churchill W.S. The attermath: The world crisis, 1918-1928. - N.Y., 1929. - P. 64-66. (Курсив мой. - А.Б.).
28. Буртин Ю. Исповедь шестидесятника: Другой социализм. - М., 2003. - С. 475, 469.
