CC BY
43
УДК 821.161.1: 821.352.3
ББК 83.002.18
К 88
Кубова Ф.А.
Тургенев и Каламбий. К вопросу взаимосвязи художественно-эстетических систем
Аннотация:
Проводится детальный анализ очерка Каламбия «На холме», сравнивается с «Записками охотника» Тургенева, написанного в традициях, распространенных в середине 40-х - начале 50-х годов 19 века «физиологического очерка», приводятся типологические особенности этого жанра. Анализ позволяет сделать вывод о их ярко выраженном идейнотематическом, композиционном и стилистическом сходстве.
Ключевые слова:
Адыгские просветители, документальный очерк, «физиологический очерк», Каламбий, Тургенев.
Kubova F.A.
Turgenev and Kalambiy. On an interrelation of artistic-esthetic systems
Abstract:
The paper provides the detailed analysis of a story of Kalambiy “On a hill”. The author compares it to “Notes of the Hunter” of Turgenev written in traditions of “a physiological sketch”, extended in the mid-1840s - the beginning of the 1850s. Typological features of this genre are described. The analysis allows the author to draw a conclusion on their strongly pronounced ideological-thematic, composite and stylistic similarity.
Keywords:
Adyghe educators, a documentary sketch, “a physiological sketch”, Kalambiy, Turgenev.
В 1861 году Каламбий публикует свой очерк «На холме», который надежно закрепил за ним звание первого демократичного адыгского писателя-просветителя XIX века, поскольку именно в этом произведении впервые в истории адыгской просветительской литературы объектом писательского анализа стало крестьянство. Обращение Каламбия к живописанию крестьянского быта было неслучайным. В этот предреформенный период в русской литературе достигает своего наивысшего расцвета один из видов реалистического стиля, вошедший в историю литературы под названием «натуральная школа». В основу идейно-эстетической платформы «натуральной школы» легли произведения Гоголя, литературная критика Белинского, социально-философская публицистика Герцена. Представители «натуральной школы», изображая правду жизни, подвергают тщательному анализу повседневность и быт низших общественных слоев населения - городской бедноты и крестьянства. В их произведениях находят своё глубокое отражение острые проблемы современности: социального неравенства, столкновения классовых интересов,
несправедливости крепостного права, унизительного положения бедных и «маленьких» людей, участи «лишних людей», ущемления прав женщины. На определённом этапе своего развития писатели «натуральной школы» обращаются к «физиологическому очерку». Это своеобразная разновидность документального очерка, основной целью которого является наглядное представление определенного социального класса, группы, общественного слоя, а также достоверное описание его жизни, среды обитания, устоев ценностей, функций («физиологий»). В русской литературе физиологический очерк нередко превращался в
конкретное наблюдение за людьми так называемых презираемых профессий - дворников, мелких чиновников, ремесленников и прочих представителей непривилегированных сословий. Сделав объектом писательского осмысления людей низшего сословия, русская литература сделала решительный шаг в направлении демократизации своей тематики, в утверждении тезиса об общедоступности искусства, как главной духовной ценности, на которую имеют право люди всех сословий и рангов.
Этим же самым идейным содержанием пропитан и очерк Каламбия «На холме». По мнению большинства исследователей творчества адыгского писателя-просветителя «На холме» написан в традициях распространенного в середине 40-х - начале 50-х годов в русской литературе «физиологического очерка», ставшего инструментом в руках Салтыкова-Щедрина, Григоровича, Некрасова, Тургенева для живописания картин бытовой жизни трудового народа русской провинции. Изучение очерка «На холме» Каламбия позволяет сделать вывод о его наиболее ярко выраженном идейно-тематическом, композиционном и стилистическом сходстве с «Записками охотника» Тургенева. Для конкретизации этого утверждения проведем детальный сравнительный анализ вышеуказанных произведений русского и адыгского писателей в свете их соотнесенности с традициями «натуральной школы». Необходимо вспомнить, что «Записки охотника» - это цикл произведений, состоящий из очерков, рассказов и новелл, спаянных общей идейно-тематической спецификой.
В рамках рассматриваемой нами проблемы в орбиту нашего исследования включены следующие очерки, вошедшие в состав «Записок охотника»: «Хорь и Калиныч»,
«Однодворец Овсянников», «Малиновая вода», «Лебедянь», «Лес и степь». Все они не имеют разработанного сюжета, а представляют собой единство внешней портретной и внутренней характеристики действующих лиц, очерки подчинены цели описания быта, уклада и модели жизни представленных персонажей, а также описанию картин пейзажа. Эти же самые черты присущи и очерку Каламбия, посвященному теме народа, горскому крестьянству.
