Центральная Азия и Pax Iranica: взаимодействие и взаимовлияние Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И РАХ тлмсл: ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ И ВЗАИМОВЛИЯНИЕ

Мурат ЛАУМУЛИН

доктор политических наук, главный научный сотрудник Казахстанского института стратегических исследований (Алматы, Казахстан)

Введение

Уже целое десятилетие в Центральной Азии (ЦА) идет процесс формирования персоязычного сообщества, в который включены три государства —

Иран, Афганистан и Таджикистан. Если тюркоязычные республики региона, а также Азербайджан и Турция включились в аналогичный процесс сразу же после рас-

пада СССР, то для персоязычных стран благоприятный момент настал лишь в начале 2000-х годов, после падения режима талибов в Афганистане, находившегося в конфронтации с ИРИ, и стабилизации ситуации в Таджикистане.

Естественно предположить, что данный процесс непосредственно затрагивает всю ЦА, поскольку одно из персоязычных государств, Таджикистан, является непосредственной частью региона, а два других соседствуют с ним. Более того, в исторической ретроспективе Афганистан и значительная часть Ирана (Персии) в отдельные периоды представляли собой единое целое с данным регионом. И на современном этапе ЦА, ИРА и ИРИ связаны взаимными экономическими интересами, проблемами безопасности и геополитическими императивами.

Очевидно, что локомотивом интеграции персоязычных стран является Иран, кровно заинтересованный в расширении Pax Iranica. Эту политику Тегерану приходится проводить в сложных геополитических и международных условиях. Афганистан является персоязычной страной лишь частично: здесь в качестве государствообразующей нации выступает пуштунское большинство, которое неодобрительно смотрит на любые попытки фрагментации

страны по этническому признаку. Расширению влияния ИРИ на таджикское и хаза-рейское меньшинства активно препятствуют оккупационные власти во главе с США.

Таджикистан является гомогенной частью ЦА и самым тесным образом связан не только с регионом, но и со всем постсоветским пространством, что отнюдь не способствует его полнокровной интеграции с иранским миром. Тем не менее импульсы, посылаемые из Тегерана, постепенно приносят свои плоды: с иранской помощью осуществляются крупные экономические, энергетические, транспортные и гуманитарные проекты в Афганистане и Таджикистане.

Следует отметить, что исторический ареал влияния иранской культуры значительно шире этих трех государств: ареал иранского наследия включает в себя Узбекистан, Туркменистан, Азербайджан, Армению, Турцию, Ирак и значительные части Ближнего Востока. Учитывая это обстоятельство, Исламская республика расширяет свое влияние в западном направлении, но не основываясь на этнической и лингвистической близости, а опираясь на шиитские меньшинства, которые на глазах превращаются в значительный политический фактор в Ираке, Сирии, Ливане и странах Персидского залива.

Иран — центр Pax Iranica

Практически все направления внешней политики ИPИ (за исключением ближневосточного) и ее отношения с такими странами, как Poccия, Китай, Пакистан, Индия, Турция, и государствами Южного Кавказа в той или иной мере затрагивают Центральную Азию.

Многие проблемы ИPИ обусловлены специфическим международным положением Ирана и внешней политикой его руководства. Вследствие ядерных амбиций Тегерана страна фактически вновь оказалась в международной изоляции, из которой начала было выходить в 1990-х годах. После периода относительно успешных реформ и экономического подъема конца 1990-х — начала 2000-х годов иранская экономика вступает в период стагнации.

За последние два десятилетия Иран превратился в державу регионального масштаба. Свои амбиции на региональном и глобальном уровне Тегеран пытается подкрепить наращиванием военно-стратегического потенциала. Полным ходом идет развитие ракетной и атомной программ военного характера, что также отражается на состоянии эко-

номики. Ядерные амбиции ИРИ делают страну объектом международных санкций, что еще больше усугубляет проблемы ее социально-экономического развития.

Следует учитывать и этнический фактор: в Иране сосуществуют несколько крупных этнических групп, причем с некоторого времени персы перестали составлять абсолютное большинство; существенно выросла численность этнических азербайджанцев. В последние годы в Иранском Азербайджане наблюдались волнения и публичные выражения недовольства на этнонациональной почве. Кроме того, уже длительное время Иран и его политический режим являются объектами атак со стороны многочисленных террористических организаций левого и националистического толка.

Известно, что примерно с 2004—2005 годов США взяли курс на подрыв иранского режима изнутри, в том числе путем раздувания этнических противоречий. События, последовавшие за президентскими выборами, подозрительно напоминали сценарии так называемых «цветных революций», имевших место в Восточной Европе и на постсоветском пространстве и инспирированных при поддержке извне. Нельзя исключать, что в Иране также готовится свержение или дестабилизация правящего режима по аналогичному сценарию с целью нейтрализовать страну на международной арене и заставить ее отказаться от ядерной программы.

Ислам как религия и идеология играет ведущую роль во внутренней и внешней политике ИРИ. Иран — единственное мусульманское государство, в котором распространение исламской революции является элементом внешнеполитической доктрины. Исламские принципы пронизывают всю внутреннюю политику государства и социально-экономическую жизнь.

Однако в последние полтора десятилетия внешняя политика ИРИ испытала трансформацию в сторону роста национализма и прагматизма. Ислам все еще остается важным элементом внешнеполитической риторики Тегерана, но на практике иранское руководство действует, исходя только из национальных интересов, а исламским фактором лишь манипулируя, прежде всего на Ближнем Востоке.

Очевидно, что безопасность и стабильность Центральной Азии, Кавказа и Каспийского региона самым тесным образом зависят от ситуации вокруг Ирана. Дестабилизация ИРИ или ее вовлечение в крупномасштабный конфликт может самым серьезным образом отразиться на безопасности Центрально-Азиатского региона.

Крупномасштабный кризис военного характера вокруг Ирана и его ядерной программы автоматически означает вовлечение в конфликт крупных геополитических игроков (США, России, Китая, Европы, исламского мира), что может привести к дестабилизации центральной части Евразии, к изменению военно-стратегической ситуации в Афганистане и Ираке.

Внешний фактор всегда играл значительную, а иногда и решающую роль в политике ИРИ. Основные принципы внешней политики, провозглашенные в начале исламской революции: «ни Запад, ни Восток, а ислам», экспорт исламской революции, приоритетные отношения со странами мусульманского мира — несколько видоизменились. Конструктивный подход иранского правительства к внешней политике дал положительные результаты: Иран вышел из международной изоляции, в которой находился в первые годы после исламской революции. Начали налаживаться контакты со странами Европейского союза. Определенные успехи были достигнуты в отношениях с арабскими странами, а также с Россией.

Особое беспокойство у иранских руководителей вызывают вопросы ближневосточного урегулирования, дестабилизации положения в регионе, а также в Ираке, Афганистане, Персидском заливе, где находится американский военный контингент. Политика президента М. Ахмадинежада во многом направлена на то, чтобы превратить ИРИ не толь-

ко в ведущую региональную державу, но и в лидера всех мусульман, сгладив традиционные противоречия между суннитами и шиитами. Тегеран акцентирует внимание на общеисламских ценностях, интересах и целях глобального уровня. Иран пошел на сближение с Саудовской Аравией, которая является не только главным союзником американцев в зоне Персидского залива, но и историческим противником ИРИ, противостоящим расширению ее влияния в регионе.

Большое внимание ИРИ уделяет взаимоотношениям с одной из ведущих мировых держав — КНР. Для Ирана углубление отношений с Китаем означает приобретение союзника в группе стран — лидеров современных международных отношений и привлечение инвестиций, необходимых для развития иранской экономики. В 1990-х годах Китай начал официально содействовать развитию атомной энергетики в Иране. Хотя под давлением США он и вынужден был отказаться от полноценного сотрудничества с Ираном в этой области, тем не менее Пекин успел предоставить некоторую помощь для развития иранской ядерной программы. Торговля оружием стала тем инструментом, с помощью которого Китай смог не только войти на иранский рынок, но также заложить основу для будущего успешного развития двусторонних связей. Нефтяные богатства Ирана в сочетании с поступательно развивающейся экономикой КНР могут обеспечить Ирану важную роль в стратегических интересах Китая.

Китайский фактор имеет немалое значение для международного положения Ирана, особенно в условиях нарастающего давления со стороны США. Базой для стратегического сближения КНР и ИРИ является противодействие Соединенным Штатам. Иран заинтересован в Китае как геополитическом союзнике, экономическом партнере и поставщике стратегических технологий. Пекину Иран нужен в первую очередь как источник углеводородного сырья, а также как сильный антиамериканский форпост на границах с Центральной Азией, а в отдаленной перспективе — как важный элемент формирования Китаем стратегической дуги СУАР — ЦА — Средний Восток.

Сегодня обе страны заявляют, что ООН должна играть более важную роль в восстановлении Ирака.

Иран привлекает Китай по ряду причин: ИРИ способна стать дипломатическим рычагом в геополитической игре на Ближнем Востоке и в Центральной Азии и важным источником энергоносителей для быстро развивающейся экономики Пекина, а также способствовать становлению нового маршрута для экспорта китайских товаров.

Масштаб сотрудничества Китая с Ираном подтверждается участием десятков китайских компаний в самых различных проектах в ИРИ, в том числе в строительстве метро, железных дорог, создании телекоммуникационных сетей и разработке нефтегазовых месторождений. Расширение китайско-иранских связей может дать импульс установлению нового торгового пути, называемого также «коридором Север — Юг», который соединит торговыми маршрутами Индию, Иран и Россию и составит конкуренцию Суэцкому каналу.

