CC BY
22
Вестник ПСТГУ
Серия V: Вопросы истории и теории христианского искусства. 2022. Вып. 46. С. 9-33 БОТ: 10.15382Мш^202246.9-33
Центрального музея древнерусской культуры
и монументальной живописи отдела хранения (научно-фондового)
Устинова Юлия Владимировна,
зав. сектором станковой
и искусства им. Андрея Рублева; ст. преподаватель кафедры истории
и теории христианского искусства ПСТГУ
Россия, г. Москва
y. ustinova@rublev-museum.ru https://orcid.org/0000-0002-0902-1110
Царь и «царский ангел»:
К ПРОБЛЕМЕ ОБРАЗНОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ИСТОРИОСОФСКИХ КОНЦЕПЦИЙ XVI В. В МИНИАТЮРАХ
сборника Чудова монастыря 1560-х гг.
Аннотация: Статья посвящена анализу иконографии одной из миниатюр «Слова на Зачатие св. Иоанна Предтечи» лицевого сборника Чудова монастыря 1560-х гг. (ОР РГБ. Ф. 98. № 1844. Л. 133-186). Ее сложная композиция, занимающая полностраничный разворот (л. 151 об. — 155), объединяет изображение царя, восседающего на престоле в окружении приближенных, Бога Отца и Сына, отсылающих в мир юного Иоанна Предтечу, и образ рая с ветхозаветными праведниками. Сопоставление изучаемого изображения с текстами публицистических произведений XVI в. показывает, что программа миниатюры визуализирует современные ей историософские представления о роли и назначении Московского царства и русского царя в мировой истории. В композиции миниатюры нашли отражение популярные в грозненскую эпоху идеи трансляции Римской империи на Русь, концепции «царской жертвы», а также актуальные темы соотношения личной свободы гражданина земного царства и границ самодержавной власти над ним. Явственно обозначено в ее программе и место культа «ангела государя» в формулируемой системе идеологии царства, его вдохновляющая и учительная роль в процессе воспитания нравственных качеств царя.
Ключевые слова: древнерусское искусство, искусство XVI века, древнерусская книжная миниатюра, лицевой сборник Чудова монастыря, иконография св. Иоанна Предтечи, царь Иван Грозный, всероссийский митрополит Афанасий, идеология царства, историософские концепции, царская жертва, Москва — Третий Рим, свобода, самодержавие.
Ю. В. Устинова
© Устинова Ю. В., 2022.
«Слово на Зачатие св. Иоанна Предтечи» в составе лицевого сборника Чудова монастыря (ОР РГБ. Ф. 98. № 1844. Л. 133—186) имеет обширную историографию в современной науке1, однако его насыщенная иконографическая программа все еще нуждается в дополнительном осмыслении. Как известно, рукопись представляет собой иллюстрированное житие св. Иоанна Крестителя, выполненное в митрополичьем скриптории в Москве в 1560—1570-х гг. Предполагаемым заказчиком этого объемного сочинения и автором его сложносоставной программы принято считать одного из наиболее образованных людей того времени на Руси — всероссийского митрополита Афанасия2. По мнению большинства исследователей, памятник был выполнен лично для царя Ивана IV, как лицевое житие его святого покровителя. Учитывая эту особенность заказа, не удивительно, что особое место в «Слове» занимает «царская» тема, проходящая через все сочинение.
Образ одного из царей возникает на первых же страницах рукописи, во вступлении на л. 133 об., — это изображение державного Феофила, для которого евангелист Лука пишет евангельское повествование3. Иллюстрируемый фрагмент текста является началом обширного отрывка из гомилии свт. Иоанна Златоуста, которая почти целиком вошла в первую часть чудовского «Слова» и «делегировала» ему свое название4. «Державный Феофил» в первоисточнике не упомина-
1 См.: Левочкин И. В. Лицевой сборник Чудова монастыря из собрания рукописных книг Е. Е. Егорова // Лицевой сборник Чудова монастыря: Научный аппарат / Левочкин И. В., Крутова М. С., Иванов М. Л. Изд. 3-е., испр., доп. М., 2015. С. 4—5; Устинова Ю. В. «Се Агнец Божий, вземляй грехи мира...» К вопросу о генезисе одного иконографического извода святого Иоанна Предтечи в древнерусском искусстве // Труды Центрального музея древнерусской культуры и искусства им. Андрея Рублева. М., 2020. Т. XVI. С. 29—44; Она же. «Хронографическая» часть «Слова на Зачатие св. Иоанна Предтечи» лицевого сборника Чудова монастыря в контексте исторических обстоятельств эпохи Ивана Грозного // Новое искусствознание. 2020. № 3. С. 113-126.
2 Иванов М. Л. О «Слове похвальном на Зачатие Иоанна Предтечи» Чудовского лицевого сборника: исследовательская статья // Лицевой сборник Чудова монастыря: Научный аппарат. С. 214-215.
3 «Достопочтенный Феофил», который упоминается в предисловии к Евангелию от Луки (1. 1) и к книге Деяний св. апостолов (1.1) в качестве адресата обоих сочинений, не был царем в прямом смысле этого слова. В греческом тексте по отношению к Феофилу употреблено слово «хрйтюте», что являлось формой вежливого обращения к высокопоставленному чиновнику Римской империи, например игемону, правителю одной из областей (ср. Деян 23. 26, где апостол Павел обращается, таким образом, к правителю Иудеи Феликсу). Высокий социальный статус Феофила подчеркивал свт. Иоанн Златоуст: «Кто этот Феофил? В то время он был иге-моном и, находясь в должности, принял проповедь (евангельскую); как некогда проконсул Кипра последовал проповеди Павла во время своего проконсульства, так и Феофил, будучи иге-моном, был обращен (ко Христу) проповедью Луки» (Иоанн Златоуст, свт. Гомилии на книгу Деяний. Беседа на Вознесение Господа нашего Иисуса Христа. URL: https://lektsii.org/18-73840. html). Блж. Феофилакт Болгарский называл Феофила «членом сената, или, может, князем» (На Святое Евангелие блаженного Феофилакта Болгарского: в 2 т. Т. II: Толкования на Евангелия от Луки и от Иоанна. М., 2010. С. 5). В Толкование славянском переводе Феофил назван «державным», что, вероятно, и побудило художника-миниатюриста представить его как царя.
4 «Слово» Иоанна Златоуста (нач: «Любовницы, доброгодне день, строин праздник...») входило в состав чтений на праздники Рождества и Зачатия Иоанна Предтечи в древнерусских минеях-четьях, в том числе вмч митрополита Макария (см.: Иванов М. Л. О «Слове похвальном...» С. 177-178).
ется, однако автор — компилятор кремлевской рукописи сделал специальную киноварную приписку о нем на верхнем поле5. По-видимому, он с первых же листов хотел сделать акцент на том, что повествование, написанное Лукой, было адресовано именно царской особе, возможно, намекая на то, что и его сочинение также имеет венценосного адресата6.
Изображения царей в рукописи Чудова монастыря достаточно многочисленны. Появление большинства из них непосредственно связано с сюжетной канвой повествования — это и упоминаемые в тексте «Слова» древние ветхозаветные цари Давид, Соломон, Самуил, и представленные в повести как действующие лица цари Ирод Великий, Тиверий кесарь, четверовластники Ирод Антипа, Филипп, Архелай и др.). Но одна миниатюра с изображением царя привлекает особое внимание, поскольку она выпадает из этого ряда исторических лиц и библейских персонажей, являя образ своего рода идеального монарха и воплощая в своей композиции квинтэссенцию современной ей московской идеологии Царства.
Эта примечательная миниатюра помещена на развороте лл. 151 об. — 1557 (ил. 1). Слева в нижнем ярусе изображен государь в полном царском облачении, восседающий на троне в сопровождении своих приближенных и воинства, а над ним — сидящий на небесном престоле в круглой мандорле Бог Отец с отроком Сыном на коленях в окружении ангельской стражи. В верхнем регистре ангел подводит к престолу Всевышнего юного Иоанна Крестителя, которого Христос отсылает в мир на служение. На правой странице разворота представлен рай с пребывающими в нем ветхозаветными патриархами и пророками.
Содержание миниатюры раскрывает текст, который был положен в ее основу. Следует пояснить, что в составе повествования он замыкает большой фрагмент рукописи о чудесном зачатии Иоанна (л. 133-155), основным содержательным посылом которого был последовательно доказываемый тезис о превосходстве Предтечи над всеми ветхозаветными праведниками, пророками и даже ангелами. Обозначив столь высокий статус Крестителя, в данном отрывке автор «Слова» подходит к необходимости определить место святого в священной иерархии относительно Самого Христа. Для разъяснения их взаимного расположения в небесной иерархической структуре он и использовал «царскую» тему, возможно, как наиболее близкую и понятную своему венценосному читателю.
5 Эти надписи сильно пострадали при позднейшем переплете рукописи, оказавшись наполовину обрезанными. В настоящее время на верхнем поле читается: «...дьержавный феофи-ле, да разуеемши о нихъ же оглашенъ...» (Там же. С. 192—194).
6 Миниатюра на л. 133 изображает Луку с его символом — тельцом, пишущего Евангелие на свитках и беседующего с группой людей. Выше, на заднем плане, отделенные группой зданий, жестикулирующие люди стоят перед державным Феофилом, по-видимому, принося ему весть о написании для него текста Евангелия. Феофил изображен в городча-том венце, красном плаще и с золотым лором. Позади него показана группа его воинов-телохр анителей.
7 Данный разворот оказался разрозненным при позднейшем переплете сборника в XVIII в., из-за чего в настоящее время миниатюра не воспринимается в качестве целостной композиции (см.: Иванов М. Л. Сюжеты миниатюр «Слова похвального на Зачатие Иоанна Предтечи» // Лицевой сборник Чудова монастыря: Научный аппарат. С. 161).
