CC BY
22
I. РЕГИОНАЛИЗМ, ФЕДЕРАЛИЗМ, ПРОСТРАНСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ: ВОПРОСЫ ПОЛИТИЧЕСКОМ ТЕОРИИ И МЕТОДОЛОГИИ
А.В. ДАХИН
ТРАНЗИТ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ НА РУБЕЖЕ 2008 г.: ОСОБЕННОСТИ ПОЛИТИЧЕСКОГО УПРАВЛЕНИЯ (МЕТОДОЛОГИЯ АНАЛИЗА)*
Современная российская система власти находится в состоянии транзита, а потому по множеству своих особенностей не вписывается в хрестоматийные теоретические конструкции, такие, как «демократия», «авторитаризм», «постсоветский уклад», «развивающаяся страна», и др.
В настоящей статье предпринимается попытка сформулировать теоретико-методологические положения, которые позволяют исследователю замечать и анализировать существенные особенности строения и функционирования институтов государственной власти и структур политического управления современной России. Автор статьи при этом исходит из концепта неономенклатурной структуры влияния, которая определяет характерные особенности строения системы политического управления в современной России, особенности возникающих рисков, инфраструктуры социального доверия в отношениях «институт государства - гражданское общество». Представлены видение федеральной модели политического управления и типология его региональных проекций. Предлагаемый теоретико-методологический подход позволяет оцени-
*
Статья подготовлена в рамках проекта, поддержанного РГНФ, № 08-03-
14065г.
вать и прогнозировать риски, которые могут быть характерны для этой модели в ситуации повышения глобальной социально-экономической нестабильности.
«Анатомические» особенности политического управления (развитие неономенклатурного концепта)
Система власти в России с 1985 г. находится в процессе перехода от модели, в рамках которой «народ» и «власть» составляли единый и единственный «одноклеточный» политический организм (советское «народ и партия едины»), к модели, которая предполагает выделение института государства в качестве самостоятельного политического актора, находящегося в системе политических отношений с институтами гражданского общества1. Разделение и взаимное конституирование долей участия института государства и гражданского общества в политических делах страны находятся в активной фазе: институт государства осознает и «утверждает для-себя», для гражданского общества и для бизнеса» сферу своей компетенции, а гражданское общество и бизнес пытаются осознать и утвердиться в сфере своих компетенций как для себя, так и в отношениях с институтом государства. В этой ситуации вопрос о взаимной открытости и взаимной связи института государства и институтов гражданского общества является одним из ключевых с точки зрения дееспособности страны в конкурентной системе международных отношений. С некоторой долей условности можно утверждать, что если будут работать механизмы сложения ресурсов (человеческих, организационных, финансовых) института государства и ресурсов гражданского общества и бизнеса, то страна будет устойчиво развивающимся социально-экономическим организмом; если же будут работать механизмы взаимного обособления/отчуждения и взаимного исключения, то Россия будет балансировать на грани разнообразных кризисов.
Стройность схематической логики нарушает то обстоятельство, что транзит субъектной природы российской власти, совершающей кульбит феноменологической редукции (вынесение «за
1 Дахин А.В. Система государственной власти в России: Феноменологический транзит // Полис. - М., 2006. - № 3. - С. 29-41.
скобки» признанной реальности всего того, чему субъект не доверяет), конституирующей свое интенциональное пространство, порождает структуры влияния (протоинституциональные образования) поверх и сквозь конституционные конструкции института государства. В основе тенденции - создание неономенклатурной структуры власти, обеспечивающей необходимый для внутренней безопасности консенсус между ключевыми группами политического влияния на федеральном уровне. Сложность устройства федеральной власти в том, что носители ее влияния - не институты государства как таковые, а неономенклатурная структура (новый «правящий класс»), конфигурация социально-функционального тела (пространства) которого не совпадает с конфигурацией функциональных пространств институтов государственной власти и которая имеет доступ ко всем «отсекам» государственного корабля. Отсюда - условности в разграничении реальных полномочий между федеральными должностными лицами, прежде всего между Президентом РФ и Председателем правительства РФ; отсюда условные знаки и условность видения национальных интересов, процедур принятия федеральных решений и их лоббирования со стороны различных групп влияния внутри неономенклатурной структуры.
В классическом советском смысле номенклатура - «это перечень должностей, кандидатуры на которые в обязательном порядке назначались соответствующими партийными комитетами. Номенклатура включала в себя не только перечень должностей, но и список лиц, из которых подбирались кандидатуры на ту или иную должность»1. Этот подход к организации системы власти, включая процесс рекрутирования2, просматривается в строении действующей федеральной власти с тем, однако, отличием, что институцио-
1 Пашин В. П. Политический клиентизм кадровой политики властных структур: история и современность // Власть и элиты современной России / Под ред. Дука А.В. - СПб.: Социолог. об-во им. М.М. Ковалевского, 2003. - С. 154-162.
