CC BY
6Имагология и компаративистика. 2023. № 20. С. 7-24 Imagology and Comparative Studies. 2023. 20. pp. 7-24
КОМПАРАТИВИСТИКА
Научная статья
УДК 82.091+ 821.161.1
doi: 10.17223/24099554/20/1
Три притчи А.П. Сумарокова в июньском номере журнала «Трудолюбивая пчела»: к проблеме создания словесного образа литературного соперника
Андрей Викторович Растягаев1 Юлия Владимировна Сложеникина2
12 Самарский национальный исследовательский университет имени академика С.П. Королева, Самара, Россия
Аннотация. Притчи Сумарокова, опубликованные издателем «Трудолюбивой пчелы» в собственном журнале, никогда не изучались как мини-циклы в системе историко-культурных контекстов. В связи с этим исследуется нарративный потенциал иносказаний Сумарокова в пределах июньской книжки журнала. Наряду с другими публикациями номера, притчи включаются автором в метатекст литературной войны против Ломоносова и создают словесный образ литературного соперника.
Ключевые слова: притча, А.П. Сумароков, «Трудолюбивая пчела», цикл, образ
Источник финансирования: Статья подготовлена в Самарском национальном исследовательском университете имени академика С. П. Королева за счет гранта Российского научного фонда (проект № 22-28-00023 «Словарь языка журнала А.П. Сумарокова "Трудолюбивая пчела" (1759)»).
Для цитирования: Растягаев А.В., Сложеникина Ю.В. Три притчи А.П. Сумарокова в июньском номере журнала «Трудолюбивая пчела»: к проблеме создания словесного образа литературного соперника // Имагология и компаративистика. 2023. № 20. С. 7-24. doi: 10.17223/24099554/20/1
© А.В. Растягаев, Ю.В. Сложеникина, 2023
Original article
doi: 10.17223/24099554/20/1
Three parables by Alexander Sumarokov in the June issue of Industrious Bee: On creating a verbal image of a literary rival
Andrei V. Rastyagaev1 Iuliia V. Slozhenikina2
12 Samara National Research University, Samara, Russian Federation
Abstract. The article analyzes Alexander Sumarokov's parables "Kokushka", "The Secretary and the Rivals", and "The Plowman and the Monkey" published as a mini-cycle in the June issue of Industrious Bee in the historical and cultural context of the literary warfare of Trediakovsky, Lomonosov, and Sumarokov. The three parables, understood as a metatext, create a verbal image of Sumarokov's literary rival, Lomonosov. The authors dispute with Yury Sten-nik and Pavel Berkov, who state that "Kokushka" is directed against Trediakovsky. In terms of phonetics, the variant 'kokushka' is a precedent, since nowhere else does Sumarokov use this vocalization. The authors conclude that, since this is a dialectal form found in the western subdialects of the Kostroma group, the northeastern subdialects of the Vologda group, and the Belozersko-Bezhetsky dialects, Sumarokov addresses the parable to a northern Russian dialect speaker, namely to Lomonosov, in view of his Pomor origin. The metrics of this fable is also deliberate. It is written in the Alexandrine verse, which by 1759 was no longer associated with Trediakovsky, but with Lomonosov. Lo-monosov purposefully introduced the Alexandrine verse into his metrical repertoire and substantiated it in theory. Sumarokov's parable "The Secretary and the Rivals" is directly related to "Kokushka" in terms of problems and poetics. According to Sumarokov, Lomonosov easily and undeservedly received absolutely all preferences except for the position of vice-president of the Academy of Sciences. The third parable - "The Plowman and the Monkey" - refers to the history of human culture built on the cult of agriculture. For Sumarokov, diligence was one of the highest human virtues. It is no coincidence that in June 1759 he reconciles with Trediakovsky, seeing him not as a rival, but as a hardworking philologist. Kokushka, Justitia and Monkey are the verbal portraits of Lomonosov, who, according to Sumarokov, obtained both money and fame by deception for the time being. Thus, Sumarokov's three parables from the June book of Industrious Bee constitute a mini-cycle, indirectly creating a verbal
image of his literary rival. Published one after another, the allegories have a narrative potential, that is, the ability, at the metaplot level, to tell their own story, in addition to the well-known plots.
Keywords: parable, Alexander Sumarokov, Industrious Bee, cycle, image
Financial Support: The article has been prepared at Samara National Research University named after Academician S.P. Korolev and supported by the Russian Science Foundation, Project No. 22-28-00023: Dictionary of Alexander Sumarokov's Magazine Industrious Bee (1759).
