Научная статья на тему 'У истоков космизма в науке. Проблема новых путей познания в свете исторического опыта'

У истоков космизма в науке. Проблема новых путей познания в свете исторического опыта Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
324
63
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СИНТЕЗ / КОСМИЗМ / МИРОВОЗЗРЕНИЕ / СВОБОДА / ПОЗНАНИЕ

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Соколов В. Г.

Историческая ретроспектива смены представлений о мироздании. Джордано Бруно как предтеча космического мироощущения в науке. Эволюция путей и способов познания; зависимость дальнейшего развития науки и философии от духовной свободы и расширения сознания.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «У истоков космизма в науке. Проблема новых путей познания в свете исторического опыта»

В.Г.СОКОЛОВ,

студент Харьковской государственной академии культуры,

Харьков

У ИСТОКОВ КОСМИЗМА В НАУКЕ. ПРОБЛЕМА НОВЫХ ПУТЕЙ ПОЗНАНИЯ В СВЕТЕ ИСТОРИЧЕСКОГО ОПЫТА

Нет ничего более ценного в мире и ничего, требующего большего бережения и уважения, как свободная человеческая личность!

В.И.Вернадский

Наиболее полное осмысление какого-либо явления, как правило, происходит тогда, когда его эволюция рассматривается в контексте всего культурно-исторического процесса, в том числе с учетом самых широких связей, пронизывающих и данное явление, и относящиеся к нему события.

История повторяется, намечая новые перспективы развития человечества, но происходит это уже на ином витке его эволюционного восхождения. Исторический опыт свидетельствует, что возможности, упущенные когда-то, для конкретного исторического периода остаются потерянными. Новые причины порождают новые следствия. Эти процессы особенно заметны в переломные моменты (одним из которых является прошедший XX век и начавшийся XXI), когда веление времени открывает перед человечеством новые горизонты познания и новые пути их постижения. Здесь исторический опыт предоставляет немало фактов, внимательное рассмотрение которых может послужить хорошим напоминанием, предостережением и, в конечном итоге, уроком для настоящего и творимого в этом настоящем будущего.

Проблема нового в истории человечества — одна из важнейших, так как она самым тесным образом связана с таким кардинальным явлением, как духовная свобода человека. На затрагивающей его внутренний мир линии «свобода — несвобода» реализуется человеческая эволюция, по этой линии проходят все

исторические события, развивается или угнетается культура, которая имеет прямое отношение к глубинной сути человека. Духовная свобода является основой нашего внутреннего богатства, а следовательно, фундаментом нашей эволюции. Можно сказать, что духовная свобода по своей сути космична. Ибо, как пишет Л.В.Шапошникова, космизм, как явление, имеющее отношение в первую очередь к внутреннему миру человека, к эволюции его сознания и протекающему при этом процессу познания, к многомерным связям с Космосом, с помощью которых человек и познает окружающее его пространство, в конечном итоге, если рассматривать его в очень широком понимании, также пронизывает собой всю историю человечества, проявляясь в различных исторически сложившихся типах мышления: мифологическом, религиозном, научном [1]. Нас в данном случае интересует наука.

Новое космическое мировоззрение ярко и многообразно заявило о себе в один из важнейших переломных периодов в истории, каким явился конец XIX — первая четверть XX века. Именно тогда в пространстве России начало складываться новое мышление, которому было присуще космическое мироощущение и которое вылилось в духовную революцию, отраженную в оригинальных разработках философов, в провидческом творчестве художников и поэтов Серебряного века, в переосмыслении религиозного опыта. Космизм впервые заявил о себе как о всеохватном явлении. Об этом говорят имена таких выдающихся российских ученых и общественных деятелей, как В.С.Соловьев, Н.А.Бердяев, В.И.Вернадский, К.Э.Циолковский, А.Л.Чижевский, П.А.Флоренский, Е.И.Рерих, Н.К.Рерих, М.К.Чюрлёнис, А.А.Блок, А.Н.Скрябин и другие. Своим многогранным творчеством они несли иное мироощущение и иные, эволюционно необходимые подходы к познанию законов жизни, создавая тем самым новую ступень в развитии человечества.

Если говорить о науке, то, базируясь на новой системе познания, в которой синтез играл важнейшую роль, она имела возможность сделать мощный рывок вперед. В недрах уже сложившейся науки вызревала методология нового способа познания, синтез которого проявлялся в следующем. Первое — это его открытость вмещению огромного опыта человечества в постижении мира. Второе — его базирование на принципе свободы, без чего немыслимо качественное развитие науки как таковой. И третье — обра-

щение к внутренней сути человека и его многообразным и многомерным связям с космической беспредельностью, с более высоким состоянием материи, с Высшим. Все это подводило к более глубокому, более точному постижению мироздания и господствующих в нем законов, к постижению его единства и многомерности.

Однако жесткий контроль, введенный в Советском Союзе в конце 20-х годов XX века партийными идеологами, привел к власти тех, кто не был восприимчив ни к вмещению, ни к свободе и ни тем более к осознанию каких-либо законов Космоса. Начала строиться иная действительность, основанная на иных законах, и прежде всего — на принципе уничтожения свободомыслия. В результате процесса идеологизации наука сделалась невосприимчивой к тончайшим проявлениям действительности, которые, в свою очередь, стоят у истоков практически всех жизненных явлений. Многие начатые новейшие разработки были либо продолжены за рубежом, либо отложены до лучших времен. Мы все знаем, трагедия какого масштаба произошла в те годы, последствия которой ощущаются до сих пор.

