ТЮРКСКИЙ СВОД ПРОХОРА КОЛОМНЯТИНА В РЯДУ НАРРАТИВНЫХ ПАМЯТНИКОВ КРЫМСКОЙ ТЕМАТИКИ XIV-XVII ВЕКОВ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 882+393/395+397+914/919 Б01: 10.22378/2313-6197.2021-9-4.807-831

ТЮРКСКИЙ СВОД ПРОХОРА КОЛОМНЯТИНА В РЯДУ НАРРАТИВНЫХ ПАМЯТНИКОВ КРЫМСКОЙ ТЕМАТИКИ Х1У-ХУП ВЕКОВ

М.А. Козинцев 1, Н.В. Савельева 2

1 Институт восточных рукописей Российской академии наук Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» Санкт-Петербург, Российская Федерация m.kozintcev@mail.ru

2 Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук Санкт-Петербург, Российская Федерация n.v.savelieva@inbox.ru

Цель исследования: проанализировать жанрово-типологические и стилистические особенности повествовательных частей тюркско-русского словарного свода, которыми сопровождаются в тексте собственно словарные записи, и ввести, таким образом, новый источник в комплекс нарративных памятников крымской тематики Х1У-ХУП вв.

Материалы исследования: тюркско-русский словарный свод («Книга Элихв»), включенный в рукописный сборник («Цветник») черного попа Прохора Коломнятина 1668 г. (ГИМ. Музейское собр., № 2803).

Результаты и научная новизна: тюркский словарный свод, включенный в «Цветник» Прохора Коломнятина, представляет собой один из наиболее ранних памятников тюркской лексикографии, записанных кириллицей. Помимо записей лексических единиц и конструкций, он содержит пространные повествования о религии, географии и этнографии Крыма. Характер сообщаемых сведений позволяет предполагать, что автор словарного свода в течение некоторого времени проживал в Крыму, вероятнее всего, в качестве пленника, обладавшего определенным привилегированным статусом. Не имея возможности выехать за пределы Крыма, он черпал сведения, в том числе касающиеся других стран, из устного общения с местным населением разных национальных и социальных групп. Анализ содержания повествовательного материала свода позволяет говорить о том, что текст обладает своеобразием, но закономерно находит тематические и жанровые параллели с известными средневековыми нарративными памятниками крымской тематики.

Ключевые слова: лексикография, Крымское ханство, Прохор Коломнятин, пленники, путешественники, нарративные памятники, европейская традиция

Для цитирования: Козинцев М.А., Савельева Н.В. Тюркский свод Прохора Коломнятина в ряду нарративных памятников крымской тематики Х1У-ХУ11 веков // Золотоордынское обозрение. 2021. Т. 9, № 4. С. 807-831. Б01: 10.22378/2313-6197. 2021-9-4.807-831

Благодарности: Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-012-00200 А.

© Козинцев М.А., Савельева Н.В., 2021

PROKHOR KOLOMIATIN'S TURKIC DICTIONARY

AMONG THE NARRATIVE MONUMENTS FROM THE FOURTEENTH TO SEVENTEENTH CENTURIES RELATED TO CRIMEA

M.A. Kozintcev 1, N.V. Savelieva 2

1 Institute of Oriental Manuscripts of the Russian Academy of Sciences National Research University Higher School of Economics St. Petersburg, Russian Federation m.kozintcev@mail.ru

2 Institute of Russian Literature (the Pushkin House) of the Russian Academy of Sciences St. Petersburg, Russian Federation n.v.savelieva@inbox.ru

Abstract: Research objectives: To analyze the genre-typological and stylistic peculiarities of the narrative parts that accompany the actual dictionary entries of the Turkic-Russian dictionary, and thus to add a new source to the group of narrative monuments from the fourteenth to seventeenth centuries centuries which pertain to Crimea.

Research materials: The Turkic-Russian dictionary ("Kniga Elihv") included in the manuscript miscellany ("Tsvetnik") that was compiled by the hieromonk, Prokhor Kolomiatin, in 1668. The manuscript is kept in the collection of the State Historical Museum (Muzeyskoe sobr., No. 2803).

Results and novelty of the research: The Turkic-Russian dictionary included in Prokhor Kolomiatin's miscellany is one of the earliest examples of a Turkic lexicography in the Cyrillic tradition. Along with the records of lexemes and word collocations, it contains lengthy narratives concerning religion, geography, and ethnography of Crimea. The nature of the information provided suggests that the author of the dictionary was living in Crimea for some time, most likely as a prisoner, although having a certain privileged status. Having little opportunity to travel outside the peninsula, he received knowledge, including information about other countries, from verbal communication with the local inhabitants made up of different national and social groups. Analysis of the content of the narrative material allows us to state that the text has its own degree of originality, although it naturally finds thematic and genre parallels with the well-known medieval narratives concerning Crimea.

Keywords: lexicography, Crimean Khanate, Prokhor Kolomiatin, captives, travelers, narrative monuments, European tradition

For citation: Kozintcev M.A., Savelieva N.V. Prokhor Kolomiatin's Turkic Dictionary among the Narrative Monuments from the fourteenth to seventeenth centuries Related to Crimea. Zolotoordynskoe obozrenie=Golden Horde Review. 2021, vol. 9, no. 4, pp. 807831. DOI: 10.22378/2313-6197.2021-9-4.807-831 (In Russian)

Acknowledgements: The work was carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research in the framework of the research project No. 20012-00200 A.

Тюркско-русский словарный свод с названием «Cï а книга Эли(х)въ сйрЪчь Алеави(т), преведено с турскаго на словенскую р'Ь(ч)» (далее - «Книга Элихв»), недавно обнаружен в рукописном сборнике («Цветнике»), составленном и подписанном в 1668 г. «черным попом Прохором Коломнятином» (ГИМ. Музейское собр., № 2803). Идентичность авторских подписей, совокупность ряда палеографических (сходство почерков) и текстологических

(содержание и особенности разных по времени сочинений) аргументов дают основание атрибутировать создание «Цветника» замечательному версификатору и педагогу «черному дьяку» (впоследствии «черному попу», иеромонаху) Прохору Коломнятину, автору стихотворного учебно-дисциплинарного пособия «Школьное благочиние» [22; 10, с. 48-51; 15, с. 283-316; 32, с. 5457]. В составе рукописи среди статей нравственно-дидактической и аскетической тематики находятся несколько памятников лексикографии, в числе которых три словаря-разговорника, не известные в других списках и не имеющие кириллических аналогов, близких по лексическому ряду, хронологии и объему текста: тюркско-русский словарный свод (лл. 77-134 об.) [31, с 468552], карело-русский (лл. 177-185 об.) и коми-зырянско-русский (лл. 185 об.-188 об.) словари-разговорники [33]. Все словари, судя по тематике и единству изложения, записывались самим составителем сборника в разное время со слов носителей языков и отражают, таким образом, живую речь XVII века. При помещении текстов в состав «Цветника» записи были отредактированы и приведены к единому оформлению.

Тюркско-русский словарный свод - самый значительный по объему и содержанию памятник лексикографии в сборнике Прохора Коломнятина. Время его создания можно указать достаточно точно: верхняя граница определяется проставленной в рукописи датой (1668 г.); нижняя - упоминанием в тексте крымского калги Шахин-Гирея «егоже убй турскш царь» (л. 121)1. Таким образом, записи велись после 1641 г., когда Шахин-Гирей был убит по приказу османского султана Ибрагима I, окончательная работа над сводом завершилась не позднее начала 1668 г. Основу свода составляет лексикографический материал (около 3000 лексем), записанный по тематическому принципу. Семантические группы слов изложены в 33-х главах: в начале следуют разделы духовно-религиозной тематики, затем лексика, обозначающая части тела человека, названия родственных отношений, одежды, дома и дворовых строений, кухонной утвари и пищи, животных и растений, рыб, птиц, скота, разного рода работ и рабочих инструментов; завершается свод названиями цифр. В словаре отражен фонетический принцип записи слов и выражений, а также названий объектов местности - рек, городов, личных имен. Особенности записей, полностью переданных кириллицей, иногда с явными ошибками и нарушением деления синтаксических конструкций, свидетельствуют о том, что автор не имел дела с письменными источниками на восточных языках (в данном случае - арабском, османском и крымскотатарском) и этими языками не владел. В своде представлен средний диалект крымскотатарского литературного языка периода османского влияния. Лексический состав словаря наглядно демонстрирует характер языка, который, одновременно с крымскотатарским этносом, активно формировался в XVI в., т. е. примерно за столетие до времени составления памятника. Уникальный лексикографический материал свода Прохора Коломнятиа - новый источник по изучению языка крымских татар, источник, который требует особого многоаспектного исследования. Задача нашей статьи - проанализировать жанрово-типологические и стилистические особенности повествовательных частей свода, которыми со-

1 Здесь и далее текст цитируется по списку - ГИМ. Музейское собр., № 2803. При цитации воспроизводятся все буквы и надстрочные знаки рукописного списка, номера листов рукописи указываются в тексте в скобках.

провождаются в тексте собственно словарные записи, и ввести, таким образом, «Книгу Элихв» в комплекс нарративных памятников крымской тематики Х1У-ХУ11 вв.

Как отмечал В. Д. Смирнов, «тесные соприкосновения Крымского ханства с окрестными народами - турками, русскими и поляками - оставили следы в документальных памятниках, накопившихся в большом обилии на языках всех этих народов» [34, с. Гу]. Оставляя за скобками данные собственно крымской мусульманской историографии, отметим, что сведения о Крыме периода османского влияния закономерно не ограничиваются свидетельствами документальных источников только на названных языках и вместе с интерпретациями культуры народов, населявших полуостров, могут быть почерпнуты из литературных памятников европейской и славянской традиции. Круг таких текстов вполне очерчен, большая их часть известна и опубликована, в том числе и в русских переводах, еще в XIX в.2 Тем не менее, интерес к этой теме не прекращается и побуждает к новым осмыслениям подобного рода источников3.

Основную массу наиболее известных нарративных текстов в обозначенных нами хронологических рамках (до конца XVII в.) можно отнести к нескольким группам по типу, жанровым особенностям и тематике изложенного материала. Первую группу составляют описания путешественников, выполнявших разного рода религиозные миссии, совершавших паломничества и миссионерские поездки. Самые ранние записи принадлежат монаху-минориту Гильому Рубруку (ок. 1220 - ок. 1293), который был направлен в Монголию французским королем Людовиком IX с целью переговоров о заключении военного союза крестоносцев [28, с. 65-88]; сюда же следует отнести сочинения монахов доминиканского ордена, миссионеров Дортелли д'Асколи (кон. XVI - 1-я пол. XVII в.) и Жана де Люка (сер. XVII в. - ок. 1634) [26; 24]. К этой же группе можно причислить очень важные и подробные записи османского путешественника Эвлии Челеби (1611 - ок. 1682), сорокалетние путешествия которого по миру также начинались с паломничества по мусульманским святыням. Его многотомная «Книга путешествий» включает и описания Крыма, где он побывал в 1666-1667 гг. [9, с. 18-22; 42].

