CC BY
74
Непочатова Марина Ивановна, ^искатель ПСТГУ [email protected]
Церковно-государственные отношения в Эстонии в 1944—1953 гг.
М. И. Непочатова
В статье анализируется динамика государственно-церковных отношений в Эстонии в первые годы после ее включения в состав СССР. В 1944 г. религиозная ситуация в республике характеризовалась отличительными особенностями. Местное население, существовавшее до присоединения Прибалтики к СССР в атмосфере религиозной свободы, представляло для союзных властей новое явление, с которым приходилось считаться. Местные уполномоченные по делам РПЦ убеждали руководство в том, что в республике необходимо действовать осторожнее с учетом местной специфики. В статье рассматриваются также типичные особенности эстонского православия. Будучи второстепенной конфессией в крае, оно испытало на себе влияние лютеранских обычаев и обрядов. Национальная неоднородность паствы и языковой барьер определяли выбор кандидатуры правящего архиерея. В целом в 1944—1947 гг. церковно-государственные отношения в республике были стабильными. При этом политика государства в отношении местного православия была осторожной. В 1948—1949 гг. ситуация ухудшилась как в целом по стране, так и в Эстонии. Отличие было в методах. Например, в Эстонии было решено бороться с Церковью и духовенством прежде всего посредством коллективизации, которая проводилась в Прибалтике с начала 50-х гг. Коллективизация поставила в безвыходное положение сельские приходы и их духовенство, религиозная жизнь на селе стала угасать. Однако с прибытием из центральных областей СССР русскоязычного населения церковная жизнь в городах стала более оживленной. В результате эстонское православие постепенно изменяло свой национальный состав. Общесоюзные тенденции усиления гонений начала 1950-х гг. проявились и в Эстонии. Имели место аресты духовенства, закрытие храмов, началась кампания по закрытию Пюхтицкого Успенского женского монастыря. Правящим эстонским архиереям удавалось продуманными и последовательными действиями поддерживать церковную жизнь в республике, однако с начала 1950-х гг. в отношении к Церкви на территории Эстонии стали активно проявляться общесоюзные тенденции.
Вопрос о положении Православной Церкви в Эстонии в первые годы после изгнания с ее территории гитлеровских захватчиков до сих пор остается малоизученным. Наиболее полным на сегодняшний день исследованием является монография Патриарха Алексия II «Православие в Эстонии». Книга покойного Предстоятеля, уроженца Эстонии, более 30 лет возглавлявшего епархию, представляет собой единственное фундаментальное исследование процесса становления православия в Эстонии1. Издание подробно и аргументированно пока-
1 Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. М.: Православная энциклопедия, 1999.
18
зывает первостепенную роль Русской Православной Церкви в истории православия в Прибалтике. Однако послевоенный период в этом труде подробно рассмотрен не был.
В настоящее время с открытием архивных фондов появилась возможность продолжить изучение темы и проанализировать церковно-государственные отношения в указанный период.
Продолжая традицию изучения истории православия в Эстонии, мы обратимся к периоду окончания Второй мировой войны и первых послевоенных лет, отмеченному в республике рядом специфических особенностей религиозной жизни.
Рассматриваемый этап в истории эстонского православия начинается осенью 1944 г., после изгнания нацистов и установления коммунистической власти. В качестве верхней хронологической границы принят 1953 год, являющийся очевидной вехой в истории СССР: смерть И. Сталина ознаменовала новый этап церковно-государственных отношений на территории всей страны. Применительно к Эстонии этот период также отмечен рядом перемен. Наладив работу бюрократического аппарата в Прибалтике и обеспечив его четкое взаимодействие с центром, советское государство добилось изменений и в церковной жизни Эстонии. Характер и особенности динамики государственно-церковных отношений в период с 1944 по 1953 г. легли в основу настоящей статьи.
Послевоенные события религиозной жизни Эстонии тесно связаны с «первым советским» периодом в истории республики — 1940-1941 гг. В 1940 г. Эстония была включена в состав СССР. Коммунистическими властями летом 1941 г. была проведена массовая депортация населения. Пострадало и православное духовенство: 16 священников были репрессированы советскими карательными органами, и ни один из них не вернулся из заключения2. 18 октября 1940 г. в Эстонии был арестован Печерский епископ Иоанн (Булин)3. После многочисленных допросов и пыток архипастырь был приговорен к высшей мере наказания по статье 58-4 и расстрелян 30 июля 1941 г.4
Власть большевиков тогда продержалась недолго. В июле 1941 г. Прибалтику оккупировала Германия. Религиозной политике рейха на присоединенных территориях придавалось весомое значение, и специальному органу в системе Главного управления имперской безопасности (СД) было поручено контролировать деятельность религиозных организаций, изучать настроения мирян, создавать агентурную сеть в церковных структурах5. Правящий митрополит Эстонии Александр (Паулус) после прихода нацистов разорвал канонические отношения с Русской Православной Церковью. Однако благодаря твердой позиции части духовенства и лично епископа Нарвского и Изборского Павла (Дмитровского), кафедра которого находилась в «русском» городе Эстонии Нарве, увести в раз-
2 См.: Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. С. 430.
3 См.: Шкаровский М. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М.: Издательство Крутицкого подворья. Общество любителей церковной истории. 2005. С. 102-103.
4 См.: Зотова-Печерская Т. Когда уводят в вечность. Жизнеописание епископа Печерско-го Иоанна (Булина). М.: Изд-во свт. Игнатия Ставропольского, 2006. С. 184-198.
5 См.: Васильева О. РПЦ в политике советского государства в 1943-1948 гг. М., 1999. С. 81.