Говоря о начале XX века, когда явления космизма стали проявляться в самых разных областях человеческого творчества, и имея конкретный интерес к научному познанию, попробуем задаться таким вопросом: а был ли в науке кто-либо с космическим мироощущением, кого можно было бы назвать предтечей?

Но прежде отметим, что под космизмом в науке мы будем подразумевать такие подходы в исследованиях, которые смогли бы наиболее полно отобразить картину космической реальности. Как в начале XX века, так и в наше время многие ученые остро ощутили ограниченность экспериментально-материалистического подхода к постижению мира и главенствующих в таком подходе законов. В свою очередь мир, этот во все времена постоянно и многообразно заявлял о своем богатстве через удивительные прозрения ученых и философов. Поэтому в свете поставленного выше вопроса вполне возможно позволить себе выступить с гипотезой о том, что у космического мироощущения в науке есть предтеча. Являясь лицом историческим, он нес это мироощущение тогда, когда как раз и начинала формироваться новая наука и не было еще четкого разделения на разные подходы в познании. Двести лет спустя наука будет уже совсем иной. Но тогда, в далеком XVI веке, этот предтеча представил современникам удивительно

цельную картину мира, ту картину, которая еще более ярко, более широко и многопланово проявится в трудах русских философов и ученых-космистов первой половины XX века.

Этот человек был выдающимся ученым и философом, талантливым поэтом, обладавшим огромным даром предвидения. Его мировоззрение было поистине космическим, и именно ему принадлежит честь открытия для человечества того Космоса, который мы знаем сейчас. Его имя, как и его трагическая судьба, известно многим. Но далеко не все знают о том поистине огромном и очень многогранном вкладе, который он сделал в познание человеком самого себя и мира. На это были свои причины. Ведь еще совсем недавно, и даже в наше время, суть его учения преподносилась иначе, искажалась или просто замалчивалась, словно бы просеивалась через сито уже сложенных неподвижных догм. Идеологический пресс довлел над великим мыслителем даже века спустя, что наталкивает на мысль об особой, выдающейся роли, которую он сыграл в истории человечества. Речь идет о Джордано Бруно (1548—1600).

Так складывается, что история из своих глубин в нужное время словно бы выносит на поверхность свидетельства прошлого, имеющие для данного исторического периода свой важный смысл. Так было и с именем Великого Итальянца. Только в XIX веке, в недрах которого вызревало новое космическое мироощущение, такие свидетельства неожиданно заявили о себе. Тогда были впервые открыты архивы инквизиции, где содержались сведения об аресте и суде над Джордано Бруно. Все это скрывалось в течение двух с половиной веков, так как и на труды, и даже на имя Бруно инквизиторами был наложен строгий запрет. Но, как известно, сила правды со временем взрывает все затворы. Несколько десятилетий спустя после открытия вышеупомянутых архивов, в 1889 году, в Риме, на том месте, где века назад у ног Бруно запылал костер инквизиции, благодарными потомками был торжественно открыт памятник Великому Итальянцу. На торжество открытия собрались люди со всего мира. В приглашении Международного комитета по устройству памятника были записаны такие слова: «Присутствующие на открытии памятника, воздвигаемого с согласия и на денежные средства всех народов, будут там свидетельствовать, что Бруно поднял голос за свободу мысли для всех народов и своею смертью во Всемирном городе осветил эту свободу» [4, с. 8].

В сложное и переломное время начала XX века имя Великого Итальянца наконец зазвучало и в России. В 1914 году в Санкт-Петербурге издательство «Огни» выпустило первый из его трудов. Это была книга «Изгнание Торжествующего Зверя» в переводе с итальянского Алексея Золотарева. Во вступительной статье к этой работе Золотарев писал: «И это вовсе не случайно, что именно сейчас, в эпоху громадных политических и социальных переворотов, в эпоху великих научных открытий, раскрепощающих человека от оков стихийного рабства, в радостную эпоху, когда вновь раскрываются перед земнъ м человечеством дух захватъ вающие небеснъ е горизонтъ , Джордано Бруно стал ближе, понятнее, роднее и дороже нам» [4, с. 8].

Несомненно, что все эти факты, связанные с именем Бруно, не случайно возникли во времени и пространстве конца XIX — начала XX века. История подала знаки задолго до того, как началось планомерное уничтожение ростков нового космического мировоззрения, но на территории уже другой страны.

Итак, исторический опыт заставляет нас обратиться ко времени более отдаленному, чем Серебряный век русской культуры, но тоже относящемуся к так называемым переходным, переломным периодам. Дело в том, что события века XX в ряде моментов очень похожи на события подобного периода западноевропейской истории и культуры XVI — первой половины XVII века, когда эпоха Средневековья в последней своей фазе — Возрождении переходила в Новоевропейскую культурную формацию. Это был один из интереснейших периодов в истории человечества, время так называемой научной революции, когда зарождалась новая наука, время более глубокого, по сравнению с предшествующим периодом, осмысления человеком его взаимоотношений с окружающим миром. Сам же мир стремительно раскрывал свои тайны как на Земле (великие географические открытия), так и на Небе. Именно в течение рассматриваемого временного промежутка, охватывающего около ста лет, когда ниспровергались старые представления о построении мироздания, базировавшиеся на физике Аристотеля и кинематике небесных движений Птолемея, и открывался путь к постижению Беспредельности.