Прежде всего, необходимо отметить, что «Записки охотника» Тургенева и «На холме» Каламбия по своей идейной направленности зазвучали в унисон статье Белинского «Взгляд на русскую литературу 1847 года», в которой он писал: «Природа - вечный образец искусства и благороднейший предмет в природе - человек. А разве мужик не человек? - Но что может быть интересного в грубом, необразованном человеке? - Как что? - его душа, ум сердце, страсти, склонности, словом, все то же, что и в образованном человеке...». Это программное заявление выдающегося критика русской литературы стало руководством к действию для целого ряда художников слова и как следствие значительно повлияло на содержание и идейно-тематическую специфику знаковых произведений второй половины XIX века: в частности на процессы усиления демократических тенденций в русской литературе и их зарождении в адыгской просветительской литературе. И Тургенев, и Каламбий стали своего рода первооткрывателями и новаторами в национальных литературах. Так, колоссальный заряд гуманности, демократизма, антикрепостнический накал, содержавшийся в «Записках охотника», значительно повлияли на дальнейшее развитие всего литературного процесса России. По мнению Салтыкова-Щедрина, тургеневские «Записки» «положили начало целой литературе, имеющей своим объектом народ и его нужды».
Влияние Каламбия на ход и развитие последующей адыгской просветительской литературы также трудно переоценить. Р.Х. Хашхожева пишет: «До Кешева никто с таким сочувствием и симпатией не изображал крестьян, не показывал с такой беспощадной правдивостью их нищету и обездоленность, не обнажал социального неравенства, низкого материального уровня жизни крестьянской массы, невыносимый социальный гнет и пробуждающийся протест против паразитирующего княжеско-дворянского сословия». Впоследствии демократический почин Каламбия, проявившийся в середине 19 века, продолжился в творчестве адыгского писателя-просветителя Кази-Бека Ахметукова, творившего в конце 19-начале 20 веков. И хотя писатель наряду с влиянием своего талантливого адыгского предшественника, испытал на себе и благотворное воздействие
таких выдающихся русских художников слова, как Чехов и Горький, роль Каламбия как первооткрывателя народной темы в адыгской литературе не уменьшается.
Как уже подчеркивалось выше, композиция «Записок охотника» Тургенева и очерка «На холме» Каламбия представляет собой типичное для физиологического очерка писание с натуры при отсутствии сюжета, или при его значительном ослаблении, отсюда и преобладание описания над сюжетом. В центре повествования адыгского писателя-просветителя - аульский холм, где собираются крестьяне аула для общения и обсуждения самых насущных жизненных проблем, фактически очерк посвящен адыгскому крестьянству, выявлению его так называемых «цеховых» признаков (по аналогии с русском физиологическом очерком, обобщавшим «цеховые» признаки извозчиков, шарманщиков, дворников и т.д.), познанию и раскрытию сущности его психологии. В уста наиболее активных участников разговора автор вкладывает мысли и реплики, раскрывающие основу мировоззрения типичного адыгского крестьянина, очень искусно противопоставляя его жизненной философии правящего сословия, которое условно обозначено в очерке как «обитатели кунацкой». Таким образом, в этом произведении Каламбий впервые в своём творчестве преодолел монолитность, общность и единообразие в изображении психологии своего народа, национальной жизни своих соотечественников, так как разделил их на социальные классы.
Автор классифицировал, отделил друг от друга образ жизни, идеологию, систему ценностей адыгского дворянства и адыгского крестьянства, причем именно последнее, в понимании писателя, и есть тот социальный класс, который достоин уважения и признания за ним лучших человеческих достоинств на том основании, что является единоличным производителем материальных благ в обществе, поэтому именно он становится предметом его художественного осмысления, а правящее сословие представлено в очерке лишь в той мере, в какой это необходимо для обеспечения лучшего эффекта рельефности, зеркальности, глубины изображения собирательного образа горца-труженика, для его выгодного сравнения с праздным сословием князей и дворян, представленных в произведении как бесполезная социальная прослойка потребителей, промышляющих воровством, разбоем и конокрадством.
