CC BY
62
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2006, вып. 3
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОЦЕССЫ В СТРАНАХ ЕВРОПЫ Б. В. Грызлов
«ЦВЕТНЫЕ РЕВОЛЮЦИИ»:
ИМЕЛ ЛИ МЕСТО «ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ ПРОРЫВ»?
Сегодня как в западной, так и отечественной политологии все более утверждается мнение, согласно которому концепция глобального «переходного периода», пли «третьем! волны демократизации», па рубеже тысячелетий исчерпала свой аналитический потенциал. Будучи использованной западным политологическим сообществом для анализа трансформации в Центральной и Восточной Европе, она, по сути, представляет собой не столько научную теорию, сколько идеологию. «1? течение последнего десятилетия XX века, - считают наиболее радикально настроенные исследователи, - желаемое выдавалось за действительное. В то время как американские аналитики писали о демократизации, а также социально-экономической и политической модернизации, во многих странах "транзита" происходило нечто обратное - перерождение и реанимация на новой основе авторитарных режимов, росла социальная поляризация и зкономн-ческая демодерпiiaaпня »1.
Действительно, уже к концу 90-х годов XX в. выяснилось, что пет общей траектории, по которой страны «транзита» с разной скоростью, по устойчиво двигались бы от «несвободы» к «свободе». Движение «вверх» в этом направлении, конечно, имело место. Как пишет- А. Салмнн, «концепция транзита была в известном смысле подтверждена опытом значительной части стран Восточной Европы, однако вовсе не потому, почему это должно было произойт и на основании "раппетрапзнтологических" концепций, а совершенно по другим причинам. Результат оказался (на данный момент ) положительным, хотя можно сказать, что плыли в Индию, а попали в Америку». По его мнению, решающим фактором успеха демократизации здесь стало то, ч то страны этого региона были приняты в западное сообщество, символами которого являются такие межгосударственные объединения и организации, как Европейский Союз, Североатлаптичес-кпй альянс, Совет Европы, ВТО и др.2 Однако было п массовое движение «вниз». Скажем, большая часть бывших советских республик (в том числе и Россия) по показателям политических прав и гражданских свобод сегодня ниже, чем СССР в последний год существования. 11с> данным «Фридом Хаус», движение во всем постсоветском регионе шло не к демократии, а от нее'.
Причина того, что реальность в значительной степени игнорировалась западными экспертами, по мнению американского политолога С. Козна, заключалась в их политической ангажированности1. CHIA всемерно поддерживали и распространяли миф о глобальной демократизации, так как он способствовал закреплению американской геге-
© Б. В. Грызлов, 2006
монии в мире после окончания «холодной воины». Другой американский политолог -Т. Каросерс высказывается по этому поводу более сдержанно, отмечая лишь то, что концепция «транзита», мобилизованная в конце 80-х - начале 90-х годов XX в. для анализа событий в мире и обоснования американской политики «мировой демократической революции», устарела и требует пересмотра'. Авторы, придерживающиеся данной точки зрения, вполне обоснованно критикуют современную реальность в большинстве стран «третьей волны» как не соответствующую даже минимальным критериям демократии. «Великим демократическим надеждам, которые вдохновляли беззаветных оптимистов в годы подъема "третьей волны", не суждено было сбыться. Бывший Советский Союз за эти десять лет с небольшим ушел с передового фронта демократии в демократические пустоши. Южная Америка столкнулась с кризисом демократии, отмеченным политической нестабильностью, возникновением конфликтов и ослаблением веры общества в демократические институты. Значительная часть Восточной Азии, включая Китай, Северную Корею. Вьетнам, Бирму, Лаос и Сингапур, остается под авторитарным правлением, и в обозримое время едва ли стоит ожидать изменений. Десятки африканских стран, когда-то переживших многообещающие демократические перемены, в лучшем случае обрели лишь слабый плюрализм, а в худшем, разрушительный гражданский конфликт. И хотя США оккупируют Ирак, арабский мир остается "зоной, свободной от демократии", несмотря на усиление международного давления в пользу реформ и осторожные попытки некоторых арабских правителей немного отклониться от устоявшихся автократических моделей», -• сокрушается Т. Каросерс1'. II хотя эти тревожные признаки - результат действия разнообразных факторов, для каждого региона своих, есть и нечто общее, их объединяющее, - это отсутс твие социального консенсуса по поводу демократии и ее базовых ценностей, слабость гражданского общества, неэффективность рыночной экономики, фиктивно-правовой системы, ее институтов и др.