Ил. 1. «Якоже убо некий царь, от сокровищ царских происходя...». Миниатюра «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
Если Христос для составителя «Слова» — Небесный Царь, то Иоанн определяется им как «воин царя», «являющий царево пришествие», «богомыслен-ная денница, назнаменавая восток Солнца правды», «невестоводец, возвещаяй приход женихов», «первоисходный цвет Христова пришествия», процветший «посреди закона и благодати». Но все эти эпитеты, очевидно, не удовлетворяют автора, как не отражающие подлинный характер взаимоотношений Христа и Предтечи. Поэтому в конце отрывка он приводит достаточно специфическую аналогию с иерархией царского двора: «Убо достояше ми таковое нечто, да якоже во образе представлю велелепный сан Предтеча. Якоже убо некии царь, от сокровищ царских происходя, имат убо превое предводителя, паличники некия и скипетроносца, потом же ипаты, ипархи же чиноначальники, последе ж некоего сановом началнейшаго. С ним же абие царь неходатайственне является, златом и камением светлым сиая. Сице убо ми разумети о истинем и единем всех царих, Бозе нашем. Хотящу бо Ему с плотию внити во вселенную, преидоша убо патриарси, сиречь Авраам, Исаак и Иаков, таж Моисеи бого-явленный, Аарон же и Самуил и весь пророческый полк. Последе же явися Иоанн, таже абие Владыка Христос, о Нем же рече: Иже по мне грядыи предо мною бысть, яко превее мене бе. И последнии достоиньсвом лучши властию бысть якоже показася» (л. 151 об., 155). Таким образом, Иоанн Предтеча предстает в данном отрывке текста как наиболее приближенный к Царю Небесному друг, «сановом началнейший», с которым Христа связывают неформальные
отношения — «с ним же абие царь неходатайственне является» (выход царя и его встреча с другом показаны в левой части миниатюры между горками). По мысли автора, Креститель является в мир последним из ветхозаветных святых, как наиболее достойный из них. Все же предшествовавшие ему пророки и праведники Ветхого Завета («Авраам, Исаак и Иаков, таж Моисеи богоявленный, Аарон же и Самуил и весь пророческый полк») в контексте данного отрывка несколько принижаются, будучи сопоставлены с предпосланными царю чинами «царской свиты».
Любопытно, что писец особым образом акцентирует внимание читателя на данном отрывке, выделяя в тексте слово «царь» красной киноварью. Этот прием, который сближает рукопись с московским первопечатным Евангелием 1550-х гг.8, в «Слове на Зачатие» был использован лишь единожды, и именно здесь. Вероятно, его применение было вызвано тем особым значением, которое вкладывалось создателями в этот отрывок и сопровождающую его миниатюру. Действительно, представленные в ее композиции образы зримо отражают основные постулаты идеологии Царства, актуальные для изучаемой эпохи. Так, онтологическое представление о богоданности и богоподобии самодержавной власти, лежащее в основе монархической модели, демонстрирует порегистровое размещение друг над другом царя земного и Царя Небесного9. Слава и великолепие земного монарха мыслятся отблесками величия Небесного Государя, а иерархия его подданных — земной проекцией небесной иерархии. Просматриваются в ее программе и другие популярные в Московском царстве историософские идеи, на первый взгляд, возможно, менее очевидные.
8 Аналогичное выделение красным цветом слова «царь» встречается также в тексте первопечатного среднешрифтового Евангелия, вышедшего в конце 1550-х гг., — в притче о Страшном Суде Мф 25. 40 (см.: Иванов М. Л. О «Слове похвальном...» С. 181—182).
9 Ср. с наблюдением Б. А. Успенского, сделанном на основе анализа русского чина венчания на царство: «В Византии, как и на Западе, монарх при помазании уподоблялся царям Израиля, в России же монарх уподоблялся самому Христу» (Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. С. 20—21). Прп. Иосиф Волоцкий возвеличивал фигуру московского самодержца (тогда — Василия III), говоря, что он «естеством подобен всем человеком, а властию же подобен Вышня-му Богу» (Послания Иосифа Волоцкого. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 184) и «по подобию небесныа власти дал ти есть Небесный Царь скипетр земнаго царства» (Там же. С. 183). О том, что земной царь «подобен Богу», писал в наставлениях молодому Ивану IV прп. Максим Грек: «Царь.... ни что же ино есть, разве образ живый и видимь, сиречь одушевлен, самого Царя Небеснаго» и «Многим убо и различным сущим в человецех художеством и хитростям и вельможным саном, кождо человеков безпрестани печется и всею душею тщится достигнути край конец, егоже желает, художества или хитрости или вельможнаго сана, аки на образ некий, на возсиявших древле в некоих сих взирая; тебе же, благовернейшему и всехвальному самодержцу всея Русии, ему же уверена суть от самого вышняго скипетра царства преславнаго и на кий ин образ взирати подобает всегда, а не точию в самого царствующаго на небесех... иже един есть страшен и всесилен» (Максим Грек. Сочинения. Ч. II. Казань, 1860. С. 346—348; цит. по: Панченко А. М., Успенский Б. А. Иван Грозный и Петр Великий: Концепции первого монарха // ТОДРЛ. XXXVII. Л., 1983. С. 67). См. также: Успенский Б. А. Царь и Бог // Избранные труды. М., 1994. T. I. С. 110-218.
* * *
Создание первой части «Слова на Зачатие» с изучаемой миниатюрой приходится на первую половину 1560-х гг., эпоху правления Ивана IV, когда шел активный процесс формирования идеологических представлений о сущности царской власти, ее пределах и прерогативах. На протяжении первой половины столетия в общественно-политической мысли и гражданском сознании происходило постепенное осмысление того, что с обретением независимости и территориальной целостности Московская Русь получила на мировой арене новый политический статус — не раздробленной на отдельные разрозненные княжества земли под игом монгольской империи, как это было ранее, а самостоятельного и самодержавного государства. Осознание этого факта нашло логическое выражение в акте венчания на царство Ивана IV в 1547 г., а в 1561 г. царский титул русского самодержца был официально признан Константинопольским патриархом10, что лигитимизировало его в глазах общественности. В эту эпоху сложилась уникальная в своем роде ситуация, когда выразителям общественно-политической мысли представлялось, что им предоставлен реальный исторический шанс воплотить на Руси утопические представления об идеальном государственном устройстве. В книжной традиции, восходящей к сочинениям конца XV — начала XVI в. (Вассиана Рыло, прп. Иосифа Волоцкого, прп. Максима Грека), а также в публицистике второй четверти — середины столетия (старца Филофея, Ивана Пересветова, Ермолая-Еразма, самого Ивана Грозного) создавалась идеальная профетическая модель Русского царства. Оно мыслилось как последнее православное государство накануне прихода антихриста, первое и единственное в своем роде «царство правды», созданное по образу и подобию Царства Божия на земле11. При этом, по наблюдениям историков, в основу модели государственного устройства русские идеологи XVI в. полагали не столько реальный исторический опыт христианской монархии в Византийской империи, павшей, как тогда считалось, «за неправду» под напором османского завоевания12, сколько образ священного царства, почерпнутый из книг Ветхого Завета. Одна из особенностей публицистических текстов — насыщенность различными вариативными моделями и проектами русского православного царства, а также разнообразными требованиями, которым должен соответствовать его совершенный правитель.
В фигуре царя, которая понималась в этом процессе как ключевая, концентрировались все чаяния по реализации проекта идеального политического мироустройства. Истинный государь призван соблюдать все догматы православия, править «верой» и «правдой», для чего должен быть исполнен премудрости
10 Характерно, что в этом послании патриарх Иоасаф II говорил об Иване IV как о признанном «царе всех православных христиан» (см.: Успенский Б. А. Царь и патриарх... С. 510, примеч. 16). При этом патриарх предложил Ивану Васильевичу венчаться на царство заново в согласии с византийским обрядом. Грозный отказался (см.: Там же. С. 85, примеч. 95).
11 Ваненкова А. Е. Отражение эсхатологических представлений в русской средневековой публицистике XVI века // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2014. № 18 (704). С. 134—136.
12 В частности у Ивана Пересветова (см.: Сочинения И. Пересветова / подгот. текста А. А. Зимин; под ред. Д. С. Лихачева. М.; Л., 1956. С. 145).
(недаром сочинение Ермолая Еразма «Правительница» изобилует отсылками к книге «Премудрости» царя Соломона)13. Немаловажная роль в процессе государственного строительства отводилась личному благочестию царя, в зависимость от которого ставилось благополучие всего царства: победы над сопротивными и благостояние державы рассматривались как награда благочестивому государю от Бога, а военные поражения, глады, моры и иные бедствия представлялись карой за его отступление от канонов веры и нравственных идеалов14.
Характерно, что царская идеология в середине — третьей четверти XVI в. формулировалась в активных словесных баталиях параллельно уже осуществляемому правлению первого русского царя. Все возрастающие в этом процессе возвышенные требования к царской особе проецировались на личность «вживе сущего» монарха, которому авторы не стеснялись указывать, каким он должен быть и как именно править. Особенностью русской публицистики этого времени были «страстность, эмоциональность, открытость в обсуждении идеологических проблем, экспликация личностных отношений между адресантом и адресатом. В результате полемических дискуссий образ русского православного царя становился все более проявленным и обретал четкие очертания как в общественном сознании, так и в сознании самого государя»15. Думается, что именно этот личностный компонент, характерный для историософской полемики на тему царя и царства, ее обращенность к конкретному адресату (Ивану Грозному) сделали возможным и появление такого множества личностных акцентов в церковной иконографии этого времени, какого никогда ранее не отмечалось16.