2 Орех Е.А. Механизмы становления и осуществления власти // Власть и элиты современной России / Под ред. Дука А.В. - СПб.: Социолог. об-во им. М.М. Ковалевского, 2003. - С. 138-153.
нальная система рекрутирования и формирования кадрового резерва отсутствует1.
Предлагаемый подход делает акцент на структурном, внеин-ституциональном способе организации правящего класса, потому что этот способ связан с особенными ресурсами политического влияния и с определенными рисками. Основные особенности: а) неоперсонализм, т.е. сильная зависимость функционирования и управляемости структуры от персонального состава должностных лиц, ее образующих; б) социальное гипердоверие (лояльность); структура обладает повышенным запасом взаимного доверия между должностными лицами, образующими «ядро» структуры; в) экономия на дебатах, т.е. стремление опираться на некоторое «предустановленное» знание/видение, которым обладает интегрированная в неономенклатурную структуру группа ключевых должностных лиц; г) оперативная гибкость конфигурации отношений должностных лиц, т. е. способность неономенклатурного пула сохранять устойчивые функциональные отношения между ключевыми фигурами при изменении их формального должностного статуса; д) персонали-зация электоральных идеологем, т.е. редукция электоральных рекламных слоганов к именам инкумбентов; е) персонализация системы организационной памяти, т. е. долговременная устойчивость, наследование политического курса в стратегической перспективе связаны с сохранением в ней конкретных личностей.
Перечисленные особенности порождают следующие риски: а) чрезмерное повышение роли отдельных фигур в системе политического управления (выбывание отдельных персон может приводить к существенным колебаниям внутри системы); б) доминирование отношений лояльности над отношениями профессиональной компетентности (сильная диспропорция в сторону лояльности может привести к деквалификации институциональных элементов системы); в) формирование радикального контрдискурса (контрзнания) за пределами неономенклатурной структуры; г) ограниченность внутренних человеческих ресурсов структуры в ситуации угрозы политического «банкротства» (политического кризиса); д) нераз-
1 Крыштановская О. Большой переход: Уйти, чтобы остаться // Ведомости. - М., 2008. - 23 апр., № 74. - Режим доступа: http://www.vedomosti.ru/ newspaper/article.shtml?2008/04/23/146739
витость публичного языка и публичного глоссария для смысловых электоральных, антикризисных коммуникаций с обществом; е) смена возрастных поколений в системе власти.
Конституционная смена Президента РФ в марте 2008 г. и порядок этого политического процесса указывают на присутствие всех названных особенностей в организме федеральной власти. В этот период происходило преобразование организационной памяти системы федеральной власти - преобразование, нацеленное на сохранение функциональной конфигурации отношений внутри неономенклатурной структуры при изменении конституционного должностного статуса ряда ключевых лиц. Основным признаком этого процесса является своеобразная политическая репликация главной «хромосомы» власти - фигуры президента. Во второй половине 2007 - первой половине 2008 г. «ядро» федеральной власти напоминало живую клетку в состоянии «митоза». Преемственность власти осуществлялась за счет политического удвоения фигуры президента, что придает неономенклатурной структуре биполярную конфигурацию. В конце 2007 - начале 2008 г. конфигурация определялась как система «национальный лидер - председатель правительства РФ - президент РФ», где функции национального лидера и Председателя правительства РФ были связаны с личностью В. Путина, а функция Президента РФ - с личностью Д. Медведева. Фазы удвоения «президент - преемники президента», «действующий президент - избранный президент», «президент - экс-президент» сохраняются в качестве ключевого функционального элемента федеральной структуры политического влияния. Если в политических системах Запада «репликация президента» завершается в момент инаугурации избранного президента, то в России инаугурация мая 2008 г. легитимизировала в публичном пространстве именно бинарную конструкцию федеральной власти: «президент - председатель правительства» (Медведев - Путин). Бинар-ность является программным состоянием власти, остановившейся в фазе «митоза».
