CC BY
105
ИСЛАМ В СТРАНАХ ДАЛЬНЕГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Манискалко Дж.,
студентка 2-го курса магистратуры
Института иностранных языков
Российского Университета Дружбы Народов
ТУРЦИЯ КАК ОДИН ИЗ ОСНОВНЫХ АКТОРОВ
БОЛЬШОЙ ЕВРАЗИИ - АЛЬТЕРНАТИВА КУРСУ
НА ЕВРОИНТЕГРАЦИЮ.
(Обзор)
Аннотация. Рассматриваются актуальные проблемы внешней политики Турецкой Республики и ее роли в евразийском регионе. Особое внимание уделяется причинам и последствиям фактической заморозки переговоров о присоединении Турции к Европейскому союзу, а также политическим альтернативам курсу на европейскую интеграцию.
Ключевые слова: Турция; Большая Евразия; евроинтеграция; евразийство; пантюркизм; неоосманизм; неоисламизм; «поворот на Восток»; треугольник Турция - Россия - Китай; Евросоюз.
В обзоре представлены наиболее часто поднимаемые в современных европейских и турецких научных исследованиях проблемы, касающиеся отношений между Турцией и Европейским союзом, а также «поворота на Восток» в качестве возможной альтернативы евроинтеграционным устремлениям. Рассматриваются различные политико-идеологические обоснования стратегического разворота во внешней политике Анкары, в том числе различные варианты симбиоза идей евразийства, пантюркизма, неоосманизма и неоисламизма. В этом контексте анализируется положение Турции в новом «евразийском» формате, включая непростой баланс соперничества и сотрудничества в отношениях с ключевыми державами Большой Евразии - Россией и Китаем.
1. Поворот «разочарованной» Турции
на Восток: Альтернатива «европейской семье»?
Oni§ Z., Kutlay M. «Global Shifts and the Limits of the EU's in the European Periphery: Comparative Perspectives from Hungary and Turkey». Government and Opposition, 2017. DOI: 10.1017/gov.2017.16
В рассматриваемой статье авторы отмечают факт ослабления позиций Европейского союза на своей периферии, обусловленный существенными сдвигами во внутри- и внешнеполитической ориентации государств этого микрорегиона. Авторы статьи указывают, что ослабление притягательной силы Европейского союза как субъекта нормативной власти способствовало нелиберальному повороту во внутренней политике и усилению националистических настроений внутри турецкой правящей элиты.
Исследователи выделяют следующие факторы утраты доверия Турции к Европейскому союзу и коррекции ее внешнеполитического курса1:
1. Усиливающийся контраст между финансовым кризисом в ЕС и высокими показателями роста турецкой экономики.
2. Приостановка переговоров о Таможенном союзе Советом ЕС после отказа Анкары подписать Дополнительный протокол, в котором требовалось, чтобы Турция открыла свои порты для судов греков-киприотов.
3. Отсутствие внятной с точки зрения турецкого руководства позиции ЕС в сирийском конфликте, а также брюссельская политика «умиротворения» по отношению к военному повороту в Египте.
4. Миграционный кризис.
Авторы указывают, что с 2010 до 2014 г. экономический рост в еврозоне составил всего лишь 0,7% из-за глобального экономического кризиса. Турции же удалось в этот период обеспечить ежегодные показатели экономического роста на уровне 5,4%. Сам Европейский союз в условиях кризиса оказался глубоко разобщенным, что, разумеется, не способствовало росту доверия Турции к европейскому интеграционному проекту. На этом фоне представители турецкой правящей элиты все чаще заявляли о том,
1 Oni§ Z., Kutlay M. «Global Shifts and the Limits of the EU's in the European Periphery: Comparative Perspectives from Hungary and Turkey». Government and Opposition, 2017: 5-9.
что именно Турция способна служить образцом динамичного экономического развития и политической стабильности.