Переходное время европейской истории, отраженное в XVI—XVII веках, так же, как и стык XIX и XX веков, дало миру целую плеяду носителей нового мировоззрения, через которых в масштабах всей Европы шло великое смещение старых схолас-

тических взглядов, велась замена их новыми подходами в системе познания. Леонардо да Винчи (1452—1519), Коперник (1473—1543), Микеланджело (1475-1564), Томас Мор (1478-1535), Парацельс (1493-1541), Телезио (1509-1588), Везалий (1514-1564), Бруно (1548-1600), Фрэнсис Бэкон (1561-1626), Галилей (1564-1642), Кампанелла (1568-1639), Кеплер (1571-1630), Бёме (1575-1624), Коменский (1592-1670), Декарт (1596-1650), Паскаль (1623-1662), Левенгук (1632-1723), Ньютон (1643-1727). Они - философы, ученые, художники и поэты - приходили в этот мир один за другим, напитывая его огромным количеством новых идей и пробивая косную материю устаревших догм. Предлагаемые ими подходы в рамках той или иной области знания могли не всегда совпадать, однако в целом все они последовательно выстраивали тот эволюционный коридор, по которому стремились в будущее многие пытливые умы. Мир изменялся, и ничто не могло остановить сошедшую откуда-то с высот лавину знания - даже физическое уничтожение его носителей.

В то время так же ярко проявилась ситуация с отрицанием новых знаний. Причем и в XVI, и в XX веке был выдвинут ряд концепций, которые хотя и отличались по масштабности охвата проблем, но по сути своей были во многом схожи. Силой, олицетворяющей жесточайшее сопротивление новому мировоззрению в Средние века, и особенно на их исходе, оказалась Церковь. Мрачные страницы ее истории очень ярко запечатлели трагические взаимоотношения нового мира со старым. Осуждение с «печатью антихриста», тяжелые двери сырых подземелий, едкий дым костров...

Сквозь этот дым, сквозь туман веков проступает облик величайшего деятеля западноевропейского Возрождения, появившегося на стыке Средневековья и Нового времени, - Джордано Бруно, того самого «инакомыслящего», который на века обогнал свое время, при этом, как можно смело утверждать, являясь его ключевой фигурой. Это опережение несло в себе нужные именно для той эпохи ориентиры, по которым зарождавшееся новоевропейское сознание смогло бы выйти на новые, эволюционно-необходимые рубежи познания. Не случайно учение Великого Итальянца называют «Философией Рассвета». Его научная философия представила Европе новую Вселенную, тот Космос, который мы знаем сейчас, в начале XXI века. Но в то

же время, в своих основах, — это был и тот Космос, к постижению которого только подошла современная наука и о котором так ярко писали философы и ученые первой половины XX века.

В XVI веке, когда жил и творил Бруно, определялось направление дальнейшего развития науки и философии. В будущем временная спираль своим очередным витком вернется к похожим идеям: многие положения учения Бруно найдут удивительное созвучие мыслям, содержащимся в книгах Живой Этики — Учении, спустя столетия принесенном миру в очередной переходный период его истории, в XX веке, выдающимся философом и просветителем Еленой Ивановной Рерих. Два тома этого Учения будут посвящены такому важнейшему, основополагающему понятию, как Беспредельность, чье величие несколькими веками ранее было провозглашено Джордано Бруно.

Но мир старый не собирался сдавать своих позиций. Бруно пришел в наш мир как раз в то время (40-е годы XVI в.), когда Церковь начала в Италии широкое преследование инакомыслия. Это было время Контрреформации, своего рода крестового похода католической церкви против Реформационного движения. Однако только ли? Как точно подметил А.Н.Чанышев, «за этой Контрреформацией скрывалось Контрвозрождение» [9, с. 7], с чем невозможно не согласиться. Смелый полет возрожденческой мысли, заявившей о гармоническом единстве (но никак не противопоставлении) духовного и материального, самого Творца и его творения, а также набиравшая обороты религиозная Реформация переполнили чашу терпения католических идеологов. Для рвавшегося наружу свободомыслия Реформация была своего рода отдушиной. Не случайно исследователи отмечают тот факт, что виднейшие европейские ученые XVI—XVII веков имели отношение к протестантизму.

Что же касается Джордано Бруно, то, действительно, словно чья-то невидимая рука как раз незадолго до его прихода в этот мир начала расставлять «капканы» на будущих дорогах судьбы Великого Итальянца. Обратим внимание на годы, предшествовавшие его рождению. В 1540 году утверждается орден иезуитов, ставший репрессивным органом Ватикана, в 1542-м реорганизуется инквизиция, создается ее трибунал в Риме. В 1545 году начался Тридентский собор — церковный съезд, продолжавший свою работу с перерывами в течение восемнадцати лет. Этот серьезно

подсекавший Ренессанс собор стал началом контрреформацион-ного движения в Европе, направленного против протестантизма. Церковники пошли в активное наступление на всякое свободомыслие. В 1547 году инквизиторы создали в Неаполе один из своих оплотов. А в следующем 1548 году в городке Нола, что близ Неаполя, в семье бедного дворянина родился сын Филиппо (монашеское имя — Джордано). Когда мальчику было одиннадцать лет, церковные лидеры утверждают «Список запрещенных книг», словно упреждая невероятную тягу Бруно к знаниям, а также написание им в будущем собственных трудов. Но ни этот, ни другие последующие запреты не могли повлиять на несгибаемый дух ученого, открывшего перед современниками путь к беспредельному познанию.

