CC BY
52
А. А. Клестов
Санкт-Петербург [email protected]
TRANSLATIO STUDIORUM: «НИКОМАХОВА ЭТИКА» В УНИВЕРСИТЕТСКИХ КОММЕНТАРЯХ (1200-1274 гг.)
В статье рассматривается «передача знаний» (translatio studiorum), при этом вводится материал по ранней истории Средних веков, истории университетского аристотелизма XII-XIII вв. и современного состояния исследований. Передача знаний делится на три периода: знания in peregrinationis в Европе, передача Аристотеля (translatio Aristotelis) в XII-XIII вв., и Аристотель на латинском языке в истории Запада (Aristoteles Latinus) в качестве сущностного признака современной европейской цивилизации. Кроме того, представляется работа Фомы Аквинского над комментированием «Никомаховой этики».
Ключевые слова: translatio studiorum, знание in peregrinationis, translatio Aristotelis, Aristoteles Latinus, Фома Аквинский, Никомахо-ва этика, европейская цивилизация, Амабль Журден.
Alexander A. Klestov
St. Petersburg
TRANSLATIO STUDIORUM: "NICOMACHEAN ETHICS" IN THE EARLY UNIVERSITY COMMENTARIES (1200-1274)
The article considers the transmission of knowledge (translatio studiorum) and intro-duces the materials on the early history of the Middle Ages, the history of University Aristotelianism of XII-XIII centuries and current state of researches. The transmission of knowledge is divided into three periods: the knowledge in peregrinationis in XII-XIII centuries; transmission of Aristotle (translatio Aristotelis) in the XII-XIII centuries and Aristotle in Latin (Aristoteles Latinus) in the West Europe as an essential feature of modern European civilization. Besides, it shows the work of Thomas Aquinas on commentary of "Nicomachean Ethics".
Keywords: translatio studiorum, knowledge in peregrinationis, translatio Aristotelis, Aristoteles Latinus, Thomas Aquinas, Nicomachean Ethics, Amable Jourdain.
В своем движении Средние века сохраняли наследие Античности не в виде пассивного материала, но то был невероятный bricolage в преобразованиях и хранении равновесия между тоской по прошлому, отчаянием и надеждой.
Умберто Эко1
1 Цит. по: Foz, Clara. Le traducteur, l'Eglise et Le Roi (Espagne, XII-e et XIII-e sie-
Введение: translatio studiorum
Translatio studiorum (translatio studii) — перенесение, передача или перевод знаний из одного круга личной или общественной деятельности или одной структуры ценностных ориентаций в другую — можно считать важнейшей чертой европейской средневековой цивилизации. Когда, например, император Византии Юстиниан в 529 году закрывает Афинскую школу, где, кажется, в последний раз процвела передача древнегреческой философии, и этот факт следует считать символом и пограничной линией, разделяющей языческую культуру Античности и христианскую культуру Средневековья. Наиболее интенсивная передача знаний простирается на рубеже от Августина, Флавия Кассиодора Сенатора и его monasterium Vivariensis, переводов аристотелевского «Органона» Боэцием до Бенедикта Нурсийского и Римской школы при папском дворе Григория Великого.
Однако следует сказать, что речь идет о периоде translatio studiorum XII—XIII веков, т. е. речь идет о переводческой и просветительской деятельности в Толедо в Испании, в Палермо на Сицилии, в Монпелье на юге Франции, в Париже, в Риме, начиная с Сильвестра II (Герберта Орильяка) до времени великих доминиканцев Альберта Великого и Фомы Аквинского. То, что присутствует в нашем определении translatio studiorum, так это стремление избежать прямых линейных причинно-следственных зависимостей в передаче знаний, поскольку в реальности, что касается исторических протяженно-стей, то все весьма опосредовано. Наблюдается некая поверхность, исторический ландшафт, который не всегда можно объяснить. Мы стремимся подчеркнуть нелинейную перспективу, перерыв и новые сцепления событий Средневековья по методу Тейяра де Шардена или, как писал Ричард Лемей, «что на самом деле присутствует в историческом эпизоде передачи арабского знания латинянам в Испании XII века, так это, как нам кажется, остановка, конец биологической фазы и приобщение к плану умственного развития, в котором [бывшее тогда] знание составляет один из множества ландшафтов. Между античным знанием и тогдашним европейским знанием присутствовал своего рода длительный перерыв, даже отчуждение — со времени св. Августина и до первого Крестового похода на латинском Западе наличествует исключительное преобладание личного и общественного идеала, который побуждал к внеземному «гражданству на небесах» ... что ставило практически в бездействующее положение людей, находящихся в относительной связи с реальным космосом. Христианский миф об Искуплении ориентирует это основное положение к концепциям, где природа присутствует
cle). Ottawa: Presses de l'Université d'Ottawa/Artois Presses Université, 2014. P. 105.
