CC BY
137
УДК 130 ББК Ю6-61
Э.Л. Ванданова
г. Москва
Три контекста маргинальности: личность, культура, этнос
Статья посвящена специфике междисциплинарного изучения маргинальной личности. В соответствии с тремя выделенными контекстами определяются ключевые понятия. Ими выступают: метаиндивидная репрезентация
личности, эволюционная интерпретация культуры и этногенез.
E.L. Wandanova
Moscow
Three contexts of marginality: personality, culture, ethnos
The author focuses on a specific character of interdisciplinary study of a marginal person. Key concepts are defined according to the given contexts. These are as follows: metaindividual representation of a person, evolutionary interpretation of culture and ethnogenesis.
Проблемы, обозначенные процессами глобализации, в ситуации современного развития человека, модификации его образа жизни, в связи с появлением новых технологий заставляют обратить внимание на явления, которые описывают один из вариантов ситуации развития современного человека в поликультурном мире. Это явление маргинальности — развития на «границе» культурных миров.
Состояние научной разработанности проблемы характеризуется, с одной стороны, достаточно давней традицией, многообразием подходов и перспективными направлениями в изучении маргинальности как социального явления в американской и западноевропейской научной литературе, о чем свидетельствуют работы А. Антоновски, В. Вордвелла, Гоулд-берг, Р.Э. Парка, Э. Стоунквиста, Р. Мертона,
А. Фарж [10, 12, 14, 15, 19, 20, 25]; а с другой
— достаточно небольшим количеством отечественных философских, политологических, культурологических и психологических работ методологического плана, в их числе работы
С.А. Арутюнова, Ю.В. Бромлея, Н. Гумилева, Дробижева, Г.У. Солдатова и др. [3, 5, 8, 13]. Еще
меньше исследований, посвященных формированию и разработке концепции маргинальности применительно к условиям современной российской действительности, к ним можно отнести диссертационные исследования, выполненные Р.В. Бухаевой, И.И. Дмитровой, Т.Н. Камыниной, А.Б. Мулдашевой, И.П. Поповой.
В свое время, после второй мировой войны,
Э. Эриксон, создавая концепцию развития личности, главным моментом которой является представление о зрелости личности как идентичности, называл проблему ее изучения стратегическим исследованием для населения США, в связи с расовыми, этническими и социальными различиями, наплывом эмигрантов и проблемами коренных американцев.
На сегодняшний день наше общество столкнулось с подобными проблемами, которые стратегически не менее важны для России. В первую очередь это связано с демографической ситуацией в стране (сокращением численности населения) и возрастающим количеством вынужденных мигрантов из республик бывшего СССР в западной части страны, и на востоке — трудовых мигрантов из Китая. Немаловажную роль в происходящих социальных процессах играет и может сыграть личность, а то — какую именно роль, зависит не только от особенностей общества, но и от особенностей личности, в частности маргинальной.
Понятие «маргинальности» как междисциплинарной проблемы изучения личности в человекознании
В отечественной психологии, ориентированной на полисистемное видение человека, в качестве ведущих факторов, детерминирующих процесс развития личности, принято выделять общественные отношения как социальную ситуацию, ведущую деятельность, систему актуальных потребностей, что отражено в работах таких авторов, как Л.С. Выготский, А.Н. Леонтьев, Б.Г. Ананьев, Л.И. Божович, С.Л. Рубинштейн, К.А. Абульханова-Славская, Л. И. Анциферова, В.Г. Асеев, В.С. Мухина, А.В. Петровский, В.А. Петровский, Д.И. Фельдштейн, В.И. Слободчиков, Б.С. Братусь, В.П. Зинченко, Д.Б. Эльконин [17].