Это состояние затянувшейся, растянутой во времени репликации позволяет заключить, что к 2008 г. неономенклатурная структура была не готова к практикам регулярной смены персонального состава правящей группы и ее публичного лидера. Правящая группа 2001-2008 гг. с лидером В. Путиным сохраняет свои
ключевые позиции в неономенклатурной структуре, но при этом формируется новая правящая группа с лидером Д. Медведевым. С момента инаугурации президента РФ названные правящие группы действуют на основе сложного консенсуса, который определяется отношениями их публичных лидеров, а также влиянием сил, обеспечивающих безопасность структуры. Состояние системы власти напоминает положение рака в момент линьки (смены хитиновой оболочки), когда он особенно уязвим для внешних угроз. Растянутость репликации неономенклатурной структуры во времени может не влиять на внутреннюю устойчивость системы власти при условии, что социально-экономическая среда страны и международные отношения являются стабильными. Если же социально-экономическая среда приобретает черты турбулентности, то это, скорее всего, может актуализировать внутренние риски нестабильности неономенклатурной структуры. В случае резкого падения социального доверия (в том числе электорального) к действующим публичным лидерам власти риски связаны с тем, что внутри самой структуры и в обществе может не оказаться сил, готовых принять функции политического управления, выступить правопреемниками политического курса и способных восстановить необходимые для стабильности ресурсы доверия общества.
Концентрация ресурсов политического, финансово-экономического, информационного и идеологического влияния, которыми располагает неономенлатурная структура, не может долго сохранять форму «пузыря» на вершине политического олимпа; требуется их расходование, подобно тому, как сердце человека, стягивая на себя всю кровь организма, обеспечивает ее устойчивое, стабильное распределение. Для устойчивого и эффективного расходования федеральных ресурсов влияния необходима разветвленная распределительная инфраструктура: финансовая - для расходования федеральных финансовых ресурсов; административно-политическая -для реализации импульсов административно-политического управления; информационная - для расходования информационных ресурсов. Разветвленная, многоканальная инфраструктура расхода федерального капитала влияния позволяет в случае возникновения «заторов» в одних каналах перенаправлять ресурсы влияния по другим, параллельным. В противном случае есть риск появления ситуации, сходной с дорожными пробками: при кратном росте по-
тока неразвитая инфраструктура не способна сохранять необходимую проводимость. Напротив, проводимость магистрали резко падает по мере роста объема потока, образуются пробки, отправленные ресурсы не доходят до конечного пункта назначения (до конечного получателя). Ставка на «централизацию» и «укрупнение», недооценка роли горизонтальной, низовой инфраструктуры (партийно-политической, гражданской, банковской и т. п.) могут быть источником риска в том смысле, что в кризисной ситуации центральным институтам не достанет должной гибкости, своевременных и точных реакций.
Внешние, международные угрозы, конечно, выступают фактором, повышающим внутреннюю сплоченность новой номенклатуры, так что бинарность внутреннего строения может какое-то время не проявляться. Но в ситуации сложного, многоаспектного и затяжного глобального финансово-экономического кризиса для выработки и реализации адекватных реакций одной сплоченности не достаточно. Необходим профессиональный отбор наиболее адекватных решений. В среде же, где доминирует гипердоверие (лояльность), снижается естественный фон профессионального критического отношения к предлагаемым и принимаемым решениям. Именно это обстоятельство может стать одним из растущих внутренних рисков. Поводы для озабоченности есть. Так, оценивая антикризисные действия российских властей в сфере биржевой торговли, эксперты отмечают, что первые шаги выглядят непрофессионально: точечные, хотя и крупные, покупки акций не приводят к структурному сдвигу рынка вверх1.
Снижению рисков административно-политической деятельности федеральной власти и сферы публичной политики может способствовать развитие публичной, экспертной и профессиональной демократии. Термин «демократия» понимается здесь как форма или состояние взаимной открытости и партнерства института государства и гражданского общества в сфере политических отношений. Речь, другими словами, идет о формах социально-политических партнерств, которые обеспечивают сложение, коопе-
1 Аскер-заде Н. Рынок ощутил государственный интерес // Коммерсантъ -М., 2008. - 18. окт. - Режим доступа: http://www.kommersant.ru/doc.aspx7Docs Ш=1043991
рацию ресурсов власти и ресурсов организаций и сообществ, действующих за пределами неономенклатурной структуры и за пределами института государства. Вопрос состоит в том, строится ли политика только на кадрах, знаниях и умениях номенклатурных, государственных служащих или она опирается и на внешние по отношению к институтам государственной службы ресурсы различных социальных сообществ и институций (соответственно, на «вертикали доверия» и «горизонтали доверия», в терминах К.Ф. За-вершинского)1.