Дорога жизни самого Бруно была камениста, зачастую пустынна из-за молчащих, спящих душ. Пророческий отзвук его пути мы словно бы находим в работах выдающегося живописца Северной Италии, жившего до Бруно, в пору Высокого Возрождения, Андреа Мантенья (1431—1506). Известно, что часто именно творческие люди — художники, поэты — прежде других прозревают грядущие события и особенности наступающего времени. Подъем Высокого Возрождения сменится наступлением католической реакции, но именно тогда придет в мир Великий Итальянец. Он пройдет свой путь одиноко, имея лишь немногочисленных учеников и последователей... Полотна Андреа Мантенья, жившего за полвека до рождения Бруно, неоднократно запечатляли образ героя, мужественно идущего через страдания, среди пустынного пейзажа. Художник словно предвидел будущий одинокий путь опередившего свое время философа, его героическое творчество, мужественно утверждаемое им в подчас нечеловечески сложных жизненных ситуациях.

Итак, в середине XVI века католическая церковь пошла на решительные действия. Весьма символичным явился тот факт, что папа Павел III, при котором был создан орден иезуитов и который созвал удушающий Ренессанс Тридентский собор, поручает Микеланджело написать на алтарной стене Сикстинской капеллы в Ватикане фреску «Страшный суд». Однако римскому папе не удалось прикрыть свои деяния сценой из Евангелия. Он не знал, что история уже вершила свой суд над страшными делами католических идеологов. Свою работу Микеланджело заканчивает

в 1541 году, в самом начале наступления католической реакции. Замысел папы не удался, великий мастер запечатлел трагедию своего времени, выразившуюся в постепенном крушении идеалов эпохи Возрождения.

Время Бруно было действительно очень сложным, но оно таило в своих глубинах и огромные возможности. В своем осмыслении мироздания Бруно смело берет на вооружение теорию Коперника и, продвинувшись намного дальше, представляет современникам новую картину мира, основой которого и была Беспредельность. Именно это явилось величайшим достижением человеческой мысли, явленной миру Великим Итальянцем. Не случайно в Живой Этике века XX появятся такие слова: «Провозгласивший торжество Беспредельности является носителем истины» [2, 43]. Можно себе только представить, сколь трудно было в то время нести эту истину, за которую платили жизнью и мученической смертью. Но у Джордано Бруно хватило сил доказать современникам и потомкам, сколь велик смысл духовной свободы.

Беспредельность стала перед сознанием человека конца Средневековья, стоявшего у порога Нового времени европейской истории, во всей своей непреложности и своем величии, одних увлекая к познанию, других пугая своей глубиной. Старая картина мира рушилась на глазах. Показательно, что одновременно, в 1543 году, выходят в свет две работы. Первая — революционный труд Николая Коперника «Об обращении небесных сфер», вторая — это впервые созданная Везалием подробная анатомия «О строении человеческого тела». Необходимо отметить, что, поставив в центр мира вместо Земли Солнце, Коперник опрокинул важнейшие церковные догмы об исключительности нашей планеты и обитающего на ней человека. Эта исключительность, в свою очередь, отводила самой Церкви, мнившей себя единственным земным оплотом связи человечества с Высшим, самое значительное место. Неподвижность Земли в пространстве — незыблемость Церкви и ее власти на этой Земле — неподвижность человеческого сознания и покорность все той же Церкви — все это единая цепь, которую первым и разорвал Коперник. А Бруно и вовсе не оставил от нее следа, ибо его учение — это прорыв еще дальше, к бесконечности Вселенной и составляющих ее миров.

Прикосновение зарождавшейся науки к Беспредельности Космоса подводило к попыткам осмысления Высших законов мироздания. Речь идет о синтетическом подходе к постижению мира, где еще нет разделения на научный и вненаучный подход в познании и где интуиция ученого играет важнейшую роль. Именно это ярко проявилось в учении Бруно, которое и было провозглашено выдающимся ученым более 400 лет назад. Великий Итальянец обладал удивительно тонким и редчайшим качеством: гармоничным совмещением конкретных философских теорий с научным предвидением, положения которого века спустя были подтверждены современной наукой. Один из современных исследователей, Р.Баландин, собрал вместе ряд таких предвидений, содержащихся в трудах Бруно. Это - закон сохранения вещества, мысль о вечности материи, гипотеза атомистического строения материи, мысль об относительности массы тел, представление о круговороте материи, атомов, причем, как отмечает Р.Баландин, научная разработка круговорота атомов на Земле в XX веке принадлежит В.И.Вернадскому [6, с. 106].

Итак, в чем же истина Бруно? Что родственного в научно-философских построениях этого мыслителя с таким явлением, как космизм?

Но прежде чем ответить на эти вопросы, хотелось бы отметить следующее. Мы не ошибемся, если скажем, что на учении Бруно «споткнулась» современная наука. Сложилось так, что многомерные идеи Великого Итальянца рассматривались через призму однобокого материализма. В результате, например, одна из основных мыслей Бруно, гласившая, что Бог, или Высшее Начало, присутствует во всей Природе, во всей бесконечной Вселенной, получила именно однобокую трактовку вроде того, что этим сама Природа становится как бы «самостоятельной», понятие Бога отодвигалось в сторону, на первое же место выходила материя, но уже в другом звучании. Из Бруно пытались сделать чистого материалиста, а порой даже атеиста. В середине XX века в Советском Союзе учение Бруно рассматривалось с позиции марксистской философии - диалектического и исторического материализма, когда история философии понималась лишь как история материализма и его борьбы против идеализма. Философия Великого Итальянца вводилась в процесс классовой борьбы и смены способов производства. «Философия Дж. Бруно, - писал

М.А.Дынник во вступлении к "Диалогам" Бруно, вышедшим в Советском Союзе в 1949 году, — явилась одним из первых набросков мировоззрения восходящего класса буржуазии. Это — философия, отразившая в себе идеологическую подготовку к революционному "переходу" от феодализма к буржуазному обществу. До настоящего времени философия Бруно продолжает оставаться одним из боевых вопросов истории философии, одним из важных участков борьбы на идеологическом фронте» [3, с. 38]. Этот идеологический фронт скорее затрагивал не классовую борьбу, а проходил рубежом в эволюционно важном пространстве свободы-несвободы. Конечно, с одной стороны, мы должны быть благодарны профессору М.А.Дыннику за огромную работу по переводу и подготовке к публикации сборника трудов Бруно «Диалоги» в очень непростое время сталинского правления. Но, с другой стороны, видимо, чтобы эта книга в то время увидела свет, необходимо было предварить ее вступлением, где философия Джордано Бруно была бы загнана в строгие идеологические рамки.