В результате имеет место «транзит без трансформации», и большинство стран, вставших на путь демократических реформ, по не добившихся успеха (а э то 85 из 100 государств «третьей волны»), попадают в своего рода переходную «серую зону». Само это понятие является метафорой, предполагающей также наличие «черной» и «белой» зон, т.е. регионов доминирования, с одной стороны, тоталитаризма, с другой - либеральной демократии. Переход из «серой» зоны в «белую», т.е. достижение стандартов западной либеральной демократии, в принципе возможен, однако отнюдь не для всех. В этом -важнейшее отличие данной позиции от ортодоксальной. Так, Каросерс полагает, что государства «серой 30Ш)1» навсегда в пей останутся, западный демократический порядок для них недостижим7, Коэп же отмечает: именно стрем ление модернизировать Россию по американским рецептам стало одной из причин провала там демократического проекта, и выходом для страны может быть отказ от трансформационной стратегии, навязанной извне в начале 1990-х годов (так как радикальный монетаризм не единственный путь экономической трансформации)8. В то же время оба автора фактически констатируют консервацию разделения мира па более и менее продвинутые регионы с точки зрения стандартов современной либеральной демократии.
Таким образом, причина кризиса, или «конца», транзитологической парадигмы, по мнению ряда исследователей, состоит не только в том, что теория не в состоянии объяснить причины провала демократических трансформаций в десятках стран, но и в том, что оказались ложными ее фундаментальные основы, восходящие к теории модернизации, связанные с декларируемой перспективой достижения справедливого демократического общества для всех. Идея «транзита» в течение более 10 лет играла роль
интеллектуальной компенсации за крушение идеалов мировой социалистической системы. Она давала ее адептам в посткоммунистических странах надежду на то, что общества, отказавшиеся от социалистической идеи всеобщего благоденствия, получат шанс приобщиться к ее капиталистической версии при условии следования неолиберальным рецептам «Вашингтонского консенсуса». В действительности же оказалось, что их практический смысл состоял в обеспечении максимальной открытости постсониалистичес-ких экономик п их включении в систему мирового капиталистического разделения труда на «вторых» ролях: с одной стороны, поставщиков дешевой, по квалифицированной рабочей силы, сырья и энергоносителей, с другой - рынка сбыта для западных товаров и помойки для отходов производства.
I lecoMHcnno, транзнтологические концепции постсоциалистического развития далеки от совершенства. Более того, по прошест вии более чем десяти лет после конца правления коммунистов все труднее оправдывать использование термина «переход» к странам этого региона. «Большинство посткоммунистпческих режимов (больше) не идут никуда. Они достигли точки, к которой желали прийти, - по меньшей мере, это касается правящих элит. Уместна иная терминология, та, что уже не дает дефиниций этих режимов при допущении, что имеет место состояние перехода к демократии западного стиля, та, что помещает их в контекст режимов большей части развивающегося мира, где соперничество на выборах нередко соседствует с господством элиты, контролирующей де-факто экономику, СМИ, правоохранительные органы», - отмечает С. Уайт1'.