деление все приходы не удалось6. Таким образом, при гитлеровской оккупации приходы в Эстонии оказались разделенными: часть осталась под руководством митрополита Александра (Паулуса), другая сохранила верность московской церковной власти. Эти приходы возглавлялись Экзархом Латвии и Эстонии митрополитом Сергием (Воскресенским) и архиепископом Павлом (Дмитровским). Незадолго до прихода советских войск митрополит Сергий был убит. До сих пор не установлено, кто стоял за этим убийством.
В 1944 г. наступил «второй советский период» в Эстонии, продлившийся несколько десятилетий. На момент конца войны в республике, по данным благочинных, насчитывалось около 72 тыс. человек православных, активно поддерживавших связь с приходами. Из них 63 тыс. (87,5%) были эстонцами, около 9 тыс. (12,5 %) — русскими7. Действовали 127 храмов, 5 молитвенных домов, а также Пюхтицкий женский монастырь. Храмы и молитвенные дома обслуживали 95 священников8. Для нужд эстонской паствы церквей было достаточно. В период активного перехода эстонских крестьян в православие в середине XIX в. царским правительством была осуществлена масштабная программа по строительству церквей в Прибалтике, и с тех пор Эстония была обеспечена значительным числом как городских, так и сельских приходов.
После освобождения Таллина от немецкой оккупации 22 сентября 1944 г. митрополит Александр (Паулус) эмигрировал в Германию. В 1947 г. он поселился в Стокгольме, где основал «Синод», в ведении которого оказались 12 эстонских православных эмигрантских приходов, подчинявшихся Константинопольскому Патриархату9. После смерти митрополита Александра «Синод», по его завещанию, должен был быть упразднен. Однако спустя несколько десятилетий его представители появились в Эстонии и объявили себя правопреемниками Эстонской Апостольской Православной Церкви, чем спровоцировали кризис середины 1990-х гг.
Православие в Эстонии в рассматриваемый период обладало рядом специфических особенностей. Об их характере позволяют судить сведения, полученные уполномоченным Совета от эстонских православных священников и правящего архиерея.
Взаимоотношения между лютеранами и православными являлись важнейшим фактором религиозной жизни Эстонии, и некоторые лютеранские традиции были непосредственно восприняты местным православием. Так, например, «русские» православные приходы Эстонии жили по старому календарю и восточной пасхалии. Храмы, которые посещались в основном этническими эстонцами, придерживались нового календаря и западной пасхалии10. Особенно заметно влияние лютеранства на православие в сельских областях, где проживало коренное население и где по соседству служили священники и пасторы.
6 См.: Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. С. 429.
7 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 267. Л. 20.
8 Там же. Д. 53. Л. 268.
9 См.: Православие в Эстонии: Исследования и документы. М.: Православная энциклопедия, 2010. Т. 1. С. 242.
10 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 410. Л. 5.
В эстонских православных приходах существовала практика катехизации, т. е. посещений молодыми людьми от 17 до 20 лет занятий у священника для изучения основ веры и подготовки к предстоящей конфирмации — воспринятого от лютеран обряда приобщения к Церкви11. Подобно лютеранам и католикам, эстонцы привыкли сидеть во время богослужения. В то же время, по сравнению с русскими, как отмечал епископ Таллинский и Эстонский Исидор (Богоявленский), эстонцы больше любили «живое проповедническое слово»12. В эстонских православных приходах во время богослужения активно применялась практика совместного пения с листков. Поскольку во многих храмах Эстонии в 40-х гг. XX в. не хватало псаломщика-регента, в таких условиях, по мнению местного духовенства, могло помочь общенародное пение. Но, как сообщали уполномоченным священники, поскольку печатать листки на месте было нельзя, немало православных отпадало от Церкви13. «Пение по листкам» в Эстонии применялось и при совершении треб на кладбище. Листки для общего пения с одобрения уполномоченного печатались в Эстонии как только поступало официальное обращение с подобной просьбой14. В первые послевоенные годы (1945-1948) Совет старался не провоцировать недовольства со стороны православных жителей недавно присоединенных республик и шел навстречу их просьбам в тех вопросах, которые не имели принципиального значения для союзных властей.
Еще одна заимствованная в лютеранстве особенность местного православия — неприятие эстонцами диаконства. «Недавние лютеране — православные эстонцы — привыкли видеть в священнике того, кто молится и проповедует, а в псаломщике — руководителя хоровым и общеприходским пением и чтением. К диаконскому служению эстонцы относятся враждебно, считая диаконов излишними посредниками между священством и верующими»15. Так, на начало 1947 г. во всей Эстонии был только один диакон — в Георгиевской церкви в городе Тарту.
Разумеется, две конфессии никогда не могли конкурировать в Эстонии на равных. Лютеранство, пришедшее в Эстонию на место католичества в XVI в., стало восприниматься значительным числом эстонцев как их традиционная религия. Православие же стало распространяться в середине XIX в. по причине массовых обращений эстонских крестьян, недовольных немецкими баронами и полностью зависящими от них пасторами. В годы засухи и неурожая эстонские крестьяне рассчитывали в случае перехода в православие на поддержку со стороны российских властей16.
Взаимоотношения лютеран и православных в повседневной жизни носили двойственный характер: порой имело место неуважение, глумление над православными со стороны эстонцев-лютеран. Не способствовала улучшению этих отношений та разница, с которой местные власти относились к православию и
11 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 63. Л. 108.
12 Там же. Д. 410. Л. 5.
13 Там же. Л. 12-13.
14 Там же. Д. 267. Л. 43.
15 Там же. Д. 112. Л. 14.
