CC BY
14розкрити багату гаму почутпв лiричного героя, його вражень вщ зустрiчi з кримським дивом- Чатир-Дагом. У своему перекладi М. Зеров зберiг той дух Сходу, яким сповнен кримськi сонети А. Мщкевича, те багат-ство порiвнянь, метафор, афоризмiв, якi так притаманнi схщним мо-вам. Перекладач тонко вщтворив схiдний колорит оригiналу, зберiгши його екзотизми: мшарет, падишах, яничари, тюрбан, гяури.
В украшському перекладi вдало передано й божественну велич Чатир-Дагу, який е символом неповторно'Г едносл земного й небесного: I, висланець землi до синього промшня, Ти долi все забув - людей, i хмару, й грiм, Заслуханий, як бог говорить до створшня [2,428].
«Кримський сонетарш» М. Зерова - ушкальне й неповторне яви-ще в контекстi укра'нського поетичного лтопису Криму. В сонетах неокласика вш постае не тiльки райським куточком природи, але й святинею св^овоТ культури. Суголосся антично''', схщно''' i слов'янсь-ко'' культур створюе унiкальний духовний простiр, в якому живуть об-рази, традицп рiзних нацiональних культур.
Лiтература
1. БрюховецькийВ. С. Микола Зеров: лгг. - критич. нарис.-К.,1990.
2. Зеров М.Твори: В 2-х томах. - Т.1.- К.,1990.
УДК 82.091
Костенко А.Н.,
кандидат филологических наук, докторант, доцент кафедры теории и практики перевода Запорожского национального университета
У. ДЖЕРАРДИ И А.П. ЧЕХОВ: ВОПРОС ДИАЛОГА КУЛЬТУР
У. Джерарди можно считать «заново открытым именем», то есть писателем, весьма известным в начале творческой карьеры и почти полностью забытым позднее. Его первый роман получил название «Тщетность» ("Futility"), и это произведение, связавшее его с Россией навсегда. И не только выбором темы и персонажей романа (действие романа происходит в Петрограде и Владивостоке и во многом
представляет воспоминания самого Джерарди). Первоначально написанный на русском и английском языках, этот роман представил не только русских героев, но поднял русские, извечные вопросы, но сделал это иронично и слегка остраненно, представив точку зрения англичанина на события русской истории и культуры.
Д. Дэвис в своей биографии Джерарди называет роман «Тщетность», вероятно, лучшим романом писателя, в первую очередь его введением темы абсурда: «.. .персонажи страдают от постоянной неспособности общаться; повторяющиеся фразы и затянувшееся молчание создают ощущение бесцельности вечного ожидания; трагические ситуации находятся на грани смешного» [1, 115-116].
Роман писался одновременно с диссертацией Джерарди об Антоне Чехове, которая была опубликована через год после выхода «Тщетности» и, как отметил М.Холройд, стала первым критическим изучением Чехова на любом языке, включая русский [2, 3]. Работа «Антон Чехов» касалась всех аспектов творческого наследия Чехова и представила не только новый взгляд на произведения великого русского писателя, но и новый взгляд на жизненное подобие в художественном произведении и на жизнь в целом.
Чувства читателя при знакомстве с Чеховым Джерарди сравнил с ощущениями путешественника: вы наблюдаете через окно за проносящейся мимо жизнью и невольно начинаете сопереживать людям, живущим в атмосфере пейзажа за окном, и тем самым начинаете понимать, как велика, как быстра и разнообразна человеческая жизнь [3, 7]. Говоря об отношении Чехова к своим персонажам, Джерарди отмечал, что это позиция ничего не знающего человека, который в то же время догадывается, что существуют понятия, в корне отличающиеся от наших общепринятых норм и правил и даже противоречащие нынешней логике [3,146].
Эта своеобразная логика восприятия присутствует и в тематическом построении произведений Чехова. По мнению Джерарди, работы Чехова строятся на лейтмотивах наподобие опер Вагнера: каждый герой - это изолированная душа, живущая в своем собственном мире, из которого он смотрит на жизнь затуманенным, не совсем все понимающим взглядом. Но в этом сочетании комичности и пафоса есть своеобразная красота, уверяет Джерарди [3, 144].