Благолепный образ благочестивого царя, сидящего в полном царском облачении в городчатом венце на престоле, является, по-видимому, собирательным образом идеального православного монарха (ил. 2). Однако, согласно историософским идеям того времени, таковым в эту эпоху мыслился не кто иной, как правящий русский самодержец. Как известно, в 1562 г. истекала пасхалия, составленная на 70 лет после несостоявшегося конца света в 7000 (1492) г. архиепископом Геннадием Новгородским, и с приближением 7070 (или 7077) года от сотворения мира вновь нарастали эсхатологические ожидания17. Перед лицом грядущего антихриста именно ему — правящему русскому государю — отводилась решающая роль в духовной битве за державу и души своих подданных.
Поэтому не исключено, что данное изображение замысливалось не просто как отвлеченный образ идеального православного царя, а в качестве идеализи-
13 Шевченко М. Н. К вопросу о характере царской власти в сочинении «Правительница» Ермолая-Еразма. С. 69-70.
14 Ваненкова А. Е. Указ. соч. С. 134-136.
15 Михайлова Т. В. Проективные образы русского царя в публицистических текстах // Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева. 2016. № 4 (38). С. 222.
16 Подробнее об этом: Устинова Ю. В. «Хронографическая» часть. С. 113-126.
17 В 1489 г. Димитрий Траханиот в своем трактате «О летах седьмой тысячи» указывал на сакраментальное значение числа «7», из чего можно было сделать вывод, что конец света наступит в 7070 или 7077 гг. , т.е. в 1560-х гг. (см.: Плигузов А. И., Тихонюк И. Л. Послание Дмитрия Траханиота новгородскому архиепископу Геннадию Гонзову о седмиричности счисления лет // Естественно-научные представления Древней Руси. М., 1988. С. 51-75).
рованного «иконного портрета» московского государя, поскольку идеология того времени ставила между этими понятиями знак равенства.
Отметим, что на миниатюре царь изображен сидящим на троне, увенчанном полукруглым завершением с раковиной. Аналогичным образом декорировано горнее место в алтаре Архангельского собора18, служившего великокняжеской и царской усыпальницей19, и тот же мотив лежит в основе декора тимпана над царским местом на галерее церкви Вознесения в Коломенском, построенной Петроком Малым по заказу Василия III в начале 1530-х гг. А. Л. Баталов, проследивший эволюцию данной архитектурной формы от ренессансных прототипов, усматривал в ней спектр «значений, связанных с имперской, папской и, конечно, небесной властью»20. Важно, что, античная в своей основе, она была прочно ассоциирована с московской великокняжеской и царской придворной культурой и использовалась в русской архитектуре XVI столетия именно в этом качестве21.
Характерно, что образ царя на л. 151 трактован очень близко к изображению римского императора Тиберия Августа на миниатюре на развороте л. 157 об. — 158, обозначающей эпоху его царствования (ил. 3). «Тиверий кесарь» показан сидящим фронтально на престоле выше четверовластников, правивших Иудеей. Совпадает иконография внешнего облика царя и кесаря, изображение их царских облачений, иератичной церемониальной позы и жеста правой руки (вероятно, в левой руке царя также был изображен жезл, утраченный на л. 151 об.). Фигура кесаря контрастно выделяется на темном фоне стены, увенчанной все той же характерной раковиной в тимпане.
Сближение образов «некоего царя» (под которым явно подразумевается государь московский) и римского императора представляется неслучайным, по-
18 Благодарю А. С. Преображенского, указавшего мне на этот памятник.
19 Самойлова Т. Е., Панова Т. Д. Усыпальница царя Ивана Грозного. М., 2004.
20 Баталов А. Л. Церковь Вознесения в Коломенском: архитектура, археология, история. М., 2013. С. 174.
21 См. также: Бойцов М. А. Папский зонтик, бог Гелиос и судьбы России // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 2004. Вып. 6. М., 2005. С. 99—154.
Ил. 2. Царь с приближенными. Отосланные в мир Иоанна Предтечи. Фрагмент миниатюры «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
скольку также вписывается в контекст историософских представлений своего времени. Как известно, в отличие от Византии, на Руси истинным помазанником Божиим считался только представитель рода Рюриковичей, последней и единственно законной монархической династии22, родоначальник которой, Август, жил во времена боговопло-щения и правил в ту эпоху, когда «Господь в римскую власть написа-ся», то есть был внесен в перепись населения как римский подданный23. С этого времени было принято отсчитывать начало истории «неуничтожимого Ромейского царства», которое несколько раз меняло место своего пребывания, и последним его вместилищем накануне Страшного Суда становится Московская Русь24. Таким образом, художник визуализировал в миниатюрах «Слова» популярную с 1520-х гг. идею трансляции империи: «Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать»25.
Если на миниатюре на л. 151 об. в образе «некоего царя» действительно представлен завуалированный «портрет» московского государя — разумеется, без передачи индивидуальных портретных черт26, но как идеальный профетический образ, к воплощению которого в своем
Ил. 3. Тиверий кесарь и иудейские четверо-властники. Миниатюра «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
22 Баталов А. Л. Династический кризис и благочестие московских государей // Закат династии. Последние Рюриковичи. Лжедмитрий. М., 2021. С. 8-19.
23 Идея Рима в Москве XV—XVI вв. Источники по истории русской общественной мысли. Рим, 1993. С. 145.
24 Каравашкин А. В. Московская Русь и «Ромейское царство»: историософия династической богоизбранности в публицистике XVI столетия // Россия XXI: Общественно-политический и научный журнал. М.: Экспериментальный творческий центр, 1999. № 3. С. 86-123; Он же. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М.: Прометей, 2000. С. 157-158.
25 Послание Филофея, игумена Елизаровской пустыни, к Государю великому Василию Ивановичу всея Руси // БАН. Собр. Ф. Плигина. № 57, 21.5.15. Рук. XVII в. Л. 121 об.; Гольд-берг А. Л. Идея «Москва — Третий Рим» в цикле сочинений первой половины XVI в. // ТОДРЛ. Т. 37. 1983. С. 139-149; Он же. Три «послания Филофея» // ТОДРЛ. Т. 29. 1974. С. 68-97.
26 К 1564 г. относится создание первого сохранившегося прижизненного портрета Ивана IV — на подносном экземпляре первопечатного Апостола 1564 г. Ивана Федорова в тиснении верхней крышки переплета (ГИМ, ОР Цар. А 15). Практически изгладившийся за прошедшие столетия из-за примененной нестойкой техники изготовления, он лишь недавно вновь
правлении он был призван стремиться, — то существенно важное значение для понимания замысла данной композиции имеет тот факт, что на ней изображение царя сопоставлено с образом Иоанна Предтечи, святого покровителя Ивана Грозного, почитание которого в качестве «царского ангела» активно развивалось в это время на Руси. Напомним, что положенный в основу миниатюры текст прославляет Иоанна ближайшим другом и сподвижником Христа, стоящим превыше всех ветхозаветных праведников. Однако при этом святой показан не в триумфе своей славы, как можно было бы ожидать, исходя из пафоса ее текста, а, напротив, в момент его «кеносиса», отослания в мир на нелегкое служение и смерть (ил. 4). Подобной сцены в житийной иконографии св. Иоанна Предтечи ранее зафиксировано не было. Однако ее композиция обнаруживает некоторое сходство со сценами «Отослания на служение» (например, архангела Гавриила
на Благовещение, Христа — на Воплощение), известных в искусстве средневековой Европы. Яркий пример такой композиции демонстрирует алтарный образ «Совет Спасения» Конрада Вит-ца 1445 г., входивший в состав полиптиха Базельского собора (ныне — в картинной галерее в Берлине)27. На панно немецкого мастера (ил. 5) показана Св. Троица в момент отослания Сына Божия в мир: Бог Отец, сидящий на престоле с агнцем на коленях, благословляет Христа воплотиться и начать путь Искупления28.
стал доступным исследователям благодаря проведенной мультиспектральной фотосъемке с последующей математической обработкой. Изображение было выполнено в традициях портретного гравирования на металле, принятых в Западной Европе; объем лица, светотени и часть фона искусно переданы при помощи вытесненной тонкой и частой штриховки. Портретируемый изображен в трехчетвертном развороте вправо, с недлинной клиновидной бородой и в царском венце, имеющем сходство с «казанской шапкой». Портрет отразил особенность Ивана IV — выраженную асимметрию его лица, в частности дефект левого глаза, наличие которого было выявлено при вскрытии его гробницы (подробнее см.: Уханова Е. Единственный прижизненный портрет царя Ивана Грозного на Апостоле 1564 г. Ивана Федорова // Блог Исторического музея. 27.05.2020. URL: https://blog.mediashm.ru/?p=4250 (дата обращения: 01.12.2021)). Даже беглое сравнение образа царя на миниатюре Чудовского сборника с указанным портретом показывает абсолютно условный характер первого изображения, выполненного на несколько лет раньше и с совершенно иной целью.
27 Конрад Витц. «Совет спасения. Посещение» ок. 1445 г. из Базеля в национальной картинной галерее Берлина, инв. № 1673. URL:http://www.smb-digital.de/eMuseumPlus?service=E xternalInterface&module=collection&objectId=867591&viewType=detailView
28 Близкий сюжет, восходящий к западным прототипам, «Помазание Богом Отцом Христа с херувимскими крыльями» был известен в грозненском искусстве в составе композиции клейма «И почи Бог в день седьмый» на Четырехчастной иконе Благовещенского собора Московского Кремля 1547 г. Согласно объяснению церковного собора 1553—1554 гг., это изобра-
~г Т? ' л\ , 7 I I.S
£ 1А ОЛАЛ (Аь'ЗЛАТПО И KAM
Ил. 4. Отослание в мир Иоанна Предтечи. Фрагмент миниатюры «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
Не исключено, что подобный образ мог оказать косвенное влияние на изучаемую миниатюру «Слова на Зачатие»29, многочисленное присутствие в котором отзвуков западных образцов отмечал еще Ю. А. Неволин30, что впоследствии подтвердили позднейшие исследования иконографии памятника.
