CC BY
401
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК: 82-1
ТВОРЧЕСТВО В.Ю. БРЮСОВА
(как предмет изучения творчества поэтов серебряного века)
Юсуфов М.Г.
ЧОО ВО Социально-педагогический институт
Аннотация. Важность изучения и развития литературы начало 20 века в историческом плане дает ключ к пониманию терминологии «Поэты серебренного века».Материал может быть использован при преподавании предметна в вузах, колледжах, школах. Это В.Я Брюсов, К Бальмонт, Ф. Сологуб, И.Анненский и другие. Прослеживается связь с Западным философскими и эстетическими установками, осмысливая также опыт революции 1905-1907 годов и другие исторические события.
Ключевые слова: серебренный век, символизм, литературный процесс, русская литература, поэтика, новаторство.
The WORK of V. Y. BRYUSOV
Yusufov M. G.
PEO HO «Socio-pedagogical institute»
Annotation. The importance of learning and development literature of the early 20th century in historical terms provides the key to understanding the terminology "poets of the silver century".The material can be used in teaching the subject in universities, colleges, schools. It I V. Brusov, Balmont, F. Sologub, I. Annensky, and others. May be traced to the Western philosophical and aesthetic attitudes, reflecting also the experience of the revolution of1905-1907 and other historical events.
Key words: silver century, symbolism, literary process, Russian literature, poetics, innovation.
К началу века признанным вождем и руководителем символистского движения в России становится В.Я. Брюсов. Как теоретик символизма он выступает в середине 90-х годов. Эстетические взгляды Брюсова выразились во вступительных статьях к первым поэтическим сборникам «Русские символисты» (1894-1895), большинство стихов в которых принадлежало Брюсову, к его книгам и в статьях о литературе и искусстве. Ранний Брюсов обосновал свою концепцию символизма, опираясь, прежде всего на философию Канта и эстетические идеи А. Шопенгауэра, который, как и Ницше, оказал сильнейшее влияние на философию и эстетику символизма. Но, в отличие от Мережковского, Брюсов не сводил содержание искусства к мистике. Цель искусства он видел в выражении «движений души» поэта, тайн человеческого духа, личности художника. В статье «Ключи тайн» (1904), открыв-
шей первый номер журнала символистов «Весы», Брюсов подводит итоги своим эстетическим исканиям этих лет. В «Ключах тайн» Брюсов отвергает и теорию утилитарного искусства, и теорию «искусства для искусства». Основной тезис статьи - отрицание возможности любой эстетической теории решить вопрос о природе художественного творчества. Сущность мира непознаваема, считает Брюсов, следуя за Кантом.
Однако сущность мира все-таки может быть постигнута, но не рассудочно, а интуитивным путем. Развивая свою теорию искусства, Брюсов опирается на эстетическое учение Шопенгауэра. Он принял шопенгауэровское противопоставление интуитивного познания сущности мира познанию научному. Как это ни парадоксально, но, будучи лидером символистов, многими гранями своей натуры Брюсов был им чужд, и с течением лет это становилось очевиднее. Символисты стремились к тому, чтобы за их книгами открывался невидимый взору «потусторонний» мир, их стихи были полны недосказанностей и намёков, поэт, по мнению этих людей, являлся как бы священнослужителем, теургом, магом. А поэтическое мышление Брюсова в основе своей носило конкретный характер. Воспитанный на уважении к именам Дарвина, Чернышевского, Писарева, Некрасова, поклонник трезвого и ясного ума, атеист Брюсов отказывался считать целью поэзии некий поиск новой, утончённой и подкрашенной религии. Он настаивал на том, что символизм -только искусство, не более.
Впоследствии Брюсов вспоминал о жестоких спорах со своими коллегами, распекавшими его за «реализм в символизме», за «позитивизм в идеализме». Он чувствовал себя среди своих сотоварищей, по его же признанию, «как заложник в неприятельском лагере».