Важнейший вопрос повестки дня ирано-китайских отношений — создание условий для всестороннего сотрудничества между Тегераном, Пекином, Москвой и Дели, считают некоторые круги в Тегеране. Главным фактором расширения китайско-иранских связей стала общая обеспокоенность сторон проводимой Соединенными Штатами политикой «односторонности». Как китайские, так и иранские представители выражают озабоченность возможным «окружением» их стран американскими Вооруженными силами, которые сегодня располагают базами в Ираке, Афганистане и ЦА.

Иран сумел так выстроить свое участие в развитии конфликтов на Среднем и Ближнем Востоке, что без его согласия ни один из них не мог быть разрешен. В последнее время во внешней политике ИРИ на ближневосточном направлении все большее место за-

нимает Турция, возглавляемая исламистским руководством. Но события в регионе заставляют думать, что есть и более широкая платформа для турецко-иранского сотрудничества. Ее можно назвать «антиарабской».

Существует информация, что иранские власти в действительности не стремятся обзаводиться ядерным оружием и решения о создании его не принималось, а подлинная цель режима состоит в том, чтобы сделать Иран «виртуальным ядерным государством» наподобие Канады и Германии, которые являются, как и ИРИ, участниками Договора о нераспространении ядерного оружия. «Виртуальное ядерное государство» — это государство, которое освоило все стадии процесса обогащения урана и соглашается использовать его результаты исключительно в мирных целях. Если Вашингтон и его союзники пойдут навстречу Тегерану, тот готов тут же дать обещание подчиниться требованиям дополнительного протокола о контроле со стороны МАГАТЭ.

Таким образом, суть иранской внешней политики состоит в стремлении к формированию многополярного мирового порядка под эгидой ООН с Ираном и другими мусульманскими странами в качестве одного из таких полюсов. В то же время Тегеран считает ЦА продолжением региона Персидского залива, представляющего собой в целом жизненно важную зону экономических интересов Ирана. Поэтому ИРИ традиционно отстаивает маршруты транспорта энергоносителей из государств ЦА через территорию Ирана как самые дешевые и экономически наиболее обоснованные.

В политических и интеллектуальных кругах Тегерана широко распространено недоверие к России. «Партнерство» между Ираном и Россией практически полностью объясняется враждебностью США и их союзников к Ирану. Тегеран, имеющий статус наблюдателя в Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) действительно просил принять его в полноправные члены, но этому воспротивились как Китай, так и Россия, опасаясь негативной реакции Вашингтона. Однако, как считают в Тегеране, на деле Иран рассматривается в ШОС именно как полноправный член и участвует во всех стадиях процесса выработки решений.

Иран намерен по-прежнему играть на противоречиях России с другими странами, преследуя свои интересы. Приобретение статуса важной региональной державы рассматривается Тегераном прежде всего в контексте взаимодействия с Западом. По-видимому, в российском высшем руководстве нет единства позиций в отношении Ирана. Как уверяют источники в Кремле, Иран относится к числу «досье, находящихся в личном ведении Путина», по которым он оставляет за собой право принятия всех значимых решений. Обращает на себя внимание, что в течение первых месяцев 2010 года Д. Медведев несколько раз публично заявлял, что избежать санкций против Ирана не удастся, в то время как В. Путин высказался по этой проблеме всего один раз и в гораздо более расплывчатых формулировках.

Претензии Ирана на статус влиятельной региональной державы непосредственно затрагивают его политику на Кавказе и в ЦА. Северное направление внешней политики ИРИ наименее зависимо от политических и идеологических настроений в стране; более того, у основных политических групп есть общее видение интересов в ЦА и на Кавказе.

Сегодня общий долгосрочный интерес Тегерана в Каспийском регионе можно сформулировать следующим образом: участие в системе экономических, политических, культурных и других связей в ЦА и на Кавказе в такой системе региональных взаимозависимостей, которая без Ирана не могла бы функционировать.

В сфере энергетики интересы Ирана остаются прежними и состоят в закреплении и расширении участия в добыче и транспортировке энергоресурсов. Это включает усиление позиций на Каспии; вывод иранского газа на европейский и азиатский рынки и превращение Ирана в транзитный центр региона; активное участие в создании и функцио-

нировании объединенной электроэнергетической системы на Среднем Востоке и использование результатов международной деятельности для преодоления системных проблем иранского ТЭК.

В кавказской политике Тегерана главное — не допустить усиления на Кавказе позиций внерегиональных держав, прежде всего США и Израиля. Россия и Иран разделяют мнение о недопустимости вмешательства внерегиональных акторов во внутренние дела Кавказа, Каспия и ЦА. В последние годы Тегеран расширил военное присутствие в Каспийском бассейне. Пытаясь противостоять усиливающимся стратегическим связям США и Европы с Азербайджаном и Казахстаном, Иран начал модернизировать свои каспийские силы, включая формирование специальной морской полиции в составе военного флота. Власти страны явно дают понять, что подобные шаги вызваны «иностранным раздражителем».

С момента возникновения вопроса о разделе ресурсов Каспия и определении нового правового статуса моря-озера Иран, как и Россия, выступал за совместное использование моря и его ресурсов (кондоминиум) и создание соответствующих межгосударственных органов и компаний для разработки нефтегазовых месторождений.

Иран отличается от других стран региона тем, что при любом результате раздела недр моря он не теряет ничего из того, что имел до распада Советского Союза: он никогда не вел добычи или активной разведки углеводородных ископаемых на Каспии. Уровень мотивации у Ирана и его соседей в борьбе за каспийские ресурсы также значительно различается. Современное состояние Ирана не зависит от собственной добычи энергоресурсов на Каспии, а для планов развития страны начало такой деятельности рассматривается как фактор благоприятный, но отнюдь не первостепенный.

Фактически начиная с 2007 года Тегеран предпринимает попытки экономической трансформации каспийской «пятерки», то есть создания новой региональной структуры — организации прикаспийских государств, в которой роль Ирана будет весьма значительной. Интересам всех стран региона отвечает идея демилитаризации Каспийского моря. США неоднократно пытались участвовать в реорганизации военно-морских сил Азербайджана под предлогом обеспечения безопасности трубопровода Баку — Тбилиси — Джейхан. Выдвигались предложения по развитию военно-технического сотрудничества на Каспии с Туркменистаном и Казахстаном.

Ключевой фактор в определении интересов Ирана по добыче углеводородов на Каспии — это география, которая оставляет за Ираном минимальный сектор южной части моря, и геология — пока в недрах этого глубоководного участка промышленных запасов не найдено.

Формально Тегеран не признал северных соглашений1, подчеркнув, что «любое изменение в законодательном режиме, регулирующем использование минеральных ресурсов Каспийского моря, требует согласия всех пяти каспийских государств», но фактически перешел на другую позицию — равнодолевой раздел дна Каспия — по 20% каждой стране. Здесь стремление Ирана входит в противоречие с позициями Азербайджана и Туркменистана, однако именно во взаимодействии с этими странами Тегеран должен отстаивать свои интересы. В июле 2001 года Иран продемонстрировал, что в отношении этих месторождений он готов действовать решительно и реагировать на односторонние действия Баку: иранские патрульные катера под угрозой применения силы заставили азербайджанские исследовательские суда уйти из района месторождений Алов, Араз и Шарг.

1 В 1998—2003 годах Россия, Казахстан и Азербайджан раздели северную часть Каспия по принципу «Дно делим — вода общая».

В последнее время позиция Ирана смягчается: Тегеран показывает, что готов договариваться и без проведения красных линий и демонстрирует интерес к отдельным проектам на Каспии. Чтобы выглядеть убедительнее и обозначить свое присутствие на Каспии, Иран пытался начать самостоятельную разведку нефтегазовых месторождений в южной части моря, особенно в возможных спорных с Азербайджаном районах. Иран планирует делать то же, что и его соседи все предыдущие годы: застолбить за собой месторождения и, уже исходя из этого, вести переговоры. Но, в отличие от всех других прибрежных каспийских государств, Иран пока не приступил к этой работе.

Для прояснения объема реальных запасов необходима разведка на глубоководных участках около Ирана, однако у страны нет ни соответствующего опыта, ни технологий. Поэтому ИННК пытается заключить соглашения о разведке с иностранными компаниями. У ИННК есть две платформы в Каспийском море. Таким образом, Иран не приступил на практике к освоению нефтегазовых богатств Каспия. Чем дальше, тем сложнее добиваться уступок от соседей, трое из которых уже разделили северную часть моря. Иранское руководство адекватно воспринимает эту ситуацию и проявляет заинтересованность во взаимодействии с другими игроками. Главная цель — обозначить и закрепить свое участие в сфере добычи.

Что касается транспортировки нефти, то у Ирана в отношении Каспийского региона можно выделить два основных источника заинтересованности: желание активно участвовать в транспортировке каспийской нефти, в том числе увеличить ее транзит через иранскую территорию и обеспечить поставки сырья на модернизируемые и новые НПЗ на севере страны. Возникают также идеи о возможности транспортировки иранской нефти через ЦА в Китай, однако здесь пока нет ни конкретных планов, ни решений.

Другой вариант транспортировки каспийской нефти, который Ирану отчасти удалось реализовать, — своп-операции. Речь идет об операциях замещения, или обмена: нефть из других каспийских стран поставляется в иранские каспийские порты, а Иран, в свою очередь, отгружает эквивалентные объемы своей нефти в Персидском заливе. Основной порт на Каспии — Нека, кроме него — Ноушахр и Энзели; в Персидском заливе — остров Харк. Сложно для Ирана обстоит дело с привлечением российских и азербайджанских участников каспийского рынка, которые, имея другие каналы для поставок, до последнего времени пренебрегали иранским маршрутом.

Тем не менее продолжается развитие инфраструктуры, которая позволила бы повысить роль иранских компаний в транспортировке энергоресурсов на Каспии. Одно из узких мест — нехватка современного танкерного флота, которого пока нет ни у одной каспийской страны. Понимая это, Тегеран стремится занять возникшую нишу. Обладая таким инструментом, Иран мог бы отчасти удовлетворить свои амбиции в отношении участия в энергетических процессах в регионе, а также получить дополнительный аргумент в пользу направления сырья в свои порты.