Однако, как отмечают авторы, напряженность в отношениях между Турцией и Европейским союзом началась еще задолго до экономического кризиса. Истоки этой напряженности связаны с неурегулированностью кипрского вопроса. Когда в 2004 г. Республика Кипр присоединилась к ЕС, Турции было предложено подписать Дополнительный протокол к Договору о Таможенном союзе с ЕС. В соответствии с этим протоколом Турция должна была открыть свои порты кипрским судам. По оценке авторов, отказ Турции от подписания Дополнительного протокола был связан с тем, что ЕС не выполнил свои обещания улучшить положение турок-киприотов, разрешив прямую торговлю с северной частью острова. Между тем на референдуме 2004 г. 65% участвовавших в голосовании турок-киприотов проголосовали за реализацию «Плана Аннана». Однако «вознаграждение» от Евросоюза получили именно греки-киприоты, проголосовавшие в своем большинстве против «плана Аннана».
В числе других факторов обострения отношений между Турцией и ЕС следует упомянуть принятие репрессивных мер после попытки военного переворота 15 июля 2016 г. Фактически под руководством Реджепа Тайипа Эрдогана внутренняя политика Турции оказалась полностью независимой от установок и норм Евросоюза. Опасения, высказанные Брюсселем после попытки переворота, были интерпретированы Анкарой как нелегитимное вмешательство во внутренние дела, доходящее до едва ли не плохо скрываемого одобрения намерений организаторов переворота. После провала переворота и конституционного референдума 2017 г. позиции президента Эрдогана укрепились, но выглядело это так, что концентрация власти в его руках явно происходит вопреки желанию лидеров Евросоюза.
Авторы также предполагают, что потеря доверия Турции к ЕС была вызвана европейской политикой «умиротворения» в странах «арабской весны», а также бездействием Брюсселя в сирийском кризисе. В частности, Эрдоган раскритиковал ЕС за его бездействие в отношении государственного переворота в Египте и заявил, что на Ближнем Востоке ЕС проводит неэффективную политику.
Еще одним важным фактором усиления евроскептицизма в Турции стал кризис с беженцами, тесно связанный с сирийским конфликтом. Отсутствие солидарности между странами - членами
Европейского союза не позволило достичь консенсуса по данному вопросу. В свою очередь, это вызвало острую критику со стороны Турции, которая оказалась одним из основных направлений миграции сирийских беженцев. Турецкое руководство обвинило ЕС в нерешительности в приеме мигрантов и их равномерном распределении внутри стран - членов Евросоюза, т.е. в готовности пожертвовать европейскими ценностями и нормами в угоду национальным интересам. В 2015 г. президент Эрдоган возложил прямую ответственность на страны ЕС «за смерть каждого беженца в Средиземноморье». По сути дела, Эрдоган использовал вопрос о беженцах для того, чтобы консолидировать базу своей поддержки внутри страны, продемонстрировав моральное превосходство над ЕС.
Обращаясь к внешней политике Турции, авторы подчеркивают, что она имеет многовекторный характер. Анкара активизировала поиск новых, более привлекательных партнеров. В их числе -страны БРИКС, предлагающие нелиберальную модель экономической политики, основной принцип которой состоит в обеспечении лидирующей роли государства как основного драйвера экономического роста. Наиболее ярким и убедительным примером успеха этой экономической модели служит Китай. Авторы отмечают, что достижения стран БРИКС и их альтернативной модели экономического развития оказались достаточно привлекательными для многих в Турции. С этим связаны и заявления ряда турецких руководителей о возможном отказе от переговоров о членстве в ЕС и переориентации на участие Турции в Шанхайской организации сотрудничества. Разумеется, нельзя забывать и о значительных достижениях в торгово-экономическом сотрудничестве с Российской Федерацией.