«Подавляющее большинство поставторитарных стран находятся не на некоей "промежуточной станции" своего пути трансформации, а в конечном пункте того развития, на которое они оказались способны», - вторит ему отечественный исследователь Г И. Вапштейн10. Так, по мнению большинства исследователей, в европейских посткоммунистпческих странах маловероятно возрождение как левоавторитарных, так и право-авторитарных политических режимов, здесь прошло время «антикоммунизма с большевистским лицом» (А. Михник). Либеральный поворот «на Запад» здесь, по-видимому, необратим, да и Европейский Союз и Североатлантический альянс, членами которых стали почти все страны этого региона, не потерпят здесь «отката» к прошлому. В отношении же большинства постсоветских государств уже неоднократно высказывалось предположение. что их следует классифицировать как «незрелые демократии», «полуавторитарные режимы» и т.д., обладающие высокой степенью устойчивости и не имеющие почти ничего общего с западными либеральными демократиями.
Однако в связи с так называемыми «цветными революциями» в Сербии 2000 г., Грузии 2003 г. и Украине 2004 г., на Западе появилась надежда па реанимацию процессов демократизации в «частично свободных» и даже «несвободных» посткоммунистпческих странах. Некоторые западные аналитики заговорили о новом «демократическом прорыве» и даже о «повой демократической волне», поспешив поставить эти «революции» и один ряд с «бархатными революциями» 1989 г. в Центральной Европе.
Так, американский политолог М. Макфол даже вычленяет, па основе сравнения, ряд факторов успеха «демократического прорыва» в вышеназванных странах (оставляя почему-то за скобками «революцию тюльпанов» в Киргизии): «1 ) полуавторитарный, а не полностью автократический режим; 2) непопулярный руководитель государства; 3) объединенная и организованная оппозиция; 4) возможность быстро предоставить убедительные сведения, подтверждающие фальсификацию результатов выборов; 5) достаточное количество независимых СМИ, которые могут сообщить гражданам о фальсификации; 6) политическая оппозиция, способная мобилизовать десятки тысяч или более
демонстрантов, чтобы выразить протест против мошенничества в ходе выборов; 7) раскол среди силовых структур правящего режима»11. Любопытно, что Макфол забывает важнейший внешний «фактор успеха», такой как массированная политическая, информационная и финансовая поддержка, оказанная оппозиции государствами ЕС и США, имевший место во всех трех «революциях». Он лишь скромно признает: «Во всех грех рассматриваемых случаях заметную роль сыграли также западные программы в поддержку демократии. Однако точно указать, когда эта помощь была полезна, вредна или вообще не повлияла на демократический прорыв, - сложная задача, выходящая за рамки этой статьи»12. Вынужден он признать и то, «что все вышеперечисленные случаи не были полностью независимы друг от друга; их объединял эффект "наглядного пособия": последующие "революционеры" могли опираться на опыт предшественников»11, правда, умалчивая о том, что имели место и непосредственный «обмен опытом», и даже «братская революционная помощь», в частности в подготовке активистов «революции» из числа студенческой молодежи, и др.
Другие западные авторы более откровенны. Так, Т.Г. Эш и Т. Снайдер даже сетуют по поводу того, что США «сделали больше для поддержки украинских демократов, чем Западная Европа. Согласно заявлению Государственного департамента США, за последние два года он потратил на Украину 65 млн долларов. Международный фонд "Возрождение" (International Renaissance Foundation), учрежденный в Украине Дж. Соросом, в своем докладе от 20 октября 2004 г. сообщил, что неправительственные организации (ППО) получили от пего 1 201 901 доллара па "проекты, связанные с выборами". Большая часть этих американских средств (как и поступления из Западной и Восточной! Европы) пошли на развитие ППО, включая организации, осуществлявшие обучение активистов из студенческой среды и поддержку независимой прессы и телевидения, а также на создание условий для мониторинга избирательной кампании и проведение двух независимых экзит-полов»11.