Термин «маргинальность» введен в оборот социологической науки в 1928 г. американским социологом Р. Парком. Созданная на основании этой идеи концепция была развита Э. Стоунк-вистом и его последователями, утвердившими в американской социологии номиналистско-психологический подход в рассмотрении культурной маргинальности. Ее центральная про-
блема — культурный конфликт и связанные с ним проблемы неприспосабливаемости личности, оказавшейся на границе двух несхожих миров. Эти традиции продолжили А. Антоновски, Р. Гласе, М. Гордон, М. Вуд, Р. Херрик и другие исследователи, сосредоточившие внимание, прежде всего, на психо-социальном влиянии на личность пограничного статуса, который возникает при конфликте культур [19, 22, 27].
В дальнейшем обозначились другие подходы, значительно углубившие представления о возможностях концепции. Постепенно сформировалось понимание того, что маргинальность не унитарная концепция, и в ней четко определилось несколько концептуальных линий.
Первая из них рассматривает функции мар-гинальности в контексте, во-первых, развития личности, где маргинальная личность представлена как результат самореализации, самоактуализации, индивидуации; во-вторых, в контексте социальной ситуации развития и представление о маргинальном человеке рассматривается в рамках дифференциации системы отношений личности с внешним миром (значимым другим, объектом, социумом). Понятие «маргинальная личность» выступает в одном синонимичном ряду с понятием «идентичность», такой подход отражен в работе Hermans H.J.M., Kempen
H.J.G. [21]; «маргинальный статус» описан Т. Шибутани [16]; «маргинальное состояние» и «незавершенная социализация» — Р. Мертоном. Например, Т. Шибутани дает следующее определение маргинального человека: «Маргинальны те люди, которые находятся на границе между двумя или более социальными мирами, но не принимаются ни одним из них как его полноправные участники». В то же время он выделяет понятие маргинального статуса личности как ключевое в понимании маргинальности. Он отмечал, что маргинальный статус — это позиция, где воплотились противоречия структуры общества [16].
Такой подход переносит акцент с социальнопсихологических характеристик маргинальной личности, термин «маргинальность» изначально, в Чикагской социологической школе, обозначал социально-психологические последствия дезадаптации мигрантов неевропейского мира к требованиям урбанизированного индустриального общества, выдвигая на первый план маргинальность «по определению».
Т. Шибутани считает, что описанный Парком и Стоунквистом комплекс психологических черт маргинального человека применим только к ограниченному числу людей. На самом деле обязательного взаимоотношения между маргинальным статусом и личностными расстрой-
ствами не существует. Зачастую маргинальные группы формируют свое собственное сообщество и следуют его ценностям. Невротические симптомы развиваются чаще всего только у тех, кто пытается идентифицировать себя с высшей стратой и бунтует, когда их отвергают.
Так, наметился другой пласт анализа, структурный, он позволяет выделять во-первых, различающиеся объекты анализа: маргинальная общность и маргинальная среда, маргинальная ситуация и маргинальный статус. Важно подчеркнуть, что на состоянии научной разработанности проблемы сказывается междисциплинарный характер описываемого явления, существование множества подходов, трактовок и аспектов его употребления, поэтому будет возможно применение структурных исследований. «Это возможно, пишет Леви-Стросс, — потому что структуры одного и того же типа могут встречаться на различных временных и пространственных уровнях».
Маргинальность, как социально-
психологическое явление, уже привлекло к себе внимание многих ученых, в то время как маргинальная личность, как психологическое явление
— малоразработанная тема. Психология и социология реализуют существенно различающиеся подходы к изучению одних и тех же социальнопсихологических явлений. Разный ракурс анализа: философский, социально-психологический, историко-культурный — создает различающиеся перспективы решения вопросов, касающихся общей проблемы развития личности.
Необходимость междисциплинарного синтеза проблемы как психо-социокультурной категории требует задания единых рамок рассмотрения исследуемого объекта. Однако прямое наложение концептуального аппарата разных дисциплин друг на друга, как показывает история науки, редко приводит к подлинному успеху. В различных областях человекознания все большее значение приобретает системный подход, позволяющий исследователю собрать воедино разрозненные факты об объекте и от-рефлексировать. В отечественной психологии объединение специальных дисциплин осуществляется через конкретно-научную методологию общей психологии (Б.Г. Ананьев, А.Г. Асмолов).