Давно замечено, что Брюсов преимущественно художник зрения, а не слуха, что он обожает «меру, число, чертёж». В этой расчерченной, вымеренной архитектонике, где действуют, как у ваятеля, прежде всего резец и молот, - сила Брюсова. Ему не достаёт - если сравнивать его с другими крупнейшими поэтами начала XX века - эмоциональной пронзительности, захватывающей музыкальной волны стихов Блока, у него нет вкрадчиво - шаманской певучести и благозвучия нередко вычурного и манерного Бальмонта, нет изобретательности, воздушной грации и остроты, отличающих многие стихотворения Андрея Белого. У него своя, тяжёлая, чуть громоздкая поступь, свой резко обозначенный лик, своя стезя.
Жизнь Брюсова была истинным подвигом труда. Начитанность и эрудиция поэта, многогранность его интересов вызывали почтительное удивление у всех, кто с ним сталкивался.
На первом этапе существования символизма В. Брюсов был главным теоретиком нового течения и его признанным лидером. Сила характера, умение подчинять жизнь поставленным целям, способность к повседневной тщательной работе -эти качества были стержневыми в личности В. Брюсова.
Эстетические взгляды поэта определенно сложились уже в 90-е гг. Их существо - понимание символизма как чисто литературного явления, позиция полной автономности искусства, его независимости от общественной жизни, религии, мо-
рали. С афористической четкостью эта установка была выражена стихотворной строчкой «Быть может, все в жизни лишь средство для ярко-певучих стихов...»
Первые сборники стихов Брюсова, появившиеся в 90-е гг., обращали на себя внимание эпатирующим (вызывающим на скандал) характером некоторых стихотворений. Да и названия сборников были дерзкими, рекламно-провоцирующими («Шедевры», «Эго - я»). В ранних стихах преобладали экзотические образы, мотивы откровенно чувственной любви, поэтизация индивидуализма и творческой фантазии. Большое внимание уделял молодой поэт формальному экспериментированию, совершенствованию технических приемов стихосложения.
К началу 90-х гг. Брюсов вступил в период творческой зрелости. По многогранности интересов и объему литературной работы он в это время превосходил соратников по символизму. Складывались два основных тематических потока его лирики. Один из них - обращение к ярким эпизодам мировой истории и мифологическим сюжетам, которые важны поэту как источники аналогий с современностью. При помощи истории и мифологии поэт пытался постичь в жизни человечества непреходящие ценности.
Особенно привлекали его легендарные и исторические образы полководцев, властелинов, великих художников и поэтов. В период расцвета своего таланта Брюсов часто обращался к древним цивилизациям и мифологии в поисках персонажей, которые могли бы служить идеальными образцами героики («Ассаргадон», «Александр Великий», «Антоний» и др.). Эти образы часто играют роль аллегорий: на материале прошлых культурно-исторических эпох Брюсов рассматривал такие проблемы, как страсть и долг, гений и посредственность, отношения сильной личности и толпы.
Другой пласт брюсовского творчества связан с образом современного ему города. Брюсов - один из первых в русской литературе поэтов-урбанистов. В отличие от других символистов он не столько раскрывал отталкивающие стороны городской цивилизации, сколько поэтизировал торжество человеческого разума и воли в борьбе с косной материей. Воодушевление лирического героя передавалось яркими метафорами, насыщавшими городской пейзаж; именно в городе он часто переживал эмоциональный подъем:
Горят электричеством луны
На выгнутых, длинных стеблях;
Звенят телеграфные струны
В незримых и нежных руках...
(«Сумерки», 1906)
Итак, в современной жизни и в глубине веков поэт любил выявлять высокое, достойное, прекрасное и утверждал эти свойства в качестве устойчивых основ человеческого существования. Важнейшие признаки поэтического стиля Брюсова 900-х гг. - использование строгой, рационально выверенной композиции, тяготение к риторическим способам организации стиха (использование синтаксических параллелизмов, анафор, антитез). Образная ткань брюсовского стиха наглядна, его
образы - чеканные, полновесные, четко очерченные. Символические образы в стихах Брюсова почти всегда близки аллегориям, они пластически закрепляют важные автору идеи. Не случайно современники называли Брюсова поэтом «бронзы и мрамора». В кругу символистов его отличала ориентация не столько на музыкальное начало, сколько на «живопись словом».