В целом можно говорить о комплексе факторов, способствовавших обострению отношений между ЕС и Турцией. Анкара постепенно утрачивает интерес к членству в Евросоюзе; доверие к институтам и лидерам ЕС подвергается все большей эрозии. Китай, Россия и другие страны БРИКС рассматриваются в качестве перспективных партнеров на мировой арене. И хотя на уровне официальной риторики членство в ЕС по-прежнему упоминается в числе политических приоритетов, авторитарный поворот правящей Партии справедливости и развития показывает, что Турция все меньше видит себя внутри «европейской семьи». Привлекательной альтернативой европейской стратегии становится репрезентация Турции как одной из важных держав Большой Евразии.
2. Переплетение идей евразийства, пантюркизма, неоосманизма и неоисламизма во внешней политике Турецкой Республики в рамках ее поворота на Восток
Armstrong W. «Eurasianism in modern Turkey». Hurriyet Daily News. 2017. Режим доступа: http://www.hurriyetdailynews.com/ opinion/william-armstrong/eurasianism-in-modern-turkey-113224
Torbakov I. «Neo-Osmanism versus Neo-Eurasianism?». Utrikes Magasinet. 2017. Режим доступа: http://www.utrikesmagasinet.se/ analyser/2017/januari/neo-ottomanism-vs-neo-eurasianism/
Такие концепции, как неоосманизм, панисламизм, пантюркизм и евразийство, возникли либо вернулись к жизни в Турции после окончания «холодной войны». Будучи значимыми составляющими политического дискурса современной Турции, они в той или иной мере используются для разработки внешнеполитических стратегий, направленных на укрепление влияния Турции на международной арене, обеспечение статуса региональной державы посредством использования инструментов так называемой «мягкой силы».
В статье живущего в Турции политического обозревателя У. Армстронга евразийство характеризуется как националистическая, антизападная и пророссийская идеология. Ее развитие после завершения «холодной войны» отразило кризис национальной идентичности, с которым Турция столкнулась в тот период. Данная концепция рассматривает позицию Турции через призму гегемонизма, придавая ей роль региональной державы. Автор указывает, что на сегодняшний день евразийство в политическом спектре Турции представлено главным образом установками лево-националистической партии «Ватан» и ее лидера Догу Перинчека.
Согласно оценке старшего научного сотрудника Института российских и евразийских исследований (г. Упсала, Швеция) Игоря Торбакова, установки турецкой версии евразийства периода 1990-х годов отчасти совпадали с политическим курсом бывшего президента Тургута Озала в отношении региона Центральной
Азии1. По сути дела, такая версия евразийства была близка к концепции пантюркизма, направленной на укрепление культурного и политического единства между всеми тюркоязычными народами. Как известно, идеология пантюркизма интенсивно развивалась в начале ХХ в. как в Османской империи, так и на территориях, находившихся под контролем Российской империи. После создания Турецкой Республики и вхождения республик Средней Азии в состав СССР пантюркизм утратил свое влияние, но, разумеется, сохранилась языковая и культурная идентичность тюркских народов. После распада СССР эти общие культурные и религиозные узы стали основой для установления более тесных связей между Турцией и новыми независимыми тюркоязычными государствами Центральной Азии и Южного Кавказа. Для последних особые отношения с Турцией были способом укрепить шаткое экономическое положение и при посредстве Анкары наладить устойчивое взаимодействие с Западом2. Политическим элитам тюркоязычных постсоветских государств также было необходимо найти политико-идеологическую альтернативу марксизму-ленинизму. Турция в данном контексте рассматривалась как пример парламентской демократии, основанной на западных стандартах, по крайней мере, с формальной точки зрения. Кроме того, проведение либеральных экономических реформ посредством сокращения вмешательства государства в экономику и приватизации совпадали с экономическими потребностями этих стран.