всегда с другой стороны, поскольку она — падшая. Это было чистое положение внутри себя для знания природы, относительно античного знания и культурного мира высокого Средневековья, который был тогда представлен исламской культурой. Контакт с исламом, который стал результатом первых крупных успехов Реконкисты, положил конец этому состоянию изоляции латинской мысли Запада внутри себя».2 Это суждение верно относительно IV—XII веков западноевропейской истории. Следует, правда, пояснить термин «внутри себя». Действительно, для архиепископа Майнца Рабана Мавра история в ее методологическом выражении не есть набор только внешних событий по подобранному основанию, но некая божественная olkovo^lœ, как говорили греческие Отцы, dispensatio, как переводили это слово латинские, или «божественное хозяйство», если сказать по-русски. Методы ее познания были направлены к выявлению духовного содержания этого божественного хозяйства как лучшего пути к жизни во Спасение. Отсюда происходило и столь масштабное использование аллегорического метода для познания мира. Да, средневековый мыслитель переходит от натуралистической теологии Отцов к высшему схоластическому познанию, данному в Библии. Природа, становясь частью книжности, является абсолютно внутренним фактом — «внутри себя» по отношению к цели Спасения, но никак не потому, что она «падшая», т. е. худшая тварь, чем человек. Она есть столь же совершенное Божье творение.
Перемещение знания in peregrinationis Мы различаем в перенесении знания несколько этапов, «каче-ствований», следуя терминологии Л. П. Карсавина. На первом этапе знание осуществляется в виде интеллектуально-практической протяженности, свободно перемещаясь по ойкумене в передаче традиционных представлений и ценностей. Знание пребывает in peregrinatio. Этап этот складывается с Августина и Исидора до XII века. Лучшими выразителями такого положения вещей выступают Исидор Севиль-ский, Гуго Сент-Викторский и его ученик Оттон Фрейзингенский, которые и фиксируют содержание этого этапа. «Философия делится на три вида, — писал Исидор, — естественную, какую греки называют физикой и в которой исследуются объекты природы; мораль, которую греки называют этикой, которая относится к поступкам; и третий вид, рациональная, которую они называют логикой, в которой разбираются причины или истины вещей».3 В средневековой тради-
2 Lemay Richard. Dans l'Espagne du XII -e siècle, les traductions de l'arabe au latin // Annales. Economies, Sociétés, Civilisations. 18-e année, n. 4, 1963. P. 640-641.
3 Isidore. Etymologiae. Lib. II, cap. XXIV, 3-5 // Migne. Patrologia Latina. T. LXXXII. P. 141.
ции это определение обычно возводят к Платону. Гуго стремится на уровне известных наук и практических навыков довести translatio studiorum до известного и оправданного начала: «Халдеи обучали началам астрологии в соответствии с природным зарождением тел. Однако Иосиф утверждает, что Авраам был первым, кто обучал египтян астрологии... Египет является матерью искусств, которые перешли затем в Грецию, а потом в Италию».4 Важно отметить при этом, что translatio studiorum у викторинца осуществляется усилиями всех героев и народов древности, в том числе и нехристианских, ушедших безвозвратно, но от них остались искусства и науки для будущих поколений, которые послужат для восстановления человека в Боге. В таком понимании передача знаний выступает аналогией передачи империи (translatio imperii) или идеи миграции государства от древнего к новому Риму. Последняя была стержнем идеологических устремлений в Каролингскую эпоху. И если обратиться, например, к Оттону Фрейзингейскому и его «Истории двух Градов», то после рассказа о падении Римской империи мы обнаруживаем у него следующие слова: «Нужно ли еще удивляться непостоянству человеческой власти, если сама мудрость смертных оказывается подверженной изменениям. Заметьте, что всякая человеческая власть, — подчеркивает Оттон, — и все человеческие науки начинают свой бег на Востоке, а завершают на Западе». Далее, он повторяет Гуго, «Мудрость пребывала сначала в Вавилоне, у халдеев, затем в Египте. Мы находим затем, по утверждению Иосифа, что из Египта она перешла (translatum esse) в Грецию. И вот совсем недавно вместе со знаменитыми докторами Беренгарием, Манегольдом из Лаутенба-ха и Ансельмом из Лаона, она перешла к галлам и испанцам, так сказать, на крайний Запад. Очевидно, она перешла к краю течения: мир коснулся своего конца».5 Это "potentiae seu sapientiae ab Oriente ad Occidentem translatio" как идея передачи знаний, по существу, является августинианской идеей, выраженной епископом Гиппона: «Те же, кто зовутся философами, в особенности, платоники, учат иногда истине и положения их иногда бывают согласны с христианской верой, и не только не следует этого бояться, но от них к нам в справедливое пользование следует отдавать». Затем Августин ссылается на Исх. 3:22; 12:35, где говорится, что во время исхода из Египта иудеи по справедливости украли у египтян лучшие предметы. Августин выстраивает аллегорическую параллель, следуя которой христиане должны заимствовать у язычников лучшие и полезные знания, ибо
4 Гуго Сент-Викторский. Дидаскаликон. Об искусстве обучения. Пер. с лат. А. А. Клестова. М. - СПб: Петроглиф, 2016. C. 60.
5 Ottonis Episcopi Frasingensis. Chronica sive Historia de Duobus Civitatibus. Incipit prologus. // Scriptores Rerum Germanicarum. Hannoverae et Lipsiae, 1912. P. 7-9.