Необходимо отметить в скобках, что, спроецировав ситуацию «отослания в мир» с Христа на Иоанна Крестителя, создатели миниатюры невольно отразили не характерное для православного богословия учение о предсу-ществовании душ31. Впрочем, это не единственная богословская вольность, которую позволил себе автор «Слова на Зачатие»: в частности, в нем настойчиво проводилась идея о «вышеестественном», практически «непорочном», зачатии Иоанна Предтечи через осенение утробы Елисаветы Св. Духом32. Появление столь неоднозначных в богословском отношении изображений было вызвано, по-видимому, особой программой, заложенной в памятнике, а также тем чрезвычайно узким кругом читателей, для которых он предназначался. Возможно, автор предполагал давать своему читателю устные комментарии к ее содержанию.
Жертвенная идея миниатюры подчеркнута тем, что в ее композиции отрок Христос, сидящий на коленях Отца, отсылает в мир отрока же Иоанна. С одной
жение «прообразует святое крещение и чашу, которую Спаситель принял плотию в распятии и которая есть оцет, с желчью смешан» (Буслаев Ф. И. Сочинения. М., 1910. Т. 2. С. 293).
29 Миниатюры «Слова на Зачатие» с панно Конрада Витца «Совет спасения» сближает еще одно обстоятельство: наряду со сценой Отослания Христа в мир на работе немецкого мастера присутствует изображение «Встречи Марии и Елисаветы» с фигурками видимых в их лонах младенцев Иисуса и Иоанна. Этот уникальный для древнерусского искусства, но известный в Западной Европе вариант иконографии запечатлен также и в миниатюрах «Слова» на л. 149 об. — 151, непосредственно примыкающих к изучаемой миниатюре с изображением «некоего царя» и отослания в мир Иоанна Предтечи. Подробнее об этом: Устинова Ю. В. «Встреча Марии и Елисаветы» в миниатюрах лицевого сборника Чудова монастыря 1560-х гг.: к проблеме интерпретации авторского замысла «Слова на Зачатие св. Иоанна Предтечи» // Вестник древнерусского сектора ГИИ. 2021. № 2 (в печати).
30 Неволин Ю. А. Влияние идеи «Москва — третий Рим» на традиции древнерусского изобразительного искусства // Искусство христианского мира. 1996. № 1. С. 71—84.
31 Давыденко В. Ф. Святоотеческое учение о душе человека. Харьков: тип. Губ. правл., 1908 (обл. 1909). URL:https://azbyka.ra/otechnik/bogos1ovie/svjatootecheskoe-uchenie-o-dushe-сЬе1оуека/10
32 Устинова Ю. В. «Зачатьевский цикл» в составе жития св. Иоанна Крестителя в древнерусском искусстве XVI — первой половины XVII века // Искусство христианского мира: сб. статей. М., 2005. Вып. 9. С. 197-212.
Ил. 5. Конрад Витц. Совет спасения. Алтарное панно. Ок. 1445 г. Из собора в Базеле. Гос. Музеи Берлина
стороны, юный облик обоих персонажей мог быть обусловлен ее размещением в «детском цикле» произведения. Однако у такой трактовки их образов мог быть и более глубокий богословский подтекст. Согласно традиции святоотеческой экзегезы, в Св. Писании понятие «отрок» соотносится не только с обозначением возрастной категории человека, но и со значением «слуга» и «жертва»33. В мессианском контексте данный эпитет употреблен в пророчестве о божественном Отроке, слуге Господа (Ис 42. 1-3, Мф 12. 18-21), которое указывало на Иисуса одновременно как на мессианского Царя и страдающего отрока Господня34. Возможно, именно такой смысл автор вложил и в сцену отослания Иоанна в мир:
Христос, Отрок Божий, Агнец, закланный за грехи мира (Ин 1. 29), посылает перед собой отрока Иоанна на жертвенное служение и смерть, которые в конечном счете и становятся залогом величия Иоанна Предтечи в Царствии Небесном.
В миниатюрах «Слова на Зачатие» изучаемая композиция не являет собой единичный пример визуализации данной идеи. Сходный замысел демонстрирует одна из опорных миниатюр второго — «киригматического» — раздела памятника на л. 175 об. (ил. 6). На ней Иоанн показан как проповедник, окруженный слушателями, а в верхнем регистре миниатюры прямо над Предтечей — этимасия с масштабно выделенным Крестом и орудиями Страстей. Согласно замыслу композиции, «восхищение Царства» Предтечей и его последователями-христианами совершается деятельным подвигом, «нуждею», соучастием в Жертве Христа35.
В контексте идеологии культа «царского ангела», восходящей к временам Ивана III и Василия III, небесный покровитель монарха вы-
33 Ср. с Быт 22. 2, где этот эпитет употребляется в рассказе о жертвоприношении Авраамом своего сына Исаака.
34 Иеремиас И. Богословие Нового Завета. М., 1999. Ч. 1. С. 73.
35 Миниаюра иллюстрирует слова свидетельства Христа об Иоанне: «От дний же Иоанна Крестителя доселе Царство Небесное нудится, и нужницы восхищают е. Вси бо пророцы закон до Иоанна прорекоша. И аще хощете прияти, той есть Илия хотяй приити. Имеяй уши слышати да слышит».
Ил. 6. «От дний же Иоанна Крестителя
доселе Царство Небесное нудится». Миниатюра «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
двигался в качестве духовного ориентира для царя, а его житие рассматривалось как высокий образец, призванный вдохновлять государя в его служении. Воспитанный на отождествлении обстоятельств своего собственного вымоленного рождения с чудесным зачатием Иоанна Крестителя от неплодных престарелых родителей3б, Грозный, по-видимому, и в зрелом возрасте был склонен до определенной степени ассоциировать себя со своим небесным патроном. В частности, как показал М. Флайер, в чине «хождения на осляти» в неделю Ваий молодой Иван IV вдохновлялся образом Предтечи — предшественника Христа — для собственной роли водителя-конюшего у московского митрополита37. Между тем тема жертвенного служения Иоанна Крестителя, его сопричастия спасительной жертве Христа активно продвигалась идеологами середины — третьей четверти XVI в., что проявилось в создании ряда новых сюжетов церковной иконографии (в этом контексте можно рассматривать появление в 155G-K гг. новаторской для древнерусского искусства композиции «Сошествие Иоанна Предтечи в ад»)38.
Поэтому не исключено, что сопоставление в композиции изучаемой миниатюры сцены Отослания отрока Иоанна Предтечи в мир с образом земного царя является отголоском еще одной популярной в середине — второй половине XVI в. историософской концепции. Имеется в виду идеология «царской жертвы», которая разрабатывалась, в частности, Ермолаем-Еразмом39. Согласно ей, царь, Божий избранник, мыслился не только правителем, но и потенциальным страстотерпцем или даже мучеником за веру4". В качестве мотивирующих примеров приводились подвиги царских «сродников» — князей-страстотерпцев Бориса и
36 Подробнее об этом: Маханько М. А. Древняя икона царского ангела. Влияние коломенского образа конца XIV в. «Иоанн Предтеча Ангел пустыни» на патрональные изображения середины — второй половины XVI в. // Древнерусское искусство. Идея и образ. Опыты изучения византийского и древнерусского искусства. Материалы Международной научной конференции 1—2 ноября 2GG5 г. М., 2GG9. С. 317—342; Маханько М. А. Почитание и собирание древних икон в истории и культуре Московской Руси XVI века. М., 2G15. С. 19б—2G6.
37 Панченко A. M., Успенский Б. А. Иван Грозный и Петр Великий. С. 54—78; Flier S. M. Emperor As the Mythmaker: Ivan The Terrible and the Palm Sunday Ritual // Medieval Russian Culture. Berkeley; Los-Angeles; L., 199G. Vol. 1. P. 8б—124; Idem. The Iconology of Royal Ritual in Sixteenth-Century Moscow // Byzantine Studies. Essays on the Slavic World and the Eleventh Century. N. Y., 1992. № 4. P. 53-7б; Hunt P. Ivan IVs Personal Mythology of Kingship. Slavic Review. 1993. No. 52(4). Р. 7б9-811; Flier S. M. Breaking The Code: The Image of the Tsar in the Muscovite Palm Sunday Ritual // Medieval Russian Culture / ed. by M. S. Flier and D. Rowland. Berkeley; Los-Angeles; L., 1994. Vol. II. P. 213-242; Флайер С. М. Образ государя в московском обряде Вербного воскресенья // Пространственные иконы. Перформативное в Византии и Древней Руси. М., 1997. С. 553.
38 Устинова Ю. В. Сошествие во ад Иоанна Предтечи — новый сюжет в древнерусском искусстве грозненского времени: к проблеме генезиса иконографии // ИХМ. Вып. 15. М., 2G21. С. 195-2G5.
39 Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М., 2GGG. С. 183-184.
4G По мысли Ермолая-Еразма, государю лучше пожертвовать собой ради христиан, чем остаться равнодушным к судьбе царства и подданных: «Сие же вся сведый Господь рече сего ради, яко святии ученицы Его ради постражут и человек ради, их же душа спасут, ибо и сии многи пакости сотвориша им, елицы последи пришед в чювство разумеша, яко апостоли хотя-ще им жизни вечныя и от них же страдаша, свершающе Господню заповедь, еже о любви, яко положити душу за други своя». Наконец, в «Главах о увещании утешителнем царем...» Ермолай
Глеба, Дмитрия Донского и других его предков по плоти41. Так, в «Летописце начала царства» царь-пастырь «душу свою пологает за овца»42, жертвует собой «не токмо до крови, но и до последнего издыханиа»43. О том, что концепция «царской жертвы» была близка Ивану IV, свидетельствуют его слова в послании к князю Андрею Курбскому: «На род же хрестиянский мучительных сосудов не умышляем, но паче за них желаем противу всех врагов их не токмо до крови, но и до смерти пострадати»44. В сознании первого русского самодержца жертвенная составляющая монаршего служения, безусловно, подпитывалась образами, заложенными в культе его святого, чье житие являло образец жертвенного служения Богу.