Социально-политические партнерства включают три принципиально значимых уровня: 1) публичный (электоральное партнерство); 2) экспертный (экспертное партнерство); 3) профессиональный (профессиональное партнерство). Первый охватывает отношения института государства с гражданскими, общественно-политическими организациями, партиями и инициативами. Ключевым элементом этих отношений являются СМИ и электоральные (партийные) сети. Второй уровень касается отношений с экспертными сообществами и предполагает совместную разработку проектов, их инженерную подготовку, реализацию и мониторинг. Третий уровень включает в себя отношения власти с профессиональными сообществами, с профессиональными социальными институтами и предполагает практическое взаимодействие с ними в ходе реализации проектов (аутсорсинг и т.п.).
Во всех трех сферах присутствуют проблемные зоны, которые свидетельствуют о существенных ограничениях названных партнерств и, следовательно, о неиспользованных резервах предотвращения социально-политических рисков.
В поле публичного партнерства (публичной демократии) это:
а) доминирование методов одностороннего информационного давления (централизация телевещания и т.п.) над методами понимающего информационного обмена (электронное правительство и т.п.). Состояние публичных настроений (общее знание) оказывается в избыточной зависимости от интенсивности централизованного (внешнего) информационного давления и не обладает доста-
1 Завершинский К.Ф. Доверие в политическом пространстве: Истоки специфики европейских и российских контекстов // Принципы и практика политических исследований. - М., 2002. - С. 39-56.
точными ресурсами самосохранения. Поэтому в ситуации спада интенсивности централизованного сигнала пространство общего знания может быстро распадаться, сегментироваться. Коллапс искусственно поддерживавшегося общего знания может оборачиваться взрывным ростом разнообразия социально-политических установок и взглядов, не обладающих внутренними ресурсами объединения;
б) несоответствие стратификации публичного партийного пространства («Единая Россия», КПРФ, ЛДПР, «Справедливая Россия») политической стратификации неономенклатурного сообщества («экономисты», «юристы», «силовики», «бюрократы»). В этой ситуации смена доминирующих политических партий (и электоральное участие в ней) не приводит к смене доминирующих правящих групп неономенклатурного сообщества и корректировке политического курса, что может снизить доверие во всей системе партийно-политической коммуникации, девальвировать институт политических партий. Развитие этого процесса может исключить партии из числа институтов социальной организации больших масс людей, что повышает риск появления стихийных массовых форм социальной активности.
В поле экспертного партнерства (экспертной демократии) это:
а) доминирование моделей централизованного наставления и централизованного подчинения мнения экспертов над моделью равного участия в формировании общего знания. В результате часть экспертного сообщества, вовлеченная в действующие формы активности, деквалифицируется, превращается в ретранслятора; другая часть отстраняется от взаимодействия с властью, образуя потенциальные очаги будущего недоверия и контрзнания;
б) отсутствие инфраструктуры и технологий для постоянно действующих форм проектного партнерства с экспертными сообществами. В результате может расти общий уровень непрактичности общественно-политического знания: знание, отчужденное от устойчивой взаимосвязи с практикой, становится непрактичным, не подготовленным для практического применения1. Отсутствует полная «линейка» знаний от фундаментального до прикладного
1 Глущенко В.М. Стратегия обеспечения безопасности города Москвы в социально-экономической сфере: Автореф. дисс.....д-ра экон. наук. - М.: РАГС,
2008. - 39 с.
уровня; остается только «абстрактное» теоретизирование академических ученых, с одной стороны, и отделенное от него пропастью, доморощенное теоретизирование практических политиков и администраторов - с другой.
В поле профессионального партнерства (профессиональная демократия) это:
а) слабое использование профессиональных ресурсов общества в повседневной проектной активности властей (отсутствует инфраструктура, слабо развит принцип аутсорсинга и пр.). В результате все большее количество профессиональных задач, требующих решения на уровне институтов государства, концентрируется в зоне ответственности государственных служащих, хотя численность их периодически сокращается, особенно на региональном уровне1. Возникает противоречие между ростом сложных профессиональных задач и недостатком специалистов, состоящих в штате государственной службы, что приводит к снижению эффективности работы структур и институтов власти, а в дальнейшем - к неадекватности действий по отношению к внешним вызовам социально-экономической или социально-политической турбулентности. В итоге - растут риски потери социально-экономической и социально-политической стабильности;
б) устойчивая система эффективной подготовки кадров для структур и институтов государственной службы еще не сложилась. Это сохраняет отставание профессиональной культуры государственных и муниципальных служащих от уровня сложности текущих социально-экономических, социально-политических и управленческих проблем (например, не существует практики повышения квалификации для губернаторов: каждый располагает только тем багажом знаний, который он приобрел на собственном опыте, а потому часто действует не так, как необходимо, а так, как привык). Соответственно, не происходит столь необходимой профессиональной модернизации институтов и структур государства2, не формируются перспективные профессиональные кадровые резервы
1 Концепция и план мероприятий по проведению административной реформы в Российской Федерации в 2006-2008 годах: Распоряжение Правительства РФ от 25 октября 2005 г. - № 1789-р.