На наш взгляд, в настоящий момент возникла необходимость введения результатов, полученных при исследовании развития маргинальной личности на стыке различных форм социокультурного опыта в условиях поликультурного общества, в контекст психологической проблематики, точнее сказать — вернуть термину изначально заложенный смысл еще в трудах Р. Парка и Э. Стонквиста.
Появление термина «маргинальность» относится к 1928 г., для России 1928 год связан с педологической программой Л.С. Выготского. Педологические воззрения нашли свое отражение в культурно-исторической теории Л.С. Выготского, ставшей, в свою очередь, для отечественной психологии огромным достижением в построении теории развития личности и согласно которой личность не свободна от социокультурных феноменов. Учет социально-культурных условий как основных факторов развития личности и сознания индивида нашли дальнейшее отражение в работах А.Н. Леонтьева, А.Р. Лу-рии, А.Г. Асмолова и других авторов.
Хронологические совпадения в истории вопроса изучения уникальности человека в теории развитии личности Л.С. Выготского и концепции маргинальной личности привлекают наше внимание не только потому, что они связаны общим историческим контекстом, но и тем, что могут указывать на универсальные историко-эволюционные закономерности развития личности.
Выявление свойств маргинальной личности требует не только обзора концептуальных подходов в ее изучении, а также выделения уровней анализа. А.Г. Асмолов выделил три уровня анализа включения личности в общественные отношения: квазипсихологический уровень,
интерпсихологический и интрапсихологиче-ский [4]. Квазипсихологический уровень представляют исследования социологического плана (исследование социальных ролей, эталонов восприятия, то есть что социализируется личностью, как предметное содержание, вычерпываемое ею в культуре). Интерпсихологический уровень анализа личности в системе общественных отношений (интерсубъектный подход) изучает ролевые взаимоотношения в группе, ролевые социальные качества, особенности ролевых проявлений. Интрапсихологиче-ский уровень анализа в системе общественных отношений исследует личностно-смысловые отношения (структура личности, психология индивидуальности).
Теоретически наиболее развернутыми являются работы в области квазипсихологического уровня анализа. В первую очередь, это исследования в области адаптации и аккультурации, социализации, развития самосознания и идентичности. Несмотря на то, что маргинальность используют и для объяснения асоциального, девиантного поведения представителей разных социальных групп, чаще она употребляется в этнокультурном контексте: динамика межэтнических отношений, трансформация этнической идентичности, проблемы этнических мень-
шинств, миграции [13].
Интерпсихологический уровень связан с концепцией персонализации развития личности (А.В. Петровский, В.А. Петровский), которая представляет собой описание закономерностей и этапности вхождения человека в новую, относительно стабильную социальную общность, принятие человеком новых социальных ролей, профессионализации и творческого роста личности [12]. Психологические рамки маргинальной личности могут быть заданы с помощью теоретической модели личности А.В. Петровского, в которой личность представлена в трех психологических измерениях интра-, интер- и метаиндивидной репрезентации.
На интериндивидном уровне маргинальная личность обратила на себя внимание исследователей групп, общностей, в контексте адаптации и социализации индивида в инокультурной среде. Эта линия анализа маргинальной личности прослеживается в рамках дифференциации системы отношений личности с внешним миром (значимым другим, объектом, социумом).
Маргинальное состояние подразумевает множественность лояльностей и двойную идентификацию, незавершенную (неполную) социализацию и отсутствие социальной принадлежности. Сходные идеи о множественности встречаются в аналитической психологии: личность как система субличностей. К.Г. Юнг рассматривает процесс развития личности как процесс взаимодействия различных архетипов, каждый из которых обладает функциональной спецификой и представлен в психике в виде символов. Сам К. Юнг не говорит о множественности, а анализирует архетипы, прежде всего, как формы для накопления и порождения индивидуального и коллективного психического опыта, но современные представители юнги-анского анализа, например R.A. Jonson, рассматривают архетипы как подструктуры личности [23]. Идея субличностей находит отражение и в когнитивной психологии. Д. Ингал предлагает представление тревоги как субличности (цит. по Ward K. L) [25].