Совсем не будет ошибкой назвать Бруно материалистом, но только если материю воспринимать так, как это делал Великий Итальянец. Он называет ее «божественным бытием в вещах» [3, с. 271]. Также у Бруно мы находим указание на то, что материя близка как нашему, чувственному, плотноматериальному, миру, так и миру иного состояния материи. Тем самым перед нами предстает ее многомерность. Или: «...спускаясь по этой лестнице природы, мы обнаруживаем двойную субстанцию — одну духовную, другую телесную, но в последнем счете и та и другая сводятся к одному бытию и одному корню» [3, с. 247]. Мы можем утверждать, что натуралистический пантеизм Джордано Бруно, или всеприсутствие Высшего Начала (Бога) в Природе, — это не есть в полном смысле слова растворение этого Высшего во всей необъятности видимой Вселенной. А это есть вся полнота присутствия этого Высшего, или, иными словами, — материя одухотворена. Бруно никогда не был однобоким материалистом, для него материя была одухотворена именно Высшим, и, по сути, он говорил о том, что дух и материя выступают как единое, неделимое целое. Самое главное, что хотелось бы в этой связи отметить, это то, что явление «дух-материя» не имеет адекватного отображения в чисто материалистической системе отсчета. Там духовная составляющая материи просто

отбрасывается как мистика. Именно в этом, как видится, и состоит причина вышеотмеченного толкования идей Бруно.

Итак, Джордано Бруно представил совершенно иную картину мира, мира, где все было охвачено великим Единством, где одухотворенная материя была пронизана едиными законами. Прежде всего, неистовый Ноланец «разбил» внешнюю сферу неподвижных звезд в системе Аристотеля, «заставил» вращаться Солнце в теории Коперника, ниспроверг конечность Космоса и распахнул врата в Бесконечную Вселенную с бесчисленными солнцами и обращающимися вокруг них планетами с разнообразными формами жизни. Учение Бруно рассматривало мир как единое целое, где Высшее Начало пронизывает весь одушевленный Космос. Бесконечная эволюция одушевленной Вселенной выражена в таких словах Ноланца: «...ввиду бесчисленных степеней совершенства, в которых разворачивается в телесном виде божественное бестелесное превосходство, должны быть бесчисленные индивидуумы, каковыми являются эти громадные живые существа (одно из которых эта земля, божественная мать, которая родила и питает нас и примет нас обратно), и для содержания этих бесчисленных миров требуется бесконечное пространство» [3, с. 312]. В этой емкой фразе отмечен беспредельный путь усовершенствования материи посредством восхождения духовной составляющей, или, иными словами, выражен смысл самой эволюции, который заключается в одухотворении материи.

Бесконечность, о которой мыслил Бруно, все более глубоко раскрывала перед ним свои тайны. В диалогах Великого Итальянца мы находим такие слова: «.подобно тому, как в этом равном по величине миру пространстве, которое называется платониками материей, существует этот мир, так и другой мир может быть в другом пространстве и в бесчисленных других пространствах, равных этому и находящихся по ту сторону его» [3, с. 308]. Возможно, в этом фрагменте Бруно размышляет о других измерениях, которые находятся за пределами нашего трехмерного пространства. Это звучит несколько необычно, но не забудем, что Ноланец предвосхитил многое из того, что для нас, ныне живущих, считается бесспорным.

Бруно выстраивает лестницу, по которой проходит процесс инволюции, или нисхождения в плотную материю, и процесс эволюции, то есть восхождения путем познания истинной природы вещей. «.Я хочу, чтобы вы отметили, что природа нисходит к про-

изведению вещей, а интеллект восходит к их познанию по одной и той же лестнице и что тот и другая продвигаются от единства к единству, проходя через множественность средств» [3, с. 282].

Такое важнейшее явление в эволюции человека, как синтез, также находит свое место в философии Бруно. «Степенью умов» называет Великий Итальянец тот процесс, при котором понимание восходит по мере того, как человеку, обладающему более высокой степенью ума, нужно все меньшее количество «видов, уподоблений и форм».

Вселенная, по Бруно, пронизана таким важнейшим в его философии понятием, как «единство». Единство всего — это путь к пониманию Бога. Пантеизм Бруно провозглашал присутствие Высшего начала в Природе, то есть во всем, что мы можем воспринять, а также и в том, что пока сокрыто от нас. Такое понимание Бога вело к осознанию великого Единства, того Единства, в пространстве которого микрокосм был неотделим от макрокосма: «.вы видите, каким образом все вещи находятся во вселенной и вселенная — во всех вещах; мы — в ней, она — в нас. Так все сходится в совершенном единстве» [3, с. 278]. Бог, или Высшее Начало Вселенной, по мнению Бруно, присутствует в «нерушимом законе природы», а также в тех прекрасных душах, которые живут этими законами.

