CC BY
266УДК 821.161.1-31.09
С. П. Строкина
ТВОРЧЕСТВО А. И. КУПРИНА И ПРОБЛЕМА НЕОРЕАЛИЗМА
Вопрос о путях развития реализма в литературе ХХ в. относится сегодня к числу нерешенных. Общепризнанным является только сам факт существенной эволюции реализма под влиянием нереалистических (модернистских) тенденций в этом столетии, но уже во мнениях о том, каковы конкретные формы этой эволюции, исследователи расходятся. Все, впрочем, не отрицают того, что модификации реализма изначально, на заре ХХ в., связаны с возникновением неореализма, непосредственно являющегося результатом взаимодействия реализма и модернизма. Неореализм - это термин, в известной мере возрожденный, а не изобретенный современным литературоведением. Еще в начале ХХ века его употребляли такие критики, как Е. А. Кол-тоновская, Д. М. Овсянико-Куликовский, Р. В. Иванов-Разумник, имея в виду усиление в реализме на рубеже веков опоры на архетипичес-кие структуры, активизацию в реалистической прозе философски-метафизических мотивов, усложнение художественной системы реализма, которая теперь включает в себя в творчестве различных художников и романтические, и импрессионистские начала, и использует такие традиционно нереалистические способы концептуализации действительности, как символизация и мифопоэтика.
Современное понимание феномена неореализма в целом наследует этот взгляд, однако отличается ощутимым отсутствием единства во мнениях относительно того, как квалифицировать неореализм с теоретико-литературной точки зрения - как самостоятельное, возникшее в ХХ в. синтетическое направление, отличное и от реализма, и от модернизма, или как разновидность реализма или даже модернизма. Так, Вс. А. Келдыш трактует неореализм как «течение внутри реалистического направления, больше, чем другие, соприкасавшееся с процессами, протекавшими в модернистском движении, и освободившееся от сильного натуралистического веяния, окрасившего
\
широкое реалистическое движение предыдущих лет» [3, с. 262]. Оно формируется в 1900-1910 годы в русской литературе и представляет собой обновленную форму реализма. Данное обновление проявилось, как отмечает Вс. А. Келдыш в процитированной работе, в чертах особой философии жизни, особого подхода к волновавшим литературу рубежа бытийным вопросам и в обновленных стилевых принципах.
Согласно другой точке зрения, неореализм органичнее вписывается в модернистскую, чем в реалистическую, парадигму. Наиболее развернуто и повледовательно эту концепцию отстаивает в своей книге Т. Т. Давыдова, опираясь в своем понимании неореализма, прежде всего, на теорию «синтетизма», выдвинутую еще в к. 1910-х - нач. 1920-х гг. Е. Замятиным. По определению Т. Давыдовой, неореализм - это «постсимволистское литературное модернистское стилевое течение 1910-1930-х гг., основанное на неореалистическом художественном методе. В этом методе синтезированы черты реализма и символизма при преобладании последних» [1, с. 28].
Наконец, существует мнение, что неореализм следует рассматривать в одном ряду с реализмом и модернизмом - как литературное направление, а не течение. Соответственно, меняются хронологические представления о возникновении неореализма. Как литературное направление, неореализм формируется в одно время с модернизмом (последняя четверть XIX века) и развивается параллельно с ним в течение всего ХХ века. Оба эти направления возникают в качестве антитезы рациональной картине мира, но «если в модернизме открытие новых смысловых пространств нередко становилось самоцелью (отсюда потребность в эпатаже), то в неореализме главное -прорыв к новой художественной реальности, лежащей на грани реалистического и романтического или реалистического и модернистского искусства. Неореализм, подобно модернизму, включает в себя множество течений». Таково мнение С. А. и И. В. Тузковых [12].