Помимо двойственности сознания и множественности «Я» маргинальной личности, в ряде работ обсуждается теория психологической защиты (Г.У. Солдатова, Д. Фурман, С. Лурье).
На метаиндивидном уровне открывается новый путь интерпретации маргинальной личности, возможной линией анализа становится рассмотрение ее в контексте осознания человеком своей экзистенции; маргинальная личность в таком случае предстает как результат самореализации, самоактуализации, индивидуации.
Г.Г. Шпет противопоставлял понятия субъ-
екта и антропологического индивида. Для последнего физическая смерть — это конец, а социальный субъект «живет», пока не исчезнет последнее свидетельство его творчества [17].
Значение этногенеза в метаиндивидной репрезентации маргинальной личности
Для дальнейшего осмысления метаиндивидной репрезентации маргинальной личности для нас существенное значение имеют три междисциплинарные научные понятия: этногенез, социогенез и культурогенез. В настоящее время важное место занимают разработки данных проблем, во-первых, в общетеоретическом философском аспекте (А.Г. Асмолов, Ю.В. Бромлей); в социологии (С.М. Арутюнян, Л.М. Дробижева, И.С. Кон); в психологии (Н.М. Лебедева, Г.У. Солдатова, Т.Г. Стефаненко и др.).
Во-вторых — концепции, раскрывающие основное содержание этнопсихологических явлений, разработанные психологами, философами, этнографами. К ним относятся работы М. Мид, Р. Бенедикт, Леви-Стросса, М. Сегала, Д. Кемпбелла, М. Коула.
В-третьих — традиционно рассматриваемые идеи этногенеза: теория Ю.В. Бромлея, спорная биолого-этнографическая концепция этноса Л.Н. Гумилева, теория этногенетических модусов развития В.П. Алексеева, его эпигенетическая концепция.
В-четвертых — концепции, позволяющие взглянуть на человека не с позиции финали-стического типа, а «физического и культурного бессмертия». Проявления жизнетворчества, как жизненной стратегии человека, творческой уникальности человека в различных сферах, а именно во внутриличностной (саморазвития), социальной сфере (социотворчества) или в сфере отношений человека с культурой (культуротворчества) [6]. В социальной сфере взаимодействия оно проявляется в форме социотворчества — общения, сотворческого взаимодействия, культивирующего взаимную уникальность людей, которые могут выступать в данном случае субъектами социогенеза. В сфере отношений человека с культурой жиз-нетворчество проявляется в форме культурот-ворчества, когда человек становится субъектом культуры, создает ее материальные и духовные ценности, обеспечивая культурогенез.
Энергетическим источником культурогене-за и структурирующим фактором этнической культуры является этногенез. Слово «этногенез» образовано от двух латинских: этнос — народ, и генез — происхождение; следовательно, этногенез — это происхождение народа. Ведь
именно в процессе этногенеза создается особенный и избирательный тип мироощущения, характерный для данного этноса, специфическая этническая культура с доминирующим типом культурной традиции, собственная система культурных форм, модель мироотношения социума в целом и каждого его члена, в частности [7]. В отечественной науке этногенез принято рассматривать как социально-исторический и природный процесс — географический или биологический, в первую очередь это работы В.П. Алексеева, Ю.В. Бромлея, Л.Н. Гумилева [2, 5, 8]. Движущими силами этногенеза в теории Л.Н. Гумилева выступают три характерологические категории этноса: пассионарии, гармоничные личности, субпассионарии. Главную консолидирующую роль в процессе историко-культурных событий играет группа пассионарных личностей.