Если планы по строительству крупнотоннажных танкеров осуществятся, ИННК сможет выступать если не в качестве транзитера, то в качестве подрядчика для транспорта больших объемов нефти в Каспийском море: у других стран планов строительства таких судов пока нет. В этом случае для Тегерана будет важен принцип беспрепятственного судоходства на Каспии, на котором он твердо настаивает. Эта позиция совпадет с таким же четким мнением Москвы, а значит, имеет больше шансов на утверждение при решении вопроса о правовом статусе Каспия.

Действия Ирана в газовой сфере в отношении Каспия определяет двойной интерес: стремление увеличить экспорт собственного газа и в максимальной степени перенести транзит газа в регионе на свою территорию. При этом в последние годы акцент делается на обеспечении поставок своего газа; расширение возможностей для собственного экс-

порта ставит Иран в более сильную позицию и на переговорах по транзиту газа третьих стран.

Среди перспективных трубопроводов внимание Ирана сегодня приковано к двум международным проектам: строительству газопровода Иран — Пакистан — Индия (ИПИ) и подключению Ирана к европейскому проекту «Набукко». Оба этих проекта прямо не связаны с реализацией интересов Ирана в ЦА и на Кавказе, но влияют на цели и позиции ИРИ в этом регионе. До последнего времени Иран рассматривал два варианта экспорта газа в Европу: через Турцию, при расширении возможностей существующей инфраструктуры, и через Южный Кавказ с выходом на Украину, Польшу и другие восточноевропейские страны.

Подключение Ирана к Южному потоку будет означать объединение газотранспортных сетей ИРИ, Азербайджана и России. Кроме диверсификации экспортных маршрутов Иран получит возможность укрепить позиции на кавказском газовом рынке и реальный инструмент для участия в экономической и политической жизни региона.

В целом для политики Тегерана в отношении ЦА характерна корректность и взвешенность. В свое время прагматическое крыло в руководстве ИРИ осознало, что более прочной базой для интенсивного проникновения Ирана в регион и распространения его влияния может стать культурная доминанта. В результате Тегеран быстро переориентировался на возрождение культурной общности.

С самого начала в Тегеране большое значение придавали Организации экономического сотрудничества (ОЭС) как возможности консолидировать экономический союз стран региона. ОЭС — плод совместных дипломатических усилий ИРИ, Пакистана и Турции с целью укрепления их экономического сотрудничества. Иран выступает как один из ее лидеров и заинтересован в успешной реализации проектов в рамках данной организации. Успех таких проектов и Организации в целом мог бы вывести отношения Тегерана с партнерами на более высокий уровень доверия, повысить политический престиж ИРИ в регионе, смягчить изоляцию страны.

Как утверждает Тегеран, в пользу развития сотрудничества стран региона с Ираном говорят их общее культурно-историческое прошлое, общие границы, экономические основы и древние торговые связи. Но вопрос трубопроводов имеет для Ирана не только экономическое, но и стратегическое значение.

Энерготранспортные интересы Ирана в ЦА (и на Южном Кавказе) включают как минимум три составляющие. Первая по степени амбициозности, политической и экономической значимости цель — это превращение Ирана в транспортный энергетический узел региона. Территория Ирана предоставляет наиболее короткие и выгодные маршруты для вывода нефти и газа бывших советских прикаспийских республик на мировые рынки — эту идею иранские эксперты и власти повторяют как аксиому уже второе десятилетие. Вторая составляющая — развитие новых путей для экспорта собственных энергоресурсов и закрепление Ирана на новых энергетических рынках. Третья задача — обеспечение надежного импорта нефти, газа и электроэнергии для снабжения северных нефтеперерабатывающих заводов сырьем, газификации отдельных районов Ирана и круглогодичной бесперебойной подачи электроэнергии. Все эти три задачи увязаны между собой и должны рассматриваться в комплексе.

В энерготранспортной сфере Иран благодаря своему географическому положению имеет больше естественных и законных интересов, как и возможностей для их реализации, чем, например, в добыче минерального сырья на Каспии. За последние 15 лет Ирану удалось наладить поставки нефти и газа из Казахстана и Туркменистана для нужд своих северных провинций.

Кроме обеспечения поставок своего газа на внешние рынки, другой ключевой интерес Ирана — направление и перенаправление энерготранспортных потоков в регионе на

свою территорию. В отношении нефти это касается почти всех стран Каспия, а в газовой сфере речь идет прежде всего о Туркменистане. Интерес Ирана к этой стране можно сформулировать от обратного: важно, чтобы туркменский газ не пошел через проектируемые Транскаспийский и Трансафганский газопроводы.

В комплексе отношений Ирана с государствами Центрально-Азиатского региона несколько особняком можно рассматривать его связи с Туркменистаном, во многом диктуемые экономической и политической целесообразностью. Ни одну, ни другую сторону не интересуют внутренние коллизии партнера, а их международная изоляция еще больше усиливает взаимное тяготение.

В отличие от взаимодействия с другими каспийскими соседями, в отношениях с Туркменистаном у Ирана есть серьезные основания рассчитывать на положительный результат. Именно с этой страной из бывших советских республик у Тегерана налажено наиболее тесное сотрудничество как в энергетической, так и в других сферах. Стоит напомнить лишь открытие в 1996 году железнодорожной ветки Мешхед — Серахс, ставшей первой дорогой, соединившей Иран с закрытой ранее Центральной Азией. Кроме того, более 90% нефти Туркменистана экспортируется через Иран.

Впервые свои энергосистемы Туркменистан и Иран соединили в конце 1990-х годов, когда совместно построили линию электропередачи Балканабад — Али-Абад. В марте 2003 года был подписан Меморандум о сотрудничестве в топливно-энергетическом секторе, предусматривающий программы взаимодействия в области нефтегазового комплекса и электроэнергетики. Важнейшим пунктом одной из программ является реализация контракта на поставку туркменской электроэнергии сроком на 10 лет. По завершении всех этапов этой программы годовой экспорт электроэнергии в Иран составит 140 млн долл. Одна половина поставляемой электроэнергии будет оплачиваться в виде ежемесячного прямого платежа, а вторая — в виде поставки запасных частей, товаров, продукции, электротехнического оборудования и оказания услуг предприятиям и организациям Министерства энергетики и промышленности Туркменистана. Установлена цена туркменской электроэнергии — 2 цента за 1 кВтч.

С 1997 года Туркменистан поставляет в Иран до 6 млрд куб. м газа ежегодно для нужд северо-восточных провинций по газопроводу Корпедже — Курт-Куи, обеспечивая 5% потребностей страны. Открытие нового туркменско-иранского газопровода Довлета-бад — Серахс — Хангеран ведет к удвоению этого объема. Часть этого газа уходит по принципу замещения в Турцию. В то же время Иран пытается избавиться от зависимости от Туркменистана в обеспечении газом своих северных районов.

В июне 2009 года Ашхабад и Тегеран договорились увеличить текущие поставки до 14 млрд куб. м газа в год и начать строительство нового газопровода. Ранее газ с месторождения Довлетабат экспортировался в Россию в объеме от 30 до 42 млрд куб. м в год. Замена российского покупателя иранским произошла автоматически, после того как Россия снизила прием газа из Туркменистана в апреле 2009 года. Туркменистан поставляет в Иран 8 млрд куб. м газа в год по газопроводу Корпедже — Курт-Куи с месторождения Корпедже на западе страны. После ввода в декабре 2009 года в строй дополнительной ветки газопровода Довлетабат — Серахс — Хангеран поставки в Иран могут со временем достигнуть 20 млрд куб. м.

Провал плана Транскаспийского газопровода увеличивает шансы присоединения Ирана к «Набукко». В этом случае Иран может и поставлять для газопровода собственное сырье, и стать транзитной страной для поставок туркменского газа для «Набукко». Это идеальный для Тегерана сценарий.

Присоединение Ирана к ШОС и более интенсивная работа в сфере энергетики в рамках этой организации (при условии, что взаимодействие в этой сфере действительно усилится) может иметь серьезные последствия для России, Китая и центральноазиатских

стран СНГ. Иран будет склонен работать на менее конкурентном для России азиатском рынке, а значит, в меньшей степени окажется фактором снижения доли российского газа в Европе. Далее, у России и других стран ШОС появится реальный инструмент влияния на иранскую энергетическую политику, а значит, и на политику в целом, в том числе по вопросам безопасности и нераспространения.

Анализ сложившейся ситуации показывает, что конфронтация Ирана с Западом во главе с США сохранится, как минимум, на прежнем уровне. Но возрастает риск вооруженного конфликта.

Афганистан — мост внутри персоязычного пространства

Проблема Афганистана является по многим параметрам ключевой для безопасности ЦА. Из-за своего географического положения, сложной внутриполитической ситуации, этноконфессиональной мозаичности и глубокой вовлеченности в теневую часть мировой экономики Афганистан и в начале XXI века остается в центре сложного переплетения интересов многих государств и негосударственных сил. Ситуация в этой стране оказывает воздействие на безопасность не только ее непосредственных соседей, но и стран сопредельных регионов. Вследствие этого к Афганистану постоянно приковано внимание Пакистана, Индии, Ирана, постсоветских стран ЦА, КНР и России.

Безусловно, дальнейшее развитие ситуации в Афганистане и вокруг него будет серьезно влиять на геополитическое положение и безопасность ЦА. С одной стороны, страны региона (как и Россия) заинтересованы в успехе антитеррористической операции. Но, с другой стороны, военно-стратегическое присутствие США и их союзников по НАТО в Афганистане и в некоторых государствах региона создает напряженность в их отношениях с Россией и Китаем, что не могут не учитывать центральноазиатские республики.