«науки языческие (doctrinae omnes Centilium) имеют не только ложные вымыслы и тяжкое бремя ненужного труда, от которого каждый из нас, вышедший из языческого общества и последовавший за Христом, (duce Christo) должен отворачиваться и избегать, но они содержат и благородные учения (liberales disciplinas), годные для пользы истины (usui veritatis aptiores), и некоторые весьма полезные нравственные правила (quadam morum praecepta utilissima)».6 Эта идея удерживается в христианской Европе.
Со времени св. Бонифация и Каролингского Возрождения школьное образование — языческая и христианская составляющие — становится ведущим направлением в европейской культуре. В курсах latinitas изучается Донат, Присциан, Сервиус, Диндим; цитируют Цицерона, Вергилия, Овидия, Горация, по риторике — Квинтилиана. Был популярен Макробий, его «Сатурналии» и «Сон Сципиона». Обращаются к Марциану Капелле, к его «Свадьбе Филологии и Меркурия», где у «последнего из язычников» присутствуют аллегории свободных искусств в виде прекрасных девушек. Но, конечно, ученые чаще обращаются к Августину, Исидору Севильскому и к Боэцию — христианину, переводчику и комментатору Аристотеля. Боэций только и мог называться «Философом», поскольку время господства самого Стагирита еще не наступило. Что касается древнегреческой философии, то она имплицитно присутствует у многих латинян, однако, например, Платон был известен по первой части диалога «Тимей» в переводе неоплатоника Халкидия в VI веке, по диалогу «Федон» и «Менон», как представляется, с X-XI веков. Аристотель популярен через Боэция и Порфирия. В ходу «Органон», «Об истолковании», «О категориях, «Исагоге» Порфирия, все тексты объединяются под общим названием «древняя логика» (logica vetus). Были известны II и III книги «Никомаховой этики».
Рождение translatio Aristotelis в XII веке
Герберт Орильяк (Сильвестр II) со своими арабскими математическими штудиями в X веке выглядел, конечно, одиноким.7 Со второй половины XI века наблюдается усиление контактов с арабским миром в Сицилии, на юге Франции и на Пиренейском полуострове. Происходят существенные социально-политические изменения и, прежде всего, распад Кордовского Халифата и начало испанской Ре-
6 De Doctrina Christiana. Lib. III, c. 60 // Migne. Patrología Latina. T. XXXIV. P. 63; см. также: Кибардин Н. П. Августин, епископ Иппонский, как воспитатель клира. Казань, 1915. С. 22.
7 См.: Gerberti postea Silvestri II papae opera mathematica. Collegit, ad fidem codicum manuscriptorum partim iterum, partim primum edidit, apparatu critico instruxit, commentario auxit, figuris illustravit dr. Nicolaus Bubnov. Berlin, 1899.
конкисты. Taifa постепенно исчезает с карты Испании. Ричард Лемей выделил это время как второй (1120-1160 гг.), но «путанный этап» в передаче арабских знаний латинянам.8 Действительно, с этого времени наблюдается новый поворот в движении translatio studiorum. Знание из состояния peregrinatio и случайных интеллектуальных связей переходит и локализуется по времени и месту в translatio — перевод, передачу из одного текста в другой, с одного языка на другой с целью обретения нового знания; и это то, что мы понимаем, как переводческую деятельность. Подчеркнем, что появляется систематическая интеллектуальная деятельность, какой еще не было в Европе, — переводческая деятельность. Что это значит? За арабским знанием по медицине можно было не ходить в паломничество на Восток, но, например, в Толедо, получить в переводах на латинский язык все необходимые латинянам сведения. Доступным и близким становится «другое» знание, что, несомненно, является революционным событием, кардинально изменившим положение дел в Западной Европе. Правда, переводчик еще не выступал как таковой, как обладающий профессией, это не более чем член церкви или придворный (в XII в.), или магистр вроде Альберта Великого и Фомы Аквинского (в XIII в.). Однако мы говорим об осознании предмета деятельности и цели, как в случае с переводом Корана на латинский язык по заказу аббата Петра Досточтимого, сделанного дьяконом Робертом Ретиненсом (Честером), Германном Далмасцем и Платоном из Тиволи в Испании. И еще скажем, что те, кто занимались в XII веке переводами на Иберийском полуострове, в большинстве не были выходцами из Испании, но являлись либо итальянцами, либо англичанами, либо иудеями, либо моррисками (тем самым, можно утверждать, что переводческая деятельность носила международный характер), однако языком перевода была латынь.9 Кроме того, следует сказать о технике перевода. Создавались своего рода «тандемы» из участников: один участник был арабизирован, другой — латинизирован, а общение по поводу предмета перевода, вероятнее всего, шло на местном наречии (vernaculum). Это была древнейшая форма, восходящая еще к св. Иерониму. Можно проиллюстрировать такое сотрудничество на примере Иоанна Севильского и Доминика Гундиссалинуса, детали работы которых помещены в послании к трактату «О душе» Авиценны, опубликованном Шарлем Журденом в 1848 году. Трактат переведен Иоанном Севильским и Домиником Гундиссалинусом около 1140 года. Содержание деталей работы мы даем по варианту Клары Фос: «Теперь книга, которую я перевожу с арабского языка по вашему указанию слово в слово на народную
8
См.: Lemay, Richard. Op. cit. P. 647-648.