Адыгский писатель-просветитель считает заседателей холма «людьми более положительными» уже на том основании, что они состоят «из людей работящих, из крестьян и тех обедневших дворян, которым судьба всучила в руки лопату и топор», потому что их удел - это ежедневный тяжелый труд, и иной жизни для себя они не представляют: свое счастье они связывают только с созидательным трудом, с достижением высот в своем ремесле, как, например, в случае с кузнецом Бечорой, имя которого овеяно доброй аульской молвой, потому что он непревзойденный мастер своего дела и плодами его труда пользуется весь аул. Сами заседатели холма, будучи настоящим оплотом и столпом адыгского общества, несущим на своих могучих плечах тяжкое бремя материального обеспечения своих и дворянских семей, озадаченные проблемами сугубо прагматичного свойства, позволяют себе пренебрегать всякого рода условностями этикета в части своего внешнего вида. Здесь Каламбий опять-таки сравнивает два сословия и подводит читателя к мысли, что это вполне закономерно, поскольку человеку, потом и кровью добывающему тяжелый крестьянский хлеб, не до внешних эстетических изысков в одежде: «Холмовники - единственное сословие в нашем ауле, которое осмеливается не признавать разных тонкостей этикета и даже позволяет себе довольно непочтительно отзываться о нем. Они терпеть не могут тесного платья, которое хоть сколько-нибудь сдавливало их члены; потому между ними изгнаны из употребления пуговицы, а у некоторых даже и пояса. Это обличает в них отсутствие всякого желания сообщить своим фигурам стройность и красоту. Члены этого сословия ездят на арбах, возятся преимущественно с быками, отчего слышится от них запах скотины; но в то же время они довольно крепко держатся в седле, только их посадка тотчас изобличает, что спина лошади не им предназначена. Вообще аллах не дал им уменья придавать каждому своему движению грацию, а одежде изящество. Говорю это, разумеется, сравнительно только с черкесским дворянством».
Подобно тому, как Тургенев в традициях физиологического очерка, который по образному сравнению Горького стоит «где-то между исследованием и рассказом», исследует и пишет с натуры образы Хоря, Калиныча и других персонажей, искусно увязывая их внешние черты с внутренним миром, Каламбий также подробно черту за чертой изучает и открывает перед читателем особенности внешности холмовников их образа жизни, связывая друг с другом эти факторы. У Каламбия холмовники и «обитатели кунацкой» - это откровенные антиподы. И хотя это представители одного народа, одной эпохи, но у Каламбия это два разных мира, если пользоваться терминологией «натуральной школы», две различные физиологии. Всё в них непохоже друг на друга: одежда, осанка, фигура, нравы, образ жизни. И здесь есть воплощение тезиса о единстве «человека» и «среды» - взаимосвязь этих компонентов по словам Ю.В. Манна составляла «нерв физиологий». Каламбий пишет: «У заседателей холма свои особенные наклонности, свой образ мыслей, свой взгляд на вещи, свои идеалы, прямо противоположные стремлениям, воззрениям и идеалам кунацкой... Даже наружность холмовников отличается каким-то отпечатком: у них широкие плечи, короткие толстые шеи, ручищи, похожие на медвежьи лапы, крупные черты лица. О наряде нечего и говорить».
Адыгские крестьяне Каламбия возведены им на высокий нравственный пьедестал: они отличаются чувством собственного достоинства, непреклонной волей, упорством, трудолюбием, самоиронией, умением стойко выдерживать жизненные невзгоды. Они даже позволяют себе непочтительное, отчасти покровительственно-пренебрежительное отношение к своим господам, «чьё существование находится в их мозолистых руках». РХ. Хашхожева пишет: «Крестьяне Кешева самокритичны, им свойственна привлекательная черта, которой не может похвастать чванливая знать, - признание несовершенства собственного быта; они любознательны, проявляют глубокий интерес к быту и культуре других народов. Пытливо расспрашивают они, подобно мудрому и хозяйственному Хорю («Записки охотника»), о порядках жизни в других странах, проявляя ум и сметливость». У Тургенева перед лицом таких сильных самобытных крестьянских характеров, как Хорь и Калиныч, меркнет образ их незначительного во всех отношениях помещика Полутыкина, у Каламбия также весьма определенно чувствуется убеждённость в превосходстве грубых и угрюмых холмовников над изысканными и утончёнными «обитателями кунацкой», которых писатель даже не счел нужным персонифицировать: в произведении не представлен ни один образ адыгского дворянина в то время как из крестьянской среды он особо выделил три конкретных персонажа (это Сольман, Ильяс и Исмель) и дал им довольно развернутую характеристику. Подобно тому, как Тургенев, изучая один крестьянский характер за другим, создал галерею типов русских крестьян, а вместе с ними единый интегрированный образ русского мужика, Каламбий также воплотил в своих конкретных персонажах многогранно очерченный, имеющий множество ликов и воплощений типичный образ современного адыгского труженика, характерной чертой которого является трудолюбие.