16 См.: Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. С. 206-207.
к лютеранству. Характерен пример с насильственным угоном на лесозаготовки православного священника Таломееса на глазах его прихожан, притом что пасторы к подобным работам не привлекались17. Вместе с тем в быту отношения были вполне добрососедскими. Лютеране часто обращались за совершением требы к православному священнику, особенно за отпеванием, которое невозможно было перенести до момента прибытия отсутствующего пастора18.
При соседстве двух конфессий часто существовала тенденция перехода паствы. В Эстонии это проявлялось в переходах из православия в лютеранство и наоборот. Из причин таких переходов назывались замужество за лютеранином и агитация со стороны пасторов, а прирост лютеран возникал также за счет крещения родившихся в таких смешанных браках детей в лютеранство19. Ясно характеризует ситуацию и записка епископа Таллинского Исидора (Богоявленского) в Миссионерский Совет Патриархии, процитированная в отчете уполномоченным. Из ее пессимистического характера ясно, что в сельских областях Эстонии, по причине влияния лютеранского большинства, часть местного населения отпадает от православия и переходит в лютеранство20. В Совете проявляли беспокойство по поводу таких переходов. Очевидным объяснением могло служить то, что поставленная под контроль государства Русская Церковь была предсказуема, контроль Совета над епархиями налажен, чего нельзя сказать про лютеранство. Кроме того, связанная с немецкой культурой конфессия мало подходила образу гражданина СССР — страны, победившей нацизм. Вместе с тем осложнение отношений с лютеранством не входило в планы советского правительства, и лютеранские структуры были практически недосягаемы для того тотального контроля, который составлял суть государственно-церковных отношений в СССР. Таким образом, в Совете по делам РПЦ пристально следили за ситуацией с переходами в лютеранство, выражали беспокойство, но ничего предпринять не могли.
Издревле в Эстляндии существовали и другие христианские деноминации, например общины гернгутеров, о существовании которых упоминается в архивных документах конца 40-х гг. XX в., а также баптистов и адвентистов. Здесь выявляется другая особенность эстонского православия — необходимость существования в сектантском окружении. В отчете уполномоченного за 1946 г. в связи с этим говорилось: «В Ляхнемасском уезде сектантство подавляет не только православие, но даже лютеранство: баптисты, адвентисты-братья, пятидесятники, уржанисты, адвентисты седьмого дня, евангелисты, эммануилисты... активно посещается молельня свободного вероисповедания»21. Такие сведения также позволяют судить о степени религиозной свободы, с которой столкнулись советские структуры в Прибалтике во второй половине 1940-х гг.
К моменту рассматриваемых событий эстонское, особенно сельское, православное население в большинстве своем относилось к церковной жизни пассив-
17 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 148. Л. 39.
18 Там же. Д. 410. Л. 128.
19 Там же. Л. 25.
20 Там же.
21 Там же. Д. 112. Л. 157.
но. При создании церковных «двадцаток» эстонцы «выказывают осторожность, заставляющую их воздерживаться от активного участия в церковных делах». Уполномоченный обращался к Совету с просьбой принять во внимание местные условия и вместо «двадцаток» в виде исключения разрешить заключать договоры с приходами в лице правления — настоятеля, старосты, его заместителя и казначея. Совет согласился с этим предложением22.
Как видно из приведенных примеров, эстонцы, ставшие православными, предпочитали сохранять значительное число лютеранских обычаев в повседневной церковной жизни, усвоив православие, но в некоторых аспектах привнеся в него специфические местные черты.
Традиционная для эстонцев конфессия — лютеранство — столетиями пользовалась всяческой поддержкой. Православие, поддерживаемое государством до революции, с 1918 г. никакой помощи от эстонского руководства не имело и в сельских условиях поддерживаться на прежнем уровне не могло.
Необходимо обратить внимание на национальный состав местной православной общины. Сельские приходы в основном состояли из этнических эстонцев. Русское православное население Эстонии было немногочисленным и проживало в основном в городах. Там церковная жизнь в 1944-1953 гг. была оживленной, что подтверждают ежеквартальные отчеты уполномоченного. Посещаемость, совершение обрядов, доходность церквей — эти показатели в городах в рассматриваемый период неизменно росли. Кроме того, после установления советской власти в Эстонии в города прибыло значительное число русскоязычного населения из других областей СССР. В таких крупных городах, как Таллин, Нарва, Кохтла-Ярве, Пярну, Хаапсалу, это обеспечило увеличение числа прихожан в храмах23.
Таким образом, с середины и до конца 40-х гг. имели место параллельные процессы: постепенный отход от православия части коренного населения в сельских районах Эстонии и активизация церковной жизни в городах.
Как говорилось выше, религиозная ситуация в Прибалтике до 1944 г. диаметрально отличалась от того, что происходило в СССР. Церковная жизнь не только не притеснялась, она была насыщенной, особенно в городах. Издавалась церковная литература и религиозные периодические издания, действовали религиозные общества, проходили конференции Русского Студенческого Христианского Движения (РСХД). С этим приходилось считаться союзному руководству. Уполномоченный Совета по Эстонии Н. Карсаков приступил к работе в феврале 1945 г. Однако даже в августе того же года он еще не имел рабочего кабинета и прием духовенства вел на своей квартире24. Особенности религиозной ситуации того периода Карсаков характеризовал так: «Духовенство в Эстонии требует сугубо осторожного и внимательного к себе подхода. Следует учесть, что три с половиной года немецко-эстонской фашистской пропаганды оставили не-
22 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 267. Л. 44, 59.
23 Там же. Д. 410. Л. 128.
