CC BY
117
ТВОРЧЕСКИЕ ИСКАНИЯ М.А. ЛОХВИЦКОЙ И «ЖЕНСКАЯ ПОЭЗИЯ» 1880-1890-Х ГОДОВ
Ю.Е. Павельева
Ключевые слова: классика, модернизм, переходность, лирический герой, гендер.
Keywords: classics, modernism, transitivity, lyric character, gender.
М.А. Лохвицкая, поэтесса конца XIX века, была широко известна при жизни, однако посмертная ее судьба сложилась не столь счастливо: более восьмидесяти лет не переиздавались стихотворные сборники поэтессы, лишь отдельные произведения включались в антологии. Однако интерес к творчеству «русской Сафо» ощутимо возрос на рубеже нового тысячелетия.
Творчество Лохвицкой традиционно рассматривается в рамках поэзии 1880-1890-х годов. Кончился «золотой век» русской литературы, но новая эпоха - «серебряный век» - еще не настала. Лохвицкая принадлежала к тем поэтам, которые оказались связующим звеном между классической и «новой» изящной словесностью, и творчество Лохвицкой стало одним из выражений трагичности «переломной» эпохи.
Переходность - категория, которая как нельзя лучше по определить творческие колебания
Лохвицкой, ее причастность одновременно двум эпохам - класс и модернистской. При этом надо
заметить, что и ревнители литературных традиций «золотого» века, и смелые новаторы века «серебряного» так до конца и не приняли художественных исканий поэтессы: одни упрекали ее за слишком большую смелость и новизну, другие - за слишком большую приверженность «старому». Но наличие в творчестве того или иного писателя, поэта двух «встречных» тенденций как раз и является одним из критериев переходности, поскольку указывает на диалогичный характер художественного метода.
Творчество Лохвицкой считали образцом «женской поэзии», ориентиром для других поэтесс. Об этом писала, например, В.Г. Макашина, представляя обзор критических статей [Макашина 1999, с. 22-30]. По мнению Т.Ю. Шевцовой, художественные искания Лохвицкой привлекали внимание многих ее современниц-литераторов: «Среди тех, на кого оказало влияние творчество Лохвицкой, следует назвать И. Гриневскую, О. Чюмину, Е. Дмитриеву (Черубина де Габриа за 1998, с. 186].
Особенности творчества Лохвицкой, по нашему мненик разно будет представить на фоне
лирики поэтесс 1880-1890-х годов.
Женская поэзия этого периода, по наблюдению Е.З. Тарланова, разрабатывала в русле старой народнической традиции сюжеты, относящиеся «к жанру социально-психологической новеллы некрасовского типа» [Тарланов 1999, с. 135]. Так, А.П. Барыкова в стихотворении «У кабака» (1880) живописует образ «кормилицы и матери» - оборванной, худой и пьяной. Ужас происходящего, по мысли поэтессы, заключается во всеобщем равнодушии: «Кругом галдит народ...», «Спокойно на углу стоит городовой...» и - как апофеоз - освещающее «кошмар наяву» «...солнце-юморист с улыбкой властелина...».
В стихотворении О.Н. Чюминой «Бесправная» (1887) главная героиня - «...женщина одна... / ...Бухгалтерша иль что-то в этом роде, / Из нынешних...». Полюбив женатого человека, она для него «...оставила семью, / Отдав ему любовь, и честь, и жизнь свою!..». Смерть любимого оборвала все ее надежды. С искренним сочувствием описывает Чюмина положение героини: «Все отняли у ней, не сбыться и надежде /Последней. Боже мой! Умерший иль живой - / Он им принадлежит, не ей, стыдом покрытой, / Бесправной в их глазах...».
Сочувствие к обездоленным, «бесправным», гибнущим под гнетом житейских обстоятельств - тема традиционная для русской литературы. Она сопрягается с темой жертвенного служения «униженным и оскорбленным». Лирическая героиня стихотворения Барыковой «Крылья» (1878) отказывается от волшебного полета «в порфире голубой» ради скорбного земного служения:
И с высоты спустилась я опять,
Чтоб вновь начать свое земное дело:
Скользить в грязи - и падать, и страдать!..