Все предыдущие произведения Каламбия (цикл «Записки черкеса», повесть «Абреки») наряду с критикой отживших обычаев и предрассудков представляли собой поиск оптимальной модели жизни и оптимального образа мира современного адыга, который соответствовал бы новым историческим реалиям, установившимся после войны. Именно в очерке «На холме» в простых адыгских крестьянах он нашел искомые черты, в них он увидел свой национальный идеал. Во-первых, в Сольмане, которого в ауле называли философом и «глубокоумным» из-за его жажды знаний, его пристрастия к дискуссиям и желания постичь содержание книг, он увидел воплощение своей главной мечты о просвещении соотечественников, искоренении их вековой темноты, пробуждении в них стремления учиться: мимоходом автор отметил, что содержание переведенных им Сольману басен Крылова стало достоянием широкого круга крестьян и вызвало их глубокий интерес. Во-вторых, у горских тружеников Каламбий отметил отсутствие заклейменного им обычая кровной мести, которое, как отметил писатель, в ходу у «заседателей кунацкой», а холмовники «покосятся месяца два друг на друга., а потом и помирятся сами собой, или
люди заставят их ударить по рукам. Кто больше виноват, должен простить обиженного, бузу сварить для него и барана зарезать». Таковы законы мести и примирения у адыгских крестьян, вызывающие уважение писателя. В-третьих, Каламбий отметил в холмовниках важнейшую положительную черту - «темные ночи не производят на них воспламеняющего действия, не возбуждают в их груди беспокойного желания пошарить маленько вокруг себя. Эти почтенные люди предпочитают сидеть спокойно у домашнего очага.» Иными словами, крестьяне не промышляют воровством. В представлении писателя такова идеальная модель жизни, когда человек после честного трудового дня предается заслуженному отдыху в кругу семьи, а не занимается ночными грабежами и разбоем, как это было принято в дворянской среде и считалось признаком доблести и мужества. В-четвертых, рациональные крестьяне-холмовники в русском соседстве находят для себя несомненные преимущества. Один из них говорит: «Русские во многом полезны нам. Что ни понадобится, бежим тотчас к ним. Бабы наши соберут десятка два яиц, масла, кур, - все это ведь деньги, чистые деньги. Да и сам хоть от скуки нарубишь воз дров и повезешь в станицу, или копну сена - вот и холст на рубаху, да мерка муки. Да что ни возьми - всему есть цена. Только не сиди развеся уши».
В понимании Каламбия такое взвешенное и практичное отношение к присутствию России на Кавказе разумно, поскольку разумно и правильно принять неизбежное, а научиться извлекать из этого выгоду - мудро. Все это и восхищает писателя в адыгских крестьянах. Развивая далее мысль о последствиях появления русских станиц вблизи адыгских аулов, Каламбий отмечает и начавшуюся тенденцию к изменению статуса женщины в адыгском обществе, поскольку в новых социально-экономических реалиях она приобретает экономическую независимость от мужа, а в ряде случаев адыгская крестьянская женщина даже становится кормильцем семьи, так как оказывается более адаптированной в новых условиях. И здесь писатель снова положительно оценивает идею зарабатывания денег собственным трудом: ведь крестьянки (речь идет именно о них, поскольку автор подчеркивает, что женщины других классов не вовлечены в процесс производства товаров и торговли) «неутомимо шьют, ткут домашние сукна, собирают припасы., чтобы выручить больше русских монет.». Фактически все это ведет к весомым изменениям в отношениях семейной иерархии: многие из жен уже не признают безусловной власти мужа над собой. И это социальное явление наметившегося раскрепощения женщины в новых общественноэкономических условиях не укрылось от внимания Каламбия-реалиста, изобразившего национальную жизнь своих соотечественников во всем многообразии ее проявлений.
Примечания:
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 10. М., 1956.
2. Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 9. М., 1988.
3. Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители ХІХ-начала XX века: в помощь учителю. Нальчик: Эльбрус, 1993. 184 с.
4. Каламбий. Записки черкеса. Повести, рассказы, очерки, статьи, письма. Нальчик, 1988. 271 с.