For citation: Rastyagaev, A.V. & Slozhenikina, Iu.V. (2023) Three parables by Alexander Sumarokov in the June issue of Industrious Bee: On creating a verbal image of a literary rival. Imagologiya i komparativistika - Imagology and Comparative Studies. 20. pp. 7-24. (In Russian). doi: 10.17223/24099554/20/1
В истории литературной войны А.П. Сумарокова и М.В. Ломоносова 1759 г. оказался решающим [1]. В течение 1758-1760 гг. речевое поведение соперников формировало у читающей публики, посвященной в конфликт, устойчивые словесные образы враждующих стихотворцев [2]. Июньский номер «Трудолюбивой пчелы» (далее ТП), первого частного ежемесячного журнала, издававшегося Сумароковым в течение 1759 г., вызвал особое негодование Ломоносова. Ярость антагониста Сумарокова была связана со статьей В.К. Тредиа-ковского «О мозаике» [3. C. 353-360]. По прочтении свежего номера ТП Ломоносов написал своему покровителю И.И. Шувалову: «В "Трудолюбивой" так называемой "Пчеле" напечатано о мозаике весьма презрительно. Сочинитель того Тр[едиаковский] совокупил свое грубое незнание с подлою злостию, чтобы моему рачению сделать помешательство. Здесь видеть можно целый комплот. Тр[едиа-ковский] сочинил, Сумароков принял в "Пчелу", Т[ауберт] дал напечатать без моего уведомления в той команде, где я присутствую»
[4. С. 534].
Однако Ломоносов не обратил внимания на иносказания, которые впрямую были направлены на развенчание его образа создателя российской словесности и следовали после статьи Тредиаковского. Это три притчи Сумарокова «Кокушка» [3. C. 360-361], «Секретарь и Соперники» [3. C. 361-362] и «Пахарь и Обезьяна» [3. C. 362-363].
Первая из них имеет длительную и противоречивую историю изучения. Приведем ее текст полностью по тиснению журнала 1759 г.:
Грач вырвался из рук, из города домой:
Кокушка говорит: скажи дружечик мой,
Какая в городе молва о песнях наших:
Он ей ответствует: из жителей там ваших,
Прославлен соловей, о нем везде слова,
О нем великая там носится молва.
Кокушка говорит: о жавронке известно?
Грач ей: и жавронка там пение прелестно.
Кокушка говорит: во славе ль там скворец?
Грач ей: и он у них известный там певец.
Кокушка говорит: с тобой жила я дружно:
Для дружбы той скажи, что знать еще мне нужно,
Да только ни чево дружок не утаи:
Какия речи там про песенки мои?
Грач ей: о том людей на речь не позывало,
Как будто бы тебя на свете не бывало.
Кокушка говорит: коль люди без ума,
Так я могу сплести хвалу себе сама [3. С. 360-361].
Ю.В. Стенник в монографии «Русская сатира XVIII века», формально сославшись на комментарий П.Н. Беркова 1957 г., отметил, что сатирическое изображение поэта-самохвала направлено против Тредиаковского: «В своем журнале "Трудолюбивая пчела"» (1759, ч. I, с. 360) он (Сумароков) поместил притчу "Кокушка" явно памфлетного характера (притча позднее была включена в 6-ю книгу, XXXIII). Как считал П.Н. Берков, в притче высмеивался Тредиаков-ский " с его болезненной восприимчивостью ко всему, что затрагивало его репутацию поэта"» [5. С. 171]. Однако сам П.Н. Берков был менее категоричен в комментарии к избранным произведениям Сумарокова: «Данная притча, по всей вероятности, направлена против Тредиаковского» [6. С. 541]. Ранее в работе 1936 г. ученый дал развернутое объяснение своего предположения: «Но очень возможно, что отголоском этих столкновений между Сумароковым и Тредиаковским были две "басенки" последнего, включенные им в первый томик его "Сочинений и переводов", вышедший в 1752 г. Первая басенка несомненно направлена была против Сумарокова, вторая, по-видимому, тоже, так как она перекликается с цитированными выше упреками Сумарокову
в заимствованиях у Гольберга, Расина и Буало. Впрочем, вторая, может быть, относится и к Ломоносову» [7. С. 95].
Речь идет о двух басенках Тредиаковского: «Пес Чван» (V) и «Ворона, чванящаяся чужими перьями» (XXXVIII).
Приведем текст первой из названных по изданию 1752 г.:
ПЕС ЧВАН Лихому Псу звонок на шею привязать Велел хозяин сам, чрез то б всем показать, Что Пес тот лют добре, затем бы прочь бежали Иль палку б на него в руках своих держали. Но злой Пес мня, что то его мзда удальства, Стал с спеси презирать всех лучшаго сродства. То видя, говорил таварыщ стар годами: Собака! без ума ты чванишся пред нами: Тебе ведь не в красу, но дан в признак звонок, Что нравами ты зол, а разумом щенок [8. С. 190].
Н.Ю. Алексеева в комментариях к переизданию «Сочинений и переводов» Тредиаковского 2009 г. указала, что данная басенка - «переложение басни древнегреческого баснописца Бабрия (II в.) "Собака с бубенцом". Единственная из басен Тредиаковского, ставшая известной до выхода. Написана, вероятно, в 1750 г. и направлена против Сумарокова. Впервые она была приведена в исключенном затем фрагменте "Предуведомления" к "Аргениде"», отведенном полемике с Сумароковым...» [9. С. 573-574].
