CC BY
47Адрес для переписки:
Табеева Гюзяль Рафкатовна, grtabeeva@gmail.com
ключевые слова:
СОУШ-19, тревога, депрессия, венлафаксин, тофизопам
для цитирования:
Табеева Г.Р. Тревожные и депрессивные расстройства в период эпидемии СОУШ-19 // Поведенческая неврология. 2021. № 2. С. 24-32. БО! 10.46393/2712-9675_2021_2_24_32
Аннотация
Пандемия новой коронавирусной инфекции (СОУШ-19) ассоциируется с заметным ростом распространенности депрессивных и тревожных расстройств в популяции. Среди лиц, перенесших СОУШ-19, а также среди медицинского персонала, работающего с этими пациентами, показатели распространенности тревожно-депрессивных расстройств еще выше и существенно превышают уровни, регистрируемые до пандемии. Тяжесть тревожно-депрессивных нарушений существенно влияет на качество жизни большой категории лиц и усугубляет бремя пандемии в целом. Анализ существующих данных о возможностях коррекции тревоги и депрессии в этих условиях приобретает особую важность для клинической практики.
ANXIETY AND DEPRESSIvE DISORDERS DuRING CCMD-19
For correspondence:
Guzal R. Tabeeva, grtabeeva@gmail.com
Key words:
COVID-19, anxiety, depression, venlafaxine, tofisopam
G.R. Tabeeva
I.M. Sechenov First Moscow State Medical University
For citation:
Tabeeva G.R. Anxiety and depressive disorders during COVID-19 // Behavioral Neurology. 2021. № 2. P. 24-32. DOI 10.46393/2712-9675_2021_2_24_32
Annotation
The novel Coronavirus infection (COVID-19) pandemic is associated with a marked increase in the prevalence of depressive and anxiety disorders in the population. Among survivors of COVID-19, as well as among healthcare workers who work with these patients, prevalence rates of anxiety disorders are even higher and significantly higher than the levels recorded before the pandemic. The severity of anxiety-depressive disorders significantly affects the quality of life of a large category of people and exacerbates the burden of the pandemic as a whole. Analysis of the existing data on the possibilities of correcting anxiety and depression in these conditions is of particular importance for clinical practice.
Введение
Пандемия новой коронавирусной инфекции (СОУШ-19) в настоящее время все больше ассоциируется не только с влиянием на физическое здоровье людей, экономическими и социальными последствиями, но и в значительной мере с негативным влиянием на психическое здоровье населения [1]. Появляется все больше работ, посвященных эпидемиологии проблем психического здоровья при СОУШ-19, демонстрирующих значительный рост в период пандемии распространенности депрессии, тревоги, стрессовых расстройств, панических атак, соматизированных расстройств, посттравматического стрессового расстройства (ПТСР), а также расстройств сна, импульсивности, суицидального поведения [2]. Тяжесть бремени психических расстройств в период пандемии СОУШ-19 в определенной степени связана с некоторыми факторами, такими как возраст, пол, семейное положение, образование, род занятий, доход, место проживания, близкий контакт с инфицированными СОУШ-19 людьми, а также сопутствующие проблемы физического и психического здоровья, восприимчивость к информационным сообщениям о СОУШ-19 в СМИ и социальных сетях [1]. Вместе с тем выделены определенные факторы, связанные со стилем преодоления психологических проблем, СОУГО-19-стигма-тизацией и риском заражения СОУШ-19, эффектами психосоциальной поддержки и коммуникаций. Кроме того, эпидемиологическое распределение проблем психического здоровья и связанных с ними факторов неоднородно среди групп населения, пациентов с СОУШ-19 и работников здравоохранения. Современные исследования позволяют констатировать, что пандемия СОУШ-19 сочетается с психиатрической эпидемией, что требует внимания со стороны системы здравоохранения [3].
Проблемы, связанные с психическим здоровьем, во многом обусловлены тем, что люди во всем мире борются со страхом и беспокойством по поводу своей личной безопасности, отсутствия эффективной вакцины или методов лечения, а также неблагоприятных социально-экономических последствий, таких как безработица и отсутствие доступа к необходимым социальным контактам в результате мер изоляции в различных ее формах [4, 5].
Эпидемиологические исследования демонстрируют рост распространенности депрессии, тревожных расстройств, ПТСР, злоупотребления психоактивными веществами и суицидальных тенденций, которые закономерно наблюдаются вслед за крупными экономическими кризисами или стихийными бедствиями [6]. Есть предположение, что аналогичные закономерности уже наблюдаются в период пандемии СОУШ-19, психологические последствия стойкого стресса среди населения в целом и обострения некоторых психических расстройств среди уязвимых лиц будут усугублять бремя пандемии.
Данные больших исследований показывают, что депрессия, тревожные расстройства, симптомы ПТСР, нарушения сна, паника, стигматизация, низкая самооценка, отсутствие самоконтроля широко распространены среди лиц, подвергшихся физической изоляции [7]. При этом стрессогенным воздействием в основном обладают такие факторы, как длительная изоляция, страх инфицирования, разочарование, скука, неадекватная информация, финансовые потери и стигматизация в связи с инфекцией, что приводит к длительному персистированию тревоги и депрессии среди населения [8].
Психологическое воздействие СОУШ-19 на людей с положительным результатом теста - еще одна проблема психического здоровья в период пандемии [9]. Несколько факторов влияют на психическое здоровье этой уязвимой группы населения, включая изоляцию после постановки диагноза, стигматизацию и дискриминацию, длительность госпитализации и отсутствие социальной поддержки [4, 7, 10]. Эти проблемы при СОУШ-19 наряду с психосоциальными факторами могут вызвать более высокий уровень психологического дистресса. У лиц с наличием исходных психических расстройств психосоциальные факторы в связи с пандемией СОУШ-19 могут повысить их восприимчивость к неблагоприятным последствиям [11], с чем связан рост среди пациентов с СОУШ-19 депрессии, тревожных расстройств, психологического дистресса и суицидального поведения [10].