9 Ср.: Foz, Clara. Op. cit. P. 56.
речь, архидиакон Доминик переводит на латинский язык... знайте, что содержание соответствует автору книги».10
На этом этапе переводится литература, в основном соответствующая вкусам заказчиков из Церкви или светской власти, выделяются такие имена, как Абрахам Га-Нази (латинское имя «Савасорда»), среди множетсва его переводов находим Quadripartitum Птолемея, Абрахам Езра, из его работ выделяются астрономические таблицы Fundamenta tabulorum, Аделард из Бата, он дал версию «Элементов» Эвклида и перевел астрономические таблицы Аль-Хорезми, Даниэль де Марлей, который перевел Almagest, Доминик Гундиссалинус, он перевел аль-Фараби и Авиценну, наконец, Герард из Кремоны, ему приписывают огромное количество переводов, в том числе и Аристотеля.
Если мы посмотрим на судьбу переводных произведений Аристотеля в конце XII — начале XIII веков, то заметим, что они начинают выделяться из общей массы ученой литературы в связи с периодом школьного возрождения. И только в XIII веке в контексте рождения университетского знания становится известной в переводах большая часть его трудов. Были заново открыты переводы Боэция по логике, считавшиеся потерянными («Первая аналитика», «Топика», «О софистических опровержениях»). Эти тексты вместе с переводом «Второй аналитики» Яковом из Венеции (1125-1150 гг.) теперь называются Lógica nova. Имеется в распоряжении compendium: Libri naturalis, куда входят части «Физики», «О душе», «О небе» и «Метафизики».
Наконец, подчеркнем, что translatio Aristotelis, развиваясь в XII веке в виде внутренней части translatio scientiae, с появлением университетов обретает вид полноводного течения. Доказательство дает известный труд Амабля Журдена.
Амабль Журден и его «Критическое исследование»
Речь идет о французском ученом-востоковеде, историке и филологе Амабле Луи Мария Брешилье Журдене (1788-1818 гг.) и его «Критическом исследовании о времени и происхождении латинских переводов Аристотеля, греческих и арабских комментариях, использованных докторами-схоластами», где впервые описывается передача произведений Аристотеля в качесте одного из признаков изменений в социальной и интеллектуальной сферах эпохи.11 В общем виде речь идет о времени, когда закладывались новые
10 Ibid. P. 87.
11
См.: Клестов А. А. Критический труд о времени и происхождении латинских переводов Аристотеля, греческих и арабских комментариев, использованных учеными-схоластами, выполненный Амаблем Журденом в 18141819 гг. в Париже // Проблемы современной экономики. 2016, № 4 (60). С. 240-249.
социальные и религиозные представления о путях европейской цивилизации на основе сцепления новых конструкций мысли, эксплицированных в трудах мыслителей различных эпох и регионов Средиземноморья, о разных языковых культурах, соединенных в единое целое в переводе, и об интеллектуальной протяженности translatio Aristotelis в XII —XIII веках в качестве важнейшего признака интеллектуальной культуры Западной Европы. «Репутация, какой пользовался Аристотель как логик, — писал ученый в Предисловии к «Критическому исследованию», — придавала такую широту его авторитету, что на него смотрели, как на непогрешимого учителя во всех сферах знания ... в течение небольшого периода времени его произведения, переведенные с греческого или с арабского языков, распространяются по школам Запада; после прочтения и комментирования они становятся единственным предметом, достойным размышления».12
Итак, еще Шарль Журден, переиздавая в 1843 г. труд своего отца, выделил три главных положения, вокруг которых группируется все множество фактов, наблюдений и суждений: 1) произведения Аристотеля по логике («Органон») были известны на Западе до XII века; 2) произведения, составляющие другие части философии, были переведены на латинский язык, начиная с XIII века; 3) среди переводов одни были сделаны с греческих оригиналов, другие — с арабских переводов.
Остановимся на этих суждениях. Выделяются три периода средневекового аристотелизма: от Расселина до Альберта Великого; от Альберта до Дуранда де Сент-Пурсена и от последнего до Реформации. А. Журден обращает внимание на специфику христианского подхода к аристотелевским произведениям, которая базируется на трактатах по логике, этике, физике и метафизике. Например, Гильом Оксерский цитирует «Этику»; Гильом Овернский обнаруживает знание почти всех произведений Стагирита. «Гильом часто цитирует «Метафизику, «Физику». «О душе», — читаем мы в «Критическом исследовании», — «О сне и бодрствовании», «О животных», «О небе и мире», «О метеорологии» и, наконец, «Этику»». Журден также отмечает, что Гильом Овернский знал небольшой трактат «О возникновении и уничтожении».13
В XIII веке Стагирит, что называется, был открыт в переводах, несмотря на интердикты Святого престола в 1209 и 1215 гг. В булле Magna Carta 1231 г. папа Григорий IX уже смягчает тон и говорит о том, чтобы в университете «критически рассмотрели и очистили «Мета-
12 Amable, Jourdain. Recherches critiques sur l'âge et l'origine des traductions latines d'Aristote et sur des commentaires grecs ou arabes employés par les docteurs scolastiques. Paris, MDCCCXLIII. P. 3.