Устремления лирической героини Лохвицкой наиболее ясно выражены в следующих словах: «Туда, в ту безбрежную даль унесемся...» («Вы снова вернулись - весенние грезы...»), «И рвусь я в мир надзвездный... » («Две красоты») - прочь от «тьмы земной» - на высоту («На высоте»), тогда как современницы поэтессы прославляли тех, кто жизнь свою посвятил разрешению земных забот.
Так, в лирике Т.Л. Щепкиной-Куперник представлен образ женщины, ушедшей «в народ» - «в чужие степи», «в забытые Богом села». Идеал поэтессы явлен в стихотворении «Русской женщине» (сборник «Из женских писем», 1898): «Приносишь ты тепло успокоенья / И в жизнь, и в душу жалких бедняков, / И,
слабая, ты облегчаешь звенья / Тяжелого невежества оков». Это были сюжеты, типичные для женской поэзии 1880-1890-х годов. В стихотворении Е.С. Гадемар «Труженицы» также представлена «сестра и друг народа - / В деревенской замкнутой глуши...», чья трудовая жизнь мыслится образцом для подражания: «Много воли надо и терпенья / Той, которая себя здесь погребла, / И для меньшей братьи просвещенья / Жизнь свою на жертву обрекла».
Идеал народничества является эстетической основой для творчества многих поэтесс эпохи «безвременья». «Демократическое умонастроение, связанное с надеждами на социальное переустройство общества, - писал Е.З. Тарланов, - представляет собой некий общий фон женской поэзии 80-90-х годов, в общем и целом гармонирующий с умонастроениями огромных масс провинциальной народнической интеллигенции» [Тарланов 1999, с. 136]. Само слово «идеал» воспринималось как элемент народнического словаря, было как бы «присвоено» произведениями гражданской тематики. В этой связи заглавие стихотворения Лохвицкой «Идеалы» звучит остро полемично, тем более что первая строфа вполне может ввести в заблуждение: «Я помню, и в юные годы /Мне жизнь не казалась легка, - / Так жаждало сердце свободы, / Так душу терзала тоска» - набор подобных клишированных фраз часто можно было встретить в произведениях народнического толка, то есть в стихотворении Лохвицкой использован эффект «обманутого ожидания», призванный подчеркнуть «перпендикулярность» идеалов поэтессы к идеалам гражданской лирики: «И призрачный мир мне дороже /Всех мелких страстей и забот...». Поэтому вполне понятно, что народническую критику раздражали образы Лохвицкой: «темноокая, дивная, сладостно-стройная» Сафо, спешащая на пир вакханка, «жрица тайных откровений». Поэзия Лохвицкой, по определению Г.А. Бялого, «цельная и замкнутая в своем эстетизме» [Бялый 1972, с. 60], не могла не вызвать негодования у критиков-народников.
Однако характеристика женской поэзии 1880-1890-х годов не исчерпывается наличием лишь народнической традиции. Показательно в этом отношении творчество Г.А. Галиной. Поэтесса, вступившая в литературу во второй половине 1890-х годов, объединяет, по мнению Г.А. Бялого, «чистое» и гражданское направления: «У Г алиной переходы от одного круга мотивов к другому составляют характерную черту ее поэтического настроения» [Бялый 1972, с. 50]. Автор популярного стихотворения «Лес рубят - молодой, нежно-зеленый лес...» свои стихи сравнивала с полевыми цветами, которым «не место в горячем бою». Стремления поэтессы могут показаться противоречивыми: с одной стороны, она жаждет пойти на «подвиг любви» («Может быть, это был только радостный сон...»), порывается «туда, к погибшим братьям» («Музе»), а с другой стороны, озабочена защитой внутреннего пространства от посягательств внешнего мира: «Одиноко я в мире брожу, /Закрывая души уголок... » («Одиноко я в мире брожу...»).
Лирическая героиня Галиной терпит поражение в попытке изменить тягостную жизнь, полную несправедливости и обмана («Яустала от слез и бессилья...»). В этой ситуации, как заметил Г.А. Бялый, «чрезвычайно легок переход к эстетизированному миру вымыслов, к фофановской поэзии цветов, сказок и очарованных снов» [Бялый 1972, с. 51]. Поскольку лирику Лохвицкой традиционно относят к «фофановскому направлению» [Бялый 1972, с. 58], можно говорить о точках пересечения творчества двух поэтесс. Желание освободиться от обыденности, серости жизни уводит поэтов «фофановской школы» в мир мечты, в мир яркой фантазии. Эта характерная для эстетики 1880-1890-х годов черта составляет сущность многих стихотворений Лохвицкой.