24 См.: Чумаченко Т. А. Государство, православная церковь, верующие. 1941-1961 гг. М.: АИРО^! 1999. С. 30.
мало отравы в сердцах духовенства и эту отраву нельзя вырвать сразу — ее надо парализовать и обезвредить»25.
Напомним, что духовенство в годы войны было разделено. Часть его вне зависимости от политической ситуации оставалась в подчинении Московского Патриархата. Во многом такая позиция духовенства была обусловлена деятельностью представителей Нарвской епархии, прежде всего епископа Нарвского и Изборского Павла (Дмитровского). Именно он возглавлял епархию, когда в Эстонию был назначен Карсаков. 29 ноября 1944 г. епископ Павел обратился с воззванием ко всем приходам Эстонской ССР с осуждением действий митрополита Александра (Паулуса) и призывом соединиться всем в единую Православную Церковь под омофором Патриарха Московского26. По причине болезни архиерея Акт о воссоединении с Московской Патриархией подписали председатель Нарвского епархиального совета протоиерей Иоанн Богоявленский (будущий епископ Исидор), его заместитель протоиерей Г. Алексеев, член епархиального совета священник А. Осипов27. По той же причине временное управление всеми приходами Эстонии было возложено на епархиальный совет во главе с протоиереем Иоанном Богоявленским28, который фактически приступил к управлению епархией.
Епископ Павел скончался в феврале 1946 г. и был похоронен на Александро-Невском кладбище Таллина. Отпевание прошло при большом стечении народа. Судя по свидетельствам Патриарха Алексия II29, советские органы препятствий для похорон не чинили, несмотря на их массовость. Временное управление епархией было возложено на митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова).
В этот период уполномоченный Карсаков отправил в Совет список представителей духовенства, награжденных медалями «За доблестный труд в ВОВ 1941-1945 гг.». Первым в списке был указан протоиерей Иоанн Яковлевич Богоявленский. За ним следовали священники Александр Осипов (в будущем печально известный отступник), Иоанн Мельтсаар, Николай Кокла, Георгий Алексеев, Роман Танг и др. Карсаков отметил в письме Совету, что протоиерей Роман Танг «является одним из наиболее подходящих кандидатов в епископы Эстонской епархии»30.
Кандидатура наиболее влиятельного в республике духовного лица — протоиерея Иоанна Богоявленского — Карсаковым предложена не была. Возможно, некоторые факты биографии протоиерея вызвали подозрение уполномоченного: пастырь происходил из семьи псаломщика, его родной брат, Елевферий (Богоявленский), был митрополитом. Кроме того, в свое время, в 1919 г., вместе с отступающими частями армии генерала Юденича протоиерей Иоанн выехал из Гатчины в Эстонию, где активно участвовал в работе РСХД.
25 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 53. Л. 264.
26 См.: Православие в Эстонии. Т. 2. С. 186.
27 См.: Там же. С. 194.
28 См.: Там же. С. 197.
29 См.: Алексий II, Патр. Православие в Эстонии. С. 431.
30 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 267. Л. 1-5.
Однако непреклонная позиция протоиерея Иоанна в вопросе сохранения принадлежности эстонских приходов к Московской Патриархии и его роль в преодолении церковного разделения в республике совпали с интересами советского правительства. Вскоре пастырь был поставлен епископом Таллинским и Эстонским. 22 июня 1947 г. он был пострижен в монашество и рукоположен во епископа в Ленинграде. Небесным покровителем архипастыря стал священно-мученик Исидор — святой эстонской земли, утопленный немцами в реке вместе со своими прихожанами. Священномученик Исидор «держал знамя православия в своей земле твердо, даже до смерти, чем указал и мне принцип моей будущей архипастырской деятельности», — сказал епископ Исидор при наречении31. Но архипастырская деятельность епископа Исидора продолжалась недолго. Через два с половиной года он завершил свой земной путь, занимаясь до последних минут жизни епархиальными делами.
Позиция епископа Исидора на протяжении его недолгого управления епархией имела цель не допустить угасания духовной жизни в сельских храмах, несмотря на отсутствие средств на содержание отдаленных приходов и достаточного числа священников. Кроме того, предстояло уберечь Пюхтицкий монастырь от закрытия. Епископ понимал, что без былой поддержки со стороны царской России православие в Эстонии обречено на гибель, и старался сохранить церковную жизнь. Для этого он рукоположил нескольких человек, и власти уже не смогли закрыть некоторые сельские приходы под предлогом отсутствия в них священника. Архипастырь добился освобождения епархии от денежных взносов на общецерковные нужды, введения бесплатного обучения в духовных семинариях и академиях для кандидатов из Эстонии32. Рукоположение некоторых священников требовало личного мужества, так как среди них были прежде осужденные советским государством, в том числе и по политическим статьям. Этот факт был отмечен уполномоченным, информация поступила в Совет, и негативная информация против епископа Исидора стала накапливаться.
На этом заканчивается тот этап государственно-церковных отношений в Эстонии, который можно обозначить как стабильный. Как и в целом по стране, длился он совсем недолго. Согласно общепринятой периодизации, этот период продолжался до конца 1948 — начала 1949 г.33
В Эстонии тогда произошло, казалось бы, рядовое бюрократическое событие — инспекторская проверка Советом работы уполномоченного Карсакова прибывшим из Москвы членом Совета Араповым. Такие проверки были неотъемлемой частью работы Совета и осуществлялись с определенной периодичностью по всей стране34.
Проверка привела к негативным для Карсакова последствиям: было указано на многочисленные нарушения35. В ответ на критику Карсаков кардинально поменял содержание и тональность своих отчетов. Появилась резкая антицерковная
31 См.: Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. С. 432.