2 Ясин Е. Новая эпоха - старые тревоги: экономическая политика. - М., 2004. - 605 с.
государственной службы1. В результате возрастают риски, связанные с потерей преемственности эффективного политического курса.
Растянутая во времени «репликация» федеральной политической власти в сочетании с ограниченными возможностями публичной, экспертной и профессиональной демократии - это достаточно неустойчивое состояние, в среднесрочной перспективе чреватое рядом потенциальных социально-политических «разломов». Для профилактики и сдерживания этих вызовов ресурсов одной только неономенклатурной структуры может быть недостаточно. В ситуации повышенной социально-экономической неустойчивости российского общества 2008 г. возникает запрос на привлечение дополнительных ресурсов сдерживания потенциальных «разломов». И здесь есть два пути: а) оперативное расширение и модернизация каналов публичного, экспертного и профессионального партнерства с обществом - это то, что может активизировать интегративные силы самого общества, или б) расширение полномочий силовых ведомств, обеспечивающих государственную безопасность. Первый путь будет означать хотя и замедленное, но продвижение вперед по пути развития институтов государственно-гражданского партнерства и в конечном счете - по пути продолжения экономического роста. Второй путь, скорее всего, будет вынужденным шагом назад и началом новой реверсной петли в истории России (последняя такая петля была пройдена в 1990-е годы).
Инфраструктура социального доверия
Анализ инфраструктуры воспроизводства, транзита, потребления, в общем, - инфраструктуры обращения социального доверия в отношениях «институт государства - гражданское общество», является одним из ключевых аспектов, позволяющих оценивать риски неустойчивости социальной системы. Поэтому методология анализа российского политического транзита должна включать инструментальный сегмент, опирающийся на концептуальное видение того, как устроены российские системы социально-
1 Дахин А.В. Изменение бывшей Высшей партийной школы КПСС в контексте государственных реформ: Опыт России // Влияние культур на взаимоотношения людей: Конфликт или шанс? - Н. Новгород, 2008. - С. 110-122.
го доверия. Термин «социальное доверие» мы понимаем не в узком смысле, какой сложился на основе популярных «рейтингов доверия» политикам, а в том смысле, который лежит в основе легитимности социально-политических отношений: «"Оказывать доверие", "верить" в этом смысле значит отдавать свое доверие в залог, но с последующим возвратом»1.
В первом приближении можно заключить, что существуют соподчиненные уровни социального доверия, в числе которых:
1) система доверия внутри неономенклатурного сообщества власти;
2) система доверия бизнеса, интегрированного в структуры власти;
3) система доверия бизнеса, не интегрированного в структуры власти; 4) система потребительского доверия; 5) система электорального доверия. На каждом уровне есть свои субъекты (доноры) и объекты (реципиенты) доверия, а также свои потребители ресурса социального доверия. На каждом уровне систему доверия можно оценивать с позиций того, на основе чего доверие существует, - на основе незнания/непонимания (под влиянием того или иного давления) или на основе общего знания/понимания (под влиянием партнерских коммуникаций, взаимной прозрачности).
На первом уровне донорами доверия являются два ключевых публичных лидера - Председатель правительства РФ В. Путин и Президент РФ Д. Медведев, а реципиентами - их группы влияния внутри неономенклатурной структуры. Эта система доверия, скорее всего, не является совершенно однородной, поскольку структура включает в себя конкурирующие формы поведения ключевых групп влияния, но в то же время она достаточно целостна для того, чтобы обеспечивать необходимый уровень федерального консенсуса. Существование этого уровня социального доверия поддерживается, скорее всего, по смешанной схеме: отчасти на основе общего знания ключевых фигур (в том числе причастности к православной культуре) и при наличии некоторых форм давления (примерами его являются, в частности, прямые или косвенные публичные обвинения губернаторов, других номенклатурных фигур в нарушении законов и т. п.).
1 Завершинский К.Ф. Доверие в политическом пространстве: Истоки специфики европейских и российских контекстов // Принципы и практика политических исследований. - М., 2002. - С. 39-56.