Можно вспомнить и еще о некоторых актах «моральной поддержки революции» только после победы В. Ющенко в третьем(?!) туре президентских выборов американцы отменили действие дискриминационной! «поправки Джексона - Вэнпка», а ЕС признал Украину страной с рыночной экономикой, давая понят!,, что отныне они считают ее «своим» демократическим государст вом. Затем верховный представитель ЕС по общей внешней политике и политике безопасности Хавьер Солана заявил is Европарла-менте о намерении до начала 2008 г. заключить с Украиной «новый тип договора». «11е исключено, - комментирует X. Тиммерманн, - что речь может идти о привилегированном европейском партнерстве или даже о соглашении об ассоциации с принципиальной перспективой вступления»1
Завершая свое исследование «оранжевой революции», Т.Г. Эш и Т. Снайдер ставят вполне резонный вопрос: можно ли эту деятельность Запада считать, выражаясь языком старой советской дипломатии, «вмешательством во внутренние дела страны»? И отвечают: «Конечно, можно». Однако, как выясняется из дальнейшего изложения: «11е-которые случаи иностранного "вмешательства" оправданны, другие же, безусловно, нет». Из контекста же ясно, что безусловно не оправдано вмешательство России, (которая, по словам авторов, затратила на поддержку В. Януковича 300 млн долларов, причем эта гигантская цифра ничем не подтверждается). «Что же касается американской! и европейской политики в Украине, то она вполне соответствовала моральным нормам. "Оранжевая революция" не делалась в Вашингтоне и не навязывалась Брюсселем. Запад помог гражданам Украины сделать то, что они хотели сами для себя»11'. Вот так, ни больше,
но и ни меньше! Следуя этой «логике», представители германского генштаба точно так же могли бы в 1917 г. публично заявить: «Наша поддержка большевиков вполне соответствовала моральным нормам, мы просто помогли подданным русского царя сделать то, что они хотели сами для себя». Однако они почему-то оказывали эту поддержку тайно, а затем, сначала на Западе, а теперь п у нас, были написаны тома исследований, осуждающих, в том числе с нравственных позиций, это деяние германского генштаба.
В отличие от Спайдера и Эта, М. Макфол, чувствуя слабость исследовательской, да н «моральной» позиции, на всякий случай оговаривается: «Демократический прорыв - это только начало, и сам по себе он не может гарантировать успех в деле укрепления демократии. В Сербии, Грузии и Украине мы наблюдали, что антидемократический статус-кво пошатнулся, и некогда приостановленные демократические преобразования обрели новые силы. Однако нельзя исключить возможность очередного застоя в демократизации или даже движения вспять». Тем не менее в заключение ста тьи он выражает даже в отношении самого сомнительного случая, каковым, несомненно, является «пост-революционная» Грузия, оптимизм по поводу грядущей победы грузинской демократии: «Саакашвилп по-прежнему остается одной из ключевых фигур в деле укрепления демократии»17. Иначе и быть не может, ведь именно этот «революционер» пообещал Западу, что «третья и окончательная волна европейского освобождения» должна накрыть «все постсоветское постранство»1*. Ну а то обстоятельство, что сегодня Саакашвилп в самой Грузии поддерживает не более 17% населения, это такая малость, что ею можно и пренебречь.
11оэтому нельзя не согласиться с выводом, сформулированным Владимиром Фроловым: «Сегодня на постсоветском пространстве Россия сталкивается с качественно новым явлением, кардинально меняющим роль процедуры выборов в формировании легитимной власти. Из инструмента народного волеизъявления выборы в странах СНГ все чаще превращаются в удобный повод для многостороннего внешнего вмешательства. Его цель - формирование международно-правовых условий для смены правящего режима через оспаривание результатов голосования, дедегитимацию действующих конституционных процедур и создание острого политического кризиса в стране. Кризис, как правило, либо завершается "цветной" революцией, то есть сменой власти антиконституционным путем с автоматическим признанием переворо та на международном уровне, либо ведет к долгосрочной и контролируемой извне политической дестабилизации, парализующей деятельность законно избранной власти»''1. Ну а научное сообщество в этих условиях призвано подкреплять «авторитетом науки» желаемые политические результаты.
Следовательно, говорить о демократическом прорыве в названных странах - значит выдавать желаемое за действительное. Особенно это относится к «пострсволюцион-пой» Грузии, где, как представляется, сложился не менее автори тарный, чем прежний, но еще более коррумпированный и зависимый от внешних сил политический режим.