Строгая организованность, гармоничная уравновешенность, соответствие риторических положений и использованных приемов - вот главное в его поэтике. Емкая характеристика самых сильных сторон поэзии Брюсова принадлежит О. Мандельштаму: «Это мужественный подход к теме, полная власть над ней - умение извлечь из нее все, что она может и должна дать, исчерпать ее до конца, найти для нее правильный и емкий строфический сосуд»1.
Творчество
Тень несозданных созданий Колыхается во сне, Словно лопасти латаний На эмалевой стене. Фиолетовые руки На эмалевой стене Полусонно чертят звуки В звонко-звучной тишине. И прозрачные киоски, В звонко-звучной тишине, Вырастают, словно блестки, При лазоревой луне. Всходит месяц обнаженный При лазоревой луне... Звуки реют полусонно. Звуки ластятся ко мне. Тайны созданных созданий С лаской ластятся ко мне, И трепещет тень латаний На эмалевой стене. 1895
Это стихотворение относится к периоду вхождения Брюсова в литературу и поэтому носит, с одной стороны, программный, а с другой
- скандальный, эпатажный характер. Осознав декадентство «путеводной звездой в тумане», а символизм - направлением, наиболее полно выражающим природу искусства, Брюсов через переводы Верлена, Бодлера, Малларме и оригинальные создания стремился показать современникам иной, потусторонний - подлинный, по его представлениям, мир. Описание процесса художественного творчества, процесса сложного, во многом бессознательного и непостижимого, пред-
ставляло для этого прекрасные возможности.
В создании этой картины, как ни странно, определенное место занимает обстановка дома Брюсовых в Москве на Цветном бульваре: по воспоминаниям современника, «в кафельных печах отражались лапчатые тени больших латаний и синева окон» (речь идет здесь о листьях комнатной пальмы-латании). Но, собственно говоря, на этом связь с реальностью и обрывается, потому что начинается стихотворение с описания «тени несозданных созданий», которая, к тому же, «колыхается во сне». Образ «тени» нередок в идеалистической философии, которая является базой символизма. Неоформленные художественные впечатления, приходящие к поэту во время сна, часто начинают волнующий, таинственный процесс творчества. Брюсов, объясняя нереальные образы этого стихотворения, и самый парадоксальный из них - две луны («всходит месяц обнаженный При лазоревой луне»), говорил, что в минуты творчества в душе художника «роятся самые фантастические картины». Синтез разных ощущений в момент художественного наития вызвал образ чертящих звуки «фиолетовых рук» (видимо, так преобразились в сознании лопасти- листья пальмы).
Если звуки будущего стихотворения сначала творились «фиолетовыми руками» листьев пальмы, то позднее звуки стали «ластиться» к поэту, выражать его сущность. Торжественный восход месяца тоже знаменует какой-то новый этап творчества. Наконец, появляются таинственные «созданные созданья», которые «с лаской ластятся» к создателю, и эта аллитерация на «л» и «с» создает дополнительные ощущения неги, удовлетворения, радости. И как результат свершения -«тень латаний» уже «трепещет» на эмалевой стене, символизируя новую жизнь звука и слова.