На втором уровне происходит своеобразное удвоение основных каналов доверия системы «власть - власть» в пространстве отношений «бизнес - бизнес». Доверительные каналы ключевых доноров власти дублируются доверительными каналами в сфере бизнеса, что обеспечивает влияние государства на бизнес-активность в стратегически значимых секторах деловой активности. Институционально транзит архитектуры социального доверия власти в сферу бизнеса обеспечивается государственными пакетами акций и руководящими позициями представителей государства в советах директоров компаний, институтом госкорпораций и др. Потому в качестве донора здесь выступает структура власти, а в качестве реципиента - бизнес. Поддерживается ресурс доверия также, скорее всего, на смешанной основе, но вероятно, что формы давления играют большую роль. Существующим на этом уровне ресурсом социального доверия эффективно пользуются обе стороны, но структура власти имеет некоторые преимущества.
На третьем уровне (фактически - это уровень регионального бизнеса) сформировалась несколько обособленная от первых двух структура социального доверия, хотя строение ее можно считать аналогичным: здесь персональные (неформализованные) доверительные отношения соревнуются по значимости (иногда доминируют) с институциональными (формализованными) отношениями. Донорами в этом случае являются те, кто обладает большим числом значимых интерперсональных каналов доверительных отношений, а реципиентами - те, кто ведет бизнес в одиночку. Ресурсы доверия поддерживаются преимущественно на основе различных форм давления (демпинг, «административный ресурс» и т.п.). Взаимосвязь этого уровня социального доверия с первыми двумя осуществляется через фигуру губернатора / регионального президента, являющегося низовым элементом неономенклатурной структуры. Поэтому именно губернатор / региональный президент выступает одним из ключевых доноров социального доверия этого уровня, и его манера потребления ресурсов социального доверия этого уровня определяет региональный деловой климат. Неоднородность деловых репутаций акторов, действующих на этом уров-
не, является структурным источником рисков появления всплесков недоверия, вызванных недобросовестной конкуренцией1.
На четвертом уровне, а это уровень региональных потребительских рынков, основными акторами становятся бизнесы (торговые марки, торговые сети и пр.), работающие на рынках предоставления розничных товаров и услуг, и потребители товаров и услуг (в том числе банковских). С предыдущим слоем социального доверия этот связан тонкими, динамичными зависимостями, которые могут порождать неожиданные падения доверия (например, в появлении ажиотажного спроса на товары первой необходимости) или пики роста (сверхдоверие финансовым пирамидам). Ключевых доноров на этом уровне два: а) бизнесы, предоставляющие товары и услуги; б) фигура губернатора, если он стремится публично принять на себя монопольную ответственность за все, что происходит в субъекте Федерации. Реципиентом выступает массовый потребитель, доверие которого поддерживается преимущественно рекламно-информационным давлением и лишь отчасти ростом качества предоставляемых товаров и услуг. Существующим ресурсом доверия в разной мере пользуются все участники, но в ситуации кризисов с большими рисками сталкиваются потребители (риск дефицита товаров и услуг от сокращения объемов поставок и ассортимента, от ухудшения ассортимента, от роста цен, от задержек зарплаты, от недостатка ликвидности в банках и пр.), а также предприниматели-одиночки (демпинг со стороны интегрированных в верхние системы доверия бизнесов, дефицит кредитных ресурсов банков и пр.). От ресурсов доверия этого уровня зависит то, в какой мере массовый потребитель будет пользоваться (т.е. поддерживать их своим покупками) низовыми экономическими институтами (например, хранить деньги в банке), или он будет стремиться получать товары и услуги в обход их (например, хранить деньги дома), прибегнет к услугам «черного рынка», оставляя официальные институции без потребительского финансирования. Кроме того, доверие массового потребителя конвертируется в ресурс системы доверия пятого уровня - в электоральные ресурсы доверия.
1 Иванова Е. В банковском сообществе началась подковерная возня // Деловой Петербург. - СПб., 2008. - 9 окт.
Пятый уровень социального доверия устроен таким образом, что его акторами являются и ключевые публичные фигуры неономенклатурной структуры власти (как федеральные, так и региональные), и публично значимые фигуры бизнеса (как федерального, так и регионального), и широкие слои населения (массовый потребитель), которые выступают в качестве избирателей. Тем не менее здесь формируется отдельная инфраструктура социального доверия, донорами которого являются публичные фигуры федеральных и региональных политиков и бизнесменов, а реципиентом - электорат. В этой сфере происходят своеобразная сублимация, перелицовка ресурсов доверия других уровней и своеобразное замыкание всей цепочки социального доверия. Замыкание обеспечивается институтом выборов - форматом отношений названных акторов, в рамках которых на один день (день голосования) электорат становится донором, а все остальные акторы системы - реципиентами доверия. В этой рамке необходимый уровень социального доверия электората поддерживается преимущественно инструментами давления (информационное давление, «административный ресурс» и пр.).