Ранее, скрупулезно исследовав все перипетии литературной войны Тредиаковского и Сумарокова в 1740-х - начале 1750-х гг., М.С. Гринберг и Б.А. Успенский датировали данную бесенку Тредиаковского не позднее 1749 г. Ученые привели документальные подтверждения достаточно запутанной истории противоборства Тредиа-ковского и Сумарокова во время издания «Гамлета», «Двух эпистол» и полемической атаки Тредиаковского в «Предуведомлении» к переводу «Аргениды» [10. С. 10-25]. Таким образом, направленность против Сумарокова басенки, опубликованной Тредиаковским в 1752 г. под названием «Пес Чван», можно считать вполне доказанной.
Вторая басенка Тредиаковского метила не столько в личность неназванного оппонента, сколько в природу его поэтического творчества:
ВОРОНА, ЧВАНЯЩАЯСЯ ЧУЖИМИ ПЕРЬЯМИ Набрала Ворона перышек от прочих птиц; Убралась та всеми с низу вверьх без мастериц: Величаться начала сею пестротою, Презирая птичек всех в том перед собою. Ласточка всех прежде перышко на ней свое Усмотревши, тотчас вырвала, сказав: МОЕ. То увидели когда и другие птички, Щебетливы по большой части те певички, Начали Ворону сами также все клевать И свои природны перышки с нея срывать, Так что наконец ея всю уж обнажили, Чем всех обще и себя ею насмешили [8. С. 215].
Фабула басенки восходит к Эзопу, Федру, Горацию и Ф. Лафон-тену. С.И. Николаев в статье «Оригинальность, подражание и плагиат в представлениях русских писателей XVIII века» объяснительно доказал сатирическую направленность и второй басенки Тредиаков-ского против Сумарокова [11. С. 7-9]. Ю.В. Мандельштам также считал, что этими произведениями Тредиаковский ответил на критику в свой адрес автора «Эпистол», однако «задел не только Сумарокова, но и главного своего врага Ломоносова» [12. С. 230]. Неслучайно в 1760 г. Сумароков печатает в журнале «Праздное время, в пользу употребленное» притчу «Коршун в павлиньих перьях», ориентируясь на уже известную традицию, положенную в том числе и Тредиаковским [13. С. 423-424].
Чувствительной уже для Ломоносова оказалась заключительная басня из цикла Тредиаковского - «Самохвал» (Ы). Казалось бы, самохвальство - отличительная черта литературного портрета Сумарокова, созданного в пылу полемики Тредиаковским. По данным разысканий М.С. Гринберга и Б.А. Успенского, эта главная характеристика речевого поведения Архилаша-Сумарокова отмечается Тредиаков-ским в разных текстах 1740-х - начале 1750-х гг. как минимум пять раз [10. С. 12, 27, 43-44, 46]. Однако в финальной басенке запечатлен иной, но вполне узнаваемый литературный портрет:
САМОХВАЛ В отечество свое как прибыл некто вспять, А не было его там почитай лет с пять, То завсе пред людьми, где было их довольно, Дел славою своих он похвалялся больно, И так уж говорил, что не нашлось ему Подобного во всем, ни ровни по всему: А больше, что плясал он в Родосе исправно, И предпочтен за то от Общества преславно, В чем шлется на самих Родосцов ныне всех, Что почесть получил великую от тех. Из слышавших один ту похвальбу всегдашню Сказал ему: что нам удачу знать тогдашню? Ты к Родянам о том пожалуй не пиши: Здесь Родос для тебя, здесь нутка попляши [8. С. 226].
И. Клейн убежден, что автор «Самохвала» имел в виду именно Ломоносова: «Тот факт, что басня Тредиаковского впервые была напечатана спустя десятилетия после возвращения Ломоносова, не меняет дела: издание сочинений Тредиаковского 1752 года содержит и более ранние тексты, например оду на взятие Гданьска (1734). Тредиаков-ский мог написать свое антиломоносовское стихотворение еще в начале 1740-х гг. и распространить его в рукописном виде. Когда в начале 1750-х гг. у него появилась возможность издать свои сочинения, вместе с тем представился удобный случай нанести удар по старому противнику в печати» [14. С. 498-499].
Добавим, что неприглядная роль Ломоносова, поставившего Тре-диаковского в сложную ситуацию при рецензировании «Двух эпистол» Сумарокова, была хорошо известна автору «Самохвала» уже 12 или 13 октября 1748 г. Не мог он также простить Ломоносову и обидную кличку «Штивелий», которую тот пустил в оборот в одной из эпиграмм еще в 1730-е гг. В 1748 г. Сумароков в «Эпистоле о стихотворстве» использует кличку «Штивелиус» как готовую и, «рассчитывая в создавшейся ситуации заручиться поддержкой Ломоносова, как бы выражает согласие с его мнением» [10. С. 96].
Чей же словесный образ создан в притче Сумарокова «Кокушка»?
Как отмечалось выше, Ю.В. Стенник практически уверен, что адресат иносказания - Тредиаковский. По мнению ученого, в пользу данной версии, т.е. «соотнесенности этой притчи с "басенками" Тре-диаковского, свидетельствовало и нехарактерное для Сумарокова обращение в ней к размеру "александрийского стиха"» [5. C. 171]. Т.Е. Абрамзон, соотнеся содержание притчи с метатекстом всего номера, считает маловероятным выпад Сумарокова против Тредиаков-ского в июньской книжке ТП, «ввиду того что предыдущая статья ("О Мозаике") написана именно им» [15. C. 137]. Действительно, в июне 1759 г. весь историко-культурный контекст публикации указывает на Ломоносова в качестве единственно возможно адресата притчи по нескольким причинам.