СОУШ-19 также может повлиять на психическое здоровье и благополучие среди медицинских работников, особенно среди тех, кто работает непосредственно с пациентами с СОУШ-19 [12]. Возросшие требования к режиму и условиям труда в период пандемии обусловливают высокую восприимчивость их к тревоге, депрессии, эмоциональному выгоранию и нарушениям сна [13]. Врачи часто сталкиваются с проблемами при оказании помощи своим пациентам. Отсутствие социальной поддержки, работа в условиях стресса, чувство вины за неоптимальную помощь пациенту и беспокойство за собственное здоровье и благополучие семьи могут стать причиной серьезных проблем с психическим здоровьем среди медицинских работников на фоне СОУШ-19. Наряду с этим высокая распространенность инфекции среди них, которая отмечается в США, Китае, Италии и других странах, вызывает озабоченность и требует пристального внимания к этой категории медицинских работников [14].
Популяционная распространенность тревоги и депрессии в период пандемии ОЭУЮ-Ш
По мере развития пандемии СОУШ-19 наблюдается интенсивный рост числа публикаций, посвященных бремени проблем психического здоровья среди населения. Систематический обзор 16 исследований,
оценивающих психологические проблемы в течение
ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ НЕВРОЛОГИЯ / Выпуск № 2, 2021
первых 7 месяцев развития пандемии COVID-19, включил 11 исследований из Китая, два из Индии и по одному исследованию из Испании, Италии и Ирана [15]. В совокупной исследуемой популяции 113 285 человек распространенность в среднем всех форм депрессии составила 20%, тревожности - 35%, а стресса - 53%. Было обнаружено, что распространенность всех форм депрессии, беспокойства, стресса, проблем со сном и психологического стресса среди населения в целом была выше во время пандемии COVID-19 по сравнению с их уровнем до пандемии [15].
В целом ряде исследований для верификации тревоги и депрессии используются как традиционные шкалы и тесты, так и различные опросники для самооценки имеющихся расстройств, с чем связаны существенные различия эпидемиологических показателей. Например, в исследовании L. Lei и со-авт. для оценки состояния психического здоровья среди 1593 респондентов в возрасте 18 лет и старше в Южном Китае использовались шкалы самооценки тревожности и депрессии [16]. Распространенность тревоги и депрессии составила 8,3 и 14,6% соответственно. Авторы показали, что распространенность тревоги и депрессии была выше (12,9 и 22,4% соответственно) среди лиц, которые в связи с COVID-19 были вынуждены пребывать в изоляции, по сравнению с остальными респондентами (6,7 и 11,9% соответственно). В другом поперечном исследовании L. Liang и соавт. оценивали психическое здоровье 584 молодых лиц, используя опросник общего состояния здоровья (GHQ-12), шкалу негативных копинг-стра-тегий и контрольный список симптомов ПТСР (PCL-C) [17]. В этом исследовании почти 40,4% участников имели психологические проблемы, тогда как у 14,4% участников были симптомы ПТСР. Схожие данные получены S.J. Zhou и соавт., которые оценивали депрессию и тревогу среди 8079 китайских студентов [9]. Используя опросник общего состоянии здоровья пациента (PHQ-9) и опросник генерализованного тревожного расстройства (GAD-7), они выявили, что распространенность депрессии, тревожности и их комбинации составляла 43,7, 37,4 и 31,3% соответственно [9].
Наряду с поперечными исследованиями в нескольких продольных наблюдениях также продемонстрирован стабильно высокий уровень тревожных расстройств в процессе развития пандемии COVID-19. В рамках лонгитудинального исследования среди 1738 респондентов из 190 китайских городов психическое здоровье населения оценивалось дважды: в начале вспышки эпидемии, а затем через четыре недели ее распространения [18]. В этом исследовании была обнаружена высокая распространенность тревоги в оба периода наблюдения (32,98 и 30,76%). Более того, доля пациентов с тяжелыми и умеренными проявлениями тревоги (28,8 и 16,5%) существенно не изменилась через четыре недели исследования [18].
В большинстве исследований оценивалось влияние COVID-19 на психическое здоровье населения Китая, в меньшем количестве исследований сообщается о том, как эта пандемия повлияла на психическое здоровье и благополучие на популяционном уровне в других странах. В ходе исследования, проведенного в Турции, среди 343 участников с использованием госпитальной шкалы тревоги и депрессии (HADS) и опросника тревожности за здоровье (Health Anxiety Inventory (HAI)) было выявлено наличие клинически значимой депрессии у 23,6% участников, а тревоги - у 45,1% [19]. Исследование, проведенное среди 662 взрослых лиц в Индии, показало, что более 80% участников ощущали тревогу, связанную с COVID-19 [20]. О проблемах со сном, навязчивых мыслях по поводу инфицирования COVID-19 и дистрессе сообщили 12,5, 37,8 и 36,4% участников, более 80% лиц испытывали потребность в услугах по охране психического здоровья.
Меры общественного здравоохранения, такие как карантин и изоляция, могли повлиять на психическое здоровье во время эпидемии COVID-19, что было оценено в нескольких исследованиях. W. Tang и соавт., оценивая симптомы ПТСР, депрессии и качество сна у 2485 лиц, вынужденных находиться в условиях изоляции, выявили, что распространенность ПТСР и депрессии составляла 2,7 и 9,0% соответственно, а распространенность нарушений сна была еще выше [21]. Более того, интернет-опрос среди 7236 китайцев выявил общую распространенность генерализованного тревожного расстройства, депрессивных симптомов и жалоб на нарушения сна на уровне 35,1, 20,1 и 18,2% соответственно [22].