13 Jourdain A. Op. cit. P. 30-31.
физику» и «Физику» от заблуждений», и чтобы изучали их на факультете искусств (по сути, философском). Но наиболее известные доктора теологии — Александр Гэльский, Роберт Гроссетест, Генрих Гентский, Альберт Великий, Фома Аквинский и их многочисленные ученики — принялись встраивать «Философа» в христианское миросозерцание. Translatio Aristotelis входит в число необходимых источников образовательных программ университета и полный перевод его произведений становится чрезвычайно востребованным на интеллектуальном рынке Европы. Одним из первых среди латинян, кто берется за изучение и перевод всего наследия Аристотеля, был Альберт Великий. Corpus aristotelicum св. Альберта состоял, по Жур-дену, из «De Physico auditu («О физике»), De Coelo et Mundo («О небе и мире»), De natura locorum («О природе»), De Proprietatibus elemen-torum («Об элементах»), De Generatione et Corruptione («О возникновении и уничтожении»), Meteora («О метеорологии»), Mineralium («О минералах»), De Anima («О душе»), De Nutrimento («О питании»), De Sensu et Sensato («О чувстве и чувственном»), De Memoria et Re-miniscentia («О памяти и воспоминании»), De Intellectu et Intellegibili («О разуме и разумном»), De Somno et Vigilia («О сне и бодрствовании»), De Juventute et Senectute («О юности и старости»), De Inspira-tione et Respiratione («О дыхании и испарении»), De Motu animalium («О движении души»), De Plantis («О растениях»), De Animalibus («О душах»), Metaphysicae («Метафизика»), De Natura et Origine animae («О природе и происхождении души»), De Causis et Processu univer-sitatis («О причинах и всеобщем движении»), De Principiis motus («О началах движения»), Eticorum («Этика»), Politicorum («Политика»)».14 Альберт следует за Аристотелем по числу книг и плану пересказа, его translatio Aristotelis есть именно свободное переложение с буквальным толкованием терминов с греческого источника, либо с арабской версии перевода.
Его ученик св. Фома знал и комментировал эти же произведения. Но нужно обратить внимание на специфику работы с текстом этого мыслителя. Все-таки магистр теологии Фома Аквинский был в Ордене доминиканцев definitor, т. е. тем, кто давал определения или формулировал соборные решения, отсюда, его особенное отношение к тексту и к стилистике речи, несомненно, отразившееся на его трудах. Аквинат стремился отыскать и использовать греческий источник везде, где это возможно, он заказывает новый перевод или пользуется сравнительным методом в интерпретации текстов. Как замечает А. Журден, «В «Житии» Гульельмо Токко, какое тот оставил о великом Докторе, говорится: «Он [Фома] пишет по философии природы, моральной философии и метафизике и заботится о том, чтобы был сделан новый перевод [nova translatio] этих книг,
14 Ibid. P. 32-34.
«Нuкомаxова этика» в истории европейской мысли который бы прояснил истинное содержание высказываний Аристо-
теля».15
Амабль Журден выделяет переводы с греческого на латинский язык в особую группу, а первым переводчиком Аристотеля с греческого языка называет Якова из Венеции: «В «Хронике» Роберта де Ториньи определенно говорится таким образом, что под 1128 год Яков, клирик из Венеции, перевел с греческого на латинский язык некоторые книги Аристотеля и комментировал их, т. е. Topica («Топику»), Priora et Posteriora Analitica («Первую и Вторую Аналитику») и De Sophisticis Elenchis («О софистических опровержениях»), древний перевод которых имеется».16
Не вдаваясь в переводческую деятельность Аделарда из Бата, свидетельства Фомы де Кантинпре или Генриха Брабантца, Роджера Бэкона и Генриха Козбьена, мы, прежде всего, обращаем внимание у Журдена на фигуру францисканца Роберта Гроссетеста, доктора теологии и Канцлера в Оксфорде, епископа Линкольна. Этот магистр сделал полный перевод с греческого языка «Этики» Аристотеля. Германн Германец, будучи сам переводчиком этого произведения, в прологе к глоссам Аль-Фараби на «Риторику» Аристотеля высказывается так: «Благочестивый отец, магистр Роберт, епископ из Линкольна, исходя из первого источника, т. е. греческого [текста], ту самую книгу [«Этику»] полностью перевел и присоединил греческий комментарий».17 «Никомахова этика» присутствует в виде следующих переводов: Vetus — аноним [книга II-III], XII век; Nova — аноним [книга I и фрагменты книги II-X], начало XIII века; перевод Роберта Гроссетеста, 1246-1247; аноним [воможно, Гильом из Мёрбеке], 1250-1260; «Эвдемова Этика» — аноним [VII, 14 присоединена к Magna moralia, II, 8 под названием Liber de bona fortuna], XIII век).18 Конечно, имя доминиканца, епископа Коринфа, папского лекаря и библиофила Гильома из Мёрбеке не может оставаться незамеченным. Журден пишет, что ему принадлежит честь дать «полную версию произведений» Аристотеля: «Гильом из Брабанта, из ордена проповедников, перевел все книги Аристотеля с греческого на латинский язык слово в слово, чей перевод до сегодняшнего дня используется в школах по просьбе господина Фомы Аквинского».19 Переводы произведений Аристотеля с арабского языка в этом движении передачи знаний безусловно доминируют на Иберийском полуострове. В XIII веке арабский аристотелизм находился в расцвете