«Кокушка» Сумарокова - достаточно близкий к оригиналу перевод одноименной притчи Х.Ф. Геллерта, зачинателя жанра басни в немецкой литературе. Басня «Der Kuckuck» в ряду других была опубликована в 1741 г. в журнале «Увеселение и остроумие», в 1745 г. вышел сборник «Басни и рассказы». В 1756 г. Геллерт издал «Критику некоторых басен из "Увеселений"», где предложил новые варианты своих старых притч и басен. Поэтика и проблематика данных немецких иносказаний оригинальны - правильный пятистопный ямб и узнаваемый птичий колорит [16. C. 186-188]. У Геллерта есть примечательная басня «Пчела и Курица», напрямую связанная с представлениями немецкого автора о назначении искусства вообще и жанра притчи в частности. Проза жизни безусловно полезной курицы противопоставляется опоэтизированному труду пчелы. Ее дар превращать нектар в полезный мед, способность получать удовольствие от полета среди цветов сравнимы с творческим вдохновением поэта. А жало пчелы, по Геллерту, басенный жанр - это «орудие сатиры, способное покарать все неразумное и порочное» [16. C. 188].
Метрика сумароковский притчи «Кокушка», на наш взгляд, далеко не случайна. Разыскания Н.Ю. Алексеевой в области истории александрийского стиха показали, что «русский александрийский стих завоевал господство в жанрах, надписи, трагедии, эпистолы и эпопеи не сразу» [17. С. 81]. Однако к 1759 г. данный метр ассоциировался уже не с Тредиаковским (на что указывал Ю.В. Стенник), а именно с Ломоносовым, который целенаправленно ввел александрийский стих в свой метрический репертуар и обосновал в теории. Уже в «Кратком
руководстве к риторике» (1743-1744) были предложены несколько образцов данного метра как эквивалента латинского гекзаметра, а в 1750 г. Ломоносов александрийским стихом написал трагедию «Та-мира и Селим», спародированную впоследствии И.П. Елагиным.
Сумароков мастерски использовал все краски басенной орнитологии Геллерта для пародирования однообразной поэтики Ломоносова, эксплуатировавшего александрийский стих во всевозможных жанрах. К 1759 г. в русской литературе появилось достаточное количество соловьев, жаворонков и скворцов, чье пенье если не было прославлено, то было известно разнообразием метрического репертуара. Только монотонное кукование деревенской кукушки давно забыто в городе. Известно, что «кукушка издает характерный только для этого вида птиц звук 'ку-ку'. Этот звук настолько яркий и комбинация звуков настолько проста, что все народы слышат и воспроизводят его одинаково, чего нельзя сказать о других звукоподражательных словах.» [18. С. 235].
Принято считать, что для русского языка XVIII в. слово «ко-кушка» - равноправный литературный вариант более привычного и распространенного «кукушка» [19. С. 86]. По разысканиям В.И. Даля, к середине XIX в. в живой речи функционируют оба варианта, в том числе и с переносными значениями - ' зловещий человек' и 'пустое, глупое, неуместное слово на ветер, болтовня' [20. С. 215]. Диалектологические исследования северорусского наречия показали, что и к концу XX в. оставались «известны говоры, знающие, наряду с кукушка, и другие названия. Преимущественно это вариант слова кукушка - кокушка. Подобные говоры зафиксированы на западе Костромской группы, в северо-восточном углу Вологодской группы и в Белозерско-Бежецких говорах» [21. С. 194]. Можно предположить, что Сумароков намеренно обращается к северорусскому варианту, памятуя о поморском происхождении Ломоносова. В двух других притчах «Соловей и кукушка» и «Кукушка и ребята», опубликованных позже 1759 г., Сумароков использует только общераспространенный вариант. Следовательно, автор притчи сознательно вынес вариант «кокушка» в заглавие и последовательно использовал его в ходе всего сюжетного развертывания вплоть до финальной остроты.
Следующая притча Сумарокова «Секретарь и Соперники» [3. С. 361-362] отнесена Ю.В. Стенником к ряду иносказаний, где
Сумароков «актуализирует отвлеченный сюжет, переводя смысл аллегории на язык обличения конкретных социальных явлений» [5. С. 163]. Наверное, ученый имел в виду тему сатирического обличения неправедных судей и т.п. В аналитическом обзоре июньского номера ТП Т.Е. Абрамзон также не усмотрела нарративной связи с предыдущей притчей, переведя ее разряд метатекстового сюжета про подьячих: «Во второй притче высмеиваются запутанность российского законодательства и крючкотворство, ушлость и жадность судейских чиновников ("секретарей")» [15. С. 137]. Действительно, смысл вырванной из контекста номера иносказательной истории для большинства читателей остается темным. Между тем, если попытаться увидеть связь с предыдущей притчей, то все становится на свои места.