Еще одним значимым фактором укрепления позиций Турции как в тюркоязычном ареале, так и за его пределами является ислам. Анкара, в частности, финансирует во многих зарубежных странах открытие и функционирование исламских институтов, реставрацию старых и открытие новых мечетей. До определенной степени турецкий панисламизм может рассматриваться как дополнение к пантюркизму. Но здесь обнаруживаются и расхождения. В частности, политическая ностальгия по Османской империи (неоосма-низм) акцентирует религиозный фактор как фундамент имперского единства различных этносов. Во внешней политике современной Турции элементы неоосманизма и панисламизма находят выраже-
1 Torbakov I. «Neo-Osmanism versus Neo-Eurasianism?». Utrikes Magasinet. 2017. Режим доступа: http://www.utrikesmagasinet.se/analyser/2017/januari/neo-ottomanism-vs-neo-eurasianism/
2 Zola M. «Le cinque repubbliche post-sovietiche dell'Asia Centrale». URL: http://www.eastjournal.net/archives/6059 (Дата обращения: 05.03.2018.)
ние в особом ближневосточном векторе, а также в стремлении правящей партии развивать тесное сотрудничество с суннитскими государствами, входившими прежде в состав Османской империи. Довольно противоречивый вклад в развитие современного нео-османизма внес бывший премьер-министр и видный теоретик геополитики Ахмет Давутоглу. Дистанцируясь от неоосманизма на словах, Давутоглу вместе с тем делал значимые заявления, близкие к неоосманизму по духу. Пытаясь снять подозрения арабских соседей, он говорил об отсутствии у Турции скрытой региональной повестки и о том, что отношения между Турцией и арабскими странами определяются не гегемонией, а взаимным сотрудничеством. Но он же в 2009 г. в официальной речи назвал турок «новыми османами»1, ссылаясь на османское наследие. Это заявление Давутоглу означало серьезный отход от провозглашенного Ата-тюрком в десятую годовщину провозглашения Турецкой Республики понимания турецкой идентичности «Счастлив тот, кто говорит "Я - турок!"» (Ne mutlu Turkum diyene!), и - тем более - от подчеркнуто проевропейской трактовки, сформулированной бывшим премьер-министром Турции Тансу Чиллер: «Счастлив тот, кто говорит "Я - гражданин Турции!"»2.
Как отмечает У. Армстронг, фундаментальными постулатами современного неоосманизма являются османское историческое наследие, суннитская мусульманская идентичность и бывшие османские территории. В целом, однако, можно говорить о ситуации переплетения и даже синкретизма различных подходов, где в разных пропорциях варьируются наднациональный, религиозный, имперский (османский) и этнический компоненты. Акцентирование того или иного из них во внешней политике Турции, как правило, преследует цель распространить влияние Анкары в важных для нее регионах.
1 «Osmanli'dan kalan bir mirasimiz var. Yeni Osmanli diyorlar. Evet, Yeni Osmanli'yiz». (У нас осталось османское наследие. Нас называют новыми османами. Да, мы - новые османы). «Davutoglu'ndan 'Yeni Osmanli' yalanlamasi». CNN Türk, 2009. https://www.cnnturk.cOm/2009/dunya/11/25/davutoglundan.yeni.osmanli. yalanlamasi/553078.0/index.html
2 Ince B. «Citizenship and Identity in Turkey: From Atatürk's Republic to the Present Day». London: IB Tauris. 2012: 2 p.