С 2003 года под эгидой НАТО в Афганистане действуют Международные силы содействия безопасности (МССБ, или ИСАФ), созданные в 2001 году по решению Совета Безопасности ООН. Афганистан стал для Североатлантического блока своего рода экспериментальной площадкой, на которой он не только испытывает на прочность политическую солидарность по линии США — европейские члены организации, но пытается найти для себя новое место в мире путем обновления собственных функций и пересмотра географической зоны ответственности.

Ситуация осталась неизменной при демократической администрации Обамы, который объявил о необходимости пересмотра не только афганской стратегии, но и отношений Вашингтона со своими европейскими партнерами по НАТО. Новая стратегия, безусловно, вносит заметные коррективы в прежнюю республиканскую, — например, в части выработки единого подхода к Афганистану и Пакистану или в вопросе «политической амнистии» для талибов, однако по своей сути является продолжением политического курса предыдущей администрации.

Интересы России, связанные с Афганистаном, носят более политический (безопасность), чем экономический характер. Они завязаны на угрозы, исходящие с территории этой страны, к каковым относятся, в первую очередь, радикальный исламизм и транзит наркотиков. В более широком геополитическом контексте опасения России концентрируются вокруг военно-стратегической активности в регионе США и их союзников по НАТО. В региональном плане Россия на фоне усиливающейся децентрализации Афганистана возвращается к поддержке Северного альянса (создание «пояса безопасности»).

На встрече в Сочи с представителями Пакистана, Ирана и Таджикистана Россия конкретно обозначила свою позицию по Афганистану. В Москве исходят из того, что процесс вывода иностранных частей и передачи обязанностей афганской армии и правоохранительным органам растянется на несколько лет. Переходный период создаст определенные угрозы и для России. Они проистекают из возможной активизации талибов и усиления наркотрафика.

По мнению авторитетных экспертов, РФ должна поддерживать сбалансированные контакты с представителями всех национальных групп Афганистана (в связи с чем необходимо налаживать более тесные контакты с Пакистаном), отдавая себе, однако, отчет в том, что наведение порядка во всем Афганистане силами представителей национальных меньшинств невозможно. Кроме того, Россия может и должна принимать участие в программах экономической реконструкции, развивать сотрудничество в сфере экономики, в том числе и на региональном уровне. Х. Карзаю удалось добиться от Москвы обещания существенной поддержки Афганистану и после вывода оттуда войск международной коалиции в 2014 году.

Несколько лет назад ситуация в Афганистане волновала Пекин прежде всего с точки зрения безопасности. После начала американской операции «Несокрушимая свобода» Пекин начал проявлять беспокойство уже из-за усилившегося присутствия США и НАТО вблизи своих границ. После прихода к власти в КНР руководства во главе с председателем Ху Цзиньтао, при котором одной из главных задач внешней политики Пекина стало обеспечение китайской экономики минеральными ресурсами, тактика Поднебесной в Афганистане поменялась: упор был сделан на экономическую экспансию. Пекин решил не направлять в страну своих солдат, а заняться бизнесом, позиционируя это как помощь мировому сообществу.

Вклад КНР в реконструкцию Афганистана в рамках международной программы — 150 млн долл. — достаточно скромен по сравнению, например, с Японией, которая выделила 900 млн долл. Пекин финансирует в основном небольшие сельскохозяйственные объекты. В конце марта 2010 года президент Афганистана Х. Карзай совершил визит в Китай. Там афганский лидер и председатель КНР Ху Цзиньтао подписали соглашения, реализация которых позволит Китаю стать крупнейшим инвестором в афганские недра.

Главным объектом интересов Пекина в Афганистане являются значительные минеральные ресурсы, в разработку которых долгие годы никто не вкладывался из-за войны. По мнению экспертов, единственным серьезным инвестором в этой стране может быть Китай, причем объектом инвестиций будет именно сырьевой сектор. Успешные действия Китая контрастируют с провалами в Афганистане других стран, вовлеченных в конфликт намного более активно.

В последнее время верхушка политического истеблишмента Пакистана пришла к выводу, что реальный ход событий в Афганистане (а также ход событий, который устраивал бы Исламабад) совершенно не совпадают с планами Вашингтона. В настоящее время среди пакистанских стратегов сформировалась своя дорожная карта урегулирования конфликта, которую они навязывают Х. Карзаю.

Существует версия, что Исламабад готовит почву для начала новой «игры» на афганском геополитическом поле. Такая «игра» может начаться в случае вывода американских войск и запуска переговоров о вхождении талибов в официальные органы власти Афганистана. По мнению ряда экспертов, Исламабад, уничтожая верхушку «Талибана», хочет вновь взять это движение под контроль и поддержать «умеренных» лидеров, способных после 2011 года вести переговоры и достичь компромиссов с Кабулом, принимая во внимание интересы Пакистана.

Индия имеет традиционные экономические и культурные связи с Афганистаном, поддерживаемые достаточно крупной индийской общиной в стране. Она вложила большие средства в Афганистане, строит там дороги, содержит, помимо посольства в Кабуле, четыре консульства. Индийские объекты подвергаются атакам со стороны талибов.

К середине 2008 года Индия вложила в реконструкцию Афганистана 1,15 млрд долл. и стоит на 5 месте в списке доноров. Эти средства идут в основном на восстановление инфраструктуры, гуманитарную помощь, создание современных институтов и подготовку кадров. Дели финансирует строительство автотрассы Зарандж — Диларам протяженностью 217 км, соединяющей юго-западную границу Афганистана с афганской кольцевой дорогой. Стоимость проекта — 180 млн долл. Эта автотрасса станет продолжением иранской дороги от порта Чахбехар до афганской границы. Так Индия рассчитывает через иранский порт и афганскую территорию получить выход на рынки стран Центральной Азии.

Широкий спектр индийских программ включает также ремонт автотрасс, коммуникаций, объектов энергетики, здравоохранения, улучшение системы школьного образования, подготовку дипломатов и государственных чиновников. Индия также налаживает спутниковую связь с кабульским телевидением через систему своих спутников, что позволит обеспечить передачу сигнала в 10 провинций страны. Дели финансирует и энергетические проекты (строительство ЛЭП).

Отношения с Афганистаном занимают важнейшее место во внешней политике Ирана; и не только потому, что два государства имеют общую границу, но и в значительной степени из-за нахождения на афганской территории мощных военных группировок США и НАТО. На официальном уровне Тегеран поддерживает официально признанное международным сообществом правительство Афганистана. Иран выступает одним из крупнейших торгово-экономических партнеров Афганистана, а также инвестирует значительные средства в проекты в Западном Афганистане.

В то же время иранское правительство выступает против каких-либо переговоров с движением «Талибан». В марте 2010 года иранский президент М. Ахмадинежад посетил Кабул. Визит носил, в целом, ознакомительный характер и был направлен на выяснение настроений в руководстве Афганистана и предела полномочий Х. Карзая в условиях американского военного присутствия.

Другой важной стратегической задачей данного визита было предотвратить создание на территории Афганистана военного плацдарма, который мог бы угрожать безопасности Ирана или использоваться как инструмент силового давления на него. Таким образом, желание Тегерана прояснить суть процессов, запущенных Белым домом, вполне понятно и объяснимо.

Иран активно закрепляет свои позиции в ИРА путем оказания экономической помощи, преследуя при этом следующие цели: восстановление стабильности в стране, укрепление центрального правительства, содействие борьбе против наркотиков, возращение афганских беженцев, интенсификация регионального сотрудничества и торговли.

Иран участвует в самых разнообразных проектах в Афганистане. Во-первых, бурно развивается торговля между двумя странами. К концу 2006 года иранский экспорт (кроме нефтепродуктов) в Афганистан достигал 500 млн долл. (потребительские товары, продукты питания) в год, а суммарный товарооборот превысил 1 млрд долл. Ежедневно афганоиранскую границу пересекают от 400 до 500 иранских грузовиков. В Кабуле открылся Иранский банк, стимулирующий торговлю между двумя странами.

Тегеран активно участвует в реконструкции и расширении афганской экономической инфраструктуры. Так, обещанная в 2002 году финансовая помощь в размере

560 млн долл. в течение пяти лет расходовалась среди прочего на расширение электросети в Афганистане. В 2005 году была сдана в эксплуатацию линия электропередачи мощностью 132 кВт от иранской границы до Герата. Предусматривается последующее 10-кратное увеличение мощности для передачи электроэнергии и в другие города. Иран построил также автотрассу длиной 122 км и стоимостью 68 млн долл., соединившую его северо-восток с Гератом, и начал строительство дороги, которая соединит Западный Афганистан с иранским портом Чахбехар в Персидском заливе. Она станет выгодной для Афганистана и стран ЦА альтернативой пакистанскому маршруту через порт Гвадар. Афганистан таким образом получит выход к морю. Иран также строит в Афганистане дамбы, школы, поликлиники и другие социальные объекты. Суммарная экономическая помощь Ирана соседней стране превышает 1 млрд долл.

В сфере транспорта Иран связал автотрассой города Догарун и Герат (с продолжением на г. Маймана). Реализуются проекты по созданию трансафганского коридора (Иран — Узбекистан — Афганистан), имеющие стратегическое значение для обеих стран и для республик ЦА. Тегеран также прилагает большие усилия в области подготовки специалистов связи и информационных технологий для ИРА.

К факторам, осложняющим двусторонние отношения, относится проблема афганских беженцев — их Иран с 1979 года принял более 3 миллионов. Другой проблемой является наркотрафик. Иран уже потратил свыше 800 млн долл. на борьбу с наркоторговлей. В целом Кабул рассчитывает, что Тегеран будет и впредь оказывать существенную помощь в процессе восстановления Афганистана, исходя из того, что оба государства являются региональными партнерами.