На первый взгляд, проблематика и поэтика притчи «Секретарь и Соперники» впрямую с «Кокушкой» не связана:
СЕКРЕТАРЬ и СОПЕРНИКИ По бирже двое шли. Какия люди то, не знаю я об етом,
Гуляли летом, Гуляли и в гульбе тут устрицу нашли:
Гражданска в силу права, Кому съесть устрицу, не приложу ума,
Юстиция сама Не ведает того, и нет на то устава,
Пошел великой спор, Кому принадлежит находку ету скушать,
И скучно было слушать, Какой об устрице был шум у них и вздор.
Окончилась проказа: Глупяе устрицы была такая тварь.
Попался секретарь, Шел биржей на кабак из суднаго приказа:
Тотчас он их развел, Им дал по черепку обеим из находки,
И перед чаркой водки, Без справок, устрицу, и без екстракта, съел [3. С. 361-362].
Несмотря на все усилия Сумарокова по русификации данной иносказательной истории, ее французский колорит заставляет читателя искать литературный источник. В самом деле, в России проблематично найти устрицу на бирже, т.е. на площади, 'где собираются купцы для заключения различных торговых сделок' или тем более на месте 'найма работников и стоянки извозчиков' [22. C. 24]. Устрица как божий дар возможна только на морском берегу или в воображении поэта.
В 1926 г. Б.В. Томашевский в статье «Пушкин и Буало», комментируя дебют А. С. Пушкина в печати «К другу стихотворцу» (1814), замечает: «Далее Пушкин рассказывает Аристу басню. Точно так же Буало построил свое послание к Abbé des Roches, где в заключение рассказывается басня об устрице» [23. C. 25]. Действительно, в послании втором Буало «К аббату де Роше. Против судов» 1669 г. (ÉPITRE II. À M. L'ABBÉ DES ROCHES) в финале рассказана басня об устрице, которую нашли два постящихся путешественника и отдали Справедливости на суд. Финал оказался таким же, как и в притче Сумарокова. Важно, что само послание Буало посвящено не системе правосудия, а несправедливой литературной критике, сомнительной ценности поэтических состязаний и самих споров о первенстве на Парнасе.
Первым превратил фабулу Буало в самостоятельный текст басни Ф. Лафонтен. В 1678 г. он опубликовал ее под заглавием «L'huître et les plaideurs» (IX, 9) - «Устрица и истцы». В XVIII в. оперный композитор и теоретик шахмат Франсуа-Андре Даникан Филидор положил басню на музыку, а 17 сентября 1759 г. одноактная комическая опера «L'Huître et les Plaideur» («Tribunal de la chicane») была поставлена в театре. Это можно назвать совпадением, но притча Сумарокова, ориентированная на басни Буало и Лафонтена, была напечатана за три месяца до премьеры музыкального варианта сюжета на французской сцене.
Это свидетельствует о безусловной популярности самой фабулы и ее источников для самой широкой французской и российской публики. Публикуя притчу в июньской книжке своего журнала после текста «Кокушки», Сумароков наверняка рассчитывал на осведомленность читателей ТП, у которых уже был воспитан литературный вкус. В оригинальном лафонтеновском тексте в роли судьи предстает
неизвестно откуда взявшийся Перрин Дандин (Реглп Бап&п), персонаж романа Ф. Рабле («Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля», гл. ХЫ), ставший в последующей литературной традиции олицетворением жадного судьи-самозванца, который любой спор решает с выгодой для себя одного.
В контексте непрекращающихся литературных войн 1740-1750-х гг., которые с переменным успехом вели Тредиаковский, Сумароков и Ломоносов, репутацию российского Перрина Дандина снискал себе именно последний. В июне 1759 г. уже не столь важно, что выступает в роли устрицы - место профессора в Академии наук (в 1759 г. Тре-диаковский был уволен) или на российском Парнасе (все прочнее утверждался миф о ломоносоцентричности российской словесности), государственный подряд для стекольного завода (Ломоносов его получил, но впоследствии разорился) или сам журнал ТП (в декабре был закрыт). В оценке Сумарокова Ломоносов с легкостью и незаслуженно получал абсолютно все преференции, кроме должности вице-президента Академии наук.
Третья притча «Пахарь и Обезьяна», вырванная из контекста мини-цикла и всего июньского номера журнала, смогла ввести в заблуждение даже искушенных читателей. В 1936 г. Г. А. Гуковский в монографии «Очерки по истории русской литературы XVIII века: Дворянская фронда в литературе 1750-х-1760-х годов» замечает: «...Или вот начало притчи "Пахарь и обезьяна" (1759, Тр. Пч., стр. 362):
Мужик пахал, потел, мужик трудился;
И от труда
Он ждет себе плода.
Мужик своим трудом на свете жить родился;
Сумароков считал, что он сам родился не для того, чтобы жить на свете своим трудом» [24. С. 65].
В 1950 г. П.Н. Берков вслед за Г.А. Гуковским, оценивая идеологическую позицию издателя ТП, писал: «Сумароков напечатал притчу "Пахарь и обезьяна" (стр. 362-363), в которой, в противовес "мечтательному" "счастливому обществу", где нет "ни благородства, ни подлородства", утверждается, что "мужик своим трудом на свете жить родился" <.> Таким образом, "положительная" программа Сумарокова на практике оборачивалась крепостничеством» [25. С. 35].