Если рассматривать миниатюру в контексте данной идеи, то она (случайно или нет) перекликается со словами из грамоты бояр и князя Ивана Дмитриевича Бельского польской раде от 28 ноября 1562 г., написанными, по-видимому, очень близко ко времени создания изучаемого изображения: «...мы видим своего бла-гочестиваго государя во всех благих сияюща, и милость его к народу христианскому такова, не токмо трудом и попечением и промыслом персоны своея, но где
доведетца за православие и крови своя и главы своея положити не отмещетца...»45.
* * *
Согласно московской идеологии XVI в., цель последнего земного царства и лично царя — сделать своих подданных причастниками Царства Небесного, гражданами Небесного Иерусалима. Эта идея была отражена уже в программе «Степенной книги» (конца 1550-х — начала 1560-х гг.), авторство которой также приписывается всероссийскому митрополиту Афанасию46. В ней особо подчеркивалась душеспасительная миссия Московского царства и его правителей: история рода Рюриковичей уподоблялась лестнице с «златыми степенми», ведущей на небо, по которой правители Руси «невозбранен к Богу восход утвердиша себе же и сущим по них»47.
говорил, что страдания и скорбь имеют особую очистительную функцию: «Посылает убо Бог скорбь не во вражду, но приводя к очищению» (Каравашкин А. В. Указ. соч. С. 1184-185).
41 В «Слове о житии» Дмитрия Донского: «Лепо есть намь, братие, положити главы своя за правоверную веру христианскую» (Памятники литературы Древней Руси. XIV — середина XV в. М., 1981. С. 212).
42 В ряде полемических произведений XVI века царь выступает как своеобразный перво-святитель, государь-пастырь, заступник перед Богом. Это звучит в царском рукописании к собору 1551 г. Иван Грозный, обращаясь к иерархам Церкви, называет своего отца, великого князя Василия III, их «пастырем» и «заступником»: «Како намъ Бога милостива сотворити о семъ видимъ вси каковы различныя казни и милостивое наказание на нас посла Господь, обращая нас отъ заблуждения яко чадолюбивый отецъ. мы же никакоже о сем не воспомяну-хомся. смирил нас Бог. отнялъ у меня отца а у вас пастыря и заступника...» (Стоглав. Казань, 1911. С. 18).
43 ПСРЛ. М., 1965. Т. 29. С. 60, 79.
44 Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 67.
45 Сб. РИО. Т. 71. С. 111.
46 Макарий (Веретенников), архим. Всероссийский митрополит Афанасий // Богословские труды. Сб. 25. М.: Издание Московской Патриархии, 1984. С. 247-257.
47 ПСРЛ. СПб., 1908. Т. XXI. Ч. 1. С. 5.
На изучаемой миниатюре «Слова на Зачатие» земное царство под престолом Господа Бога и рай с ветхозаветными пророками и праведниками представлены как две части единой композиции, т. е. Царство Небесное показано как эсхатологическая перспектива и цель существования земного государства (ил. 7). На переднем плане образ Рая визуализирует узнаваемый топос «Лона Авраама, Исаака и Иакова»: восседающие на престолах патриархи держат в полах своих одежд души упокоенных ими праведников в виде младенцев. Иконография сцены, входившей в Х1У—ХУ1 вв. в устойчивый состав композиции «Страшного Суда», на миниатюре традиционна48, за исключением одной детали: сидящий справа праотец с видимым усилием привлекает к себе «непокорную душу» в облике непослушного ребенка, изображенного без нимба, в отличие от других душ, покоящихся на лоне патриархов. Несмотря на сопротивление своевольной души, выразившееся в ее отчетливом противоположно направленном движении, праотец властно удерживает ее подле себя древним жестом «захват запястья», демонстрирующим примат его воли над ее собственной49.
На последней детали необходимо остановиться подробнее. В композиции «Лона Авраамова» известны примеры изображения душ в виде детей, толпящихся у престола патриарха, моля принять их на лоно — во фресках, монастырской костницы в Бачково в Болгарии второй половины XII в.50, монастыря Ахтала начала XIII в.51, Грачаницы XIV в. и в ряде других памятников52. На русских иконах «Страшного Суда» второй половины XV—XVI в. намечается тенденция к сокращению числа просящихся на лоно душ до одной: см. псковскую икону 1460-х гг. в собрании Псковского
Ил. 7. Рай. Лоно Авраама, Исаака и Иакова. Миниатюра «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи» Лицевого сборника Чудова монастыря. Москва, 1560-е гг. РГБ
48 Образ с тремя патриархами заменил в это время вариант с одним Авраамом, известный с IX в. (Квливидзе Н. В. Лоно Авраамово // ПЭ. Т. 41. С. 451-452).
49 Иванова С. В. Типология жеста — «захват запястья» // Зеленый зал-3. Российский институт истории искусств. СПб., 2013. С. 55-72.
50 Лазарев В. Н. История византийской живописи. М., 1986. С. 108, табл. 362.
51 Лидов А. М. Росписи монастыря Ахтала. История, иконография, мастера. М., 2014. С. 123, ил.
52 Больше примеров см.: Квливидзе Н. В. Указ. соч. С. 451-452.
музея-заповедника53, новгородскую икону из собрания А. В. Морозова в ГТГ54, а также строгановскую икону из Благовещенского собора Сольвычегодска в Сольвычегодском музее-заповеднике, которая датируется до 1579 г.55 На двух последних памятниках патриарх подает душе руку, чтобы помочь ей взойти на его лоно — но взойти по собственной воле, а не по принуждению, о чем говорит молящая поза олицетворяющего ее ребенка. Сходным образом данный эпизод представлен и на миниатюре с изображением «Лона патриархов» в Учительном Евангелии конца 1540-х гг. (РГБ. Ф. 98. № 80. Л. 30) (ил. 8). Восседающим на престолах праотцам предстоит, молитвенно простирая руки, праведная душа в облике младенца с нимбом, а один из патриархов благожелательно склоняется, чтобы принять ее на лоно. На изучаемой же миниатюре «Слова на Зачатие» в данном эпизоде звучит совершенно противоположная интонация. Если принять во внимание отмеченную М. Л. Ивановым общую композиционную близость обеих миниатюр, которые, по его мнению, могли быть выполнены одним тем же художником-миниатюристом56, приходится предположить, что за этой особенностью стоит некая программа, продиктованная заказчиком.
Итак, вряд ли можно посчитать случайной прихотью миниатюриста изображение в данной композиции «непокорной души», словно противящейся своему спасению, ранее в иконографии неизвестное. Оно перекликается с горячо обсуждавшейся в XVI в. темой антитезы «самовласти», т. е. свободы человека, и царского «самодержства», простирающегося над ней57. Соглас-
53 Инв. ПКМ 2792 (Шалина И. А. Древнейшая псковская икона с изображением Страшного суда // В созвездии Льва: Сб. статей по древнерусскому искусству в честь Л. И. Лифшица. М., 2014. С. 538-579).
54 ГТГ, инв. 14458 (София Премудрость Божия. Выставка русской иконописи ХШ—Х1Х веков из собраний музеев России: [Каталог]. М.: Радуница, 2000. Кат. № 118. С. 320-323).
55 Инв. СМ-347-Ж (Иконы строгановских вотчин ХУ-ХУН веков: По материалам реставрационных работ ВХНРЦ им. академика И. Э. Грабаря: каталог-альбом. М.: Сканрус, 2003. Кат. № 7. С. 28, ил. с. 106-111).
56 Миниатюра иллюстрирует чтение Недели о Страшном Суде (см.: Иванов М. Л. Сюжеты миниатюр... С. 161).
57 В полемических произведениях начала ХУ в. (у Иосифа Волоцкого) и особенно середины столетия вопрос о свободе воли («самовласти») человека получает негативную окраску, ассоциируясь с самовольством и бесчинством. Это прослеживается у Ермолая-Еразма и осо-
(ЧО/ИО Лгн^/ь Гр4П11ПЛЛОП^П,ЛЛ((11ЧН^'Ь ллтЬсьтторнете •
Ил. 8. Второе Пришествие, Рай. Миниатюра Учительного Евангелия. Москва, конец 1540-х гг. РГБ
но представлениям публицистов середины XVI в., богоизбранный государь по природе своей власти обладает особыми, в том числе карательными правами: он заботится о чистоте веры и должен сдерживать «самовольство», становясь исполнителем казней Божиих58. При этом считалось, что царь не просто должен обуздать свободу человека — он обязан направить ее на стяжание жизни вечной. Вынужденный наказывать подданных, государь проводит их через земной чувственный огонь, спасая от огня будущего59. Об этом писал Грозный в послании к польскому королю, апеллируя к словам из соборного послания Иуды (1. 22—23): «А что брат наш писал, что не годитца закон утвержати таковым поучением, ино есть с милосердием поучение послушающим, а не послушающим поучение и с наказанием бывает, якож рече апостол Июда, брат Господень по плоти: овех убо милуйте разсужающе, овех же страхом спасайте от огня возхищающе; не от сего ж видимаго огня, но от будущаго неугасимаго повеле апостол возхищати»60. Согласно представлениям Грозного, пострадать от руки царя, даже безвинно, было спасительно для его подданных, ибо даровало им мученический венец; уклонение же от царского суда и кары приравнивалось в его глазах к богоотступничеству (эту мысль он активно развивал впоследствии, во времена опричнины)61.