Кроме того, режим М. Ахмадинежада использует финансовые рычаги для манипулирования внутренней политикой Афганистана. В октябре 2010 года появилась информация о том, что Иран ежемесячно переправляет в Кабул крупные суммы. Власти Ирана официально признали, что оказывают финансовую помощь правительству Афганистана. Предположительно эти средства использовались афганскими властями для обеспечения лояльности членов парламента, старейшин и умеренных талибов.

Прагматическим интересам Ирана менее всего отвечал бы приход к власти в Кабуле в результате либо успешно завершенного процесса национального примирения, либо полного разгрома «Талибана» проамериканского правительства, которое юридически закрепит присутствие войск США и НАТО в Афганистане. В этом случае у Тегерана не останется весомых политических ресурсов для влияния на развитие ситуации в Афганистане, а если сохранится военное присутствие американцев и в Ираке, то Иран окажется в геополитических «клещах».

Однако и вывод американских войск до окончательного урегулирования афганского кризиса не принесет Ирану больших дивидендов. Если афганский конфликт разрастется и между Кабулом и «Талибаном» начнется противостояние «один на один», градус напряженности в регионе резко повысится и будут похоронены многие проекты региональной интеграции. Тегеран, естественно, не останется в стороне и окажется вынужден поддержать официальные власти Афганистана.

Существует один вариант развития событий, выгодный для ИРИ: после 2011 года ситуация не изменится, то есть будет продолжаться противоборство между НАТО и Кабулом, с одной стороны, и талибами — с другой. Этот вариант более или менее выгоден Тегерану, поскольку сохранит его нынешнее положение в регионе.

Афганистан по-прежнему остается наиболее критическим фактором безопасности ЦА. Все эксперты уверены, что талибы не остановятся, вернув себе власть в Афганистане. Следующей целью, вероятнее всего, станет Исламабад. Лавирование бывшего президента Пакистана Первеза Мушаррафа и его спецслужб между США и «Аль-Каидой» и талибами было возможно в относительно мирное время. Но тотальный кризис в Афганистане

после ухода сил коалиции чреват любыми экстремальными событиями в Пакистане, вплоть до такого военного переворота, в результате которого пакистанское ядерное оружие попадет в руки экстремистов.

Среди специалистов, аналитиков, представителей экспертного сообщества и спецслужб нет единой точки зрения на дальнейшее развитие событий. Некоторые эксперты полагают, что опасность преувеличена и прямой угрозы стабильности ЦА нет. Однако ряд осведомленных специалистов считают, что скрытая активность исламистов и экстремистов достаточно высока и тесно переплетена с криминальной деятельностью и наркобизнесом.

В течение почти двадцати лет Ташкент проводит в отношении Афганистана (точнее, его северного анклава, населенного преимущественно узбеками) самостоятельную политику. После оккупации этой страны силами США и НАТО основными целями Узбекистана являются: в сфере безопасности — создание и поддержание так называемого «пояса безопасности»; в экономической области — развитие интенсивных экономических связей с целью интеграции региона с Узбекистаном (Узбекистан уже сегодня поставляет в северные районы Афганистана электроэнергию и нефтепродукты).

На практике действия Узбекистана ведут к росту сепаратистских тенденций в Афганистане и отколу узбекской (или узбеко-таджикской) части страны. Ташкент активно поддерживает идею России о создании на севере Афганистана так называемого «пояса безопасности». Еще в апреле 2008 года президент Узбекистана И. Каримов на саммите НАТО/СЕАП в Бухаресте четко определил позиции своего государства по вопросу решения данной проблемы. На саммите ШОС в августе 2009 года в Душанбе он вновь подтвердил свою точку зрения.

Суть предложений Узбекистана заключается в следующем:

1. Военное решение афганской проблемы полностью исключается. Эта позиция находит все большую поддержку иностранных государств.

2. Необходимо обратить серьезное внимание на решение острейших социальных проблем (обнищание населения и безработица). Сегодня различные слои населения Афганистана, прежде всего молодежь, вынуждены искать источники средств к существованию, а это создает благоприятную почву для их рекрутирования в ряды боевиков, вовлечения в незаконный оборот наркотиков и т.п.

3. Решать проблему урегулирования необходимо с учетом конфессиональных и национальных особенностей афганского народа, о чем свидетельствует исторический опыт различных войн в этой стране с участием внешних сил. Что касается возобновления деятельности Контактной группы «6+2» по Афганистану, функционировавшей в 1999—2001 годах под эгидой ООН, то эту группу, по мнению Ташкента, необходимо расширить, включив в нее НАТО — активного участника процесса урегулирования ситуации в Афганистане.

На неофициальном уровне Ташкент придерживается особой точки зрения по ряду принципиальных моментов афганской политики. Во-первых, компромисс по принципиальным вопросам с талибами невозможен. Во-вторых, надо закрепить в сознании афганцев и мирового сообщества мысль о том, что операция в Афганистане не антиафганская, а антитеррористическая. В-третьих, любая уступка повлечет за собой новое наступление на всех фронтах — военном, геополитическом, информационном, идеологическом, психологическом и т.д. Поэтому один из важнейших путей решения афганской проблемы — блокирование источников пополнения рядов террористов. В целом, руководство Узбекистана исходит из того, что миротворческая кампания международной коалиции в Афганистане будет продолжительной.

Туркменистан в силу географических причин, исторических и этнических связей кровно заинтересован в стабилизации Афганистана, установлении полноценного экономического сотрудничества. Главной целью туркменской внешней политики на этом направлении является реализации проекта газопровода из Довлетабада до Индостана через территорию Афганистана.

Республика Казахстан занимает достаточно активную позицию в отношении Афганистана. На Лондонской конференции по Афганистану в 2006 году Астана поддержала Договор по Афганистану между правительством ИРА и международным сообществом, который позволил определить перспективы и временные рамки восстановления афганской экономики, перечень социально-экономических проектов, актуальные проблемы региональной безопасности, включая проблему борьбы с наркотиками.

В 2009—2011 годах Казахстан выделил 1,5 млн долл. в рамках Плана содействия Афганистану. В 2008 году Казахстан выделил 2,4 млн долл. для реализации проектов по строительству школ на территории ИРА. В рамках программы международной поддержки образования в Афганистане Казахстан выделил 50 млн долл. на обучение афганских студентов в Казахстане. В 2006—2010 годах была выработана повестка дня экономического сотрудничества между РК и ИРА, которая включает строительство Казахстаном железной дороги в Афганистане, инвестирование в разведку и добычу минеральных ресурсов (нефти, газа, железной руды, каменного угля, меди) на территории ИРА.

В целом, Астана поддерживает все мирные инициативы и процессы по урегулированию конфликта в Афганистане. В Казахстане существует ясное понимание важности Афганистана для сохранения региональной безопасности в ЦА.

Основной смысл «новой стратегии» США в Афганистане — «уйти, чтобы остаться». Соединенные Штаты не смогут полностью оставить Афганистан (и прекратить поддержку Пакистана в борьбе с собственными исламистами), не рискуя при этом поставить под угрозу собственную безопасность, а также безопасность своих многочисленных союзников и клиентов, в том числе в регионе Среднего и Ближнего Востока.

Скорее всего, военное присутствие США (и НАТО) будет сокращаться, хотя и не так быстро, как в Ираке. Предположительно, США будут вынуждены держать в Афганистане военный контингент в размере от 30 до 50 тыс. чел., чтобы не допустить полной дестабилизации военно-политического положения в стране. Важно отметить, что интересы основных мировых игроков (США, Россия, Китай), во многом противоречащие друг другу на глобальном уровне, полностью совпадают в Афганистане и заключаются в том, чтобы любой ценой обеспечить там стабильность.

Таджикистан — периферия иранского мира?

Республика Таджикистан традиционно рассматривается как наиболее слабое звено в ЦА с точки зрения внутренней стабильности и внешней безопасности. В пользу данного, во многом стереотипного представления говорят наличие на политическом поле исламской оппозиции режиму Э. Рахмона, межклановое соперничество, возросшая активность боевиков, крайне низкий уровень жизни населения, влияние Афганистана, развитый наркотрафик и другие факты и обстоятельства.

Таджикистан — республика с самой трудной судьбой среди государств ЦА. Еще в советские времена это была союзная республика с самым низким уровнем жизни, высокой рождаемостью, недостаточно развитой инфраструктурой и высокой степенью сохра-

нения традиционных и архаичных общественных институтов. В период перестройки именно в Таджикистане впервые в СССР появилась исламистская партия — Исламская партия возрождения (ИПВ).

В то же время в последние годы Таджикистан переживает серьезную внутриполитическую и международную трансформацию. Президент Э. Рахмон упорно создает так называемую «вертикаль власти», то есть пытается укрепить свой режим и государственные институты. С некоторых пор правительство республики взяло курс на дерусификацию. Одновременно Душанбе пытается ослабить чрезмерную зависимость от Москвы.

Таджикистан активно привлекает иностранных инвесторов, среди которых (помимо России) ИРИ, КНР, ЕС и США. Особенно сильно влияют на экономическое развитие республики Китай и Иран. Совместно с Тегераном и Кабулом Душанбе провозгласил курс на создание персоязычного сообщества. Особое значение для Душанбе сохраняют и отношения с Индией.

Таджикистан является участником таких организаций, как СНГ, ШОС, ОИК, ОЭС, ОБСЕ, активно сотрудничает с НАТО. В то же время Душанбе принимает участие в интеграционных процессах на постсоветском пространстве (ЕврАзЭС, ОДКБ). Запад видит в Таджикистане важный фактор энергетического подъема Афганистана.

Душанбе продвигает амбициозные планы по развитию собственной и региональной гидроэнергетики, которые, однако, наталкиваются на сопротивление Узбекистана и, в меньшей степени, Кыргызстана. Идея о проведении международной экспертизы крупных гидроэнергетических объектов (Рогунская ГЭС), на которой настаивает Ташкент, вызывает сопротивление России, опасающейся вмешательства Запада во внутрирегиональные дела.