Притча Сумарокова, поставленная в один ряд с его утопией «Сон. Счастливое общество» из декабрьского номера «Трудолюбивой пчелы», получает интерпретацию, которая расходится с авторским замыслом.
Текст притчи, как и метатекст всего журнала, безусловно ориентирован на религиозно-философскую программу Сумарокова, но с пропагандой крепостничества не имеет ничего общего:
ПАХАРЬ и ОБЕЗЬЯНА Мужик своим трудом на свете жить родился, Мужик пахал, потел, мужик трудился, И от труда Он ждет себе плода. Прохожий похвалил работника с дороги. То слыша подняла и обезьяна ноги, И хочет похвалы трудами испросить, От любочестия и в ней разжегся пламень, Взяла великой камень, И стала камень сей переносить, На место с места, А камень не пирог, и сделан не из теста; Так ежели когда носить ево хотеть, Конечно надлежит нося ево потеть: Потеет и трудится. Другой прохожий шел, В труде ее нашел, И говорит: на что толикой труд годится? Безумцы никогда покоя не хранят.
Вперед не заманят К трудам меня, она болтала: Свой камень бросила, трудиться перестала,
И жестоко роптала, За что хвала другим, за то меня бранят [3. С. 362-363].
Объект сатирического осмеяния, безусловно, не пахарь, а обезьяна. Вся история человеческой культуры построена на культе земледелия. В большинстве национальных литератур, начавшись с поэмы Гесиода «Труды и дни», данная традиция была укоренена в разное
время во многих жанрах. Например, в Англии - поэмой У. Ленгленда «Видение о Петре Пахаре» (1362 г.) или во Франции басней Ф. Ла-фонтена 1668 г. «Земледелец и его Сыновья» ("Le Laboureur et ses Enfants"). В журнале ТП Сумарокова не могло появиться ни одного произведения, прямо или косвенно порочившего достоинство крестьянина-землепашца, человека-труженика в самом широком смысле слова. Замечания Г.А. Гуковского и П.Н. Беркова, хорошо знавших историю культуры, можно объяснить только временем публикации их работ, когда аристократическое происхождение Сумарокова в противовес крестьянству Ломоносова было достаточным основанием для ожидаемого публичного осуждения. Для Сумарокова трудолюбие чуть не высшая человеческая добродетель. Неслучайно в июне 1759 г. он примиряется с Тредиаковским, видя в нем не соперника, а трудолюбивого филолога, который всю жизнь «потел» и «трудился», в отличие от Кокушки, Юстиции и Обезьяны, которые, по мнению автора, обманом получали до поры до времени и деньги, и славу.
Таким образом, три притчи Сумарокова, опубликованные в июньской книжке журнала ТП, представляют собой мини-цикл, опосредованно создающий словесный образ литературного соперника. Опубликованные одна за другой, иносказания обладают нарративным потенциалом, т. е. способностью на уровне метасюжета рассказать собственную историю, помимо известных фабул. Возможность прочтения данных притч как цикла зависит от степени погружения читателя в историко-литературный контекст середины XVIII столетия. И, напротив, вырванные из журнального метатекста, помещенные в различные антологии и сборники тексты притч утрачивают изначальный нарративный потенциал и распределяются по тематике и проблематике исходных фабул. Безусловно, далеко не привлекательный образ Ломоносова, созданный на страницах ТП, при всей своей предметности и наглядности выполняет функцию смысловой коммуникации между автором-издателем и читателем, разделяющим его убеждения. В воображении подписчиков и читателей журнала складывается нужный Сумарокову субъективный образ литературного соперника, созданный, несмотря на предвзятость, художественно и убедительно.
Список источников
1. Костин А.А. Отношения Ломоносова и Сумарокова в 1758-1760 гг. (Из комментариев к письмам Сумарокова) // Чтения Отдела русской литературы XVIII века. 2013. № 7. С. 107-113.
2. Гуськов Н.А. Речевое поведение А.П. Сумарокова: к постановке проблемы // Литературная культура России XVIII века. СПб. : Геликон Плюс, 2019. С. 239-295.
3. Трудолюбивая Пчела. СПб. : Типография Академии наук, 1759. Генварь-[ декабрь]. 767 с.
4. Ломоносов М.В. Полное собрание сочинений. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1959. Т. 8: Поэзия, ораторская проза, надписи. 1282 с.
5. СтенникЮ.В. Русская сатира XVIII в. Л. : Наука, 1985. 360 с.
6. Берков П.Н. Комментарий. Кокушка // Сумароков А.П. Избранные произведения. Л. : Сов. писатель, 1957. С. 541.
7. Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени. 1750-1765. М.; Л. : Изд-во АН СССР, 1936. 324 с.
8. Тредиаковский В.К. ПЕС ЧВАН // Сочинения и переводы как стихами, так и прозою. СПб. : Печ. при Имп. Акад. наук, 1752. С. 190.
9. АлексееваН.Ю. Комментарий. Басенка V ПЕС ЧВАН // Тредиаковский В.К. Сочинения и переводы как стихами, так и прозою / подгот. Н.Ю. Алексеева. СПб. : Наука, 2009. С. 573-574.