Психическое здоровье на популяционном уровне в период эпидемии COVID-19 оценивалось с использованием самых различных методов, в том числе на основании запросов в социальных сетях. Например, S. Li и соавт. проанализировали сообщения в Weibo от 17 865 активных пользователей, используя несколько прогностических моделей машинного обучения [23]. Они рассчитали частоту ключевых сообщений и провели оценку эмоциональных (например, тревога, депрессия и негодование) и когнитивных (оценка социального риска и удовлетворенность жизнью) показателей до и после объявления вспышки эпидемии COVID-19 20 января 2020 г. [23]. Это исследование обнаружило, что отрицательные эмоции, такие как тревога, депрессия, возмущение, и повышенная чувствительность к социальным рискам со временем нарастали, тогда как такие показатели, как количество положительных эмоций и удовлетворенность жизнью, снижались. Другое аналогичное исследование, основанное на анализе сообщений в WeChat, среди 1577 взрослых, проживающих в г. Ухань (Китай), выявило предполагаемое тревожное расстройство у 23,84% и депрессию у 19,21% пользователей [24].
распространенность тревоги и депрессии среди пациентов с 0СУЮ-19
Клинико-эпидемиологические исследования демонстрируют более высокие уровни тревожных и депрессивных расстройств как среди пациентов с клиническими проявлениями, так и среди лиц с положительными тестами на СОУГО-19 [10, 22, 25-28]. Так, Q. Оио и соавт. оценивали и сопоставляли состояние психического статуса и маркеров воспаления среди 103 лиц с положительным результатом на СОУГО-19 и 103 лиц контрольной группы с отрицательными тестами [10]. Это исследование показало, что пациенты с СОУГО-19 имели более высокий уровень депрессии (р < 0,001), тревожности (р < 0,001) и симптомов ПТСР (р < 0,001) по сравнению с лицами контрольной группы. Более того, уровни С-ре-активного белка, который является индикатором периферического воспаления, положительно коррелировали с этими показателями. Также показано, что суицидальное поведение среди людей с положительным результатом теста на СОУГО-19 является еще одной проблемой психического здоровья в период пандемии СОУГО-19, особенно среди лиц с наличием преморбидной патологии [25]. Так, Б. Нао и соавт. оценивали психическое здоровье 76 психиатрических пациентов и 109 здоровых людей из контрольной группы из г. Чунцин (Китай) с использованием специальных шкал для выявления симптомов ПТСР, депрессии, тревоги и дистресса [27]. В этом исследовании средние баллы по всем этим шкалам были выше среди психиатрических пациентов, чем у здоровых людей контрольной группы (р < 0,001). Около одной трети психиатрических пациентов соответствовали диагностическим критериям ПТСР и более четверти страдали инсомнией от умеренной до тяжелой степени. Эти данные практически полностью воспроизводят результаты аналогичного исследования Н.Х. Во и соавт., изучавших схожую категорию пациентов во время СОУГО-19 [28]. Между тем, как показывают большие эпидемиологические исследования, среди пациентов с СОУГО-19 без анамнеза психического заболевания уровень тревожных и депрессивных расстройств существенно превышает их общую распространенность в популяции [26].
распространенность тревоги и депрессии у медицинских работников в период пандемии 0СМ0-19
Эпидемиологические исследования, проводимые в разных медицинских учреждениях, позволяют получить данные о том, как СОУГО-19 влияет на психическое здоровье медицинских работников. В нескольких исследованиях оценивалось бремя проблем психического здоровья среди медицинских работников во время пандемии СОУГО-19. В исследовании У. Ши и соавт., проведенном среди 120 медицинских работников, были выявлены более высокие показа-
тели соматизации, депрессии, тревоги и нарушении сна среди сотрудников больницы, непосредственно работающих с пациентами с COVID-19, по сравнению с теми, кто работал в других отделениях больницы [29]. J. Cao и соавт. провели опрос врачеИ и медицинских сестер в самом начале эпидемии COVID-19 и показали, что 6,3% участвовавших врачеИ и 52,6% медицинских сестер испытывали негативные эмоции после того, как узнали о необходимости работы с пациентами с COVID-19: страх инфицирования, стресс из-за большоИ нагрузки, беспокоИство о семье [30].
Высокая частота эмоциональных нарушении среди медицинских работников выявляется независимо от условиИ их труда. В исследовании, проведенном Y. Wu и соавт., оценивалась частота синдрома выгорания с использованием Maslach Burnout Inventory среди 220 врачеИ и медсестер и этот показатель сравнивался среди работавших в «красноИ зоне» и в обычных палатах [31]. Примечательно, что у участников первоИ группы была более низкая частота синдрома выгорания (13 против 39%; p < 0,0001) по сравнению с медицинскими работниками, не имевшими контакта с пациентами с COVID-19 [31]. При этом W. Lu и соавт., проводя анализ представленности тревоги и депрессии с использованием шкалы Гамильтона у 2299 медицинских работников, показали, что среди медицинских работников, имевших близкиИ контакт с пациентами с COVID-19, в 1,4 раза чаще отмечались симптомы страха и почти в два раза чаще - симптомы тревоги и депрессии по сравнению с остальным персоналом клиник [32]. Более того, исследование из г. Ухань (КитаИ) показало, что среди 105 медицинских работников инфекционных отделениИ с положительным тестом на COVID-19 88,3% испытывали тяжелыИ психологическиИ стресс или эмоциональные нарушения в виде тревоги, подавленности, нарушениИ сна [33]. С другоИ стороны, перекрестныИ опрос в г. Ганьсу (КитаИ), которыИ оценивал психическое здоровье 79 врачеИ и 86 медсестер с помощью набора опросников, показал, что распространенность симптомов тревоги и депрессии среди врачеИ составляла 11,4 и 45,6% соответственно, тогда как среди медсестер - 27,9 и 43,0% соответственно [34]. В исследованиях также отмечается высокая частота жалоб на нарушения сна среди медицинских работников (от 24,97 до 58,90%), более высокая представленность эмоциональных расстроИств у лиц женского пола [35, 36]. Наиболее высокие значения представленности тревожных и депрессивных расстроИств показаны именно в периоды максимальноИ загруженности во время работы с пациентами c COVID-19 [37], причем доля тяжелых и умеренных форм наиболее высока в эти периоды работы медицинских работников [37].