Mиссия царя, таким образом, понималась в том, чтобы вывести человека из-под ига дьявольских сил и сделать своих подданных, в том числе непокорных,
бенно в «Валаамской беседе»: «^нози убо глаголют в мире, яко самоволна человека сотворил есть Бог на сесь свет. Аще бы самовластна человека сотворил Бог на сесь свет, и он бы не уставил царей и великих князей и прочих властей, и не разделил бы орды от орды. Сотворил Бог благоверныя цари и великия князи и прочия власти на воздержание мира сего для спасения душ наших» Моисеева Г. Н. Валаамская беседа. M.; Л., 1958. С. 161—162). Эта идея нашла логическое завершение у Ивана Грозного, по мнению которого свобода воли после адамова грехопадения приводила только к впадению человека в еще большие грехи. Следовательно, свобода человека должна быть ограничена во имя его спасения. Эта ограничительная, карательная по отношению к подданным миссия возложена Богом на православного царя, в фигуре которого персонифицировано все людское «самоволство»; в свою очередь, волей царя напрямую руководит Господь Бог (см.: Черняев А. В. Идея «самовластия» человека в русской социально-философской мысли XVI в. // Историко-философский ежегодник. 2011. № 2010. С. 258, 259). Развернутая концепция «самовласти» содержится в «Ответе государеве» Ивана Грозного Яну Роките (Tumins Valerie A. Tsar Ivan IV's Reply to Jan Rokita. The Hague; P.: Mouton, 1971. P. 225—227). Популярность этой идеи в России XVI в. подтверждал в своих записках австрийский посол С. Герберштейн: «Они (русские. — Ю. У.) прямо заявляют, что воля государя есть воля Божья, и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божьей. Поэтому также они именуют его ключником и постельничим Божиим и вообще веруют, что он свершитель Божественной воли...» (Герберштейн С. Записки о Mосковии. M., 1988. С. 29).
58 Каравашкин А. В. Свобода человека и теория «казней Божиих» в полемических сочинениях Ивана Грозного // Литература Древней Руси. M., 1996. С. 80—91.
59 Юрганов А. Л. Бог и раб Божий, государь и холоп: «самовластие» средневекового человека // Россия XXI. 1998. № 7-8. С. 91.
60 Сб. РИО. СПб., 1892. Т. 71. С. 229. К сходному примеру обращался царь и в первом письме Курбскому 1564 г.
61 В первом послании к Курбскому Иван IV упрекал князя в том, что тот решился на измену и бегство, вместо того чтобы получить мученический венец, пострадав от руки царя: «Сие бо есть воля Господня — еже благое творяще, пострадати. И аще праведен еси и благочестив, почто не изволил еси от мене, строптивого владыки, страдати и венец жизни наследи-ти?» (Послания Ивана Грозного. С. 10).
причастниками Небесного Царства. Возможно, именно этот комплекс идей визуализирует фигурка «непокорной души» в властном захвате патриарха в правой части сцены.
* * *
Если предложенная нами интерпретация идейного замысла изучаемой миниатюры на л. 151 об. — 155 верна, то ее можно рассматривать в качестве одной из центральных и значимых сцен в составе лицевого «Слова на Зачатие Иоанна Предтечи». Ее композиция в зримых образах воплощает программные представления публицистов ХУ в., близких к кругу Ивана Грозного и всероссийского митрополита Афанасия, о роли и назначении Московского царства и русского царя в мировой истории, а также в истории спасения человечества. В ней нашли отражение популярные в эту эпоху историософские идеи трансляции Римской империи на Русь, концепции «царской жертвы», а также актуальные темы соотношения личной свободы гражданина и границ самодержавной власти над ним.
В программе миниатюры явственно обозначено и место культа ангела государя в формулируемой системе идеологии царства. Ему отводится воодушевляющая и учительная роль в процессе воспитания нравственных качеств царя. Житие патронального царского святого выступает в качестве высокого духовного ориентира в его монаршем служении, понимаемом не как привилегия, обусловленная высоким статусом, а как тяжкое бремя и жертвенный подвиг.
Список литературы
Баталов А. Л. Династический кризис и благочестие московских государей // Закат династии. Последние Рюриковичи. Лжедмитрий. М., 2021. С. 8-19. Баталов А. Л. Церковь Вознесения в Коломенском: архитектура, археология, история. М., 2013.
Бойцов М. А. Папский зонтик, бог Гелиос и судьбы России // Казус. Индивидуальное и
уникальное в истории. 2004. Вып. 6. М., 2005. С. 99-154. Ваненкова А. Е. Отражение эсхатологических представлений в русской средневековой публицистике ХУ века // Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки. 2014. № 18 (704). С. 133-144. Гольдберг А. Л. Идея «Москва — Третий Рим» в цикле сочинений первой половины
ХУ в. // ТОДРЛ. Т. 37. 1983. С. 139-149. Гольдберг А. Л. Три «послания Филофея» // ТОДРЛ. Т. 29. 1974. С. 68-97. Давыденко В. Ф. Святоотеческое учение о душе человека. Харьков: тип. Губ. правл., 1908 (обл. 1909).
Иванов М. Л. О «Слове похвальном на Зачатие Иоанна Предтечи» Чудовского лицевого сборника: исследовательская статья // Лицевой сборник Чудова монастыря: Научный аппарат / Левочкин И. В., Крутова М. С., Иванов М. Л. Изд. 3-е., испр., доп. М.: Ак-теон, 2015. С. 177-219.
Иванов М. Л. Сюжеты миниатюр «Слова похвального на Зачатие Иоанна Предтечи» // Там же. С. 150-176.
Иванова С. В. Типология жеста — «захват запястья» // Зеленый зал -3. Российский институт истории искусств, СПб., 2013. С. 55-72. Идея Рима в Москве ХУ-ХУ вв.: Источники по истории русской общественной мысли. Рим, 1993.
Иеремиас И. Богословие Нового Завета. М., 1999.
Иконы строгановских вотчин XУI—XУII веков: По материалам реставрационных работ ВХНРЦ им. акад. И. Э. Грабаря: каталог-альбом. М.: Сканрус, 2003.
Каравашкин А. В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М.: Прометей, 2000.
Каравашкин А. В. Свобода человека и теория «казней Божиих» в полемических сочинениях Ивана Грозного // Литература Древней Руси. М., 1996. С. 80—91.
Каравашкин А. В. Мифы московской Руси: жизнь и борьба идей в XVI веке (Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский) // Россия XXI: общественно-политический и научный журнал. М.: «Экспериментальный творческий центр», 1998. № 11—12. С. 88-126.
Каравашкин А. В. Московская Русь и «Ромейское царство»: историософия династической богоизбранности в публицистике XVI столетия // Россия XXI: общественно-политический и научный журнал. М.: «Экспериментальный творческий центр», 1999. № 3. С. 86-123.
Квливидзе Н. В. Лоно Авраамово // ПЭ. Т. 41. М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2016. С. 451-452.
Лазарев В. Н. История византийской живописи. М.: Искусство, 1986.
Макарий (Веретенников), архим. Всероссийский митрополит Афанасий // Богословские труды: сб. 25. М.: Издание Московской Патриархии, 1984. С. 247-257.
Маханько М. А. Древняя икона царского ангела. Влияние коломенского образа конца XIV в. «Иоанн Предтеча Ангел пустыни» на патрональные изображения середины — второй половины XVI в. // Древнерусское искусство. Идея и образ. Опыты изучения византийского и древнерусского искусства: Материалы Международной научной конференции 1-2 ноября 2005 года. М., 2009. С. 317-342.
Маханько М. А. Почитание и собирание древних икон в истории и культуре Московской Руси XVI века. М., 2015.
Михайлова Т. В. Проективные образы русского царя в публицистических текстах // Вестник Красноярского государственного педагогического университета им. В. П. Астафьева. 2016. № 4 (38). С. 222-227.
Моисеева Г. Н. Валаамская беседа. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1958.
Неволин Ю. А. Влияние идеи «Москва — третий Рим» на традиции древнерусского изобразительного искусства // Искусство христианского мира. 1996. № 1. С. 71-84.
Левочкин И. В. Лицевой сборник Чудова монастыря из собрания рукописных книг Е. Е. Егорова // Лицевой сборник Чудова монастыря: Научный аппарат / Левочкин И. В., Крутова М. С., Иванов М. Л. Изд. 3-е., испр., доп. М.: Актеон, 2015. С. 3-9.
Лидов А. М. Росписи монастыря Ахтала. История, иконография, мастера. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2014.
Панченко А. М., Успенский Б. А. Иван Грозный и Петр Великий: концепции первого монарха // ТОДРЛ. Л., 1983. Т. XXXVII. С. 54-78.
Плигузов А. И., Тихонюк И. Л. Послание Дмитрия Траханиота новгородскому архиепископу Геннадию Гонзову о седмиричности счисления лет // Естественно-научные представления Древней Руси. М., 1988. С. 51-75.
Самойлова Т. Е., Панова Т. Д. Усыпальница царя Ивана Грозного. М., 2004.
София Премудрость Божия. Выставка русской иконописи XШ—XIX веков из собраний музеев России: [Каталог]. М.: Радуница, 2000.
Толкование на Святое Евангелие блаженного Феофилакта Болгарского: в 2 т. М., 2010. Т. II.
Успенский Б. А. Царь и Бог // Избранные труды. М., 1994. Т. I. С. 110-218.
Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998.
Устинова Ю. В. «Се Агнец Божий, вземляй грехи мира...» К вопросу о генезисе одного иконографического извода святого Иоанна Предтечи в древнерусском искусстве // Труды Центрального музея древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублева. Т. XVI. М., 2020. С. 29-44.