Но существуют показательные отличия в разработке любовной тематики Лохвицкой и Галиной. Все творчество Лохвицкой, как заметили еще критики рубежа веков (А.А. Голенищев-Кутузов, Пл. Краснов, К.П. Медведский, Л. Мельшин), подчинено воспеванию любви, а у Г алиной любовная тематика находится на периферии творчества. Различие эстетических концепций ярко проявляется в решении образа «рабы любви». В стихотворении «Прости меня... Как все, я не могу любить...» Галина создает образ лирической героини, которой «...ненавистна цепь рабыни терпеливой, /И никогда руке властолюбивой /Моей души не подчинить...».
Образ «рабы любви» - один из часто встречающихся в лирике Лохвицкой: «Сегодня же, ты видишь, я опять /Послушною готова быть рабою... » («Сонет VII»); «... Но цепи рабства слишком близки... / О, дай упиться перед ним / Минутной властью одалиски / Над повелителем своим!» («Напрасно спущенные шторы...»); «...Но сжимай, обнимай - горячей и сильней, / И царица рабынею будет твоей» («Песнь любви»); «... И навеки я буду твоей, /Буду кроткой, покорной рабой... » («Я хочу быть любимой тобой...»,); «...Ты видишь - я горжусь позорными цепями, / Безвольная и жалкая раба» («О божество мое с восточными очами»).
«Раба» - образ, чрезвычайно возмутивший критиков рубежа Х1Х-ХХ веков. Например, Пл. Краснов писал: «.М.А. Лохвицкая не находит для себя унизительным сравнение с одалиской, готова быть рабой любимого человека.» [Краснов 1899, с. 186]. Критик не понял, в чем заключается мотив возвышения женщины. Сила страсти - вот то, что делает героиню лирики Лохвицкой неуязвимой для нападок подобного рода.
Эстетическое решение мотива любовного рабства у Галиной находится под определяющим влиянием этики: для Галиной важна именно нравственная составляющая, тогда как имморализм Лохвицкой представлен в этом вопросе вполне определенно. И если Галина разделяет точку зрения Пл. Краснова, то Лохвицкая явно находится в русле модернистских тенденций, когда значение имеет лишь исступленность, безграничность чувства. Поэтессы, таким образом, говорят «на разных языках».
Именно «имморалистическая доминанта» ролевого персонажа Лохвицкой, по мнению Е.З. Тарланова, дает основание причислить творчество поэтессы к модернистской тенденции. Исследователь замечает: «В интимной женской лирике <...> формируется еще один важнейший атрибут художественной платформы модернизма - гендерная поэтика. Ее развитие сопровождается размыванием психологических контуров автора и введением имморалистического компонента» [Тарланов 2001, с. 314].
Однако нам бы не хотелось, чтобы вывод об имморализме творчества Лохвицкой звучал категорично. В ее поэзии приоритет эстетического перед этическим не оказывается абсолютным. Так, в стихотворении «Как будто из лунных лучей сотканы...» (1893) пропуском в «заповеданный лес» - волшебную страну -является чистота души («...сердце незлобно и вера тверда...»). В финале стихотворения звучит грозное предупреждение: «Но бойся, с душою преступной злодей, - / Свершится таинственный суд...». Эстетические устремления здесь подчиняются этической оценке.
Мы вынуждены не согласиться с концепцией Е.З. Тарланова, который суть поэзии Лохвицкой усматривает именно в эстетическом имморализме. По нашему мнению, имморалистическая тенденция побеждается совершенно другой - поисками своего пути к Богу. Однако это не является имморализмом; для Лохвицкой, «несмотря ни на какие соблазны модного ницшеанства и пантеистического гностицизма, которым она отдала дань в своем творчестве.» [Александрова 2003, с. 10], невозможно сочувствие брюсовским строчкам: «И все моря, все пристани /Люблю, люблю равно» (выделено мной. - Ю.П.). Дело как раз в том, что для поэтессы важна вера в «неколебимую истину»: «.ни на миг в душе моей не зарождалося сомненье.» - пишет она в стихотворении «Искание Христа». Она не отрицает Бога, и ей не все равно, кому молиться. Имморалистическая тенденция если и присутствует, то преодолевается, - во всяком случае, очевидна попытка преодоления.