Исследования за пределами Китая показали аналогичное бремя психических расстроИств среди медицинских работников во время пандемии
COVID-19. Например, в исследовании N.W.S. Chew
К^^ВВН^ВНВи
поведенческая неврология / выпуск № 2, 2021
и соавт. в Сингапуре и Индии было выявлено, что среди 906 медицинских работников умеренные и тяжелые проявления депрессии выявлялись у 5,3% лиц, тревоги - у 8,7% участников исследования [38]. Головная боль была наиболее частым симптомом и наблюдалась у 32,3% лиц, а 33,4% участников сообщили, что у них имеется более четырех психоэмоциональных симптомов [38].
В российском исследовании оценивали выраженность симптомов депрессии и тревоги, профессионального выгорания и эмоционального дистресса у 175 сотрудников НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, оказывающих помощь пациентам с COVID-19, среди которых 54,2% были врачи разных специальностей и 40% - средний медицинский персонал [39]. У 8,3% обследованных лиц выявлены симптомы депрессии средней и выраженной степени тяжести, 6,7% отметили наличие суицидальных мыслей, 29,3% - симптомы умеренной и выраженной тревоги, у 35% зафиксирован высокий уровень эмоционального выгорания согласно данным опросника Maslach Burnout Inventory. Наиболее часто в качестве важного фактора дистресса участники называли беспокойство за членов семьи (54,7%) и страх заражения (38,3%) [39]. Подобные исследования показали высокую распространенность разнообразных проблем психического здоровья, прежде всего тревожных и депрессивных расстройств, у самых разных категорий медицинских работников.
постковидный синдром и тревожно-депрессивные расстройства
Термин "long COVID" был впервые использован E. Perego в социальных сетях для обозначения персистирования симптомов через несколько недель или месяцев после первоначального заражения COVID-19 [40]. Пациенты, которых еще называют «дальнобойщики» [41], после заражения SARS-CoV-2 длительно ощущают самые разнообразные симптомы, значительно нарушающие их функциональную активность. «Длительный COVID» - это термин, используемый для описания наличия клинических симптомов независимо от серологического статуса [42]. Его еще называют пост-COVID-синдромом. Он может быть непрерывным, рецидивирующим или ремиттирующим по своему течению. Это может быть сохранение одного или нескольких симптомов после острого COVID-19 или появление новых симптомов. Большинство людей с пост-COVID-синдромом имеют отрицательный результат ПЦР. В зависимости от продолжительности симптомов длительный COVID можно разделить на две стадии: после острого периода инфекции, когда симптомы продолжаются более 3 недель, но менее 12 недель, и хронического COVID, когда симптомы продолжаются более 12 недель [42]. Таким образом, среди людей, инфицированных SARS-CoV-2, наличие одного или нескольких
симптомов или появление новых симптомов после ожидаемого периода клинического выздоровления определяются как «пост-COVID-синдром» или «длительный COVID».
Временные рамки персистирования проявлений пост-COVID-синдрома весьма размыты, и клинические наблюдения за этими пациентами охватывают различные периоды времени. Согласно данным А. Carfi и соавт., среди выписанных из стационара пациентов с COVID-19 87% испытывали по крайней мере один персистирующий симптом через 60 дней наблюдения [43]. Из них у 32% было два симптома, а у 55% - три или более. Лихорадки или признаков острых заболеваний у этих пациентов не наблюдалось. Наиболее частыми симптомами были усталость (53,1%), одышка (43,4%), боль в суставах (27,3%) и боль в груди (21,7%). Пациенты также часто сообщали о наличии проблем с психическим здоровьем: повышенной тревожности, снижения настроения и качества жизни в целом. Представленность постковидных симптомов выше у пациентов, проходивших стационарное лечение (87%), по сравнению с амбулаторными пациентами (35%) [43]. Доля пациентов, которые не смогли вернуться на работу после выздоровления, составляет около 35% [44], что чаще наблюдается у пациентов старшего возраста, а также среди лиц с сопутствующими заболеваниями. Ожирение (индекс массы тела > 30) и наличие психических расстройств (тревожное расстройство, депрессия, ПТСР, обсес-сивно-компульсивное расстройство) ассоциированы с более чем двукратным повышением вероятности того, что они не вернутся на работу через 14-21 день после выздоровления [44]. Одним из наиболее частых симптомов является астения, которую отмечают более 50% пациентов, причем корреляции между ее выраженностью, тяжестью COVID-19 и уровнем воспалительных маркеров не выявляется [45]. Значительно чаще жалобы на астению присутствуют у лиц женского пола и при наличии тревоги и депрессии. У этих пациентов также часто отмечаются множественные жалобы: головная боль, тремор, проблемы с вниманием и концентрацией, когнитивное притупление («brain fog»), нарушения сна [45].
Глобальный анализ неврологических и психиатрических последствий COVID-19 в рамках ретроспективного когортного анализа сети электронных медицинских карт TriNetX более 81 млн пациентов в течение 6 месяцев показал, что среди 236 379 пациентов с диагнозом COVID-19 частота неврологических или психиатрических диагнозов составила 33,62%, из них в 12,84% случаев диагноз был установлен впервые [46]. Тревожное расстройство было у 17,39% пациентов, причем у 7,11% оно было выявлено впервые, а диагноз депрессии имели 13,66% пациентов и впервые диагностировано депрессивное расстройство у 4,22% пациентов. Это исследование большой выборки пациентов продемонстри-
поведенческая неврология / выпуск № 2, 2021
ровало длительный после перенесенной инфекции COVID-19 повышенный риск развития психических расстройств, прежде всего тревоги и депрессии, причем не зависящий от тяжести инфекционного заболевания [46].