32 См.: Там же. С. 433.
33 См.: Чумаченко. Государство, православная церковь, верующие. С. 15.
34 См.: Там же. С. 35.
35 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 568. Л. 20.
риторика, а епископ Исидор стал той мишенью, которую выбрал уполномоченный для демонстрации московскому руководству своей бдительности. Уполномоченный направлял информацию о всех подозрительных, с его точки зрения, духовных лицах, собирал и отсылал в Совет биографии рукоположенных епископом священников как заслуживающих «особого внимания со стороны местных органов МГБ». Также уполномоченный информировал Совет о приезде в епархию «по приглашению епископа Исидора» архимандрита Алипия (Ивлева), бывшего унтер-офицера царской армии, дважды осужденного советским судом. По прибытии в Эстонию архимандрит был назначен сверхштатным священником при Пюхтицком монастыре. Информация Карсакова, судя по всему, достигла нужного кабинета, поскольку в мае 1949 г. архимандрит был арестован органами МГБ Эстонской ССР по 58-й статье36. В мае 1950 г. был арестован отец Иоанн Юмарик за «систематическую антисоветскую деятельность»37. Медаль «За доблестный труд в годы Великой отечественной войны» священника от ареста не спасла.
Деятельность епископа уполномоченный характеризовал так: «Епископ Исидор в женском монастыре дает приют и укрывает всякого рода проходимцев старого времени вроде Ивлева. По этому вопросу мною ведется проверка»38. Одновременно в Совет направлялись жалобы прихожан и отдельных священников на деятельность епископа Исидора.
Отношения уполномоченного и епископа к 1949 г. перешли в открытое противостояние. Возможно, епископу стало известно о негативном отношении уполномоченного. Архиерей обращался в Патриархию с жалобой на то, что уполномоченный давал согласие на регистрацию священника, а через два дня отказывал, ссылаясь на результаты проверки. Совет рекомендовал Карсакову «учесть жалобу епископа и проводить регистрацию духовенства после получения проверочных сведений о регистрируемом»39.
В 1949 г., в период кампании по его дискредитации, епископ Исидор скоропостижно скончался. Почти одновременно умер и Карсаков. Патриарх запросил информацию об обстоятельствах смерти эстонского архиерея. В донесении на имя Патриарха сообщалось, что в день смерти епископ был в прекрасном настроении духа, читал бумаги, говорил о епархиальных делах, но почувствовал себя плохо. Смерть последовала от кровоизлияния в мозг. По предложению митрополита Григория, Священный Синод учредил Таллинское викариатство в составе Ленинградской епархии и определил протоиерею Роману Тангу быть епископом Таллинским, викарием Ленинградской епархии. Хиротония состоялась в апреле 1950 г.40 В марте 1951 г. Таллинская и Эстонская кафедра была восстановлена, епископ Роман был утвержден правящим архиереем. Зная непростую ситуацию с сельскими приходами, правящий архиерей прилагал усилия к восстановлению и реставрации храмов41.
36 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 568. Л. 20.
37 Там же. Д. 717. Л. 48.
38 Там же. Д. 568. Л. 19, 21.
39 Там же. Л. 16.
40 См.: Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. С. 436.
41 См.: Там же. С. 437.
Деятельность уполномоченного Карсакова стала подвергаться в Совете еще большей критике, когда его уже не было в живых, в начале 1950 г. Недостатки в его работе характеризовались Г. Карповым как ошибки «политического характера» и «антигосударственного порядка». Стало известно, что Карсаков раздавал духовенству письменные распоряжения, согласно которым благочинные обязаны были сообщать ему сведения о церковной жизни по 26 вопросам, в том числе о количестве прихожан по отдельным церквам, об отношении верующих к духовенству, о поведении духовенства и т.д.42. Эти опросные листы являлись документальным подтверждением грубого вмешательства во внутренние дела Церкви, старательно скрываемого в СССР43. Совет распорядился изъять циркуляры Карсакова, отданные духовенству, «чтобы они не попали во вражеские руки»44. Новый уполномоченный Тарасов, назначенный лишь через несколько месяцев, приступил к их изъятию.
Начало 1950-х гг. ознаменовалось в Эстонии проведением коллективизации. По мнению Совета, важнейшим вопросом того периода было проведение коллективизации в республике и отношение к ней духовенства45. События происходили на фоне разворачивавшейся в стране новой волны гонений на Церковь, вышедшей из латентной в открытую фазу после кампании под названием «саратовская купель»46. Новый антицерковный курс государственной политики скоро проявился и в Эстонии. Поскольку в контексте новой политики надлежало незаметно, но последовательно сокращать влияние Церкви в обществе, коллективизация в Эстонии была удобным средством достижения этой цели: и без того нищенское существование сельского духовенства теперь стало еще более сложным. Начали поступать многочисленные жалобы от священников47. Власти рассчитывали, что в связи с ухудшением материального состояния из-за передачи церковных земель в колхозы духовенство массово перейдет на гражданскую работу48. Но в Эстонии этого не произошло.
Однако коллективизация привела к резкому снижению посещаемости храмов в сельской местности. Общественные работы по воскресным дням, борьба за трудодни и жесткие санкции в виде дополнительных трудодней за прогул сделали свое дело49: священники сообщали, что вынуждены служить в присутствии 5-10 верующих в храме50. Из имеющихся в республике приходов 45% были не в состоянии содержать постоянного священника. В этой ситуации ряд священников обратились к епископу с просьбой о переходе на службу в городские храмы51. Снижение посещаемости храмов, особенно приписных, вело к их закрытию. К осени 1952 г. в Эстонии было закрыто 12 храмов и 4 молитвенных дома, оста-
42 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 602. Л. 47.