3. Баланс сотрудничества и соперничества
внутри треугольника Турция - Россия - Китай
Akilli E. «Turkey's Illusions of Neo-Eurasianism and Interest in Shanghai Cooperation Organization». CESRAN International. 2013. https://cesran.org/turkeys-illusions-of-neo-eurasianism-and-interest-in-shanghai-cooperation-organization.html
Öni§ Z., Yilmaz §. «Turkey and Russia in a shifting global order: Cooperation, conflict and asymmetric interdipendence in a turbulent region». Third World Quarterly. 2015. DOI: 10.1080/01436597.2015. 1086638
Öni§ Z. «The age of anxiety: the crisis of liberal democracy in a post-hegemonic global order». The International Spectator. 2017: p. 5. https://doi.org/10.1080/03932729.2017.1325133
Заявление президента Эрдогана о заинтересованности Турции в членстве в Шанхайской организации сотрудничества, а также о присоединении к Евросоюзу перестает быть безусловным императивом внешней политики Анкары. Это стало признаком турецкого «поворота на Восток». Разумеется, переговоры с Брюсселем остаются в политической повестке; с точки зрения экономического сотрудничества Европейский союз остается основным партнером Турции. Интерес Анкары к ШОС обусловлен тем, что одни члены этой организации расположены в географическом ареале пантюркистской политической стратегии, а другие являются одновременно и партнерами, и соперниками в гонке за лидерство в регионе Большой Евразии. Самые крупные страны - члены ШОС - Россия и Китай - способны предложить Турции перспективу выгодного стратегического партнерства.
Отношения Турции и России в условиях меняющегося мирового порядка рассматриваются в статье З. Ониша и Ш. Йылмаз1. Авторы отмечают, что, несмотря на различие интересов (например, в рамках сирийского конфликта), Турция и Россия демонстрируют общность подходов с геополитической точки зрения, поскольку обе страны проводят все более решительную внешнюю политику. Кроме того, разногласия и напряженность в двусторон-
1 Oni§ Z., Yilmaz §. «Turkey and Russia in a shifting global order: cooperation, conflict and asymmetric interdipendence in a turbulent region». Third World Quarterly. 2015.DOI: 10.1080/01436597.2015.1086638
них отношениях не помешали им установить взаимовыгодные торговые связи. Однако в данный момент чрезвычайно сложно выстроить систему полноценного политического сотрудничества между Турцией и Россией в силу действия целого ряда факторов. В качестве примера авторы приводят Организацию Черноморского экономического сотрудничества, в рамках которой Турции и России не удается договориться об общих нормах из-за принадлежности этих стран к различным региональным блокам. Препятствием к полноценному сотрудничеству являются и диспропорции между двумя странами по показателям экономической мощи. С 1990-х годов сохраняется инерция геополитического соперничества России и Турции в Центрально-Азиатском регионе. Наконец страны занимают практически противоположные позиции в Нагорно-Карабах-ском конфликте: Турция поддерживает Азербайджан, тогда как Россия, по оценке авторов, выступает на стороне Армении.
Авторы статьи полагают, что Турция не может радикально дистанцироваться от ЕС и Запада, выбирая в качестве альтернативы развитие отношений с Россией и другими странами, не входящими в западные альянсы. По их мнению, Анкара не готова проводить политику, полностью независимую от ЕС и США. Она не в состоянии в одиночку решить региональные проблемы на Ближнем Востоке и в Северной Африке, подтверждением чему служат события «арабской весны» и сирийский конфликт.
Партнером и одновременно соперником Турции также является Китай, взявший на себя центральную роль в процессе формирования нового экономического мирового порядка, приходящему на смену эпохе доминирования Запада. На смену «вашингтонскому консенсусу» пришел «пекинский консенсус», который привлекателен тем, что предоставляет возможности сотрудничества и ускоренного экономического развития развивающимся странам. Развитие сотрудничества и интеграционных процессов в Большой Евразии создают предпосылки для формирования треугольника Россия - Китай - Турция, отношения внутри которого характеризуются переплетением партнерства и соперничества. В частности, все эти страны имеют свои далеко не совпадающие интересы в Центральной Азии.
Двусторонние отношения между Турцией и Китаем в последнее десятилетие развивались стремительными темпами. Китай не только является важнейшим торговым партнером Турции -
китайская модель экономического развития становится для Турции наиболее привлекательным образцом1. Вместе с тем турецкое влияние не ограничивается в Центральной Азии постсоветскими государствами. Оно ориентировано также и на Синьцзян-Уйгурский автономный район, значительную часть населения которого составляют исповедующие ислам тюркоязычные уйгуры. Пантюркизм предполагает поддержку уйгурского сепаратизма, подтверждением чего стали события 2015 г. и, в частности, демонстративное сожжение во время Рамадана китайского флага напротив консульства КНР в Стамбуле. Эти проявления, а также присутствие уйгурских выходцев в рядах боевиков ИГИЛ серьезно беспокоят китайское правительство. Тем не менее и Китай, и Турция заинтересованы в развитии связей и сотрудничестве на всех уровнях2.