Ведение пациентов с постковидными тревожными и депрессивными расстройствами
В сегодняшних условиях беспрецедентного кризиса, связанного с психическим здоровьем населения, выработка стратегий преодоления стрессо-генных последствий COVID-19 является приоритетной. Рекомендации по стилю жизни и применение эффективных методов психологической коррекции приобретают особую важность как для лиц с перенесенной инфекцией COVID-19, так и для широкого круга населения. Стратегии, направленные на коррекцию повышенной тревожности, должны включать физическую активность, поддержание режима сна и бодрствования, медитативные практики и здоровую диету [47]. Психологическое консультирование и поддержка в этих условиях приобретают особую важность. Психологи и врачи должны работать вместе, чтобы поддерживать пациентов с COVID-19 с длительным персистированием клинических симптомов тревоги и депрессии. Исходя из опыта ведения пациентов в разных условиях, существующие психологические и поведенческие инструменты - когнитивно-поведенческая терапия, терапия Mindfulness, групповая психотерапия -являются многообещающими эффективными методами лечения различных аспектов длительного пост-COVID-синдрома.
Несмотря на отсутствие разработанных рекомендаций по психофармакологическому лечению пациентов с эмоционально-аффективными расстройствами в период пандемии COVID-19, существуют некоторые данные, демонстрирующие ее целесообразность и эффективность, в том числе у пациентов с COVID-19. Так, в ретроспективном мультицентро-вом исследовании во Франции оценивался прогноз течения коронавирусной инфекции в зависимости от применения антидепрессантов у 7230 госпитализированных пациентов, среди них 345 пациентам назначали антидепрессанты в первые 48 часов госпитализации [48]. У категории пациентов, принимавших антидепрессанты из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС) и селективных ингибиторов обратного захвата серотонина и норадреналина (СИОЗН) - флуоксетин, эсцитало-прам, пароксетин, венлафаксин, продемонстрирован достоверно меньший риск неблагоприятных исходов инфекции. Можно рассматривать несколько потенциальных механизмов, связанных с этими эффектами: ингибирование сфингомиелиназы, возможное предотвращение инфицирования эпителиальных клеток SARS-CoV-2, а также предотвращение цитокинового
М&швнИИБй
поведенческая неврология / выпуск № 2, 2021
шторма за счет свойств агонизма к рецепторам S1R у некоторых антидепрессантов [48].
Роль цитокинового шторма в патогенезе пневмонии, вызванной COVID-19, хорошо известна [49]. Связь между интерлейкинами и депрессией все еще является предметом исследования, но уже доказана связь между интерлейкином-6 и депрессивными расстройствами. Этот эффект показан в отношении антидепрессантов, обладающих свойством модулировать sigma-1-рецепторы (флувоксамин) [50], а также зарегистрирован лучший прогноз у госпитализированных пациентов с COVID-19 в случае их лечения антидепрессантами с низким аффинитетом к sigma-1-рецепторам (флуоксетин, пароксетин, эсци-талопрам, венлафаксин и миртазапин) [48, 51]. L. Fei и соавт. провели наблюдательное исследование во время первой волны пандемии SARS-CoV-2 в Италии в течение трех месяцев [52] и оценили клинические особенности и различия между уровнями интерлей-кина-6 в крови у стационарных пациентов, получавших и не получавших СИОЗС и/или СИОЗСН. Исследование показало, что частота тяжелого острого респираторного дистресс-синдрома была значительно ниже в подгруппе пациентов, получавших лечение антидепрессантами (20,6 против 43,2%, p < 0,02), что коррелировало с различиями в динамике уровней ин-терлейкина-6 [52].
Венлафаксин является первым антидепрессантом III поколения СИОЗСН, которые за счет двойного действия оказывают больший эффект и имеют более широкий спектр клинического действия, чем селективные препараты, но обладают сопоставимым по эффекту и более высоким по сравнению с трицикличе-скими антидепрессантами уровнем безопасности [53]. Широкий спектр терапевтических эффектов венла-факсина определяется нейрохимической активностью в отношении серотонинергических, норадренерги-ческих и дофаминергических систем в разных дозах препарата - от 75 до 375 мг.
Новая пролонгированная форма венлафакси-на - Велаксин® в капсулах пролонгированного действия фирмы EGIS имеет улучшенную по сравнению с обычным, не пролонгированным, венлафаксином переносимость, меньшее количество побочных эффектов на пике концентрации в крови, меньший риск развития синдрома отмены при случайном пропуске приема, более высокое удобство применения и более выраженный эффект [54]. Это обеспечивает большую приверженность больных длительной терапии препаратом [54]. Клиническая эффективность и переносимость препарата Велаксин оценивались у 30 больных с умеренной и тяжелой депрессией [55]. Авторы показали, что Велаксин® обладает отчетливым тимоаналептическим действием и имеет сбалансированный характер действия на симптоматику тревоги и заторможенности, с умеренным седативным
эффектом в первую неделю терапии, а также влиянием
на широкий круг коморбидных депрессии тревожных нарушений [55].
Учитывая высокую представленность тревожного спектра расстройств среди пациентов в период пандемии COVID-19 [34], отмечен закономерно возросший спрос на анксиолитики как среди лиц, перенесших инфекцию, так и среди населения в целом [51, 56]. Поэтому поиск быстрых и эффективных способов лечения этих пациентов приобретает особую важность. J.I. Pattnaik и соавт. наблюдали несколько пациентов с различной манифестацией COVID-19 и изучали у этой категории больных эффекты тофизопама, отслеживая седативный эффект, а также влияние на дыхание и артериальное давление [57]. Авторы показали, что тофизопам оказывает анксиолитическое действие при тревоге и депрессии без появления побочных эффектов седативного и миорелаксирующего характера, обладает антиамнестическими свойствами. Авторы пришли к выводу, что уникальные фармакокине-тические и фармакодинамические свойства тофи-зопама могут играть терапевтическую роль в коррекции нейропсихологических симптомов после COVID-19 [57].