15 Ibid. P. 40.
16 Ibid. P. 58.
17 Ibid. P. 59-60.
18 Ibid. P. 59, 179-180.
19 Ibid. P. 67.
и был перенесен туда вместе с естественнонаучным, собственно философским и всяким оккультным знанием. Выше мы называли имена выдающихся переводчиков, работавших с арабскими тестами. Жур-ден не упускает случая указать на то, что мнение об этом испанском переводческом «прорыве» восходит к Иоганну Тритемию.20
Безусловным открытием Амабля Журдена следует считать самую идею translatio studiorum в ее конкретном средневековом явлении в качестве translatio Aristotelis.21 Вкратце проиллюстрируем. Со времени Карла Великого переводы (versiones) Аристотеля были распространены по бенедиктинским монастырям, магистры школ, разумеется, преподавали логику по «Органону». Об этом известно, по крайней мере, через Алкуина, Ланфранка и Ансельма Кентербе-рийского. С усилением значения в обществе образования и увеличением числа школ возрастает и роль логического знания, а «если принять во внимание школы Парижа, — утверждает Журден, — и их ведущих магистров Росцелина, Гильберта [Порретанского], Абеляра и Гильома из Шампо, то это схоластическое движение породило даже секты реалистов и номиналистов».22 В то же время в Испании, крайней области западной ойкумены, «академии знания, где человек, изучавший науки и не чуждый таких связей, обретет [новые знания], как от плодородной почвы», и это, никто иной, как упомянутый выше, «Бернард епископ Толедо, призвавший многих докторов из Франции и принесший первые плоды славы церкви Испании». В такой красочной форме А. Журден говорит об истоках толедской «школы переводов» Аристотеля с арабского и еврейского на латинский язык. Итак, в начале XIII века (с 1216 года), когда «орден св. Доминика [Орден проповедников] умножится во всех частях христианского мира, установится множество связей между Западом и Востоком. В Париже же тогда утверждалась главная школа [университет], где каждый кандидат получает степень».23 Но нужно напомнить, что translatio Aristotelis до середины XIII века включает в себя и весь путь внутри Малой Азии. Древнегреческая философская культура никогда не умирала на территории Византии, а затем продолжилась в Арабском халифате, особенно в областях Сирии (Анти-охии), в несторианских и коптских монастырях. Аристотель служил интеллектуальным оружием для не православных верующих при защите понимания их христианской веры от ортодоксии Константинополя. Арабские переводы (или переложения) трудов Аристотеля,
20 Ibid. P. 79.
21 Этой теме Журден посвящает небольшую заключительную шестую главу «О передаче знания в Средние века и о связях между различными школами». См.: Jourdain A. Op. cit. P. 200-207.
22 Ibid. P. 204.
23 Ibid. P. 205.
появившись в VIII—IX веках в Восточном халифате, только в XI веке, пройдя через страны Магриба, Сицилию и юг Франции, достигают Испании.
Translatio Aristotelis — это новый качественный этап движения знаний. В Средние века он включает в себя огромный материал по арабскому, иудейскому и, собственно, греческому аристотелиз-му (в поздней Византии). Эта тема входит в рамки труда Амабля Журдена, или, вернее, Журден воссоздал уникальную исследовательскую перспективу, показывая, что поверх религиозных, социально-политических, лингвистических и всяких иных барьеров происходит встреча мусульманского, христианского, иудейского и иных миров, поводом которой служит Аристотель. Встреча способствует окультуриванию христианского сообщества, передаче наследия Стагирита и, в целом, развитию наук в Западной Европе. В этом значении translatio studiorum охватывает всю средиземноморскую ойкумену — Испанию, Францию, Англию, Германию, частично Чехию и Венгрию. Аристотель входил как обязательная часть в систему университетского знания и решительно выделялся в программах, хотя он шел в арабо-иудейском сопровождении Ибн Сины, Аверроэса, Маймонида и других мыслителей. И только с XV века translatio Aristotelis завершает свой бег. Леонардо Бруни, Виссарион, Джанноццо Манетти, Иоанн Аргиропулус, Франческо Филельфо делают переводы Аристотеля непосредственно с греческого языка, так что с этого времени произведения Стагирита изучаются в переводах языка оригинала. В контексте наших общих рассуждений уместно было бы отметить портрет переводящего, который нарисовала Мари-Тереза д'Альверни: «Переводчик — сознательный посредник открытия греческого знания в его арабском приложении и прежде всего греческой философии, он — активный участник и даже инициатор «Ренессанса». В предисловиях и посвящениях переводчики обычно подчеркивали, что предложенный текст является работой знаменитого мужа Античности или комментарием, или продолжением такового труда. Желание открыть Платона, Аристотеля, Эвклида, Галена или Птолемея было основным побудительным мотивом, который питал поток переводов с греческого и арабского языков на латинский. «Арабское приложение», каким оно и являлось, часто выглядело как комментарий главного потока предшественников из Греции. Арабские медицинские трактаты были построены на учении Галена. Арабская астрономия и астрология связаны с Птолемеем даже тогда, когда его теоретические суждения ставятся под сомнение».24
24 D'Alverny M-T. Translations and Translators // Renaissance and Renewal in the Twelfth Century. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1982. P. 422.