Отдельную группу составляют описания военных, как правило, побывавших в крымском плену. Это самая открытая и разноплановая группа источников. К европейским описаниям такого рода относятся, прежде всего, записи 1394-1427 гг. баварского солдата Иоганна Шильтбергера (1381 - ок. 1440) [29]. Упомянем здесь также текст, который вошел в научный оборот под названием «Записки янычара» («Хроника о турецких делах Константина, сына Михаила Константиновича из Островицы раца, который был взят турками среди янычар») [11]. Хотя в нем не отражены непосредственно крымские реалии, но многие затронутые здесь темы (описания военных действий, сведения о мусульманстве и истории турок) сближают это повествование, ядро которого возникло, предположительно, на рубеже XV-XVI вв., с крымскими нарративами. Сохранилось большое число челобитных и отписок

2 Замечательным вкладом в историографию этого вопроса стало издание Хрестоматии, в которой представлена значительная часть сохранившихся нарративных источников по истории и этнографии Крыма [41]; там же помещена обширная библиография по теме.

3 Назовем, в частности, две весьма полезные работы, опубликованные на страницах «Золотоордынского обозрения» [39; 40].

крымских полоняников, преимущественно славян, которые хранятся в российских архивах [4, с. 17-23; 16, с. 241-257; 25, с. уи-хц 35, с. 72-80]. К этой группе источников примыкают и созданные в Московии литературные памятники, облеченные в подобную документальную форму («Челобитная Василия Полозова» [3, с 257-272; 17, с. 11-18], «Слово о некоем старце» [18; 30, с. 66-80]). Заметки по географии и этнографии Крыма можно найти в описаниях купцов, путь которых в восточные страны лежал через эти земли, например, в «Хожении купца Федота Котова в Персию» [38].

Самую многочисленную и наиболее ценную по объему представленных сведений группу составляют описания ученых путешественников, предпринимавших свои поездки по определенным поводам (дипломатия, торговля), но при этом руководствовавшихся в своих наблюдениях познавательным, научным подходом к изучению крымского быта и культуры. Этот ряд следует начинать с описаний Ибн Баттуты (1304 - ок. 1377) - берберского мусульманского ученого и путешественника [36, с. 278-314]. Сюда же следует отнести описания знатного венецианского купца и дипломата Иосафато Барбаро (14131494) [1, с. 137-157], сочинение дипломата и литовского гуманиста Венцеслава Миколаевича (ок. 1490-1560), секретаря польского короля Сигизмунда II Августа, известное как полемический трактат «О нравах татар, литовцев и москвитян» Михалона Литвина [21], труд Мартина Броневского (1-я пол. XVI - нач. XVII в.) - польского дипломата, посла короля Стефана Батория к крымскому хану Мухаммед-Гирею (1594 г.) [23]. К этой же группе источников следует отнести небольшие заметки о Крыме американского авантюриста и путешественника Джона Смита [39] и «Описание Украины», составленное французским инженером, математиком, архитектором и топографом Гийомом Левассёром де Бопланом (ок. 1595-1673) [7]; завершить этот ряд в обозначенных нами хронологических пределах следует внушительным по объему материала описанием голландского политика, предпринимателя, ученого-картографа Николааса Вит-сена. Его обширный труд «Северная и Восточная Тартария» основанный на записях 1660-х годов, впервые вышел в свет в 1692 г. [8].

Каждая из этих групп памятников имеет свои жанровые и тематические особенности, соответствующие роду занятий авторов записей, хронологии и культурно-историческому контексту, в который вписывается каждое сочинение. Записи паломников и миссионеров, как правило, затрагивают все стороны жизни и быта описанных ими земель и их насельников, эти рассказы изобилуют наиболее полным и детальным изложением увиденного. Повествования, связанные с военным делом и пленом, закономерно уделяют особое внимание описанию войска, снаряжения, оружия, военной стратегии и военного быта. Здесь же приводятся сведения о положении пленных, в том числе о возможности сохранения ими своей религиозной идентичности. Рассказы, записанные славянскими пленниками, совершившими удачный побег, как правило, сопровождаются описанием тех мест, которыми пленник возвращался домой; непременным атрибутом этого вынужденного путешествия, как видно из описаний, становится паломничество в Святую Землю с соответствующим рассказом об этом событии. Нарративы этой группы основаны преимущественно на личном восприятии реалий крымского мира. Авторы подобных записок представляются очевидцами описанных событий, а о событиях более ранних рассказывают, как правило, опираясь на народные предания.

Сочинения последней, самой многочисленной группы европейских источников, характеризуются академическим подходом к изложению материала и использованием в описаниях сочинений античных авторов и трудов средневековых современников и предшественников. Включение этих источников в текст может быть маркированным или немаркированным. Так, прекрасным примером последнего варианта служат записки английского авантюриста начала XVII в. Джона Смита, который приводил в своей работе сведения, описанные другими путешественниками (Уильямом Биддульфом, Энтони Джен-кинсоном, Гильомом Рубруком, Мартином Броневским); эти материалы предоставил ему первый издатель его записок Самьюэль Пёрчас [39, с. 155-156]. С другой стороны, масса источников, прежде всего изданных, но также и устных, которые включены в компендиум Николааса Витсена, всегда маркированы им, а границы этих вставок каждый раз обозначены [8, т. 2, с. 705-770].

Несмотря на разницу в хронологии, этническом и социальном статусе авторов повествований, во всех записках в той или иной степени отражены история, география, этнография, религия Крыма; все повествователи обращают внимание на те особенности крымской культуры, быта и обихода, которые выступают определенными символами своеобразия этой экзотической для путешественников земли. К ним относятся непривычные для европейцев особенности местной кухни: изготовление кумыса, употребление в пищу конины и способы ее приготовления; все стороны быта, связанные с коневодством и военным делом как непременным атрибутом жизни крымского общества; местные обряды, связанные с главными событиями в жизни человека (рождение, бракосочетание, смерть); местные религиозные, прежде всего мусульманские, обряды. Описание ислама - непременная часть каждого нарратива, не только европейских путешественников, но и авторов-мусульман, которые обращают внимание на точность и обязательность исполнения тех или иных ритуалов и предписаний ислама. Эвлия Челеби на протяжении всего повествования обращается к описанию мусульманских святынь и служений, а, например, в рассказах о крымских высших сановниках [42, с. 76-95] подчеркивает всякий раз ревностное исполнение ими мусульманских обрядов.

Тюркский свод инока Прохора Коломнятина формально не может быть соотнесен ни с одной из этих групп источников и в то же время обладает чертами, сближающими его с многими нарративными текстами. Свод представляет собой прежде всего памятник лексикографии и вполне соответствует русским сочинениям этого жанра с присущим им синкретизмом [13, с. 17-18; 14, с. 209, 260]. Составители записок о Крыме, как правило, не говорили на местных языках. Исключение здесь составляют европейцы Дортелли д' Аско-ли, который был хорошо подготовлен к миссионерской деятельности в Крыму, поскольку владел греческим, турецким (а, следовательно, и татарским), армянским языками, - т.е. как раз теми языками, которые были распространены среди городского населения Крыма, - и отчасти его преемник на посту префекта Кафы, монах Доминиканского ордена Жан де Люк; возможно, на каких-то восточных языках мог изъясняться русский купец Федот Котов. Кроме того, тюркские языки закономерно были близки Эвлие Челеби и Ибн Баттуте. Тем не менее упоминания о языке (языках), на котором говорят жители Крыма и ближайших к нему местностей, в той или иной степени присутствуют почти во всех нарративах. Так, например, Иоганн Шильтбергер пыта-

ется представить сведения о языке турок через перевод их молитв - пользуется приемом, в дальнейшем некоторое время распространенным среди ученых-языковедов [2, с. 281]; перевод нескольких религиозных терминов приводит в седьмой главе своих «Записок» Константин Михайлович [11, с. 43]. Федот Котов завершает свое повествование записями числительных (от 1 до 1000) по-турецки, по-персидски и по-грузински, а также названий арабских букв [38, с. 59]. Татарские фразы, предложения и диалоги, изображающие бытовые стороны жизни общества, включает в свои записи Эвлия Челеби [42, с. 99-100]. Самый большой по объему лексикографический раздел - 530 слов, записанных латиницей в алфавитном порядке, и двухстрочное стихотворение на крымскотатарском языке, содержит описание Николааса Витсена [8, т. 2, с. 720-728; 43, с. 107—172]. Однако эти сведения о языках Крыма, в том числе лексикографический раздел Николааса Витсена, имеют совсем иную жанровую природу, нежели труд Прохора Коломнятина; они представляют собой лишь дополнения к рассказам о местных обычаях, прежде всего, связанных с религией, или иллюстрации к размышлениям о местных этносах и языках.

Лексический материал составляет основу тюркского свода Прохора Ко-ломнятина, семантические группы слов фактически заменяют обязательные для всех сочинений разделы, описывающие одежду и питание, ремесла, сельскохозяйственные работы и коневодство, флору и фауну Крыма, в том числе культурные растения и злаки. Лексика всей этой тематики приведена в соответствующих главах словаря (9. « О порта(х)»; 11. « О снЪ(д)ны(х) браш-на(х)»; 12. « 'О дворовы(х) строенш»; 13. « 'О пит1А.(х) '1 'о посуде»; 14. « 'О пти -цахъ 'и звЪре(х)»; 15. «<О> 'Овоща(х) огоро(д)ны(х)»; 16. «'О садов-ны(х) 'овоща(х)»; 17. « 'О работны(х) рЪче(х)»; 18. « 'О рукодЪл1А(х)»). Таким образом, словарь, который помимо собственно лексических единиц приводит парадигмы отдельных слов, словосочетания и диалоги, достоверно отображает быт и повседневную жизнь крымского общества. В своде нет описаний внешности представителей местных народов, но соответствующие разделы словаря (главы 6-8: « 'О состав^ человЪчесте(м)»; «О скорбе(х)»; «О родос-лов1й») фиксируют названия частей тела и понятия оценки красоты и привлекательности человека, его одежды, обуви, его нрава и характера, отношений в обществе (дружба, любовь, вражда), в том числе самые потаенные и «неудобные» стороны жизни человека, выраженные через включение в словник разговорных, «грубых» понятий - сексуальных отношений и естественных отправлений человека, названий половых органов. Точно также в своде почти нет описаний татарского войска и военного искусства крымских и ногайских татар, которому уделяют большое внимание европейские повествователи, в том числе купцы и монахи, но есть специальные главы в словаре (например, главы 10. «<С>казан1е о ца(р)ски(х) чина(х)»; 20. « 'О вопросны(х) рЪче(х)» и 21. «О нужны(х) р'Ьче(х)»), свидетельствующие о том, что военное дело хорошо было знакомо составителю свода и, что он сам, судя по всему, имел к нему отношение. Здесь приводятся не только названия оружия, воинских званий, родов войск, но и бытовая лексика, фразы и диалоги, описывающие воинский стан, приготовление пищи на биваках, питание и ночлег воинов:

«Куньма а заманъ булъду - (т) ночева(т) пора ставитца.

Отъ якъ - (т) огнь клади.

Отъ чакъ - (т) огню высеки.

Отунъ кетерь - (т) дровъ принесй.

Щерба пъшереикъ - (т) кашу варй.

Атъ 'ерьле - (т) ко(н) осЬ(д)лай» и др. (лл. 101-102, 115 и др.).