Тофизопам, 2,3-бензодиазепин (2,3-БДЭ), обладая общими с классическими 1,4-бензодиазепинами химическими свойствами, при этом не взаимодействует с классическим бензодиазепиновым сайтом связывания рецептора гамма-аминомасляной кислоты [58]. Отсутствие явного седативного, гипотензивного действия, влияния на респираторные функции могло бы обеспечить дополнительное преимущество этого препарата у пациентов после перенесенного COVID-19. Тофизопам не снижает подобно классическим бензо-диазепинам умственную работоспособность, а скорее обладает когнитивно-стимулирующей активностью [58]. Антиамнестические эффекты тофизопама связывают с выявляемыми данными о его способности улучшать процессы синаптогенеза и нейрогенеза в структурах гиппокампа, о влиянии на глиальную пластичность, что было продемонстрировано в экспериментальных исследованиях на животных [59]. Кроме того, сообщалось, что тофизопам обладает антидепрессивными свойствами, возможно, благодаря общему механизму, аналогичному СИОЗСН, посредством ингибирования фосфодиэстеразы (ФДЭ) [59]. Ингибирующее действие тофизопама на ФДЭ имеет потенциальные терапевтические преимущества в виде улучшения когнитивных функций, снижения тревожности и психостимулирующего эффекта без ухудшения внимания [59].
В отечественном исследовании изучались психические, соматические и когнитивные аспекты тревожных расстройств после перенесенной коронавирусной инфекции и возможности их лечения тофизопамом (Грандаксин®) по 150 мг/сут [60]. В исследовании приняли участие 30 пациентов, пе-
ренесших новую коронавирусную инфекцию, у которых спустя 4 недели выявлялись признаки тревожного расстройства (средний балл по шкале тревоги Гамильтона (HAM-A) составил 31,72 ± 2,24). При завершении терапии препаратом Грандаксин® у всех больных отмечалось снижение уровня тревоги: в результате терапии средний балл по HAM-A составил 12,68 ± 2,04. Кроме того, по окончании курса лечения пациенты отмечали повышение умственной работоспособности, улучшение памяти и внимания, то есть уменьшение выраженности когнитивных расстройств, ассоциированных с тревогой [60].
Заключение
В период пандемии COVID-19 нарушения тревожно-депрессивного спектра, расстройства сна, вегетативные нарушения, астенический синдром часто выявляются как у пациентов после перенесенной ко-ронавирусной инфекции, так и в популяции в целом. Клинико-эпидемиологические исследования показывают значительный рост распространенности психической патологии, прежде всего депрессии и тревоги, по мере распространения пандемии COVID-19 [2]. Учитывая высокое бремя тревожно-депрессивных расстройств у разных категорий лиц, особенно среди пациентов, перенесших COVID-19, а также устойчивую тенденцию к росту потребления психотропных средств в этот период [56], поиск эффективных и безопасных средств для их коррекции обусловливает актуальность этой проблемы для клинической практики.
Литература
1. Pfefferbaum B., North C.S. Mental health and the Cov-id-19 pandemic // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 383. № 6. P. 510-512.
Hossain M.M., Tasnim S., Sultana A. et al. Epidemiology of mental health problems in COVID-19: a review [version 1; peer review: 2 approved] // F1000Res. 2020. Vol. 9. P. 636.
United Nations: COVID-19 and the need for action on mental health. 2020 (accessed May 25, 2020). Holmes E.A., O'Connor R.C., Perry V.H. et al. Multidisci-plinary research priorities for the COVID-19 pandemic: a call for action for mental health science // Lancet Psychiatry. 2020. Vol. 7. № 6. P. 547-560. Nicola M., Alsafi Z., Sohrabi C. et al. The socio-economic implications of the coronavirus and COVID-19 pandemic: a review // Int. J. Surg. 2020. Vol. 78. P. 185-193. Beaglehole B., Mulder R.T., Frampton C.M. et al. Psychological distress and psychiatric disorder after natural disasters: systematic review and metaanalysis // Br. J. Psychiatry. 2018. Vol. 213. № 6. P. 716. Hossain M.M., Sultana A., Purohit N. Mental health outcomes of quarantine and isolation for infection prevention: a systematic umbrella review of the global evidence // Epidemiol. Health. 2020. Vol. 42. P. e2020038.
2.
4.
ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ НЕВРОЛОГИЯ / Выпуск № 2, 2021
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
Brooks S.K., Webster R.K., Smith L.E. et al. The psychological impact of quarantine and how to reduce it: rapid review of the evidence // Lancet. 2020. Vol. 395. № 10227. P. 912-920.
Zhou S.J., Zhang L.G., Wang L.L. et al. Prevalence and so-cio-demographic correlates of psychological health problems in Chinese adolescents during the outbreak of COVID-19 // Eur. Child Adolesc. Psychiatry. 2020. Vol. 29. № 6. P. 749-758.
Guo Q., Zheng Y., Shi J. et al. Immediate psychological distress in quarantined patients with COVID-19 and its association with peripheral inflammation: a mixed-method study // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 88. P. 17-27. Hossain M.M., Khan N., Sultana A. et al. Prevalence of co-morbid psychiatric disorders among people with autism spectrum disorder: an umbrella review of systematic reviews and meta-analyses // Psychiatry. Res. 2020. Vol. 287. P. 112922.
Sultana A., Sharma R., Hossain M. et al. Burnout among healthcare providers during COVID-19 pandemic: challenges and evidence-based interventions // Indian J. Med. Ethics. 2020. Vol. 5. № 4. P. 1-6.