Юному поэту
Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета. Первый прими: не живи настоящим, Только грядущее - область поэта. Помни второй: никому не сочувствуй, Сам же себя полюби 'беспредельно. Третий храни: поклоняйся искусству, Только ему безраздумно, бесцельно. Юноша бледный со взором смущенным! Если ты примешь моих три завета, Молча паду я бойцом побежденным, Зная, что в мире оставлю поэта. 1896
Это стихотворение Брюсова - своеобразный манифест нового искусства. Декаденты, старшие русские символисты (к числу которых принадлежал и Брюсов) отрицали литературные и общественные позиции шестидесятничества, идеи народников о материализме, о связи литературы с жизнью, об общественном служе-
нии литературы. Разрыв с идеями революционных демократов зафиксирован в докладе Д. Мережковского «О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892 г.), а также в книгах Н. Минского «При свете совести» (1890) и А. Волынского «Борьба за идеализм» (1900). В них утверждался художественный идеализм, новое религиозное сознание, крайний индивидуализм; символизм провозглашался главным направлением в искусстве.
Стихотворение Брюсова «Юному поэту» - это завещание еще совсем молодого поэта, осознавшего себя, однако, вождем нового направления, своему юному собрату. Стихотворение открывается расхожим портретом поэта-декадента -«юноши бледного со взором горящим». Эпитет «бледный» в поэзии декадентов потом станет пародируемым литературным штампом в основном из-за скандального брюсовского стихотворения, состоящего из одной строки «о, закрой свои бледные ноги». Но в стихотворении «Юному поэту» эпитет «бледный» - безусловно положительная характеристика творца, отрешенного, не связанного с бренной жизнью и живущего высокими помыслами.
«Жить настоящим», по Брюсову, унизительно для искусства - ведь это значит быть вовлеченным в современность, болеть ее болями, быть пронизанным ее политическими и иными суетными идеями.
Поэтому он считает, что область поэта - «только грядущее». Это, конечно, не означает, что писатель должен быть фантастом, описывающим будущее; брюсов-ский тезис говорит о вневременном существовании творца, об игнорировании им современных сиюминутных потребностей, злобы дня. Второй завет пронизан индивидуализмом, особенно шокирующим по контрасту с традициями предшествующей русской литературы и общественной мысли. Несомненно, на Брюсовскую концепцию в этом манифесте повлияли идеи Ницше о сверхчеловеке. Единственное, чему должен «поклоняться» поэт (и в этом третий «завет») - это искусство. Но оно, не имеющее в себе самом цели, требует и «безраздумного, бесцельного» поклонения.
После такого страстного и строгого наказа взор «юного поэта» стал из «горящего» «смущенным» - исполнение возложенной на него миссии потребует от призванного особых усилий. И сам дающий «заветы», видимо, потому их и дает, что не уверен в своих силах для выполнения этого предназначения; он готов признать себя «бойцом побежденным», если «юный поэт» исполнит все наказы.
Городу
Царя властительно над долом, Огни вонзая в небосклон, Ты труб фабричных частоколом Неумолимо окружен. Стальной, кирпичный и стеклянный, Сетями проволок обвит, Ты - чарователь неустанный, Ты- неслабеющий магнит. Драконом, хищным и бескрылым,
Засев,- ты стережешь года, А по твоим железным жилам Струится газ, бежит вода. Твоя безмерная утроба Веков добычей не сыта, В ней неумолчно ропщет Злоба, В ней грозно стонет Нищета
Ты, хитроумный, ты, упрямый, Дворцы из золота воздвиг, Поставил праздничные храмы Для статуй, для картин, для книг; Но сам скликаешь, непокорный, На штурм своих дворцов - орду И шлешь вождей на митинг черный: Безумье, Гордость и Нужду! И в ночь, когда в хрустальных залах Хохочет огненный Разврат И нежно пенится в бокалах Мгновений сладострастных яд,-Ты гнешь рабов угрюмых спины, Чтоб, исступленны и легки, Ротационные машины Ковали острые клинки. Коварный змей, с волшебным взглядом! В порыве ярости слепой Ты нож, с своим смертельным ядом, Сам подымаешь над собой. 1907
Своей знаменитой книгой («Городу и миру», 1903) Брюсов, можно сказать, утвердил в русской поэзии тему города. Сам великий труженик, мастер, Брюсов любил город за сосредоточенные в нем результаты многовекового упорного человеческого труда: «трубы фабричные», «стальные, кирпичные и стеклянные» здания, «железные жилы» с газом, водой, «дворцы из золота», «праздничные храмы для статуй, для картин, для книг». Брюсов смело и дерзко включал в поэзию «прозаические» названия машин и механизмов, и в этом стихотворении упоминаются «ротационные машины», которые - неожиданно - «исступленны и легки». Брюсов, с юности восхищенный красотой точных наук, замечательный эрудит, чувствовал поэзию науки и работы. За все это город не случайно назван «хитроумным» и «упрямым».