Джордано Бруно в своих трудах подводит человека к постижению некоего неуничтожимого принципа, являющегося внутренней основой живого организма, или тела, которым этот принцип управляет и которое он в нужное время покидает, чтобы в последующем обрести новое. Причем, каким оно будет, зависит от того, как человек «проявил себя в только что пережитых условиях». Другими словами, перед нами возникает концепция бессмертного человеческого духа, который «есть воистину человек», духа, имеющего иную материальность («природа более превосходная» — по Бруно) и являющегося главным двигателем всех жизненных процессов и человеческой эволюции. Беспредельность, провозглашенная Ноланцем, имеет отношение и к человеку именно со стороны данного «формирующего изнутри принципа». Дух человека, по Бруно, тесно связан с постижением истины. Великий Итальянец никак не отдавал предпочтение чувственному постижению мира, и на вопрос о том, для чего нам служат чувства, он в одном из своих диалогов отвечал: «Только для того, чтобы возбуждать разум; они могут обвинять, доносить, а отчасти и сви-

детельствовать перед ним, но они не могут быть полноценными свидетелями, а тем более не могут судить или выносить окончательное решение. Ибо чувства, какими бы совершенными они ни были, не бывают без некоторой мутной примеси. Вот почему истина происходит от чувств только в малой части, как от слабого начала, но она не заключается в них» [3, с. 304-305]. И далее, на вопрос, в чем же она заключается, звучал такой ответ: «Истина заключается в чувственном объекте, как в зеркале, в разуме — посредством аргументов и рассуждений, в интеллекте — посредством принципов и заключений, в духе — в собственной и живой форме» [3, с. 305].

Как Вселенная держится на справедливых законах, так и внутренний космос человека не должен от них отходить. Поэтому философ остро и со всей открытостью ставит проблему очищения, наведения человеком порядка в своем внутреннем мире, замены или преобразования его низших качеств в высшие. В одном из своих трудов он пишет: «Вернемся к справедливости, ибо, отдалившись от нее, мы отдалились от самих себя, так что мы уже более не боги, мы не есть мы. Возвратимся же к ней, если хотим возвратиться к себе самим. <...> Очистим, говорю я, разберемся прежде всего на небе, которое мысленно внутри нас есть, а затем уже в этом чувственном мире, который телесно представляется нашим очам» [4, с. 70-71].

Всех этих идей Великому Итальянцу, конечно же, не простили, ибо он в буквальном смысле переворачивал прежнее, одряхлевшее мировоззрение, открывая современникам глаза на многие грани явившейся перед ним Истины. Это нанесло существенный удар по незыблемости церковной власти. Церкви мешали и беспредельный Космос, и его великие законы, и сам их носитель, ибо у нее были свои законы и своя истина, построенная исключительно на желании властвовать. Расширение сознания остальных напрямую означало потерю этой власти. Джордано Бруно было пятьдесят два года, когда в Риме, на исходе XVI века, его, выдающегося мыслителя и крупнейшего ученого, сожгли на костре, пламя которого вознеслось в небо в предрассветном мраке при свете факелов. В этом же костре сгорели и книги «Философии Рассвета». Все это оказалось глубоко символичным, так как расправа над Великим Итальянцем значительно отодвигала, собственно, сам европейский рассвет. Кроме того, символично и то, что площадь, на которой был сложен костер для Бруно, называлась Площадью Цветов, а цветок, в частности на Востоке, явля-

ется символом мудрости, постигаемой интуицией. У Бруно было много таких интуитивных озарений, которые и позволили ему дать столь широкую и многослойную картину Космоса, в том числе ту картину, которая (и это здесь необходимо подчеркнуть) была позднее признана эмпирической наукой, хотя ряд положений этой принятой картины эмпирическая наука доказать в чистом виде не может. Поэтому, говоря об интуитивном познании, факт сожжения Бруно на Площади Цветов явился символом непринятия Европой того синтетического пути познания, где интуитивное озарение играет немаловажную роль. Цветок является также символом реализации скрытых возможностей. Они, эти возможности, остались нереализованными, растворившись в дыму этого костра. Старый Свет сделал свой выбор. Зерна, посеянные героическим энтузиазмом Бруно, теперь будут прорастать в очень сложных условиях все более уходящей в материю европейской действительности. В день сожжения Бруно в Риме дрожала земля — это доносились раскаты мощного землетрясения, вызванного извержением Везувия. Эти колебания словно бы докатились из будущего, предвещая грядущую потерю папством светской власти, что произойдет в середине XIX века.

Со смертью Джордано Бруно Ренессанс в Италии завершался, одновременно с этим начался упадок экономики, а еще через небольшой промежуток времени Итальянское Возрождение и вовсе было исчерпано. Приблизительно в то самое время, когда погиб Бруно, на противоположной окраине Европы великий Шекспир задает эпохальный вопрос: новому человеку, новому миру — «Быть или не быть?». В год сожжения Бруно великий Караваджо (1573—1610), основоположник реалистического направления в европейской живописи наступавшего XVII века, пишет для одной из церквей в Риме работу «Распятие апостола Петра».

Через два десятилетия после жестокой расправы с величайшим умом Возрождения в Италии разразилась настоящая экономическая катастрофа. Не думается, что упадок уровня жизни можно объяснить лишь смещением торговых путей или чем-то подобным. Полагаю, что уничтожение Церковью Джордано Бруно и то состояние культуры, к которому Европа подошла в XVIII веке, в результате чего наука стала на бездуховный, прагматичный путь, а цивилизация противопоставилась культуре, — это все звенья одной цепи.