Особенности подхода Фомы Аквинского
Как известно, Фома впервые познакомился с трудами Аристотеля через Альберта Великого. Его собственный комментарий на «Ни-комахову этику» был написан, возможно, при подготовке «Суммы Теологии» (1265-1273 гг.). Фома комментировал Аристотеля, находясь в Риме при папе Урбане IV. «В то время брат Фома занимался в Риме, — пишет автор «Церковной истории», — и изложил почти всю естественную и моральную философию Аристотеля и составил комментарий, хотя преимущественно на «Этику» и «Метафизику», перелагая необычно и по-новому».25 В итоге, он прокомментировал следующие произведения: «Об истолковании», «Вторую Аналитику», «О физике», три первые книги «О небе и мире», первую книгу «О возникновении и уничтожении», две первые книги «О метеорологии», две последние книги «О душе», «О чувстве и чувственном», «О памяти и воспоминании», «О сне и бдении», двенадцать книг «Метафизики», десять книг «Этики» (Liber Ethicorum) и «Политику».
Фома весьма тщательно комментирует каждое положение Аристотеля. Так, свой «Комметарий на „Никомахову этику"» он начинает с определения, что есть «благо» для человека, и рассматривает мудрость, цель, справедливость, чистоту, разум, понимание, дружбу и т. д.: «Как говорит «Философ» в начале «Метафизики»,26 делом мудрого человека является устроение порядка. Основанием служит то, что мудрость является самым мощным совершенством разума, характерная особенность которого состоит в том, чтобы знать порядок. Даже если чувственные способности [души] познают вещи в общем, тем не менее, знать правильное отношение одной вещи к другой является свойством интеллекта или разума», — утверждает Аквинат.27 Однако у нас нет возможности останавливаться на подробном анализе «Комментария к „Никомаховой этике"», укажем лишь на общий подход Фомы к translatio Aristotelis в рамках движении translatio studiorum. Во-первых, в отличие от Альберта Великого Фома начинает с критики текста перевода, рассматривая, прежде всего, принадлежность того или иного положения собственно Аристотелю, затем устанавливая соответствие перевода подлинному смыслу и значению оригинала.28 Только потом он обращается к те-
25 Tolomeo da Lucca. Historia ecclesiastica. Lib. XXII, cap. XXIV // Цит. по: Lu-quet, G.-H. Aristote et l'Université de Paris pendant de XIII-e siècle. Paris, 1904.
P. 393-394.
26 Met. 982a 18.
27 Commentary on the Nicomachean Ethics by Thomas Aquinas (Book I, Ch. I, Lect. 1). Tr. by C.I. Litzinger. Vols. 2, Chicago: Henry Regnery Company, 1964. URL: http://dhspriory.org/thomas/english/Ethics1.htm#1 (дата обращения
04.07.2017).
28 См.: Jourdain A. Op. cit. P. 355, 393; Luquet G.-H. Op. cit. P. 29-34.
ологическим проблемам, эксплицируемым между Аристотелем и христианским вероучением. Таким образом, новым являлась критика перевода, что представляет собой научную историко-линг-вистическую составляющую вхождения в университетскую среду translatio Aristotelis. Перевод осознается как вид интеллектуальной деятельности. Во-вторых, другой важнейшей особенностью подхода Аквината является приведение текстов Аристотеля в определенный порядок, подразумевающий разделение на рационально организованные части, что указывает на представление Фомы, как и у Ибн Рушда, согласно которому все произведения Стагирита имеют четкий упорядоченный план, даже там, где их композиция не имела ничего внутренне связного.
В итоге, следует признать, что комментаторский труд Фомы Ак-винского является необычайно тонким богословско-философским синтезом translatio studiorum, включающим почти весь translatio Aristotelis, в том числе и комментарий к Liber Ethicorum.
Заключение: от translatio Aristotelis к Aristoteles Latinus
По существу, в университетах Европы Нового времени и Просвещения аристотелизм по-прежнему определяет поле интеллектуальной деятельности. После «Критического исследования» А. Журдена становится очевидной его системообразующая роль.