В связи с указанными различиями во взглядах на художественную природу неореализма и на хронологию этого явления разными исследователями в число неореалистов включаются и разные авторы, хотя в целом можно выделить более или менее постоянный круг имен, называемых всеми исследователями неореализма. Это Б. Зай-
цев, А. Ремизов, И. Шмелев, Е. Замятин, Л. Андреев, М. Пришвин. Нередко в последние годы к неореализму причисляют и творчество А. И. Куприна (С. и И. Тузковы, в частности, относят купринскую прозу к «импрессионистически-натуралистической» разновидности неореализма), хотя взгляд на этого писателя как на неореалиста разделяется не всеми исследователями (так, Т. Давыдова не ассоциирует творчество Куприна с неореализмом). Таким образом, степень причастности купринской художественной системы к неореализму остается не до конца выясненной. Мы полагаем, что необходимо было бы представить в более или менее систематичном виде те элементы поэтики Куприна, которые позволяют вписать его в круг неореалистов, и ответить на вопрос, является ли функциональная значимость этих элементов в его прозе достаточной для того, чтобы определять эту прозу как неореалистическую. Во взгляде на неореализм мы будем придерживаться мнения Вс. А. Келдыша и его последователей, считая неореализм модернизированной разновидностью реализма. По нашему мнению, эта концепция адекватно отражает литературную эволюцию реализма в ХХ ст., не размывая границ литературных рядов до их почти неразличимости, чем грешат, на наш взгляд, как концепция Тузковых (превращающая неореализм в некое всеобъемлющее эклектичное направление, куда могут быть вписаны, фактически, все, кроме радикально авангардных, художественные системы в литературе ХХ в.), так и концепция Т. Т. Давыдовой (абсолютизирующая модернистскую составляющую неореализма и тем самым создающая противоречие даже на терминологическом уровне: остается неясным - если в анализируемом Т. Давыдовой течении преобладают черты модернизма, почему оно должно называться неореализмом, а не как-то иначе - хотя бы замятинским термином «синтетизм»).
Но и в близкой нам концепции Вс. А. Келдыша есть не до конца проясненные аспекты. Так, если с теорией неореализма все выглядит более или менее определенным, то с практической классификацией литературного материала возникают проблемы, и прежде всего напрашивается сам собой вопрос, сохраняются ли в художественной практике рубежа веков чисто реалистические художественные системы и не является ли весь реализм этого периода неореализмом,
ведь нельзя найти ни одного крупного художника-реалиста, чье творчество не было бы затронуто новейшими веяниями и не было бы осложнено элементами импрессионизма, мифологизма, экспрессионизма, неоромантзма и т. д.?
Представляется, что ответ на этот вопрос может дать анализ творчества именно тех художников, которые традиционно причисляются к разряду реалистов. Исследование именно их прозы позволит составить представление о степени деформации принципов классического реализма на рубеже столетий и ответить на вопрос о целесообразности разграничения в литературе этого периода реализма и неореализма. И имя А. Куприна здесь, конечно, вспоминается одним из первых. Сейчас существует уже целый корпус исследований, посвященных проблеме трансформации принципов реализма в художественной системе Куприна. Так, в последнее десятилетие появился ряд работ, в которых жанровые особенности и хронотоп прозы Куприна рассматриваются под знаком религиозно-философской проблематики, под знаком «этернизма» (этот термин употребляет Е. Г. Эткинд, анализируя феномен «единства серебряного века» как активного взаимодействия и взаимообогащения разноприродных художественных систем [13]), который традиционно противопоставляется историзму реалистической картины мира. Это, в частности, работы С. А. Таш-лыкова, Т. Р. Пчелкиной, Ю. Г. Фатеевой, Н. А. Белятко, причем в некоторых из них проявления религиозного сознания в художественном мире писателя связываются с неореализмом Куприна (в частности, у Ю. Г. Фатеевой). Много внимания уделяется современными куприноведами и мифопоэтической составляющей художественного мира писателя. Так, к мифопоэтическим приемам, служащим воплощению архетипических смысловых структур в военной прозе Куприна, обращается Л. В. Дербенева [2], мифопоэтические аспекты эмигрантской прозы писателя анализируются в статьях А. М. Марченко [7] и О. А. Корниенко [4]. Систематично модернистские начала в прозе Куприна изучаются харьковскими исследователями Н. Ф. Со-ценко [9] и Л. А. Скубачевской [8], в которых проза Куприна рассматривается последовательно как неореалистическая, и с этой позиции анализируются и модернистские особенности поэтики писателя (принципы мотивной организации повествования в его произведениях, ин-
тертекстуальность, игровое начало в них), и мифопоэтический план хронотопа ряда его произведений.