Помимо собственно лексикографического материала свод содержит разные по объему, нередко весьма обширные, повествовательные вставки. Иногда они служат более полному толкованию или иллюстрации приведенных лексических единиц. Примером такого повествования может служить обширная вставка нарратива при толковании слова «Зетинъ»: «ягоды вельми бЪль1, росту(т) на древЪ, внутрь е'А кость. Егда человЪкъ снЪсть яго(д)у, 1 кость внутрь 'его 1зное(т). Турки сказую(т) о почине древа сего сице...» (лл. 107 об.-108); и далее на лл. 108-109 приводится текст местного варианта апокрифа об Иисусе Христе и красильщике, сюжет которого, оформленный здесь как дендрологическое предание о масличном древе, восходит к одному из рассказов «Арабского Евангелия детства» [31, с. 492-493, 525; 44, с. 192193]. Но основная часть повествований помещена составителем свода в соответствующие по тематике главы «Книги Элихв». Многие тексты непосредственно касаются Крыма и сопредельных территорий, а также Османской империи, причем, особенности их содержания указывают на то, что составитель свода записывал изложенные сведения отчасти с чужих слов. В отличие от большинства авторских нарративов европейской традиции, повествовательные вставки свода, при всем обилии и разнообразии приводимых сведений, не содержат прямого указания на личность и род занятий автора «Книги Элихв». В то же время, его внимание к военной бытовой тематике, определенные указания на жизнь и занятия людей из придворных кругов, осведомленность в условиях жизни и быта послов и посольских служащих позволяет предположительно отнести его к статусному военному сословию, и отметить имеющиеся у него навыки приказной, канцелярской работы. Так, в последней главе «Книги Элихв» приводятся татарский перевод числительных от одного до тысячи и указаны некоторые денежные единицы; в гл. 20 (л. 116) приводится точный размер дани, которой облагаются греки («40000 златы(х) чер-воны(х) со все(г) греческаго царьства») и соотношения денежных единиц («Златой червонной цЪною 10 'алты(н). Простой червонной цЪною 6 алтъшъ 4 деньги. Сребреникъ цЪною рубль»). Все это также указывает на возможное исполнение составителем свода каких-то канцелярских обязанностей. Вполне уверенно можно сделать заключение о том, что он лично находился в Крыму, очевидно, в статусе привилегированного пленника, но, судя по всему, не посещал ни одну из других названных в своде территорий.

В нарративных частях свода представлены сведения о религиях, географии и гидрографии Крыма, этнографические заметки.

Религии Крыма и некоторые сведения об этнографии. Тот факт, что составителем записей мы признаем человека, совершившего впоследствии постриг и посвятившего себя монашескому служению, в какой-то степени объясняет его особое внимание к вероисповедальным традициям Крыма. Этой теме отведена самая значительная по объему часть нарративного материала свода. Сведениям религиозного характера посвящены первые пять глав «Книги Элихв», в этих повествованиях переплетаются личные восприятия писавшего с известиями, почерпнутыми из рассказов «информантов» разного социального статуса, этнической и религиозной принадлежности. Свободно-

му наблюдению за исполнениями обрядов разных религиозных общин и в то же время возможности отправлять богослужение по православному обряду способствовала относительная лояльность крымских владельцев к вероисповеданию своих пленников, о которой свидетельствуют источники [17, с. 8-9]. В своде достаточно подробно описываются ислам и армянское христианство, приводятся краткие заметки о греческой церкви.

Информация об исламе охватывает различные аспекты мусульманского вероучения и ритуальной практики: молитва, пост, праздники. Первая глава открывается воспроизведением главных молитв мусульман и изложением основ веры: «Турки 1 татарове вЬрую(т) во О(т)ца 1 Святого Духа, вместо Сына Бож!а Магмета пр(о)рока 1сповЬдую(т)» (л. 80). О посте, представления о котором у автора весьма путаны, сообщается следующее: «Турки 1 татарове постатса ме(с)яцъ единъ в году, по премЪнешю месяцъ, 1 в постъ ходить к мечети молитвы дЬла, умываю(т) руки до лакотъ, ноги до колЬну, лице 1 шею 1 оба срама4. <...> Турки 1 татарове по постЬ восходА(т) на гору высокую 1 тамо молатса, на колЬну припа(д)ши, преженаписанными молитвами, послЬдй совершаю(т) 1 сЪдЬт'е круго(м), 1 сше(д) з горы, закалают всако животно, 1 вари(в), вкушаю(т) 1 даю(т) нищим» (л. 84 об.)5. Сведения о посте перемежаются с описанием дервишеских радений: «САду(т) попы круго(м) 1 гуду(т) многое время: гу гу гу гу. По времени же 'еди(н) от ни(х) попъ лАже(т) в средине, 1 всй на(д) него рЬющесА непоступно, гуду(т) часто гу гу гу гу». (л. 82 об.-83). В повествование включено также описание интерьера мечети: «У турковъ 1 тотаръ мечеть попросту, якоже 1 полата, стЬнное писмо ша(х)маты 'юписа(н), в стЬна(х) шайданы 1 свЬщй горА(т). Окошко великое на полдни, 1 ту(т) священники службу совершаю(т), молатса, на колЬну при-па(д)ши, пре(ж)написанною молитвою на полдни, ктанАютсА вкупЬ. Поверх мечети ме(с)яц вмЬсто кре(с)та ГосподнА, быв^емаго на церкви у греко(в)» (л. 80 об.-81)6. Это описание, так же как и рассказ о молитвах мусульман, составлено, несомненно, на основе личного наблюдения писавшего, но другие сведения об исламе, приведенные в своде, явно испытали влияние толкований и интерпретаций его «информантов».

Во 2-й главе своего повествования, которая называется «О бусурманствЬ сйрЬчь о креще(н)», он приводит описание обряда обрезания, который считает необходимым условием принятия ислама:

4 О ритуальном омовении упоминают многие путешественники. Например, о нем пишет Иоганн Шильтбергер, толкуя этот обряд аналогией с христианским исповеданием: «Проведший ночь с своею женой, должен, до входа в храм, омыть даже все свое тело, дабы считаться чистым, подобно христианину после исповеди с покаянием у священника» [29, с. 95].

5 В отличие от автора словарного свода, русский купец Федот Котов, четко различает праздники курбан байрам и ураза байрам; он также говорит о том, что мусульмане постятся один раз в год, в месяц рамазан, и указывает на добровольный характер поста. Месяцем поста у него назван июнь или июль [38, с. 48]. Составитель «Книги Элихв», живший среди мусульман более долгое время, в этом вопросе более точен, т. к. сообщает о перемещении праздничной даты в разные годы, хотя никак более этого не поясняет. Иоганн Шильтбергер называет праздник курбан байрам «второй Пасхой» [29, с. 97].

6 Более подробный рассказ об устройстве мечети, правилах поведения мусульман и содержании проповедей приводит, например, Константин Михайлович [11, с. 38-39].

«Турки 1 татарове обычай 'ш'Ью(т) о бусурм^нствЪ сице. Хотящш о(б)рЪзатисА приходи(т) к попу 1 сказуе(т) помыслъ свой, егоже ради при-ше(л). Приведе его на потребное мЪсто, 1 взимае(т) повел'Ьвъшш ножъ 1 'отрЪзае(т) срама малую часть, попъ же взимае(т) о(т) сосуда персто(м) свои(м) смЪсу с патокою смЪшеного, чернъ бо видомъ, 1 вла-гае(т) 'обрезавшемуся во уста. Т поведу(т) 'его задо(м), '1 положа(т) на постелю, 1 о(т)нося(т) во храмину. Босурманство же бывае(т) в во(з)растЪ лЪ(т) въ 15 1 въ 20, нЪцыи (ж) въ 30 лЪ(т) босу(р)ма(н)ство пр1'емлю(т). ТЪ же урЪзанныА части суша(т) 1, исто(л)кши, мЪшаю(т) с патокою, 1 дается с1е вмЪсто причастя. Босурманство (ж) пр1емлю(т) во всяко(м) мЪсте, молитву по обрЪзании точ1ю ед1ною проговори(т): 'Алла(г) 1кее(р)» (л. 85 об.-86)7.

Сопоставление обряда обрезания с крещением в христианстве, которое подразумевается в этом описании, несомненно, имеет библейские корни и продиктовано символикой обряда в иудейской традиции8. Сведения же об использовании «урезанных частей» в приготовлении состава для некоего подобия евхаристии обнаруживают явные следы устного народного толкования, происходящего из среды пленников-христиан.

В 5-й главе свода записан подробный рассказ о пророке Мухаммаде. Примечательно описание смерти Мухаммада и падения его гроба в некую пропасть, которая, по сведениям автора, почитается у мусульман, наряду с Гробом Господним, святым местом9. В рассказе о смерти и погребении пророка Мухаммада, в изложении сюжета о висящем гробе пророка, бытовавшем в разных словесных культурах [19, с. 55-70], и в трактовке этого сюжета присутствует очевидное смешение нескольких традиций и мотивов. Приведем текст рассказа полностью:

«Магметъ поигомберь живяше на полуденной странЪ, на мЪсте, нари-цаемЪмъ Усмань. То бо нарицается первая ту(р)ская столица до плЪнеш'А греческаго царьства. 'О(т)стояй о(т) Т 'еру(с)алима, яко(ж) '1 о(т) Царяграда до 1еру(с)алима. С'й убо Магме(т) волшвешемъ нЪкои(м) не пре(д) многи(м) времене(м) проразумЪ себЪ смерть. Т ра(з)мышляше в себЪ, глаголя: Како убо 1 коею хитроспю сотворю», яже бы 1 прему<дростию > славимъ былъ

7 Подобного же мнения о значении обрезания придерживается и Федот Котов: «А персы и кизылбаши зовутца бусорманы, потому что у мужсково полу обрезывают срамные уды их попы. И как отрежут конец плоти и тое плоть низает на нить и держит у себя на вороту!» [38, с. 55].

8 Николаас Витсен неоднократно обращается к теме происхождения этносов, населявших Крым, от древних евреев, аргументируя этот тезис, в том числе и обрядовым значением обрезания в исламе [8, т. 2, с. 705, 709]. Эвлия Челеби, отмечая признание в исламе основных ветхозаветных книг (о них говорит и Прохор Коломнятин в специальной гл. 22 «Ска-зан!е 'о книга(х) ту(р)ски(х)» (л. 119 об.)), называет евреев, проживающих в Крыму, неверными и с ироничной негативной оценкой рассказывает о местных иудеях - караимах [42, с. 43, 60, 90]. На сходство иудаизма и ислама, который «напоминает иудаизм (]гйа18тит) и несторианскую ересь (Ьаеге8гт №81юпапит)» обращает специальное внимание Михалон Литвин, при этом на протяжении всего своего повествования он приписывает ветхозаветные цитаты и реминисценции Священному Писанию мусульман [21, с. 71, 74].

9 Упоминание «Магметовой пропасти» встречается в других сочинениях русских паломников, например, в «Хождении» священника Иоанна Лукьянова, где о ней говорится следующее: «А на турецкихъ голенахъ бываетъ человекъ по 1000 и по 900 служивых. Передъ нашимъ приходом пошла голенъ турокъ к Махметовой пропасти да вся и пропала: громомъ побило, три дни над ними тма стояла - толко человекъ остался» [37, с. 46-47].