«Безмерная утроба» города-«дракона» ненасытна, требует все новых и новых богатств, поэтому город становится и средоточием социальных конфликтов, «Злобы». Рядом с богатством здесь «грозно стонет Нищета». Город обречен испытать
социальные потрясения - «орда» двинется на штурм дворцов, эта развязка заложена в самом устройстве городской жизни: «острые клинки» выковываются здесь «рабами».
Город для вдохновенного описателя его жизни Брюсова не только средоточие материальной культуры и социальных противоречий, он еще и «чарователь неустанный», «неслабеющий магнит». В жизни, особенно ночной, большого города для Брюсова есть особое обаяние: он заворожен картинами «огненного Разврата» в «хрустальных залах» города, он сам чувствует опьяняющее воздействие яда «мгновений сладострастных». Эта жизнь, несмотря на свою притягательность, греховна и тоже приближает конец города. В стихотворении не случайно появляется образ «дракона, хищного и бескрылого», «коварного змея с волшебным взглядом», который поднимает над собой «нож с своим смертельным ядом» - город, невыразимо прекрасный, несет в себе самом свою гибель. Кинжал
Из ножен вырван он и блещет вам в глаза, Как и в былые дни, отточенный и острый. Поэт всегда с людьми, когда шумит гроза, И песня с бурей вечно сестры. Когда не видел я ни дерзости, ни сил, Когда все под ярмом клонили молча выи, Я уходил в страну молчанья и могил, В века, загадочно былые. Как ненавидел я всей этой жизни строй, Позорно-мелочный, неправый, некрасивый, Но я на зов к борьбе лишь хохотал порой, Не веря в робкие призывы. Но чуть заслышал я заветный зов трубы, Едва раскинулись огнистые знамена, Я - отзыв вам кричу, Я - песенник борьбы, Я вторю грому с небосклона. Кинжал поэзии! Кровавый молний свет, Как прежде, пробежал по этой верной стали. И снова я с людьми, - затем, что я поэт, Затем, что молнии сверкали. 1903
Современники отмечали отрывистуюА «лающую» манеру декламации Брюсо-вым своих произведений. Ритмические ассоциации при чтении Брюсова - размеренное, уверенное в себе движение, точные, выверенные шаги, устойчивый подъем по ступеням стихов. Уже само чтение стихотворения «Кинжал» вслух может помочь настроиться на восприятие стилевой системы Брюсова.
Стихотворение представляет собой поэтический монолог, призванный убедить слушателя в верности избранного лирическим героем пути. Это своеобразная
поэтическая декларация, раскрывающая понимание Брюсовым сути и задач поэзии. По контрасту с расплывчатой многогранностью лирическою героя Бальмонта лирическое «я» Брюсова наделяется ясностью, конкретностью позиции. Это уверенный в себе человек, не доверяющий чужим призывам, полагающийся на собственный разум. Он гордо отстраняется от мелочности окружающей жизни, уходя мыслью в безграничную даль истории. Вернуть его музу к современности способен только настоящий взрыв социальной стихии, буря борьбы, сила страсти. Мещанской робости Брюсов противопоставляет высокую героику, борьбу на пределе возможностей.