Исследования по истории аристотелизма в Средние века (translatio Aristotelis в XII-XIII вв. — это лишь частная проблема) активизировались в XIX — начале XX вв., когда работали такие ученые, как Дж. Г. Люке, К. Маркези, М. Грабманн,29 но только с Ч. Г. Гастингса и его «Ренессанса XII века»30 началось настоящее глубокое изучение периода XII-XIII веков в истории Средних веков. Как заметила д'Альверни, «создание истории средневековых переводов Аристотеля находится среди лучших достижений, относящихся к гуманитарным наукам. Работа началась, когда Гастингс написал свой «Ренессанс»».31
Остановимся на событии 1930 года, которое можно назвать поворотным в translatio Aristotelis, когда возникла идея издания латинских средневековых переводов Аристотеля (Aristoteles Latinus). Речь шла о Corpus Philosophorum Medii Aevi. Идея была подхвачена Международным академическим сообществом (Union académique
29 См.: Luquet G.-H. Op. cit.; Marchesi, Concetto. L'Etica Nicomachea nella tradi-zione Latina Medievale (Documenti ed Appunti). Messina, 1904; Grabmann M. Die Geschichte der scholastischen Methode zwei Bände. Freiburg im Breisgau, 1909-1911.
30 Haskins Ch. H. The Renaissance of Twelfth Century. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1928.
31 D'Alverny M.-T. Op. cit. P. 435.
internationale) и Лувенским университетом. Уже после войны в 1946 году Огюстен Монсьен написал о первых организационных шагах: «Реализация проекта Aristoteles Latinus была доверена комиссии из гг. Ж. Бакстера (Университет св. Андрея), покойного Дж. Лакомба (Вашингтон), С. Михальски (Краков), Николау д'Овлера (Барселона) и В. Уссани (Рим). Занятая поначалу общей организацией, комиссия принимается за труд привлечения из различных стран компетентных сотрудников, способных подготовить критическое издание одного или нескольких переводов каждого из произведений Аристотеля, которые предварительно были разделены на десять групп для окончательной публикации в каждом томе».32 Следует отметить предложение Американской Академии, по которому были приняты к рассмотрению арабо-латинские комментарии и введения Аверро-эса и иудейские комментарии и переводы Аристотеля. Концепция совершенствовалась и дополнялась по ходу работы. Но начало было положено инвентаризацией накопленного материала. С этой целью и была создана группа во главе с Дж. Лакомбом. Открытия этого начального периода опубликованы в первом томе Aristoteles Latinus.33 За период с 1930 по 1939 гг. было выявлено 1200 манускриптов, по которым началась подготовительная работа. География манускриптов Aristoteles Latinus простиралась от Лиссабона до Санкт-Петербурга (Ленинграда) и Стокгольма, от Рима до Парижа и Лондона, от Афин, Каира, Багдада, Барселоны до Варшавы и Лувена. Следует прибавить Нью-Йорк, Вашингтон, Бостон и Торонто. Были подготовлены переводы Герарда из Кремоны «О физике» (арабо-латинский текст), Роберта Гроссетеста «О небе и мире», «Никомаховой этики» (перевод с греческого языка); Гильома из Мёрбеке «Метафизики», «О душе», «Физики», «О возникновении и уничтожении» (перевод с греческого или переложение древних версий). Комментарии и переводы Иоанна Филопона, Аммония, Теофраста, Аверроэса, некоторые анонимные переводы Аристотеля.
Итак, в XIII в. translatio Aristotelis, являясь университетской translatio studiorum и важнейшей частью нового вида образования, ввела в Западную Европу огромный материал по арабскому, иудейскому и греческому аристотелизму, другим частям древнегрече-
32 Полный научный отчет об организации и продвижении глобальной работы по теме Aristoteles Latinus в первой половине XX века см.: Mansion Augustin. Le prémice d'l'Aristoteles Latinus // Revue Philosophique de Louvain. 1946, n. 1. P. 104-129 (105) и Mansion Augustin. Les progrès de l'Aristoteles Latinus // Ibid. Troisième serie. T. 54, n. 42, 1956. P. 90-111.
33 Aristoteles Latinus: codices descripsit Georgius Lacombe in societatem ope-ris adsumptis A. Berkenmajer, M. Dulog, Aet. Franceschini. Pars Prior (Union Académique Internationale. Corpus Philosophorum Medii Aevi. Academiarum consorciatarum auspiciis et consilio editum). Roma, 1939.
ской философии.34 В этой связи А. Журден составил «Критическое исследование» как своеобразный opus memorabilis. Однако тема вышла за предложенные рамки. Aristoteles Latinus — это не только новый этап в передаче знаний, по существу, феномен средневекового аристотелизма утвердил интеллектуальное единство средиземноморской цивилизации и ее народов, причем как западной, так и восточной частей. Тем самым, история средневекового аристотелизма еще только пишется, и нам следует ожидать новых и удивительных открытий.
34 В этой связи можно указать на известный отрывок из труда современника Альберта Великого и Фомы Аквинского Винцента из Бове, в котором рассматривается учение о душе и говорится не только об Аверроэсе, Ибн Сине, аль-Газали, но упоминаются Платон, Зенон, Хрисипп, Пифагор, Гиппократ, Плотин, Порфирий, Макробий, Августин, Амвросий Медиоланский, Григорий Великий, Иоанн Дамаскин, Петр Дамиани, Бернард Клервоский, Гуго Сен-Викторский, а Аристотелю посвящен в целом отдельный второй том этого произведения, где разбираются многие его трактаты. См.: Speculum Major Vincentii Burgundi praesulis Bellovalensis. Venetiis, MDXCI. Tomus Primus, Lib. XXIII, Cap. LXVII-LXXXI. P. 291-292.