всЬми. Умысливъ же сотворити себЬ гро(б) мраморенъ, занеже покорен бЬ. Дно у гроба сотворй о(т) аспида чиста, понеже въ1шша мрамора 1 внутрь зем-лй не терпи(т) быти много, но юходитъ. По времени же сему Магмету ра(з)болЬвшусА, 1 послЬднее знамете показа народу: простер десную свою руку на небо 1 постави прАмо ме(с)яца 1 вообразисА рука Магметова в ме(с)яцЬ, бЬ бо, повЬдую(т), о(т) сотворен1А ме(с)яца гладокъ 1 свЬтелъ бЬ, по МагметовЬ же знаменш знак бЬ в ме(с)яцы. По малЬ(х) же дне(х) 1 живота ему го(н)знувшу, 1 во гробъ мраморенъ положиша его честно 1 в мечети по обычаю погребоша 'его. По малЬ же времени Ъъще 1з землй гро(б) Магме-товъ 1 ста на во(з)дусЬ, ники(м)же о(т) человЬкъ видимо держи(м). Т про-мче(с) повсюду слава о немъ, 1 бысть радость вел1А у всЬ(х) турко(в) о се(м). Царь же, 1 вельможи, 1 всенаро(д)ное множество часто приходАще молитвы ради. Слышав же о проявлении грЬцы, яко в поганской странЬ Бога Въшнаго уго(д)никъ яв^са. Подобае(т) бо Бож1ю уго(д)нику быти в шсъ, грецЬхъ, 1 от насъ сл^виму быти, - с1е глаголаше невЬдет'емъ. 1 аб1е о(т) нЬкои(х) турковъ 1звЬстнЬ разумЬвше куплю дЬющ1й, яко Магметъ по смерти прояв^сА. Вси бо грецы слыхали Магметово волшве(н)е 1 разумЬвше, яко бЬсовски(м) дЬйство(м) бъ1ша с1а проява, а не Божшмъ промысло(м). На-ча убо о(т)сй>ду грецы помышлАти, к^ко бы неистовая слава и соблазнъ вЬрующи(м) въ Бога утолити 1 волшвеше Магметово ютнити. НЬцыи же о(т) грекъ яша(с) того вудЬлу, вземше жестокаго чеснока 1 истнивъ, нам^завъ гро(б) Магметовъ. Т аб1'е о(т)ступльше держащш гро(б) его бЬсове, не терпАще обонАн1А жестока(го) чеснока, ибо о(т)ступлен1емъ и(х) мечеть вса ра(з)сыпасА, '1 гро(б) Магметовъ до ада снвде. Смра(д) же 'шсходи(т) о(т)туду и до се (го) дне. МЬсто же то нарицается Магметова пропасть. ПриходА(т) же к той пропасти турки молитвы ради 1 в ту пропасть сътлю(т) ладону возовъ по пати, 1 по штй, 1 по десАтй. Тз низу входит во учине(н)ное окно 'еди(н) че-ловекъ 1 тамо 'угл1е горАче влагае(т), 1 снизу учиненными о(т)духи ра(з)дымаю(т) огнь, '1 ладо(н), ра(з)горЬвсА, пораж^е(т) лютый той смра(д). 1 в то времА творА(т) молитву, 1 по скончанш о(т)хода(т) койждо восвоА сй» (лл. 89 об.-92 об.).

Очевидно, что легендарные сведения, записанные автором «Книги Элихв», не могли быть почерпнуты в среде мусульман, но, как представляется, могли бытовать в народном представлении христианского населения Крыма, в том числе пленных христиан-европейцев10. При редактировании первоначальных записей составитель свода явно опирался на известный ему рассказ о гробе пророка Мухаммада из Русского Хронографа: пророчество Мухаммада о смерти, предсмертное знамение, мраморный гроб, бесы-служители, поддерживающие гробницу, смрад, исходящий из «Магметовой пропасти» - все эти детали сюжета отразились в статье Хронографа, которая, в свою очередь, представляет собой пересказ фрагмента Путешествия Людвига Римлянина 1493 г., то есть восходит к той же западноевропейской паломнической традиции [12, с. 178-

10 По вопросам, касающимся религиозных предписаний, биографии пророка Мухам-мада и истории ислама Иоганн Шильтбергер, несмотря на нередкие искажения, тем не менее приводит заметно более полные и точные сведения. К примеру, в гл. XLVIII он указывает, что место погребения Мухаммада находится в Медине [29, с. 97]. Константин Михайлович, приводя народные сведения о кончине Мухаммада, тем не менее также говорит о том, что пророк был похоронен в Медине [11, с. 37].

180; 27, с. 935-936]. Но в рассказе инока Прохора Коломнятина акценты расставлены несколько иначе, чем в рассказах паломников-христиан. С некоторой иронией, например, обрисована позиция греков, возревновавших к чудесам, сотворенным Мухаммадом, и намазавших гробницу чесноком, от которого и происходит смрад. В то же время, известие о совершении некоей обрядовой молитвы мусульман над могилой, которым завершается рассказ, возможно, услышано от турецких или татарских паломников11. Таким образом, изложенный сюжет представляет собой компилятивный, собирательный комплекс представлений о кончине пророка, его чудотворениях и его посмертном почитании, что еще раз подчеркивает смешение источников составителя тюркского свода и многообразие культурно-исторических традиций разных групп населения, с которым он контактировал, находясь в Крыму.

Рассказ о вероисповедании мусульман, как и весь нарратив свода в целом, выдержан в нейтральных тонах, не имеет каких-либо оценок и обличительных суждений. Лишь однажды составитель заявляет о своей позиции православного христианина: в третьей главе свода он приводит записанные от мусульман рассуждения об Иисусе Христе и только в этом случае включает в повествование полемический пассаж, излагая основы христианства по тексту Символа веры:

« Тс^ха поигомберь - сице называе(т) Господа нашего Тсуса Хри(с)та, а Бого(м) его не нарицаю(т), глаголю(т) сице: Како 'ему Богу бьгги, Богъ по зем-лй не ходилъ, развЪ еже наро(ду) единою явисА, даА законы. Т противу сего нашъ хри(с)тшнский о(т)вЪ(т): Богъ хота свободити ро(д) человечески о(т) клатвы законныА, пославъ Сына своего единоро(д)наго, и воплотасА о(т) чистыА ДЪвы Марш нашего ради спасеш'А, 'i ЪбрЪзасА по закону Моисе'ову, таже кре(с)тисА, по землй ходи(л) 3 годы 6 ме(с)яцовъ, послЪдй о(т) 'дадей распА(т) бысть, i в третш день воскресе из мертвы(х), 'i въ 40-й день во(з)несесА на небеса 'i сЬде одесную О(т)ца. Турки 'i татарове глаголю(т): Богъ единъ, дЪтей нЪсть у него, на землю» послати нЬково. Асайю знаем, о(т)ца 'i матерь, пр(о)рокъ бо е(с) ютинный, 'а не Богъ» (л. 88-88 об.).

Точно также беспристрастно он говорит об армянской церкви, определяя ее как униатскую. Примечательно, что автор не делает осознанного различия в изображении ислама и армянской религии, как религии христианской: рассказы о культовых сооружениях и служении мусульман и армян следуют, сменяя друг друга, в едином повествовании. Воспитанный на православной традиции, порицающей армянскую церковь как еретическую [5, с. 112-119], составитель свода попытался кратко выразить свое представление о вероучении армян утверждением, что «УрмАне вЪрую(т) во Юца 'i Сына, Духа же Святого не юпов'Ьдуютъ» (л. 80 об.), поставив тем самым монофизитство в один ряд с учениями антитринитариев12. При этом он достоверно указал на

11 Тема мусульманского паломничества также отмечена составителем свода, который обратил внимание на особое почтение местных жителей к этим людям: « 'Обычай 'ш'Ью(т) называти святами лю(д)мй, которыя бывали во Теру(с)алимЪ у гроба Господня 1 у Маг-метовы пропасти» (л. 89-89 об.).

12 Иоганн Шильтбергер, говоря о религии армян, хотя также приводит в основном легенды об обращении их в христианство, тем не менее в самом начале гл. LXIII указывает: «Армяне верят в Троицу» [29, с. 111].

различия в реалиях служебной практики и церковного обихода, отмеченные при описании армянского храма и литургии, которые, несомненно, видел сам:

«Урмянъ въ юн1й пре(д) 'олтаре(м) трй ступени с выступны(м) мЪсто(м), вмЪсто 'олтарныя стЪны - завЪса чре(з) всю» церковь полотняная. Попъ святая 1с потира емле(т) рукою, наро(д) причащае(т), на нижней ступени стоя. Ризы 1 стихарй свыше до долу нашито кре(с)тами. Во олтарЪ на пре(с)толЪ трй кре(с)ты: Господень в срединЪ, ра(з)бойничи по странамъ, Богородична образа нЪсть. На пре(с)толЪ Еуан(г)ел1е сь еуан(г)елисты гла(д)кими в ред, 1дЪже распяпе Господне бывае(т), вмЪсто сего чернило(м) кре(с)т попросту написан. Егда лй>д1е цЪлую(т) Святое Еуан(г)ел1е, в то время пономарь ра(з)дае(т) опрЪсноки учинены круглови(д)но, ниски бо бЪ с напечатанны(м) зшмене(м). В церкви образы Господни, 1 Богородичны, 1 уго(д)никовъ Бож1и(х) яко(ж) 1 у грековъ. Кре(с)тъ на себЪ воображ^ю(т), токмо трет1е руко-положен1е воображаю(т) на лЪво(м) плечЪ, послЪдй на правое. Кре(с)тъ внутрь церкви в небе у урмянъ 1 у грековъ, понеже во(з)бранно имъ о(т) турскаго царя на церква(х) поставляти кре(с)ты соблазна ради турко(м) ... Урмянъ на херу-ви(м)ской пЪсни кади(т) попъ, кадило держи(т) за по(д)ч^ш!е, не махае(т) имъ, но, пре(д) собо(ю) несучй, трясе(т) с ладоно(м). Д1яко(н) послЪ(д)ствуе(т) '1 несе(т) два сосуда подобно блй>до(м), пальцами по струна(м) переводи(т), '1 гла(с) '1 сходить вельмй 'умиленъ, якоже н' мощно 'уму человеческу изрещ!. Настоящий же попъ, о(т)в'рзъ завЪсу, показуе(т) святая люде(м) 1 глаголе(т), у престола стоя, люд1е (ж) паду(т) на колЪну, руками по б'рда(м) емши(м), главу мало наклоньше 1 пребываю(т) тако, дондеже свещ'нник соверши(т) реч'нное» (лл. 81-82 об.).

Сведения этнографического характера, приведенные в тексте, напрямую связаны в интерпретации Прохора Коломнятина с вероисповеданием основного населения Крыма. Так, например, рассказывая об употреблении местными жителями в пищу конины и кумыса, он не вдается в подробности приготовления блюд из конского мяса и напитка из кобыльего молока, как это делают многие европейские повествователи [24, с. 478-479; 28, с. 72-75], не объясняет этот этнографический атрибут особенностями жизни татар, но связывает его исключительно с традициями ислама. В тексте со ссылкой на «информантов»-мусульман приводится пересказ одного из хадисов о разрешении мусульманам употреблять в пищу конину и кобылье молоко13, при этом услышанный рассказ в редакции составителя свода обладает жанровыми чертами повествований о явлениях святых и чудесах христианских святынь:

«ПовЪдую(т) убо турки 1татарове, коея ради вины ко(н)ск1я мяса ядятъ: Блудящи(м) намъ нЪкогда по пустыни 1 о(т) глада и жажди вельмй 1знемогши(м), явися намъ Магме(т) повелЪвая кобылы доити 1 мле-ко(м) питатися: О(т) млека же 1 мяса ко(н)ск1я снЪдайте. Т о(т) того вр'мене законъ пршхо(м) о(т) Магм'та снЪдати конск1'я мяса» (л. 92-92 об.).

Несомненной ценностью обладают имеющиеся в тексте сведения по антропонимике, которые довольно редко встречаются в рассказах путешествен-

13 Любопытно, что подобное объяснение этого гастрономического обычая мусульман встречается только в записках Эвлии Челеби, но там упоминание хадиса обосновано контекстом полемики об отношении к этой пище мусульман разного толка [42, с. 6-7].