10. ГринбергМ.С., Успенский Б.А. Литературная война Тредиаковского и Сумарокова в 1740-х - начале 1750-х годов. М. : Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001. 144 с.
11. Николаев С.И. Оригинальность, подражание и плагиат в представлениях русских писателей XVIII века (Очерк проблематики) // XVIII век. Сб. 23 / отв. ред. Н.Д. Кочеткова. СПб. : Наука, 2004. С. 3-19.
12. Мандельштам Ю.В. Статьи и сочинения : в 3 т. М. : Юрайт, 2019. Т. 1: О русской литературе / сост. Е.М. Дубровина, М. Стравинская. 480 с.
13. Сумароков А . П. Коршун в павлиньих перьях // Праздное время, в пользу употребленное. СПб. : Тип. Сухопут. шляхет. кадет. корп, 1760. 14 октября. С. 423-424.
14. Клейн И. Пути культурного импорта. Труды по русской литературе XVIII века. М.: Языки славянской культуры, 2005. 576 с.
15. Абрамзон Т.Е. Александр Сумароков. История страстей. М. : ОГИ, 2015. 304 с.
16. Климакина Е.А. Басни и притчи в жанровой системе творчества Х.Ф. Гел-лерта // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2011. № 2. С. 185-190.
17. Алексеева Н.Ю. Два стиха из «Энеиды» в переводе Ломоносова // XVIII век. Сб. 21. СПб. : Наука, 1999. С. 81-88.
18. Ковалева Т.В. О чем вещает кукушка. Образ кукушки в языковом сознании и культурных традициях восточнославянской и западноевропейской культурах // Вече. Альманах русской философии и культуры. 2004. № 16. С. 233-242.
19. Словарь русского языка XVIII века. СПб. : Наука, 1998. Вып. 10. 256 с.
20. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 4 т. М. : ТЕРРА, 1995. Т. 2. 779 с.
21. Липовская Н.А. Названия кукушки // Русские диалекты: лингвогеографи-ческий аспект. М. : Наука, 1987. С. 193-200.
22. Словарь русского языка XVIII века. Л. : Наука, 1985. Вып. 2. 247 с.
23. Томашевский Б.В. Пушкин и Буало // Пушкин в мировой литературе. Л. : ГИЗ, 1926. С. 13-63.
24. Гуковский Г.А. Очерки по истории русской литературы XVIII века: Дворянская фронда в литературе 1750-1760-х годов. М.; Л. : Изд-во Академии наук, 1936. 247 с.
25. Берков П.Н. Начало русской журналистики // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л. : ЛГУ, 1950. Т. 1. С. 11-45.
References
1. Kostin, A.A. (2013) Otnosheniya Lomonosova i Sumarokova v 1758-1760 gg. (Iz kommentariev k pis'mam Sumarokova) [Relations between Lomonosov and Sumarokov in 1758-1760. (From comments to Sumarokov's letters)]. Chteniya Otdela russkoy literatury XVIII veka. 7. pp. 107-113.
2. Guskov, N.A. (2019) Rechevoe povedenie A.P. Sumarokova: k postanovke problemy [Alexander Sumarokov's speech behavior: Towards the proformulation of the problem]. In: Bukharkin, P.E. & Matveev, E.M. (eds) Literaturnaya kul'tura Rossii XVIII veka [Literary culture of Russia in the 18th century]. St. Petersburg: Gelikon Plyus. pp. 239-295.
3. Sumarokov, A.P. (ed.) (1759) Trudolyubivaya Pchela [Industrious Bee]. January-[December]. St. Petersburg: Academy of Sciences. January.
4. Lomonosov, M.V. (1959) Polnoe sobranie sochineniy [Complete Works]. Vol. 8. Moscow; Leningrad: USSR AS.
5. Stennik, Yu.V. (1985) Russkaya satira XVIII v. [Russian satire of the 18th century]. Leningrad: Nauka.
6. Berkov, P.N. (1957) Kommentariy. Kokushka [Commentary. Kokushka]. In: Sumarokov, A.P. Izbrannye proizvedeniya [Selected Works]. Leningrad: Sovetskiy pisatel'. p. 541.
7. Berkov, P.N. (1936) Lomonosov i literaturnaya polemika ego vremeni. 17501765 [Lomonosov and the literary polemics of his time. 1750-1765]. Moscow; Leningrad: USSR AS.
8. Trediakovsky, V.K. (1752) Sochineniya i perevody kak stikhami, tak i prozoyu [Works and translations in both poetry and prose]. St. Petersburg: Imperial Academy of Sciences. p. 190.
9. Alekseeva, N.Yu. (2009) Kommentariy. Basenka V PES ChVAN [Commentary. Fable V. A Snobbish Dog]. In: Trediakovsky, V.K. Sochineniya i perevody kak stikhami, tak i prozoyu [Works and translations in both poetry and prose]. St. Petersburg: Nauka. pp. 573-574.
10. Grinberg, M.S. & Uspenskiy, B.A. (2001) Literaturnaya voyna Trediakovskogo i Sumarokova v 1740-kh - nachale 1750-kh godov [The literary war of Trediakovsky and Sumarokov in the 1740s - early 1750s]. Moscow: RSUH.