Pappa S., Ntella V., Giannakas T. et al. Prevalence of depression, anxiety, and insomnia among healthcare workers during the COVID-19 pandemic: a systematic review and meta-analysis // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 88. P. 901-907. Chirico F., Nucera G., Magnavita N. COVID-19: protecting healthcare workers is a priority // Infect. Control. Hosp. Epidemiol. 2020. Vol. 41. № 9. P. 1117. Lakhan R., Agrawal A., Sharma M. Prevalence of depression, anxiety, and stress during COVID-19 pandemic // J. Neurosci. Rural. Pract. 2020. Vol. 11. № 4. P. 519-525. Lei L., HuangX., ZhangS. et al. Comparison ofprevalence and associated factors of anxiety and depression among people affected by versus people unaffected by quarantine during the COVID-19 epidemic in southwestern China // Med. Sci. Monit. 2020. Vol. 26. P. e924609. Liang L., Ren H., Cao R. et al. The effect of COVID-19 on youth mental health // Psychiatr. Q. 2020. Vol. 91. № 3. P. 841-852.
Wang C., Pan R., Wan X. et al. A longitudinal study on the mental health of general population during the COVID-19 epidemic in China // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 87. P. 40-48.
Ozdin S., Ozdin §.B. Levels and predictors of anxiety, depression and health anxiety during COVID-19 pandemic in Turkish society: the importance of gender // Int. J. Soc. Psychiatry. 2020. Vol. 66. № 5. P. 504-511. Roy D., Tripathy S., Kar S.K. et al. Study of knowledge, attitude, anxiety & perceived mental healthcare need in Indian population during COVID-19 pandemic // Asian J. Psychiatr. 2020. Vol. 51. P. 102083. Tang W., Hu T., Hu B. et al. Prevalence and correlates of PTSD and depressive symptoms one month after the outbreak of the COVID-19 epidemic in a sample of home-quarantined Chinese university students // J. Affect. Disord. 2020. Vol. 274. P. 1-7.
ht
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
M
Huang Y., Zhao N. Generalized anxiety disorder, depressive symptoms and sleep quality during COVID-19 outbreak in China: a web-based cross-sectional survey // Psychiatry Res. 2020. Vol. 288. P. 112954. Li S., Wang Y., Xue J. et al. The impact of COVID-19 epidemic declaration on psychological consequences: a study on active Weibo users // Int. J. Environ. Res. Public Health. 2020. Vol. 17. № 6. P. 2032. Ni M.Y., Yang L., Leung C.M.C. et al. Mental health, risk factors, and social media use during the COVID-19 epidemic and cordon sanitaire among the community and health professionals in Wuhan, China: cross-sectional survey // JMIR Ment. Heal. 2020. Vol. 7. № 5. P. e19009.
Hossain M.M., Tasnim S, Sultana A. et al. COVID-19 and suicide of an army soldier in India: perspectives on psychosocial epidemiology of suicidal behavior // SocArXiv. 2020.
Rogers J.P., Chesney E., Oliver D. et al. Psychiatric and neu-ropsychiatric presentations associated with severe corona-virus infections : a systematic review and meta-analysis with comparison to the COVID-19 pandemic // Lancet Psychiatry. 2020. Vol. 7. № 7. P. 611-627. Hao F., Tan W., Jiang L. et al. Do psychiatric patients experience more psychiatric symptoms during COVID-19 pandemic and lockdown? A case-control study with service and research implications for immunopsychiatry // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 87. P. 100-106. Bo H.X., Li W., Yang Y. et al. Posttraumatic stress symptoms and attitude toward crisis mental health services among clinically stable patients with COVID-19 in China // Psychol. Med. 2020. Vol. 51. № 6. P. 10521053.
Wu K., Wei X. Analysis of psychological and sleep status and exercise rehabilitation of front-line clinical staff in the fight against COVID-19 in China // Med. Sci. Monit. Basic Res. 2020. Vol. 26. P. e924085. Cao J., Wei J., Zhu H. et al. A study of basic needs and psychological wellbeing of medical workers in the fever clinic of a tertiary general hospital in Beijing during the COVID-19 outbreak // Psychother. Psychosom. 2020. Vol. 89. № 4. P. 252-254.
Wu Y., Wang J., Luo C. A comparison of burnout frequency among oncology physicians and nurses working on the frontline and usual wards during the COVID-19 epidemic in Wuhan, China // J. Pain Symptom. Manage. 2020. Vol. 60. № 1. P. e60-e65.
Lu W., Wang H., Lin Y., Li L. Psychological status of medical workforce during the COVID-19 pandemic: a cross-sectional study // Psychiatry Res. 2020. Vol. 288. P. 112936.
Jin Y.-H., Huang Q., Wang Y.-Y. et al. Perceived infection transmission routes, infection control practices, psychosocial changes, and management of COVID-19 infected healthcare workers in a tertiary acute care hospital in Wuhan: a cross-sectional survey // Mil. Med. Res.
2020. Vol. 7. № 1. P. 24.
nOBEflEHHECKAfl HEBPOTIOmfl / BbinycK № 2, 2021
1»
34. Zhu J., Sun L., Zhang L. et al. Prevalence and influencing factors of anxiety and depression symptoms in the firstline medical staff fighting against COVID-19 in Gansu // Front. Psychiatry. 2020. Vol. 11. P. 386.
35. Li X., Yu H., Bian G. et al. Prevalence, risk factors, and clinical correlates of insomnia in volunteer and at home medical staff during the COVID-19 // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 87. P. 140-141.
36. Li G., Miao J., Wang H. et al. Psychological impact on women health workers involved in COVID-19 outbreak in Wuhan: a cross-sectional study // J. Neurol. Neuro-surg. Psychiatry. 2020. Vol. 91. № 8. P. 895-897.