Продолжая своими диссертационными разработками [10] заданную линию изучения творчества Куприна в русле неореализма, мы обратились к разновременным и разножанровым произведениям писателя, стремясь определить, насколько систематично проявляются в поэтике Куприна приемы неомифологизма, не является ли обращение к архетипи-ческим структурам и мифопоэтическим приемам в его прозе спорадическим или временным явлением. Так, прежде всего, нами были проанализированы в раннем творчестве писателя повесть «Молох» и рассказ «В недрах земли», в зрелом и позднем творчестве - повесть «Колесо времени» и рассказы «В трамвае» и «Система». В результате было выяснено, что для мифологизации картины мира Куприн, как правило, использует прием либо прямого введения в повествование героя-рассказчика («Колесо времени», «Система»), либо изображения событий с точки зрения главного героя («Молох», «В недрах земли»), чье субъективное видение сюжетных ситуаций, персонажей и обстоятельств становится реалистической психологической мотивировкой для мифологизирующей повествовательной стратегии. В частности, формирование образа завода в «Молохе» по модели образа хтонического чудовища происходит в субъективном восприятии инженера Боброва; таким же образом сквозь призму субъективности героя реализованы остальные мифологические проекции в повести (мифологические мотивы хаоса и жертвоприношения). Аналогичная реализация мифологического мотива инициации и моделирование мифологизированного образа пространства шахты как хтонического производится с помощью введения в повествование точки зрения главного героя - двенадцатилетнего подростка, которому шахта представляется «каким-то сверхъестественным миром, обиталищем мрачных, чудовищных сил» [5].
В рассказе «В трамвае» аллегорический план повествования полностью выдержан в духе модернистской мифологизации образа трамвая в литературе Серебряного века [см. на эту тему: 11]. В повести «Колесо времени» выделяется мифологизированное в духе оппозиции «свое/чужое» изображение пространства жизни героя (комната-«каюта», пространственная семантика которой сводится к смыслу временности, непостоянства, неукорененности героя в этом простран-
стве) и героини (дом, пространственные характеристики которого составляют комплекс характеристик сакрального пространства подлинного бытия), причем, драма утраты героем «своего» мира и любви выстраивается в логике мифа об утраченном рае.
Интересно применены приемы мифопоэтики и в рассказе «Система», являющемся купринским вариантом мифопоэтического сюжета карточной игры, разработанного в русской классической литературе (здесь в качестве мифологических претекстов выступают тексты классической литературы XIX в.).
В вышеназванных произведениях также выявлено использование таких приемов мифопоэтики, как организация картины мира по принципу ценностно маркированных оппозиций («свое/чужое», «центр/периферия», «верх/низ», «замкнутое/открытое» пространство и т. д.), мифологическое дублирование образов (например, шахта в «В недрах земли» и завод в «Молохе» как варианты инвариантной мифологической модели хтонического пространства).
Выявлено нами и наличие в художественном мире Куприна авторских мифов - в частности, на протяжении всего творчества писателя складывался его «миф о юге». Куприн наделяет пространство юга индивидуально-авторским мифологическим содержанием, лишь отчасти коррелирующим с традиционным смысловым наполнением мифологемы «юг». В частности, мифологизация Балаклавы как воплощения «рая на земле» в художественном сознании Куприна соотносится с традиционными мифологическими представлениями о южном географическом расположении рая. Также традиционной является ассоциация юга (Украина) с благодатным, дающим жизнь солнечным пространством, противопоставленным мертвящему холоду севера (Петербург), в рассказе «Черный туман».