Из подобных же лейтмотивов состоит и роман Джерарди «Тщетность». Первый лейтмотив принадлежит главному герою романа Андрею Андреевичу, англичанину, выросшему в России, но так и не научившемуся понимать русский характер. Он некий сторонний наблюдатель, образец логики и здравого смысла, которыми так гордится ве-
ликая Британская империя; персонаж, на фоне которого отчетливее вццны жизненные драмы и комедии, но также и душевное богатство русской семьи Бурсановых, с которыми главный герой дружен и в среднюю дочь которых влюблен. Изображение же семьи Бурсановых - это целое нагромождение лейтмотивов, что могло бы показаться какофонией, если бы не было так тщательно выдержано и сбалансировано.
Структура романа «Тщетность» отчасти воспроизводит театральную композицию, но не открыто, а как бы изнутри. Начнем с того, что Джерарди на первой странице романа отказывается от автобиографичности своего романа, заявляя, что «я» в романе - это не сам автор. Однако простое сопоставление фактов из жизни Джерарди и его главного героя не могут не навести на мысль, что автор с самого начала привносит элемент игры в роман, элемент театральности.
Сидя в гостиной Бурсановых, герой слышит звонок - это почтальон принес письмо из Германии для Фанни Ивановны, которое исторгает у нее поток слез. А затем, «как объявление к следующему действию, раздался второй звонок» [4, 35]. Это пришел Эйзенштейн, любовник жены Бурсанова. Тяжелая сцена заканчивается еще одним звонком, что напоминает герою «трехактную рвущую душу мелодраму» [4, 437], и сообщает о приходе Магды Николаевны Бурса-новой, блудной жены Николая Васильевича, но Фанни Ивановна отказывается принять бывшую жену своего гражданского мужа.
Все тяжелые события в доме Бурсановых заставляют главного героя невольно вмешаться. Так впервые в романе появляется мотив интервенции (в переводе с английского "intervention" означает «вмешательство» и «интервенция», в том числе и в политическом смысле). Д.Дэвис отмечал, что намеренное «вмешательство» Андрея напоминает нам, что роль повествователя состоит именно в том, чтобы находиться (intervene) между автором и его персонажами, между персонажами и читателем [1, 119].
Андрей Андреевич берется развязать человеческую драму Бурсановых, «отведя каждому персонажу роль, которую он будет играть в жизни своих близких» [4,48]. Однако благие намерения Андрея Андреевича вызывают смех и раздражение, и только Фанни Ивановна, немка по происхождению, понимает и соглашается. Она говорит, что их жизнь вряд ли можно назвать комедией, так как если бы ее представили на сцене, никто бы не поверил в ее реальность. «Настоящие люди не могут быть такими глупыми. Это фарс, Андрей Андреевич. И вы были правы, представив его при помощи всех этих схем, диаграмм и т.д.» [4, 57].
Постепенно фарс сменяется комической оперой, которую разыг-
рывают британские союзники и их русские коллеги в целях уничтожения революции. Жанр комической оперы получает неожиданное обоснование, когда в поезде по дороге в Красноярск, выпив немного водки, адмирал и сэр Хьюго распевают «Стеньку Разина» и русскую цыганскую песню.
Перекличка с Чеховым заметна не только в использовании лейтмотивов. Уже первая глава романа «Три сестры» отсылает нас к известной чеховской пьесе. К тому же в начале романа Андрей Андреевич и все семейство Бурсановых отправляется в театр смотреть «Три сестры», которая невольно раздражает нетерпеливого англичанина; кажется, что все происходит в забытой стране, на демаркационной линии между трагедией и комедией. Но и оставаться равнодушным к пьесе герою тоже не удается. Ему кажется, что их черная меланхолия, их невероятная пассивность, их парализующая инертность проникает в него самого [4, 12]. Андрей Андреевич с трудом может поверить, что существуют подобные люди, которые даже не знают, чего они хотят, и только ведут бесконечные разговоры. Но Николай Васильевич на это отвечает, что иногда очень хорошо просто поговорить: «Жизнь вовсе не так проста. Есть сложности, затруднительные положения. Она ведет вас до тех пор, пока вы не поймете, что уже не знаете, где находитесь...Чехов - великий мастер» [4, 13].