В целом данная методология позволяет формулировать гипотезы об основных формах социального доверия, о его доминирующей основе и инфраструктуре. Сегодня представляется актуальной гипотеза о том, что доминирующей основой социального доверия в обществе являются различные формы социального давления, применяемые на различных уровнях, в равной мере испытывающих дефицит понимающей доверительности. В ситуации социально-экономической турбулентности такая структура социального доверия может быть источником дополнительных рисков, предотвращение которых требует активного наращивания ресурсов понимающего доверия на всех, но, возможно, прежде всего - на верхних трех уровнях. Представляется, что основным способом решения этой задачи является развитие экспертной и профессиональной демократии в России.
Региональная проекция
В действующей политической системе России губернаторы рассматриваются как доверенные региональные агенты политиче-
ского влияния новой федеральной номенклатуры, как «узлы» концентрации регионального политического влияния и в этом смысле - как инструмент консолидации региональной элиты и мобилизации региональных электоральных ресурсов. Механизм консолидации, обеспечения региональной политической лояльности и партнерства в разных субъектах Федерации строится по-разному. Здесь можно выделить четыре модели (мы не касаемся особых ситуаций в двух столичных регионах - Москве и Санкт-Петербурге).
Первая модель. «Национальные» регионы, такие, как Татарстан, Чечня, Башкортостан и др. Здесь концентрация региональной власти в руках главы субъекта Федерации достигается за счет того, что он является дважды своим в регионе: территориально своим (земляк) и национально своим (в Татарстане - татарин, в Чечне -чеченец, в Башкортостане - башкир). В основе этого типа региональной концентрации власти лежат этнополитические и этнофи-нансовые структуры влияния, которыми - с большей или меньшей помощью федерального центра - обладает региональный лидер и альтернативы которым у федерального центра нет. Так, М. Шаймиев еще в 1990-х годах стал монопольным обладателем такого рода локальных структур влияния. Ситуацию с досрочным выдвижением его кандидатуры для наделения полномочиями главы исполнительной власти Татарстана в 2005 г. он пояснил так: «Если бы я дождался марта 2006 г., то должен был бы пройти процедуру выдвижения альтернативных кандидатур, но это не для меня»; при этом в качестве возможной альтернативной кандидатуры экспертами назывался Р. Нургалиев - министр внутренних дел РФ1. Это значит, что, в понимании экспертов, без М. Шаймиева обеспечивать лояльность региона сможет только «силовик», но не абы какой, а «свой» для Республики Татарстан. В 2008 г., после инаугурации нового Президента РФ М. Шаймиев выступил с инициативой о возвращении порядка всенародного избрания главы исполнительной власти субъектов Федерации. Это значит, что доминирующая региональная элита Татарстана имеет больше шансов завоевать доверие своего выдвиженца в электоральном формате, чем добиться его доверительной поддержки от федеральной номенклатуры. В Чечне регио-
1 Барахова А. Доверительное упреждение // Коммерсантъ-Власть. - М., 2005. - № 11. - С. 20.
нальные этнополитические и этнофинансовые структуры влияния формировались в 2000-е годы при участии федерального центра непосредственно под фигуру А. Кадырова. Завершился же этот процесс в 2006-2007 гг., когда Чечню покинули председатель регионального правительства С. Абрамов1 и второй президент Чечни А. Алханов2, а семья Кадыровых в лице Р. Кадырова стала доминирующей региональной политико-экономической и силовой структу-рой3. Наконец, в 2008 г. был убит один из потенциальных конкурентов Р. Кадырова за пост президента республики - Р. Ямадаев4.
Ни в том, ни в другом регионе федеральный центр не имеет надежных альтернативных каналов достижения региональной лояльности. Особенность модели состоит в том, что федеральный центр доверяет, потому что не имеет альтернативы. Иначе говоря, ценой альтернативы может быть политическая война, но «оплачивать» эту цену федеральный центр не готов. Названный механизм обеспечивает достаточно устойчивую преемственность курса региональной власти, которая опирается, прежде всего, на дважды свои структуры политического наследования, элементами которых являются этнополитические династические и земляческие сети. Соблюдение преемственности федерального политического курса в этой ситуации осложняется безальтернативной определенностью фигуры регионального лидера.