Таджикистан является центральным объектом активности Ирана в регионе. ИРИ традиционно поддерживает тесные отношения с Таджикистаном, исходя из концепции родства двух народов. Это касается в первую очередь культурных связей и оказания Тегераном гуманитарной помощи. В сентябре 2004 года Душанбе посетил президент Ирана М. Хатами и подписал с Рахмоном меморандум, в соответствии с которым Тегерану был обещан контрольный пакет в строящейся Сангтудинской ГЭС-1 на реке Вахш. Это самый крупный совместный экономический проект двух стран. Но он вызвал недовольство и противодействие России.

В 2006—2008 годах в двусторонних экономических отношениях произошли существенные сдвиги, охватившие новые сферы взаимодействия (строительство, транспорт, аграрный сектор, энергетика, машиностроение). Таджикистан активно поддерживает идею о принятии ИРИ в качестве полноправного члена в ШОС. Москва, Пекин и Дели, несмотря на все противоречия между ними, спокойно относятся к таджикско-иранскому «тандему».

Иран и Таджикистан сотрудничают также в военно-технической сфере. ИРИ выдает кредиты на материальные нужды таджикской армии: приобретение обмундирования, средств связи, боеприпасов для стрелкового оружия, создание в Таджикистане совместных предприятий по пошиву военной формы. При этом Тегеран был бы не против расширить военное сотрудничество до масштаба всех трех персоязычных стран — Афганистана, Таджикистана и Ирана — для обеспечения безопасности в регионе. Такое сотрудничество может быть эффективным в борьбе с наркотиками и международным терроризмом, считают в ИРИ. По мнению экспертов, Иран стремится создать в Таджикистане плацдарм для того, чтобы в значительной мере блокировать действия международных сил в Афганистане.

В последнее время Иран планомерно наращивает свое присутствие в Таджикистане. Иранские представители говорят о необходимости упразднить визовый режим между странами, что придало бы новый импульс двустороннему экономическому сотрудниче-

ству. Иран в 2010 году вложил в экономику Таджикистана 65,5 млн долл. прямых инвестиций, став одним их самых крупных инвесторов и потеснив в этом Россию. Торговый оборот достиг 201,7 млн долл.

Осенью 2011 года иранская компания «Сангоб» планирует запустить Сангтудинс-кую ГЭС-2 на реке Вахш; затем она сразу приступит к строительству трех ГЭС: двух Ну-рабадских мощностью по 350 МВт на Вахше и Айнинской (170 МВт) на реке Зарафшан. Кроме того, Иран намерен принять участие в проектах по возведению Шуробской и Даш-тиджумской ГЭС и в создании единой электроэнергетической системы с привлечением Пакистана.

Традиционно приоритетными сферами в сотрудничестве Таджикистана и Ирана считались энергетика, транспорт, водоснабжение, дорожное строительство, торговля и культура. Тегеран настаивает на скорейшем запуске персоязычного культурно-просветительного телеканала, обвиняя Душанбе в затягивании выполнения соглашения, подписанного президентами двух стран еще в 2008 году. По-видимому, Душанбе не желает, чтобы молодежь втягивалась в очередной виток исламской пропаганды.

Особые надежды в Душанбе возлагают на реализацию долгосрочных планов в урановой сфере. Иран не скрывает желания получить доступ к недрам Таджикистана, которые содержат примерно 13% мировых запасов урана. Учитывая проблемы Ирана с сырьем и его планы развивать свою атомную энергетику вопреки различным резолюциям, эта сфера ирано-таджикского сотрудничества может в ближайшее время стать приоритетной в межгосударственных отношениях.

Президент Таджикистана Э. Рахмон в марте 2011 года посетил Иран по приглашению Махмуда Ахмадинежада. Этот визит стимулировал и интенсифицировал развитие отношений между двумя странами.

В Иране связи с Таджикистаном традиционно рассматривают как продолжение существовавшего в течение многих веков исторического, культурного и религиозного взаимодействия двух народов. Активизация экономической деятельности Ирана в регионе имеет и политическую составляющую и является своего рода ответом на возрастающее военное и экономическое присутствие США в регионе.

С 2001 до 2004 года в военном сотрудничестве РТ и РФ наблюдался определенный спад. Приход военных США в регион и пример финансовых поступлений за американские военные базы в Кыргызстане и Узбекистане вынудили Душанбе усилить давление на Москву. Власти РТ требовали некоторых преференций и затягивали переговоры о вступлении в силу Договора о статусе и условиях пребывания российской военной базы на территории республики, подписанного еще в 1999 году. Начался военно-экономический торг по принципу «инвестиции в обмен на базу».

Очевидно, Россия стремилась взять под контроль оборонную промышленность РТ, а Душанбе — погасить долги за подготовку военнослужащих и получить возможность загрузить свои заводы контрактами на модернизацию вооружений. Американские издания выражают недоумение по поводу развертывания сил ПВО России в Таджикистане, так как основные угрозы безопасности республики исходят из Афганистана, который явно неспособен угрожать ракетами. Очевидно, Москва стремится не столько усилить свое влияние в республике, которое и так достаточно сильно, сколько не допустить в РТ других игроков с их базами, что возможно при ухудшении российско-таджикских отношений.

В 2007 году РФ начала передислокацию из аэропорта Душанбе в Айни, как это было определено базовым договором между двумя странами о статусе и условиях пребывания российской военной базы на территории Таджикистана. Страдая от недофинансирования со стороны зарубежных стран и международных структур, Таджикистан решил получить необходимые денежные средства другим путем, подтвердив стратегический вектор

на Россию и развеяв надежды США на возможность допуска на таджикскую территорию. Однако и Москве не удалось настоять на своих условиях. Тем не менее в конце августа 2008 года договор о расширении военного и военно-технического сотрудничества был подписан. В частности, предусматривается, что Россия будет совместно с таджикской армией использовать в военных целях аэропорт Гиссар.

Отказав РФ в единоличном владении базой, Душанбе, возможно, намеревался оставить себе поле для маневра, чтобы в случае возникновения проблем оказывать давление на Москву возможностью пригласить в Гиссар других претендентов и их военных. В последнее время отношения РФ с Душанбе строятся (помимо традиционных проблем безопасности на афгано-таджикской границе, стратегической станции слежения «Нурек», наркотрафика и т.д.) на основе интереса Москвы и крупнейших российских инвесторов к крупным гидроэнергетическим и горнодобывающим проектам на территории этой республики.

В 2004 году, во время визита в Душанбе тогдашнего президента РФ Владимира Путина, было достигнуто соглашение о российском участии в завершении строительства Рогунской ГЭС на реке Вахш мощностью 3,6 тыс. МВт силами компании «Русал». Правда, когда Душанбе отказал Москве в передаче контрольного пакета акций, Россия вышла из проекта.

С 2009 года вопрос о строительстве Рогунской ГЭС приобрел региональное и международной измерение. Против строительства ГЭС резко выступил Узбекистан, в поддержку — Кыргызстан; Россия и Казахстан неоднократно меняли свои официальные позиции. Ташкент настаивает на международной экспертизе; Астана в марте 2010 года поддержала данную позицию, в то время как Москва — против. Ташкент опасается, что в результате возведения плотины изменится гидрорежим на трансграничной реке и из-за возникшего дефицита воды пострадают миллионы людей. Однако Душанбе, похоже, не намерен принимать в расчет возражения Ташкента. Отношения между соседями постепенно накаляются, и в дело решил вмешаться Евросоюз.

В то же время Душанбе пытался разыграть антироссийскую карту. Власти Таджикистана готовы предложить США инвестиционное участие в различных отраслях экономики, и главным образом в энергетике. В Душанбе понимали, что заинтересовать заокеанских партнеров можно прежде всего проектами, как-то связанными с соседним Афганистаном. По мнению экспертов, в этот период произошел плавный разворот Таджикистана в сторону США.

Узбекистан предпринимает всевозможные усилия, чтобы строительство Рогунской ГЭС не началось. На его территории скопилось более полутора сотен эшелонов со строительным грузом для Таджикистана. И если даже Душанбе соберет деньги на строительство гидростанции, то преодолеть транспортную блокаду со стороны Узбекистана не сможет. Важным фактором российско-таджикских отношений остается проблема трудовой миграции, которую Москва использует время от времени в качестве политического рычага для давления на Э. Рахмона.

Россия в своей политике в отношении Таджикистана уже не в состоянии игнорировать китайский и иранский факторы: КНР и ИРИ превращаются в крупнейших инвесторов и доноров таджикской экономики. Иран в Таджикистане, как уже говорилось, завершает строительство второй Сангтудинской ГЭС и намерен принять участие в проектах по возведению Шуробской и Даштиджумской ГЭС и в создании единой электроэнергетической системы с привлечением Пакистана. Иранские компании также участвуют в строительстве региональных железнодорожных и автомобильных магистралей, в создании свободных экономических зон, инвестициях и торговле. Такое сближение Ирана и Таджикистана стало возможным благодаря тому, что влияние Москвы на

Душанбе в последнее время заметно уменьшилось и, напротив, увеличилось давление на республику.

На встрече с Э. Рахмоном в Сочи в августе 2010 года Д. Медведев обнародовал список претензий Москвы к Душанбе: вопросы о злостном невыполнении Душанбе многочисленных обещаний, среди которых возвращение России долгов за электроэнергию, размещение российских военных летчиков на аэродроме Гиссар и возобновление вещания в Таджикистане телеканала «РТР-Планета». Душанбе просит у Москвы, чтобы «Ин-тер РАО ЕЭС» построило на горных реках несколько средних ГЭС, а также просит отменить повышение тарифов на поставляемые из России нефтепродукты. Во время закрытых переговоров Э. Рахмону дали понять, что Москва готова обсуждать эти вопросы, но только после того, как он выполнит данные ранее обещания.