Таким было мнение самого Джерарди о Чехове. Особенно он ценил его пьесы: за удивительную красоту, особенно в оригинале, мотива утешения в конце «Дяди Вани» и «Трех сестер». В своей работе «Антон Чехов» больше всего внимания уделяется пьесе «Три сестры». Он пишет, что драма героев пьесы состоит в том, что они проходят сквозь жизнь нерешительно, в то же время осознавая ее краткость и связанные с этим потерянные возможности: «Они никогда не попадут в Москву, и все знают, что даже если бы это случилось, это не решило бы их самую важную проблему» [3, 148]. И проблема эта в том, что они слишком прекрасны, слишком чувствительны, чтобы добиться личного счастья: «Они продолжают скромно трудиться, успешно учительствовать, служить цели будущего счастья человечества, насколько это в их силах, и обречены умереть, так и не удовлетворив свои мечты» [3, 149-150].
Нерешительными оказываются и герои романа «Тщетность» -семья Бурсановых. Все их надежды устремлены на доходы от почти уже ставших легендой золотых приисков. Никто на этих приисках никогда не был, никаких доходов оттуда никогда не поступало, но все давно привыкли жить в долг, надеясь когда-нибудь эти долги погасить. Нелепость ситуации подытоживает Фанни Ивановна: «Как же
это утомительно, Андрей Андреевич, все время ждать, чтобы начать жить. Когда же наконец-то наступит это восхождение к счастью, когда же начнется эта восхитительная жизнь?» [4, 72].
Однако, жизнь преподносит новые решения чеховских мотивов, и Джерарди дает собственные ответы на чеховские вопросы. Ведущей темой «Трех сестер» Чехова является жизнь ради будущих поколений, необходимость в которой постоянно подчеркивает подполковник Вершинин: «Через двести, триста лет жизнь на земле будет невообразимо прекрасной, изумительной. Человеку нужна такая жизнь, и если ее нет пока, то он должен предчувствовать ее, ждать, мечтать, готовиться к ней, он должен для этого видеть и знать больше, чем видели и знали его дед и отец» [5, 486]. И далее: «...счастья нет, не должно быть и не будет для нас. Мы должны только работать и работать, а счастье - это удел наших далеких потомков» [5, 497].
В романе «Тщетность» Джерарди устами дяди Кости дает ответ романтическим мечтам Вершинина. Видя, что творится в России после революции, дядя Костя с негодованием заявляет: «Этот идиотский призыв о том, что каждое поколение должно пожертвовать собой ради так называемого благополучия будущего поколения. Похоже, это никогда не закончится! - Как качается маятник! Шире и шире, и мы проливаем кровь одного поколения за другим. Ради чего? Ради кого? -ради будущих поколений! Боже мой, какие же мы глупцы. Глупцы проливают кровь ради будущих глупцов, какие в свою очередь поступят точно так же» [4, 75].
События в доме Бурсановых не только откликаются на чеховские настроения. Андрей считает, что они могли бы стать сюжетом для новой чеховской пьесы, и на реплику Нины, что Чехов мертв, отвечает, что он сам готов написать такую пьесу «Три сестры», что она затмила бы чеховскую. Единственная проблема - герои этой пьесы настолько неправдоподобны, что никто не поверит, что они реальны. «В этом беда современной литературы», рассуждает далее Андрей. -«Литература считается хорошей, если она правдоподобна, но стоит ли изображать подлинную жизнь, если только она не экстраординарна; но тогда она кажется такой же неправдоподобной, как и литература» [4, 54]. В романе впервые появляется упоминание о том, что Андрей Андреевич хочет на основе пережитых событий создать оригинальное художественное произведение.
В романе «Тщетность» царит не только Чехов. На первых страницах произведения, рассуждая о том, как он оказался втянутым в запутанные отношения членов семьи Бурсановых, Андрей Андреевич сравнивает эту историю с драмой Ибсена с ее ретроспективными ра-
зоблачениями [4, 10]. Тем самым читатель получает информацию о повествовательной технике лежащей перед ним книги - это будет серия воспоминаний с обязательным раскрытием семейных тайн.
В разговоре с Андреем Андреевичем Зина, любовница Николая Бурсанова, произносит известное выражение О.Уайльда, что сердца созданы для того, чтобы их разбивали, и пропускает мимо ушей ответную реплику Андрея, тоже уальдовскую, что люди убивают тех, кого любят [4, 44], так как эта фраза не совсем соответствует ее настроению. А прошлое, которое не отпускает Николая Васильевича, Зина сравнивает с тысячеруким монстром, вцепившимся в него, с иллюстрации к повести Гоголя «Страшная месть» [4, 44]. Сам же Николай Васильевич сравнивает свое неудобное положение с известным случаем из басни Крылова о лебеде, раке и щуке, и Андрея в очередной раз удивляет та поразительная гордость, с которой русские относятся к совсем не-рус-скому (скорее британскому) здравому смыслу басен Крылова [4, 47].