ников14. Автор приводит татарские мужские и женские имена в главах 4-й «Сказаше о (с)вАты(х) лю(д)» и 5-й «ДЬ(в)стве(н)на(г) зв^н1'А 1мена» непосредственно перед рассказом о могиле пророка Мухаммада; его именем начинается и мужской ряд ономастикона: «Магметъ поигомьберь - сего 1сповЬдую(т) вмЬсто Сына Бож1А» (лл. 88 об.-89).

С вероисповеданием крымских мусульман связаны и рассказы о ритуалах, сопровождающих два важнейших события в жизни человека - бракосочетание и смерть. Смерть и похоронный ритуал, обряды, относящиеся к заключению брака, в той или иной степени описаны и в других нарративах, особенно монахов-миссионеров, уделявших наибольшее внимание именно жизни и быту населения Крыма и фиксировавших свои собственные наблюдения [24, с. 479, 482; 28, с. 78-80]. В своде Прохора Коломнятина рассказ о погребении вписан в лексемный ряд главы 7-й «Сказаше о ра(з)личны(х) скорбе(х)» (лл. 96-97). Погребение по мусульманскому обряду описано подробно, с воспроизведением ритуальных молитв («Приве(з)ши к могиле пою(т) на(д) нимъ погребете сице. Попъ начинае(т) высочайшимъ гтасо(м): «Аллагъ 1кеерь». Дьячокъ: «Лайлаги лелълогъ»; с1е пЬн1е(м), 1 пою(т) с1е до трею»). При этом служители, исполняющие обряд, названы христианскими наименованиями: тело омывает «отец духовный», обряд совершают «поп» и «дьячек». В конце описания приводится догмат о воскресении, изложенный согласно вероучению мусульман (« Т тако поставА(т) его в могилу, ейже 1ма уръ, и внутрь могилы погребатель 'обрати(т) умершему лице протаву полудни, ч^а' воскресен1А, мертвы(м), о не(м)же глаголю(т): В послЬднш день Бож1и(м) повелЬшемъ всй мерьтвш востану(т) о(т) по-луде(н)наго вЬтра. Ногами кладутсА тако(ж) на во(с)»). Таким образом, в этом описании соединяются личные наблюдения повествователя и сведения об исламе, почерпнутые из рассказов местных жителей.

В главе 8-й «Сказаше о родословш» приведено очень необычное и не имеющее аналогов в других памятниках описание сватовства:

«Хотай женитисА поемле(т) с собою поп^ 1 свато(в) 1 приходи(т) в до(м), идЬже невЬста, 1 ту^ любуе(т) невЬсту, 1 невЬста жених^. Т пото(м) во особную храмину о(т)водА(т) невЬсту, у то^ же хоромины по(д)лЬ окн^ сдЬлаю(т) жениху крава(т), 1 ту жени(х) всегда приходА спи(т), 1 быва 'етъ с1е мно^гое времА. По^ времени же жени(х) дастъ по(д)купу стражу при(д)верному, да его^ внутрь храмины пусти(т), 1 тамо невЬсте насил1е сотво-ри(т). Т 'егд^ 'уразумЬе(т) невЬста, яко чрево 'еА росте(т), '1 скаже(т) стражу^ при(д)верному, '1 о(т)цу '1 матери ск^е(т), яко брюхата, 1 тогда вса потребнаА устрояе(т) к сва(д)бЬ, ейже 1ма той. Тако же 1 жени(х) приготовлАетсА. По времени же тесть пришле(т) к жен1ху, рече(т), яко в с1й 1лй во о(н) день сва(д)бу '1грай, 1 бывае(т) тако. Т жени(х) при вечере пр1иде(т) к тестю в гос-ти(н)ницу со многими лю(д)мй, 1с гости(н)ницы пре(д) вратъ1 дворовыми стрЬти(т) ег^ женьск1й по(л) 1 поиму(т) 'его на уготованное мЬсто к со-во(ку)плен1ю с невЬстою. Во утр1и (ж) день паки о(т)ходи(т) в домъ свой, 1 пре-бываю(т) в весел1й весь день. По времени же поиму(т) женъ1 невЬсту, 1 посадА(т) во уготованную к тому телЬгу, 1 повезу(т) 'еА сами к жен1ху, 1 тамо

14 Мужские («площадного люда») и женские имена приведены в записках Эвлии Че-леби [42, с. 71-72].

тако(ж) же(н)ск1й по(л) честно встрЬтА(т), 1 имъ честь во(з)давъ, о(т)пустА(т) паки в до(м), о(т)нудуже быша. Т тако настои(т) чи(н) сва(д)бЬ. 'Аще не по(д)купи(т) жени(х) стража 1 насил1А невЬсте не сотвори(т), то ник^ко пойме(т) ю».

Сведения о том, что обязательным условием для свадьбы является потеря невестой невинности до обряда и ее беременность, на первый взгляд, представляются совершенно абсурдными. Но эти ошибочные сведения имеют реальное объяснение. Так составитель свода изображает предшествующий свадьбе обычай ночных посещений невесты женихом во время длительного (иногда до нескольких лет) периода сватовства и собирания калыма. Этот обычай подробно описан на основании более поздних этнографических материалов Крыма известным исследователем крымской культуры Г.А. Бонч-Осмоловским. Обычай, названный им «вольными отношениями», подразумевал разрешение внешне тайных от отца, иногда и матери, а на самом деле регламентированных свадебным обрядом, свиданий жениха и невесты в ночное время, иногда и разрешение жениху ночевать в комнате невесты. Во время таких посещений допускались некоторые эротические игры, которые, тем не менее, не должны были доходить до совершения полового акта, хотя в реальной жизни это условие не всегда выполнялось [6, с. 29-35]. Таким образом, описанные Прохором Коломнятином события имеют определенное достоверное толкование. Несомненно, акценты в повествовании об этом обычае, не имевшем аналогов в славянских свадебных обрядах и оттого казавшимся совершенно неприемлемым, были смещены. Рассказ, по-видимому, был услышан им от местных жителей или, что более вероятно, от его пленных сотоварищей, так что реалии обычая дошли до нас, пройдя через несколько этапов устного бытования15. Тем не менее, подтверждение этих сведений материалами XIX в. делает сообщение тюркского свода ценным источником по этнографии средневекового Крыма.

Прохор Коломнятин приводит также сведения о двух праздниках:

В гл. 20 упоминается тюркский праздник начала Нового года науруз бай-рам, в котором повествователь, конечно же, видит аналог христианской Пасхи:

«Бшжъ баерамъ кызъшъ 'емурта - (т) великш пра(з)никъ КрасныА яйца. В с1й день патр1архъ царегра(д)ск1й приносит красныя яйца царю» турскому '1 к болАромъ»16.

И здесь же назван по-татарски праздник начала Нового года по юлианскому календарю, совпадающий с православным днем памяти св. Василия Вели-

15 Возможно, в описании свода сочетаются элементы и мотивы из разных источников. Сообщение о том, что комнату невесты охраняет стражник, может быть вкраплением из какого-то другого рассказа; подобная параллель обнаруживается, например, в 61-й главе «Путешествий» Иоганна Шильтбергера, где описана грузинская свадьба: «... В назначенный для свадьбы день невесту приводят с песнями к постели и кладут ее на оную. Затем приближается жених с молодыми людьми, держа в руке обнаженный меч, и ударяет им по постели, пред которою садится потом с товарищами и с ними пирует, поет и пляшет. По окончании пира они раздевают жениха до рубахи и удаляются, оставляя новобрачных наедине в комнате, к дверям которой является брат или кто-нибудь из ближайших родственников жениха, чтобы сторожить с обнаженным мечом. » [29, с. 109-110].

16 Традиция красить яйца на науруз байрам упоминается у Федота Котова: «... и по домам разоидутся и не торгуют ничем, толко на маидане всякие игры и тамаши делают, и красными яицы биются, и в руках носят, и друг у друга руки целуют.» [38, с. 47].

кого: «Биюкъ баерамъ башшлъ - (т) Велик1й празникъ, глава году. С1е реку(т) Васил1я Великаго де(н), пон'же и го(д) начинают сь сего дне» (л. 116).

Сведения по географии и гидрографии Крыма помещены ближе к концу словарного свода. В гл. 24 описываются реки: Днепр, Волга и Двина, а также местности, через которые они протекают. Упоминаются в качестве отдельных крепостей «Учаков град» (Очаков) и «Ян Кирьмень» (Джан-керман), по словам автора, построенные по приказу калги Шахин-Гирея (ок. 1585-1641). Автор сообщает, что для защиты от казаков между крепостями были натянуты через Днепр железные цепи, но не скрывает, ссылаясь на устный источник («ПовЪдую(т) убо бывш1й тамо ...», л. 121), что лично не видел описываемых

объектов17.

Следующие две главы, 25-я и 26-я, посвящены путям, которыми можно добраться в Крым из русских земель. Поскольку ни в одном случае автор не говорит, откуда он получил эти сведения, можно предположить, что сам он был доставлен на полуостров одним из указанных маршрутов. В первой главе большее внимание уделено гидрографии: приводятся названия рек с их русскими эквивалентами. Многие названия относятся уже непосредственно к Крыму, а некоторые, как, например, «Зиньшке су - (т) Тонкия воды» (Цени-ске - Арабатская стрелка; речь идет, по-видимому, о Геническом проливе) -по факту не являются реками. Упоминается город «Старой Цареборисовъ» (Царев-Борисов) - пограничный пункт во владениях русских царей, причем его местоположение названо сравнительно точно. Автор указывает на возможность добраться «о(т) Тора-рЪки до Перекопи» за 35 дней при езде по суше, минуя Арабатскую стрелку. Другой описанный путь в Крым начинается от Азова и следует через Тамань и Керчь в Кафу и Арабат. Он также рассчитан в основном на движение по суше и предполагает только одну переправу - из Тамани в Керчь. Указанные автором расстояния относительно точны: в случае с Арабатом и Кафой указана в полтора раза большая удаленность их друг от друга, по сравнению с реальной. Впрочем, неточности в расстояниях могут быть связаны с маршрутами, которыми следовал автор. Сам он, называя расстояние между Перекопом и Керчью в 27-й главе, отмечает: «С1я мЪра длиною прямою дорогою м'ньше буде(т), а попер'гъ о(т) Чорнова моря до Кислова коне(м) день Ъзду» (л. 124 об.). В этой же главе автор при-

17 Гийом Боплан сообщает более точные сведения. В частности, он говорит, что находящийся под контролем турок Очаков «лежит в устье Днепра и по-турецки называется Джанкрименда (Dziankrimenda)». Он отмечает, что этот город, имеющий только якорную стоянку, является базой для галер, охраняющих устье Днепра. В качестве оборонительных сооружений, построенных на противоположных берегах, Боплан называет «два города, расположенные друг против друга на склонах, хорошо защищенные с юго-запада до севера и северо-запада» [7, с. 199]. Но в отличие от автора словарного свода никаких сведений о цепях через реку между этими укреплениями французский автор не приводит. Возможно, в этих сведениях Прохора Коломнятина отразились предания, донесшие представления о таких заграждениях на входе в залив Золотой Рог в Константинополе, (упом. в 717 г. в начале правления Льва III Исавра) или о Босфорских цепях - византийской системе заграждения от вторжения вражеских кораблей из пролива Босфор в Мраморное море, сооруженной ок. 1170 г., в правление императора Мануила I Комнина. С другой стороны, возможно, так отражены услышанные автором свода рассказы о мощных укреплениях крепости Кодак, заложенной в 1635 г. по плану Гийома Боплана для защиты от морских набегов козаков [7, с. 419].