Исследователи фиксируют также слабость демократической власти в «пострево-люциопной» Югославии. «Премьер-министр Воислав Коштуница (Демократическая партия Сербии) и ее президент Борис Тадич (Демократическая партия), несмотря на «демократическую родословную» обоих, находятся в конфронтации»20. Серьезная зависимость от стран ЕС не позволяет им отказаться от навязываемого Западом посредничества в решении «косовского вопроса». Чрезвычайно хрупок и союз Сербии с Черногорией, результат намеченного в Черногории на 2006 г. референдума о сохранении этого союза, вполне может быть и негативным. И тогда Сербия рискует остаться и без
Косова, п без Черногории, а это станет для сербской демократической власти актом политического самоубийства.
В Украине год президентства В. Ющенко был ознаменован расколами в стане лидеров «оранжевой революции», громкими коррупционными скандалами, в которых оказался замешан и сам президент, и его ближайшее «оранжевое» окружение, полит ически мотивированными увольнениями и судебными преследованиями, переделом собственности, резким снижением эффективности управленческого аппарата, попытками обратить вспять реформу политической системы, возвращением практики дискриминации русского языка, наконец, серьезным ухудшением отношении с Россией. В результате вдвое снизилась поддержка презпдента-«демократа» гражданами страны, и вполне очевидной стала перспектива поражения пропрезидентских политических сил на парламентских выборах в марте 2005 г.;п
Таким образом, во многих случаях знакомство с публикациями западных авторов, посвященными «цветным революциям», показывает, что мы имеем дело с не очень убедительными и не нполне добросовестными попытками анализа полит ических событий, с использованием транзптологпчеекпх схем и инструментария и с заранее заданными результатами и выводами.
1 Калин Ф.А. Конец «переходного период:!», или «Серая зона» Европы? // Вести и к политическом психологии. 2003. № 2 (5). С. 34.
2 Саямин Л. Какую Россию мм строим // Политика к современной России / 11од ред. В. 11икопова. М„ 2005.
■' Уайт С. Кщс раз о носткоммуппстпчсской трансформации // Соцнс. 2003. № 5. С. 27.
I /Со.чн С. Провал крестового похода. США и трагедия носткоммунистнчсскоп России. М., 20(11. С. 22.
Carol hers Т. The Hml of the Transition Paradigm //Journal of Democracy. 2002. Vol. 13. X 1. P. 6.
6 Kapoccpc T. Трезвый взгляд па демократию // Pro ct: Contra. 2005. № 1 (28). C. 73 74.
7 Camthers T. Op. cit. P. 16.
s K(i:->n С. Указ. соч. С. 79.
Уайт С. Указ. соч. С. 29.
"' Вишитейн. Российский транзит па фоне глобальной демократизации //Демократия и демократизация на рубеже веков. М., 2000. С. 145.
II Макфол М. Пути трансформации посткоммупизма. Сравнительный анализ демократического прорыва в Сербии, Грузии и Украине // Pro et: Contra. Т. 9. 2005. JVj 2 (29) С. 93 94.
12 Там же. С. 101
1:1 Там же. С. 91
н Эш Т.Г., Снайдер Т. «Оранжевая революция»// Россия в глобальной политике. Т. 3. № 1 июль август, 2005. С. 163- 164.
15 ЪшмермаппX. Европейский союз н его новые соседи // Там же. С. 13.3.
"'Эш Т.Г., Снайдер Т. Указ. соч. С. 164.
"Макфол М. Указ. соч. С. 105.
|н Цит. по: Эш Т.К., Снайдер Т. Указ. соч. С. 165.
" Фролов В. Демократия: дистанционное управление // Россия в глобальной политике. Т. 3. № 4, июль-август. 2005. С. 173.
211 Кандель П. Косово: последняя глава? // Московские новости. 2006. № 3. С. 12.
21 Киселей С. Оранжевый бумеранг // Там же. С. 9.
Статья поступила в редакцию 15 марта 2006 г.