Не случайно исследователи отмечают, что в то время, на рубеже XVI—XVII веков, когда проявилась кульминация европейского социокультурного кризиса, «европейское искусство на какое-то время теряет мировоззренческую почву под ногами, как и вся западноевропейская цивилизация. В нем идут те же поиски опоры, что и в религии, философии, науке и т.д.» [7, с. 174]. В это время совсем не случайно произошло распространение маньеризма - нового художественного направления в искусстве и литературе. Зародился он в Италии, в 20-40-х годах XVI века и вскоре распространился по всей Западной Европе. В.М.Раков, оценивая маньеризм с разных сторон, называет главную из его «слабостей» - «отсутствие устойчивого мирообраза и вялость нравственного чувства» [7, с. 173].

Европа растерялась, но ненадолго. Когда в конце XVI века Джордано Бруно томился в застенках инквизиции, на свет появился человек, которого назовут «классическим выразителем философского духа XVIIвека» [7, с. 156], а также «отцом нового философского метода». Это - Рене Декарт, выдающийся французский философ и математик, подвергший все в традиционной философии методологическому сомнению и выдвинувший разум как источник познания на ведущее место. По Декарту, мысль, разум -это духовная субстанция, являющаяся надежным проводником в неустойчивом мире, крепкая опора, с помощью которой человек может отличить истинное от ложного. Философ не отвергал при этом понятие «Бог», признавая его как первопричину всех вещей, но человек в новом осмыслении сущего был уже как бы предоставлен самому себе, полагаясь всецело на мощь разума и в своем методе познания начиная отделяться от окружающего мира.

«Перед нами, таким образом, самодостаточная новоевропейская личность в ее первой версии, демонстрирующая почтение к традиции, еще не рвущая с ней, но, вместе с тем, идущая иным, не традиционным маршрутом. Декарт констатировал основную проблему новоевропейской антропологии: отделенность человека (субъекта) от природы (от мира объектов). Обратной стороной становления новоевропейской личности, ее "тенью" является отныне реальная возможность состояния внутреннего одиночества или социальной атомизации» [7, с. 157].

Главной ценностью в философии Нового времени начиная с самого его начала, то есть с XVII века, являлся человек, что естественно продолжало возрожденческие идеи, но только теперь уже это

более последовательное выражение иного мировоззрения, где между человеком и внешним миром вырастали ясные границы. Здесь речь, конечно, не идет о том, что Бога стали забывать. Нет. И в эпоху Возрождения, и на пороге Нового времени в сознании многих существовало два центра — Бог и человек [9]. Во время гибели Бруно Западная Европа, выбирая между прогрессом духовным и прогрессом сугубо научно-техническим, остановила свой выбор на последнем. Над старой Европой, уставшей от бесконечных войн, связанных с Реформацией потрясений и ощущения постоянной нестабильности, восходило новое солнце, сиявшее светом разума. Но сколь бы ни было ярким это сияние, оно так и не принесло необходимой гармонии. Холодный свет системно-рационалистического видения мира не мог растопить окаменевшие в суровое переходное время сердца большинства. С гибелью Великого Итальянца ушел и тот синтетический подход в поисках новых методов осмысления мироздания, который был так необходим обновлявшейся Европе. Ушел блеснувший на короткое время путь понимания нерасторжимого единства человека, планеты и беспредельной Вселенной.

Новые знания, которые нес Бруно и подобные ему мыслители, давали человеку настоящую опору, провозглашая его цельность, прокладывая путь к беспредельному развитию самого человека и к осознанию его причастности ко всем процессам, происходящим в мироздании. Учение Бруно несло с собой новое космическое мировоззрение, новую этику, ставившую на важнейшее место нравственное преображение человека.

Полагаю, что в наши дни правомерно сформулировать концепцию, согласно которой выдающегося итальянского мыслителя Джордано Бруно можно назвать предтечей космического мироощущения в науке. Он стоял у истоков этого явления как раз в период формирования новой науки, которая в соединении с космической реальностью имела в научной философии Бруно необходимый синтез, нерасторжимое единство, ведущее к постижению истинной картины Космоса.

Но европейское сознание, за немногими исключениями, пошло иным путем. Преследование и уничтожение носителей нового эволюционного знания в период Нового времени привело к оторванности и отчужденности человека от мира. Все это незамедлительно отразилось в искусстве. Время гибели Бруно — это расцвет стиля барокко, отображавшего неуверенность человека,

уход гармонии эпохи Возрождения, поиск художественного идеала. Этот стиль, зародившийся как раз в Италии, противопоставлял земное небесному, соединяя контраст с переплетением крайностей, драматизм с бурной динамикой. Слова видного французского математика, физика и философа Блеза Паскаля «человек -это мыслящий тростник» в некоторой мере отражают состояние мысли и настроения первой половины XVII века.