43 Там же. Л. 11.
44 Там же. Д. 717. Л. 65-67.
45 Там же. С. 72.
46 См.: Чумаченко. Государство, православная церковь, верующие. С. 118-119.
47 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 717. Л. 83.
48 Там же. Л. 91.
49 Там же. Д. 835. Л. 62-63
50 Там же. С. 26-27.
51 Там же. Л. 54, 59.
лось 115 храмов и один молитвенный дом. Количество духовенства тоже сократилось. Осенью 1952 г. было 72 священника и 9 диаконов52.
В середине 1952 г. представители духовенства обратились к уполномоченному с просьбой выделить им приусадебные участки земли. Минсельхоз республики просьбы удовлетворил53.
Новый уполномоченный Тарасов, активно взявшись за дела и изъяв циркуляры, разосланные его предшественником духовенству, вместе с тем позволил себе вмешательство во внутрицерковный вопрос обсуждения кандидатуры будущего епископа и вскоре был снят с должности. Ведомство Карпова старалось, наращивая антицерковные мероприятия, внешне соблюдать видимость невмешательства во внутрицерковные дела.
В начале 1950-х гг. в Эстонии одновременно с трудностями, возникшими в сельских приходах, церковная жизнь в крупных городах оставалась активной. Так, на Пасху 1950 г. храмы крупных городов были переполнены, среди молящихся от 30 до 50 % были молодежь и военные54. Однако оживление религиозной жизни в городских приходах отмечалось в основном за счет увеличения в них русского населения55.
В тот период в Эстонии 83 % сельских приходов были эстонскими, из городских русские приходы составляли 64%56. Наиболее активно посещались церкви в Таллине и его окрестностях, а также в крупных городах — Нарве и Иыхви, куда были массово привезены специалисты из других областей СССР для поднятия промышленности Эстонии.
В сельских районах продолжала нарастать обратная тенденция. Небольшие приходы пустели. Так, например, в одном из сельских благочиний из 14 приходов жизнеспособным остался только один57. Местные власти, воспользовавшись ситуацией, стали готовиться к закрытию храмов под предлогом, что там отсутствует постоянный священник и богослужения проводятся нерегулярно.
Безусловно, были те, кто отстаивал церковную жизнь на селе. Так, в 1950 г. группа верующих сельских жителей со своим священником пытались добиться разрешения на постройку новой церкви58. В 1952 г. группа колхозников деревни Агусалу настоятельно добивалась разрешения богослужений в построенной ими в 1947-1951 гг. часовне, пожертвования на постройку которой собирали несколькими деревнями59.
Группы верующих также вели борьбу против закрытия уже снятых с учета церквей и добивались разрешения возобновить в них богослужения60. Однако, несмотря на мужественные попытки сохранить церковную жизнь, в целом в сельских районах ситуация продолжала ухудшаться.
52 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 968. Л. 136.
53 Там же. Л. 120.
54 Там же. Д. 717. Л. 21-25.
55 Там же. Д. 968. Л. 137. Л. 141.
56 Там же. Л. 136.
57 Там же. Д. 717. Л. 113.
58 Там же. Л. 82.
59 Там же. Д. 968. Л. 5.
60 Там же. Л. 147.
Данные отчетов о доходности церквей в 1950-1951 гг. с ее повышением в крупных городах и снижением в сельских приходах подтверждают указанную тенденцию61.
Среди факторов, оказавших негативное влияние на положение сельских приходов, были отсутствие постоянного священника, малое число верующих, разрушенное во время войны или неотремонтированное здание церкви, а также коллективизация, повлекшая за собой лишение священников церковных земельных наделов62.
Правящий епископ Роман (Танг) старался своими архиерейскими посещениями и богослужениями поддержать угасавшую церковную жизнь на селе. «Повышению же религиозности, особенно в отдаленных местах, способствует активность нового епископа Романа, проводящего до 70% времени в поездках и богослужениях по республике», — писал уполномоченный в отчете в 1950 г.63. По его же словам, «в дни епископского служения посещаемость церквей увеличивается на 50-70%»64.
В 1952-1953 гг. посещаемость городских церквей поступательно расла. Настоятель Таллинского кафедрального собора накануне Пасхи 1953 г. обратился к уполномоченному за разрешением на введение пропусков на пасхальное богослужение ввиду невозможности вместить всех желающих65.
При этом в Эстонии заметно сократилось число священников: с 91 в 1948 г. до 64 в 1953 г. Сокращение произошло за счет вымирающих сельских приходов66.
В апреле 1950 г. во священника был рукоположен Алексей Михайлович Ри-дигер. Будущий патриарх Алексий II стал настоятелем Богоявленской церкви города Иыхви67. Уже в 1952 г. уполномоченный сообщил в Совет, что под влиянием молодого священника Ридигера приход в Иыхви несомненно активизировался: «сколотился порядочный церковный хор» с участием молодежи, посещаемость церкви молодежью и доходы церкви возросли68. Так будущий Патриарх вступил в борьбу за сохранение православия в родном для него эстонском крае, борьбу, которую он будет вести всю свою жизнь.
В июне 1951 г. правящему епископу Роману удалось добиться почти невозможного. В течение трех недель главная святыня Пюхтицкого монастыря находилась в Таллине для поклонения. Приток верующих составил 1900 человек, а монастырь выручил 7 тыс. руб., которые было решено потратить на ремонт зданий монастыря69. В период усиления гонений такое церковное событие можно считать уникальным.