Ведущее начало в поэзии Брюсова - мысль. Логика композиционного построения стихотворения - это логика обоснования исходного тезиса. Своеобразным дополнительным аргументом оказывается даже эпиграф. Используя строчки лермонтовского стихотворения «Поэт», Брюсов тем самым опирается на освященную временем традицию отношения искусства к жизни. Оттолкнувшись от лермонтовского образа и заявив о родственности поэтического и социального творче-
/ и \ и и 1—1 с»
ства («песня с бурей вечно сестры»), лирический герой Брюсова во второй и третьей строфах анализирует причины собственной социальной индифферентности, разрыва между творчеством и современной жизнью. Уход в «века загадочно былые», ориентация на прошлое вызваны отсутствием в современной жизни творческого начала - страсти, энергии, борьбы.
Но чуть только жизнь начинает наполняться героикой борьбы, - продолжает свою декларацию Брюсов в четвертой строфе, - как певец возвращается к бурной современности. И вновь поэзия родственна разящей стали, - с максимальной энергией использует поэт символику в завершающей строфе. Тезис о родственности поэзии и оружия доказан, он отливается теперь в афористическую концовку. Кольцо доказательства замыкается на том же, с чего начинался процесс поэтического размышления, - на образе «кинжала поэзии». Убедительность совершенной работы подчеркнута напоминаниями «как прежде», «снова». Довершает дело двойной повтор союза «затем» - будто последние удары молотка по шляпке загоняемого в доску гвоздя.
В полном соответствии с пафосом монолитно-твердых, героических начал человеческого духа - стилистика брюсовского стиха, его лексика, ритмика и фоника (звукопись).
Лексика «Кинжала»:
- звучная, торжественно-приподнятая, близкая высокой ораторской речи. Брюсов в символизме выделялся апелляцией не столько к подсознанию читателей, сколько к его разуму. В этом отношении его творчество наследует принципы традиционной риторической поэтики. В период творческой зрелости Брюсову было чуждо искусство полутонов, оттенков, недоговоренностей, в отличие, например, от Анненского.
Стилистические приемы, которые он использовал, должны были гарантировать ясность понимания читателем высказываемой мысли. Вот почему его излюбленным средством становится не ассоциативная метафора, а украшающий перифраз. Брюсов не говорит, например, «все смирились с насилием», а использует украшающее иносказание «все под ярмом склонили молча вы»; вместо «я обращался
к истории» он скажет «я уходил в страну молчанья и могил». Характерно тяготение поэта к архаизмам и отвлеченным словесным формулам: «былые дни», «строй жизни», «песенник борьбы».
Риторической стилистике Брюсова в полной мере соответствует ритмика его стиха. Высшими достоинствами поэзии он считал сжатость и силу, предоставляя нежность и певучесть, как он признавался, Бальмонту, С этим связано пристрастие Брюсова к классическим силлабо-тоническим размерам. В «Кинжале» шестистопный ямб первых трех стихов каждой строфы придает стихотворению упругость и четкость. В заключительном - четвертом стихе строфы - фраза сгущается до афоризма благодаря сокращению числа стоп до четырех. «Стихи Брюсова, - пишет один из лучших исследователей его творчества Д. Максимов, - это стихи с развитой упругой мускулатурой... Можно сказать, что Брюсов был поэтом с «бронзовым голосом». Не менее выразительно характеризовал ритмику Брюсова его современник М. Волошин: «Ритм брюсовскопо стиха - это... алгебраические формулы, в которые ложатся покорные слова»".
Звукописью Брюсов пользуется гораздо осмотрительнее и скупее, чем Бальмонт. У него не найти завораживающего потока звуковых перекличек. В то же время используемые им ассонансы и аллитерации всегда выверены, всегда отвечают решаемой риторической задаче. Выразительные примеры такой инструментовки - в двух заключительных строфах стихотворения. Строка «Но чуть заслышал я заветный зов трубы» включает эффектную аллитерацию на «з», поддержанную в смежных стихах словами «знамена» и «отзыв». В свою очередь, строчка «Как прежде, пробежал по этой верной стали» дает выверенное сочетание ассонансов (на «е» и «а») с пунктиром «рокочущих» согласных.