Антиподами пассионариев являются субпассионарии — дезадаптанты, отличающиеся дезадаптацией, абулией, паразитизмом. В противоположность пассионариям, субпассионарии энергодефицитны, поведенчески некомпетентны. Группа субпассионариев в истории представлена у Гумилева «бродягами» и профессиональными солдатами-наемниками: «Они не изменяют мир и не сохраняют его, а существуют за его счет». Для иллюстрации образа субпассионария Гумилев обращается к литературным героям Чехова: «У них как будто все хорошо, а чего-то все-таки не хватает: порядочный, образованный человек, учитель, но... «в футляре» — хороший врач, много работает, но. «Ионыч». И самому ему скучно, чеховскому герою, и кругом него все скучно. У них тоже есть кое-какие пассионарные замыслы. И такие герои мечтают. выиграть, например, у соседа партию в шахматы, это удовольствие их тщеславия» (цит. по М.А. Игошевой) [9]. Несмотря на то, что субпассионарии не изменяют мир, а существуют за его счет, они играют важную роль в судьбах этносов, совершая вместе с пассионариями завоевания и перевороты. Наличие субпассионариев для этноса так же важно, как наличие пассионариев, потому что они составляют известную часть этнической системы.
Представленное описание субпассионариев очень близко к характеристикам маргинальных личностей. На метаиндивидном уровне репрезентации открывается новый путь интерпретации маргинальной личности, но в отличие от
А.В. Петровского, который видит на этом уровне выход к персоногенезу [17], мы вслед за А.Г. Асмоловым рассматриваем возможность интерпретации личности, позволяющей выйти за ее
рамки, выйти в социогенез. Такое направление анализа позволяет говорить о психологии этногенеза маргинальной личности. Ф. Александер, Ш. Селесник определяют генезис появления маргинальной личности как явление, связанное с 1) модификациями образа жизни человека в постмодернистском мире; 2) с цивилизационными и культурными сдвигами, носящими бифуркационный характер [1].
Реконструкция этногенетического процесса, проводимая традиционно археологическим и антропологическим способами, отмечал В.П. Алексеев, носит формальный характер, поскольку не учитывает хронологическую связь между обоими рядами фактов, археологическим материалом, освещающим ранние этногенезы и поздние — этнографическим [2]. Поэтому он не исключает в этногенезе еще двух способов: реконструкции социальных явлений и реконструкции явлений духовной культуры. Не исключает он и того, что этногенетический процесс распадается на какие-то составляющие его процессы. Продолжая разговор о целостности этногенеза, он дает следующее его определение: «Этногенез — процесс происхождения народа. Это означает, что речь в данном случае идет о сложении во времени того комплекса специфических элементов, который характерен именно для данного народа и ни для кого другого больше». Этногенез охватывает ряд динамических процессов: сложение языка, на котором говорит народ, формирование его культуры, образование характерных психологических стереотипов, которые могут быть и не связаны друг с другом.
В этом ключе мы обращаемся к этногенезу бурят. Выбранная тематика осложняется тем, что данные об этногенезе бурят несистематизи-рованы и отрывочны; единственно несомненным остается факт многослойности этноса, о котором свидетельствует и современный этногенез.
Буряты — автохтонно проживающий этнос, населяющий Центральную Азию. В Центральной Азии расположены: часть России, Монголия, Китай; буряты, соответственно, проживают в этих странах. На территории каждого отдельно взятого региона они отличаются компактным проживанием.
В России буряты живут: в Иркутской области, в основном на территории бывшего Усть-Ордынского автономного округа, в республике Бурятия, в Читинской области, на территории бывшего Агинского Бурятского автономного округа. В других странах буряты проживают: в Эвенкийском аймаке Ки-
тайской Народной Республики и в Восточном аймаке Монгольской Народной Республики.
Определение территориальных административных границ расселения бурят не представляет особой сложности, поскольку в них буряты проживают очень компактно, за исключением ряда регионов диффузного расселения (некоторые районы республики Бурятия и Читинской области). Наблюдаемое компактное проживание позволяет говорить о том, что этногенез бурятского этноса характеризуется автохтонным модусом развития. Согласно определению
В.П. Алексеева, модус автохтонного развития «... создавая на протяжении времени непрерывную дифференциацию находящихся в сфере его действия этнических общностей, приводит к образованию стволовой иерархии групп народов, объединяемых иерархическим родством и группирующихся по типу родословного дерева» [2].