Вместе с тем с начала 50-х гг. общесоюзные тенденции в государственно-церковных отношениях становятся заметны и в Эстонии. С 1950 г. в Эстонии,
61 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 968. Л. 22.
62 Там же. Д. 717. Л. 153-160.
63 Там же. С. 160.
64 Там же. Д. 835. Л. 71.
65 Там же. Д. 1205. Л. 35.
66 Там же. Л. 38.
67 Там же. Д. 717. Л. 81.
68 Там же. Д. 968. Л. 4.
69 Там же. Д. 835. Л. 71.
как и по всей стране, нарастает интенсивность кампании против духовенства. Используются такие апробированные в СССР методы, как доносы с обвинениями в антисоветской деятельности. В случае с эстонским духовенством недостатка в инкриминируемых деяниях не было. Поскольку республика была оккупирована Германией, очень многие подпадали под обвинение в том, что служили священниками в годы фашистской оккупации. Припоминали им и посещения лагерей с русскими военнопленными, и переезд (формулируемый как «бегство») в Прибалтику при отступлении фашистских войск из тыловых районов СССР. О «подозрительных» представителях духовенства уполномоченный сообщал в Совет: «Аналогичными экземплярами церковный состав и духовенство Эстонской ССР засорен на 30%»70. Только за один 1950 г. несколько священников в Эстонии были арестованы.
В 1950-1951 гг. в республике начали проявляться результаты антирелигиозной политики: произошло пять случаев нападения на храмы с осквернением священных предметов и утвари. Военнослужащие одного из гарнизонов самовольно сняли деревянную обшивку с храма, правда были наказаны. Подверглись нападению и храмы в крупных городах: Тартуский Успенский собор и подворье Пюхтицкого монастыря в Таллине. 71
Конец 1952 г. был отмечен началом кампании по закрытию Пюхтицкого монастыря. Первые попытки предпринял еще Карсаков, писавший в отчете за второй квартал 1949 г., что закрытие Пюхтицкого монастыря «крайне необходимо», однако тогда сигнал остался без реакции. Теперь же кампания по закрытию началась с того, что появились жалобы на жестокие наказания, которым якобы подвергается одна из монахинь. Уполномоченный доложил в Совет72. Угроза закрытия была вполне реальна, поскольку за 1944-1948 гг. по разным причинам в СССР был ликвидирован 21 монастырь73.
Приход коммунистической власти в республику ознаменовался для монастыря отъемом пахотных земель, монастырских построек как за оградой, так и непосредственно на территории74. Едва оправившись от этих потрясений, монастырь пытался выживать в крайне сложных финансовых условиях. В 1952 г. было принято 8 новых насельниц, что существенно облегчило ведение сельскохозяйственных и других работ75.
Теперь монастырь вновь оказался перед угрозой закрытия.
В связи с поступившими к уполномоченному жалобами епископ Роман отправил архимандрита Печерского монастыря Пимена (Извекова) для проведения инспекции. Факты подтвердились частично. Материал для расследования был признан недостаточным, благочинная монастыря отстранена от обязанностей76. Епископу Роману удалось быстро и дипломатично приостановить кампанию против монастыря. Однако вопрос о его закрытии будет возникать еще не раз.
70 ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 1. Д. 717. Л. 152.
71 Там же. Д. 968. Л. 7-8, 146.
72 Там же. Д. 1098. Л. 18.
73 Там же. Д. 453. Л. 265.
74 Там же. Д. 61. Л. 27.
75 Там же. Д. 968. Л. 171.
76 Там же. Д. 1098. Л. 32.
Подведем итоги. Государственно-церковные отношения в Эстонии в рассматриваемый период отмечены рядом существенных отличий от остального СССР. Особенности эстонского православия, испытавшего сильное влияние лютеранства, делали религиозную ситуацию в республике специфической. Будучи второстепенной конфессией в крае, эстонское православие испытало на себе влияние лютеранских обрядов и традиций. Национальная неоднородность паствы и языковой барьер также накладывали отпечаток на столь важный вопрос, как подбор кандидатуры правящего архиерея. Для полноценного окормления коренной части паствы, почти не говорившей по-русски, требовалось владение эстонским языком, соответственно кандидатуру следовало подбирать из числа местного духовенства, назначение из другой епархии было невозможно. Это создавало для Совета существенное затруднение ввиду наличия в биографиях местных претендентов фактов, вызывающих вопросы у органов госбезопасности. Но на это Совету приходилось закрывать глаза: выбор был крайне невелик.
Кроме того, Совету и в целом системе советского госаппарата приходилось действовать в Прибалтике с оглядкой на местное население, еще недавно существовавшее в обстановке полной религиозной свободы и активной церковной жизни. Уполномоченные по Эстонии призывали Совет принять во внимание особенную религиозную ситуацию.
Вместе с тем, хотя по стране наблюдалось открытие небольшого количества новых храмов, в Эстонии они не открывались вовсе. Край был щедро обеспечен храмами еще царским правительством. Таким образом, главной проблемы церковной жизни первых послевоенных лет — недостатка храмов — в Эстонии не было.
Однако при всех отличиях в исходном положении дел динамика церковно-государственных отношений соответствовала общесоюзным тенденциям. В 1944-1947 гг. эти отношения в Эстонии развивались позитивно, как и в целом по стране. С 1948 г., как и повсюду в СССР, началось ужесточение религиозной политики государства. С 1949 г. общесоюзные тенденции нарастали и в Эстонии. Началось закрытие церквей и аресты духовенства. Тенденции и методы работы ответственных сотрудников стали больше походить на те, что наблюдались во всей стране. При этом в Эстонии коммунистическому руководству пришлось столкнуться с таким фактором, как население, не боящееся отстаивать право на религиозную жизнь и пока не сломленное безбожной диктатурой. Нужно было считаться и с тенденцией перехода местного населения из православия в лютеранство, что могло усилиться в случае неприкрытых гонений на Русскую Церковь. Указанные характерные черты религиозной ситуации в республике вынуждали Совет и уполномоченных действовать осторожнее, нежели в целом по стране, особенно до начала 1950-х гг.