Вторая модель. Аграрно-индустриальные русскоговорящие регионы, т.е. те, в которых основная масса населения - русские, а экономика не связана со стратегическими отраслями. Концентрация региональной власти в руках главы исполнительной власти субъекта Федерации достигается за счет того, что глава является не своим в регионе: эта модель реализована в Калининградской, Ни-
1 Барахова А., Мурадов М. Подобру, по здоровью // Коммерсантъ. - М., 2005. - 1 марта. - Режим доступа: http://www.kommersant.ru
2 Аллу Алханов назначен заместителем министра юстиции // Коммерсантъ. -М., 2007. - 15 февр. - Режим доступа: http://wwwkommersant.ru/index-news.htmr7eXF news&id=112067&newsrubric=2&page=1]
3 Мурадов М., Алленова О. Рамзан Кадыров ополчился на все стороны света // Коммерсантъ. - М., 2006. - 15 апр. - Режим доступа: http://www.kommersant. ru/doc.htmr?docId=666885
4 Паскье С. Кому выгодна смерть чеченского командира в центре Москвы? -Режим доступа: http://www.inopressa.rU/rexpress/2008/09/26/15:20:56/yamadaev
жегородской, Новгородской и других областях. Преодолевая в большей или меньшей мере конфликты интересов с региональными группами политического влияния, назначенцы-варяги формируют собственную, централизованную структуру влияния, мощь которой опирается на федеральные ресурсы государственного бюджета, доступ к управлению земельными ресурсами региона, а также на финансово-экономические ресурсы своих федеральных лоббистов. Таким образом, концентрация региональной власти достигается за счет ослабления региональной политической инфраструктуры, подавления активности региональных групп политического влияния. Федеральный центр на место одного «варяга» в любой момент может поставить другого. Иными словами, в этой модели центр доверяет губернатору, потому что имеет альтернативу, и не одну.
Этот механизм может обеспечивать преемственность лояльности по отношению к федеральному политическому курсу. Собственная политическая «наследственность» региона ослабляется, преемственность определяется «долгожительством» губернатора, со сменой которого существенно меняются формы и цели проектной активности в регионе.
Третья модель. Регионы, на территории которых находятся предприятия стратегических промышленных корпораций (добыча нефти, газа, драгоценных металлов и алмазов, шахты, машиностроение и пр.). Здесь губернатором становится фигура, своя для соответствующей промышленной корпорации: в регионе, где есть предприятия «Газпрома», - своя для «Газпрома», предприятия «Рособоронэкспорта» - своя для «Рособоронэкспорта» и т.д. Такой губернатор также преодолевает конфликты интересов групп влияния, представляющих другие, региональные отрасли экономики, и укрепляет свое влияние тем, что сдерживает диверсификацию региональной экономики. Концентрация региональной власти осуществляется как за счет подавления/подчинения активности региональных групп политического влияния, так и за счет сдерживания разнообразия экономической активности в регионе. Такому губернатору федеральный центр доверяет потому, что так же, как и в предыдущем случае, может заменить его. Публичная региональная политическая преемственность приобретает выраженные черты корпоративной преемственности, которая, в свою очередь, достаточно жестко подчинена федеральному политическому курсу.
Четвертая модель. Она представляет собой сложную смесь первых трех. Разнообразие факторов и групп влияния становится основой либо регионального социального партнерства, либо непрерывных конфликтов интересов и войны «всех против всех». В первом случае федеральная власть может поддерживать партнерскую политику губернатора, если на уровне федеральной номенклатуры нет лоббистов в пользу одного из региональных акторов. Во втором случае федеральная власть предпочитает «приводить» ситуацию к одной из первых трех моделей.
Заключение
Предлагаемый теоретико-методологический подход позволяет переходить в дальнейшем к анализу взаимосвязи особенностей моделей политического управления и строения политических элит с особенностями проектной активности власти, объединяя в этой аналитической рамке такие типы проектной деятельности, как: а) федеральные структурные реформы в политической и экономической сферах (например, административная реформа); б) федеральные приоритетные национальные проекты и федеральные целевые программы; в) федеральные отраслевые проекты (сферы активности госкорпораций); г) федерально-региональные проекты развития отдельных территорий, связанные со значимыми календарными датами/событиями (например, тысячелетие Казани, олимпиада «Сочи - 2014» и т.п.); д) региональные проекты федеральных промышленно-финансовых групп (например, «башня Газпрома» в Санкт-Петербурге и т.п.); е) точечные глобалистские проекты региональных властей (например, «Globe town» в Нижегородской области, ЦБК в Ярославской области и др.); ж) региональные проекты системной модернизации инфраструктуры населенных пунктов; з) региональные проекты точечной застройки отдельных территорий. Названная взаимосвязь является одним из ключевых объектов аналитического интереса, поскольку позволит качественно оценивать эффективность как системы федеральной власти, так и различных региональных моделей политического управления в отношении конечных результатов территориального развития, преемственности стратегий развития и доминирующих форм успешной и неуспешной проектной активности.