Устинова Ю. В. «Зачатьевский цикл» в составе жития св. Иоанна Крестителя в древнерусском искусстве XVI — первой половины XVII веков // Искусство христианского мира. 2005. Вып. 9. С. 197-212.
Устинова Ю. В. «Хронографическая» часть «Слова на Зачатие св. Иоанна Предтечи» лицевого сборника Чудова монастыря в контексте исторических обстоятельств эпохи Ивана Грозного // Новое искусствознание. 2020. № 3. СПб. С. 113-126.
Устинова Ю. В. Сошествие во ад Иоанна Предтечи — новый сюжет в древнерусском искусстве грозненского времени: к проблеме генезиса иконографии // Искусство христианского мира. 2021. Вып. 15. С. 195-205.
Уханова Е. Единственный прижизненный портрет царя Ивана Грозного на Апостоле 1564 г. Ивана Федорова // Блог Исторического музея. URL: https://blog.mediashm. ru/?p=4250 (27.05.2020).
Флайер С. М. Образ государя в московском обряде Вербного воскресенья // Пространственные иконы. Перформативное в Византии и Древней Руси. М., 1997. С. 533-562.
Черняев А. В. Идея «Самовластия» человека в русской социально-философской мысли XVI в. // Историко-философский ежегодник. 2011. № 2010. С. 239-260.
Шалина И. А. Древнейшая псковская икона с изображением Страшного суда // В созвездии Льва: сб. статей по древнерусскому искусству в честь Л. И. Лифшица. М., 2014. С. 538-579.
Шевченко М. Н. К вопросу о характере царской власти в сочинении Ермолая-Еразма «Правительница» // Вестник ОмГУ. 2010. № 3. С. 69-73.
Юрганов А. Л. Бог и раб Божий, государь и холоп: «самовластие» средневекового человека // Россия XXI. 1998. № 7-8.
Flier S. M. Breaking the Code: The Image of the Tsar in the Muscovite Palm Sunday Ritual // Medieval Russian Culture / уd. by M. S. Flier and D. Rowland. Berkeley; Los-Angeles; L., 1994. Vol. II. P. 213-242.
Flier S. M. Emperor As the Mythmaker: Ivan The Terrible and the Palm Sunday Ritual // Medieval Russian Culture. Berkeley; Los-Angeles; London, 1990. Vol. 1. P. 86-124.
Flier S. M. The Iconology of Royal Ritual in Sixteenth-Century Moscow //Byzantine Studies. Essays on the Slavic World and the Eleventh Century. N. Y., 1992. № 4. P. 53-76.
Hunt P. Ivan IVs Personal Mythology of Kingship. Slavic Review, 52(4), 1993. Р. 769-811.
Tumins Valerie A. Tsar Ivan IV's Reply to Jan Rokita. The Hague; P.: Mouton, 1971. P. 225227.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia V: Voprosy istorii i teorii khristianskogo iskusstva.
of the Department of Storage, Central Andrey Rublev Museum of Ancient Russian Culture and Art
Head of the Sector of Easel and Monumental Paintings
Julia Ustinova,
2022. Vol. 46. P. 9-33
DOI: 10.15382/sturV202246.9-33
Moscow, Russia; Senior Lecturer, Department of History
and Theory of Christian Art, St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities Moscow, Russia y.ustinova@rublev-museum.ru https://orcid.org/0000-0002-0902-1110
The Tsar and the "Angel of the Tzar": The Problem of Image-Related Interpretation of Historiosophical Conceptions of the 16th Century in the Miniatures of the Convolute from Chudov Monastery of the 1560s
Abstract: The article analyses the iconography of the miniature "A Word on the Conception of St. John the Baptist" in the manuscript of the 1560s from Chudov Monastery (Russian State Library, F. 98, Collection of E. E. Egorov, № 1844, fol. 132 v. — 186). Its elaborate composition combines the image of the tsar sitting on the throne surrounded by his entourage, God the Father, and Christ, who are sending the young John the Baptist into the world, and the image of paradise with the Old Testament saints. The programme of the miniature visualises the ideas of the writers of the 16th century about the role and purpose of Moscow Tsardom and the Russian tsar in world history. It reflects the historiosophical ideas popular in this period of projection of the Roman Empire onto Russia, the concept of the "tzar's sacrifice", as well as the issues of the correlation between the personal freedom of a citizen and the boundaries of autocratic power over him. It also clearly indicates the place of the cult of the "angel of the sovereign" in the formulated system of the ideology of the tsardom, its inspiring and enlightening role in the process of his moral education.
Keywords: Old Russian art, art of 16th, Old Russian book miniature, illuminated convolute of Chudov Monastery, iconography of St. John the Baptist, Tsar Ivan the Terrible, All-Russian Metropolitan Athanasius, ideology of tsardom, historiosophical concepts, tzar's sacrifice, Moscow as the Third Rome, freedom, autocracy.
Ju. Ustinova
References
Batalov A. L. (2021) "Dinasticheskii krizis i blagochestie moskovskikh gosudarei" [Dynastic crisis and piety of Moscow sovereigns], in Zakat dinastii. Poslednie Riurikovichi. Lzhedmitrii [Decline of the dynasty. The last Rurikoviches. False Dmitry]. Moscow, 2021, pp. 8-19 (in Russian).
Batalov A. (2013) TserkoV Vozneseniia vKolomenskom: arkhitektura, arkheologiia, istoriia [Church of the Ascension in Kolomenskoye: architecture, archaeology, history]. Moscow, 2013 (in Russian).
Boitsov M. (2005) "Papskii zontik, bog Gelios i sud'by Rossi" [Papal umbrella, god Helios and the fate of Russia]. Kazus. Individual'noe i unikal'noe v istorii. 2004. Issue 6. Moscow, 2005, pp. 99-154 (in Russian).
Cherniaev A. (2011) "Ideia "Samovlastiia" cheloveka v russkoi sotsial'no-filosofskoi mysli XVI v." [The idea of "Autocracy" of a person in the Russian socio-philosophical thought of the 16th century]. Istoriko-filosofskii ezhegodnik. 2011. № 2010, pp. 239-260 (in Russian).
Flier S. (1997) "Obraz gosudaria v moskovskom obriade Verbnogo voskresen'ia" [The image of the sovereign in the Moscow rite of Palm Sunday], in Prostranstvennye ikony. Performativnoe v Vizantii i Drevnei Rusi [Spatial icons. The performative in Byzantium and Ancient Russia]. Moscow, 1997, pp. 533-562 (in Russian).
Flier S. (1994) "Breaking The Code: The Image of the Tsar in the Muscovite Palm Sunday Ritual", in M. Flier, D. Rowland (eds) Medieval Russian Culture. Berkeley; Los-Angeles; London, 1994. Vol. II, pp. 213-242.
Flier S. (1990) "Emperor As the Mythmaker: Ivan the Terrible and the Palm Sunday Ritual", in Medieval Russian Culture. Berkeley; Los-Angeles; London, 1990. Vol. 1, pp. 86-124.
Flier S. (1992) "The Iconology of Royal Ritual in Sixteenth-Century Moscow", in Byzantine Studies. Essays on the Slavic World and the Eleventh Century. New York, 1992. № 4, pp. 5376.
Gol'dberg A. (1983) "Ideia "Moskva — Tretii Rim" v tsikle sochinenii pervoi poloviny XVI v." [The idea of "Moscow — the Third Rome" in the cycle of works of the first half of the 16th century»). TODRL [Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature]. Vol. 37. 1983, pp. 139-149 (in Russian).
Gol'dberg A. (1974) "Tri "poslaniia Filofeia"" [Three "epistles of Philotheus"]. TODRL [Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature]. Vol. 29. 1974, pp. 68-97 (in Russian).
Hunt P. (1993) "Ivan IV's Personal Mythology of Kingship". Slavic Review, 52 (4), 1993, pp. 769-811.
Ideia Rima v Moskve XV-XVI veka. Istochniki po istorii russkoi obshchestvennoi mysli [The idea of Rome in Moscow of the 15th —16th century. Sources on the history of Russian social thought]. Rome, 1993 (in Russian).
Ieremias I. (1999). Bogoslovie Novogo Zaveta [Theology of the New Testament]. Moscow, 1999 (in Russian).
Ikony stroganovskikh votchin XVI-XVII vv. [Icons of the Stroganov estates in the 16th -17th centuries]. Moscow, 2003 (in Russian).
Iurganov A. (1998) "Bog i rab Bozhii, gosudar' i kholop: "samovlastie" srednevekovogo cheloveka" [God and the servant of God, the sovereign and the serf: "autocracy" of the mediaeval man]. Rossiia XXI, 1998, № 7, 8 (in Russian).
Ivanova S. (2013) "Tipologiia zhesta — "zakhvat zapiast'ia"" [Typology of the gesture — grasping the wrist]. Zelenyi zal-3. Rossiiskii institut istorii iskusstv, St. Petersburg, 2013, pp. 55-72 (in Russian).
Karavashkin A. (1996) "Svoboda cheloveka i teoriia "kaznei Bozhiikh" v polemicheskikh sochineniiakh Ivana Groznogo" [Human freedom and the theory of "God's executions" in the polemical writings of Ivan the Terrible], in Literatura Drevnei Rusi [Literature of Old Russia]. Moscow, 1996, pp. 80-91 (in Russian).
Karavashkin A. (1998) "Mify moskovskoi Rusi: zhizn' i bor'ba idei v XVI veke (Ivan Peresvetov, Ivan Groznyi, Andrei Kurbskii)" [Myths of Muscovite Russia: life and struggle of ideas in the 16th century (Ivan Peresvetov, Ivan the Terrible, Andrey Kurbsky)]. Rossiia XXI (Obshchestven-no-politicheskii i nauchnyi zhurnal). Moscow, 1998. № 11-12, рр. 88-126 (in Russian).