Самым застарелым и принципиальным вопросом, осложняющим российско-таджикские отношения, является проблема размещения российской авиации на аэродроме Гиссар (авиабаза «Айни») неподалеку от Душанбе. Этот полуразрушенный аэродром, построенный во времена СССР, был восстановлен индийскими специалистами2. По достигнутой еще в 2004 году договоренности российских летчиков, технику и авиацию должны были перевести туда из душанбинского гражданского аэропорта. В итоге пять штурмовиков Су-25, которым власти Таджикистана стали запрещать учебные полеты, были передислоцированы на базу «Кант» в Кыргызстане. Аэродром Гиссар интересен России главным образом потому, что между Москвой и Душанбе существует соглашение, по которому российские военные самолеты должны бесплатно обслуживаться на военных аэродромах в Таджикистане. Поэтому, если российская авиация туда перебазируется, денег за ее нахождение там Таджикистан не получит.

Авиабаза является самым крупным воздушным портом Таджикистана, длина ее взлетно-посадочной полосы — 3 200 м, что позволяет принимать все типы самолетов. США и НАТО тоже имеют виды на «Айни». Решение вопроса о том, кто будет эксплуатировать базу, отложено до 2014 года.

Что касается льготных поставок нефтепродуктов, Москва готова пойти навстречу и в этом вопросе. Правда, речь идет о снижении тарифов лишь на те нефтепродукты, которые идут на внутреннее потребление, поскольку ранее Таджикистан перепродавал их, зарабатывая на этом примерно по той же схеме, что и Беларусь. Поэтому Россия запросила у Душанбе документы по балансу поставок и потребления: в случае полной отмены тарифов российский бюджет будет терять порядка 170 млн долл. в год.

Во время своего визита в Душанбе спецпосланник генерального секретаря Североатлантического альянса по странам Центральной Азии и Кавказа Р. Симмонс заявил, что в Таджикистане может появиться центр НАТО по борьбе с терроризмом. Если альянс выберет Таджикистан для открытия антитеррористического центра, то наиболее удобными потенциальными площадками для него будут Куляб и тот самый аэродром Айни. В свою очередь, помощник госсекретаря США Роберт Блейк, посетивший в 2010 году Душанбе вслед за Р. Симмонсом, заявил, что у США нет планов по созданию в Таджикистане военной базы.

Все это не может не осложнять отношения Душанбе с Москвой. По-видимому, обострение внутриполитической ситуации в республике в начале сентября 2010 года (побег большой группы оппозиционеров, теракты и нападения) свидетельствовал о причастности к событиям внешних сил.

2 Реконструкция авиабазы «Айни» обошлась в 70 млн долл. Участие в этом проекте было долевым. Индия инвестировала в него 19,5 млн долл. Россия надеется, что «Айни» войдет в состав военных объектов 201-й дивизии, расквартированной в Таджикистане.

На улучшение российско-таджикских отношений работает внутриполитический фактор. Сегодня, когда рейтинг Рахмона снижается, фактическое создание в Таджикистане второй российской военной базы равносильно получению поддержки от Москвы для укрепления его позиций3. Душанбе активно участвует в сотрудничестве в области безопасности. В апреле 2010 года в Таджикистане прошли совместные командно-штабные учения «Рубеж-2010» Коллективных сил быстрого развертывания. В учениях приняли участие воинские подразделения и оперативные группы России, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана. В сентябре 2010 года состоялась локальная антинаркотическая операция «Канал-Юг» с участием антинаркотических ведомств Казахстана, России и Таджикистана, а также органов безопасности и внутренних дел, таможенных и пограничных служб, финансовых разведок этих государств4.

Таким образом, если Душанбе в ближайшее время не сможет преодолеть угрозу дестабилизации (а события конца августа — начала сентября 2010 г. свидетельствуют о том, что она вполне реальна), то возникнет опасность слияния Афганистана, Таджикистана и юга Кыргызстана в единое конфликтное пространство. Это прекрасно понимают в Москве. Таким образом, Россия стоит перед необходимостью искать компромиссные решения, с тем чтобы сохранить режим Э. Рахмона и стабильность в республике.

Таджикистан, граница которого с Афганистаном составляет 1 200 километров, оказался востребованным при проведении антитеррористической операции «Несокрушимая свобода». В начале 2002 года РТ открыла воздушный коридор для пролета военно-транспортной авиации стран НАТО.

Для Соединенных Штатов в связи с развертыванием афганской операции эта республика может стать фактически главным партнером и союзником в ЦА. Сотрудничество между Вашингтоном и Душанбе и так в последнее время активизировалось, но пока таджикская сторона воздерживалась от каких-то значимых и конкретных посланий в адрес США, которые позволили бы Америке рассматривать Э. Рахмона как надежного и предсказуемого партнера.

С учетом того, что операция в Афганистане должна была расширяться, ключевым в этой схеме действий для США и стран НАТО становился Таджикистан. При этом к моменту, когда американцы дали понять, что открыты для переговоров со всеми заинтересованными странами ЦА насчет транзита военных и невоенных грузов и создания пунктов «временного базирования», таджикское руководство уже высказало явное неудовольствие политикой России относительно давно планировавшегося строительства Ро-гунской ГЭС.

Соединенные Штаты давно уже не критикуют внутреннюю политику Э. Рахмона, выжидая, как будут разворачиваться события вокруг афганской миссии сил коалиции. Ведь на данном этапе Таджикистан важен для США не как объект экономических инвестиций, а именно как стратегический плацдарм на афганском направлении. И от того, в какой форме пойдет дальше это взаимодействие между Вашингтоном и Душанбе, и будет зависеть, перейдет ли Таджикистан в категорию «новых партнеров» Соединенных Штатов в ЦА (включая и возможное размещение в республике военных баз стран НАТО и самих США).

3 10 ноября 2010 года Таджикистан и Россия договорились об организации совместной деятельности по охране таджикско-афганской границы. Стремление России вернуться на таджикские рубежи, по мнению российских экспертов, связано с тем, что Таджикистан может стать своеобразным плацдармом для вывода американских войск из Афганистана.

4 Всего в ходе проведения операции было возбуждено 6 тыс. уголовных дел, из которых 1 108 связаны с незаконным оборотом наркотиков. Изъято более 1,3 т наркотиков, в том числе 52 кг героина, 50 кг гашиша, тонна марихуаны, более 400 кг прекурсоров.

США уже оказывают Таджикистану существенную экономическую помощь, в том числе построив два моста через пограничную реку Пяндж (в сооружении двух других мостов Соединенные Штаты также участвовали), которые связывают Афганистан и Таджикистан. Для Таджикистана, который фактически давно уже зажат транспортной блокадой со стороны Узбекистана, прямой транспортный доступ через Афганистан к берегам Индийского океана — вопрос наиважнейший.

Тем временем ситуация с сотрудничеством между США и Таджикистаном кардинально меняется, поскольку для администрации Обамы доведение афганской операции до «логического конца» является внешнеполитическим приоритетом. Потенциально американцы могут сегодня предложить подобное расширенное сотрудничество, в том числе и создание собственных военных баз на их территории, любому государству ЦА. У Душанбе есть вариант обусловить свою помощь по Афганистану целым рядом выгодных для себя экономических проектов.

В феврале 2009 года Э. Рахмон посетил штаб-квартиру НАТО в Брюсселе, где заявил, что НАТО как один из важных акторов в обеспечении безопасности в Афганистане должна наладить активное сотрудничество прежде всего со странами-соседями — Ираном и, особенно, Таджикистаном, имеющим протяженную границу с Афганистаном. Этим президент всего лишь хотел сказать, что Таджикистан согласен на использование своих железнодорожных и автомобильных магистралей для транзита невоенных грузов в Афганистан, то есть просто предлагал возможности транзита в обмен на очередные инвестиции в республику, оказавшуюся под прессом мирового кризиса.

Соединенные Штаты предложили таджикскому руководству самую разнообразную помощь, и Душанбе при крайней скудости своих финансовых ресурсов от нее просто не может отказаться. На данном этапе общая сумма выделенных Америкой кредитов и помощи Таджикистану уже превышает 1 млрд долл., и эта помощь может быть в дальнейшем увеличена.

В Вашингтоне в начале февраля 2010 года состоялись двусторонние политические консультации между Таджикистаном и США. В ходе переговоров планировалось рассмотреть четыре блока вопросов: политико-экономическая ситуация в регионе, реализация водно-энергетических проектов, транспортные проекты и ситуация в Афганистане.

Потенциальное военное сотрудничество Душанбе с Соединенными Штатами могло бы развиваться сразу по нескольким направлениям. Одно из них — создание неподалеку от Душанбе тренировочного лагеря для подготовки таджикских военных, которые пока готовятся в российских военных центрах. Для Соединенных Штатов аэродром Айни мог бы быть очень выгоден: туда можно было бы перевести из Кыргызстана базу «Манас», необходимую для обеспечения сил коалиции в Афганистане.

Кроме того, Соединенные Штаты отнюдь не закрыли вопрос о военной операции против Ирана. Во многом по этим причинам Соединенные Штаты будут и дальше предлагать Таджикистану либо эксклюзивную аренду аэродрома Айни, либо его совместное использование с таджикскими военными. В обмен на это США могут договориться не только о какой-то фиксированной арендной плате, но и о финансировании целого ряда экономических проектов на территории Таджикистана, в том числе тех, где сегодня помощь Душанбе предоставляет только Китай (энергетика, транспорт, сооружение дорог и тоннелей). Именно на этот аспект возможной помощи Соединенных Штатов рассчитывает таджикское руководство.