Другое дело, что в «молитве» поэтессы есть место и для «небесного», и для «земного». Лохвицкая в своем творчестве предпринимает попытку синтеза «плоти» и «духа». В поиске собственного пути, который четко поименован - «мой», у Лохвицкой был несомненный предшественник - М.Ю. Лермонтов. Автор стихотворений «Мой демон» и «Выхожу один я на дорогу.» являет своим творчеством пример взыскуемого поэтессой единства, то есть в попытках синтеза Лохвицкая идет от классических текстов. В этой связи важным представляется свидетельство И.И. Ясинского, который указал, что демоническая, инфернальная линия не диссонировала с патриархальной женственностью Лохвицкой: «На ее (Лохвицкой. -Ю.П.) красивом лице лежала печать или, вернее, тень какого-то томного целомудрия, и даже “Кольчатый Змей”, когда она декламировала его где-нибудь в литературном обществе или кружке Случевского имени Полонского, казался ангельски-чистым и целомудренным пресмыкающимся» [Ясинский 1926, с. 260]. Однако в определенный момент обретенный «идеал» мыслится поэтессе кощунственным. Даже возвращаясь к нему, она не удерживается на своеобразной высоте «над бездной», отрекается от своего идеала, находя опору в традиционных нравственных ценностях.
Лирика Лохвицкой явилась значительной вехой эволюции русской женской поэзии. Вне контекста ее творчества не могут быть решены проблемы гендерной образности как частного случая модернистской эстетики. Содержательная новизна образа лирической героини Лохвицкой заключается в метафизике страсти, в утверждении двух начал - земного и небесного, Божественного и демонического, - о чем не смели и думать поэтессы прошлого. Но при этом развитие творчества Лохвицкой свидетельствует о непрестанной ревизии собственных взглядов, о непрерывном процессе переосмысления непростого, а подчас трагического взаимодействия этих двух начал. Лохвицкая является безусловным новатором в создании образа лирической героини и прежде всего в своеобразном наполнении любовного чувства. Но это, по нашему мнению, только начало поворота к «серебряному веку», так как поэтесса явно не «удержалась» в рамках выбранной ею системы координат; сомнения и страдания ее лирической героини явно указывает на «половинчатость» избранного пути.
Творчество Лохвицкой действительно находилось на «переломе» двух художественных систем -между классикой и модернизмом. Если творчество поэтессы определять в музыкальных терминах, то как нельзя лучше подойдет термин «соло»: ее голос не слился ни с классической традицией русской поэзии, ни с модернистской. Но именно это бросает трагический отсвет и на творчество Лохвицкой, и на саму фигуру поэтессы.
Литература
Александрова Т.Л. Жизнь и поэзия Мирры Лохвицкой // Лохвицкая М. Путь к неведомой Отчизне. - М., 2003.
Бялый Г.А. Поэты 1880-1890-х годов // Поэты 1880-1890-х годов. - Л., 1972.
Краснов П. Новые всходы // Книжки «Недели». - 1899. - № 1.
Макашина В.Г. Мирра Лохвицкая и Игорь Северянин: К проблеме преемственности поэтических культур : дис. ... канд. филол. наук. - Новгород, 1999.
Свиясов Е.В. Сафо в восприятии русских поэтов (1880-1910-е гг.) // На рубеже Х1Х-ХХ веков: Из истории международных связей русской литературы. - Л., 1991.
Тарланов Е.З. Женская литература в России рубежа веков // Русская литература. - 1999. - №1.
Тарланов Е.З. Между золотым и серебряным веком. - Петрозаводск, 2001.
Шевцова Т.Ю. Творчество М. Лохвицкой: Традиции русской литературной классики, связь с поэтами-современниками : дис. ... канд. филол. наук. - М., 1998.
Ясинский И.И. Роман моей жизни. Книга воспоминаний. - М. ; Л., 1926.