Однако специфика индивидуально-авторского мифа Куприна о юге определяется иными содержательными характеристиками этого пространственного комплекса в прозе писателя. Основная черта куприн-ского пространства юга - это амбивалентность, проявляющаяся, в соответствии с концепцией М.М.Бахтина, прежде всего, в своеобразной взаимозаменяемости и единстве «верха» и «низа», «сакрального» и «профанного» хронотопов. В частности, такой хронотоп был выявлен нами в следующих произведениях: «Белый пудель», «Гамб-
ринус», «Яма», «Светлый конец», «Наташа». Пространство юга в целом у Куприна строится вокруг основной ценностной оппозиции «подлинное/ложное» и предстает тем топосом, в котором как ложная («про-фанная»), так и истинная («сакральная») стороны жизни проявлены с максимальной интенсивностью.
Формирование индивидуального художественного мифа о юге в прозе Куприна прослеживается в сюжетике, проблематике, образном и мотивном строе, символике «южных» произведений писателя. Основная сюжетная реализация мифа о юге в прозе Куприна - это сюжет испытания героев на прочность их ценностного мира и на подлинность чувств. Пространство юга, как правило, выступает в различных вариантах этого сюжета как провоцирующее, и в этих случаях юг предстает в своей «профанной» ипостаси. Так, часто обыгрывается у Куприна чувственная провокативность юга, выступающая катализатором сюжета в таких произведениях, как «Корь», «Белая акация», «Наташа» и др. Также часто пространство уже не «профанного», а «благословенного» юга становится местом, в котором наступает «момент истины» в жизни героев. В таких случаях сюжет испытания выстраивается в высоком стилевом регистре, выводя к проблематике вечных ценностей любви, искусства, памяти («Гранатовый браслет», «Гамбринус», «Леночка»). Наконец, «профанная» и «сакральная» стороны амбивалентного пространства юга реализуются и в диалектичном единстве, принимающем карнавальную форму: под маской профанного обнаруживается подлинная ценностная основа, так что испытание заключается в ее распознании («Обида», «Гамбринус»).
Реализации сюжетной модели испытания как доминирующей в содержательном пространстве мифа о юге у Куприна служат основные мотивы, устойчиво встречающиеся в «южных» произведениях писателя. Это мотив соблазна и мотив невозвратности прошлого, выявленные в таких текстах, как «Осенние цветы», «Корь», «Пустые дачи», «Гранатовый браслет», «Морская болезнь», «В Крыму (Мед-жид)», «Леночка», «Белая акация» и др. К кругу мотивов тяготеют и повторяющиеся образы-мифологемы, в которых реализуются те же смысловые комплексы, что и в основных мотивах южного мифа: мифологема белой акации устойчиво представляет мотив соблазна, а мифологема пустых дач - мотив невозвратности прошлого.
Большую роль в структурировании пространства юга и его образном наполнении играют и такие постоянные у Куприна пространственные мифологемы, как южный (приморский) город, дача, пароход, море. При этом в образе моря наиболее прямо реализуется на уровне поэтики символический план образности купринского мифа о юге.
В целом можно констатировать высокую степень внутреннего единства произведений Куприна о юге, обеспеченную наличием сквозной системы мотивов, образов (в том числе наделенных символическим значением), многообразных вариантов магистрального инвариантного сюжета испытания, связующей эти тексты воедино и формирующей целостный авторский миф в художественном мире писателя.
На основании всего вышеизложенного можно утверждать, что ми-фопоэтическая составляющая относится к числу конституирующих художественную систему А. Куприна элементов. Она проявляется в творчестве писателя на всем его протяжении, в произведениях разных жанров и в многообразных художественных проявлениях. Это означает, что реализм писателя не просто спорадически «достраивается» элементами других направлений, но претерпевает системную трансформацию под влиянием неомифологических модернистских тенденций. Следовательно, на наш взгляд, корректно было бы говорить о смене в творчестве Куприна системы классического реализма его обновленной разновидностью - неореализмом. Если аналогичные системные трансформации будут констатированы литературоведческой наукой и в применении к другим писателям-реалистам рубежа Х1Х-ХХ вв., тогда можно предположить, что неореализм является не одним из течений внутри реализма или модернизма и не новым направлением в литературе, а исторической модификацией реализма в к. XIX - нач. ХХ вв., далее плавно трансформируясь в более позднюю свою разновидность - постреализм 2-й пол. ХХ в., плодотворная «гипотеза» о котором была сформулирована Н. Лейдерманом и М. Липовецким [6]. Если принять эту точку зрения, то классический реализм, неореализм первого рубежа ХХ в. и постреализм 2-й пол. ХХ столетия предстают последовательно сменяющими друг друга стадиями в развитии реализма, так что общая картина эволюции этого направления выстраивается логично и непротиворечиво.