По мнению Э. Акилли, интерес Турции к взаимодействию с ШОС и даже вступлению в эту организацию является результатом проведения политической стратегии Ахмета Давутоглу, тогда как фактически Турция уже не предпринимает серьезных попыток играть активную роль в регионе Центральной Азии3. Скорее, такой подход свидетельствует о дальнейшем развитии многовекторности внешнеполитического курса. При этом сама многовекторность не является изобретением Давутоглу и Эрдогана - этот подход был типичен для Турции на протяжении всего ХХ в. По мнению Акилли, Турция не может себе позволить отвернуться ни от Востока, ни от Запада, даже если удастся достичь своих целей на одном из этих направлений. Даже в весьма гипотетическом случае достижения полноценного членства в Шанхайской группе Турция в любом случае не будет отказываться от отношений с Евросоюзом. Автор не считает участие в ШОС альтернативой евроинтеграции - он полагает, что такого рода «поворот на Восток» лишь усилит многовекторность политики Анкары.
В целом отношения в треугольнике Турция - Китай - Россия имеют огромный потенциал с политической и экономической
1 Oni§ Z. «The age of anxiety: the crisis of liberal democracy in a post-hegemonic global order». The International Spectator. 2017: p. 5. https://doi.org/ 10.1080/03932729.2017.1325133
2 Cafiero G., Viala B. «China-Turkey relations grow despite differences over Uighurs». Middle East Institute. 2017. http://www.mei.edu/content/article/china-turkey-relations-grow-despite-differences-over-uighurs
3 Akilli E. «Turkey's Illusions of Neo-Eurasianism and Interest in Shanghai Cooperation Organization». CESRAN International. 2013. https://cesran.org/turkeys-illusions-of-neo-eurasianism-and-interest-in-shanghai-cooperation-organization.html
точек зрения. Но все же, как полагают авторы рассмотренных статей, восточный вектор не сможет заменить европейское направление во внешней политике страны.
Заключение
В данном обзоре актуальных публикаций были рассмотрены проблемы многовекторности внешней политики Турецкой Республики. Значительный политический вес в Евразии, важнейшая роль в обеспечении региональной безопасности, политической и экономической стабильности на Ближнем и Среднем Востоке, многообразие исторических, культурных и религиозных связей являются факторами проведения напористой внешней политики Анкары. Причудливая амальгама идей пантюркизма, евразийства, неоосма-низма и панисламизма также достаточно эффективно используется для обоснования внешнеполитической стратегии.
Нарастающие трудности в процессе евроинтеграции служат дополнительным стимулом «поворота на Восток» и даже побуждают часть турецких политиков призывать к решительному отказу от претензий Турции на членство в ЕС. Однако большая часть турецкого экспертного сообщества все же настаивает на том, что Турция не может себе позволить проведение абсолютно самостоятельного внешнеполитического курса, а региональные конфликты Анкара не сможет разрешить без поддержки США, ЕС и НАТО. В то же время в Большой Евразии функционирует система ограничений и противовесов, предотвращающая доминирование в макрорегионе какой-либо одной державы, даже такой мощной, как Россия или Китай. Признавая многовекторность естественной характеристикой внешней политики Турции, эксперты предостерегают от того, чтобы какой-либо один вектор стал доминирующим, уменьшив тем самым степень свободы стратегического маневрирования для турецкого политического руководства.
Статья предоставлена автором для публикации в бюллетене «Россия и мусульманский мир».