водит расположение различных городов Крыма относительно друг друга и также указывает расстояния между ними. При этом его описания, несмотря на общую точность, не лишены некоторых ошибок, которые едва ли допустил бы человек, лично путешествовавший по описываемой местности. К примеру, для него тождественны топонимы «Крым» и «Корсунь» - под таким названием он приводит населенный пункт, отстоящий от Кафы на 20 верст. Очевидно, автор имеет в виду Старый Крым, поскольку расстояние от Кафы до Корсуни, т. е. Херсонеса, намного больше18. Можно отнести эти неточности к несовершенству памяти в том случае, если допустить, что записи велись автором не одновременно с путешествием, а спустя время. Однако также можно предположить, что автор в описываемой местности сам не бывал. В этом отношении параллель нашему тексту составляет «Сказание о некоем старце», где также названные цифровые величины неточны и зачастую недостоверны [18, с. 4-5].

Географическим объектам Крыма в основном посвящены главы 28-я и 29-я. В первой из них перечислены реки, во второй - населенные пункты полуострова. Названия некоторых рек (прежде всего тех, которые легко передать по-русски дословно) снабжены в словаре русским переводом, у остальных даны только тюркские названия. Пояснения к перечню рек очень кратки: «С'ш рЬки пошлй о(т) розныхъ мЬстъ и (з) го (р) бли(з) Чорнова морА, шлй поперекъ Крымск1А страны, впали всй в Кислое море. Большой Кар^совъ рЬка 1 Малой сошлися вмЬсте, на усть х Кислому морю чре(з) рЬку бро(д)» (л. 125)19. В рассказе о городах кроме их перечисления отмечен столичный статус Бахчисарая20, вновь указана тождественность, по мнению автора, названий «Крым» и «Корсунь». Но наибольшее внимание уделено описанию города-крепости «Чухеут кала» (Чуфут-Кале), которое служит, по словам автора, местопребыванием опальных послов. Довольно точно указана ее удаленность от Бахчисарая - две версты. Кроме того, автору известно, что часть территории Крыма находилась под прямым контролем султана. В качестве подвластных османам городов «на крымской же странЬ» названы Керчь, Кафа, Тем-рюк и Тамань21.

18 Точно такое же расстояние между Крымом и Кафой приводит Д'Асколи: «Крымской Татария называется от древнего города Крыма (Crim), ныне разрушенного. Приблизительно в 20 милях от Каффы стоят почти в целости стены этого города» [26, с. 105]. Но описание города у Д'Асколи этим не ограничивается и приводит еще множество сведений, относящихся к этому городу, в частности, говорит о традиции захоронения ханов в Старом Крыму.

19 По числу названных рек «Книга Элихв» превосходит «Описание» Жана де Люка, который говорит следующее: «Эта страна (Малая Татария. -М.К., Н.С.) заключает в себе равнины, очень прохладные, так как они открыты и ничем не защищены. В ней течет четыре реки, впрочем, не очень великие, исключая Экси (по Н. Н. Мурзакевичу, Озу, т. е. Днепр. - М.К., Н.С.), которая протекает вне полуострова и протекает выше Перекопа. Что касается других рек, то их без труда можно перейти вброд, только не во время половодья. Одна из этих речек называется Алма, другая - Кабарда, третья - Бие-сула или Кача (Сама), четвертая - Кара-су.» [24, с. 476].

20 В отличие от автора «Книги Элихв», Д'Асколи приводит подробное описание не только Бахчисарая, но и семи других крупных городов Крыма: Кафы, Гёзлеве, Кара-су[базара], Балаклавы, Мангупа, Керчи (Воспро) и Перекопа [26, с. 117-122].

21 Д' Асколи помещает на этот счет более обширные сведения: «. Татария подвластна татарину и турку, которому принадлежит Каффа и почти все побережье до Юзлеве,

Остальные сведения свода касаются уже других территорий и, по сравнению с описаниями Крыма, они гораздо менее точны. Учитывая большую путаницу с переводом топонимов при описании ближневосточных территорий, можно сделать вывод, что информанты автора «Книги Элихв», также не были хорошо о них осведомлены и перемежали рассказы о реальных городах с бытующими в их среде легендами. Свидетельством тому рассказ о двух вымышленных географических объектах, помещенный в 31-й главе: о турецкой столице - городе «Усман» и о царстве «Алты(н) 'Алматер'къ»:

«Усма(н). С1е турская столица. Егда же ту(р)ский царь 'облада гр'ческим ца(р)ство(м), и о(т) того вр'мени нарицаются усманьлы, бЪ бо п'рвю слыли усмань по п'рвой сво'й столицЪ. Усмань о(т)стои(т) о(т) кросалима на полуде(н)ную страну, якоже о(т) Царя-рада до Теросалима. Т 'елико си(х) 'обои(х) пут'й, толико о(т) Усмани до царства 'Алты(н) 'Алматер'къ -(т) Златая яблань. О с'мъ ца(р)ствЪ турск1й царь рече: Аще бы во(з)моглъ побЪдити с1е ца(р)ство, то бы всй живущей на зе(м)ли царй 1 королй покорны были мнЪ, и всй бы да(н) довали» (л. 131 об.).

Если в первом случае налицо чистая метонимия - город назван именем первого правителя независимого Османского государства, то во втором случае перед нами отголоски легенды о статуе императора Юстиниана I в Константинополе, держава в руках которого, как потом и сама статуя, получили и у византийских хронистов, и в мусульманской традиции название «красного» или «золотого яблока» и стали символом господства и власти над миром22.

В целом, описывая географию Крыма, автор «Книги Элихв» мало отвлекается на другие темы. Здесь нет, как у Д'Асколи или Жана де Люка, подробных рассказов об упоминаемых городах, о занятиях их жителей, производстве местных товаров и особенностях торговли.

Рассказ о Святой Земле

Свод Прохора Коломнятина, при всех его особенностях, полностью соответствует традициям литературы Древней Руси, в которых автор был весьма сведущ. Даже название памятника ориентировано, судя по всему, на древнерусские тезаурусы-азбуковники, сохранившиеся во множестве списков и редакций и имевшие обычно название «Сия книга глаголемая Алфавит» или «Алфавит азбучный». Именно поэтому он завершает свои записи обычным и почти обязательным для записок русских путешественников, паломников и пленников рассказом о посещении Святой Земли. Одна из последних глав свода, 30-я, названа «Сказат'е о путй ко Теросал^му '1 'о со(з)дан1й церкви». Несмотря на то, что название ориентировано на жанр «хождений», прямого отношения к этому жанру текст не имеет, и, судя по характеру описанных здесь реалий, автор не выезжал за пределы Крыма, а в основе его повествова-

достояние хана, т. е. бывшие генуэзские владения. Ими управляет паша, пребывающий в Каффе; он назначает в каждый из тамошних городов по одному чиновнику, называемому субаши (8иЪЪа881). Главнейшие города, которыми правит паша, следующие: Каффа, Ба-луклава, Манкопа (Мапсора), Воспро, Тамань или Матрига - в Чиркасии и далее на расстоянии одного дня пути Тумрук (ТиштисК); ему подчиняется также Азак или Тана, но там особое управление, и Порта назначает туда бея, ничего общего не имеющего с пашой. В управлении паши состоят более или менее крупные селения, и все его подвластные -греки, по большей части вероотступники, по собственному беспутству» [26, с. 113-114].

22 Подробнее об отражении легенды в своде Прохора Коломнятина см. [31, с. 493].

ния лежат устные рассказы местных паломников или проводников. В начале главы кратко сообщается о пути из Константинополя в Иерусалим через Средиземное море («ходу доброю погодою 3 не(д)ели») и далее «сухим путем» через страну «черных арапов», «белых арапов» и «богатую Индию». Весь путь исчисляется по времени в 10 месяцев. Дальнейшее повествование о мнимом паломничестве представлено двумя сюжетами: рассказом о строительстве Храма Соломона, основанном на апокрифах о крестном древе, и рассказом о схождении Благодатного огня. В основе обоих рассказов лежат устные источники. Изложению апокрифа о крестном древе присуще смешение славянских, западноевропейских и восточных мотивов. Записывая предание, услышанное от местных (крымских) паломников, автор наложил сюжет на известный ему по славянской традиции вариант апокрифа23. Текст апокрифа сведен к сюжету строительства Храма царем Соломоном, что в контексте восточной паломнической традиции совершенно объяснимо, поскольку именно Храм Соломона - единственная святыня Иерусалима, которая как святилище Единого Бога-Творца почитается иудеями, христианами и мусульманами. В рассказе о создании храма талмудические легенды и библейские сюжеты переплетаются с христианской символикой и толкованиями.

Второй сюжет, характерный для паломнической литературы, который записал составитель свода, - повествование о схождении Благодатного огня. Рассказ этот вполне традиционный, но наряду с общими для описания паломников-христиан реалиями (служба Иерусалимского патриарха, чудесное схождение Благодатного огня, возжигание свечей и раздача огня верующим), в тексте описаны и детали, не известные по другим источникам (о построении Храма Гроба Господня Соломоном или об омывании лиц верующих воском от свечей, зажженных от Благодатного огня.). Возможно, истоки рассказа об омовении воском вместо традиционного описания омовения присутствующими в храме лица и рук «нежегомым» огнем следует искать в народной обрядовой традиции, в том числе паломников-мусульман. С другой стороны, здесь, как и в рассказе о свадебном обряде, возможно, проявилась некая аберрация памяти, вызванная устным многоэтапным воспроизведением рассказа о чудесном явлении. Отметим, что неточность изложенных деталей сюжетов, традиционных для паломнической литературы, также роднит наш текст со «Словом о некоем старце».

Прохор Коломнятин нигде не называет цели создания свода, в то время как авторы других нарративов нередко прямо пишут о причинах, побудивших их к творчеству в самих текстах24 или, как, например, Мартин Бронев-

23 Текст памятника издавался неоднократно, наиболее последовательную классификацию списков и издание редакций апокрифа см. [20: 35-55]; анализ варианта апокрифа в своде Прохора Коломнятина см. [31, с. 495-497].

24 Константин Михайлович в гл. XVIII «Записок» недвусмысленно формулирует посыл своего труда: сподвигнуть христианских правителей на сопротивление туркам, сдерживание османской экспансии: «И потому и папа, и римский король, если будут долго взирать на это насилие и пролитие христианской крови, сами будут в ненадежном положении, ибо они сами будут виновниками гибели всей веры, от которой зависит все христианство; они могли бы с божьей помощью поднять христианство Римской империи и столицу, которой был Константинополь, освободить от поганых» [11, с. 58]. Более того, в гл. XLI приводится руководство по тактике ведения боя против турок [11, с. 104-106]. Боплан уделяет значительное внимание описанию татарского войска и его тактики [7,

ский, в посвящениях и предисловиях к их изданиям [23, с. 366-367]. Составитель словарного свода наблюдает жизнь чужого ему народа - чужого во всех смыслах: по языку, укладу жизни, религии. Вполне естественно поэтому, что, описывая жизнь крымского населения, в первую очередь мусульман, он пытается не только отразить те реалии бытия, в которых он оказался, но и объяснить отличия от привычных для него верований и обычаев. Однако он далек как от идеализации увиденного и услышанного, так и от демонизации чуждого мира, избегает каких-либо прямых оценочных суждений и никогда не поясняет, почему решил сообщить те или иные сведения, почерпнутые им из неоднородных по статусной, этнической и религиозной принадлежности источников25. И в этом смысле тюркский свод Прохора Коломнятина, во многом соприкасаясь с известными нарративами средневековой традиции, повествующими о Крыме, представляет собой особый памятник, в котором не только сохранилась живая речь основной части крымского населения, но который заключает в себе и своего рода обобщенную надэтническую и над-религиозную «народную память» о реалиях и событиях крымского дискурса периода Османского влияния.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. / Вступ. статьи, подготовка текста, пер. и коммент. Е.Ч. Скржинской. Л.: Наука; ЛО, 1971. 276 с.

2. Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России // Академик

B.В. Бартольд. Сочинения. Т. 9. Работы по истории востоковедения / Отв. ред. А.Н. Кононов. М.: Наука; ГРВЛ, 1977. С. 197-482.

3. Белоброва О.А. Черты жанра хождений в некоторых древнерусских письменных памятниках XVII века // Труды Отдела древнерусской литературы. T. 27. Л.: Наука; ЛО, 1972. С. 257-272.

4. Бережков М.Н. Русские пленники и невольники в Крыму. Одесса: Тип. А. Шульце, 1888. 31 с.

5. Блохин В.С. Отношение к вероучению Армянской Апостольской Церкви в русской церковной литературе до середины XIX в. // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2020. №1 (29). С. 112-129. DOI: 10.24411/2224-5391-2020-10106

6. Бонч-Осмоловский Г.А. Брачные обряды татар горного Крыма // Известия Государственного русского географического общества. Т. 58. Вып. 1. М.; Л., 1926.

C. 21-61.

7. Боплан, Гийом Левассер де. Описание Украины / Пер. с фр. З.П. Борисюк; ред. перевода А. Л. Хорошкевич, Е.Н. Ющенко. М.: Древлехранилище, 2004. 576 с.; ил.

8. Витсен, Николаас. Северная и восточная Тартария. Т. 1-3. Amsterdam: Pegasus, 2010. 1816 с.

с. 227-237]. Что касается «Книги Элихв», то в ней, несмотря на внимание автора к структуре военных чинов султанской армии и их вооружению, отсутствуют какие бы то ни было повествовательные вставки на военной тематики.

25 Ср. описание праздников в Иране у Федота Котова: «И всего в персидской земли четыре праздника, а что про них писано и то им не на славу, но на укоризну, и понос, и на пагубу им! <...> А сказывают, что в пятницу Бахмет родился того для и празднуют еже-недель, ему на вечный огнь, и на бесконечную муку, и на понос, и на укоризну» [38, с. 54]. Константин Михайлович тоже наызвает пятницу праздничным днем в исламе, но приводит другое описание, якобы со слов мусульман: «Мы потому ее празднуем, что бог в пятницу сотворил человека» [11, с. 36].

9. Григорьев А.П. Второй выпуск перевода на русский язык «Книги путешествия» // Эвлия Челеби. Книга путешествия: (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века): Перевод и комментарии. Вып. 2. Земли Северного Кавказа, Поволжья и Подонья. М., 1979. С. 5-22.

10. Демин А. С. Диалог «Школьное благочиние» Прохора Коломнятина // Памятники культуры. Новые открытия : Ежегодник. 1975. М.: Наука, 1976. С. 48-51.

11. Записки янычара / Написаны Константином Михайловичем из Островицы / Введ., пер. и комментарии А.И. Рогова. М.: Наука, 1978. 136 с. (Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы).

12. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в Хронографы русской редакции / Собрал и издал А. Попов / (Приложение к Обзору Хронографов русской редакции). М.: Тип. А.И. Мамонтова и К°, 1869. ii + 541 + [6] с.

13. Ковтун Л.С. Азбуковники XVI-XVII вв.: Старшая разновидность. Л.: Наука; ЛО, 1989. 293 + [2] с.

14. Ковтун Л.С. Лексикография в Московской Руси XVI - начала XVII в. Л.: Наука, 1975. 351 с.

15. Кошелева О.Е. Как сочинять послания в виршах? «Уроки» Прохора Коломнятина (1680-е гг.) // Человек читающий: Между реальностью и текстом источника. М., 2011. С. 283-316.

16. Лавров А . «Полоняники» как социальная группа. Правовой статус и интеграция бывших военнопленных в Московском государстве // Cahiers du monde russe. 2010. 51/2-3. P. 241-257.

17. Лавров А. С. Военный плен и рабство на границах Османской империи и Российского государста в 17 - начале 18 века // ГИИМ. Доклады по истории 18 века -DHI Moskau: Vortrage zum 18. Jahrhundert. 2010. Nr. 5. С. 1-18. [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.perspectivia.net/receive/ploneimport_mods_00011447 (дата обращения: 19.10.2020).

18. Лопарев X. Слово о некоем старце. Вновь найденный памятник русской паломнической литературы XVII века. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1890. 55 с. (Сборник отделения русского языка и словесности. Т. 51. № 2).

19. Лучицкая С.И. «Жизнь Магомета» Эмбрико Майнцского: легенда и история // От текста к реальности: (Не)возможности исторических реконструкций. М.: ИВИ РАН, 2012. С. 25-70.

20. Милтенова А. Текстологически наблюдения върху два апокрифа. (Апокри-фен цикъл за кръстното дърво, приписан на Григорий Богослов, и апокрифа за Адам и Ева) // Старобългарска литература. Кн. 11. София, 1982. С. 35-55.

21. Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев и москвитян / Пер. В.И. Ма-тузовой. Отв. ред. А.Л. Хорошкевич. М.: Изд-во МГУ, 1994. 151 с.

22. Мордовцев Д. О русских школьных книгах XVII века. М.: Университетская тип., 1862. [2] + 102 с.

23. Описание Крыма (Tartariœ Descriptio) Мартина Броневского / Пер. с лат. И.Г. Шершеневича; прим. Н.Н. Мурзакевича // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 6. Одесса: Гор. тип. сод. Х. Алексомати, 1867. С. 333-367.

24. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин Жана де-Люка, монаха Доминиканского ордена (1625) / [Пер. с фр. П. Юрченко] // Записки Императорского Одесского общества истории и древностей. Т. 11. Одесса: Франко-Русская тип. Л. Даникана, 1879. С. 473-493.

25. Описание Турецкой империи, составленное русским, бывшим в плену у турок во второй половине XVII века / Под ред. П.А. Сырку // Православный Палестинский Сборник. Т. 10. Вып. 3 (30). СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1890. С. i-xli, 1-44.

26. Описание Черного моря и Татарии, составил доминиканец Эмиддио Дортел-ли д'Асколи, префект Каффы, Татарии и проч. 1634 г. / перев. Н.Н. Пименова, при-

меч. А. Л. Бертье-Делагарда // Записки Императорского Одесского общества истории и древностей. Т. 24. Одесса: «Экономическая» тип. и литография, 1902. С. 89-180.

27. Писарев С.П. Путешествие Людвига Римлянина по Африке и Азии 1493 года // Исторический вестник. Историко-литературный журнал. Т. 5. 1881. Август. С. 935-936.

28. Плано Карпини, Иоанн де. История монгалов. Рубрук, Вильгельм де. Путешествие в восточные страны / Введ., пер. и прим. А.И. Малеина. СПб.: Тип. А. С. Суворина, 1911. 232 с.

29. Путешествия Ивана Шильтбергера по Европе, Азии и Африке, с 1394 года по 1427 год. / пер. и примеч. Ф. Бруна // Записки Императорского Новороссийского университета. Т. 1. Одесса: Тип. Л. Нитчк., 1867. v + 156 с.

30. Решетова А.А. Эсхатологические мотивы в «Слове о некоем старце», памятнике паломнической литературы XVII в. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. № 1 (15). С. 66-80.

31. Савельева Н.В., Козинцев М.А. Тюркско-русский словарный свод в сборнике инока Прохора Коломнятина 1668 г. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 67. СПб., 2020. С. 468-552.

32. Савельева Н.В. Неизвестные памятники лексикографии в «Цветнике» Прохора Коломнятина // Русская литература. 2019. № 3. С. 54-63. DOI: 10.31860/01316095-2019-3-54-63

33. Савельева Н., Муллонен И., Федюнева Г. Карело-русский и коми-зырянско-русский словари-разговорники в рукописном сборнике 1668 г. // Lingüistica Uralica. 2021 (в печати).

34. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Отоманской Порты до начала XVIII века. СПб.: Б. и., 1887. [2] + v + xxxv + 772 с.

35. Таки В. Царь и султан. Османская империя глазами россиян. М.: Новое литературное обозрение, 2017. 320 с.; ил. (Historia Rossica).

36. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. Извлечения из сочинений арабских. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1884.

37. Хождение в Святую землю московского священника Иоанна Лукьянова 1701-1703 / Издание подготовили Л. А. Ольшевская, А.А. Решетова, С.Н. Травников. Отв. ред. А.С. Дёмин. М.: Наука, 2008. 672 с. (Литературные памятники).

38. Хожение купца Федота Котова в Персию / Публ. Н.А. Кузнецовой; Отв. ред. А.А. Кузнецов. М.: ИВЛ, 1958. 112 с. (Русские путешественники в странах Востока).

39. Храпунов Н.И., Храпунова С.Н. Записки Джона Смита как источник по истории Крымского ханства в начале XVII в. // Золотоордынское обозрение. 2015. № 4. С. 151-168.

40. Храпунов Н.И., Храпунова С.Н. Известия о Крыме у Франческо Альгаротти // Золотоордынское обозрение. 2017. Т. 5, № 3. С. 612-628. DOI: 10.22378/2313-6197. 2017-5-3.612-628

41. Хрестоматия по этнической истории и традиционной культуре старожильческого населения Крыма. Часть 1. Мусульмане: крымские татары, крымские цыгане / Ред.-сост. М.А. Араджиони, А.Г. Герцен. Симферополь: Таврия-Плюс, 2004. 768 с.; ил. (Этнография Крыма).

42. Эвлия Челеби. Книга путешествия: Крым и сопредельные области: извлечение из сочинения турецкого путешественника XVII века / пер. с осман. яз., вступ. статья и комм. Е.В. Бахревского. Симферополь: Медиацентр, 2016. 311 с.; ил.

43. Baski I. Crimean Turkic-Tatar glossary from the 17th century // Acta Orientalia Academiae Scicntiarum Hung. 1986. Т. 40 (1). P. 107-172.