Список использованных источников
1. Давыдова Т. Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая эволюция (Е. Замятин, И. Шмелев, М. Пришвин, А. Платонов, М. Булгаков и др.) [Текст]: Учеб. пособие / Т. Т. Давыдова. - 2-е изд., испр. - М.: Флинта: Наука, 2006. - 336 с.
2. Дербенева Л. В. Архетип и миф как архаические составляющие русской реалистической литературы Х1Х в. [Текст]: [монография] / Л. В. Дербенева - Ивано-Франковск: Факел, 2007. - 428 с.
3. Келдыш В. А. Реализм и неореализм [Текст] / В. А. Келдыш / / Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Книга 1. ИМЛИ РАН. - М.: Наследие, 2000. - С. 259-335.
4. Корниенко О. А. Мифипоэтическая парадигма прозы А. И. Куприна («Юнкера», «Жанета») [Текст] / О. А. Корниенко // Науковi пращ Кам'янець-Подшьського держ. ун-ту: Фшол. науки. - Вип. 12. - Т. 2.
- Кам'янець-Подшьський: Абетка-НОВА, 2006. - С. 48-61.
5. Куприн А. И. Собр. соч.: В 9-ти т. [Текст] / А. И. Куприн. - М.: Правда, 1964. - Т. 2. - С. 354. Далее отсылки к данному изданию даются в тексте с указанием в скобках тома и страниц.
6. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы [Текст]: Учеб. пособие для студентов высш. учеб. заведений: В 2-х т. / Н. Л. Лейдерман, М. Н. Липовецкий
- М.: Изд. центр «Академия», 2003.
7. Марченко А. М. «Робинзонада» русского скитальца, или Парижский текст романа А. И. Куприна «Жанета» [Текст] / А. М. Марченко // Русский язык, литература, культура в школе и вузе. - К., 2007.
- № 3. - С. 21-25.
8. СкубачевськаЛ. О. Специфша неореалiзму О. I. Купрша [Текст]: автореф. на здобуття наук. ступеня канд. фшол. наук: спец. 10.01.02. «Росшська лггература» / Л. О. Скубачевська. - Харюв, 2007. - 16 с.
9. Соценко Н. Ф. 1нтертекстуальшсть прози О. I. Купрша 1890 -1900-х роюв [Текст]: автореф. дис. на здобуття наук. ступеня канд. фшол. наук: спец. 10.01.02 «Росшська лггература» / Н. Ф. Соценко -Харюв, 2008. - 20 с.
10. Строюна С. П. Ивдень у прозi О. I. Купрша: мiфопоетична оргашзащя художнього простору [Текст]: автореф. дис. на здобуття
\
наук. ступеня канд. фiлол. наук: спец. 10.01.02 «Росшська лггература» / С. П. Строкша. - Сiмферополь, 2010. - 20 с.
11. Тименчик Р. Д. К символике трамвая в русской поэзии [Текст] / Р. Д. Тименчик //Учен. записки Тартуского ун-та. - Вып. 754. -Труды по знаковым системам. ХХ1. - Тарту: Изд-во Тартуского унта, 1987.- С. 135-143.
12. Тузков С. А., Тузкова И. В. Неореализм. Жанрово-стилевые поиски в русской литературе конца XIX - начала ХХ века [Текст]: учеб. пособие / С. А. Тузков, И. В. Тузкова. - М.: Флинта: Наука, 2009 г. - 336 с.
13. Эткинд Е. Г. Единство «серебряного века» [Текст] / Е. Г. Эткинд. Там, внутри. О русской поэзии XX века. Очерки. - СПб.: Максима, 1996. - С. 9-24.