В этническом регионе бурят, проживающих в России, сформировалось три основных субрегиона: западных, восточных и агинских бурят. Вновь обратимся к географическим границам бурятского расселения, теперь уже только Байкальского региона. Западные буряты населяют Прибайкалье, поэтому часто в литературе мы находим описание прибайкальских (иркутских) бурят, восточные буряты населяют прибайкальское Забайкалье, и, наконец, агинские буряты — Восточное Забайкалье.
Но на этом разделение бурят не заканчивается, в свою очередь, западные (прибайкальские или иркутские) буряты подразделяются территориально на эрхиритских, булагатских и нукутских. Еще более дробно территориальное деление по административным районам у восточных бурят: селенгинские, джидинские (сартулы, сонголы), тункинские, закаменские, еравнинские, хоринские, баргузинские. Среди агинских бурят подразделение по районам менее позиционируется, там скорее доминирует разделение по типу «периферия-центр».
Историками в этногенезе бурят признается теория полиморфного происхождения [18]. Оно рассматривается «как синтез тюркских, уйгурских, монгольских сегментов, осколков некогда известных культур и народов, периодически возвышавшихся, в разные времена в центрально-азиатской цивилизации: древних тюрков, туматов, курыкан, средневековых монголов, возможно, манчжуров» [7].
В итоге мы можем выделить два ведущих направления, в рамках которых современными исследователями ведутся исследования этногенеза бурят. Авторы одного из этих направлений придерживаются позиции натуралистических
трактовок этнических феноменов, таких как территория и исторические факты; авторы другого — конструктивистских трактовок субъективных аспектов этнических феноменов, таких как групповое сознания и мифотворчество.
Вместе с тем данные подходы, за небольшим исключением, не позволяют рассматривать в одной системе категории «этногенез», «личность». Несмотря на то, что объяснение специфических особенностей этносов в сочетании с психологией личности предпринимались в теории этногенеза Л.Н. Гумилева, в этом вопросе, на наш взгляд, более приемлем системный историко-эволюционный подход, он позволяет интегрировать знания об уникальности этнокультурных феноменов с изучением их изменений, трансформаций.
Таким образом, следует отметить, что на современном этапе в определении понятий, связанных с явлением маргинальности, нет единства и согласованности, из него вымывается понятие личности, не учитывается тот факт,
что в ходе исторического процесса падает роль социальных характеристик личности и возрастает значение индивидуальных. Релятивизация социокультурной среды обусловливает и релятивизацию способов человеческого бытия.
В изучении маргинальной личности существенная роль должна отводиться междисциплинарному изучению категорий, относимых к разным областям человекознания, «этногенез» и «личность», их синтезу. Связующим звеном между этими категориями выступают категории «культура» и «субъект», а точнее социокультурный феномен «субъект культуры». Поэтому вполне закономерно рассматривать формирование и функционирование маргинальной личности в рамках диахронического подхода к психологическому постижению личностного в человеке. Выделять в качестве еще одного концептуального направления в изучении маргинальной личности вектор, затрагивающий культурно-психологические феномены ее этногенеза.
Библиографический список
1. Александер, Ф. Человек и его душа [Текст] / Ф. Александер, Ш. Селесник. — М., 1995.
2. Алексеев, В.П. Этногенез [Текст] /
В.П. Алексеев. — М., 1986.
3. Арутюнов, С.А. Этносоциология [Текст] / С.А. Арутюнов, А.А. Сусоколов, Л.М. Дробижева. — М., 1999.
4. Асмолов, А.Г. Культурно-историческая психология и конструирования миров [Текст] / А.Г. Асмолов. — М.; Воронеж, 1996.
5. Бромлей, Ю.В. Современные проблемы этнографии [Текст] / Ю.В. Бромлей. — М., 1981.
6. Винокуров. Введение в экономическую этнопсихологию [Текст] / Винокуров, А.Д. Карнышев. — Иркутск, 2000.
7. Гомбоева, М.И. Образ мироустройства хори-бурят [Текст] / М.И. Гомбоева. — Чита, 2002.