В таких условиях основная роль в борьбе с религиозностью населения в Эстонии была отведена коллективизации, которая не требовала агрессивных антицерковных шагов, но одновременно представлялась властям весьма действенным механизмом уничтожения церковной жизни, прежде всего на селе. Отчасти замысел удался. Церковная жизнь в сельских областях стала угасать. К осени 1952 г. было закрыто 13 % храмов, количество духовенства уменьшилось на 25 %.
Однако события приобрели неожиданный поворот. Советская власть своими действиями создала условия для укрепления церковной жизни в эстонских городах. Тысячи граждан, в основном русских, направленных в Эстонию из других областей страны для поднятия промышленности, наполнили городские храмы. Ощущая более свободную, чем в остальном СССР, религиозную ситуацию в Прибалтике, прихожанами городских храмов стало большое число новых жителей Эстонии, в том числе молодежи.
Таким образом, в 1949—1953 гг. в Эстонии имел место параллельный процесс ослабления церковной жизни в сельских приходах и ее активизации в городах.
В результате эстонское православие не было уничтожено, но, постепенно изменяя свой национальный состав в пользу преобладания русскоязычных верующих, продолжало существовать.
С начала 1950-х гг. действия освоившейся в республике советской власти стали все больше напоминать тенденции, характерные для остального СССР. Появлялось все меньше отличий и все больше совпадений. Однако в Эстонии, как и по всей стране, оставались подвижники, продолжавшие мужественно отстаивать церковную жизнь.
Ключевые слова: православие в Эстонии, православные приходы в Эстонии, Патриарх Алексий II, епископ Исидор (Богоявленский), епископ Павел (Дмитровский), епископ Роман (Танг), государственно-церковные отношения в Эстонии, православие в Прибалтике.
The state-church relations in Estonia during the years 1944—1953
M. Nepochatova
The article features an analysis of the nature and dynamic of church-state relations in Estonia during the first years following its integration into the USSR. In 1944 the religious situation in the republic was characterized by a number of distinctive attributes. The local population, which had lived prior to the accession of the Baltics to the USSR in 1944 in an atmosphere of relative religious freedom, presented the Soviet authorities with a new phenomenon that would have to be reckoned with. The Plenipotentiaries for Estonia appointed by the Council on ROC Affairs at the USSR Council of Ministers were able to convince their superiors of the need to tread carefully in light of the local specifics. The article deals with an analysis of the distinctive features of the Estonian Orthodox Church. As a secondary denomination in the region, it felt the powerful influence of Lutheran customs and rites. The ethnic heterogeneity of the fold and pronounced language barrier determined the choice of candidacy for the ruling eparchy. The Estonian diocese was rather well endowed with cathedrals, meaning that the main
problem of church life in the USSR since the easing of persecution in 1944-1947 — the opening of new parishes — was not an issue in Estonia. On the whole, the church-state relations that dominated the republic in 1944-1947 were quite stable, just as they were around the country; moreover, they were typified by a cautious policy on the part of the Soviet authorities. In 1948-1949 the situation began to deteriorate across the country and Estonia was no exception. The difference was in the methods used: in Estonia, the decision was made to fight the Church and its clergy primarily through collectivization, which was actively pursued in the Baltics beginning in the early 1950s. Collectivization left rural parishes and their clergy in dire straits, and religious life in the countryside began to wane. Yet, the arrival from the central regions of the USSR of a Russian-speaking population tasked with elevating the republic's industrial base resulted in a revitalization of church life in the cities where it was stationed, causing tremendous alarm at the Council on ROC Affairs. As a consequence, Estonian orthodoxy began to gradually change its ethic composition. The nationwide trend towards the ramping-up of religious persecution, begun in the early 1950s, made its way to Estonia. The crackdown included the arrest of clergy, the closure of cathedrals, and even a campaign to close P^titsa Convent. Religious pilgrims from neighboring USSR republics began converging on the monastery — to the great consternation of the central authorities. Thanks to their well-considered, systematic actions, the ruling Estonian eparchy managed to keep church life in the republic alive, yet, beginning in the early 1950s, church-state relations within the territory of Estonia were increasingly marked by nationwide trends.
Keywords: state-church relations in Estonia, church-state relations in Estonia, the Orthodoxy in Estonia, the Council on ROC Affairs, Estonian Orthodox Church, Estonian eparchy, the accession of the Baltics to the USSR.
Список литературы
1. Алексий II, Патриарх. Православие в Эстонии. М., 1999.
2. Васильева О. Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943-1948 гг. М., 1999.
3. Зотова-Печерская Т. Когда уводят в вечность. Жизнеописание епископа Печерского Иоанна (Булина). М., 2006.
4. Николай Балашов, прот., Игорь Прекуп, прот. Проблемы православия в Эстонии. О книге архимандрита Григория Папатомаса «Несчастье быть маленькой церковью в маленькой стране». Таллин, 2013.
5. Православие в Эстонии. Исследования и документы. Т. 2. М., 2010.
6. Чумаченко Т. А. Государство, православная церковь, верующие. 1941-1961 гг. М., 1999.
7. Шкаровский М. В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 2005.