11. Nikolaev, S.I. (2004) Original'nost', podrazhanie i plagiat v predstavleniyakh russkikh pisateley XVIII veka (Ocherk problematiki) [Originality, imitation and plagiarism in the ideas of Russian writers of the 18th century (Essay on the issues)]. In: Kochetkova, N.D. (ed.) XVIII vek [The Eighteenth Century]. Vol. 23. St. Petersburg: Nauka. pp. 3-19.
12. Mandelshtam, Yu.V. (2019) Stat'i i sochineniya: v 3 t. [Articles and essays: In 3 vols]. Vol. 1. Moscow: Yurayt.
13. Sumarokov, A.P. (1760) Korshun v pavlin'ikh per'yakh [A kite in peacock feathers]. Prazdnoe vremya, v pol'zu upotreblennoe. 14th October. pp. 423-424.
14. Klein, I. (2005) Puti kul'turnogo importa. Trudy po russkoy literature XVIIIveka [Ways of cultural import. Works on Russian literature of the 18th century]. Moscow: Yazyki slavyanskoy kul'tury.
15. Abramzon, T.E. (2015) Aleksandr Sumarokov. Istoriya strastey [Alexander Sumarokov. A Story of Passions]. Moscow: OGI.
16. Klimakina, E.A. (2011) Basni i pritchi v zhanrovoy sisteme tvorchestva Kh.F. Gellerta [. Fables and parables in the genre system of creativity by QF. Gellert]. Vestnik Vyatskogo gosudarstvennogo gumanitarnogo universiteta. 2. pp. 185-190.
17. Alekseeva, N.Yu. (1999) Dva stikha iz "Eneidy" v perevode Lomonosova [Two verses from "The Aeneid" translated by Lomonosov]. In: Kochetkova, N.D. (ed.) XVIII vek [The Eighteenth Century]. Vol. 21. St. Petersburg: Nauka. pp. 81-88.
18. Kovaleva, T.V. (2004) O chem veshchaet kukushka. Obraz kukushki v yazykovom soznanii i kul'turnykh traditsiyakh vostochnoslavyanskoy i zapadnoevropeyskoy kul'turakh [What is the cuckoo talking about? The image of the cuckoo in the linguistic consciousness and cultural traditions of East Slavic and Western European cultures]. Veche. Al'manakh russkoyfilosofii i kul'tury. 16. pp. 233-242.
19. Sorokin, Yu.S. (ed.) (1998) Slovar' russkogoyazykaXVIII veka [Dictionary of the Russian language of the 18th century]. Vol. 10. St. Petersburg: Nauka.
20. Dal, V.I. (1995) Tolkovyy slovar' zhivogo velikorusskogo yazyka: v 4 t. [Explanatory Dictionary of the Living Great Russian Language: in 4 vols]. Vol. 2. Moscow: TERRA.
21. Lipovskaya, N.A. (1987) Nazvaniya kukushki [Names of the cuckoo]. In: Avanesov, R.I. & Morakhovskaya, O.N. (eds) Russkie dialekty: lingvogeograficheskiy aspect [Russian dialects: A linguogeographical aspect]. Moscow: Nauka. pp. 193-200.
22. Sorokin, Yu.S. (ed.) (1985) Slovar' russkogo yazyka XVIII veka [Dictionary of the Russian language of the 18th century]. Vol. 2. St. Petersburg: Nauka.
23. Tomashevskiy, B.V. (1926) Pushkin i Bualo [Pushkin and Boileau]. In: Lurie, S. et al Pushkin v mirovoy literature [Pushkin in world literature]. Leningrad: GIZ. pp. 13-63.
24. Gukovskiy, G.A. (1936) Ocherki po istorii russkoy literatury XVIII veka: Dvoryanskaya fronda v literature 1750-1760-kh godov [Essays on the history of Russian literature of the 18th century: The noble front in the literature of the 1750-1760s]. Moscow; Leningrad: Academy of Sciences.
25. Berkov, P.N. (1950) Nachalo russkoy zhurnalistiki [The beginning of Russian journalism]. In: Maksimov, V.E. (ed.) Ocherki po istorii russkoy zhurnalistiki i kritiki [Essays on the history of Russian journalism and criticism]. Vol. 1. Leningrad: Leningrad State University. pp. 11-45.
Информация об авторах:
Растягаев А. В. - д-р филол. наук, ведущий научный сотрудник Самарского национального исследовательского университета имени академика С.П. Королева (Самара, Россия). E-mail: [email protected].
Сложеникина Ю.В. - д-р филол. наук, главный научный сотрудник Самарского национального исследовательского университета имени академика С. П. Королева (Самара, Россия). E-mail: [email protected].
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
A.V. Rastyagaev, Dr. Sci. (Philology), leading research fellow, Samara National Research University (Samara, Russian Federation). E-mail: [email protected]. Iu.V. Slozhenikina, Dr. Sci. (Philology), chief research fellow, Samara National Research University (Samara, Russian Federation). E-mail: [email protected].
The authors declare no conflicts of interests.
Статья принята к публикации 31.08.2022. The article was accepted for publication 31.08.2022.