8. Гумилев, Л.Н. Этногенез и биосфера земли [Текст] / Л.Н. Гумилев. — М., 1994.
9. Игошева, М.А. Культурологический статус концепции Л.Н. Гумилева [Текст]: дис. ... канд. философ. наук / М.А. Игошева.
— Ростов н/Д, 1998.
10. Мертон, Р.К. Социальная структура и аномия [Текст] / Р.К. Мертон // Социологические исследования. — 1992. — № 3. — С. 104-114; № 4. - С. 91-96.
11. Парк, Р.Э. Маргинальный человек. Исследование личности и культурного конфликта [Текст] / Р.Э. Парк // Современная зарубежная этнопсихология. - М., 1979. - С. 100.
12. Петровский, А.В. Основы теоретической психологии [Текст] / А.В. Петровский, М.Г. Ярошевский. — М, 1999.
13. Солдатова, Г.У. Психология межэтнической напряженности [Текст] / Г.У. Солдатова. - М.: Смысл, 1998.
14. Стоунквист, Э.В. Маргинальный человек. Исследования личности и культурного конфликта [Текст] / Э.В. Стоунквист // Современная зарубежная этнопсихология. -М., 1979.
15. Фарж, А. Маргиналы. Опыт словаря нового мышления [Текст] / А. Фарж; под общей ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро. — М. 1989.
16. Шибутани, Т. Социальная психология [Текст] / Т. Шибутани. — М., 1969.
17. Шпет, Г.Г. Психология социального бытия [Текст] / Г.Г. Шпет. — М, 1996.
18. Этнография бурятского народа [Текст]: библиографический указатель литературы (до 1917 г.). — Улан-Удэ, 2002.
19. Antonovsky, A. Toward a refinement of the "marginal man” concept // Social forces. — Chapel Hill, 1956. - Vol. 35, N 1/2. - P. 5762; Glass R. Insiders — outsiders: The position of minorities // New left rev. — L., 1962, N
17. — P. 34 — 45; Gordon M.M. Assimilation in American life. — N.Y.: Oxford univ.press, 1964.
20. Goldberg, M.M. A qualification of the marginal man theory // American sociological review, (Wash), 1941. — Vol. 6, N 1 — P. 52 — 58; Hughes E.G. Social change and status protest: An essay on the marginal man // Phylon. — Atlanta, 1945. — Vol. 10, N 1. — P. 59 — 65, 366 — 376; Wray
D.E. Marginal men of Industry: The Foreman // American journal of sociology. — Chicago, 1949. Vol. 54, N 4. — P. 298 — 301.
21.. Hermans, H.J.M. and Kempen, HJ.G. Moving cultures. The perilous problems of cultural dichotomies in a globalizing society. Journal of american psychologist. 1998 Vol. 53, N. 10.
22. Herrick, R. The paradox of marginality // Our sociological eye: Personal essays on soc. a. culture. — Port Washington (N.Y.): Alfred, 1977. — P. 67 — 77.
23. Jonson, R.A... Inner Work / Using / Harper. San Francisco, 1989.
24. Ward, K.D. The refraining of paradoxal intention for the constructivist: the example of performance anxiety. Journal of constructivist psychology, 1996, vol. 9, p. 157—160. 165.Watkins M. Invisible guests: The development of imaginal dialogues. Hillsdale. 1986. 166.Weigert Andrew J, Identity: its emergence within sociological psychology. Symbolic Interaction, 1983, Vol. 6, N. 2. — P. 183 — 206.
25. Wardwell, W.I., A marginal professional role: The chiroprac-tor//Social forces. — Chapel Hill, 1962. — Vol. 30, N 3. — P. 339 — 348.
26. Witteraans, Т. and Krauss, Y. Structural marginality and the social worth // Sociology a. social research. - Los Angeles, 1964. — Vol. 48, N
3. — P. 348 — 360.
27. Wood, M.M. The stranger: A study in social relationship. — N.Y.: Columbia univ. press, 1934. — 298 p.