Фанни Ивановна хвалит высокий нравственный дух английской литературы, которая учит чему-то положительному, созидательному и достойному, и в качестве примера подобных писателей называет Байрона и Оскара Уайльда [4, 57]. Пример выбран крайне неудачный - любой мало-мальски эрудированный читатель знает, какой образ жизни вели выше упомянутые писатели и каким было их творческое и нравственное кредо. Фарсовость ситуации получает окончательное завершение.
В конце другой сцены семейной трагедии Фанни Ивановна с горечью призывает писателей говорить именно об этом, о подлинной драме жизни, и упрекает авторов за то, что они сочиняют аккуратные, разумные, обоснованные и, увы, такие неубедительные романы» [4, 77]. в конце романа Фанни Ивановна грустно вспоминает, как в молодости считала, что жизнь имеет сюжет, подобно роману: «Но жизнь в основном не похожа на роман; она более нелепа по сравнению с романом. Возможно, это и к лучшему. Я не хочу быть романом. Я не хочу быть историей или сюжетом. Я хочу прожить мою жизнь как жизнь, а не как историю» [4, 166]. Рассуждения о писателях и их творчестве перерастают в мысли о том, какой должна быть подлинная литература и какой должна быть цель настоящего мастера пера.
Последняя часть романа «Тщетность» называется «Нина» и вызывает в памяти известную чеховскую Нину-«чайку», пьесу о муках творчества и тщетности человеческих устремлений. Вслед за Чеховым, эта часть романа Джерарди повествует о смерти любви, о крушении романа любовного и романа творческого. Однако Андрей Андреевич понимает, что проблема заключена не только в его Нине. Давным-давно он задумал роман, который должен был затмить все
существующие произведения. В начале этот роман был целью его жизни, позднее он стал его жизненным спутником. Роман был начат, но ему не хватало «национальной атмосферы», так как его создатель даже не знал, на каком языке ему лучше писать роман. После войны Андрей вновь перелистал свой роман и увидел, что роман оказался оторванным от настоящей жизни: «Я жил как автомат все эти годы, едва ли обращая внимание на то, что происходит вокруг, и лелеял свой «шедевр», и выяснилось, что хотя я жил неосознанно, я выжил, а мой «шедевр» задохнулся и умер» [4, 172].
Больше никаких романов, решает Андрей. Жизнь дороже всех романов в мире, и жизнь - это Нина. Но возвращение к Нине оказалось тщетным, все попытки завоевать ее расположение потерпели крах. Проблема, вынесенная в заглавие романа, получает новое решение. Некогда в разговоре с Андреем дядя Костя, непризнанный литератор, сказал, что пришел к выводу о тщетности писательского труда: «Правда в том, что только десять процентов наших мыслей и чувств можно воплотить на бумаге» [4, 117]. Теперь же сэр Хьюго говорит о тщетности любой авантюры, любого предприятия [4, 175], имея в виду действия союзников на Дальнем Востоке. Судьбы дорогих Андрею людей кажутся обреченными, и создается впечатление, что он приехал на Дальний Восток только за тем, чтобы расстаться с ними навсегда. Дядя Костя и эту попытку уехать в Шанхай считает бесполезной и тщетной, но три сестры вырвались из замкнутого круга отчаяния. Пусть они не уехали в свою «Москву», но сделали шаг, который, быть может, приблизит их к заветной цели. Джерарди представил собственную, «английскую», версию истории «трех сестер».
Литература
1. Davies D. William Gerhardie. A Biography. - Oxford; N.Y.: Oxford University Press, 1991. - 411 p.
2. HolroydM. Preface // Gerhardie W. Anton Chehov. A Critical Study. - L.: MacDonald, 1974. - P. iii-vi.
3. Gerhardie W. A.Chehov. A Critical Study.- London: MacDonald, 1974. - P. 155.
4. Gerhardie W. Futility. - N.Y.: New Directions Books, 1991. - 195 p.
5. Чехов А.П. Три сестры // Чехов А.П. Избранные сочинения. -М.: «Художественная литература», 1988. - С. 476-530.