44. Tischendorf, K. von. Evangelia apocrypha. Leipzig: Avenarius und Mendelssohn, 1853. lxxxviii + 465 p.

Сведения об авторах: Марк Альвиевич Козинцев - аспирант, младший научный сотрудник Института восточных рукописей Российской академии наук (191186, Дворцовая наб., 18, Санкт-Петербург, Российская Федерация); тьютор департамента востоковедения и африканистики Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» - Санкт-Петербург (190068, наб. Канала Грибоедова, 123, Санкт-Петербург, Российская Федерация). E-mail: m.kozintcev@mail.ru

Наталья Вячеславовна Савельева - доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук (199034, наб. Макарова, 4, Санкт-Петербург, Российская Федерация). E-mail: n.v.savelieva@inbox.ru

Поступила 5.06.2021 Принята к печати 18.10.2021

Опубликована 29.12.2021

REFERENCES

1. Barbaro and Contarini about Russia. To the History of Italian-Russian Relations in the fifteenth century. Skrzhinskaya E.Ch. (tr.). Leningrad: Nauka, Leningradskoe otdelenie, 1971. 276 p. (In Russian)

2. Bartol'd V.V. History of Oriental studies in Europe and Russia. Academician W. Barthold. Works, Vol. 9: Works on the History of Oriental Studies. Kononov A.N. (ed.). Moscow: Nauka, 1977, pp. 197-482. (In Russian)

3. Belobrova O.A. Features of the genre of khozhenie (travel notes) in some ancient Russian written monuments of the seventeenth century. Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature. Leningrad: Nauka, Leningradskoe otdelenie, 1972, vol. 27, pp. 257-272. (In Russian)

4. Berezhkov M.N. Russian Captives and Slaves in Crimea. Odessa: Tip. A. Shul'tse, 1888. 31 p. (In Russian)

5. Blokhin V.S. Attitude to the doctrine of the Armenian Apostolic Church in Russian church literature until the middle of nineteenth century. Bulletin of the Ekaterinburg Theological Seminary. 2020, no. 1 (29), pp. 112-129. DOI: 10.24411/2224-5391-202010106 (In Russian)

6. Bonch-Osmolovskiy G.A. Marriage rites of Tatars of the mountainous Crimea. Proceedings of the State Russian Geographical Society. Moscow; Leningrad, 1926, vol. 58, iss. 1, pp. 21-61. (In Russian)

7. Guillaume Levasseur de Beauplan. Description of Ukraine. Borisyuk Z.P. (tr.), Khoroshkevich A.L., Yushchenko E.N. (eds). Moscow: Drevlekhranilishche, 2004. 576 p. (In Russian)

8. Nicolaes Witsen. North and East Tartary. Vols. 1-3. Amsterdam: Pegasus, 2010. 1816 p. (In Russian)

9. Grigor'ev A.P. The second issue of the Russian translation of the "Book of Travel". Evliya Qelebi. The Book of Travel. (Extracts from the essay by the Turkish traveller of the seventeenth century.) Translation and Commentary, Iss. 2: Lands of the North Caucasus, the Volga and the Don Regions. Moscow, 1979, pp. 5-22. (In Russian)

10. Demin A.S. The "Shkol'noe blagochinie" by Prokhor Kolomniatin. Monuments of Culture. New Discoveries: Annual. 1975. Moscow: Nauka, 1976, pp. 48-51. (In Russian)

11. Notes of a Janissary. Written by Konstantin Mikhaylovich from Ostrovitsa. Rogov A.I. (tr.). Moscow: Nauka, 1978. 136 p. (In Russian)

12. Compendium of Slavic and Russian Writings Recorded in the Russian Version of Chronographs. (Addendum to the Review of the Russian version of Chronographs). Popov A. (ed.). Moscow: A.I. Mamontov and K°, 1869. ii + 541 + [6] p. (In Russian)

13. Kovtun L.S. Azbukovnik Miscellanies of the sixteenth and seventeenth centuries. Elder Variant. Leningrad: Nauka, Leningradskoe otdelenie, 1989. 293 + [2] p. (In Russian)

14. Kovtun L.S. Lexicography in Muscovite Rus' of the sixteenth and early seventeenth century. Leningrad: Nauka, 1975. 351 p. (In Russian)

15. Kosheleva O.E. How to compose messages in verses. "Lessons" of Prokhor Kolomnyatin (the 1680s). Reading Person: Between Reality and the Text of the Source. Moscow, 2011, pp. 283-316. (In Russian)

16. Lavrov A. Former captives (polonianiki) as a social group in Muscovy: Their legal status and the realities of their reintegration. Cahiers du monde russe. 2010, vol. 51/2-3, pp. 241-257. (In Russian)

17. Lavrov A.S. Military captivity and slavery on the borders of the Ottoman Empire and the Russian state in the seventeenth and early eighteenth century. Deutsches Historisches Institut Moskau: Vortrage zum 18. Jahrhundert. 2010, no. 5, pp. 1-18. Available at: https://www.perspectivia.net/receive/ploneimport_mods_00011447 (accessed: 19.10.2020).

18. Loparev Kh. A Word about an Old Man. Newly Found Monument of Russian Pilgrimage Literature of the seventeenth century. St. Petersburg: Tip. Imp. Akademii nauk, 1890. 55 p. (In Russian)

19. Luchitskaya S.I. Embrico of Mainz's "Vita Mahumeti": legend and history. From Text to Reality: The (Im)possibilities of Historical Reconstructions. Moscow: IVI RAN, 2012, pp. 25-70. (In Russian)

20. Miltenova A. Textual observations on two apocrypha. (Apokryphal cycle for the tree of the cross, attributed to Gregory the Theologian, and the apocryphal story of Adam and Eve). Old Bulgarian Literature. Book 11. Sofia, 1982, pp. 35-55. (In Bulgarian)

21. Mikhalon Litvin. On the Mores of the Tatars, Lithuanians and Muscovites. Matuzova V.I. (tr.), Khoroshkevich A.L. (ed.). Moscow: Izd-vo MGU, 1994. 151 p. (In Russian)

22. Mordovtsev D. On the Russian School Books of the seventeenth century. Moscow: Universitetskaya tip., 1862. [2] + 102 p. (In Russian)

23. Description of Crimea (Tartaric Descriptio) by Marcin Broniewski. Shershenevich I.G. (tr.). Proceedings of the Odessa Society of History and Antiquities. Odessa: Gor. tip. sod. Kh. Aleksomati, 1867, vol. 6, pp. 333-367. (In Russian)

24. Description of the Perekop and Nogai Tatars, Circassians, Mingrelians and Georgians by Jean de Luc, a monk of the Dominican Order. Yurchenko P. (tr.). Proceedings of the Imperial Odessa Society of History and Antiquities. Odessa: Franko-Russkaya tip. L. Danikana, 1879, vol. 11, pp. 473-493. (In Russian)

25. Description of the Turkish Empire compiled by a Russian who was captured by the Turks in the second half of seventeenth century. Syrku P.A. (ed.). Orthodox Palestinian Miscellany. St. Petersburg: Tip. V. Kirshbauma, 1890, vol. 10, iss. 3 (30), pp. i-xli, 1-44. (In Russian)

26. Description of the Black Sea and Tartary compiled by the monk of the Dominican Order, Emiddio Dortelli d'Ascoli, Prefect of Kaffa, Tartary, etc. 1634. Pimenov N.N. (tr.). Proceedings of the Imperial Odessa Society of History and Antiquities. Odessa: "Ekonomicheskaya" tip. i litografiya, 1902, vol. 24, pp. 89-180. (In Russian)

27. Pisarev S.P. Ludwig the Roman's journey through Africa and Asia in 1493. Historical Bulletin: Historical and Literary Journal. 1881, vol. 5, August, pp. 935-936. (In Russian)

28. John of Plano Carpini. History of the Mongols. William of Rubruck. Itinerarium. Malein A.I. (tr.). St. Peterburg: Tip. A.S. Suvorina, 1911. 232 p. (In Russian)

29. Johann Schiltberger's journeys through Europe, Asia, and Africa from 1394 to 1427. Brun F. (tr.). Bulletin of the Imperial Novorossiysk University. Odessa: Tip. L. Nitchk., 1867, vol. 1. v + 156 p. (In Russian)

30. Reshetova A.A. Eschatological motifs in the "Word about an old man": A monument of pilgrimage literature of the seventeenth century. Ancient Rus'. Problems of Medieval Studies. 2004, no. 1 (15), pp. 66-80. (In Russian)

31. Savel'eva N.V., Kozintsev M.A. A Turkic-Russian dictionary in the miscellany compiled by the Monk Prokhor Kolomniatin in 1668. Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature. St. Petersburg, 2020, vol. 67, pp. 468-552. (In Russian)

32. Savel'eva N.V. Unknown monuments of lexicography in the "Tsvetnik" by Prokhor Kolomniatin. Russian Literature. 2019, no. 3, p. 54-63. DOI: 10.31860/01316095-2019-3-54-63 (In Russian)

33. Savel'eva N., Mullonen I., Fedyuneva G. Karelian-Russian and Komi-Zyryan-Russian phrasebook-dictionaries in the manuscript miscellany of 1668. Linguistica Uralica. 2021 (in print). (In Russian)

34. Smirnov V.D. Crimean Khanate under the Rule of the Ottoman Porte until the beginning of eighteenth century. St. Petersburg, 1887. [2] + v + xxxv + 772 p. (In Russian)

35. Taki V. Tsar and Sultan. Russian Encounters with the Ottoman Empire. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2017. 320 p. (In Russian)

36. Tizengauzen V. Collection of Materials Related to the Golden Horde History, Vol. 1: Extracts from Arabic Writings. St. Petersburg: Tip. Imp. Akademii nauk, 1884. (In Russian, Arabic)

37. Journey to the Holy Land of the Moscow Priest, Ioann Lukianov, in 1701-1703. Ol'shevskaya L.A. et al. (eds). Moscow: Nauka, 2008. 672 p. (In Russian)

38. Journey of Merchant Fedot Kotov to Persia. Kuznetsova N.A., Kuznetsov A.A. (eds). Moscow: Izdatel'stvo vostochnoy literatury, 1958. 112 p. (In Russian)

39. Khrapunov N.I., Khrapunova S.N. Notes of John Smith as a source for the history of Crimean Khanate. Zolotoordynskoe obozrenie=Golden Horde Review. 2015, no. 4, pp. 151-168. (In Russian)

40. Khrapunov N.I., Khrapunova S.N. Francesco Algarotti's account of the Crimea. Zolotoordynskoe obozrenie=Golden Horde Review. 2017, vol. 5, no. 3, pp. 612-628. DOI: 10.22378/2313-6197.2017-5-3.612-628 (In Russian)

41. Textbook on the Ethnic History and Traditional Culture of the Crimean Oldtimers, Part 1: Muslims: Crimean Tatars, Crimean Gypsies. Aradzhioni M.A., Gertsen A.G. (eds). Simferopol: Tavriya-Plyus, 2004. 768 p. (In Russian)

42. Evliya Celebi. The Book of Travel: Crimea and Adjacent Regions. (Extracts from the work by Turkish traveller of the seventeenth century). Bakhrevskiy E.V. (tr.). Simferopol: Mediatsentr, 2016. 311 p. (In Russian)

43. Baski I. Crimean Turkic-Tatar glossary from the 17th century. Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. 1986, vol. 40 (1), pp. 107-172.

44. Tischendorf K. von. Evangelia apocrypha. Leipzig: Avenarius und Mendelssohn, 1853. lxxxviii + 465 p. (In Latin)

About the authors: Mark A. Kozintcev - Postgraduate student, Junior Researcher of the Institute of Oriental Manuscripts of the Russian Academy of Sciences (18, Dvortsovaya emb., St. Petersburg 191186, Russian Federation); Tutor of the Department of Asian and African Studies, HSE University (123, Kanal Griboyedova emb., St. Petersburg 190068, Russian Federation). E-mail: m.kozintcev@mail.ru

Natalya V. Savelieva - Dr. Sci. (Philology), Leading Researcher of the Institute of Russian Literature (the Pushkin House) of the Russian Academy of Sciences (4, Makarov emb., St. Petersburg 199034, Russian Federation). E-mail: n.v.savelieva@inbox.ru

Received June 5, 2021 Accepted for publication October 18, 2021

Published December 29, 2021