Karavashkin A. (1999) "Moskovskaia Rus' i "Romeiskoe tsarstvo": istoriosofiia dinasticheskoi bogoizbrannosti v publitsistike XVI stoletiia" [Muscovite Russia and the "Romaic Tsardom": historiosophy of dynastic God-chosenness in the literature of the 16th century]. Rossiia XXI (Obshchestvenno-politicheskii i nauchnyi zhurnal). Moscow, 1999, № 3, pp. 86-123 (in Russian).
Karavashkin A. (2000) Russkaia srednevekovaiapublitsistika: Ivan Peresvetov, Ivan Groznyi, Andrei Kurbskii [Russian mediaeval essayism: Ivan Peresvetov, Ivan the Terrible, Andrey Kurbsky]. Moscow, 2000 (in Russian).
Kvlividze N. (2016) Lono Avraamovo [Abraham's bosom], in Pravoslavnaia entsiklopediia [Orthodox encyclopaedia], vol. 41. Moscow, 2016, pp. 451-452 (in Russian).
Lazarev V. (1986) Istoriia vizantiiskoi zhivopisi [History of Byzantine Painting]. Moscow, 1986 (in Russian).
Levochkin I., Krutova M., Ivanov M. (eds) (2015) Litsevoisbornik Chudova monastyria. Nauchnyi apparat [Illustrated book of Chudov Monastery. Scientific apparatus]. 3rd ed. Moscow, 2015 (in Russian).
Lidov A. (2014) Rospisi monastyria Akhtala. Istoriia, ikonografiia, mastera [The wall paintings of Akhtala Monastery. History, iconography, masters]. Moscow, 2014 (in Russian).
Makarii (Veretennikov) (1984) "Vserossiiskii mitropolit Afanasii" [All-Russian Metropolitan Athanasius]. Bogoslovskie trudy, № 25. Moscow, 1984, pp. 247-257 (in Russian).
Makhan'ko M. (2009) "Drevniaia ikona tsarskogo angela. Vliianie kolomenskogo obraza kont-sa XIV v. "Ioann Predtecha Angel pustyni" na patronal'nye izobrazheniia serediny — vtoroi poloviny XVI v." [The ancient icon of the tsar's angel. The influence of the Kolomna image of the end of the 14th century "John the Baptist, the Angel of the Desert" on the images of the middle — second half of the 16th century], in Drevnerusskoe iskusstvo. Ideia i obraz. Opyty izucheniia vizantiiskogo i drevnerusskogo iskusstva. Materialy Mezhdunarodnoi nauchnoi konfer-entsii 1—2 noiabria 2005goda [Old Russian art. Idea and image. The study of the Byzantine and ancient Russian art. Conference proceedings]. Moscow, 2009, pp. 317-342 (in Russian).
Makhan'ko M. (2015) Pochitanie i sobiranie drevnikh ikon v istorii i kul'ture Moskovskoi Rusi XVI veka [Veneration and collecting of ancient icons in the history and culture of Muscovite Russia in the 16th century]. Moscow, 2015 (in Russian).
Mikhailova T. (2016) "Proektivnye obrazy russkogo tsaria v publitsisticheskikh tekstakh" [Proj ective images ofthe Russian tsar in essayistic texts]. Vestn ik Krasnoiarskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta, № 4 (38), 2016, pp. 222-227 (in Russian).
Moiseeva G. (1958) Valaamskaia beseda [Valaam conversation]. Moscow, 1958 (in Russian).
Nevolin Iu. (1996) "Vliianie idei "Moskva — Tretii Rim" na traditsii drevnerusskogo izobrazitel'nogo iskusstva" [Influence of the idea of "Moscow — the Third Rome" on the traditions of old Russian fine art], in Iskusstvo khristianskogo mira [The art of the Christian world]. Issue 1. Moscow, 1996, pp. 71-84 (in Russian).
Panchenko A., Uspenskii B. (1983) "Ivan Groznyi i Petr Velikii: kontseptsii pervogo monarkha" [Ivan the Terrible and Peter the Great: conceptions ofthe first monarch], in TODRL [Proceedings of the Department of Ancient Russian Literature]. Leningrad, 1983. Vol. XXXVII, pp. 54-78 (in Russian).
Pliguzov A., Tikhoniuk I. (1988) "Poslanie Dmitriia Trakhaniota novgorodskomu arkhiepiskopu Gennadiiu Gonzovu o sedmirichnosti schisleniia let" [Dmitry Trakhaniot's epistle to Archbishop Gennady Gonzov of Novgorod about the counting of years], in Estestvenno-nauchnye predstavleniia Drevnei Rusi [Scientific ideas of Ancient Russia]. Moscow, 1988, pp. 51-75 (in Russian).
Samoilova T., Panova T. (2004) Usypal'nitsa tsaria Ivana Groznogo [The burial chamber of Ivan the Terrible]. Moscow, 2004 (in Russian).
Shalina I. (2014) "Drevneishaia pskovskaia ikona s izobrazheniem Strashnogo suda" [The oldest Pskov icon depicting the Last Judgment], in Vsozvezdii L'va. Sbornikstateipo drevnerusskomu iskusstvu v chest' L.I. Lifshitsa [In the constellation of Leo. Collection of articles on Ancient Russian art in honor of L.I. Lifshits]. Moscow, 2014, pp. 538-579 (in Russian).
Shevchenko M. (2010) "K voprosu o kharaktere tsarskoi vlasti v sochinenii Ermolaia-Erazma "Pravitel'nitsa"" [On the nature of tsar's power in the work of Ermolai-Erasmus "Female Ruler"]. Vestnik OmGU. 2010, № 3, pp. 69-73 (in Russian).
Sofiia Premudrost' Bozhiia. Vystavka russkoi ikonopisi XIII-XIX vekov iz sobranii muzeev Rossii: Katalog [Sophia the Wisdom of God. Exhibition of Russian iconography of the XIII-XIX centuries from the collections of Russian museums: Catalogue]. Moscow, 2000 (in Russian).
Tolkovanie na Sviatoe Evangelie blazhennogo Feofilakta Bolgarskogo [Interpretation of the Holy Gospel of St. Theophylact of Bulgaria]. Vol. 2. Moscow, 2010 (in Russian).
Tumins Valerie A. (1971) Tsar Ivan IV's Reply to Jan Rokita. The Hague; Paris: Mouton, 1971, pp. 225-227.
Ukhanova E. (2020) Edinstvennyi prizhiznennyi portret tsaria Ivana Groznogo na Apostole 1564 g. Ivana Fedorova [The only intra vitam portrait of Tsar John the Terrible in the Apostle of 1564 by Ivan Fedorov]; available at https://blog.mediashm.ru/?p=4250 (01.12.2021).
Uspenskii B. (1994) "Tsar' i Bog" [Tsar and God], in B. Uspenskii, Izbrannye Trudy [Selected works]. Moscow, 1994, vol. 1, pp. 110-218 (in Russian).
Uspenskii B. (1998) Tsar' i patriarkh: kharizma vlasti v Rossii (Vizantiiskaia model' i ee russkoe pereosmyslenie) [Tsar and patriarch: charisma of power in Russia (the Byzantine model and its Russian reinterpretation)]. Moscow, 1998 (in Russian).
Ustinova Ju. (2020) ""Se Agnets Bozhii, vzemliai grekhi mira": k voprosu o genezise odnogo ikonograficheskogo izvoda sviatogo Ioanna Predtechi v drevnerusskom iskusstve" ["Here is the Lamb of God, taking away the sins of the world": on the development of one icono-graphic version of St. John the Baptist in the Ancient Russian art], in Trudy Tsentral'nogo muzeia drevnerusskoi kul'tury i iskusstva imeni Andreia Rubleva [Proceedings of the Central Museum of Ancient Russian culture and art], vol. XVII. Moscow, 2020, pp. 26-40 (in Russian).
Ustinova Ju. (2005) ""Zachat'evskii tsikl" v sostave zhitiia sv. Ioanna Krestitelia v drevnerusskom iskusstve XVI — pervoi poloviny XVII vv." ["The Conception cycle" as part of the life of St. John the Baptist in the Old Russian art of the 16th — first half of the 17th centuries], in Iskusstvo khristianskogo mira [Art of the Christian world]. Issue 9. Moscow, 2005, pp. 197212 (in Russian).
Ustinova Ju. (2020) ""Khronograficheskaia" chast' "Slova na Zachatie sv. Ioanna Predtechi" litsevogo sbornika Chudova monastyria v kontekste istoricheskikh obstoiatel'stv epokhi Ivana Groznogo" ["Chronographic" part of the "Word on the Conception of St. John the Baptist" from Chudov Monastery in the context of the historical circumstances of the era of Ivan the Terrible]. Novoe iskusstvoznanie, no. 3 (2020). St. Petersburg, 2020, pp. 113-126 (in Russian).
Ustinova Ju. (2021) "Soshestvie vo ad Ioanna Predtechi — novyi siuzhet v drevnerusskom iskusstve groznenskogo vremeni: k probleme genezisa ikonografii" [The Descent into Hell of
John the Baptist — a new plot in the Old Russian Art of the Grozny time: to the problem of the genesis of iconography"], in Iskusstvo khristianskogo mira [Art of the Christian world]. Issue 15. Moscow, 2021, pp. 195-205 (in Russian). Vanenkova A. (2014) "Otrazhenie eskhatologicheskikh predstavlenii v russkoi srednevekovoi publitsistike XVI veka" [Reflection ofeschatological ideas in the Russian mediaeval essays ofthe 16th century]. VestnikMoskovskogogosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. Gumanitarnye nauki. 2014. № 18 (704), pp. 133-144 (in Russian).
Статья поступила в редакцию 26.01.2022 The article was submitted 26.01.2022