Разум все больше отвоевывал себе жизненное пространство: уже во второй половине XVII века классицизм, явившийся неким отражением философско-научного рационализма Декарта, начинает довлеть над барокко, а в следующем веке, в эпоху Просвещения, он и вовсе одержит верх. Без сомнения, XVIII век принес немало находок и открытий, что явилось следствием повышенного интереса человека к свободному познанию, проявившегося на фоне все более теряющей власть Церкви. Однако, с другой стороны, именно тогда окончательно оформилась экспериментальная материалистическая наука, и уверенный в себе разум праздновал победу над тайнами жизни. О подобных периодах в истории у выдающегося русского философа Н.А.Бердяева есть очень глубокие замечания. Он, рассматривая эпоху Просвещения не только как присущую XVIII веку, но как явление, возникающее во всех культурах, отмечает: «Эпоха "просвещения" есть такая эпоха в жизни каждого народа, когда ограниченный и самонадеянный человеческий разум ставит себя выше тайн бытия, тайн жизни, тех божественных тайн жизни, из которых исходит, как из своих истоков, вся человеческая культура и жизнь всех народов земли. И вот, в эпоху "просвещения" начинается постановка человеческого разума вне этих непосредственных тайн жизни и над ними. Для этих эпох характерна попытка сделать малый человеческий разум судьей над тайнами мироздания и тайнами человеческой истории» [5, с. 7]. «Вне» и «над» - пишет философ. Высшие законы мироздания, его единство, многомерность пространства и материи, бесконечность проявлений жизни - все это будет отодвинуто, ибо человек, его разум поднялся над всем, он будет сам решать, что достойно познания, а что нет. Возомнившую о себе в Средние века Церковь заменил человек, несмотря на свой отход от Высшего, от своих, исконно присущих ему, многомерных связей с миром.

Параллельно с этим в эпоху Нового времени все более усиливался другой процесс, который имел вполне естественные при-

чины и который мог иметь эволюционное для человека направление. Однако здесь, и это очень важно, необходима была гармония двух составляющих этого процесса, которая и приводит к становлению человека как субъекта эволюции и способствует сохранению его связей с миром во всех направлениях. В случае же отсутствия такой гармонии или, точнее, ее целенаправленного пресечения, получался обратный результат. Этот процесс хорошо описал выдающийся мыслитель и гуманист Э.Фромм. В своей работе «Бегство от свободы» в середине XX века он отмечал: «Процесс растущего обособления индивида от первоначальных связей — мы можем назвать этот процесс "индивидуализацией", — по-видимому, достиг наивысшей стадии в Новое время, то есть от эпохи Возрождения и до наших дней» [8, с. 37]. В данной работе Фромм ясно показал два вида свободы: ту, что несет человеку изолированность, бессилие и тревогу, и другую — «позитивную свободу». Первая ведет к тому, что человек хочет избавиться от нее «с помощью новой зависимости, нового подчинения». Это происходит от того, что, по мнению автора, процесс индивидуализации находится не в гармонии с ростом личности. Отсюда — изоляция и бессилие, порождающие механизм бегства от свободы к зависимости и подчинению. Другой тип свободы — позитивный — это результат изменения человека, ввиду чего он выявляет в себе неповторимость и индивидуальность. Это путь «таких связей, которые соединяют человека с миром, не уничтожая его индивидуальности. Такие связи, наивысшими проявлениями которых являются любовь и творческий труд, коренятся в полноте и силе целостной личности и поэтому не ограничивают развитие личности, а способствуют этому развитию до максимально возможных пределов» [8, с. 39—40].

Именно эта, исконно присущая человеку духовная свобода, свобода его мышления, как отражение его яркой индивидуальности, всегда мешала тем, кто пытался сделать общество контролируемым путем насильственного сдерживания развития личности. При происходящем процессе индивидуализации, как считал Э.Фромм, сдерживание развития личности приводит человека к желанию не быть свободным, а подчиниться чему-либо или кому-либо. Он ощущает при этом собственную неполноценность и ничтожность. Вожди тоталитарных режимов как раз и ставят перед собой задачу вызвать в человеке эти ощущения.

Итак, новые открытия в науке, философии и других областях связаны со свободой познания, с истинной свободой человека и с развитием его личности. А это, в свою очередь, всегда шло наперекор различным институтам власти, режимам и определенным лидерам, старавшимся крепко держать в своих руках монополию на истину, сдерживая развитие (расширение) человеческого сознания и тем самым приводя народ к подчинению или, по Фромму, к «бегству от свободы».

Времена меняются, инквизиторы надевают другие одежды. Уже в XX веке культурный и интеллектуальный цвет другой страны, строящей «счастливое будущее», окажется за колючей проволокой сталинских лагерей. Пройдут еще десятилетия, XX век подойдет к концу, и на арену борьбы старого мира с новым, как и века назад, выйдут те, кто начнет великий отбор правых и неправых...

И уже на новом витке история снова ставит перед нами проблему свободы, проблему расширения и дальнейшего продвижения знаний в виде новых научных концепций и новых методологических основ исследования. Пойдем ли мы опять путем противостояния новому мышлению, повинуясь настойчивым корректировкам нашего духовного продвижения со стороны определенных сил? Этот вопрос не может быть отодвинут как второстепенный и не затрагивающий каждого из нас. И подтверждением его насущности в наши дни служит богатый исторический опыт как недавнего прошлого, так и давно прошедших времен. Времена-то ушли, но старые знаки прошлого, обновленные в настоящем, еще продолжают жить.

Литература

1. Шапошникова Л.В. Космическое мышление и новая система познания // Культура и время. М.: МЦР, 2003. № 3/4.

2. Учение Живой Этики. Беспредельность. Ч. 1. М.: МЦР, 1995.

3. Бруно Дж. Диалоги. Госполитиздат, 1949.

4. Бруно Дж. Изгнание Торжествующего Зверя. Самара: Агни, 1997.

5. Бердяев Н.А. Смысл истории. М.: Мысль, 1990.

6. Баландин Р. Доказательство жизнью // Наука и жизнь. 1986. № 3.

7. Раков В.М. Европейское чудо (рождение новой Европы в XVI—XVIII вв.). Пермь: Пермский университет, 1999.

8. Антология гуманной педагогики. Фромм. М.: ИДША, 2000.

9. Чанышев А.Н. Возрождение и Джордано Бруно // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. 2002. № 1.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.