37. Kang L., Ma S., Chen M. et al. Impact on mental health and perceptions of psychological care among medical and nursing staff in Wuhan during the 2019 novel coro-navirus disease outbreak: a cross-sectional study // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 87. P. 11-17.
38. Chew N.W.S., Lee G.K.H., Tan B.Y.Q. et al. A multinational, multicentre study on the psychological outcomes and associated physical symptoms amongst healthcare workers during COVID-19 outbreak // Brain Behav. Immun. 2020. Vol. 88. P. 559-565.
39. Холмогорова А.Б., Петриков С.С., Суроегина А.Е. и др. Профессиональное выгорание и его факторы у медицинских работников, участвующих в оказании помощи больным COVID-19 на разных этапах пандемии // Журнал им. Н.В. Склифосовского «Неотложная медицинская помощь». 2020. Т. 9. № 3. С. 321-337.
40. Perego E. Twitter 20 May. 2020. https://twitter.com/elisa-perego78/status/ 1263172084055838721?sW20.
41. Edwards E. COVID-19 "long-haulers" report nearly 100 symptoms for more than 100 days. NBC News; 2020 [cited 2020 Jul 31]. https://www.nbcnews.com/health/ health-news/covid-19-long-haulers-report-nearly-100-symptoms-more-100-n1235217.
42. Geddes L. Why strange and debilitating coronavirus symptoms can last for months // New Sci. 2020. 24 June.
43. Carfi A., BernabeiR., Landi F. Persistent symptoms in patients after acute COVID-19 // JAMA. 2020. Vol. 324. № 6. P. 603-605.
44. Tenforde M.W., Kim S.S., Lindsell C.J. et al. Symptom duration and risk factors for delayed return to usual health among outpatients with COVID-19 in a multistate health care systems network - United States, March - June 2020 // MMWR Morb. Mortal Wkly Rep. 2020. Vol. 69. № 30. P. 993-998.
45. Townsend L., Dyer A.H., Jones K. et al. Persistent fatigue following SARS-CoV-2 infection is common and independent of severity of initial infection // PloS One. 2020. Vol. 15. № 11. P. e0240784.
46. Taquet M., Geddes J.R., Husain M. et al. 6-month neurological and psychiatric outcomes in 236 379 survivors of COV-ID-19: a retrospective cohort study using electronic health records // Lancet Psychiatry. 2021. Vol. 8. № 5. P. 416-427.
47. Del Rio C., Malani P.N. COVID-19-new insights on a rapidly changing epidemic // JAMA. 2020. Vol. 323. № 14. P. 1339-1340.
49.
50.
51.
52.
53.
54.
48. Hoertel N., Sánchez-Rico M., Vernet R. et al. Association between antidepressant use and reduced risk of intubation or death in hospitalized patients with COVID-19: results from an observational study // Mol. Psychiatry. 2021. Online ahead of print.
Liu J.J., Wei Y.B., Strawbridge R. et al. Peripheral cytokine levels and response to antidepressant treatment in depression: a systematic review and meta-analysis // Mol. Psychiatry. 2020. Vol. 25. № 2. P. 339-350. Gordon D.E., JangG.M., Bouhaddou M. et al. A SARS-CoV-2 protein interaction map reveals targets for drug repur-posing // Nature. 2020. Vol. 583. № 7816. P. 459-468. Diez-Quevedo C., Iglesias-González M., Giralt-López M. et al. Mental disorders, psychopharmacological treatments, and mortality in 2150 COVID-19 Spanish inpatients // Acta Psychiatr. Scand. 2021. Vol. 143. № 6. P. 526-534.
Fei L., Santarelli G., D'Anna G. et al. Can SSRI/SNRI antidepressants decrease the 'cytokine storm' in the course of COVID-19 pneumonia? // Panminerva Med. 2021. Jul 9.
Van den Broek W.W., Mulder P.G., van Os E. et al. Efficacy of venlafaxine compared with tricyclic antidepressants in depressive disorder: a meta-analysis // J. Psychophar-macol. 2009. Vol. 23. № 6. P. 708-713. Беккер Р.А., Быков Ю.В. Велаксин® в капсулах: представление новоИ пролонгированноИ формы и обзор новеИших данных об эффективности и безопасности // Психиатрия и психофармакотерапия. 2018. Т. 20. № 1. С. 36-43.
Мосолов С.Н., Костюкова Е.Г., Городничев А.В. и др. Клиническая эффективность и переносимость препарата венлафаксин (Велаксин) при лечении умеренноИ и тяжелоИ депрессии // Современная терапия психических расстроИств. 2007. № 3. C. 58-63.
Sánchez Díaz M., Martín-Calvo M.L., Mateos-Campos R. Trends in the use of anxiolytics in Castile and Leon, Spain, between 2015-2020: evaluating the impact of COVID-19 // Int. J. Environ. Res. Public Health. 2021. Vol. 18. № 11. P. 5944.
Pattnaik J.I., Deepthi R.A., Dua S. et al. Role of tofiso-pam in post-COVID neuro-psychiatric sequelae: a case series // Indian J. Psychol. Med. 2021. Vol. 43. № 2. P. 174-176.
Srivastava S., Bhatia M.S., Gupta K., Rajdev K. Current update on evidence-based literature of tofisopam // Delhi Psychiatry. J. 2014. Vol. 17. P. 154-159. Ügel U.I., Can O.D., Ozkay Ü.D. et al. Antiamnesic effects of tofisopam against scopolamine-induced cognitive impairments in rats // Pharmacol. Biochem. Behav. 2020. Vol. 190. P. 172858.
Александрова Е.А., Паршина Е.В., Бородачева И.В. и др. Возможности дневных анксиолитиков в коррекции остаточных неврологических проявлениИ COVID-19 // МедицинскиИ совет. 2021. № 12. P. 208-217.
SEáSI и
поведенческая неврология / выпуск № 2, 2021
55.
56.
57.
58.
59.
60.