В июне 2010 года было объявлено, что США предоставят Таджикистану 10 млн долл. на строительство учебно-тренировочного центра для таджикской армии. Открытие центра было запланировано на 2011 год. Таким образом, пока американцы будут оставаться в Афганистане, они будут наращивать присутствие и в Таджикистане.

По мнению Брюсселя, Таджикистан, вопреки взглядам некоторых экспертов, является скорее слабым, чем «несостоявшимся» государством. Эта бедная страна страдает от нищеты, а также от нехватки электричества в зимние периоды, несмотря на свой громадный гидроэнергетический потенциал. Кроме того, Таджикистан испытывает угрозу дестабилизации, поскольку находится в непосредственной близости от Афганистана, население которого на 35% состоит из этнических таджиков.

Европейская помощь Таджикистану осуществляется, в основном, Европейской комиссией, а также германским правительством. Основными целями Евросоюза в этой сфере являются сокращение бедности и поддержание функциональности госаппарата. В частности, ЕС проводит масштабную программу бюджетной поддержки в социальном секторе.

В рамках Программы диалогов по правам человека Евросоюз намерен требовать от Душанбе выполнения следующих условий: открытие доступа к заключенным в тюрьмах представителям гражданского общества и Красного Креста; ратификация факультативных протоколов к Конвенции против пыток; ратификация Конвенции против дискриминации женщин; декриминализация правонарушения «клевета»; запрет на использование детского труда при сборе хлопка; введение статьи о пытках в уголовное законодательство; реформирование системы юридической помощи — бесплатного доступа малоимущего населения к услугам адвокатов; компенсации за насильственное переселение людей в связи с государственными нуждами.

Индия с самого начала стала одним из приоритетных государств на азиатском направлении внешней политики Таджикистана, что способствовало развитию политических отношений между Дели и Душанбе. Индия же рассматривает Таджикистан прежде всего сквозь призму не экономики, а политики — по причине его непосредственной близости к афганско-пакистанскому поясу.

Кроме того, Индия стремится закрепить свои военно-политические позиции в Таджикистане как в сотрудничестве с другими акторами мировой политики, так и самостоятельно. В частности, говорилось о создании ею своего первого аванпоста в Фархоре, расположенном у таджикско-афганской границы. В свое время Индия для содействия силам Северного альянса построила в Таджикистане военный госпиталь, позже перебазированный в Кабул, и взлетно-посадочную полосу. Включение — в значительной степени усилиями Пакистана — государств ЦА в мусульманскую Организацию экономического сотрудничества (ОЭС) и Организацию «Исламская Конференция» (ОИК) обострило ситуацию в глазах Индии, особенно на начальном этапе.

С 2002 года Индия участвовала в реконструкции аэродрома в Айни, вложив в этот проект около 20 млн долл. Работы вели около 150 индийских военных специалистов, главным образом из инженерных войск и вспомогательных подразделений. Индия планировала разместить там 12 истребителей-бомбардировщиков «МиГ-29». По мнению ряда экспертов, привлекая Индию к участию в этом проекте, Москва явно преследовала цель сдержать усиление влияния Пекина в ЦА, а также, возможно, усилить военную составляющую в ШОС, где Индия стала наблюдателем.

Однако ситуация кардинально изменилась: Индия активизировала несколько забуксовавшие военные отношения с США. После этого индийские самолеты в Таджикистане стали для Москвы нежелательны и она стала требовать от администрации Э. Рахмона аннулировать контракт с Индией.

Экономическое сотрудничество между двумя странами состоит, прежде всего, в предоставлении Индией кредитов и грантов для закупки у нее же товаров и услуг. Кроме того, она оказывает РТ безвозмездную помощь в строительстве небольших предприятий (например, плодоперерабатывающего завода в Душанбе) и гостиниц, передает партии медикаментов, поддерживает таджикистанские муниципальные образования. Поскольку

Индия не имеет непосредственной границы с Т аджикистаном, ее намерения относительно импорта гидроэлектроэнергии из этой страны зависят от Пакистана.

В сфере обороны, наряду с частичной модернизацией еще советской техники (оба государства имеют немало схожего вооружения советско-российского производства), Индия обучает персонал сухопутных и военно-воздушных сил РТ. Индийские же студенты продолжают получать образование в Таджикском государственном медицинском университете.

На данный момент доля бизнеса КНР в экономике РТ значительно возросла. Душанбе и Пекин ведут постоянный политический диалог, разрабатывают новые экономические проекты, затрагивающие многие секторы народного хозяйства обеих стран; наметились и определились контуры двусторонних гуманитарных связей. Китай регулярно оказывает финансовую помощь Министерству обороны РТ: за последние 10 лет КНР направила на эти цели 10 млн долл. Таджикистан и КНР активно координируют действия и в рамках ШОС. В целом за последние годы КНР предоставила Таджикистану кредиты почти на 1 млрд долл. На строительство новых и модернизацию существующих дорог было выделено 250 млн долл.

У Афганистана с Таджикистаном сложились самые тесные из всех стран ЦА культурные и экономические отношения. Сотрудничество двух соседних стран развивается по четырем основным направлениям:

1) приграничная торговля (до 20 млн долл.);

2) гидроэнергетика;

3) совместная борьба с контрабандой наркотиков и экстремизмом;

4) развитие культурных связей в рамках персоязычного мира.

Наиболее успешным является сотрудничество двух стран в области энергетики. С завершением строительства Сангтудинской ГЭС, в котором участвуют российская и иранская компании, в Таджикистане появится избыток электроэнергии, который будет поступать в Афганистан и далее в Пакистан. При содействии России уже построена ЛЭП от афгано-таджикской границы до г. Пули-Хумри. Дальше через Кабул она пойдет в Пакистан. Душанбе и Кабул развивают планы по строительству каскада ГЭС на р. Пяндж (13 станций суммарной мощностью 17 720 МВт с годовым производством 86,3 млрд кВтч). Однако реализация проекта, разработанного еще в советское время, невозможна без создания межгосударственного консорциума с участием Узбекистана и Туркменистана.

При этом Душанбе использует афганский фактор для решения собственных внешнеполитических задач. Правительство Таджикистана делает акцент в расширении своего военного сотрудничества с США именно на афганский фактор. Время от времени двусторонние отношения омрачаются конфликтами. Так, в сентябре 2010 года на таджикско-афганской границе произошло боевое столкновение с применением гранатометов и автоматического оружия между таджикскими пограничниками и боевиками из Афганистана.

Таджикистан стоит особняком от других республик ЦА. Это единственная в регионе не тюркоязычная страна. В отличие от соседей Таджикистану пришлось переживать жестокую гражданскую войну, что не могло не наложить отпечаток на его внутриполитическое развитие и международное положение. Кроме того, последствия гражданской войны, замедленное развитие экономики и крайне низкий уровень жизни населения негативно сказываются на политическом положении республики.

Несмотря на относительно скромный экономический и политический вес Таджикистана в масштабах ЦА, эта республика имеет критическое значение для сохранения безо-

пасности и стабильности региона. У силение связей Таджикистана в рамках персоязычного сообщества с Ираном и Афганистаном является для ЦА в целом позитивным фактором. Нельзя не учитывать тесные отношения РТ с Индией, а также растущее влияние Китая, прежде всего экономическое, на дальнейшее развитие республики. Очевидно, что широкомасштабное проникновение китайского бизнеса в экономику Таджикистана может в будущем иметь региональное значение.

И наконец, Таджикистан представляет собой хотя и небольшое, но необходимое звено в продолжении интеграционных процессов в Центральной Азии, а также в рамках ЕврАзЭС, Таможенного союза и, в будущем, ЕЭП.

Заключение

Таким образом, у нас на глазах формируется персоязычный мир. Еще недавно мы наблюдали безуспешные попытки создать Pax Turkica — некое объединение тюркоязычных государств на общетюркской основе с предполагаемым лидерством Анкары. Этот процесс фактически зашел в тупик, тем не менее Турция осталась для республик Центральной Азии желанным партнером во многих сферах, а для Азербайджана — союзником номер один.

Очевидно, что персоязычные страны также ищут пути к сближению, и, по-видимому, лингвистическая общность является далеко не главным мотивом для этого. Императивами остаются, как и повсюду, причины экономического и политического характера. Все государства региона нуждаются в укреплении своего международного положения (хотя каждое по своим причинам). Создание более или менее консолидированного блока персоязычных стран позволяет им выступать единым фронтом в отношениях с Западом, исламским миром и СНГ (для Душанбе). При этом следует учитывать, что Тегеран держит в перспективе планы расширить возглавляемую им группировку за счет шиитского мира.

Как же следует реагировать на данный процесс тюркским государствам? Реакция на вызов персоязычного мира у каждого государства может быть своя. Турция, безусловно, не может равнодушно смотреть на усиление Ирана, несмотря на то что в последние годы они стали почти союзниками. Сближение Афганистана с Ираном (и автоматическое отдаление от Пакистана) может только радовать всех акторов, за исключением США, особенно Индию.

Сложнее дело обстоит с Таджикистаном. Государства Центральной Азии вполне обоснованно рассматривают его как часть региона, а Россия — как неотъемлемую часть СНГ. Наиболее острой реакция может быть у Узбекистана. Следует учитывать, что большинство грандиозных проектов транспортно-коммуникационного характера могут быть реализованы только через его территорию. Трудно прогнозировать реакцию Китая, который на глазах превращается в Таджикистане в крупнейшего инвестора. Если бы речь шла о тюркской группировке (с понятным отражением на уйгурский фактор), реакция Пекина была бы однозначно негативной.

Но в любом случае появление еще одной группировки исламских государств, пусть и во главе с его союзником Ираном, вряд ли обрадует Пекин. Таким образом, мы вправе в ближайшей перспективе ожидать какой-либо политической реакции на данный процесс со стороны России и Китая (в адрес Таджикистана), Запада и США (в адрес Афганистана) и Пакистана (в любом направлении).