Важно при этом, что звукопись ни в коей мере не размывает смысловой определенности слов. Напротив, звуковое сопровождение делает утверждаемые тезисы более выпуклыми, даже картинными. В целом фонетика стихотворения обеспечивает ему звонкость, форсированную громкость - те «эстрадные» качества, которые необходимы для овладения вниманием аудитории.
Литература:
1.Волошин М. Валерий Брюсов. «Пути и перепутья». Город в поэзии Валерия Брюсова // Волошин М. Лики творчества. - Л., 1989.
2. Литвин Э.С. Валерий Брюсов // История русской литературы. Т.4-Л., 1983.
3.Максимов Д. Е. Брюсов. Поэзия и позиция. - Л., 1969; или в книге: Д. Максимов. Русские поэты начала века. - Л., 1986.
4.Михайловский Б. В. В. Я. Брюсов // Михайловский Б. В. Избранные статьи о литературе и искусстве. - М, 1969.
5.Мочульский К. АБлок, А Белый, В. Брюсов. -М,1997.
6.Шаповалов М. А. Валерий Брюсов. Годы и книги // Литература в школе. -1991, № 3.
Literature:
1. M. Voloshin Valéry Bryusov. "Highways and byways". The city in the poetry of Valéry Bryusov // M. Voloshin Faces of art. - L., 1989.
2. E. S. Lytvyn, Valery Bryusov // History of Russian literature. Vol. 4-L., 1983
3. Maksimov D. E. Bruce. Poetry and the position. - L., 1969; or in the book: D. Maksimov. Russian poets of the century. - L., 1986.
4. Mikhailovsky B. V. V. Y. Bryusov // Michael B. V. Selected papers on literature and art. - M, 1969.
5. K. Mochulsky Ablok, And White, V. Bryusov. -M, 1997.
6. M. A. Shapovalov Valery Bryusov. Years and books // Literature in school. -1991, № 3.
УДК: 82-1
«Я УКРОЩАЮ НЕПОКОРНЫЙ СТИХ...»
О ПОЭЗИИ ФЭХРЕДДИНА ГЭРИБСЭС
Ашурбекова Э.А.
Союз писателей России
Аннотация. Творчеству Гэрибсэс посвящено много литературоведческих работ. В этом ряду можно упомянуть монографию известного исследователя дагестанской литературы, доктора филологических наук, профессора Магомеда Гаса-мутдиновича Юсуфова, цикл статей поэта и критика Иосифа Бахшиева, известное в литературных кругах добротное эссе «Поэт нашего времени» собрата Гэрибсэс по перу Тахмираза Имамова, статьи поэта и публициста Азиза Мирзабекова и художника Фазаила Ходжаева и т.д.
Ключевые слова: Гэрибсэс, поэт, творчество, стихи, малая родина.
"I TAME DEFIANT VERSE.» OF THE POETRY OF FAKHREDDINE,
GARIBDAS
Ashurbekova E.A.
The union of writers of Russia
Annotation. To the Creativity Garibsas subject of many literary works. In this line we can mention the monograph of the famous Explorer of the Dagestan literature, doctor ofphilological Sciences, Professor Magomed Hisamutdinova Yusufov, a series of articles poet and critic Joseph Bakhshiyeva, known in the literary circles of good essay "the Poet of our time" brother, Garibdas in Peru Theresa Imamov, the papers of poet and writer Aziz Mirzabekov and artist fazila Khodjaev, etc.
Keywords: Garibsas, poet, art, poetry, small motherland.
Фэхрэддин Гэрибсэс - один из самых самобытных южно-дагестанских авторов, певец своей малой родины, мастер многокрасочных образов, называющих мир очаровательными поэтическими именами. Талант его многогранен: он поэт, проза-
